Текст книги "Жезл маршала. Василевский"

Автор книги: Александр Золототрубов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 40 страниц)

   – Извините, товарищ Сталин, я прямо с аэродрома, – тяжело дыша, произнёс он. Увидев, как вождь нахмурил брови, поспешно добавил: – Там нелётная погода – дожди, грозы, но лётчик рискнул...

   – После товарища Устинова вы доложите о танках: сколько думаете дать фронту в этом году, – процедил Верховный.

   – Я только что с Кировского завода, – весело сообщил Малышев. – Там запустили в серийное производство новую самоходную установку со 152-миллиметровой гаубичной пушкой...

   – Хорошо, Вячеслав Александрович, – прервал его Сталин. – Потом расскажете, давайте послушаем товарища Устинова...

Совещание у Председателя ГКО закончилось поздно. Когда все вышли, Василевский подошёл к Сталину:

   – Генерал Щербаков передал вам папку с документами и просил вас подписать их. Речь идёт о создании в полках партбюро на правах партийных комитетов, в полках, батареях и в ротах вводятся парторги... Всё это вытекает из решений ЦК партии об изменении структуры парторганизаций в Красной Армии и Военно-Морском Флоте.

Сталин не читая подписал. Потом напомнил Василевскому, что завтра Ставка будет обсуждать план летней кампании сорок третьего года, и, в частности, на Курской дуге.

   – Маршал Жуков подъедет позже, а вы с Антоновым пока подготовьте соответствующие документы. Лаконично, но с охватом всех острых вопросов.

На другой день из Бобрышева в Генштаб прибыл Жуков.

   – На ловца и зверь бежит! – обрадовался Василевский, приветствуя друга. – Верховный распорядился, чтобы завтра к вечеру мы с тобой подготовили карту обстановки, необходимые расчёты и предложения. Ты в курсе, да?

Весь день 12 апреля Жуков и Василевский работали над документами для Верховного, а генерал Антонов, который, по словам Жукова, «обладал блестящим мастерством оформления материалов», готовил карту обстановки, план-карту действия фронтов м районе Курской дуги. Жуков всё это посмотрел и одобрил.

   – Отличная работа, Алексей Иннокентьевич! – Жуков взглянул на часы. – Давайте поужинаем в наркоматовской столовой – и к Верховному.

Так и сделали. Все трое прибыли в Ставку к девятнадцати ноль-ноль. Сталин внимательно выслушал их соображения, согласившись с тем, что главные силы надо сосредоточить в районе Курска.

   – Значит, принимаем решение о преднамеренной обороне наших фронтов в районе Курска и Орла, – подытожил Сталин. Его хмурое и какое-то застывшее лицо ожило, посветлело. Он ещё раз посмотрел на карту. А Жуков, боясь, что Верховный станет колебаться, подчеркнул:

   – Сначала мы обескровим немцев в оборонительном сражении, потом перейдём в контрнаступление и разгромим их. Если это удастся, а я уверен, что так оно и будет, – убеждённо продолжал Жуков, – можно затем развернуть общее наступление в направлении на Харьков, Полтаву и Киев. Если же немцы не нам нут наступать под Курском в ближайшее время, мы сами перейдём к активным действиям.

Кажется, всё было решено, и Верховный резюмировал:

   – Вы, товарищи Василевский и Антонов, можете приступать к подготовке документации по принятому плану, потом мы сноп:i обсудим его. А вы, – Сталин взглянул на Жукова, – через пару дней вылетайте на Северо-Кавказский фронт к генералу Масленникову. Никак он не может разбить таманскую группировку противника. Надо ему помочь.

   – Я готов лететь. – Жуков встал.

В начале мая погода в Москве стояла солнечная, и Василевский в воскресенье уехал с женой и сыном на дачу, чтобы денем отдохнуть на природе, сходить с Игорем на рыбалку. Поздно вечером ему позвонил Сталин:

   – Вы ещё не спите?

   – Готовлю удочки на рыбалку.

   – Придётся отложить, – сказал Сталин. – Вы мне нужны Приезжайте!..

«Что ещё там стряслось? – недоумевал Александр Михайлович, собираясь в Москву. – Ведь знал, что еду на дачу, мог бы и предупредить!»

