Текст книги "Жезл маршала. Василевский"

Автор книги: Александр Золототрубов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 40 страниц)

   – Мне бы денёк поработать в Генштабе, чтобы уяснить сложившуюся там обстановку, если вы не возражаете, – бодро ответил Жуков.

   – Хорошо, – повеселевшим голосом произнёс Сталин. Он близко подошёл к Жукову. Его лицо на какой-то миг будто закаменело. Стальным голосом он добавил: – Сталинград надо отстоять! Если немцам вдруг удастся захватить город, то юг страны они отрежут от центра. Вы это понимаете не хуже меня. Нельзя терять нам и Волгу, по которой большим потоком идут грузы с Кавказа, особенно нефть и бензин.

   – Волга – наша важнейшая водная артерия, и её никак нельзя отдавать врагу, – подал голос Микоян.

   – Мы и не отдадим немцам Волгу! – улыбнулся Жуков.

   – А вот мне не до улыбок, товарищ Жуков, – хмуро продолжал Верховный. – Обстановка под Сталинградом действительно тяжёлая. Час тому назад мне звонил Василевский.

   – Вчера и мне удалось поговорить с ним, – сообщил Жуков. – И за город, и за Волгу бойцы сражаются насмерть!..

Самолёт Жукова приземлился на полевой площадке в районе Камышина. К самолёту подкатил разукрашенный под цвет деревьев «Виллис», оставляя за собой тучи белой пыли. Из машины вышел Василевский. Он обнял Жукова:

   – Скучал я по тебе, дружище!

   – И я тоже... – улыбнулся Жуков.

На лётном поле они зашли в домик и, усевшись за столиком, обсудили ситуацию на фронтах. В основном речь шла о Сталинграде.

   – Верховный прислал меня сюда, а тебе приказал сразу же вылететь в Ставку. – Жуков расстегнул ворот кителя. – Жарковато тут, не то что в Москве. Да, а ты знаешь, кто я теперь? С двадцать шестого августа генерал армии Жуков, то бишь твой друг, – заместитель Верховного Главнокомандующего! Ну, что скажешь?

   – Заслуженно, Георгий! Я этого ожидал. Не так давно Сталин спрашивал меня, подходишь ли ты на эту должность. Я поддержал твою кандидатуру, правда, отметил, что порой ты горяч и вспыльчив.

   – А я и не отрицаю, ещё как горяч! Но голова-то у меня работает, а? Пока сбоя не даёт!

   – Ну что, Георгий, поедем в штаб фронта? – Василевский встал.

   – В Малую Ивановку? – Жуков тоже встал.

В штабе фронта отобедали и уединились в комнате. На столе лежала большая карта, и Жуков долго на ней что-то разглядывал.

   – Александр, ты ничего не видишь странного? – спросил он. – Я имею в виду расположение немецких войск.

   – Вижу, Георгий! – воскликнул Василевский. – Я там даже линию провёл красным карандашом! Очень меня радует такое их расположение. У нас есть шанс... – Он осёкся, а Жуков закончил за него фразу:

   – Окружить немецкие войска, которые сосредоточились на узком участке фронта, непосредственно в черте города?

   – Да! Глянь на карту! Вот войска 6-й немецкой армии, вот рядом с ней – 4-й танковой армии, а их фланги прикрывают румынские войска. Стоит по ним крепко ударить, и румыны скопом станут сдаваться в плен.

   – Ты имеешь в виду контрнаступление?

   – Разумеется, Георгий, но такое, чтобы разом сокрушить южное крыло вражеского фронта, и 6-я армия Паулюса окажется в мешке!

   – Мешок – это хорошо, – задумчиво молвил Жуков. – Но хватит ли у нас сил и средств на крупное контрнаступление? Ты начальник Генштаба, у тебя все резервы в руках, вот и ответь мне!

   – Сил хватит, – категорически заявил Василевский. – В глубоком тылу у нас формируются общевойсковые армии, танковые корпуса, заводы поставили Генштабу немало противотанковых и зенитных орудий, реактивной артиллерии... Ты-то мне можешь поверить? Да мы этого Паулюса загоним в волчью нору[12]12
  Да мы этого Паулюса загоним в волчью нору! – Паулюс Фридрих (1890-1957), генерал-фельдмаршал гитлеровской армии, участник Первой мировой войны. Участвовал в агрессии против Польши, во время действий против Франции в 1940 г. начальник штаба 10-й армии. В 1940-1942 гг. – 1-й обер-квартирмейстер генштаба сухопутных войск (1-й заместитель начальника генштаба), один из главных составителей плана «Барбаросса». В ходе Сталинградской битвы 31 января 1943 г. вместе со своей армией сдался в плен советским войскам.


