Текст книги "Жезл маршала. Василевский"
Автор книги: Александр Золототрубов
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 40 страниц)
– Браво! – воскликнул Будённый. – Ты, Клим, просто молодец! Не ожидал, что придёшь...
– Я же не святой, Семён! – улыбнулся Ворошилов. Он поздравил Корка с днём рождения. – Вы командуете войсками Московского военного округа, и я желаю, чтобы ваш округ стал первым по всем показателям в боевой подготовке!
– Благодарю вас, товарищ нарком... – начал было Корк, но Ворошилов прервал его:
– Прошу без формальностей, Август Иванович. На службе я вам нарком, а здесь, в кругу друзей, просто Климент Ефремович. Мы вот с Будённым прошли немало фронтовых дорог, он – командарм Первой Конной, я – член Реввоенсовета. Теперь я нарком, а он возглавляет инспекцию кавалерии. Но мы по-прежнему с ним друзья, хотя на службе нередко цапаемся. Верно, Семён?
– Как же с тобой, Клим, не цапаться, если я прошу фураж для лошадей, а ты предлагаешь пасти коней на лугах! – засмеялся Семён Михайлович.
– Вот дьявол, и тут меня уколол, – добродушно ругнулся Ворошилов.
– Разрешите, Климент Ефремович, я налью вам? – спросил Корк, держа в руке поллитровку.
– И ему тоже. – Ворошилов кивнул на Тухачевского.
– А ты чего стоишь как святой? – спросил Будённый Василевского. – И свою рюмку подставляй...
– Друзья, разрешите мне сказать несколько слов, – заговорил Ворошилов, держа в правой руке стакан. – Все мы здесь люди военные, все или почти все в Гражданскую войну сражались на фронтах против белогвардейцев. Многих из нас война пометила, у кого на теле шрам от вражеской пули, у кого рубец от удара клинка. А вот мой друг Будённый до сих пор носит у себя под ребром деникинскую пулю.
– Семён, это правда? – спросил Жуков. – Срочно ложись на операцию.
– Зачем? – усмехнулся Семён Михайлович. – Она мне не мешает, и я ей тоже.
– Як чему всё это? – вновь заговорил Ворошилов. – На войне о себе мы не думали. Мы думали о нашей Советской России и во имя её процветания сражались с врагами. Теперь мы видим, как словно из пепла родился Советский Союз, и наш долг – беречь его как зеницу ока. Помните наказ товарища Сталина – быть начеку! Предлагаю тост за Советскую Родину и за её верного сына, героя Гражданской войны товарища Корка!
Юбиляра чествовали до поздней ночи. Будённый подвёз на своей машине Василевского и Жукова в Сокольники, к дому, где они жили, тепло попрощался с ними.
– Александр, если жена станет ворчать, скажи ей, что я тебя задержал по службе, и точка! – напутствовал Василевского Семён Михайлович. – Если же не поверит – пусть мне позвонит. Мой телефон у тебя есть.
– Да уж как-нибудь объясню ей, – смутился Василевский.
Он открыл дверь своим ключом и вошёл в квартиру. Сын Юра спал, а Серафима, лёжа на диване, читала книгу. Увидев его, она резко сказала:
– Наконец-то заявился. Где ты пропадал? Мог бы вообще домой не приходить.
Её слова больно царапнули его, но он сдержался, чтобы не нагрубить ей. Ответил тихо:
– Я был в гостях у Корка, своего бывшего командира. Случилось это неожиданно, и я не смог тебя предупредить.
– Мы же собирались с тобой вечером сходить в театр! – Она поднялась с дивана, вынула из сумочки два билета и бросила их на пол.
– Извини, Серафима, в сутолоке дел о театре я забыл...
Но жена уже метнулась в комнату и, упав на диван, зарыдала, уткнувшись лицом в подушку. Александр почувствовал себя неловко. Он вошёл к ней и сел на край дивана. Серафима уже не плакала. Она лежала неподвижно, глядя куда-то в потолок. Луна озорно заглядывала в окно, её белый свет дробился на шкафу. За день Александр устал, глаза слипались. Он ждал, что Серафима заговорит с ним, что-то скажет ему, но она была нема как рыба. «Пойду на кухню и лягу там», – решил он. Расстелил на полу шинель и, не раздеваясь, лёг, положив под голову портупею. Уснул сразу, едва закрыв глаза.
