Текст книги "Жезл маршала. Василевский"

Автор книги: Александр Золототрубов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 40 страниц)

   – Ты? – наконец выдохнул он.

   – Я, братишка, – тихо ответил Азар. – Меня только что освободили, и я могу ехать на Северный флот. Все необходимые документы мне выдали на руки.

Лицо у него было желтоватое, тени под бровями стали гуще, а в глазах какая-то пустота и отрешённость. «Ещё не пришёл в себя», – подумал Оскар.

   – Заходи и всё расскажешь...

Даша увидела Азара и растерялась: то ли пожать ему руку, то ли поцеловать его в щёку. Глаза её искрились, они излучали тепло домашнего очага.

   – Даша? – удивился в свою очередь Азар. – Что ты здесь делаешь?

Она не успела ему ответить, как заговорил Оскар:

   – Она моя жена, так что прошу любить и жаловать!

   – Жена? – не то с разочарованием, не то с грустью переспросил Азар. В его голосе не было упрёка, была лишь твёрдость. – А где же твоя незабвенная Галина Сергеевна?

   – Потерял я свою Галину, братишка! – Оскар качнул крутыми плечами. – Я был в отъезде, а она вдруг решила уйти в народное ополчение. Была в медсанбате шестнадцатой армии генерала Рокоссовского, в боях под Истрой получила тяжёлое ранение, после операции скончалась...

   – Давно это случилось?

   – В конце октября...

   – А как же Даша, так сразу?..

Даша, стоявшая рядом, замерла. Она ждала, что скажет ему брат.

   – А Дашу-царицу я полюбил годом раньше, ещё до войны... У нас растёт дочурка Маша. Спит она, а то бы я тебя с ней познакомил. Твоему сыну скоро два годика, моя старше...

   – Молодец, братишка, у тебя всегда всё получается как надо! – Азар хлопнул его по плечу.

   – А ты разве против нашей свадьбы? – в упор спросил Оскар.

   – Да ты что, Оскар? – выдавил из себя Азар. В его лице что-то вздрогнуло, он туго свёл брови к переносице. – Как ты мог такое подумать? Я рад, что ты... – Он запнулся. – Что Даша... Да у вас уже своя семья! Как же я могу быть против?

   – Не волнуйся, Азар, – тронула его за плечо Даша. – Оскар не хотел обидеть тебя. Ну, а то, как ты на всё случившееся реагируешь, ему хотелось знать, да и мне тоже... – Она подошла к гостю и поцеловала его в небритую щёку. – Я так рада, что тебя наконец освободили. Когда старпом корабля Земцов позвонил мне и сказал, что тебя арестовали, я очень волновалась. Сразу позвонила домой Василевскому, но он был в отъезде, утром была у него в Наркомате обороны и всё рассказала. Он заверил меня, что сделает всё, чтобы тебя освободили. А оно, видишь ли, затянулось надолго... – Даша придвинула Азару стул. – Садись к столу, я сейчас дам тебе ужин. Хочешь?

Он озорно улыбнулся:

   – Ещё как хочу! – Азар помолчал, а когда Даша ушла на кухню, вновь заговорил: – Даже не верится, что я на свободе, Оскар! Просто какое-то чудо, что меня выпустили. Дело-то, можно сказать, уже состряпали, но протокол допроса я так и не подписал. Сначала мне угрожали, потом начали бить. Видишь вот это? – Азар открыл рот – у него не было двух передних зубов.

   – Выбили?

   – Да. Я сказал следователю, что он душегуб, что бьёт невинного человека. И что же? Он так полоснул по зубам резиновой палкой, что у меня в глазах потемнело, а изо рта вместе с выбитыми зубами хлынула кровь...

   – И всё же ты молодец, Азар, что не дал себя оклеветать!

   – Если бы не Василевский, Оскар, меня бы отправили лет на двадцать куда-нибудь на Колыму, а возможно, получил бы девять грамм свинца. Александр Михайлович спас меня, и я никогда этого не забуду! А о том, что Василевский приходил на Лубянку, я узнал от капитана Костенко, когда он со мной беседовал. «У тебя, – говорит, – покровитель – большая шишка в Наркомате обороны. Но наш нарком Берия не из тех, кто привык отступать, так что сознавайся, что сотрудничал с немецким агентом, и никто тебя больше бить не будет!» И ещё добавил, что хотя мой брат известный журналист, но и ему не удастся помочь мне.

