Текст книги "Жезл маршала. Василевский"

Автор книги: Александр Золототрубов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 40 страниц)

   – В семь утра Ставка вновь соберётся, и зайдёт речь о вашем назначении, поэтому мне надо знать ваше мнение.

   – Я, товарищ маршал, человек военный, куда прикажут, туда и поеду. Но, если честно, мне бы не хотелось уходить из Генштаба. Привык я к вам.

   – Понял вас, голубчик! – Шапошников долго ещё работал над документами, наконец встал, разогнул спину. – Пора, однако, в Ставку. Вы уточните, как сейчас дела на юго-западном направлении. Что-то тревожно у меня на душе...

Пока Шапошников находился в Кремле, Василевский изучал карты и другие оперативные документы. По всей полосе Юго-Западного и Южного фронтов шли оборонительные бои. 2-я танковая группа немцев совместно с войсками 17-й армии рвалась к коммуникациям, стремилась перерезать их, а затем в районе Умани окружить 6-ю и 12-ю армии и уничтожить их по частям. Однако в голосе маршала Будённого, с которым Василевскому удалось переговорить по ВЧ, не было нот растерянности или паники, он лишь вскользь заметил, что войска «сражаются бесстрашно, хотя у нас почти не осталось танков...». На это Василевский ответил:

   – Я вас понял и доложу своему начальнику. Возможно, мы что-нибудь придумаем...

Из Ставки вернулся Шапошников.

   – Вам, голубчик, Ставка преподнесла сюрприз! – с порога бросил он Василевскому. – Вы назначены начальником Оперативного управления и заместителем начальника Генштаба!

У Василевского от радости защемило сердце. Получить сразу два высоких поста! Нет, такого он никак не ожидал.

   – Теперь на доклад к товарищу Сталину я буду с вами ходить?

   – А кто же меня будет сопровождать? – улыбнулся маршал. – Но и без меня вам придётся частенько докладывать вождю о ситуации на фронтах.

(Позже маршал Василевский отмечал: «С начала августа 1941 года я сопровождал Б. М. Шапошникова ежедневно, а иногда и по нескольку раз в сутки бывал у Верховного Главнокомандующего». – А.3.).

   – Что там на юго-западном направлении? – спросил Шапошников.

   – Плохи дела, Борис Михайлович. Наши войска отступают. Как бы немцы не окружили наши 6-ю и 12-ю армии.

   – Я сейчас переговорю с Будённым, – сказал Шапошников. – Узелок там завязался крепкий...

Катя уже засыпала, когда услышала глухой стук в дверь. Она набросила на себя шёлковый халат и, включив на столике ночник, взглянула на часы – половина третьего ночи.

   – Кто там? – тихо спросила она.

   – Я, Катюша...

   – Ты меня напугал, Саша, – прошептала она, прижавшись к его груди. – Ещё так поздно домой не приходил.

   – У меня новости, Катюша. – Он снял китель, повесил его на спинку стула, перед зеркалом причесал чуб. – Во-первых, к нам в Генштаб вернулся маршал Шапошников, и я этому весьма рад.

   – Что во-вторых? – Катя обожгла его чарующим взглядом.

   – Ты даже не поверишь. – Он присел к столу. – Ставка возложила на меня сразу две должности: я стал начальником Оперативного управления и заместителем начальника Генштаба!

   – Тебе будет тяжело...

   – Ещё бы! – воскликнул он. – Но я справлюсь!

   – Хочешь есть?

   – Я сыт, Катюша. У нас в Генштабе хороший буфет, есть даже горячие сосиски. Я съел сразу две порции...

Пробудился Василевский рано утром от чьего-то прикосновения. Открыл глаза – сын! Он вертел в руках косолапого мишку.

   – Мама, папка проснулся! – крикнул Игорёк.

Пока жена готовила завтрак, он прочёл сыну сказку.

   – Папка, ты обещал сводить меня в цирк, там, говорят, есть рыжая лошадка, которая танцует. Я хочу посмотреть её. – Он так ласково посмотрел отцу в глаза, что у того дрогнуло сердце. К детям, своим ли, чужим, у него была слабость.

   – Постараюсь сходить с тобой в цирк, сынок. Если же буду занят по службе, принесу билеты и ты пойдёшь с мамой.