Катя невесело восприняла его отъезд.

   – Когда вернёшься? – только и спросила.

   – Сам не знаю, – пожал плечами Александр Михайлович. – Если поеду на фронт, дам тебе знать. Ну, не сердись. – И поцеловал её в щёку.

   – Есть одна идея, – начал Верховный, едва Василевский вошёл в кабинет. – Помните, генерал Рокоссовский предлагал разгромить немцев под Орлом? Вы тогда с ним не согласились, и я вас поддержал. Теперь же хочу дать вам задание. Не догадываетесь? – Улыбка сбежала с его губ. – Надо разработать операцию по освобождению Орла. Я даже придумал ей кодовое название – «Кутузов». – Сталин помолчал. – Эта операция тесно связана с действиями наших войск на Курском направлении, поэтому вам легче, чем кому-либо, разработать её. Так считает и ваш коллега Жуков. Я хочу, чтобы операция увенчалась успехом, – подчеркнул Верховный. – Нельзя нам хоть чем-то запятнать имя великого русского полководца! Тут уж надо бить врага во всю мощь русского кулака!

   – Ваша задумка мне по душе, – сказал Василевский. – Я охотно возьмусь за это дело. Когда прикажете начать работу?

   – Сходите завтра с сыном на рыбалку, а потом займётесь. Сын, наверное, уже подготовил удочку?

   – Вы как в воду глядели, товарищ Сталин, – улыбнулся Василевский.

   – Так ведь Берия назвал меня провидцем! – засмеялся Сталин. Но тут же посерьёзнел: – Я бы хотел получить документ как можно скорее...

Что и говорить, не сразу нашёл Василевский то, что хотел. Но мысли родились разумные: усилиями левого крыла Западного и всего Брянского фронта в тесной увязке с действиями Центрального фронта в наиболее выгодный для них момент нанести удар по орловской группировке врага и освободить Орел. Замысел был прост: ударами по сходящимся направлениям на Орел с севера, востока и юга расчленить группировку немцев и разбить её по частям.

   – Это то, что надо! – одобрил Верховный, когда ознакомился с планом операции «Кутузов». Василевский ждал, что он ещё скажет. Но вождь попыхтел трубкой и спросил: – У вас всё?

   – По операции всё, но есть один серьёзный вопрос, который надо решить, а я его всё откладываю...

   – Говорите! – прервал его Верховный.

   – Осенью сорок первого, как вы помните, Ставка расширила права и обязанности главкомов и командующих родами войск и некоторых начальников главных управлений Наркомата обороны, а сами они были возведены в ранг ваших заместителей. Предлагаю отменить это решение Ставки.

   – Почему? – В голосе Сталина прозвучали недовольные ноты.

   – Тогда не всё нами было продумано, есть в этом вина и Генштаба, – подчеркнул Василевский. – Что мы получили на практике? Когда главкомы войск, командующие родами войск и начальники главных управлений стали вашими заместителями, в их действиях стала проглядываться склонность к автономным решениям, которые нередко идут вразрез с распоряжениями Генштаба и даже Ставки. Образно говоря, каждый из них тянул одеяло на себя, а общее фронтовое дело страдает.

   – Так ли? – усомнился Верховный.

   – Да, Иосиф Виссарионович, – загорячился маршал. – Их мало беспокоит обстановка на фронте, они пекутся лишь о себе, о своих войсках. И я как начальник Генштаба в ранге заместителя наркома обороны ничего порой не могу сделать.

   – У вас был с кем-то конфликт? – насторожился Верховный.

   – И не раз, – подтвердил Василевский. – Вот совсем недавний случай. Ставка приняла решение усилить Воронежский фронт авиацией и танками, так как перед ним на Курском направлении стоит мощная группировка немецких войск. Естественно, я распорядился, чтобы командующий авиацией Новиков выделил фронту сотню истребителей. А он мне в ответ: «У меня нет самолётов, я отдал их на другой фронт». Я сказал ему, что моё распоряжение как начальника Генштаба и заместителя наркома подлежит немедленному выполнению. А Новиков отвечает: «Я тоже заместитель наркома обороны и прошу мною не командовать!»

   – Так и заявил?