Разбудил его звонкий голос. Проснулся и рядом с собой увидел сына. Тот сидел на полу и рукой тормошил ему чуб.
– Папка, вставай!
– Ты чего, пострел? – зевнул отец. – Где мама?
– Она пошла в магазин за молоком, а мне велела тебя разбудить.
Он брился, когда вернулась жена. Она с порога сказала сыну:
– Юра, тебе пора в школу! – А когда мальчик оделся, взяла его за руку и, плечом толкнув дверь, вышла.
– Злючка! – громко произнёс Александр, но жена уже не слышала его.
Угрюмый Василевский поспешил в Наркомат обороны. Утро холодное и ветреное, всё небо в заплатах туч. Мутная пелена стояла над городом. Не успел добраться до проспекта Гоголя, как хлынул дождь. Василевский подбежал к дереву, под которым стояла дама. В руках у неё был чёрный зонтик.
– Можно к вам присоединиться? – спросил он, стряхивая с шинели капли дождя.
– Пожалуйста! – Губы её чуть тронула улыбка. – Надо же, у меня зонтик, а воспользоваться им не могу: сломался!
Василевский успел разглядеть её. Высокая, стройная, лицо светло-розовое, с чёрными крапинками у глаз. В ушах золотые серьги, точно маленькие колокольчики.
– У вас хорошие серёжки! – брякнул он и, сам того не ощущая, густо залился краской.
– Это мамин подарок. Серёжки из старого царского золота. Они мне очень нравятся.
Дождь по-прежнему сыпал с неба. Стоять под деревом уже было невозможно, с листьев капали капли.
– Дайте я посмотрю ваш зонтик!
Василевский сразу догадался, что заело пружину. Он достал из кармана ключи от квартиры и легко поддел защёлку. Пружина встала на место, и зонтик раскрылся.
– Вот, возьмите...
– Спасибо, – тихо обронила она. – Как вас зовут?
– Александр. А вас?
– Екатерина, а проще – Катя! Извините, я опаздываю на работу.
Василевский вышел на дорогу и направился в Наркомат. Справа от него, затормозив, остановилась чёрная «эмка». Дверца открылась, и его окликнул Семён Будённый:
– Ты на службу, Александр? Садись, подвезу.
Едва он забрался в машину, как Будённый спросил:
– Ну как, жена тебя не ругала?
– Малость пошумела. Моя Серафима с характером! – ответил Василевский.
– У меня к тебе просьба, Александр. На днях в Гороховецких лагерях я буду проводить учение с конниками. Ты работник Управления боевой подготовки штаба РККА и мог бы посмотреть, как у нас поставлено стрелковое дело. Я же помню, как твой 144-й полк проверял Корк и остался доволен. Так поедешь со мной?
Василевский сказал, что сейчас у него запарка на службе. Кроме основной работы замнаркома Тухачевский поручил ему редактировать «Бюллетень боевой подготовки», оказывать помощь редакции журнала «Военный вестник». А тут ещё за день надо вычитать гранки статей.
– Пожалуй, я всё это успею сделать и готов с вами ехать, Семён Михайлович, но надо взять разрешение у Тухачевского, – добавил он.
– Я с ним договорюсь, так что будь готов к поездке. У тебя, Александр, острый взгляд на военное дело, и твоя помощь будет кстати.
Весь день Василевский был в наркомате. С утра совещались у Тухачевского, после обеда подводили итоги весенних учений, которые проводил начальник штаба РККА Егоров. И только под вечер Василевский вернулся к себе. Тут его и увидел Георгий Жуков.
– Где ты был? – спросил он.
Василевский сказал, что помогал Будённому проводить учение в Гороховецких лагерях, инспектировать кавалеристов.
– Хорошо, что помог Будённому, мужик он толковый, – одобрил Жуков, – Домой идёшь?
– Я ещё задержусь, Георгий. Тухачевский дал мне отредактировать статью для журнала. Так что компанию тебе на этот раз не составлю. – И он развёл руками.
Вечерело, хотя солнце всё ещё бросало на землю багряные лучи. Василевский подошёл к автобусной остановке и вдруг увидел... Катю! Она стояла к нему спиной, совсем рядом и, видимо, тоже ждала автобуса. Он подошёл к ней и тронул за плечо:
– Добрый вечер, царские серёжки!