   – Ура! – воскликнул Игорь и, обхватив отца ручонками, поцеловал его в щёку.

Василевский наносил на оперативную карту линию фронтов. Он так увлёкся, что не сразу услышал стук в дверь.

   – Входите!

Это был дежурный с узла связи Генштаба, худощавый, невысокого роста кареглазый капитан. Он принёс донесение Военного совета Южного фронта и, вручив его Василевскому, сказал:

   – Срочное и секретное. Разрешите идти?..

Шифрограмма была короткой, но тревожной. «Военные действия на Днестре показали, что немецкое население стреляло из окопов и огородов по отходящим нашим войскам, – читал про себя Александр Михайлович, ощущая в душе холодок. – Установлено также, что наступающие фашистско-немецкие войска в немецкой деревне 1 августа 1941 года встречались хлебом-солью. На территории фронта имеется масса населённых пунктов с немецким населением. Просим дать указание местным органам власти о немедленном выселении неблагонадёжных элементов». Документ подписали члены Военного совета Южного фронта Тюленев, Запорожец и Романов.

Василевский огорчённо вздохнул: донесение надо срочно доложить Верховному, а маршал Шапошников уехал к заместителю председателя ГКО Молотову решать ряд неотложных вопросов. Что же делать? «Доложу Сталину сам», – решил Александр Михайлович. На его звонок ответил генерал Поскрёбышев.

   – Александр Николаевич, у меня срочное донесение товарищу Сталину. Он на месте?

   – Завтракает, но вы подъезжайте!..

Сталин прочёл документ и туго свёл брови к переносице.

   – Подлецы! – вырвалось у него. – Бьют наших людей в спину, как это делают предатели. – Он взял ручку и наискосок на листке написал резолюцию: «Товарищу Берия. Надо выселить с треском. И. Cm.». Вернул листок Василевскому: – Отдайте Поскрёбышеву.

Александр Михайлович хотел было взять листок, но Сталин вдруг спохватился:

   – Нет, мы сделаем по-другому. – Он вызвал Поскрёбышева. – Где Берия? Он ещё не пришёл? Разыщите его!

Не успел Поскрёбышев выйти, как в дверях появился нарком внутренних дел. Сталин напустился на него:

   – Сколько тебя ждать, Лаврентий? Садись за стол и прочти. – Сталин отдал ему листок.

Берия прочёл.

   – Я сейчас же отдам приказ, Иосиф. Там мои люди уже работают. Прифронтовую полосу Южного фронта мы очистим от предателей.

   – О том и речь. – Сталин закурил трубку. – Я знаю, что немало лиц немецкой национальности проживает в городе Москве и в Московской области. Как ты, Лаврентий, думаешь решить этот вопрос? Прифронтовая полоса.

   – Большая колония немцев проживает и в Ростовской области, недавно мне об этом говорил маршал Будённый, – подал голос Василевский.

   – Вот-вот, ещё и Ростовская область, – подхватил вождь. – Вот что, Лаврентий, – продолжал Сталин, – подготовь по этому вопросу проект постановления Государственного Комитета Обороны. Надо немедленно выселить всех немцев из столицы и Московской области, а также из Ростовской области. Руководство переселением возложить на НКВД СССР. У вас, надеюсь, эти люди на учёте?

   – Почти все, – подтвердил Берия. – Куда их будем переселять?

   – В Казахскую ССР. Там у нас председатель СНК Казахской Республики товарищ Ундасынов, секретарь КП(б) Казахстана товарищ Скворцов, так? Вот и возложить на них организацию приёма, расселения и хозяйственного устройства переселяемых. Железнодорожный транспорт выделит Каганович, я переговорю с ним. Питание переселенцев в пути в пунктах, которые определят работники НКВД, возложить на Наркомторг Союза ССР. Словом, Лаврентий, всё продумай до мелочей. Не забудь и о медицинском обеспечении. Надо тебе уложиться в две недели. Срок достаточный?

   – Постараюсь успеть в срок, – ответил Берия.

   – Людей для охраны эшелонов и вообще для проведения операции у тебя хватит? Если что, товарищ Василевский вам поможет. Как вы? – Сталин посмотрел на нового заместителя начальника Генштаба.

   – Я решу эту проблему, – ответил Василевский.