[Закрыть]!

Лицо Жукова просияло, ему пришлись по душе рассуждения начальника Генштаба, хотя сам он, готовясь к поездке на юг, увидел, как увязли немецкие армии под Сталинградом. Их можно окружить, а затем истребить. Но Сталину он ничего не сказал, решив прежде переговорить с Василевским. Теперь он убедился, что дело стоящее.

   – Мы с тобой эту идею претворим в жизнь. – Жуков выпрямился. – Доложим о ней Верховному, а уж потом будем решать в деталях.

   – Сталин ухватится за эту идею, – заверил друга Александр Михайлович. – Он сторонник того, чтобы Красная Армия всё время наступала!

   – Ты, Александр, не ёрничай, у Верховного есть свои недостатки, как у каждого из нас. Но в чём ему не откажешь, так это в умении схватывать идеи и развивать их вглубь и вширь!

Вечером 12 сентября Жуков по вызову Сталина прибыл в Ставку. У него был начальник Генштаба Василевский. Задав Жукову несколько вопросов по ситуации под Сталинградом, Сталин заметил:

   – Послушаем сначала товарища Василевского. Я хочу знать обстановку на юге и на Северном Кавказе. Такую, какая она есть, – добавил вождь.

Прошло несколько дней после того, как Александр Михайлович вернулся в Ставку. За это время он досконально изучил ситуацию на всём советско-германском фронте, поэтому его доклад был чётким, конкретным. Особое внимание Василевский заострил на действиях противника в районе Сталинграда, куда немецкое командование стягивало новые силы из района Котельникова. Коротко коснулся он и хода боев в районе Новороссийска, а также боев на Грозненском направлении.

   – Рвутся любой ценой к грозненской нефти! – резюмировал Сталин. – Теперь послушаем товарища Жукова.

Георгий Константинович был прям и резок в своих оценках, он заявил, что в наших армиях мало танковых частей и гаубичной артиллерии, которые могли бы своим огнём поддержать пехоту. Да и местность на участке Сталинградского фронта открытая, изрезанная глубокими оврагами, где немцы хорошо укрываются от нашего огня. Поэтому три армии и не могут прорвать оборону врага. И когда Верховный спросил, что нужно Сталинградскому фронту, чтобы смять противника и соединиться с войсками Юго-Восточного фронта, Жуков заявил: необходимы одна армия, танковый корпус, три танковых бригады, не менее 400 стволов гаубичной артиллерии и на время проведения операции одна воздушная армия.

   – Это минимум того, что надо фронту, – подчеркнул Жуков.

Сталин перевёл взгляд на Василевского, и тот понял, чего он ждёт. Коротко молвил:

   – Расчёты Жукова я поддерживаю!

   – Поезжайте оба в Генштаб и хорошенько подумайте, что нужно предпринять в районе Сталинграда...

«Весь следующий день мы с Василевским проработали в Генеральном штабе, – отмечал позднее Жуков. – Всё внимание мы с Александром Михайловичем сосредоточили на возможности осуществления операции крупного масштаба с тем, чтобы не расходовать подготовляемые и уже готовые резервы на частные операции. Перебрав все возможные варианты, мы решили предложить И. В. Сталину следующий план действий: первое – активной обороной продолжать изматывать противника; второе – приступить к подготовке контрнаступления, чтобы нанести противнику в районе Сталинграда такой удар, который бы резко изменил стратегическую обстановку на юге страны в нашу пользу!»

Поздно вечером Жуков и Василевский прибыли к Сталину. Он ждал их.

   – Кто будет докладывать?

   – Кому прикажете, – ответил Василевский. – Мнение у нас одно.

   – Это хорошо, что у вас полное согласие. – Сталин подошёл к столу, на котором Василевский разложил карту. – Это что у вас?

   – Предварительные намётки плана контрнаступления в районе Сталинграда, – пояснил Василевский.

Сталин молча разгладил усы, его острый взгляд шарил по карте.

   – Что это за группировка войск в районе Серафимовича? У нас ведь там нет больших сил?

   – Это новый фронт! – теперь заговорил Жуков. – Его надо создать, чтобы нанести мощный удар по оперативному тылу группировки немцев, действующей в районе Сталинграда.

   – Не лучше ли нанести удар по врагу с севера на юг и с юга на север?

   – Не лучше, товарищ Сталин, – ответил Жуков. – В этом случае немцы могут быстро повернуть из-под Сталинграда свои бронетанковые дивизии и парировать наши удары. А если мы ударим вдоль Дона, речная преграда не позволит немцам быстро сманеврировать.

