Текст книги "Жезл маршала. Василевский"

Автор книги: Александр Золототрубов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 40 страниц)

Поскрёбышев минут через пять снова вошёл в кабинет и доложил Сталину:

   – Санаторий готов принять генерала Василевского!

Сталин взглянул на Александра Михайловича:

   – Немедленно отправляйтесь в санаторий и до утра поспите.

Василевский поспешил в Генштаб. Каково же было его удивление, когда он увидел начальника Главного санитарного управления генерала Смирнова!

   – Вы ко мне, Ефим Иванович? – спросил он.

   – Мне приказано доставить вас в санаторий «Архангельское». Вы в курсе?

   – В курсе, Ефим Иванович! – Александр Михайлович быстро оделся. – Я готов!

Всю ночь Василевский спал как убитый. Никто его не будил, никто не тревожил. В санатории о нём хорошо позаботились.

Утром, как всегда, он прибыл на доклад к Верховному.

   – Ну как, отдохнули? – весело спросил Сталин. – Значит, сил набрались?..

На рассвете 7 ноября Василевского разбудил телефонный звонок. «Наверное, Катюша...» – пронеслось в голове. Он вскочил, схватил трубку и услышал далёкий, слегка приглушённый голос Юрия:

   – Привет, папа! Я тебя разбудил? Мы долго ждали, пока нам дали Москву. Как ты поживаешь? Алло, ты меня слышишь?

   – Всё хорошо, сынок! – отозвался Александр Михайлович, чувствуя, как от волнения заколотилось сердце. – Правда, много работы. У нас тут в столице тревожно...

   – Папа, а я уже работаю на Новотрубном заводе!

   – Да? Вот здорово! Кем же работаешь?

   – Учеником слесаря. Кое-что наш завод делает и для фронта, так что и я сражаюсь с фашистами. По тебе очень скучаю. Может, хотя бы на денёк-два приедешь к нам в гости?

   – Что ты, Юра, у меня столько дел!.. Скажи, сынок, как у вас с питанием? Денег прислать?

   – Не надо, папа, у нас всё есть. Мама тоже работает, получает зарплату... Ладно, папа, береги себя. Мама тут рядом, даю ей трубку!

   – Привет, Серафима. Как ты? – У Василевского вдруг появилось ощущение тревоги за бывшую жену: всё ли у неё там есть и как она себя чувствует.

   – Здравствуй, Саша! – отозвалась Серафима. Голос звонкий, какой-то шальной. – Ты спрашиваешь, как я? Отвечу: пока замуж не вышла, никак не найду себе человека по душе. А так всё хорошо.

«И тут меня уколола», – грустно подумал Василевский.

   – Ты всё шутишь... Скажи, как Юра?

   – По тебе скучает, но здесь я ничем не могу помочь ему... Ты дома один или у тебя под боком Катюша?

   – Она со мной, – съязвил Александр Михайлович. – Игоря оставила в посёлке Чебаркуль, а сама прикатила сюда. Видишь ли, она и дня не может без меня прожить!

   – Шутить изволите, товарищ генерал! Я тебе не верю, – зло добавила Серафима.

   – Время закончилось, выключаю! – раздался на линии голос телефонистки.

Василевский выпил чаю и поспешил на Красную площадь. От снега всё белым-бело. Войска уже подтягивались к месту парада, слышались звонкие команды, урчали машины, раздавался лязг гусениц тяжёлых танков КВ. У Мавзолея ему встретился военный комендант Москвы генерал Синилов. Он не раз приходил в Генштаб к Александру Михайловичу, когда шла подготовка к военному параду.

   – Не везёт нам, а?! – сказал Василевский. – Вчера весь день сыпал снег, а с утра поднялась пурга. Мороз, скользко, как бы не буксовали танки и машины!

   – Вчера всю площадь мы посыпали песком, скольжения быть не должно! – заверил Синилов.

По всей площади от Исторического музея до храма Василия Блаженного выстроились войска. На трибуну Мавзолея поднялись члены правительства. Василевский обратил внимание, что на голове Молотова папаха, а Сталин стоял в фуражке, хотя было морозно. Вот из ворот Спасской башни на заснеженную площадь на коне выехал первый заместитель наркома обороны СССР маршал Будённый. Трибуны встретили его аплодисментами. Командующий парадом подъехал к нему на своём рысаке и громко отрапортовал:

   – Войска Московского гарнизона для участия в параде по случаю двадцать четвёртой годовщины Великой Октябрьской Социалистической революции построены!