   – Слово в слово! Что мне оставалось делать? Я сказал Новикову, что немедленно доложу обо всём вам. Только после этого он заверил меня, что истребители будут. Однажды так себя повёл и командующий артиллерией генерал-полковник Воронин под Сталинградом. Нет, я вам не жалуюсь, товарищ Сталин, но дело-то наше общее может крепко пострадать.

«Он чертовски прав! – отметил про себя Сталин. – Зря раньше не доложил мне...»

   – Что вы предлагаете? – спросил Верховный.

   – Сократить количество ваших заместителей. Мне кажется, что достаточно и двоих.

   – Хорошо, товарищ Василевский, я подумаю. – Сталин помолчал. – Вчера вы говорили мне о начале формирования в Селецких лагерях под Рязанью 1-й польской дивизии имени Костюшко. Как идёт эта работа?

   – Поляки очень довольны, что вы приняли такое решение, заверяют, что станут стойко и мужественно сражаться с фашистами. Техникой и оружием мы обеспечили их сполна. Пройдут подготовку, и можно будет посылать на фронт. Так что это дело мы форсируем.

   – Формирование воинских соединений из иностранцев – вопрос политический, и я прошу вас держать его на строгом контроле и всячески помогать нашим друзьям, – сказал Сталин.

У нас ведь уже есть такие соединения. Где и как они воюют?

   – Бьют врага не хуже наших бойцов. – Василевский раскрыл свою записную книжку. – В начале марта первый бой провели бойцы 1-го отдельного чехословацкого батальона в составе 3-й танковой армии Воронежского фронта. Командарм 3-й танковой доложил мне, что чехи и словаки хорошо проявили себя на поле боя. А в начале апреля вступила в бой французская эскадрилья «Нормандия» в составе 1-й воздушной армии Западного фронта. Сформировали мы её в городе Иваново в ноябре сорок второго. Почти четыре месяца ушло на подготовку лётного и технического состава.

   – На подготовку польской дивизии тоже уйдёт столько же времени? – спросил Верховный.

   – Не меньше...

(12 октября 1943 года 1-я польская дивизия имени Костюшко вступила в ожесточённый бой с фашистами под деревней Ленино Могилёвской области в составе 33-й армии Западного фронта. Поляки уничтожили 9 вражеских танков, около 1500 солдат и офицеров, взяли в плен 300 солдат, 58 орудий и миномётов. Узнав об этой победе от начальника Генштаба, Сталин сказал: «Бой под деревней Ленино – это новый этап в освободительной борьбе польского народа и в советско-польских отношениях, символ нашего братства». Декретом Государственного совета ПНР Ленино награждено орденом «Крест Грюнвальда» 2-й степени. 12 октября ежегодно отмечалось в ПНР как День Войска Польского. – А.3.).

Утром Василевскому позвонил Поскрёбышев и сказал, чтобы маршал срочно прибыл к нему.

   – Вот, прочтите. – Поскрёбышев вручил Василевскому листок. – Товарищ Сталин поручил мне ознакомить вас с документом.

Это было Постановление ГКО, в котором говорилось, что у наркома обороны Сталина оставлены только два заместителя – маршал Жуков и начальник Генштаба маршал Василевский; Жуков оставался к тому же заместителем Верховного Главнокомандующего.

   – Всё ясно, Александр Николаевич! – Василевский достал из кармана ручку и расписался на документе.

Несколько дней Василевский пробыл на фронте, вернулся в Москву поздно вечером. В столице накрапывал дождик, всё небо было в заплатах туч, они висели так низко, что, казалось, касались кремлёвских звёзд. «Поеду домой, а утром доложу Верховному», – решил Василевский. Он подошёл к машине, которая его встречала, из неё вышел... Антонов!

   – Привет, Алексей! Ты чего приехал на аэродром, я же не просил встретить меня?

   – Вас ждёт товарищ Сталин, – смутился Антонов. – Трижды звонил в Генштаб. Так что поезжайте в Кремль...

Сталин, угрюмый, сидел за столом и пил чай. Он пригласил Василевского сесть за стол, вынул из ящика листок и вручил ему.

   – У меня к вам личная просьба, прочтите, пожалуйста...