   – Логично! – воскликнул Сталин.

Василевский сказал, что операция делится на два основных этапа. Первый – прорыв обороны, окружение сталинградской группировки немецких войск и создание прочного внешнего фронта, чтобы изолировать эту группировку от внешних сил; второй этап – уничтожение окружённого врага, пресечение попыток немцев деблокироваться.

– Над планом надо ещё поразмыслить и подсчитать наши резервы, – после некоторого раздумья сказал Сталин. – А сейчас главная задача – удержать Сталинград и не дать немцам продвинуться в сторону Камышина. – Он взглянул на Жукова. – Вылетайте обратно в Сталинград и изучите обстановку в районе Клетской и Серафимовича. А вам, товарищ Василевский, через три дня следует вылететь на Юго-Восточный фронт и посмотреть, как действует его левое крыло. Разговор о плане продолжим позже. О нём, кроме нас троих, никто не должен знать. Надеюсь, вы меня понимаете?

Две недели Жуков и Василевский пробыли на фронте, изредка они переговаривались по телефону, уточняли и согласовывали свои действия. А когда вернулись в Москву, их сразу же принял Верховный. Слушал он внимательно, речь шла всё о том же задуманном «мешке». Неожиданно в кабинет без стука вошёл Берия. Василевский как раз докладывал Сталину о составе войск фронта, которым предстояло выполнить на поле брани историческую миссию.

   – Что тебе, Лаврентий? – Сталин насупил брови. – Входишь без стука, как в камеру на Лубянке.

   – Срочное дело, Иосиф...

   – Видишь, у меня люди? Поезжай к себе на Лубянку, потом тебя приглашу. – Он посмотрел на начальника Генштаба: – Продолжайте, я слушаю...

Когда наконец были решены вопросы сосредоточения войск под Сталинградом, Верховный встал и заходил по зелёному ковру. Остановился рядом с Жуковым:

   – Вам что, жарко? Я вижу, вы расстегнули воротник...

«Уел всё же меня», – ругнулся в душе Жуков, а вслух произнёс:

   – Очень даже жарко! – И застегнул пуговицу. – Попить бы чего-нибудь.

Сталин зашёл в свою комнату и вынес две бутылки «Боржоми» и два стакана.

   – Пейте сколько душа просит, это не водка! – улыбнулся он в усы.

Они вмиг опорожнили бутылки.

   – У меня есть предложение, и я хотел бы с вами посоветоваться, – вдруг заявил Верховный. – Надо заменить одного командующего фронтом.

   – Кого? – напружинился Жуков.

   – Я ещё не переговорил с этим генералом...

В полдень Василевский улетел на фронт, а Жукова Сталин вызвал к себе и объявил, что он решил заменить генерала Гордова генералом Рокоссовским.

   – Вам надлежит вместе с ним лететь в Сталинград.

   – Разделяю ваше решение, – отреагировал Жуков. – Возможно, мне удастся заехать к Василевскому и побеседовать с ним с глазу на глаз о нашем плане, кое-что уточнить.

   – Смотрите сами, как это лучше сделать, но помните о нашей тайне.

Генерал Рокоссовский вступил в командование Сталинградским фронтом. А Жукову встретиться с Василевским в штабе? Юго-Восточного фронта так и не удалось. Он переговорил с ним по телефону, а через несколько дней начальник Генштаба прибыл и Ставку, куда уже был вызван Жуков. Разговор Верховный начал с того, что объявил о переименовании Сталинградского фронта в Донской, а Юго-Восточного – в Сталинградский. Командовать новым Юго-Западным фронтом было поручено генералу Ватутину. После этого они обсудили план контрнаступления. Карту-план подписали Жуков и Василевский, а утвердил Сталин.

   – Кажется, всё нами продумано, всё учтено, – сказал Верховный. – Или у вас есть ещё что-нибудь?

   – Есть! – Жуков подошёл к карте. – Когда немцы почувствуют на себе силу наших ударов в районе Сталинграда, они могут спешно перебросить часть своих войск из района Вязьмы на помощь южной группировке. Чтобы этого не случилось, надо провести наступательную операцию севернее Вязьмы и разгромить врага у Ржевского вы ступа. Это могут сделать войска Калининского и Западного фронтов.

«Нет, не зря я сделал его своим заместителем, башка у него крепко соображает»,– подумал Сталин о Жукове. А вслух сказал:

   – Интересное предложение. Кто из вас возьмётся его реализовать?