Катя обернулась. Лицо суровое, в глазах молния. Но, узнав своего попутчика во время проливного дождя, улыбнулась, подобрела, взгляд стал ласковым.
– Вы тоже домой? – И вдруг добавила: – У меня сегодня день рождения.
– Давайте его отметим! – сорвалось с языка Александра.
Катя мило посмотрела на него:
– Вы и вправду этого хотите?
– Очень хочу, Катя...
– Я согласна! – вырвалось у неё.
Катя жила неподалёку от Наркомата, и они добрались быстро. В комнате было уютно и тепло. На столе стояли свежие розы. Перехватив его взгляд, она сказала:
– Вчера на работе друзья преподнесли букет...
– А я думал, от мужа...
– У меня его нет, – с улыбкой бросила она, накрывая на стол. – И не было! А вы, конечно, женаты?
Ему не хотелось её огорчать, но сказал он правду:
– У меня есть жена и восьмилетний сын Юра.
«Боже, я влюбилась в женатого человека! – грустно подумала Катя. – Что теперь будет? » А вслух спросила, сколько ему лет.
– Тридцать семь.
– Мне меньше, – призналась она. – Ну, а коль вы у меня в гостях, буду вами командовать! Вы люди военные и живете по приказам, а мы, женщины, подвластны чувствам. – Она принесла из кухни шампанское и наполнила бокалы. – За что выпьем?
– Пусть у тебя, Катя, жизнь будет светлой! – произнёс он и тут же поправился: – Извините, я хотел сказать «у вас»...
– Не беда, Саша, пора нам перейти на «ты», – предложила она. – А я желаю тебе блестящей военной карьеры!
Василевский опорожнил бокал. Горячая истома разлилась по всему телу, и, сам того не замечая, он оживился. Не стал ждать, когда Катя нальёт ему второй бокал, налил себе сам. Катя завела патефон, и под песню Вадима Козина они начали танцевать танго. Обхватив её талию, он легко и нежно водил её по комнате.
– Давно я так не веселилась. К счастью это или к горю?
Ей стало жарко, она раскраснелась, волосы рассыпались, и чёлка свисала на лоб. «Сейчас она похожа на Мадонну с цветком на картине Леонардо да Винчи, – подумал Василевский. – Такая же юная, с нежным выразительным лицом». Он налил себе ещё бокал и воскликнул:
– Пью за твоё счастье, Катенька! – И опять, сам того не сознавая, крепко обнял её.
– Не надо, Саша... – едва шевеля губами, сказала она.
Но он не отпускал её, у него кружилась голова, дыхание стало тяжёлым, казалось, в груди возник жар...
То, что потом случилось, должно было случиться, и Василевский об этом не жалел. Он лежал рядом с ней, видел в лунном свете её молодое, чуть тронутое загаром лицо; дышала она тихо, как младенец. Утомившись, она спала. Он неслышно встал и, посмотрев на часы, ужаснулся – два часа ночи! Небось Серафима уже бьёт во все колокола. Он быстро оделся, но едва взялся за ручку двери, как услышал Катин голос:
– Ты уходишь?
– Мне пора домой...
– Ещё придёшь?
– Приду, царские серёжки. – И он поцеловал её.
Домой добрался на такси.
– Заходи, дорогой муженёк, – съязвила Серафима, открывая ему дверь. – Что, опять задержали на службе? Не верю! Сосед наш Жуков уже в семь вечера дома играл на гармошке...
– Серафима, не суди меня строго, – начал он. – Я хочу сказать тебе что-то важное...
Но она дерзко прервала его:
– Я не желаю знать, где ты был и что делал! Я хочу спать!..
Уснул он на кухне, когда в небе догорали последние звёзды, а восток наливался багряным заревом: где-то там всходило солнце...
Перед кабинетом Тухачевского Василевский остановился, перевёл дыхание и только тогда постучался в дверь.
– Ах, это вы! – Тухачевский вышел из-за стола. – Одолели статью?
Василевский извлёк из портфеля статью и отдал её замнаркома.
– Интересная штука получилась, – сказал он.
– Хорошо, я посмотрю редактуру. – Тухачевский взглянул на часы, висевшие на стене. – Пора начинать занятия. Все собрались?