Александр Михайлович взял листок и стал про себя читать. Это был приказ наркома обороны командующему ВВС Красной Армии маршалу авиации Новикову «немедленно снять с должности командира авиационного полка полковника Сталина В. И. и не давать ему каких-либо командных постов впредь до моего распоряжения; полку и бывшему командиру полка полковнику Сталину объявить, что полковник Сталин снимается с должности командира полка за пьянку и разгул и за то, что он портит и развращает полк».

   – Я сожалею, что сын подвёл вас, Иосиф Виссарионович, – участливо произнёс Василевский, положив листок на край стола.

   – Сукин сын! – выругался Сталин. – Он опозорил честь мундира! Я часто критиковал старшего сына Якова и очень переживал, когда в июле сорок первого он попал в плен к немцам. Тогда я, грешным делом, подумал, что лучше бы он погиб в бою, чем этот плен. Я боялся, что немцы могут Якова «расколоть» и он стал бы говорить по радио и писать в листовках всё, что ему прикажут наши враги. Представляете, сын Верховного Главнокомандующего действует против своей страны? Такого позора я бы не перенёс. Но Яков меня не подвёл. И Родину свою не предал...

(Старший лейтенант Я. И. Джугашвили (Сталин) с первых дней войны оказался на фронте. По имеющимся в архиве документам, он храбро сражался, честно выполнял свой воинский долг, но воинская часть, в которой он служил, попала в окружение, и Яков очутился в плену. Немцы пытались использовать Якова в пропагандистских целях, но им так и не удалось сломить его волю, он не стал предателем, хотя прошёл через неимоверные муки в лагерях Хаммельбурга, Любека, Заксенхаузена. 14 апреля 1943 года Яков Джугашвили бросился на колючую проволоку ограждения лагеря, и часовой застрелил его. – А.3.).

«Ему очень жаль Якова, у него даже глаза повлажнели», – подумал Василевский, глядя на вождя.

   – Что требуется от меня? – спросил маршал.

Сталин ответил не сразу. Он в раздумье молчал. Казалось, в его душе шла отчаянная борьба. Наконец он глухо сказал:

   – Мне как-то неловко на сына подписывать приказ. Может быть, это сделать вам как моему заместителю и начальнику Генштаба?

   – Я могу подписать, – произнёс Василевский. – Но пользы от этого не будет. Почему? Ваш сын увидит под приказом мою подпись и наверняка подумает, что у вас, наркома обороны, не поднялась рука на сына. Так что воспитательный эффект мои подпись не повысит. Лучше, если отец наказывает своё чадо, а не кто-то другой.

   – Вы так считаете?

   – Да, говорю вам честно, как на духу.

   – Решено, я подпишу приказ! – повеселел Сталин. – Ваши доводы убедили меня. Спасибо! – Он взглянул на Василевского, и улыбка скользнула по его лицу. – Вас, наверное, интересует, кто мне доложил о сыне? Тот же источник, который сообщил мне о болезни вашего сына Юрия. Это надёжный источник, и я доверяю ему.

«Я знаю, кто этот человек, – Лаврентий Берия!» – мысленно сказал Василевский Верховному.

   – Один вопрос мы с вами решили. – Сталин взял со стола трубку, набил её табаком и закурил. – Теперь вернёмся к операции «Кутузов». Мне звонил командующий Центральным фронтом генерал Рокоссовский. Он считает, что Генштаб взял для операции «Кутузов» основные силы его фронта[15]15
  ...Генштаб взял для операции «Кутузов» основные силы его фронта... – «Кутузов» (кодовое наименование плана Орловской операции советских войск 1943 г. План предусматривал разгром группировки противника и ликвидацию Орловского плацдарма. Реализован Красной Армией в ходе контрнаступления.


[Закрыть], тогда как Западный фронт генерала Соколовского выделил для этой цели лишь три общевойсковых, одну танковую армии и 2-й гвардейский кавалерийский корпус.