Жуков и Василевский предварительно обговорили этот вопрос, поэтому Георгий Константинович ответил:

   – Сталинградская операция во всех отношениях уже подготовлена. Василевский может взять на себя координацию действий войск в районе Сталинграда, а я – подготовку контрнаступления в районе Калининского и Западного фронтов.

Сталин одобрил это. Он сказал:

   – Вылетайте завтра утром в Сталинград, ещё раз проверьте готовность войск и командования к началу операции.

14 ноября Жуков вместе с командующим Юго-Западным фронтом Ватутиным осматривал рубежи, а Василевский на Юго-Восточном фронте работал с генералом Ерёменко. Суть замысла этой стратегической операции была такова: из района Серафимовича и от озёр Цапа и Барманцак, южнее Сталинграда, нанести мощные концентрированные удары по флангам втянувшейся в затяжные бои за город вражеской группировки, затем окружить и уничтожить её основные силы – 6-ю и 4-ю танковую армии. Были назначены сроки перехода в наступление: для Юго-Западного фронта и 65-й армии Донского фронта – 19 ноября, для Сталинградского фронта – 20 ноября. Провожая Жукова и Василевского, Сталин мягко сказал:

   – Ну, как говаривал великий Суворов, с Богом! – Он посуровел. – Все трое рискнули, все трое и отвечать будем, если вдруг не получится.

   – Получится, Иосиф Виссарионович! – весело бросил Жуков. А Василевский добавил:

   – Кольцо будет, но, сколько в нём окажется немецких войск, ещё неясно.

На рассвете, едва занялась заря, позолотившая всё окрест, Василевский прибыл в штаб Юго-Западного фронта, который находился в Серафимовиче. Ватутин признался ему:

   – Выдвинул ты меня, Александр, в командующие, а боюсь...

   – Не боги горшки обжигают – справишься! – успокоил его Василевский. – На Воронежском фронте ты, Николай Фёдорович, неплохо поработал. И на Юго-Западном должно получиться. Помни, что твой фронт – главная скрипка в предстоящей операции. Ты первый начинаешь наступление, а на третий или четвёртый день боев твои танки встречаются в районе Калача с танками Сталинградского фронта. И главная группировка врага окажется и «мешке»! Представляешь, что это такое? Мы ведь не брали в кольцо столько вражеских войск!

   – Я, думаешь, не переживаю? – загорячился Ватутин. Он встал и нервно заходил по штабу. Потом снова сел. – После того как возглавил фронт, я днюю и ночую в войсках. Так что не подведу.

   – Попробуй подвести, тогда я тебе такую баньку устрою, что и про нашу дружбу забудешь! – Василевский попыхтел трубкой. – Ладно, побалагурили, а теперь поедем в войска. Хочу сам всё посмотреть, поговорить с командирами. Ставка предписала мне координировать действия всех трёх фронтов, так что времени до начала сражения у меня в обрез...

До позднего вечера они работали в войсках, вернулись усталые. Василевский снял шинель.

   – Николай Фёдорович, ты меня накормишь?

   – Стол уже накрывают, – зевнул Ватутин. – Если не возражаешь, выпьем по рюмашке за удачу. У тебя-то удача есть, выпьем за мою!

   – Ну, если за твою – согласен! – В глазах Александра Михайловича блеснули задорные искорки. – Знаешь, а командующий 5-й танковой армией генерал Романенко мне понравился. Быстрый как ветер, всё в его руках горит. У такого командарма не должно быть срыва в сражении.

   – Его и не будет! – авторитетно заявил Ватутин. – Побратался я с Романенко ещё в двадцать девятом году: вместе учились в Военной академии имени Фрунзе. А в тридцать седьмом, когда мы с тобой были слушателями Академии Генштаба, Прокофий Логвинович, или, как я называю его, Проша, уже командовал механизированным корпусом. Крещение получил на советско-финской войне. Вояка опытный, зрелый.

   – Вот оно что! – подмигнул Василевский. – Тогда, если не возражаешь, к началу операции я приеду в 5-ю танковую армию и в деле посмотрю на твоего Прошу.

   – Ужин готов, товарищи генералы! – доложил адъютант командующего, усатый, краснощёкий, с серыми круглыми глазами лейтенант.

Ватутин открыл бутылку водки, налил себе и гостю.

   – Выпьем за то, чтобы наша операция стала для гитлеровцев костью в горле!

Ватутин в два глотка опорожнил стакан, а Василевский тянул свою порцию небольшими глотками.

   – Жгучая, чертяка! – добродушно ругнулся он, закусывая солёным огурцом.