Грянула медь сводного оркестра. Маршал Будённый в сопровождении генерала Артемьева стал объезжать войска, поздравляя их с праздником. Бойцы дружно отвечали на его приветствие. «Ура!» мощным валом катилось по площади. Громовое, воинственное. Объехав войска, Будённый поднялся на трибуну Мавзолея. Парад затих, замер, когда к микрофону подошёл Сталин и, как показалось Василевскому, заговорил спокойно, но твёрдо. Речь вождя слушали затаив дыхание.

   – Война, которую вы ведёте, есть война освободительная, война справедливая. Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный образ наших великих предков – Александра Невского, Дмитрия Донского, Кузьмы Минина, Дмитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова! Пусть осенит вас победоносное знамя великого Ленина!

Торжественный марш войск открыли курсанты минно-артиллерийского училища. Василевский, глядя на них, подтянулся, одёрнул шинель, словно сам находился в строю с бойцами и командирами. К нему подошёл полковник Штеменко.

   – У меня такое чувство, Александр Михайлович, что сам бы сейчас взял автомат и пошёл на передовую, – сказал он. – Нет, я ещё раз попытаюсь уйти на фронт. Вернусь в Генштаб и напишу на ваше имя рапорт...

   – У вас, Сергей Матвеевич, есть своя передовая, так что никуда вас я не отпущу, – осадил его Василевский.

Штеменко помрачнел, но промолчал.

   – Что нового под Москвой? – спросил Сталин, едва Василевский зашёл к нему.

   – Немцы усилили свою группировку войск...

   – Вы имеете в виду те подкрепления в танках и самолётах, которые по приказу Гитлера получила группа армий «Центр»?

спросил Верховный. – Я в курсе дела, подробности мне доложил Жуков. – Он выбил из трубки пепел, хотел было снова закурить, но бросил трубку на край стола и подошёл к Александру Михайловичу: – Ну, как вам парад?

   – Суровый и величественный, я даже разволновался. Уверен, что этот парад вызовет у бойцов желание ещё крепче бить врага! – Василевский улыбнулся. – Ваша речь, товарищ Сталин, короткая, но яркая. Особенно берёт за сердце ваш призыв равняться в боях на наших великих предков.

   – Не знаю, как у кого, но у Гитлера парад, безусловно, вызовет в душе ярость, – усмехнулся Сталин. – Пожалуй, генералам от фюрера достанется. Как это они допустили такое! Их дивизии стоят у стен Москвы, а на Красной площади – военный парад!

Без стука в кабинет вошёл Берия. Под маленькими очками его глаза поблескивали.

   – Что у тебя, Лаврентий? – сухо спросил Сталин.

   – У меня вопрос оперативного характера, и я желал бы с вами посоветоваться...

   – Чего ты тянешь? – прервал его Сталин. – Говори!

Лаврентий взглянул на него, потом на Василевского:

   – Я подготовил группу своих людей и хочу послать их на Западный фронт.

   – К Жукову? – уточнил Сталин.

   – К нему, – подтвердил Берия. – Вас не так давно крепко подвёл генерал Конев, вы хотели отдать его под трибунал, но потом отменили своё решение. Но Конев ведь у Жукова заместитель! Надо бы за ним присмотреть...

Василевский увидел, как брови у Сталина дрогнули, поломались, он нахмурился.

   – К Жукову посылать людей не надо, – раздражённо произнёс Верховный. – Ему сейчас нужны не твои люди, ему нужны танки. У тебя они есть? – В его глазах вспыхнули ехидные искорки.

   – Где же у меня танки? – смутился Берия. – Но иногда один человек может сделать больше, чем сто танков!

   – А вот товарищ Василевский вряд ли с тобой согласится, – усмехнулся Сталин.

«Только бы меня в эти игры не втягивали», – подумал Александр Михайлович. И, не дождавшись, что Верховный ответит Берия, он встал и попросил разрешения уйти. Но Сталин задержал его:

   – Вы мне ещё нужны. – Он взглянул на Берия: – Ты, Лаврентий, зайди ко мне попозже.