– Жукова зачем-то вызвал нарком.
Тухачевский проводил занятия по теории глубокого боя (эту проблему он творчески развил в своих трудах «Манёвры и артиллерия» и «Бой пехоты»). Василевский сидел в заднем ряду, кое-что записывал в рабочую тетрадь. Но нет-нет да и вспыхивала в голове мысль о Кате. Как она там?
– Хочу заострить ваше внимание на одной важной мысли. – Голос Тухачевского звучал как туго натянутая струна. – В боевой обстановке, когда ситуация меняется быстро, важно не растеряться, принимать такие решения, которые дали бы вам шанс победить противника. Каждый из вас должен полагаться только на себя, свой опыт и знания. А теперь, – продолжал замнаркома, – проведём практические занятия на ящике с песком. Вот вы, – кивнул он на Василевского, – командир полка, как будете вести глубокий общевойсковой бой?
Василевский, не один год командовавший полком, в деталях раскрыл схему ведения боя, не допустив ни малейшей ошибки.
– Ну что ж, я доволен. – Тухачевский улыбнулся.
– И в настоящем сражении я одолею врага! – вырвалось у Василевского.
Тухачевский пристально посмотрел на него. «Не слишком ли вы самоуверенны?» – говорил его настороженный взгляд.
– А теперь покажите, как в бою вы будете маневрировать артиллерией?
И на этот раз, как показалось Александру Михайловичу, он взял верх над противником. Но замнаркома, анализируя его действия, вдруг обронил:
– В бою вы потерпели поражение!
– Почему? – резко спросил Василевский. В нём взыграло самолюбие.
– Посмотрите вот сюда. – Замнаркома кивнул на ящик с песком, где по всей линии фронта выстроились «вражеские» танки. – Вы сосредоточили свою артиллерию на правом фланге, а танки врага обходят позиции вашего полка слева. Следовало вмиг перебросить большую часть орудий вот сюда, на левый фланг, чтобы ударить по танкам. Вы же почему-то этого не сделали...
Василевский признал своё поражение:
– Я забыл, что у меня артиллерия на правом фланге, и бросил на танки миномётчиков...
В руках у него Тухачевский увидел книгу «Характер операций современных армий», автор В. К. Триандафиллов, 1932 год.
– Изучаете?
Василевский сказал, что этот труд заинтересовал его, в нём впервые оперативно-стратегические проблемы освещаются с учётом последних требований военного искусства.
– Мне по душе эта книга ещё и потому, что два года я работал и учился под руководством Владимира Кириаковича. Жаль, что он погиб в авиационной катастрофе...
– Да, Владимир Кириакович был мыслящим человеком, я уважал его. – Замнаркома вздохнул. – Что касается его книги, то Триандафиллов положил начало разработке теории глубокой операции[4]4
...Триандафиллов положил начало разработке теории глубокой операции. – Триандафиллов Владимир Кириакович (1894-1931), советский военный деятель и теоретик. В Гражданскую войну командир бригады. В 1923-1931 гг. начальник Оперативного управления и заместитель начальника штаба РККА. Труды по оперативному искусству.
[Закрыть]. В чём её суть?
– Полный разгром вражеских сил в одновременном подавлении обороны противника на всю её глубину.
– Верно! – воскликнул Тухачевский. – Кроме того, что Триандафиллов был начальником оперативного управления и заместителем начальника штаба РККА, он ещё и командовал корпусом! – Замнаркома внимательно посмотрел на Василевского. – Что это вы сегодня на занятиях какой-то растерянный? Что-нибудь случилось?
Василевский покраснел:
– Да нет, всё в норме...
«Сегодня же скажу Серафиме, что у меня есть другая женщина», – решил он.
Тухачевский что-то долго писал, потом подозвал его к себе.
– Завтра у нас занятия в лагерях, – сказал он. – План готов. Отнесите его, пожалуйста, в машинописное бюро, пусть девушки срочно отпечатают. А выезжаем мы рано утром, так что предупредите своего соседа по дому Жукова, чтобы он тоже был. Я хочу дать ему задание.
Василевский поспешил в машбюро. Он спустился на первый этаж и вдруг увидел... Катю! Она тоже увидела его, и лицо её вмиг просияло.