   – Вот ведь какой настырный генерал Рокоссовский! – едва не чертыхнулся Василевский. – Он мне звонил, и я ему всё объяснил. Почему Генштаб так поступил? Под Орлом немцы сосредоточили большие силы – тридцать семь дивизий группы армий «Центр», в том числе восемь танковых и две моторизованные, тысячу двести танков и штурмовых орудий, более тысячи самолётов. Это данные разведки, и они точны. Командует орловской группировкой генерал-полковник Вальтер Модель, приближённый Гитлера и мастер танковых атак[16]16
  ...Вальтер Модель, приближённый Гитлера и мастер танковых атак. – Модель Вальтер (1891-1945), генерал-фельдмаршал немецко-фашистской армии. Участник Первой мировой войны. С 1942 г. командовал 9-й армией, которая потерпела поражение в Курской битве. В 1944 г. руководил группами армий «Север», «Северная Украина», «Центр». Отличался особой жестокостью. Командовал войсками на Западе, с 1944 г. – группой армий «Б» (во Франции), после разгрома которой в апреле 1945 г. застрелился.


[Закрыть]. Потому-то и наши силы на этом участке фронта должны быть не меньшими. Так что зря Рокоссовский плачется. Другим фронтам не легче будет в предстоящих сражениях.

Сталин, покуривая трубку, прошёлся вдоль стола, на котором были разложены карты.

   – Операции «Кутузов» Ставка придаёт важное значение, – сказал он. – Поэтому вам надлежит завтра с утра выехать на Брянский и Западный фронты и проверить, как идёт подготовка к ней. – Сталин сделал паузу. – Рекомендую вам начать проверку с левого крыла Западного фронта. Генерал Соколовский командующий молодой, и ему надо помочь.

У кабинета Василевского ждал генерал Штеменко, который вернулся из поездки на Северный Кавказ, куда Сталин посылал маршала Жукова. Штеменко представлял там Генеральный штаб.

   – Сергей Матвеевич, давно меня ждёшь? – спросил Василевский. Он открыл кабинет, и они оба вошли. – Садись. Ну что, удалось генералу Масленникову турнуть немцев с Тамани?

   – Не удалось, – грустно констатировал Штеменко. – Три недели там шли тяжёлые бои. На главном направлении наступала 56-я армия генерала Гречко, он-то и докладывал на фронте Жукову, когда мы туда прибыли. Основной удар наносился в обход станции Крымской с юга, вспомогательный – в обход с севера. Немцы бросили в бой свежие силы, много самолётов, танков. И что же? 56-я армия лишь подошла к Крымской, но освободить не смогла.

   – Чем объяснить такую неудачу?

   – Наши войска остро ощущали недостаток боеприпасов, не хватало орудий и танков. То же самое наблюдалось и в войсках 18-й армии. Жуков спросил командарма Гречко, сколько ему надо дней для подготовки нового наступления. Тот ответил: «Две-три недели». Но Георгий Константинович дал лишь пять суток... Словом, к исходу четвёртого мая немцев выбили из Крымской, но «голубая линия» в своей основе осталась неприступной.

   – Как всё это воспринял Георгий Константинович?

   – Очень переживал. Мы ожидали упрёка со стороны Верховного, но всё обошлось.

   – И что же сказал Сталин?

   – Он резко критиковал генерала Масленникова, заявил Жукову, что того надо заменить генералом Петровым.

   – Опять снимают командующего! – ругнулся Александр Михайлович. – Масленникову надо было дать резервы. Генштаб в этом деле тоже не всё продумал.

   – Вот я и написал вам отчёт, где идёт речь и о промахах, как мне кажется, Генштаба. – Штеменко отдал Василевскому документ.

   – После обеда прочту, а ты перед ужином зайди ко мне. Я скажу, что тебе надо делать в первую очередь. Соображаешь?

Уехал на фронт Василевский на рассвете и через час был уже в штабе Западного фронта. Майское утро выдалось тихим и безоблачным, рыжее солнце выкатилось из-за горизонта и стало припекать. Василевскому отдал рапорт генерал Соколовский.

   – Как служба, Василий Данилович? – Василевский улыбнулся. Они вошли в штаб. – Не вскружили тебе голову успехи?

   – Какие? – смутился генерал.

   – А операция по ликвидации Ржевско-Вяземского плацдарма немцев, которую ты провёл в марте вместе с Калининским фронтом? Верховный похвалил тебя...

   – Эта операция едва не сделала меня седым, – усмехнулся Соколовский. – Я тогда крепко переживал...

   – Отчего вдруг? – удивился Василевский, хитро прищурив глаза.