Берия вышел, прикрыв за собой дверь. Какое-то время в кабинете стояла напряжённая тишина, и кто знает, долго ли она продолжалась, если бы на столике у Верховного не взревел телефон. Он снял трубку. Докладывал Жуков:

   – Немцы начали наступление! На наши передовые позиции ринулись танки... – Георгий Константинович помолчал, но реакции Сталина не последовало, и он добавил: – Немцы, как мне кажется, хотят обойти Москву с севера, через Клин и Солнечногорск, и с юга, через Тулу и Каширу, но мы сорвём их замысел. Прошу лишь ускорить переброску сюда 1-й ударной армии генерала Кузнецова.

   – Желаю удачи! А подход резервов Ставка ускорит.

Положив трубку, Верховный спросил Василевского:

   – Вы слышали, что волнует Жукова?

   – Резервы, – ответил Александр Михайлович. – Этот вопрос я держу на контроле. 1-я ударная армия генерала Кузнецова будет у Жукова через неделю, к этому времени подойдут ещё четыре резервные армии – 10, 20, 26 и 61-я. По замыслу Ставки, о чём я вчера вам докладывал, они выдвигаются на фланги Западного и на стыки его с Юго-Западным фронтом.

Помолчали. Потом Сталин снова заговорил:

   – Не кажется ли вам, что Жуков не уверен в себе?

Василевскому показалось, что голос у вождя дрогнул, он даже слегка покраснел.

   – Что вы, Иосиф Виссарионович, мне это не кажется! – твёрдо заявил Александр Михайлович. – Он крепко держит в руках Западный фронт, и, если мы дадим ему всё, что он просил, – а мы это сделаем, – враг к столице не прорвётся! Просто он позвонил вам, чтобы объяснить сложившуюся ситуацию...

   – Дай-то Бог ему выстоять, – тихо обронил вождь.

С каждым днём бои под Москвой становились ожесточённее. Гитлеровцам удалось продвинуться к каналу Москва—Волга, форсировать его у Яхромы на северо-западе, а на юго-востоке достичь Каширы. Сталин высказал свои опасения Жукову, когда вызвал его в Ставку. Тот, ничуть не смущаясь, ответил:

   – Всё, немцы выдохлись! За двадцать дней своего наступления они добились не очень-то многого. Дальше они не пройдут!

   – Теперь немцы перешли к обороне, и надо бы этим воспользоваться, – сказал Василевский, глядя на Верховного.

   – Я тоже считаю, что надо крепко ударить по врагу, – подал голос Жуков. – Если раньше у группы «Центр» был перевес в артиллерии, авиации и танках, то теперь, получив резервы из Станки, Западный фронт превосходит врага по танкам. К тому же немцы понесли большие потери и исчерпали свои возможности, горячо добавил Георгий Константинович.

   – Пожалуй, вы оба правы, – подвёл итог дискуссии Верховный. У него потеплело на душе от мысли, что уже скоро немцы почувствуют силу ударов Красной Армии. – Главное, товарищи, нужно во что бы то ни стало вырвать из рук врага стратегическую инициативу. Для чего во время контрнаступления надо как можно сильнее ударить по врагу!

Василевский не забыл, что идея контрнаступления возникла в Ставке ещё во время первого натиска фашистов на Москву, но тогда для этого не было сил. И лишь теперь, когда враг выдохся и перешёл к активной обороне, Ставка возвратилась к идее контрнаступления. Замысел был прост: под ударами войск правого и левого крыла Западного фронта, при поддержке Калининского и Юго-Западного фронтов разгромить ударную группировку врага. Жукову было предложено подготовить план контрнаступления войск Западного фронта. Утром 30 ноября он прислал в Генштаб этот план и попросил Василевского доложить о нём Верховному.

   – Александр, я всё сделал так, как мы с тобой обсуждали, – сказал Василевскому по телефону Жуков. – К плану я приложил записку и план-карту. Рядом с моей подписью стоят подписи члена Военного совета Булганина и начальника штаба фронта генерала Соколовского. Это тоже покажи Верховному. Жду, Александр, и очень надеюсь на твою поддержку. Я слышал, что из эвакуации вернулся Генштаб, передай привет Борису Михайловичу Шапошникову.

   – Он уже третий день болеет, видно, отозвалась дальняя дорога, – сообщил Василевский. – Всё, о чём ты просишь, я сделаю.

