Текст книги "Жезл маршала. Василевский"

Автор книги: Александр Золототрубов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 40 страниц)

   – Ты знаешь, Георгий, я очень переживал за Ватутина, когда во время оборонительного боя по 6-й и 7-й гвардейским армиям фронта немцы в первый день нанесли удар тремя танковыми корпусами и двумя армейскими. А по обороне центрального фронта немцы ударили лишь тремя корпусами. Так что Николай Фёдорович ныне герой, хотя перед сражением тебе и мне пощекотал нервы.

Жуков мягко сказал:

   – Я был у Рокоссовского, он всё знает и даже сам тревожился за Ватутина – устоят ли его войска. И я и он в курсе того, что ты и твой подопечный Ватутин пережили неделю назад. Ну, а главное то, что наши бойцы не дали себя словить!

Когда 15 июля в контрнаступление включился и Центральный фронт, Василевский уже находился в штабе Юго-Западного фронта и вместе с его командующим генералом Малиновским, членом Военного совета генералом Желтовым и начальником штаба генералом Корженевичем обсуждал план предстоящих боевых действий фронта.

   – Вы надолго к нам? – спросил его Малиновский.

   – Вот решим с тобой, Родион Яковлевич, все вопросы, а там видно будет, – небрежно обронил Александр Михайлович. – Ты же знаешь, в чьём подчинении я нахожусь. Вчера по приказу Верховного был на Воронежском фронте, теперь туда прибыл Жуков, а меня Сталин направил к тебе. Дня три поработаю у вас, а там как он решит. Ситуация на фронте заваривается всё круче, и Верховный беспокоится, как бы нам не оплошать.

   – И всё же нам бы хотелось, Александр Михайлович, чтобы вы подольше побыли у нас, – добродушно сказал до этого молчавший член Военного совета генерал Желтов.

   – Буду сидеть у вас, пока не позвонит Верховный, – улыбнулся Василевский.

Но Сталин позвонил Василевскому и, выслушав его доклад по Юго-Западному фронту, спросил:

   – Что будете делать вечером?

   – Намерен с руководством фронта поработать на оперативной карте. Ситуация на всех участках фронта не сегодня-завтра весь ма осложнится, и важно всё предусмотреть.

   – Вы сами так решили или вас попросил Родионов (псевдоним Малиновского)?

   – Оба так решили...

   – Хорошо, поработайте с руководством фронта, – согласился Верховный. – А завтра к вечеру поезжайте на Воронежский фронт к Ротмистрову. Там будет и Юрьев (псевдоним Жукова). К вам на фронт прибыли танки, как мне доложил ваш заместитель генерал Антонов. Ими надо восполнить потери у Ротмистрова. Немцы это делают быстро, даже в ходе сражения, а мы плетёмся в хвосте. И помните, – в голосе Верховного послышалась угроза, – если вы и Юрьев не укрепите фронты танками, я строго спрошу с вас.

   – Будет исполнено, товарищ Иванов! – коротко отрапортовал Василевский, хотя от «обещаний» вождя на душе у него скребли кошки.

До глубокой ночи он и генерал армии Малиновский занимались войсками фронта, решали, какие и куда направить соединения, чем укрепить фланги и надо ли в центр ставить танки. А на рассвете, наскоро попив чаю, Василевский вылетел на КП командующего 5-й гвардейской танковой армии генерала Ротмистрова. На всех участках Курской дуги шли ожесточённые бои. Горели сотни вражеских танков, самоходных орудий. Немцы, ощутив на себе силу ударов войск Красной Армии, теперь сами переходили к обороне, они по-прежнему сражались упорно и дерзко.

   – И всё же мы взяли верх над противником! – весело заявил Ротмистров, когда, встретив в штабе Василевского, поведал ему о подробностях недавнего боя. – Я хочу сказать вам от всего сердца большое спасибо за заботу в моей танковой армии, товарищ маршал. Машины я снова получил, и в достаточном количестве. Так и доложите товарищу Сталину, что мы себя не пощадим, но врага на Курской дуге добьём!

   – Павел Алексеевич, не мне надо говорить спасибо, а нашему Верховному Главнокомандующему, – улыбнулся Василевский. – Он очень ценит то, как вы сражаетесь с врагом, и я приехал к вам по его личному распоряжению. Говорит: «Срочно поезжайте на Воронежский фронт к Ротмистрову, ему, возможно, нужна ваша помощь».