– Саша, что ты здесь делаешь? – Голос её прозвучал тихо и нежно, как-то необычно ласково. Она смотрела на него во все глаза и мило улыбалась. Серьги в её ушах колебались, ярко блестели при свете электрической лампочки.
– Я служу в Управлении боевой подготовки, – стараясь унять охватившее его волнение, ответил он. – А ты почему здесь?
– Принесла в штаб РККА документы.
Он подошёл к ней ближе и тихо молвил:
– Скоро конец рабочего дня, и я желал бы проводить тебя домой. Можно?
– Я буду ждать тебя в кафе, что рядом с Наркоматом обороны, – также тихо ответила она.
И в этот раз он допоздна был у Кати.
Домой вернулся усталый, хотелось скорее принять ванну и забыться крепким сном, к тому же завтра надо было встать рано, чтобы успеть на автобус, который повезёт всех в лагеря в Подмосковье. Но ему предстоял ещё серьёзный разговор с Серафимой.
– Что такой хмурый? – спросила она. – Служба не ладится?
– Не в службе дело, Серафима, – не глядя на неё, сказал Василевский.
– Тогда скажи – в чём? – Серафима смешалась.
– У меня есть другая женщина... – наконец произнёс он.
Серафима словно ожидала его признания, потому что спокойно спросила:
– Ты её любишь?
– Да. Очень люблю...
– Тогда нам с тобой надо развестись, – просто сказала она. – Я знаю, что ты меня не любишь. И не любил... – Она до боли прикусила губы. – Не стану кривить душой: и я тебя не люблю. Жила с тобой ради сына.
– Если хочешь, я могу взять Юру с собой, – предложил он.
– Никогда! – зло выплеснула Серафима, и он удивился, как в один миг преобразилась она. Лицо почернело, задёргались брови, в глазах горели искры, и вся она вдруг показалась ему чужой и далёкой. – Юру я сама воспитаю.
– Я буду вам помогать... – начал он, но жена, усмехнувшись, ехидно заметила:
– Твоя новая избранница – кто она? Молчишь? Тогда скажи, как её зовут?
– Катя...
– Хорошее имя... – Серафима ушла в другую комнату, принесла оттуда коричневый чемодан. – Собирай свои вещи и уходи! Она, наверное, ждёт тебя.
– Уйду утром, – возразил Александр.
– Нет, уходи сейчас! – фыркнула она.
Василевский подхватил с пола чемодан. У двери задержался.
– Что ещё забыл? – усмехнулась Серафима.
– Я о Юре позабочусь...
– Уходи, я тебя видеть не могу, – повысила она голос.
Во дворе было темно, хотя в небе ярко горели звёзды, а над городом висела ясная луна. Кто-то шёл к подъезду дома. Василевский переложил чемодан в правую руку. Это был Георгий Жуков.
– Ты, Саша? – спросил он, подходя. – Куда собрался, в командировку? А я вот только что из неё вернулся. Ездил с Будённым в Гороховецкие лагеря. Ты почему молчишь?
– Мы с Серафимой разошлись... – наконец выдохнул Василевский. – У меня есть другая женщина, и я крепко её полюбил.
– Ты что, Саша? – испугался за друга Жуков. – Тебя завтра же потащат на партбюро за это самое дело... Ты же знаешь, что у нас, военных, да ещё коммунистов, разводы не в почёте!
– Что теперь об этом говорить! – вздохнул Василевский. Он помялся. – Ну, я пошёл.
– Ты на ней хочешь жениться? – поинтересовался Жуков.
– Да, и как можно скорее...
– Тогда до завтра! – Он подал другу руку. – Надо будет как-то уладить твоё семейное дело...
– Георгий, чуть не забыл, – спохватился Василевский. – Завтра рано утром мы поедем в лагеря на учение – так сказал Тухачевский. Он хочет поручить тебе какое-то дело, так что к семи утра будь в Наркомате.
Следующий день не принёс Василевскому облегчения, и, когда на другой день утром он пришёл в штаб, Жуков, сердитый, вошёл к нему в кабинет.
– Ты где был вчера утром? – спросил он.
– У замнаркома Тухачевского...
– Что, развод с женой?