   – Хорошо, Александр Михайлович, мы всё подсчитаем, потом, если потребуется, я дам вам знать, – подал голос Берия.

(Государственный Комитет Обороны постановил переселить из Москвы и Московской области 8617 и из Ростовской области 21 400 немцев в Казахскую ССР. Как позже Берия докладывал Сталину, «никаких происшествий в связи с переселением не зарегистрировано, правда, 10 человек скрылись, приняты меры к их розыску». – А.3.).

Вернувшись в Генштаб, Василевский зашёл в кабинет к маршалу Шапошникову и доложил ему о беседе с Верховным. Борис Михайлович похвалил его за то, что сразу же отнёс донесение Сталину.

   – Генерал армии Тюленев уже звонил мне и спрашивал, приняты ли Ставкой меры по его шифрограмме. – Шапошников закурил. – Надо бы ему лучше воевать, а не делать запросы. – Он подошёл к карте. – Меня крайне тревожит юго-западное направление. Давайте вместе подумаем, как помочь маршалу Будённому, а уж потом я доложу Верховному. Да, вам звонил Жуков. Просил перезвонить ему.

   – Он готовит операцию в районе Ельнинского выступа, я полагаю, что у него она получится, – сказал Василевский.

   – Дай-то Бог! – отозвался Шапошников. – Удача Жукова была бы кстати...

Август в Москве выдался жаркий. Солнце нещадно палило, и, хотя над столицей стали реже появляться вражеские самолёты, всё в городе напоминало о грозящей опасности. Василевскому тоже было жарко: Шапошников до предела загрузил его работой, требовал досконально отслеживать ситуацию на фронтах, чтобы в любой момент доложить о ней Верховному. «Сталин не терпит расчёты на глазок, ему нужны точные данные», – предупреждал Шапошников.

   – Сами понимаете, голубчик, что на основе наших докладов Верховный принимает нужные решения. – Маршал сделал паузу. – Я уже не говорю о разработке проектов директив и приказов Ставки. Тут важны не только чёткость формулировок, необходимые расчёты, но и дельные предложения, которые подчас могли бы иметь стратегическое значение. Я, ваш начальник, – продолжал Шапошников, – могу простить вам ошибку, но Верховный вряд ли. Не забыли, как он отчитывал маршала Тимошенко?..

В ту недавнюю ночь наши войска оставили Смоленск. Сталин был в гневе. Он вызвал маршала Тимошенко в Ставку и учинил ему разнос.

   – Вы кто – командующий фронтом или размазня? – гаркнул Верховный. – Ставка не намерена прощать вам такие проколы! Мы спросим с вас по всей строгости, как в своё время спросили с генерала армии Павлова. Сегодня вы сдали врагу Смоленск, а завтра Москву?! – Вождь помахал пальцем перед носом маршала. – Не выйдет, товарищ Тимошенко!

Маршал стоял перед Верховным навытяжку, ощущая, как колотилось в груди сердце. Наконец Хозяин умолк, и Тимошенко заговорил. Он сказал, что фронт не успел создать прочную оборону, войска действовали на широком участке от Индрицы до Речицы; в среднем на каждую дивизию приходилась полоса фронта шириной до тридцати километров, и сражаться в таких невыгодных условиях тяжело. Говорил Тимошенко твёрдо, но нет-нет, да и срывался у него голос.

   – Но главное – войска и вооружение, – подчеркнул Тимошенко. – Их у меня было меньше, чем у немцев. По людям и артиллерии – в два раза, по танкам – в четыре!

   – Считать силы врага вы научились, – упрекнул его Сталин. – А воевать не умеете! Вы же заверяли Ставку, что Смоленск не отдадите, что костьми ляжете, но враг не пройдёт. А что вышло на деле? Грош цена вашему слову, товарищ Тимошенко!..

Потрясённый случившимся, Тимошенко зашёл к начальнику Генштаба Жукову. Вместе с генералом Василевским Георгий Константинович готовил директиву. Не стесняясь, маршал поведал ему о том, какой нагоняй получил в Ставке.

   – Наверное, Верховный снимет меня с Западного фронта, – подытожил он в конце.

   – Никто тебя не снимет, Семён Константинович! – успокоил его Жуков. – Давай лучше подумаем, какими резервами усилить твой фронт. Ну-ка, Александр, – кивнул он Василевскому, – что у нас есть в запасе? Загляни в свой талмуд...