   – Было отчего, Александр Михайлович. Посудите сами. В феврале по немцам ударили войска Брянского и Центрального фронтов на Орловском и Севском направлениях, так? Немцы начали отвод своих войск с Ржевско-Вяземского выступа. Казалось, если отступают, то их легче бить вдогонку. Но на деле вышло по-другому. Я перешёл в наступление. А тут, как на грех, весенняя распутица, грязь по колено, кругом вода, порой даже танки не могли пройти лесисто-болотистую местность. Войска продвигались в сутки по шесть-семь километров. Словом, я очень переживал.

   – Верю, что тебе, Василий Данилович, пришлось нелегко. Зато после ликвидации Ржевско-Вяземского выступа линия фронта отодвинута от Москвы на сто тридцать—сто шестьдесят километров, – подчеркнул Василевский. – Так что не кори себя, полководец! – шутливо добавил он. – А теперь послушай меня. Через полчаса поедем смотреть, как твои люди готовятся к операции «Кутузов». Не будем терять время, мне надо ещё побывать в войсках Брянского фронта. Да, а где Булганин, я что-то его не вижу. Он отдыхает?

   – Да нет, ещё с вечера убыл в 21-ю армию генерала Баграмяна, – пояснил командующий.

Василевский работал быстро, чётко, глаз у него был намётан, он сразу находил слабые места в подготовке войск, советовал, как их устранить. Утром следующего дня на столе Верховного лежала его телеграмма. Василевский докладывал Сталину 21 мая из штаба 61-й армии генерала Белова о том, что 19 и 20 мая он вместе с Соколовским и Булганиным проверил готовность к операции армии Баграмяна. Серьёзных недостатков не обнаружил, войска готовы выйти в исходное положение. На восстановление 1-го и 5-го и танковых корпусов получено лишь сто танков. «Было бы желательно к началу операции подкрепить армию двумя танковыми полками, – предложил Верховному Василевский. – Считаю, – писал далее Александр Михайлович, – что войска в целом будут готовы к занятию исходного положения 28 мая. На развёртывание артиллерии потребуется до пяти суток».

Прочитав телеграмму Василевского, Сталин вызвал генерала Антонова.

   – Ознакомьтесь с донесением и срочно примите надлежащие меры, – сказал Верховный. – На фронт не поступают вовремя боеприпасы. У Брянского фронта мало танков и орудий, новых он ещё не получил. Маршал авиации Новиков почему-то задерживает отправку на фронт самолётов, хотя на этот счёт есть решение Ставки...

Сталин говорил жёстко, чувствовалось, что недостатки в подготовке к операции «Кутузов», выявленные на фронтах представителем Ставки, обеспокоили его.

   – Вызовите ко мне наркома боеприпасов Ванникова и начальника тыла генерала армии Хрулёва.

   – Будет исполнено! – отчеканил Антонов. Он шагнул к двери, но Сталин остановил его:

   – Маршал Василевский сейчас находится в войсках Брянского фронта. Свяжитесь с ним и передайте моё распоряжение, чтобы он возвращался в Ставку. У меня для него есть новое задание.

«Ну и настали времена, Александр Михайлович почти не бывает в Москве, ездит с одного фронта на другой», – огорчился в душе за своего начальника Антонов.

Василевский прибыл в Москву глубокой ночью. Дежурный по Генштабу доложил ему, что генералы Антонов и Штеменко находятся в Ставке.

«И я сейчас туда поеду», – подумал Василевский.

Он быстро разделся в своём кабинете, причесался перед зеркалом и удивился, увидев своё лицо. Серое, невыразительное, тёмные круги под глазами. Горько усмехнулся: ещё бы, уже третью ночь спит урывками. Ничего, вот доложит Верховному ситуацию на фронтах и поедет домой, завалится на кровать и будет спать всю ночь, и никто не станет его тревожить, и Катя, его милая Катюша, сделает всё, чтобы выспался он на славу. При мысли о жене у него пылко затрепетало сердце.

Из Ставки вернулся генерал Антонов.

   – Вы уже прибыли? – спросил он маршала, едва увидев его.

   – Как видишь, Алексей Иннокентьевич! – Василевский мягко улыбнулся. – Ты был у Верховного?