Прежде чем идти на доклад к Верховному, он сам ознакомился с планом контрнаступления. Западный фронт наносил удары но флангам врага, чтобы не дать ему возможности окружить наши войска и бить их по частям, как это произошло при первом наступлении немцев на столицу. Поэтому, когда Василевский принёс план Жукова Верховному на утверждение, он именно на это обратил его внимание. Сталин не возразил, однако спросил:

   – Кто и как намерен поддержать действия Западного фронта?

   – Соседние армии, товарищ Сталин. – Василевский подошёл к карте. – Вот эти армии... Калининский фронт нанесёт удар войсками 31-й армии южнее города Калинина, в сторону Старицы, Юго-Западный фронт – войсками 3-й и 15-й армий на участке Ефремов – Волово в обход города Елец, в сторону Верховья. Полагаю, – продолжал Александр Михайлович, – план Военного совета Западного фронта можно утвердить.

   – Если Генштаб так считает, почему я должен возражать?! – улыбнулся Сталин и, взяв ручку, подписал план. – А это что у нас? – спросил он, увидев в руках Василевского какие-то бумаги.

Василевский сказал, что он подготовил проект директивы командующему Калининским фронтом генералу Коневу. Он не стал скрывать от Верховного, что генерал Конев порой распыляет свои силы, делает упор на частные атаки, но они малоэффективны.

   – Посудите сами, Иосиф Виссарионович, – с горечью произнёс Василевский, – двадцать седьмого—двадцать девятого ноября войска Конева провели атаки на разных направлениях, но они ничего не дали, войска понесли лишь ненужные потери. Я говорил об этом Коневу, но что-то он не перестраивается. Поэтому я подготовил проект директивы.

   – Что Генштаб предлагает генералу Коневу? – поинтересовался Верховный.

   – Коневу предписывается сосредоточить ударную группировку и в течение двух-трёх дней нанести удар южнее Калинина на Тургиново, чтобы содействовать уничтожению клинской группировки немцев войсками 1-й ударной армии генерала Кузнецова. У Конева есть для этой цели пять наиболее боеспособных дивизий.

Сталин прочёл директиву и подписал её.

   – Вы тоже поставьте свою подпись, – сказал он Василевскому. – И вот ещё что: разъясните Коневу суть директивы, подскажите ему, как действовать, чтобы оказать Западному фронту реальную помощь. И построже с ним! Приказы отдавайте от имени Ставки!..

Утром 1 декабря Василевский вызвал на связь генерала Конева и сообщил ему о директиве. Конев, однако, ничуть не смущаясь, заявил, что хотел бы провести операцию по освобождению города Калинина, а Жуков управится и без его поддержки. Василевский повысил голос:

   – Товарищ командующий, вы преследуете локальные интересы, но Ставка согласиться с этим не может! Сейчас все силы брошены на то, чтобы остановить наступление врага на Москву, измотать его войска в боях, а потом и самим нанести по нему контрудар. А вы печётесь только о себе. Командующий Юго-Западным фронтом Тимошенко повыше вас чином, но руку помощи Жукову протянул.

   – Помочь и я не против, но у меня войск и вооружения – кот наплакал, – огрызнулся Конев, но голос его прозвучал не так твёрдо, как прежде.

   – Генштаб перебросит вам ещё 262-ю стрелковую дивизию с Северо-Западного фронта, в ней девять тысяч хорошо вооружённых бойцов. Сегодня дивизия начала погрузку в эшелон.

   – Ваши требования ясны, – глухо отозвался Конев. – Нанесу удар по Тургиново, прорву оборону противника и выйду ему в тыл...

О своём разговоре с Коневым Василевский доложил Сталину. Тот усмехнулся в усы.

   – С характером генерал! – Он о чём-то задумался. – Перед началом сражения в ночь на пятое декабря отправляйтесь в штаб Калининского фронта и вручите генералу Коневу директиву ни переход в контрнаступление. Пусть попробует ослушаться, – сурово подчеркнул Верховный, – будет отвечать по всей строгости, и Жуков ему в этот раз не поможет. Только сразу же возвращайтесь. У меня вечером приём председателя Совета Министров Польской Народной Республики генерала Сикорского. Быть и вам на приёме в парадной форме. Да, – спохватился Сталин, – как там Борис Михайлович, он всё ещё болеет?