Предчувствие не обмануло маршала Тимошенко. Вскоре Жукова и его Верховный вызвал к себе. За столом сидели члены Политбюро. Сталин, хмурый, стоял посреди комнаты с трубкой в руке. Он даже не поздоровался с пришедшими, а с ходу заявил:

   – Политбюро обсудило деятельность маршала Тимошенко на посту командующего Западным фронтом и решило освободить его от этих обязанностей. Есть предложение на эту должность назначить товарища Жукова. Что скажете? – Он посмотрел в упор на Жукова, потом перевёл взгляд на маршала. Семён Константинович вмиг изменился в лице, растерялся и не знал, что говорить. Выручил Жуков.

   – Я не думаю, товарищ Сталин, что частая смена командующих фронтами пойдёт на пользу общему делу, – сдержанно произнёс он. – Это отрицательно сказывается на ходе боевых операций. Почему я так думаю? – повысил голос начальник Генштаба. – Новый командующий просто не успевает войти в курс дела. Маршал Тимошенко во время Смоленского сражения хорошо узнал войска, увидел, кто и на что способен. Он почти на месяц задержал врага в районе Смоленска...

   – Что вы предлагаете? – грубо прервал его Сталин.

   – Считаю, что сейчас освобождать маршала Тимошенко от командования фронтом несправедливо и нецелесообразно! К тому же войска верят маршалу, а это главное для успеха в операции.

   – Пожалуй, правильно, – поддержал Жукова Калинин, пощипывая бородку.

   – Надо дать ему возможность выправить положение на фронте, – добавил Маленков.

Верховный прикусил губу. На его смуглых щеках проступили красные пятна. Он посмотрел на других членов Политбюро.

   – Может быть, согласимся с Жуковым?

   – Конечно, товарищ Сталин, – раздались голоса Микояна и Берия.

   – Ну что ж, пусть будет так. – Верховный подошёл к маршалу. – Немедленно выезжайте на фронт. Через день-два жду вашего доклада.

«Кажется, пронесло, – вздохнул Тимошенко. Напряжение спало, и он почувствовал облегчение. – Судьба Павлова меня миновала».

Вслед за Жуковым он вошёл в его кабинет.

   – Я не ожидал, что ты, Георгий, защитишь меня, – признался Тимошенко. – Спасибо тебе!..

«Да, Тимошенко тогда пережил трагические минуты, и кто знает, как бы с ним поступил Верховный, если бы не Жуков», – подумал сейчас Василевский. Был он в приподнятом настроении, и это не ускользнуло от пытливых глаз Шапошникова.

   – Что вы такой весёлый, голубчик? – спросил маршал.

   – Есть причина... – Василевский взял со стола термос и стал разливать чай. Душистый запах заполнил кабинет, и Борис Михайлович поспешил подставить свой стакан.

   – Ещё вкуснее, чем в прошлый раз! Что и говорить, умеет ваша Екатерина Васильевна готовить чай. Надо бы узнать у неё секрет. Что скажете?

   – Попытайтесь, Борис Михайлович, – улыбнулся Александр Михайлович. – Мне она его не раскрывает.

   – Так в чём причина хорошего настроения? – Шапошников маленькими глотками отпивал бодрящий напиток.

Василевский сказал, что сегодня исполнилось два месяца, как он выполняет свои обязанности в Генштабе. За это время узнал для себя много нового. Правда, пережил немало тревожных минут. Вот хотя бы этот эпизод с Жуковым... Теперь он на фронте.

   – У нас тоже своеобразный фронт, – заметил Шапошников. – В шесть вечера нам снова быть в Ставке. Приготовьте, пожалуйста, данные о стратегической обстановке...

В Кремле собралось всё начальство. Сталин встал, с минуту смотрел вдоль стола, за которым сидели приглашённые, затем повернулся, что-то шепнул Молотову и, шевеля бровями, заговорил:

   – Начнём обсуждение фронтовой обстановки на юге с краткой информации товарища Шапошникова. – Он взглянул на сидевшего напротив него Василевского. – Вас я попрошу вызвать к телеграфному аппарату генерала Кирпоноса и члена Военного совета Хрущёва. Послушаем, что они скажут.