   – Да? – удивился генерал. Усы у него качнулись. – Вот не знал, что моя персона привлечёт внимание товарища Сталина.

   – Да, Павел Алексеевич, ваша армия и под Сталинградом себя хорошо проявила, и здесь на фронте она на виду. Так что не за горами и награды в честь героев сражения... – Василевский помолчал. – Ну, а теперь давайте поедем в войска, я хотел бы посмотреть прибывшие танки и их экипажи...

Едва Александр Михайлович вернулся на КП, как прибыл маршал Жуков. Горячо пожав Василевскому руку, он коротко изрёк:

   – Всё тут сделал, что надо?

   – Пожалуй, всё... – Василевский кивнул на Ротмистрова: – А ты вот спроси у командарма.

   – Что скажешь, Павел Алексеевич? – Жуков вскинул глаза.

   – Ваш коллега, Георгий Константинович, оказал нам неоценимую помощь, – подтвердил генерал. – Я не знаю, как его благодарить...

   – Будешь благодарить, Павел Алексеевич, после того, как завершим операцию, – проворчал Жуков. – Если у тебя нет к нам вопросов, мы поедем в армию генерала Чистякова. Есть у меня к нему серьёзное предложение...

«18 июля мы с А. М. Василевским находились в частях армий В. Д. Крюченкина, А. С. Жадова и П. А. Ротмистрова, – свидетельствует маршал Жуков. – Нам довелось лично наблюдать ожесточённые бои в районе совхоза «Комсомолец» и Ивановских выселок, где действовали 29-й и 18-й танковые корпуса. Здесь противник оказывал сильное огневое сопротивление и даже переходил в контратаки. За 18 июля армиям П. А. Ротмистрова и А. С. Жадова удалось оттеснить его всего лишь на 4-5 километров, а 6-я гвардейская армия Чистякова заняла только высоту в районе Верхопенье. В войсках армии И. М. Чистякова чувствовалось большое переутомление. Начиная с 4 июля бойцы не имели ни сна, ни отдыха. Нужны были дополнительные силы, чтобы помешать планомерному отходу главных сил врага. Для этого пришлось ввести в дело танковые корпуса Б. С. Бахарова и И. Ф. Кириченко и часть войск 53-й армии И. М. Манагарова».

К ночи бои стихли. Маршал Василевский наконец-то легко вздохнул. В итоге совместной операции трёх фронтов, носившей наименование «Кутузов», Орловский плацдарм немцев был ликвидирован. Было чему радоваться, но Василевский с нетерпением ожидал, как закончится операция «Полководец Румянцев» на Белгородско-Харьковском направлении. Началась она 3 августа, и за два дня, как и предполагал Генштаб, войска Воронежского и Степного фронтов при содействии Юго-Западного фронта разгромили вражеские соединения. Долго ещё слышался тяжёлый гул орудий, но уже к ночи в потемневшем небе редко где взлетали красные ракеты.

   – Ну вот, всё кончилось, – устало произнёс Василевский. – Теперь самый раз расслабиться и что-нибудь съесть.

Командующий армией Малиновский произнёс:

   – Я сам голоден, как чёрт! Пока шли бои, я ничего в рот но брал – не было аппетита.

Они сели ужинать, а в это время Москва салютовала в честь бойцов и командиров Красной Армии, освободивших города Орел и Белгород.

   – Первый артиллерийский салют в нынешней войне! улыбнулся Малиновский. Глаза у него молодо блеснули. – А всё же умён товарищ Сталин, знает, чем можно смягчить душу бойца. Наверняка это он отдал приказ произвести салют в честь наших фронтов!

   – А кто ещё? – качнул плечами Василевский.

Уже когда небо загустело и высоко над землёй зажглись далёкие звёзды, Василевский вылетел в Ставку. Ему не терпелось скорее увидеть Верховного и сказать ему, что операция гитлеровского командования «Цитадель» с треском провалилась. Красная Армия нанесла врагу такое поражение, от которого вряд ли оправится гитлеровская Германия. И ещё он скажет, что на Курской дуге немцы потеряли тридцать своих лучших дивизий, в том числе семь танковых!