   – Подлый, оказывается, этот капитан, а я писал о нём в газете как о «преданном чекисте, готовом на подвиг», – усмехнулся Оскар.

   – А тебя на Лубянке не допрашивали? – спросил Азар. – Я знаю, что тебя туда вызывали в связи с моим арестом.

   – Был у капитана Костенко, он задал мне два-три вопроса. В частности, спросил, известно ли мне, что ты встречался с немецким агентом, даже фото показал, на котором ты снят с группой немецких моряков, и среди этих моряков оказался и тот самый инженер, агент. Я пояснил, что ты встречался с ним на морском заводе, где твой корабль стоял в ремонте. «Но, – говорю следователю, – мой брат не знал, что этот инженер морзавода – агент. А то, что брат ездил в Германию с группой моряков, так это было сделано в качестве обмена опытом. У нас ведь тогда были хорошие отношения с Германией, мы даже заключили пакт о ненападении».

   – Я им тоже всё объяснил, – вновь заговорил Азар, – но мне не поверили. Зачем, мол, немец приезжал ко мне в Мурманск, чего он хотел? Я сказал о том, что было. «Он хотел, – говорю, – побывать на моём корабле, но ему было отказано. Когда корабль стоял в Ленинграде в ремонте, инженер-немец приходил ко мне, смотрел, как рабочие устанавливали новую радиоаппаратуру». – Азар передохнул. Но разве их убедишь в своей искренности? Снова вызовы к следователю, снова допросы, побои... Не знаю, как всё это я перенёс!..

   – Хочешь поговорить с женой? – спросил его Оскар.

   – А получится? – засомневался Оскар. – В Полярный дозвониться нелегко.

   – У меня получится! – Оскар набрал «07» и, представившись спецкором газеты, попросил дежурную телефонистку связаться с Полярным, назвал ей номер домашнего телефона Азара.

Даша стала кормить их ужином, и тут дали Полярный. Азар взял трубку.

   – Алло, это ты, Настя? – У Азара зазвенел голос. – Сердечко моё, добрый вечер! Это я, Азар, разве ты не узнала? Меня освободили, и завтра еду в Мурманск. Меня не встречай, сам доберусь. Как наш сынок? Всё хорошо?.. А чего ты плачешь? Успокойся, я жив и здоров!.. – В трубке послышались частые гудки. – Алло, алло, Настя, где ты? – кричал в трубку Азар.

К линии подключилась телефонистка:

   – Связь с Полярным прервалась. Там сейчас лютует ураган. Извините. – И она отключилась.

Азар прикурил папиросу, затянулся дымком. Он спросил у брата, каковы дела у его сына Петра.

   – Я обещал после окончания училища взять его к себе на корабль.

   – Всё поломалось, – вздохнул Оскар. – Год он пробыл в училище, сдал экзамены на пятёрки, и его зачислили в Военно-морскую академию. Началась война, академию перевели в Астрахань, и оттуда Пётр уехал воевать на Северный флот. Плавает на подводной лодке минёром. Когда я был в командировке на Северном флоте, встречался с ним на лодке. У него всё хорошо, командир им доволен. Дал мне слово, что вернётся в академию.

   – Что, проверка на мужество? – улыбнулся Азар. – Ну-ну... Давай спать, мне надо рано на вокзал. У меня ещё нет билета...

Зазвонил телефон.

   – Это полковник Кальвин? – спросил мужской голос, когда Оскар взял трубку. – Вас беспокоит дежурный Главного морского штаба. Ваш брат Азар у вас?

   – Да, передаю ему трубку...

   – Это вы, Азар Петрович? Вас приглашает нарком ВМФ адмирал Кузнецов. К десяти утра сможете?

   – Есть, понял... – Положив трубку, Азар взглянул на брата: – Нарком уже знает, что меня освободили. Приглашает к себе...

   – Наверное, Берия сообщил ему. – Оскар погасил свет. – Давай спать...

   – Ну, заходи, заходи, герой-конструктор! – добродушно улыбнулся адмирал Кузнецов, увидев в дверях капитана 3-го ранга Азара Кальвина. – Я полагал, что ты придёшь в гражданском костюме. В прошлом году я спас от тюрьмы капитана второго ранга Георгия Холостякова. Он внедрял новый метод в боевую подготовку моряков, а его обвинили во вредительстве... Да, так вот и пришёл в этот кабинет в гражданской одежде. Сейчас он командует Новороссийской военно-морской базой.