Пока говорил начальник Генштаба, Сталин вопросов не задавал. Но едва тот закончил, как Верховный, глядя на членов ГКО, озабоченно произнёс:

   – Ситуация под Киевом сложилась весьма опасная...

В кабинет, постучавшись, вошёл Василевский.

   – Генерал Кирпонос и Хрущёв на проводе!

   – Хорошо, мы идём. – Сталин встал, застегнул китель.

Голос у Верховного был сух и строг, но за внешним кажущимся спокойствием чувствовалось огромное внутреннее напряжение. Василевский понял, как, должно быть, трудно Сталину смириться с мыслью, что враг у ворот украинской столицы. Беседуя с Кирпоносом, он подчеркнул главное – не допустить, чтобы немецкие войска перешли на левый берег Днепра. Верховный потребовал создать оборонительную линию – от Херсона и Каховки через Кривой Рог, Кременчуг и далее на север по Днепру, включая районы Киева на правом берегу Днепра. «Они уже не успеют это сделать», – с грустью подумал Василевский, слушая Сталина.

А тот уже читал на ленте ответы Кирпоноса и Хрущёва. Оба заверили его, что ими «приняты все меры к тому, чтобы не дать врагу захватить Киев».

Отпустив маршала Шапошникова и генерала Василевского, Сталин закурил и стал прохаживаться по ковровой дорожке. В его смятенной душе шевельнулось недоброе чувство. Он подошёл к сидевшему за столом Молотову и спросил его с трепетом в голосе:

   – Неужели Жуков прав?

   – Ты о чём, Иосиф? – вскинул брови Молотов.

   – Он предложил отвести наши войска: мол, Киева нам не удержать. У меня от его слов всё ещё жжёт душу, – с горечью добавил вождь.

   – Жуков в этом деле соображает больше, чем кто-либо, – молвил Вячеслав Михайлович. – А как быть с Киевом, ты уж сам решай, Иосиф.

На другой день Василевский занимался резервами Ставки. Неожиданно на связь с ним вышел начальник штаба юго-западного направления генерал Покровский. Он попросил передать Верховному просьбу главкома маршала Будённого разрешить в связи с обострившейся обстановкой отвести войска Южного фронта на линию Ингул. «Завертелось», – подумал Александр Михайлович и о просьбе Покровского сообщил Шапошникову, когда тот вернулся из Ставки.

   – Ваше мнение, голубчик? – спросил Шапошников.

   – Если войска не отвести, они попадут в кольцо!

Естественно, маршал поставил в известность Верховного. Тот сердито бросил в трубку:

   – Вам и Василевскому прибыть в Ставку!

Он был разгневан. Лицо чернее тучи, и, когда они вошли, в сердцах заявил:

   – Я полагал, что только в штабе главкома Будённого окопались паникёры, но оказывается, они есть и в Генштабе, правда, один постарше, другой помоложе!

   – Но это сути дела не меняет, – ехидно бросил реплику Берия.

Василевский увидел, как помрачнел его начальник. Видимо, Сталин понял, что обидел начальника Генштаба, потому что уточнил:

   – Борис Михайлович, насчёт паникёров в Генштабе – это, разумеется, шутка.

   – Но в каждой шутке есть намёк, – сухо отозвался Шапошников.

   – А правда в том, Борис Михайлович, что вы и ваш заместитель генерал Василевский не можете или, возможно, не решаетесь дать отпор тем, кто берёт вас нахрапом. Один просит танки из резерва Ставки, другой – самолёты, а если ничего этого нет для войск, тогда, мол, не грех и отступить. Бейте по зубам таким горе-воякам! Стоило Будённому заикнуться об отводе войск от Киева, и вы тут же атакуете меня!

   – Просьба главкома справедлива и своевременна, и я не мог возразить ему, – сдержанно произнёс начальник Генштаба.

Верховный, казалось, уже не слушал его. Он взглянул на Василевского:

   – Пишите директиву главкому, я буду диктовать...

Директива была резкой. Сталин напрочь отверг предложение Будённого об отводе войск Южного фронта на линию реки Ингул; когда речь зашла и об Одессе, то и тут Верховный остался непреклонным – оборонять её до последней возможности с помощью Черноморского флота!

   – Борис Михайлович, свяжитесь с Будённым и разъясните ему содержание передаваемой директивы, – жёстко молвил Верховный.