   – К сожалению, да.

   – Тогда продолжайте временно исполнять обязанности начальника Генштаба.

Вскоре после похорон жены Кальвин решил проведать Дашу. Юлия Марковна открыла ему дверь.

   – Боже, кого я вижу! – всплеснула она руками. – Вы так давно у нас не бывали...

   – Даша дома? – прервал её Оскар и, когда услышал, что она пошла с ребёнком к доктору, спросил: – Что с Машей?

   – У неё болит горлышко. Бедняжка всю ночь не спала. Даша намаялась с ней. Хотите чайку? – предложила соседка. – Пока будем чаёвничать, она вернётся.

Кальвин снял шинель, осмотрелся. Комната соседки была небольшой, но убрана со вкусом. На тумбочке фотография капитана 1-го ранга: он стоит на верхней палубе корабля и кому-то улыбается. Юлия Марковна вошла в комнату с чайником и перехватила взгляд Оскара.

   – Это мой муж Тимур Петрович, – грустно сказала она. – Похоронила его пять лет назад. А фотографировался он на Северном флоте, мы тогда жили на улице Сафонова, неподалёку от причала.

   – Там сейчас служит мой брат Азар, – молвил Кальвин.

   – Что, брата так и не освободили? – Соседка налила ему чаю. – Бот чёрная смородина, сама летом на даче закатывала в баночки. Пробуйте, Оскар Петрович...

   – Дело с Азаром затянулось... И на меня беда свалилась: на днях похоронил жену.

   – Да вы что?! – воскликнула соседка. – Галина Сергеевна попала под бомбёжку?

   – Ушла добровольно в народное ополчение, под Истрой её тяжело ранило, и после операции она скончалась.

Известие о гибели Галины Сергеевны, которая не раз врачевала её, ошеломило Юлию Марковну, вывело из равновесия. Она вдруг притихла, посерела лицом и вся стала какой-то побитой.

   – Война, Юлия Марковна, что поделаешь! – Кальвин передохнул.

В прихожей послышались шаги. Соседка открыла дверь. Это пришла Даша.

   – Тебя тут ждут, голубушка!

Оскар схватил шинель и вышел в прихожую.

   – Ты? – удивилась Даша. – Какими судьбами? Вот уж не ожидала...

   – А где Маша? – спросил Оскар, когда следом за Дашей вошёл в её комнату.

   – Чего она вдруг тебя заинтересовала? – наигранно улыбнулась Даша. В эту минуту она была так соблазнительна, что Оскар едва не вскочил со стула, чтобы обнять её и поцеловать.

   – Маша и моя дочь, – твёрдо сказал он. И чуть громче добавил: – Об этом я узнал от Гали...

Даша больно прикусила губы, у неё вырвались слова:

   – Она решила над тобой подшутить.

   – Перед смертью не врут, – сухо возразил он.

   – Ты о чём, Оскар? – Даша почувствовала, как по её спине пробежали холодные мурашки. Он вынул из кармана кителя платок, развернул его и положил на стол кусочек опалённого рваного железа.

   – Это осколок мины, его извлекли из лёгкого Гали. После операции она ещё пожила несколько часов. Скончалась на моих глазах...

Даша долго молчала, потом разжала губы:

   – Маша – твоя дочь, Оскар, но я это скрыла...

   – Почему?

   – Не хотела, чтобы ты ссорился со своей женой. – Она помолчала. – Сам хоронил Галю?

   – Помогли друзья-журналисты. Василевскому позвонил, но он был где-то на фронте у Жукова. У тебя малышка на руках.

   – Я бы оставила её на попечение Юлии Марковны...

   – Ни к чему это, Дашенька.

   – Перед тем как уехать на фронт, Галя приходила ко мне, неожиданно сказала Даша. – Мы с ней долго беседовали о житейских делах. Потом я вышла на кухню сварить Маше кашку, а она осталась с ней в комнате. Тогда-то и прочла письмо, в котором я признавалась тебе, что Маша – твоя дочь.

Теперь он понял: Галя узнала о его интимной связи с Дашей и в отместку укатила на фронт.

   – Скажи, где Маша? – спросил Оскар. – Ты небось оставила её в больнице? Я так хотел её увидеть!