   – Морскую форму мне вернули, – улыбнулся Азар.

   – Садись, пожалуйста, и рассказывай, как ты отсидел понапрасну почти два года!

Азар сел. Он просто и честно поведал наркому обо всём, что пережил за это время. Не умолчал и о том, как его допрашивали, как нередко били, требовали подписать наговор, обвиняя в шпионаже в пользу Германии. Но он не сдавался, требовал очной ставки с немецким агентом, которого задержали чекисты, но ему в этом отказывали.

   – У меня для вас сюрприз! – сказал нарком ВМФ.

   – Какой? – недоумённо пожал плечами Азар.

   – На Балтике испытали ваш прибор, и он дал хорошие результаты. Торпеда, на которой он был установлен, сама навелась на корабль противника и поразила его. Я распорядился, чтобы ваше изобретение минно-торпедное управление взяло на вооружение флота. Так что поздравляю! У вас имеются новые задумки?

   – Я хочу скорее попасть на корабль и вместе с другими бить врага! Разве есть сейчас что-либо важнее разгрома фашистов?

   – Верно, Азар Петрович, это главное, чем все мы теперь живём, и я понимаю ваши чувства. Но врага можно разбить лишь тогда, когда у нас будет больше оружия, причём лучшего, чем у фашистов. Вот и надо нам совершенствовать оружие флота. А торпеда – оружие мощное, и оно должно быть безотказным! Кто знает, может, в вас сидит заядлый конструктор? – шутливо добавил нарком.

   – Может, и сидит, – также шутливо отозвался Азар. – Жизнь покажет... У меня к вам вопрос.

   – Слушаю.

   – Я буду командовать «Жгучим» или мне дадут другой корабль?

   – А что бы вы хотели?

   – Плавать на «Жгучем»! Экипаж корабля мне хорошо знаком, я знаю, кто на что способен.

   – Законное желание, – согласился нарком. – Кажется, я вам помогу...

Нарком позвонил на узел связи Генштаба и попросил соединить его с командующим флотом адмиралом Головко. Связь тут же дали.

   – Арсений Григорьевич? Это адмирал Кузнецов! Как там у вас обстановка? Сражаетесь... Это хорошо. Потери в кораблях есть? Пока нет? Это мне как бальзам на душу... Так, понял. Ещё что беспокоит?.. Ладно, я скоро буду на Северном флоте, и на месте все эти вопросы решим. У меня приятная для тебя новость. Капитана третьего ранга Кальвина освободили из-под ареста. Сейчас он у меня в кабинете. Отправляем его к вам. Ты рад, да? Я это предвидел. Хороших командиров кораблей, я знаю, ты ценишь. Пожалуйста, реши его вопрос так, как он просит, хорошо? Если возникнут трудности, звони мне. Что меня волнует? Охрана конвоев союзников. Надо её непременно усилить. Только вчера об этом шёл разговор в Ставке... Понял тебя, Арсений Григорьевич, и вполне разделяю твою тревогу. Да, ты прав, корабли мы тебе ещё дадим... Всё, до свидания. – Нарком взглянул на Кальвина. – Ну вот, с тобой вопрос решён. А свои командирские навыки ты не растерял?

   – Никак нет! – улыбнулся Кальвин. – В камере, где я сидел, мне часто снилось море, не раз во сне я видел себя на палубе «Жгучего». Он живёт во мне, мой корабль...

   – На одной из подводных лодок на Северном флоте служит Пётр Кальвин. Кем он вам доводится? – вдруг спросил нарком.

   – Это сын моего старшего брата Оскара Кальвина, – пояснил Азар. – Толковый парень. И тоже минёр. Рвётся в самое пекло!

   – Такие моряки и делают на флоте погоду. – Кузнецов встал. – Вопросы есть, Азар?

   – Есть просьба. Хочу в ночь уехать на флот, а билетов до Мурманска нет...

   – Кажется, у нас сегодня туда отправляется самолёт. – Кузнецов позвонил кому-то. – Когда в Мурманск летит самолёт? В двенадцать ноль-ноль? С вами полетит ещё капитан третьего ранга Кальвин, ему тоже надо быть в штабе флота. Сейчас он к вам подъедет. – Нарком нажал на кнопку звонка, и в кабинет вошёл дежурный по наркомату. – Вот его, – адмирал кивнул на Кальвина, – срочно отвезите на аэродром к самолёту. Там его ждут...