   – Надо ли это делать? – сказал Шапошников. – Немцы уже захватили Кировоград, вот-вот их танки выйдут в тыл войскам Юго-Западного фронта.

   – Что же нам предпринять? – раздражённо спросил Сталин.

   – Создать Брянский фронт, чтобы с его помощью отвести угрозу.

   – Мысль интересная, я подумаю, – неожиданно согласился Сталин.

Но размышлял он долго. Лишь на десятый день был создан Брянский фронт во главе с генералом Ерёменко, человеком властным, но с малым боевым опытом. В Ставке, куда его вызвали, на вопросы вождя он отвечал бодро, был весел, даже шутил. А когда Сталин спросил, можно ли успешно громить немцев, Ерёменко воскликнул:

   – И можно и надо! Немец, как известно, уважает кулак, вот и надо бить его по башке этим самым кулаком.

Сталин улыбнулся. Ему явно импонировал бравый ответ генерала. Василевский же оценивающе присматривался к Ерёменко. Кряжистый, с румяным лицом и карими глазами, над которыми колыхались чёрные брови, генерал на слова был щедр, но как он проявит себя в сражении?

   – Танки Гудериана, ну и что? – весело продолжал Ерёменко. – Это же подобие спичечных коробков, их надо лишь поджечь, а сгорят они сами.

Сталин остался доволен рассуждениями генерала. Уходя, Ерёменко громче обычного добавил:

   – У Гудериана вся жизнь связана с танками, он старый вояка, но я подрежу ему крылья! В ближайшее время я, товарищ Сталин, безусловно, разобью подлеца Гудериана!..

Но то, что случилось позже, огорчило Василевского. В первой половине августа Брянский фронт вступил в тяжёлые бои против 2-й танковой группы Гудериана и 2-й армии гитлеровцев, наносивших удар на Конотоп и Чернигов, но успеха не добился. Угроза правому крылу Юго-Западного фронта, его 5-й армии стала реальной.

   – Пойдёмте к Верховному и доложим ему всё как есть, – угрюмо произнёс Шапошников.

Сталин был чем-то огорчён, но маршал, казалось, этого не заметил и с ходу заявил, что Брянский фронт забуксовал и надо отвести войска правого крыла Юго-Западного фронта на левый берег Днепра, иначе быть беде! Сталин усмехнулся:

   – Не рано ли бьёте в колокола, Борис Михайлович? – Он повернулся к Василевскому: – А вы что скажете?

Лицо Александра Михайловича словно ожгло огнём. Он растерялся, а Верховный сверлил его своим взглядом.

   – Другого выхода у нас нет, – наконец выдавил из себя Василевский.

   – Вот как! – воскликнул Сталин. – И вы туда же... – Он не уточнил, куда именно. – Нет, спешить с отводом войск не будем! Я надеюсь, что Ерёменко сдержит Гудериана.

   – Разрешите? – В кабинет вошёл оператор-полковник. – Товарищ маршал, телеграмма от Жукова, срочная!

Шапошников прочёл депешу. Жуков доносил, что немцы временно отказались, видимо, наступать на Москву, а свои ударные части бросили против Центрального, Юго-Западного и Южного фронтов. Возможный замысел противника – разгромить Центральный фронт и, выйдя в район Чернигов – Конотоп – Прилуки, ударом с тыла разбить армии Юго-Западного фронта. Чтобы сорвать опасный замысел врага, Жуков предлагал немедленно создать крупную группировку наших сил в районе Глухов – Чернигов – Прилуки и ударить во фланг наступающему противнику, а также организовать мощное контрнаступление из района Брянска...

Шапошников вызвал Василевского.

   – Ко мне сейчас придёт начальник разведки, а вы, голубчик, ознакомьте Верховного с депешей Жукова, – сказал он.

Выслушав Василевского, Сталин спросил:

   – Что предлагает Генштаб?

Василевский ответил, что Шапошников и он согласны с предложением Жукова, но удар по врагу надо нанести из района Брянска.

   – Для нас это самая выгодная позиция!

   – Хорошо, подготовьте Жукову ответ за моей и Шапошникова подписями, – отрывисто молвил Верховный.

Василевский составил текст и собрался идти, как к нему вошёл нарком ВМФ адмирал Кузнецов.