Антонов сказал, что Сталина беспокоит ситуация на Курской дуге. Под Кромами и Борисовской немцы сосредоточивают новые танковые части и войска.

   – С разрешения Верховного я направлял фронтам предупреждение, что немцы могут начать наступление под Курском не позднее двадцать шестого мая, – продолжал Антонов. – Но этого не случилось. Потому-то Верховный и волнуется. Вчера у него на ковре были генерал армии Хрулёв и нарком боеприпасов Ванников. Он прочёл ваше донесение из армии Баграмяна и приказал генералам принять меры, чтобы доставить на фронты боеприпасы и боевую технику... Это я к тому, чтобы вы знали, о чём шла речь в Ставке.

Василевский с удовлетворением подумал: «Толковый у меня заместитель!»

   – Очень кстати вы прибыли, – сказал Сталин, когда Василевский вошёл к нему. Выслушав отчёт о подготовке фронтов к операции «Кутузов», он добавил: – Вы проделали большую работу, и весьма оперативно. У вас ещё что-нибудь?

   – Есть, товарищ Сталин, и существенное, – стараясь не выдать своего волнения, ответил Василевский. – Воздушная разведка засекла переброску немецких войск на Спас-Деменском и Жиздринском направлениях. Партизаны сообщили в штаб фронта, что с запада на Спас-Деменское направление прибыла танковая дивизия врага. Правда, у нас там достаточно сил, чтобы прикрыть Ки лужское и Тульское направления. И всё же я счёл необходимым переместить 19-й стрелковый корпус из района Гжатска в Юхнов, оставив его в составе 10-й гвардейской армии...

   – Вы приняли правильное решение... Скажите, что думает по поводу операции «Кутузов» генерал Соколовский?

   – У него боевой настрой, – констатировал начальник Генштаба. – А вот на Брянском фронте я вскрыл серьёзные недостатки и потребовал от генерала Рейтера устранить их.

   – На днях у него примет дела генерал Попов, – произнёс Верховный.

   – Надо ли менять командующего в канун сражения? – возразил Василевский. – Генерал Рейтер – вояка опытный, но медлителен и слишком доверчив к комдивам, а их надо постоянно держать под контролем. Такой у него стиль работы.

   – Я не против того, чтобы у командующего был свой почерк, – заметил Верховный. – Возьмите генерала Рокоссовского: разве он похож, скажем, на Ватутина или Конева? Но эти военачальники добиваются успеха в сражениях, а генерал Рейтер ещё ничем нас не порадовал. Стараться быть самим собой, – продолжал Сталин, – значит быть волевым, а воля, как говорил Энгельс, определяется страстью или размышлением, чего как раз и не хватает Рейтеру. Что, станете возражать?

   – Нет, в ваших словах истина!

   – Вы похвалили меня устами Мехлиса. – По лицу Сталина пробежала тень. – А мне похвала не нужна, она, подобно ржавчине, разъедает душу. Кстати, два-три дня поработайте в Генштабе, а потом полетите к Попову и поможете ему войти в курс фронтовых дел. У вас есть вопросы?

   – Да нет, я вот о чём подумал, – смутился Василевский. – Скоро начнутся бои на Курской дуге, и было бы здорово, если бы союзники открыли второй фронт! Тогда немцы вынуждены были бы часть сил снять с советско-германского фронта на запад Франции.

   – Пока они ограничиваются операциями против незначительных сил вермахта, – заметил Сталин. – Правда, когда мы обороняли Сталинград, английская 8-я армия генерала Монтгомери[17]17
  ...английская 8-я армия генерала Монтгомери... – Монтгомери Бернард Лоу (1887-1976), британский фельдмаршал (1944). Участник Первой мировой войны. В ходе Второй мировой войны командовал пехотной дивизией, участвовавшей в боях во Франции и Бельгии. С 1942 г. руководил 8-й английской армией, которая осенью 1942 г. нанесла поражение итало-немецко-фашистским войскам под Эль-Амейном. С 1944 г. командовал группой союзных армий, высадившейся в июне в Нормандии. Награждён советскими орденами «Победа», Суворова 1-й степени. В 1946-1948 гг. начальник имперского генштаба, в 1948-1951 гг. председатель Комитета главнокомандующих Совета обороны Западного союза, в 1951-1958 гг. 1-й заместитель верховного главнокомандующего вооружёнными силами НАТО в Европе.