   – Спасибо, товарищ народный комиссар! – Сухие глаза Азара заблестели.

   – Семь футов под килем тебе, командир! – Кузнецов крепко пожал ему руку. – Мы с тобой на флоте ещё увидимся!

Утром Василевский подготовил информацию Верховному о положении дел на фронтах. Он выпил чаю, перекусил на ходу и, взяв папку с документами, поспешил в Кремль. Едва вошёл в кабинет, как Сталин спросил:

   – Что у Мерецкова под Волховом?

Василевский сказал, что в шесть утра он переговорил с ним. Ему и командующему 54-й армией генералу Федюнинскому удалось наконец остановить немцев на подступах к городу Волхову.

   – Выходит, они сорвали замысел врага полностью блокировать Ленинград?

   – Вот именно, – подтвердил Василевский. – Теперь немцы вряд ли используют силы группы армий «Север» для наступления на Москву.

   – Это хорошая весть! – тепло отозвался Верховный. – Нельзя допустить, чтобы враг полностью блокировал Ленинград.

Неожиданно позвонил Жуков, его громкий голос заполнил кабинет. По его словам выходило, что после сосредоточения своих группировок немцы опять начнут наступать на Москву. На вопрос Верховного, где он ожидает главный удар, Жуков заявил: «Со стороны Волоколамска. Танковая группа Гудериана, видимо, ударит в обход Тулы на Каширу».

   – Надо нанести по танкам упреждающие удары! – воскликнул Сталин. – Один в районе Волоколамска, другой – из Серпухова во фланг четвёртой немецкой армии.

   – Для этого у меня нет сил! – возразил Жуков.

Василевский увидел, как на лице Верховного надулись желваки, а в глазах появился такой знакомый ему жёлтый блеск. «Сейчас грянет буря!» – подумал он.

   – Товарищ Жуков, у вас шесть армий! – крикнул в трубку Верховный. – Разве этого мало?

Жуков ответил, что бросать резерв фронта на контрудары нельзя. Линия обороны фронта растянулась на шестьсот километров, а в глубине, особенно в центре фронта, у него мало войск, и немцы могут пробить брешь, в которую хлынут танки.

   – Значит, вы против контрударов? – напрягся Сталин, и Василевский увидел, как он почернел лицом.

   – Они нам ничего не дадут, а распылять силы Западного фронта я бы не хотел.

Сталин процедил сквозь зубы:

   – Контрудары готовьте, это приказ, а план сообщите мне к вечеру. – Он положил трубку и взглянул на Василевского: – Упрямый ваш друг, к тому же дерзит. Придётся его наказать.

Тут уж Александр Михайлович не сдержался.

   – Контрудары вряд ли принесут ощутимый успех, – сказал он. – Кавалерия против танков – что волк против слона, её надо прикрыть танками, а у Жукова их очень мало. Жуков по натуре рисковый, но за его спиной Москва!

   – Вы что, сговорились с ним? – вспылил Сталин. Он хотел закурить, взял трубку, но тут же бросил её на стол, и возбуждённый, заходил по кабинету. Потом подошёл к Василевскому и в упор спросил: – Значит, вы бы тоже не решились на контрудары?

   – Я бы в данном случае не рисковал.

   – Как же тогда быть с приказом Верховного Главнокомандующего? – усмехнулся Сталин.

Василевский решил идти до конца:

   – Я бы попросил освободить меня от должности командующего фронтом.

Сталин вскинул брови:

   – Я полагал, что со временем вы могли бы заменить начальника Генштаба маршала Шапошникова, но вижу, что ошибался.

   – Вы правы, товарищ Сталин. – Василевский встал, одёрнул китель. – Маршала Шапошникова заменить я никак не могу! У меня просто для этого нет данных.

   – Свяжитесь с Жуковым и напомните ему, чтобы к восемнадцати ноль-ноль у меня на столе лежал план нанесения контрударов!

   – Слушаюсь! – Василевский повернулся и вышел.

«Что это с Верховным? – недоумевал он. – Жуков прав: до контрударов ли сейчас, когда не хватает сил сдержать натиск танков Гудериана? Позже, когда измотаем немцев в обороне, другое дело».