   – Там хорошее детское отделение, врач – моя давняя знакомая, она и посоветовала оставить её. Дня три там побудет.

   – Я купил ей большого мишку.

   – После отдашь! – Даша вскинула на него опечаленные глаза. В них он увидел то смятенное чувство, какое не раз видел, когда приходил к ней. – Пока Маша в больнице, я бы хотела сходить с тобой на могилу Галины Сергеевны и положить цветы. Я уважала её, она прекрасный врач. Это она посоветовала мне родить малыша.

   – Родить без мужа? – удивился Оскар.

   – Да! – Даша улыбнулась. – Познакомиться с хорошим парнем и... забеременеть. А я от тебя стала беременной. Поначалу испугалась: что делать? А потом решила рожать.

   – Жестокая ты, Даша! – упрекнул её Кальвин.

   – Так уж и жестокая? – Даша лукаво повела бровью.

   – Почему сразу не открылась мне? Я же люблю тебя!

Даша вдруг посерьёзнела и переменила тему:

   – Василевскому не удалось переговорить с вождём насчёт Азара?

   – Пока нет, но он обещал это сделать. Так что давай ещё подождём.

   – Тебе, Оскар, виднее...

Кальвин побывал в редакции, уладил все вопросы и уже потом пришёл домой. В комнате было тихо, как в глухом фронтовом окопе. Куда ни глянь, всё в квартире напоминало о жене. Вот её стол, на нём в рамке фотокарточка, на которой засняты он, Галя и пятилетний Пётр. Оскар вспомнил, что фотографировались они в парке имени Горького на Первомай. Рядом другая фотография, на ней Оскар стоит в обнимку с женой, а справа от него улыбающийся Василевский со своей Катей. Внизу подпись: «Дорогим Оскару и Галочке от Василевских. 22 июня 1940 года».

   – Ровно за год до начала войны, – произнёс вслух Кальвин, как будто около него стояла жена. – В тот день мы провожали Петю в Ленинград в военно-морское училище...

Зазвонил телефон. Это был Василевский.

   – Добрый вечер, Оскар! Мне надо с тобой увидеться. Пожалуйста, никуда не уходи. Я выезжаю...

Оскар был немало удивлён, когда Василевский вошёл к нему в квартиру с автоматом.

   – У тебя что, Саша, нет охраны? – усмехнулся он. – Зачем взял автомат? Да ты садись! Если желаешь, попей со мной чайку с вишнёвым вареньем. Галя прошлым летом заготовила на зиму па даче.

   – Я к тебе на полчаса, не больше. – Александр Михайлович снял фуражку, автомат поставил у двери. – Есть у меня охрана, у подъезда в машине сидят ребята. Но все, кто выезжает на фронт, должны иметь при себе личное оружие. У меня пистолет и автомат, а еду я к генералу Коневу. Всего лишь на сутки послал Верховный. Ну, как твоя Галина, сделали ей операцию?

   – Нет Гали, Саша, – глухо сказал Оскар и обо всём, что касалось жены, поведал другу. – Когда из операционной вышел хирург, я спросил, как моя жена. Он ответил, что операция прошла успешно, но у Гали, как он выразился, «сердце висит на ниточке, так что эта ниточка может оборваться в любую минуту». И она оборвалась...

   – Да ты что, Оскар?! – воскликнул Василевский. – Как же ты не уберёг её?

   – Что я мог сделать? – Оскар развёл руками. – Осколок ведь не разбирает, кого жалить. Кто встретился на его пути, того он и кусает. – Оскар помолчал. – Неделю назад я похоронил её на Ваганьковском кладбище. Звонил тебе, но Штеменко сказал, что ты на фронте.

   – Было такое. – Василевский зацепил его взглядом. – Что у тебя с Дашей?

   – Влюбился в неё по самые уши, вот что! Она родила мне дочь Машу, и я чертовски счастлив! Я так люблю девочек!

   – Не толкнуло ли это твою Галину на роковой шаг?

   – Так и есть, дружище. Незадолго до своей кончины Галя сказала мне, что Маша моя дочь и что Даша любит меня и я должен взять её в жёны.

Помолчали. Потом Кальвин спросил:

   – Не удалось замолвить слово об Азаре?

   – Нет, но на этой неделе постараюсь переговорить с вождём, заверил Оскара Александр Михайлович. – Ладно, я поехал.