   – Катя, подай мне, пожалуйста, бритву, я уже намылил бороду, – попросил Александр Михайлович. – Мне надо быть к девяти в Генштабе.

Катя дала мужу бритву и сообщила, что отведёт сына в школу и зайдёт к Даше.

   – Знаешь, Саша, она собирается рожать второго малыша. – Катя улыбнулась. – Ну, разошлась девка! Оскар такой радостный, что не знает, как ей угодить.

   – Папка, может, сходим с тобой в субботу на «Чапаева»? – спросил Игорь, взяв его за руку. – Вовка, сосед мой, уже смотрел этот фильм, говорит, здорово там Чапаев рубит беляков шашкой.

   – Сводил бы ты сына в кино, а? – подала голос Катя.

   – Ладно, Игорёк, так и быть, пойдём с тобой в кино в субботу, это значит завтра.

   – Ура! – крикнул Игорь во весь голос.

   – Я пошёл, Катя! – крикнул с порога Александр Михайлович и закрыл за собой дверь.

Генерал армии Антонов, встретив Василевского, сказал, что его спрашивала полковник Валентина Гризодубова.

   – Она вам ещё позвонит...

(Василевский познакомился с Валентиной Гризодубовой в сентябре 1938 года, когда вместе с Мариной Расковой она совершила беспосадочный перелёт Москва—Дальний Восток на самолёте «Родина», установив международный женский рекорд дальности полёта – 26 часов 29 минут, покрыв расстояние в 6450 километров. Обе стали Героями Советского Союза. Когда началась война, лётчицы написали два письма Сталину; в одном они предлагали сформировать женские авиаполки для боевой работы на фронте, в другом – просили вождя разрешить им в составе своего экипажа совершать боевые вылеты в тыл врага. Верховный эти письма вручил генералу Василевскому.

   – Товарищи Гризодубова и Раскова хотят сражаться с гитлеровцами, надо поддержать их просьбу.

В этот день в Генштабе был командующий ВВС Красной Армии генерал Жигарёв, и Василевский рассказал ему о письмах лётчиц.

   – Они были у меня, и я им отказал.

   – Почему?

   – Где взять самолёты? Пока их нет. И вообще, я бы не стал посылать в бой известных всему миру лётчиц: опыта борьбы с воздушным противником у них нет и в первой же схватке «мессеры» могут их сбить. Таких людей, как Гризодубова и Раскова, надо беречь. Это – живая история. Но если товарищ Сталин разрешил, я что-то придумаю.

Тогда Василевский позвонил Гризодубовой.

   – Валентина Степановна, вы ещё не забыли меня? В тридцать восьмом в Наркомате обороны вы рассказывали нам о своём полёте, и я вручал вам букет хризантем.

   – Как же, помню, вы тогда предложили отвезти меня домой, – весело отозвалась лётчица. – Но меня отвёз герой моего детства маршал Будённый.

   – Товарищ Сталин получил ваши письма с Мариной Расковой и распорядился помочь вам. О том, как это будет сделано, вам сообщит генерал Жигарёв.

   – Я так рада, Александр Михайлович! Мы с Мариной хотим как можно скорее принять участие в боях с врагом...

Обе лётчицы хорошо проявили себя в войну. В марте 1942 года Валентина Гризодубова стала командиром 101-го полка авиации дальнего действия, за войну совершила двести боевых вылетов на бомбардировку вражеских объектов и для поддержки связи с партизанскими отрядами. А майор Марина Раскова в начале 1942 года стала командиром авиагруппы по формированию женских авиаполков, тогда же её назначили командиром 125-го женского бомбардировочного авиаполка. Погибла она 4 января 1943 годи при исполнении служебных обязанностей. – А.3.).

Зазвонил городской телефон. Это была Гризодубова.

   – Доброе утро, Александр Михайлович, – весело произнесла она. – Вы уже давно маршал, а я вас так и не поздравила. Правда, трижды вам звонила, но вы всё на фронте.

   – Привет, Валентина Степановна! Чем могу служить?

Гризодубова сказала, что у неё накопилось немало вопросов по авиации и она хотела бы некоторые из них решить в Генштабе.

   – Вы можете меня принять, товарищ маршал? И если да, то когда? Я бы желала как можно скорее.

   – Приходите сегодня к семи вечера.

   – Спасибо. Я обязательно буду...