«Часа через два штаб фронта дал приказ командующим 16-й и 49-й армиями (генералы Рокоссовский и Захаркин. – А.3.) и командирам соединений о проведении контрударов, о чём мы и доложили в Ставку, – отмечал после войны маршал Жуков. – Однако эти контрудары, где главным образом действовала конница, не дали всех тех положительных результатов, которые ожидал Верховный. Враг был достаточно силён, а его наступательный дух ещё не охладел».

Рано утром 5 декабря, когда над Москвой висел промозглый туман, в Генштаб позвонил командующий Калининским фронтом генерал Конев.

   – Кто у телефона, товарищ Василевский? – громко спросил он. – Прошу доложить Верховному, что Калининский фронт начал боевые действия. После ударов авиации и артподготовки войска ринулись на врага.

   – Понял, Иван Степанович! – воскликнул Василевский. – Желаю вам успехов!

На другой день ударные группировки Западного и Юго-Западного фронтов также развернули наступление. Началось грандиозное сражение. Как потом выяснилось, для немецких войск наши удары были полной неожиданностью, и они не смогли сразу сориентироваться, стали отступать. «Генштаб и Ставка правильно выбрали момент перехода в контрнаступление», – глядя на карту, подумал Василевский. Всё это время он находился в Ставке, то и дело его вызывал Сталин, задавал вопросы по боевым действиям трёх фронтов, и он едва успевал готовить исчерпывающие ответы. Ему стало легче, когда после болезни 10 декабря и Генштабе появился маршал Шапошников.

   – Ну что, голубчик, Красная Армия, как говорил Маяковский, «всех сильней» и она бьёт немцев? – спросил он.

   – Бьёт, Борис Михайлович, – весело отозвался Василевский. – Утром о вас справлялся Верховный. Вы бы доложили ему о себе.

   – Не сейчас, – мягко возразил Шапошников. – Надо же мне узнать обстановку на фронтах!

Разговор прервал телефонный звонок. Борис Михайлович снял трубку.

   – Вы уже вышли на службу? – удивился Сталин.

   – Полчаса, как прибыл! Извините, что не сразу доложил о своём прибытии. Хотел поначалу войти в курс дела, а уж потом представиться.

   – Ничего, сейчас я проинформирую вас. – В трубке раздался смешок. – Берите с собой своего заместителя – и ко мне. Есть вопросы, которые надо срочно решить...

Бои нарастали с каждым днём. Враг ожесточённо оборонялся, но нашим войскам удалось сломить его сопротивление. Василевского огорчало то, что в ходе сражения не всё было гладко и Станке приходилось поправлять командующих фронтами. Так, левая группа войск Калининского фронта наносила по немцам лишь частичные удары, что распыляло его силы. Александр Михайлович пожаловался Шапошникову.

   – Борис Михайлович, обидно, ей-богу обидно! – сетовал Василевский. – Перед наступлением Верховный посылал меня и штаб Калининского фронта, чтобы передать Коневу директиву и объяснить ему суть требований, что я и сделал. Он заверил меня, что выполнит требования Ставки. А на деле его войска наносят по врагу не мощные удары, а комариные укусы, и пользы от них нет. Я прошу вас поставить в известность Верховного.

   – Вы сами доложите ему, – возразил маршал. – Я хочу связаться с Жуковым и кое в чём поправить его. Посмотрите на карту. Жуков сосредоточил перед Волоколамском четыре армии, я 30-ю армию можно без ущерба для Западного фронта передам. Калининскому фронту с задачей – левым флангом армии занять Старицу, а правым флангом перехватить с юга и с юго-запада калининскую группу немцев, окружить её и уничтожить.

Василевский был удивлён тем, как метко Шапошников под метил то, что явно упустил Жуков и чего всё ещё не понял Конев. «Доложу Сталину всё как есть», – решил Александр Михайлович.

Начал он разговор с Конева. Сталин, выслушав его, тут же вы звал на прямую связь командующего фронтом и заявил:

   – Ставка недовольна тем, как сражается левая группа войск вашего фронта. Надо было навалиться всеми силами на врага и создать для себя решительный перевес, а вы вводите в дело лишь отдельные группы войск, противник изматывает их по частям. Требую от вас крохоборскую тактику заменить тактикой действительного наступления! Вы поняли?

   – Ваши указания приняты к исполнению, нажимаю вовсю, – громко отозвался Конев.

   – У Бориса Михайловича есть дельное предложение для Жукова, – обронил Василевский. – Он вам сам скажет...