Оскар уже засыпал, когда ему позвонила Даша.

   – Ты ещё не спишь? – тихим голосом спросила она.

   – Чуть задремал, а тут твой звонок, – также тихо ответил он. И, не дождавшись, что Даша скажет ему, продолжал: – У меня был Василевский, и я открыл ему наш с тобой секрет.

   – Какой ещё секрет? – не поняла она.

Оскар пробасил в трубку:

   – Секрет, что мы давно любим друг друга и что у нас с тобой растёт дочурка Маша.

   – Я уже взяла из больницы Машу и сказала ей, что приехал наш отец.

   – Ты это сделала ради меня? – Оскар затаил дыхание и, прижав трубку к уху плотнее, нетерпеливо ждал, что она ответит. Теперь он понял, почему Даша тихо говорила с ним по телефону: малышка спит и она боялась разбудить её.

   – И ради тебя, и ей стало лучше – нет температуры. Так что приходи завтра утром и увидишь её.

Оскару вдруг захотелось сейчас приехать к Даше. Но когда он сказал ей об этом, она запротестовала:

   – Боже упаси тебе добираться ко мне в такой поздний час – уже половина первого ночи. Где ты возьмёшь такси? Нет, лучше отдыхай. Спокойной ночи. – И она положила трубку.

Теперь уже Оскар никак не мог уснуть. Он оделся и вышел. У соседнего подъезда стояла чёрная «эмка». Из неё вышла женщина с ребёнком, расплатилась с таксистом и, подхватив чемодан, шагнула в темноту. Оскар подошёл к машине.

   – Отвези меня в Сокольники, – попросил он водителя.

   – Я закончил ночную смену и еду в гараж.

   – Сделай, друг! Я хорошо тебе заплачу.

   – Ладно, садись. Батя у меня военный, и ты вроде такой же, – пробурчал шофёр.

Дорога была свободна, и Оскар быстро добрался до заветного кирпичного дома. Даша открыла ему, и он вошёл в прихожую, разделся.

   – Всё-таки приехал... – прошептала она, потом поцеловала. – Только не шуми, а то Машу разбудишь...

Утром Оскар проснулся от чьего-то прикосновения. Открыл глаза и увидел... Машу! Она пальчиками щипала его за нос и улыбалась, её голубые глазки искрились. Он встал, взял её на руки.

   – А где наша мама?

   – На кухне кашку варит. А ты будешь со мной кашку есть?

   – Если угостишь, то буду! – Он прижал её к себе и поцеловал. – Ух ты, моя красавица! Что, горлышко уже не болит?

   – Чуть-чуть болит, но мама дала мне попить тёплого молока, и всё прошло. А ты где так долго был, папка?

   – На войне был... – Глядя на дочурку, Оскар в душе упрекнул себя за то, что редко приходил к Даше. Тогда и мысль не приходила ему в голову, что Даша носит в себе его дочь, и даже когда она родилась, о чём ему сказала жена, он легко, без восторга поздравил Дашу с рождением малышки. И сделал это по телефону. Он полагал, что у Даши появился наконец-то ухажёр, и ему не хотелось с ним соперничать. А когда однажды он увидел её во дворе с коляской, в которой находился ребёнок, то спросил:

   – Кто её отец?

   – Ты ревнуешь?

   – Что ты, голубка, я не из слабаков! А если я хорошо тебя попрошу, скажешь?

   – Я подумаю... А ты приходи ко мне, ладно?

Но Оскар не пришёл. «У неё кто-то есть, и я не вправе состязаться с её избранником. Ноги моей больше не будет в её квартире!»

И он держал своё слово, пока Даша не родила.

Как-то он торопился в редакцию и у магазина увидел Дашу. Она стояла в очереди за молоком. Он подошёл, тронул её за плечо:

   – Привет, Даша-царица. Что ты тут делаешь?

Она улыбнулась, глаза её заискрились.

   – Молока надо, а здесь такая очередь!

   – А на кого ты оставила Машу?

   – За ней приглядывает Юлия Марковна. – Она посмотрела ему в лицо. – Ты-то как поживаешь? Почему не заходишь к нам?

   – У тебя ведь кто-то есть...

   – Ну и что? – усмехнулась она. – Ты же мой давний друг? Я жду тебя...

Но Оскар не пришёл.