   – С чем пришли, Николай Герасимович?

Адмирал сказал, что хотел вручить начальнику Генштаба справку о перебазировании кораблей Балтфлота из Таллинна в Кронштадт, но у Шапошникова начальник разведки, он занят.

   – Давайте справку мне. Потери есть?

   – Есть, – вздохнул Кузнецов. – Операция вот-вот завершится, но уже потеряно пятнадцать кораблей, из них пять эсминцев, тринадцать транспортов и судов...

Вернулся из Кремля Шапошников не в духе.

   – Верховный крайне недоволен Ворошиловым, – сказал он. – Как бы не дал ему по шапке. – Он вскинул глаза на Василевского. – Разберитесь, голубчик, в обстановке под Ленинградом!.. Если заартачится Климент Ефремович, действуйте от имени Ставки!

В последнее время Ворошилов вёл себя как удельный князёк. Часто, минуя Генштаб, звонил Верховному, хотя дела у него шли неважно. И чем глубже Василевский вникал в сложившуюся под Ленинградом обстановку, тем больше убеждался, что Северный фронт не может противостоять натиску группы армий «Север». Этой группой командовал генерал-фельдмаршал фон Лееб, которому, по словам немецкого пленного офицера, недавно Гитлер лично вручил железный крест, и тот заверил фюрера, что «бросит к его ногам колыбель русской революции».

Василевский долго и пытливо смотрел на карту, на которой красным карандашом были отмечены позиции наших войск. И вдруг как выстрел его обожгла мысль: надо разделить Северный фронт на два фронта! Это намного улучшит оперативное руководство войсками, а значит, даст нам выигрыш. Своими мыслями он поделился с Шапошниковым. Тот выслушав своего подчинённого, резюмировал:

   – Предложение дельное, но, чтобы претворить его в жизнь, надо всё тщательно продумать. – На миг он задумался. – А что, если упразднить ещё и северо-западное направление?

   – Как вы быстро смекнули, Борис Михайлович! – улыбнулся Василевский. – Я и подумать не успел, а у вас уже есть решение.

   – Да нет же, голубчик, – басовито возразил маршал, – ничего я пока не решил. – Шапошников помолчал. – Ладно, идите к Верховному, а я попытаюсь связаться с главкомом юго-западного направления.

Василевский чётко изложил Сталину суть предложения Генштаба.

   – Что-то в этом есть! – воскликнул Сталин.

Похвала Верховного ободрила Василевского, даже голос у него окреп, стал звонким, как струна.

   – Управление фронта от этого только выиграет, и тогда удары по врагу будут наноситься вовремя и более ощутимые, – подчеркнул он.

   – Можно? – В дверях выросла тучная фигура Поскрёбышева. Он подошёл к столу и вручил вождю пакет: – Срочно, от товарища Жданова!

Сталин повертел пакет в руках, потом надорвал его и вынул листки.

«Иосиф, дорогой, – писал ему член Военного совета фронта Жданов, – посылаю тебе листовку, на которой запечатлён твой сын Яков. Немцы захватили его в плен. Я не нахожу слов, чтобы хоть как-то смягчить твою боль. Яков – твоя кровинка, и я знаю, как ты любишь его. Может, создать группу разведчиков и попытаться выкрасть его? У нас в плену есть немецкие генералы. Не обменять ли одного из них на Якова? Уверен, что Гитлер на это пойдёт. Если нужна моя помощь, дай знать. Обнимаю. Твой Жданов».

Прочитав письмо, Сталин развернул листовку. На снимке – Яков! Подпись гласила: «Это Яков Джугашвили, старший сын Сталина, командир батареи 14-го гаубичного полка 14-й бронетанковой дивизии, который 16 июля сдался в плен под Витебском. Чтобы запугать вас, комиссары вам лгут, что немцы плохо обращаются с пленными. Собственный сын Сталина своим примером показал, что это ложь. Он сдался в плен, потому что всякое сопротивление германской армии бесполезно».

У Сталина перехватило дыхание, лицо покрылось белыми пятнами, а тело вдруг обмякло, стало непослушным. С трудом он дотянулся до графина, хотел налить воды, но стакан выскользнул из рук и разбился.

   – Что с вами, товарищ Сталин? – Василевский подскочил к нему, помог подняться. Тот, тяжело задышав, едва выдавил из себя:

   – Воды...