   – Я не могу ждать! – Верховный тут же вызвал к себе начальника Генштаба. Шапошников вошёл в кабинет возбуждённый, с покрасневшим лицом.

   – Что у вас за предложение для Жукова? Меня оно весьма заинтриговало. Садитесь, пожалуйста.

   – Кто вам сказал? – удивился маршал.

   – Сорока на хвосте принесла, – отшутился Верховный.

Шапошников объяснил, в чём суть его идеи, и Сталин горячо поддержал его:

   – Свяжитесь с Жуковым и от имени Ставки потребуйте, чтобы он немедленно оказал содействие генералу Коневу в разгроме калининской группировки врага!

Не избежал серьёзных замечаний Ставки и командующий Юго-Западным фронтом маршал Тимошенко. Правое крыло его фронта отстало от наступающей на левом крыле фронта 10-й армии почти на десять километров!

   – И что мы видим?! – воскликнул Василевский, скользя взглядом по карте. – Её фланг оголился, и по армии со стороны Мценска немцы могут нанести удар.

   – Верно, голубчик, – согласился с ним маршал. – Связывайтесь с Семёном Константиновичем и от имени Ставки прикажите ему всё исправить.

День за днём контрнаступление наших войск под Москвой приносило ощутимые результаты, хотя по-прежнему ощущался острый недостаток в танках, авиации, боеприпасах. Особенно эта нехватка сказалась на действиях войск Западного фронта. Его правое крыло, сокрушая вражеские узлы сопротивления и опорные пункты, продвигалось медленнее, чем планировалось Ставкой. Маршал Шапошников, обеспокоенный таким положением, поручил Василевскому переговорить с Жуковым. Тот был где-то в войсках, и лишь глубокой ночью удалось его застать в штабе фронта.

   – Георгий, привет! Почему правое крыло твоего фронта продвигается по-черепашьи?

   – Что, Верховный беспокоится?

   – Пока беспокоится Генштаб. Борис Михайлович недоволен.

Жуков честно заявил:

   – Понимаешь, Александр, бойцы идут по колено в снегу. Будь у меня больше танков, я бы посадил их на броню – и вперёд! Но танков-то нет... И всё же мы даём фрицам жару, они драпают! Танковую армию Гудериана мы глубоко охватили с флангов, и она начала поспешно отступать на Узловую, Богородицк, бросая тяжёлое оружие, тягачи и подбитые танки.

   – Как дела под Тулой, Георгий?

   – Угроза Туле ликвидирована, – громко ответил Жуков. – Тут основную роль сыграли танковая дивизия Гетмана, кавкорпус генерала Белова и оперативная группа 50-й армии, которую ввёл в бой генерал Попов.

   – Всё понял, будь здоров!..

В полночь 18 декабря Сталин вызвал в Ставку маршала Шапошникова и Василевского. Верховный сидел на краю стола и пил чай. Потом он встал, отнёс чашку в комнату, находившуюся в глубине кабинета, и, вернувшись, пригласил их сесть. Попросил Шапошникова высказаться о боях под Москвой.

   – Всем фронтам надо не ослаблять, а наращивать удары по врагу! – сказал Сталин, выслушав начальника Генштаба. – Теперь уже ясно, что немцы не так сильны, как трубили на весь мир Гитлер и Геббельс, их можно и надо бить! Чем дальше мы отбросим гитлеровцев от столицы, тем лучше.

Зазвонил телефон. Сталин взял трубку.

   – Да, товарищ Жигарёв, я вас искал! Где вы пропадали? Вам поручено руководство действиями авиации в боях под Москвой, но я недоволен, как вы это делаете. Авиация действует слабо. Мне жаловались командующие фронтами. Чем вы это объясните?.. Ах вот что – непогода! Самолёты не могут подняться в небо... Не в погоде дело, товарищ Жигарёв, – оборвал он генерала. – Речь идёт о плохой работе авиации! Прошу вас прибыть в Ставку для отчёта! Когда? Немедленно! – Верховный, положив трубку, взглянул на Шапошникова: – Когда придёт Жигарёв, вам тоже надлежит присутствовать. А вы, товарищ Василевский, узнайте, как дела под Севастополем.

   – Немцы начали второй штурм города, – сообщил Василевский. – Там идут кровавые бои.

   – Вот-вот, кровавые бои, и я хотел бы знать подробности, так что жду вас через час. Да, а где сейчас нарком ВМФ адмирал Кузнецов? Он не улетел в Ленинград? Пошлите его ко мне. Я хочу поговорить с ним о Севастополе.