«Дурень же я, она-то ждала меня», – подумал он сейчас.

В комнату вошла Даша.

   – Машуня, ты что папку нашего разбудила? – Она развела руками.

   – Я ущипнула его за носик, и он открыл глазки! – засмеялась девочка.

   – Садись ешь кашку, и ты, Оскар, тоже завтракай.

Он сказал, что сходит в редакцию, возьмёт у шефа разрешение отлучиться на день, они пойдут в загс и распишутся.

   – Ты не раздумала взять меня в мужья?

   – Что ты такое говоришь? – Даша прижалась к нему. – Да я с тобой хоть на край света...

Василевский вызвал военного комиссара Оперативного управления Генштаба генерала Рыжкова и велел ему взять с собой ещё двоих работников.

   – Поедем в штаб Калининского фронта, – сказал Александр Михайлович. – Знаете, где он находится? В деревне Большое Кушало, что неподалёку от города Калинина.

   – Вы, наверное, там бывали, а я нет, – признался генерал.

   – В этой деревне, Пётр Аркадьевич, я служил с тысяча девятьсот тридцать пятого года, когда был командиром 142-го стрелкового полка. – Василевский посмотрел на часы. – Да, времени у нас в обрез, так что через пять—десять минут всем в мою машину, она у подъезда. Иметь при себе автоматы и пистолеты.

Добрались в штаб фронта быстро, хотя дважды машина буксовала в снежных сугробах, пришлось толкать её, пока не выбрались на твёрдый грунт. В штабе фронта Василевского встретил генерал Конев. Был он в полевой форме – не сразу разглядишь в нём командующего фронтом.

   – Рад гостям! – весело произнёс он, здороваясь. – Да чего же, ребятки, мне не позвонили? Я даже чаю не успел попить...

«Ну и генерал, никакого уважения к старшим! – сердито подумал Рыжков. – Неужели Александр Михайлович проглотит эту пилюлю?»

   – Товарищ Конев, прошу не забываться! – сурово изрёк Василевский. – К вам прибыл не сват и не кум, а временно исполняющий обязанности начальника Генштаба! И прибыл к вам по личному распоряжению Верховного Главнокомандующего!

Конев покраснел, принял стойку «смирно», вытянув руки по швам:

   – Прошу меня извинить, товарищ генерал-лейтенант. Я слушаю вас!

   – Вот так-то будет лучше и по-военному. – Василевский вынул из портфеля документы. – Я привёз вам директиву Ставки по переходу в контрнаступление. – Он отдал ему пакет. – Товарищ Сталин поручил мне объяснить вам суть требований директивы. Давайте вашу рабочую карту, и мы кое-что обсудим. Калининскому фронту Ставка предписала наступать утром пятого декабря. Так что у вас в резерве целых восемь часов!..

   – Негусто, однако, – пробурчал Конев, о чём-то задумавшись.

Обсуждение прошло без каких-либо споров, и Василевский был доволен, что командующий фронтом больше ничего лишнего себе не позволил, был сдержан в эмоциях. Он заявил, что директиву выполнит. Потом достал из стола бутылку армянского коньяка и предложил выпить за успех предстоящей операции.

   – Я очень вас прошу, товарищ генерал-лейтенант, разделить со мной трудности будущего сражения, – сказал, волнуясь, Конев. Его карие глаза заблестели, он подтянулся, стал молодцевато-энергичным. – Завтра утром мы начнём бой, а пуля, как вам известно, чинов не разбирает, и всякое может случиться...

   – Что за намёк, Иван Степанович? – упрекнул его Василевский. – Свою голову пуле-дуре не подставляйте! Ну, а за успех предстоящей операции выпить готов! – подмигнул он Коневу и пригласил генерала Рыжкова к столу.

Выпили по рюмке, закусили трофейным немецким шоколадом.

Наблюдая за Коневым, Василевский подумал, что он такой же настырный, как Жуков: если что не по нему, никого не пощадит.

   – Постараюсь крепко ударить по фрицам! – заверил Конев Василевского, когда тот уезжал.

Василевский вернулся домой под вечер. Он быстро принял горячий душ, переоделся и сразу в Кремль, в кабинет Сталина. Здесь уже были Молотов, Маленков, Микоян, другие члены Политбюро. Сталин подошёл к Василевскому.