– Да, – горько усмехнулся Василевский. – Тяжёлый был разговор. Михаил Иванович крепко меня пожурил, хоть я поведал ему сущую правду. «Серафима, – говорю, – не любит меня, ей не по душе профессия военного. Часто со службы я прихожу домой поздно, и она начинает меня допрашивать, где был и что делал, сыплет упрёки: мол, служба мне дороже семьи и прочее». Да ты, Георгий, не раз и сам слышал, как она шумела...
– Чем же закончился разговор по семейному делу? – спросил Жуков.
– Видимо, меня переведут куда-нибудь подальше от Москвы, – грустно вздохнул Александр Михайлович. – Ну и влип же я!
– Не горюй, всё будет в порядке, – подбодрил его Жуков. – Главное – и ты должен это оценить, – Серафима не жаловалась на тебя начальству. Она сказала, что сама давно хотела развода.
– Кому сказала? – весь напружинился Василевский.
– Мне, Саша. Я же секретарь партбюро, и начальник штаба РККА Егоров поручил срочно разобраться в этом деле.
– Он уже знает? – удивился Василевский. – Кто же ему доложил?
– Я это сделал, Саша! Так положено, дружище... – Жуков помялся. – А я только вернулся от наркома Ворошилова...
– Что, вызывал?
– Мне предложили должность командира 4-й кавалерийской дивизии, она находится в составе 6-го Кавкорпуса. Я дал согласие.
– Значит, уезжаешь в Белорусский военный округ?
– Да, и знаешь, Саша, я очень рад, – признался Жуков. – Давно мне хотелось получить должность по душе. И я получил её! Правда, эта дивизия сейчас в округе отстающая, а её командира по требованию командующего округом нарком Ворошилов снял с должности. Эта дивизия – детище Семёна Будённого, в своё время он формировал её и водил в бой. Теперь дивизия именуется 4-й Донской казачьей дивизией и носит имя Клима Ворошилова. Так что мне надо вывести её в передовые. Через год-полтора я это сделаю! Так-то, Сашок, не хотелось бы мне с тобой расставаться, да что поделаешь! На днях будет приказ наркома, заберу с собой жену, дочурку Эру и поедем в Слуцк, где и расквартирована моя дивизия.
– А что твоя жена?
– Очень довольна! – Жуков вскинул брови. – Александра Диевна обещала мне родить ещё одного малыша. Глядишь, будет и сын. – Жуков встал. – Мне пора, небось жена ждёт...
В душе Василевский завидовал Жукову, но эту зависть прятал глубоко в себе, боясь, что сослуживцы заподозрят в нём карьериста. Но вскоре судьба-злодейка задела и его своим острым крылом. Летом 1934 года в Приволжском военном округе инспекция Наркомата обороны вскрыла серьёзные недостатки в оперативно-тактической подготовке войск. Туда-то и направил нарком Ворошилов Василевского начальником отдела боевой подготовки штаба округа. Когда был подписан приказ, нарком пригласил его к себе.
– В Приволжском военном округе выявлены крупные недостатки в боевой подготовке войск, – сказал Ворошилов. – Так что вам есть где проявить свои способности. Почему мы остановились на вашей кандидатуре? О вас мне докладывал Тухачевский, а ещё раньше – Жуков, оба говорили, что вы достойны повышения по службе. – Нарком помолчал. – Надо поднять в округе уровень подготовки войск. Никак нам нельзя ослаблять эту работу. Кстати, вы знакомы с командующим войсками округа Павлом Дыбенко?
Василевский ответил, что ему доводилось с ним встречаться, и уже не по-уставному добавил:
– Павел Ефимович простой, душевный человек, он герой Гражданской войны...
– Вот-вот, герой, – весело подхватил Ворошилов. – Я уверен, что вас он оценит по достоинству. Желаю вам успехов на новом месте!..
Окрылённый перспективой службы, Василевский вышел во двор, и тут хлынул дождь. Домой пришёл весь мокрый, с шинели капала вода. Катя помогла ему раздеться, дала полотенце вытереть лицо.
– Зачем так бежал? Мог бы и переждать ливень, – упрекнула она его. – Глянь в окно, уже нет дождя, засверкало солнце.
– Я и вправду не шёл, а бежал домой. А почему? – Он хитро, как мальчишка, прищурил глаза. – Ни за что не догадаешься!
– Говори уж, а то у меня сердечко колыхнуло...