Василевский схватил стакан и налил воды. Сталин пил медленно. Глядя на него, Александр Михайлович невольно подумал: «Что за письмо и почему оно так его взволновало?»

Сталину уже стало легче. Он смотрел на Василевского доверчиво, не мигая. В его глазах Александр Михайлович увидел великую тоску. Верховный деревянным голосом спросил:

   – Так о чём мы с вами говорили? – Он взял со стола конверт и вложил в него об листка.

   – Речь шла о разделении Северного фронта на два и ликвидации северо-западного направления...

   – Да, верно... – Сталин поднял поседевшие брови. – Хорошо, я подумаю и дам знать. Можете идти. Скажите Поскрёбышеву, чтобы послал ко мне Берия.

Сталин зашёл в свою комнату отдыха и посмотрел на себя в зеркало. Лицо серое, неживое, а глаза излучали тусклый, словно размытый тушью свет. «Крепко меня свело, мог бы и загнуться, не будь рядом Василевского, – подумал он. – Только бы не сболтнул в Генштабе, что меня так скрутило». Но снова вспомнил о Якове, и тупая боль пронзила его, по спине пробежал холодок. Заголосила «кремлёвка», но Сталин даже не шелохнулся. Телефон продолжал трезвонить. Шум давил на мозг, и Верховный снял трубку.

   – Кто это? – грубо спросил он.

   – Это я, Коба!

Сталин узнал голос Берия и резко бросил в трубку:

   – Пошёл ты к чёрту!

Несколько минут он посидел за столом, потом снова прочёл листовку. Чувство смятения не покинуло его. Он лихорадочно соображал, что же предпринять. Позвонил в Ленинград Жданову. Тот с ходу заявил, что немцы усилили натиск, группа армий «Север» в районе Шимска прорвала нашу оборону и вчера немцы заняли Новгород. У них полное господство в воздухе. Все силы бросили на проклятого немца, а он всё прёт!

Сталин сказал, что Ставка намерена разделить Северный фронт на два.

   – Как ты, Андрей, одобряешь?

   – Разумное решение!

Наступила пауза. Затем Жданов спросил, получил ли Верховный его письмо.

   – Андрей, оно меня опечалило... Где ты взял листовку?

   – Немцы разбрасывали их на передовых позициях наших войск.

   – Да, Яков в плену, и кто знает, что могут с ним сделать эти изверги. Лучше бы он погиб в бою.

Жданов как мог успокоил вождя, сказав, что Якова гитлеровцам не удастся склонить к измене.

   – В этом я уверен, и ты, пожалуйста, гони прочь такие мысли!

   – Спасибо, Андрей, спасибо, друг, – негромко произнёс Сталин. – А Ленинграду мы поможем. Его надо удержать любой ценой!..

Поговорил со Ждановым, и, кажется, стало легче на душе. Он задумался. Неожиданно его мысли перескочили на Василевского. Прав он, предложив разделить Северный фронт на два. Оборонять Ленинград одному, даже сильному, фронту тяжело, и управлять войсками, разбросанными на большой территории, трудно. А если там будет два фронта, немцам придётся дробить свои силы...

Появился Берия. Он постучался и тихо вошёл в кабинет. На его лице читалось волнение, хотя за очками не сразу это увидишь.

   – Где ты был? – спросил Сталин.

   – Я же вам звонил...

   – Врёшь! – выругался вождь. – Ты звонил, наверное, Кобе, а я – товарищ Сталин! – Он помолчал, провёл холодными пальцами по щекам. – Ты был прав насчёт Якова. В плену он. Вот, прочти! – Он отдал Берия пакет. – Потом решим, что станем делать. А сейчас я буду совещаться с Генштабом по обороне Ленинграда, ситуация там критическая.

Василевский вошёл в кабинет. Шапошников разговаривал по ВЧ с маршалом Ворошиловым. Борис Михайлович раскраснелся, пучок волос скатился на лоб и прикрыл правое ухо.

   – Климент Ефремович, помочь войсками я не могу! – почти кричал он в трубку. – Резервов в Ставке нет!.. Что-что, не понял? Ах, у немцев втрое больше сил! Да, группа «Север» очень сильна, но бить её можно и надо! До свидания!..