Едва Александр Михайлович переговорил с Гризодубовой, как заголосила «кремлёвка». На проводе – нарком речного флота Шашкой.

   – Слушаю вас, Зосима Алексеевич!.. Нет-нет, я не занят... Не станет же нарком отвлекать начальника Генштаба по пустякам. Вот-вот, я и говорю, что у вас ко мне важное дело... Как обстановка на фронтах? В нашу пользу, Зосима Алексеевич. Недавно вернулся с Курской битвы. Крепко там наши бойцы ударили по немцам. Пожалуй, выпустили из них весь кайзеровский дух!

   – После Сталинградской битвы я, кажется, отошёл, – признался нарком. – Тяжело там было речникам. Я тогда, как вы помните, лично руководил речниками в Сталинграде по заданию Председателя ГКО Сталина. На моих глазах гибли в боях десятки ребят – они лезли в самое пекло. Я поседел в те горячие дни...

   – Что вас теперь волнует?

   – Тут такое дело, Александр Михайлович. Мурманчане просят, чтобы Северный флот вернул им суда, которые после начала войны были переданы флоту и выполняли его задачи. Сейчас у адмирала Головко стало больше своих кораблей, и он мог бы без ущерба вернуть нам часть речных судов. Но он отказал мне, сославшись на то, что Северный флот обеспечивает проводку и охрану союзных конвоев.

   – Зосима Алексеевич, я переговорю с наркомом ВМФ адмиралом Кузнецовым и дам вам знать.

   – Есть, понял, Александр Михайлович, жду...

В кабинет заглянул генерал Антонов.

   – Вам никак не может дозвониться по «кремлёвке» Поскрёбышев, – сказал он. – Вам быть у Верховного в одиннадцать часов, а сейчас уже десять.

   – Спасибо, Алексей.

Не успел открыть дверь, как в кабинет вошёл адмирал Кузнецов.

   – Рад вас видеть, Александр Михайлович! Как там на Курской дуге, горячо было?

   – Не то слово, Николай Герасимович! – махнул рукой Василевский. – Это было что-то страшное. В районе Прохоровки я наблюдал сражение наших и немецких танков. Танк шёл на танк, взрывы, огонь, чёрный дым. Кошмар! Немцам не помогли ни «тигры», ни «пантеры», ни «фердинанды». Горели как факелы... У меня к вам есть дело. Час назад мне звонил нарком речного флота Шашков. Он просит часть судов, переданных Северному флоту в начале войны, вернуть мурманчанам, но адмирал Головко отказал ему. Что-то тут не то... Сейчас на Северном флоте кораблей прибавилось, почему бы не пойти мурманчанам навстречу?

   – Хорошо, я решу этот вопрос, – заверил его Кузнецов. – Вы надолго?

   – Я вам нужен? Приходите к пяти вечера. Сейчас бегу к Верховному, время поджимает...

После того как 17 августа на рассвете Василевский получил грозную телеграмму Верховного, в которой тот отчитал его за задержку донесения о начале операции Юго-Западного фронта, он с ним ещё не виделся. Как пройдёт эта встреча и не напомнит ли ему Верховный о той злополучной телеграмме?..

   – Кто у Хозяина? – спросил Василевский, едва переступил порог приёмной.

   – Берия, – ответил Поскрёбышев. – У Лаврентия Павловичи какое-то важное дело, и товарищ Сталин велел его не тревожить.

«Что же это за «дело»? – невольно подумал Александр Михайлович.

Не знал он, что речь шла о покушении наших агентов на Гитлера. Ещё в декабре сорок первого, когда под Москвой шли ожесточённые бои, под видом перебежчика Берия направил в Берлин нашего разведчика Игоря Миклашевского, и он там надёжно внедрился. Операция была задумана так. Миклашевский с помощью актрисы Ольги Чеховой должен был попасть на встречу с Гитлером, где и намерен был ликвидировать фюрера. Ольга Чехова в 1921 году уехала из России в Германию, где сделала карьеру в кино; её творчество было отмечено германским правительством: она получила звание «государственной актрисы». Гитлер подарил ей своё фото с надписью: «Фрау Ольге Чеховой – откровенно восхищенный и удивлённый». Актрису боготворил Геринг, часто приглашал её к себе «на чашку чаю». По словам бывшего заместителя Разведуправления СССР генерала Судоплатова, которого хорошо знал и ценил Сталин, это он провёл операцию по ликвидации Троцкого. Ольга Чехова была надёжной сотрудницей и важным источником советской секретной службы, её лично «вёл Берия». Покушение на Гитлера готовилось тщательно. Но после разгрома немцев на Курской дуге Сталин вызвал на дачу наркома госбезопасности Меркулова и генерала Судоплатова и заявил, что операция отменяется. Вождь объяснил, почему он принял такое решение:

   – Пока Гитлер жив, не будет никакого сепаратного мира между Германией и западными союзниками. Но если Гитлера убрать, власть возьмёт Геринг или военные, и за спиной Советского Союза они могут заключить соглашение с нашими союзниками.

   – И всё же фюрера я бы убрал, – сказал Берия.

   – Гитлер для нас уже не опасен. – Сталин позвонил Поскрёбышеву: – Пусть Василевский войдёт.

   – Давно вас не видел, – сказал Сталин, увидев в дверях Василевского. Он кивнул Берия: – Лаврентий, зайдёшь ко мне вечером...

Василевский, поздоровавшись, сел, положив папку на стол.

   – Хорошо вы провели операцию по освобождению Донбасса. – Сталин тоже сел. Жёсткое выражение исчезло с его лица, оно стало мягче, добрее. – Сколько там разбито вражеских дивизий, двенадцать?

   – Тринадцать, в том числе две танковые, – уточнил Александр Михайлович.

   – Генерал армии Малиновский молодчина! – Верховный ущипнул правый ус. – На пятый день боев взял город Змиев и осложнил положение немцев в районе Харькова.

   – Родион Яковлевич заметно вырос в боях, – согласился Василевский. – Умён, сообразителен, и этого у него не отберёшь.

   – А как действовал генерал армии Толбухин? – спросил Верховный.

   – Лихо! – одним словом охарактеризовал действия командующего Южным фронтом Василевский. Но, заметив, как повёл бровью Верховный, продолжал: – Лихо, но расчётливо. Развивая наступление на Амвросиевну, он членил 6-ю немецкую армию на две части, затем нанёс удар на юге и 30 августа при огневой поддержке кораблей Азовской военной флотилии адмирала Горшкова разгромил таганрогскую группу немцев и освободил Таганрог. На Миусском рубеже была пробита большая брешь, закрыть которую враг уже не смог, – резюмировал Василевский.

   – По ходу боев вам приходилось вносить коррективы в действия командующих?

   – Да, и весьма существенные. Правда, не о всех коррективах я вам докладывал, но действия развивались стремительно и не всегда удавалось выкроить время, чтобы позвонить в Ставку.

   – Это не страшно, товарищ Василевский, лишь бы дело не страдало, – усмехнулся Верховный и неожиданно переменил тему разговора: – Вы давно не виделись с журналистом полковником Кальвиным?

   – После эпизода с бракованными самолётами на Курской дуге с ним не встречался. Я был на фронте, а он после Курской битвы собирался слетать на Северный флот, чтобы написать об экипаже подводной лодки, атаковавшей торпедный немецкий линкор «Тирпиц». А заодно он хотел увидеться со своим сыном, который плавает на подводной лодке. Парень с характером! Учился в Военно-морской академии и ушёл воевать на Северный флот.

   – Вот как? – удивился Сталин. – Значит, у Кальвина сын плавает на подводной лодке? Я этого не знал. Кстати, его брату командиру корабля вручён орден Красного Знамени. Хотите знать за что? Его эсминец уничтожил две вражеские лодки, которые пытались атаковать союзный конвой.

«Эту информацию вы наверняка получили от Берия!» – едва не сказал вслух Александр Михайлович.

   – А я на вас зол, – громко произнёс Верховный. – Когда семнадцатого августа я послал вам сердитую телеграмму, вы получили её, позвонили мне по ВЧ, но разговаривать со мной не стали. Я слышал в трубке ваше дыхание, но вы молчали. Почему?

   – Если честно, мне показалось, что вы были не в духе, и я решил промолчать.

   – И правильно сделали! – улыбнулся Верховный. – Под горячую руку я мог бы вас наказать. У меня поначалу возникли мысль отозвать вас в Ставку, но Берия убедил меня не делать этого. Он сказал, что, возможно, вы где-то на передовой, а оттуда в Москву не позвонишь.