– Поедем с тобой, Катенька, в Куйбышев, на Волгу. Меня переводят туда служить, и уже подписан приказ. Лично Клим Ворошилов благословил на это дело.
Катя накрыла стол, и они сели ужинать.
– Чуть не забыла! – вскочила она. – Тебе письмо от Георгия Жукова. У меня на столике. Я сейчас... – Она принесла конверт и отдала его мужу.
Жена стала убирать посуду, а он сел на диван и начал читать письмо друга. «Привет, Саша! Прошёл уже год, как я командую дивизией, и, знаешь, у меня неплохо получается. Помнишь, я говорил тебе, что выведу свою дивизию в передовые в округе? Так вот, дружище, всё идёт к этому. Только не подумай, что я пекусь о себе, о своей славе. Нет и нет, Александр! Конечно, я не желаю плестись в хвосте, потому и стараюсь научить бойцов, чтобы они сумели защитить Родину, себя и свои семьи. Если на этом я делаю себе карьеру, тогда считай меня карьеристом. Ещё Миша Светлов говорил, что надо жить и поступать так, как будто на тебя смотрит следующее поколение. Мне запали в душу эти слова.
Что нового у тебя? Не засиделся ли ты в Наркомате? Я так ждал от тебя звонка по случаю моего дня рождения, но увы! Забыл ты меня, наверное, Саша! На днях буду в Москве и крепко потреплю твой чуб. Держись!
Как там твоя синеглазка? Привет ей от «мрачного» Жукова. Жму руку. Прощевай, Сашок!..»
– Что пишет Георгий? – поинтересовалась Катя.
– Передаёт тебе привет. Знаешь, как он назвал тебя? Синеглазка! А глаза-то у тебя голубые, как небо. Завтра позвоню ему в Слуцк, скажу, что получил назначение в Приволжский военный округ.
– Саша, а кто там командующий? – спросила жена.
– Павел Дыбенко, герой Гражданской войны. Я познакомился с ним в Наркомате обороны, когда он приезжал сюда. Видный мужик! Кажется, он родом с Украины.
– А где ты родился, Саша? – опять спросила Катя. – Ты бы хоть немного рассказал о себе. Я всё ещё не знаю, за кого вышла замуж. – В её лучистых глазах было столько теплоты, что он не выдержал, привлёк её к себе и поцеловал.
– Родился я, Катюша, и вырос в селе Новая Гольчиха Кинешемского уезда, ныне это Вичугский район Ивановской области, – начал рассказ Александр Михайлович. – Мой отец – дирижёр церковного хора. Ох и голос у него! Во всём уезде такого не слышал! В семье нас было восемь детей, первенец Саша, мой тёзка, умер. Жили мы бедно, всё лето пропадали на своём огороде и в поле. Летом отец дирижировал, а зимой столярничал, делал ульи для пчёл и парты для учеников. Словом, как мог зарабатывал на кусок хлеба. Когда я подрос, отец устроил меня в Кинешемское духовное училище. И что ты думаешь? Я на «отлично» окончил его, и это помогло мне поступить в духовную семинарию...
– Ты был попом? – прервала его Катя.
– Не успел им стать, – усмехнулся Василевский. – О чём я тогда мечтал? Окончить семинарию, поработать два-три года учителем в сельской школе, скопить немного денег и поступить в Московский межевой институт. Но всё сорвалось, Катя...
– Почему?
– Началась Первая мировая война. Что делать? Я поехал в Кострому, чтобы сдать экзамены экстерном, а потом идти служить в армию. И мне это удалось. Так в тысяча девятьсот пятнадцатом году я стал курсантом Алексеевского военного училища в Москве. Знаешь, Катюша, я был рад! Нет, ты даже представить этого не можешь!..
– Я всё поняла. Ты решил стать командиром? – улыбнулась жена.
– Да, но не ради карьеры, – горячо произнёс он. – Мне хотелось скорее попасть на фронт, проверить себя, на что способен, защищая своё Отечество. Война не утихала, царская армия несла большие потери в боях, не хватало командиров, поэтому-то нас стали готовить в училище по ускоренной программе. А учился я всего четыре месяца, потом оказался на Юго-Западном фронте. Был полуротным командиром 409-го Новохоперского полка! В первом же бою чуть не погиб – пуля сорвала с головы кепку. А со временем привык, хотя бои были упорные и жаркие, особенно когда войска Юго-Западного фронта осуществили так называемый Брусиловский прорыв.