[Закрыть] разгромила войска генерала Роммеля под Эль-Амейном. Это было нам на руку. И когда я буду писать Черчиллю очередное послание, непременно с похвалой отзовусь о Монтгомери. Уверен, что когда союзники откроют второй фронт, а сделать это им придётся, как бы господин Черчилль ни юлил, этот генерал станет играть в операции не последнюю роль...

(И действительно, в июне 1944 года при высадке десанта союзников через Ла-Манш в Нормандии – открытие второго фронта – Монтгомери умело руководил войсками союзников и наступлением их до пределов Сены, за что и был награждён советскими орденами «Победа» и Суворова 1-й степени. Ордена Монтгомери и генералу Эйзенхауэру[18]18
  Ордена Монтгомери и генералу Эйзенхауэру... – Эйзенхауэр Дуайт Давид (1890-1969), генерал армии США (1944). В ходе Второй мировой войны начальник управления в штабе армии США. С 1943 г. до конца войны верховный главнокомандующий силами союзников в Западной Европе, руководил высадкой англо-американских войск на побережье северо-западной Франции – Нормандская десантная операция. Награждён советским орденом «Победа».


[Закрыть] по распоряжению Сталина в 1945 году в штабе Эйзенхауэра во Франкфурте-на-Майне вручил маршал Жуков. Тогда же по приглашению Сталина Эйзенхауэр со своим сыном посетил Советский Союз, его сопровождал Жуков. Фельдмаршал Монтгомери побывал в СССР лишь в 1947 году; в первый же день приезда начальник Генштаба Василевский устроил ему приём.

Василевский уже был дома, когда ему позвонил Сталин. Он спросил, как в Генштабе прошёл приём фельдмаршала.

   – Всё хорошо, Иосиф Виссарионович, Монтгомери остался доволен. Я преподнёс ему русский сувенир – бекешу на беличьем меху и генеральскую папаху из серого каракуля. Он очень обрадовался подарку.

   – О войне беседовали?

   – Да! Вспоминали оборону Москвы, Сталинградскую и Курскую битвы, ну и конечно же штурм Берлина. Фельдмаршал высказал мне одну просьбу...

   – Какую?

   – Он хочет увидеться с вами. Я сказал, что это решать вам.

   – Может, дать обед в честь высокого гостя в Большом Кремлёвском дворце?

   – Это было бы хорошо. Всё-таки Монтгомери сейчас начальник имперского генерального штаба. Он признался мне, что Черчилль не советовал ему ехать к нам: мол, это наш вероятный противник в будущей войне.

   – Этот рыцарь «холодной войны», наверное, уйдёт на тот свет с лютой ненавистью к Советам, – выругался Сталин. – Но Монтгомери я приму.

На обед в честь фельдмаршала Монтгомери в Большой Кремлёвский дворец пришли партийные и государственные деятели, военачальники. И вот в зал вошёл Монтгомери, на нём была бекеша и папаха. Василевский растерянно смотрел на гостя.

   – Я оделся в русскую бекешу и папаху, чтобы меня увидел генералиссимус Сталин, – улыбнулся гость. – Так что прошу не сердиться.

   – Пожалуйста, господин фельдмаршал, как вам лучше, – тоже улыбнулся Василевский.

Наконец в зал вошёл Сталин и члены правительства. Вождь засмеялся, глядя на Монтгомери.

   – Что это такое? – спросил он Василевского.

Но ответил фельдмаршал:

   – Я желаю, чтобы вы, господин Сталин, увидели меня в русской форме! Можно с вами сфотографироваться? На память...

   – А что, для истории пригодится! – улыбнулся Сталин. – Пожалуйста, подойдите ко мне...

Фотограф сделал своё дело.

   – А теперь, товарищи и господа, прошу к столу! – пригласил Василевский.

На другой день фельдмаршал Монтгомери улетал в Англию. На аэродроме он был в той же бекеше и папахе, приняв рапорт начальника караула. Василевский не сомневался, что русский сувенир пришёлся маршалу по душе. – А.3.).