   – Лаврентий Павлович не ошибся: я был в 46-й армии генерала Глаголева, которая вела тяжёлые бои...

Сталин вновь заговорил о том, что поражение немцев на Курской дуге, а также в районе Донбасса обусловило крах всех замыслов гитлеровского командования, которые ими были положены в основу летней кампании 1943 года. Даже приезд Гитлера в «Вервольф» близ Винницы не спас положения[19]19
  …приезд Гитлера в «Вервольф» близ Винницы не спас положения... — «Вервольф» («Оборотень», до середины 1942 г. «Эйхенгам» – «Дубовый дом») – кодовое наименование Ставки Гитлера, сооружённой близ Винницы в 1941-1942 гг. По подземному бронированному кабелю поддерживалась прямая связь с Берлином. Вблизи Ставки был секретный аэродром. Все военнопленные, строившие «Вервольф», были уничтожены. Вначале 1944 г. все сотрудники «Вервольфа» взорваны немцами при отступлении.


[Закрыть], добавил Верховный. И снова он вернулся к телеграмме.

   – Значит, она потрясла вас? – спросил он, весело улыбаясь.

   – Потрясла, и даже очень...

   – Кажется, я тогда и вправду погорячился, – обронил небрежно Сталин.

Он прошёл в комнату отдыха, налил два стакана грузинского вина, один отдал Василевскому.

   – Давайте выпьем! – сказал он как-то радостно, доверчиво, даже глаза у него изменили цвет, из них исчез желтоватый блеск. – А за что выпьем?

   – За ваше здоровье, товарищ Сталин.

   – И за то, чтобы таких телеграмм вы больше не получали!..

Вернулся Василевский домой, а у него в гостях Оскар! Он сидел за столом с Катей и попивал из бокала шампанское.

   – Я тоже составлю вам компанию, хотя уже выпил стакан грузинского вина. Но шампанское не помешает. Наливай мне, Оскар!

   – А знаешь, что мы с Оскаром отмечаем? – спросила весело Катя. Глаза у неё искрились, как льдинки на солнце. – Твой крестник Азар стал капитаном второго ранга, его наградили орденом Красного Знамени!

   – Опоздала, жёнушка, об этом я уже знаю! А тебе кто сказал?

   – Вот он! – Она кивнула на Оскара.

   – Я только вчера вернулся с Северного флота. Адмирал Головко вручал Азару орден...

   – Петра своего видел? – прервал его Василевский.

   – Нет, – грустно ответил Кальвин. – Его лодка в это время находилась на боевой позиции у берегов Норвегии. Немецкие суда везут из Петсамо и Киркенеса железную руду и никель, там их топят наши подводные лодки. Я рад, что у Азара хорошо идут дела.

   – Как поживает адмирал Головко? Ты был у него?

   – А как же! – воскликнул Оскар. – Вместе с ним я выходил на корабле в море, был на лодке, атаковавшей немецкий линкор «Тирпиц». Кстати, Головко сообщил мне, что скоро Азара переведут служить в Москву, в Наркомат ВМФ. Уже два его прибора внедрены на флоте. Башка у него, как видишь, варит! Тебе привет от Азара и его жены Насти. Говорит, что по гроб будет обязана Василевскому за то, что спас его.

   – Ну, это ты зря, – смутился Александр Михайлович. – Я лишь попросил вождя вмешаться в его арест. – Он сел за стол. – Кстати, Сталин сказал, что хочет наградить тебя орденом.

   – Орден я уже получил из рук главного редактора! – улыбнулся Оскар. – Вчера это было, я не успел тебе сообщить...

Оскар выпил, повеселел и стал рассказывать о своей встрече в авиаполку с лётчиком-майором.

   – Я бы назвал его сверхгероем! – воскликнул Оскар.

   – Опять у тебя какая-то история, – улыбнулась Катя, маленькими глотками отпивая шампанское.

   – Продолжай, Оскар. Кого ты там нашёл на Курской дуге? Что ещё за сверхгерой?

   – А ты сам посуди. После ранения ему ампутировали голени обеих ног. И что же? Он освоил протезы и снова стал летать на истребителе! Когда я был в полку, он как раз вернулся на аэродром после воздушного боя, в котором сбил «мессера»!