Сражение под Москвой достигло своей кульминации. К началу января 1942 года войска Западного, Калининского и правого крыла Юго-Западного фронта вышли на рубеж Селижарово—Ржев—Волоколамск—Руза—Мосальск—Белев—Мценск—Новосиль. Ударные? группировки немцев были разгромлены и отброшены на запад на сто, а в ряде мест до двухсот тридцати километров.

«Первая крупная наступательная операция стратегического значения прошла успешно, – не без гордости отметил про себя Василевский. – Немцы биты, и биты по-настоящему!» Позже по заданию Сталина Генштаб подсчитает потери гитлеровских войск, и они окажутся весьма существенными: под Москвой немцы потеряли половину миллиона человек, тысячу триста танков, две тысячи пятьсот орудий, более пятнадцать тысяч машин и другой военной техники. Таких потерь фашистская Германия ещё не знала! Александр Михайлович заметил, как повеселел Сталин. На заседании Ставки он заявил:

– План «Барбаросса» рухнул, теперь это всем ясно, в том числе и Гитлеру, хотя открыто он сие не признает. Но от фактов, как от своей тени, не уйдёшь: теория молниеносной войны потерпела полный крах! – Верховный прошёлся вдоль стола, потом снова заговорил, и желваки на его лице заметно напряглись: – Но до полной победы ещё далеко, и я хотел бы вас предупредить, что враг жесток, поражение его ещё более озлит и он постарается взять реванш. Я вот о чём подумал, Борис Михайлович, продолжал Сталин. – Надо бы подготовить и направить Военным советам фронтов и армий директивное письмо, в котором потребовать от войск учесть опыт, полученный в сражениях под Москвой, а также в других зимних наступательных операциях. Важно подчеркнуть роль ударных группировок, их надо создавать, что бы наносить мощные удары по врагу, рационально использовать артиллерию для поддержки пехоты и танков непрерывно от начала и до конца боя! И всё это надо внедрять в боевую приют ку войск. Роль Генштаба в этом деле главенствующая!

По лицу Шапошникова пробежала едва заметная тень.

   – Одних рекомендаций, Иосиф Виссарионович, недостаточно, нужно оружие, боевая техника, боеприпасы, – резонно заметил маршал. – У нас, к сожалению, пока с этим делом туго.

   – Вы правы, Борис Михайлович, и мы будем накапливать резервы. – Сталин вскинул голову. – Так что займитесь директивным письмом. Два-три дня хватит?

   – Сделаем, Иосиф Виссарионович, – заверил Шапошников.

Я, правда, часто хвораю, но у меня надёжный помощник. – И он кивнул на Василевского.

Тот зарделся. Ему бы помолчать, но вдруг у него вырвалось:

   – Я за сутки всё сделаю!

   – Это то, что надо! – улыбнулся Верховный. И тут же предупредил, что нужно обобщить опыт, который родился в боях под Москвой и привёл к победе над врагом.

В кабинет вошёл Молотов.

   – У тебя что-нибудь срочное? – спросил его Сталин.

Молотов сказал, что звонил из Мурманска наш посол в Англии Майский, крейсер «Кент» прибыл в Мурманск, на его борту министр иностранных дел Англии Иден[11]11
  …крейсер «Кент» прибыл в Мурманск, на его борту министр иностранных дел Англии Иден... – Иден Антони, лорд Эйвон (1897-1977), государственный и партийный деятель Великобритании, один из лидеров консервативной партии. В 1935-1938 гг. и в 1940-1945 гг. министр иностранных дел, член военного кабинета. 26 мая 1942 г. подписал в Лондоне от имени Великобритании советско-английский договор о союзе в войне против гитлеровской Германии.


[Закрыть], завтра утром он поездом выезжает в Москву.

   – Когда мы начнём с ним переговоры? – спросил Молотов.

   – Как только он прибудет в столицу. Ты подготовил документы?

   – Да.

   – Я хотел бы их посмотреть. Идена послал господин Черчилль, как ты знаешь. Черчилль – хитрая лиса, как бы не подсунул нам мину замедленного действия, в этом деле он дока! Нам теперь нужна конкретная помощь, а не разговоры о ней. Учти это, Вячеслав!

Молотов вышел. Сталин, загасив трубку, сказал:

   – Теперь поговорим, что там у нас под Ленинградом?..