– В бою ты был ранен? – спросила Катя.
– Нет, мне повезло, – усмехнулся Василевский. – Я удачно выдержал крещение огнём и, когда в конце ноября в России родилась новая, Советская власть, уволился из армии.
– И что ты делал?
– Был учителем в сельской школе в Подъяковлеве Новосильского уезда. Ученики меня любили, и я привязался к ним. И вообще профессия учителя мне нравилась. Но я всё чаще стал подумывать о службе в армии. Понимаешь, запала мне в душу военная стихия, вроде как засела где-то внутри меня и давала о себе знать. И знаешь, Катюша, мне опять чертовски повезло! В мае тысяча девятьсот девятнадцатого года, когда шла Гражданская война, меня зачислили в Красную Армию, и стал я красным командиром!
– Я поняла так, что ты воевал в Гражданскую войну?
– Да, Катюша... И в одном тяжком бою чуть не погиб. А спас меня Оскар Кальвин, мой боевой друг и земляк...
Рассказ Василевского прервал стук в дверь.
– Наверное, соседка. – Катя встала с дивана.
И каково же было удивление Василевского, когда на пороге квартиры он увидел... Георгия Жукова! Тот, улыбаясь, громко произнёс:
– Здорово, Саша! Я к тебе в гости, можно?
Не успел Василевский что-либо сообразить, как Катя, выглядывая из-за его плеча, весело молвила:
– Проходите, пожалуйста! Мы с Сашей рады гостям.
Жуков шагнул в квартиру и, не дожидаясь приглашения, стал раздеваться. Повесив шинель на вешалку, он одёрнул гимнастёрку и радостно произнёс:
– А теперь, Саша, познакомь меня с синеглазкой!
– Вот она, моя Катюша, стоит рядом с тобой.
Она подала Жукову руку и представилась:
– Екатерина Васильевна или просто Катя!
Жуков тепло пожал ей руку и тоже представился:
– Георгий Константинович! А ты, Катя, симпатичная! Саша не промах, знал, кого брал в жёны!
Она зарделась:
– Какая есть. – И предложила: – Хотите чаю?
– Не откажусь, хотя заскочил на несколько минут. Да, а ты, Саша, получил моё письмо? Один мой коллега ехал в Москву, и я попросил его передать тебе моё послание.
– Получил, Георгий, – улыбнулся Василевский. – Я порадовался за тебя. Служба – она ведь плетёт нашу судьбу, и хорошо, когда твой полк или дивизия лучшие, а коль так, то честь тебе и хвала! – Он прошёл на кухню и вернулся с поллитровкой. – Выпьем за нашу дружбу!..
– Саша, поухаживай за своим другом, а я поджарю яичницу, – сказала Катя. – Ты тоже будешь есть?
– Давай за компанию! – Александр Михайлович подмигнул Жукову. – Ты что, приехал в командировку?
– На два-три дня. С утра был в Наркомате обороны. Со мной беседовал Клим Ворошилов. Ведь прошёл ровно год, как я принял командование 4-й Донской казачьей дивизией, и, естественно, наркому интересно было узнать, как сейчас обстоят дела в ней. Я доложил ему всё как есть. У нас недавно прошли учения, командующий округом отметил мою дивизию. Вот так-то, Саша.
– По-доброму завидую тебе, – признался Василевский. – Я ведь тоже на днях уезжаю к новому месту службы.
– Да? – удивился Жуков. – Куда же?
– Начальником отдела боевой подготовки в Приволжский военный округ. Со мной тоже беседовал Клим Ворошилов.
– Всё же тебя наши партийцы достали! – усмехнулся Жуков. – Значит, выдворили из столицы в далёкий Куйбышев?
– Это лучше, чем если бы мне влепили строгача по партийной линии!
– Должность приличная, так что набирайся там опыта, – сказал Жуков. – Потом нарком наверняка возьмёт тебя обратно в Москву.
– Я об этом не думаю, – покраснел Василевский. – Но переводу в Куйбышев рад. И Катя тоже...
– А как Серафима, не преследует тебя?
– Ты плохо её знаешь, Георгий. Женщина она гордая, и развод, как я понял, пошёл ей на пользу. У неё появились поклонники...