   – Пиши о нём повесть, Оскар! – сказал Василевский.

   – Судьба этому лётчику выпала тяжкая, – продолжал Оскар. – В марте сорок второго в воздушном бою в районе Демянского плацдарма его самолёт был подбит, а сам лётчик ранен, но ему удалось посадить свою машину, хотя и в тылу врага. Три недели он пробирался к фронту! А когда попал к своим, его еле живого положили на операционный стол. Знаешь, как его зовут? Алексей Маресьев. Отчаянный парень! До ранения он уничтожил четыре немецких самолёта, а после ранения на Курской дуге сбил ещё семь...

   – Да, это герой, и, если встречусь с ним, пожму ему руку. – Василевский помолчал. – Чего ты Дашу с собой не взял?

   – К ней пришла жена её двоюродного брата Вика Саврасова, вот они на пару и судачат. Муж-то её плавает на корабле Азара акустиком.

   – Знаешь, кто мне сказал об успехах Азара? – Василевский скосил на Оскара глаза. – Сталин, а ему, видно, доложил его слуга Берия...

В начале декабря с Тегеранской конференции вернулся Сталин. В тот же день он позвонил в Генштаб Василевскому.

   – Где Жуков, на фронте? Завтра в десять часов проведём совещание в Ставке. Ему и вам, а также Антонову быть! Надеюсь, вы подготовили свои предложения о боевых действиях Красной Армии на сорок четвёртый год?.. Ну вот и хорошо!

А когда утром члены Ставки собрались в его кабинете, он коротко проинформировал их о работе Тегеранской конференции.

   – Рузвельт дал твёрдое слово открыть второй фронт в следующем году. Думаю, что слово своё он сдержит!

   – А если нет? – бросил реплику маршал Жуков; на его полном лице застыла ироническая улыбка.

   – У нас хватит и своих сил, чтобы добить Гитлера, – усмехнулся Верховный. – Но я уверен, что союзники не пойдут на попятную. Почему? Сталинградская битва, разгром врага под Курском, сражение за Днепр заставили союзников задуматься, они опасаются, что Красная Армия сама освободит Западную Европу без участия их войск. Правда, наш давний «друг» Черчилль пытался подменить открытие второго фронта во Франции проведением операций в Италии и на Балканах, преследуя интересы Англии, а отнюдь не наши. Но мы были против, и после небольшой дискуссии союзники заявили, что операцию «Оверлорд» – открытие второго фронта – они проведут в мае сорок четвёртого. А мы порадовали союзников тем, что дали слово после разгрома фашистской Германии объявить войну Японии, чтобы помочь им разгромить Квантунскую армию.

   – Ради этого они постараются открыть второй фронт, – заметил Молотов.

   – Всё это хорошо, но сегодня мы поведём речь о делах на всех фронтах, – вновь заговорил Верховный. – В зимнюю кампанию сорок четвёртого года мы намерены развернуть наступление от Ленинграда до Крыма включительно! Товарищ Василевский, Генштаб подсчитал, сколько на сегодня своих войск имеет Германия на советско-германском фронте?

   – Около пяти миллионов человек, почти пятьдесят тысяч орудий и миномётов, пять с половиной тысяч танков и штурмовых орудий и более трёх тысяч самолётов.

   – Враг ещё достаточно силён, – хмуро бросил Сталин. – А чем располагает Красная Армия?

Василевский сказал, что наше превосходство над противником в людях – в 1,3 раза, по артиллерии – в 1,7 раза, по самолётам – в 2,7 раза.

   – Всё ясно, товарищи? – спросил Верховный. – Теперь проанализируем глубоко и всесторонне обстановку на фронтах, чтобы решить, где и какими силами будем проводить масштабные операции. Вам слово, товарищ Жуков.

   – А может, сначала послушаем начальника Генштаба? предложил Жуков.

   – Хорошо, начнём с товарища Василевского, – согласило! Сталин.

Разговор шёл деловой и конкретный, анализировались и ошибки, которые имели место при проведении боевых операций, и хотя Сталин то и дело задавал выступающим острые вопросы, это никого не обескуражило. И Василевский, и Жуков, и Антонов, и адмирал Кузнецов говорили по делу, не боясь обидеть Верховного. В итоге Ставка решила главные наступательные операции в 1944 году провести на юго-западном театре боевых действий с целью освобождения Правобережной Украины и Крыма. Молотов предложил полностью освободить Ленинград от блокады и «отбросить врага за пределы Ленинградской области». Его поддержал Сталин:

   – Ленинградцы подлинные герои, им надо помочь!

Что касается Прибалтийских фронтов, то им ставилась задача во взаимодействии с Ленинградским фронтом освободить Новгородскую область и выйти к границам Прибалтийских республик. Войскам западного направления следовало продолжать освобождение от врага территории Белоруссии.

   – Я считаю, что главные средства и силы надо сосредоточить на четырёх Украинских фронтах, – подчеркнул Верховный. – Там важно создать превосходство в силах над противником и в сжатые сроки разгромить войска группы армий «Юг» и «А».

«После совещания в Ставке мы с А. М. Василевским дней пять ещё поработали с Генштабом по уточнению задач фронтам, – вспоминал маршал Жуков. – Несколько раз Верховный приглашал нас к себе в кремлёвскую квартиру на обед. Как известно, И. В. Сталин вёл скромный образ жизни. Питание было простое – русской кухни, иногда готовились грузинские блюда. Никаких излишеств в обстановке, одежде и быту у Сталина не было... После того как задачи фронтов были окончательно отработаны, мы с Александром Михайловичем отправились на подопечные фронты, где нам было поручено осуществлять дальнейшую координацию действий войск. Я поехал координировать действия фронтов Н. Ф. Ватутина (1-й Украинский фронт) и И. С. Конева (2-й Украинский фронт). А. М. Василевский – Р. Я. Малиновского (3-й Украинский фронт) и Ф. И. Толбухина (4-й Украинский фронт)».

Василевский анализировал резервы Ставки, когда к нему в кабинет вошёл нарком ВМФ адмирал Кузнецов, следом за ним – академик Тарле.

   – Евгений Викторович, дорогой, рад вас видеть! – улыбаясь, произнёс Василевский. Он пригласил гостей сесть. – Давно не встречались. Над чем сейчас работаете?

   – Товарищ Сталин попросил оперативно подготовить к переизданию книгу о нашествии Наполеона в Россию в 1812 году, потому-то я всё бросил и сел за сей труд, – пояснил академик. – Этот труд недавно вышел, и я готов вам его презентовать! Вот ему, – он кивнул на адмирала Кузнецова, – книгу я уже подписал.

   – Николай Герасимович своего не упустит, – усмехнулся Василевский. – Он мне хвалился, что ваша книга «Нахимов» его покорила. Так ведь, Николай Герасимович?

   – Эта работа историка Тарле меня очаровала. Мне по душе его труды о Фёдоре Ушакове, Михаиле Кутузове, они большого патриотического звучания! В них хорошо показано, как наши великие предки любили Россию и как её защищали, не щадя живота своего...

   – А как у вас с «Крымской войной», Евгений Викторович?

   – Недавно вышла в двух томах. Тоже пришлось многое переработать с учётом нынешней войны.

   – У него к вам есть просьба... – начал было Кузнецов, но Тарле прервал его:

   – Я сам скажу... Александр Михайлович, как член Чрезвычайной государственной комиссии по установлению и расследованию злодеяний гитлеровцев я работаю над статьёй для «Правды» о зверствах фашистов. У меня появился ряд серьёзных вопросов, и я хотел бы с вами обсудить их. Но прежде замечу, не сам я напросился к вам, мне посоветовал товарищ Сталин, говорит, у начальника Генштаба в руках все фронтовые нити. Поможете?

   – Да хоть сейчас, если смогу! – воскликнул Василевский.

   – Николай Герасимович мой друг, но у него такой фактуры не имеется. – Глаза академика заискрились, в них было столько теплоты, что Александр Михайлович пожал ему руку. – Ну что, за работу? А Николай Герасимович мешать нам не станет...

По радио передавали последние известия, Василевский но расслышал в трубке голоса, хотя он был ему знаком и слышал Александр Михайлович его не раз.

   – Саша, это я, Мария Александровна, узнали? Вы не смогли бы прийти к нам сегодня вечером часам к семи? Борис Михайлович очень просил. Сейчас он спит, и я говорю тихо, чтобы не разбудить его.