В разгар вечеринки на КП фронта позвонил Сталин. Его, видимо, грызли сомнения в успехе задуманного дела, потому что он спросил, всё ли готово к наступлению. Василевский не стал что-либо конкретизировать, уточнять моменты операции, хотя они его беспокоили, ответил коротко:

   – Скоро начнём, и надеюсь, удачно! – И совсем не по-уставному спросил: – А вас что, гнетут сомнения?

Он ожидал, что Верховный бросит реплику или одёрнет его за столь дерзкий вопрос, как бывало раньше, но Сталин вдруг сказал:

   – Срочно вылетайте в Ставку!

Что за шутки? Василевский резко бросил в трубку:

   – Я вас не понял! Наверное, вы пошутили?

   – Какие ещё шутки? – вскипел Верховный. – К вам есть серьёзный разговор.

Вернувшись к столу, Василевский грустно произнёс:

   – Сталин требует меня в Ставку!

   – Он что, спятил? – возмутился Ватутин. – До начала операции считанные часы, а он отрывает тебя от дел! Иногда я не понимаю вождя, – хмуро продолжал Ватутин. – Крутит нашим братом, как ему заблагорассудится, будто мы какие-то шестерёнки в сложном механизме. Взять хотя бы тебя, – горячо добавил он. – Ты тянешь груз за троих, а он тебя ещё и подгоняет...

   – Что ты плетёшь, Николай Фёдорович? – оборвал его Василевский. – Какой груз я тащу на себе – знать дано только мне! И как бы ни был тяжёл этот груз, на чужие плечи его не переложу. Что же касается работы товарища Сталина... Я бы сразу сломался, если бы на мои плечи взвалили его груз, а ты бы и подавно плюхнулся плашмя на землю. Так что не пой соловьём, Николай Фёдорович, а то голос сорвёшь!

Ватутин почувствовал себя побитым.

Василевскому очень хотелось знать, зачем его вызвал Верховный. Он не переставал об этом думать даже тогда, когда самолёт приземлился на Центральном аэродроме. Погода в Москве была плохой: дул ветер, моросил дождь.

   – Быстро вы, однако, добрались! – сказал ему Поскрёбышев. – У товарища Сталина совещание, но он вас ждёт, так что проходите.

Василевский, прикрыв за собой дверь, сел в углу. Сталин с какой-то бумажкой подошёл к нему. Тихо, чтобы не мешать выступающему наркому Ванникову, он сказал:

   – Прочтите, – и отдал Василевскому листок. – Это письмо генерала Вольского, командира 4-го мехкорпуса.

Василевский прочёл первые строки, и в его душе поднялась буря. Комкор Вольский писал в ГКО, что запланированное контрнаступление под Сталинградом обречено на провал. «У немцев намного больше сил, чем у нас, и мы непременно потерпим поражение. Как честный коммунист, считаю, что операция не готова и рисковать не следует...» Пока он читал, Сталин объявил перерыв. В кабинете остались Молотов, Берия и Микоян, которых Сталин ранее ознакомил с письмом Вольского. Сейчас он ждал, что скажет начальник Генштаба.

   – Генерал Вольский лицемер! – наконец заговорил Василевский. – Иначе его поступок расценить не могу. Когда с руководящим составом фронтов мы обсуждали подготовку к операции, там был и Вольский. При всех он заверил меня, что его корпус готов к боям. На фронте говорил одно, а написал другое. Что это, если не лицемерие?

   – Я бы назвал это подлостью! – подал голос Молотов.

Берия пошёл ещё дальше. Он попросил вождя разрешить ему побеседовать с генералом.

   – Я из него мигом вытряхну истину!

   – Не надо ломать копья, товарищи! – вступил в разговор Микоян. – Давайте спокойно во всём разберёмся.

Сталин, казалось, не обращал внимания на их реплики. Он вызвал Поскрёбышева и распорядился срочно соединить его с генералом Вольским. Все притихли и ждали, что будет дальше. Связь сразу же дали.

   – Генерал Вольский? – переспросил Сталин. – Вы мне нужны. Кто говорит? Верховный Главнокомандующий... Ваше письмо я получил и вызвал с фронта товарища Василевского. Он у меня сейчас в кабинете... Да, он прочёл ваше письмо и заявил, что ваши опасения не разделяет... Да-да, категорически не разделяет. Скажите, ваш корпус готов к сражению?.. Ах вот оно что, я всё понял. Впредь прошу вас с выводами не торопиться! – Он положил трубку на аппарат. – Генерал Вольский сказал, что погорячился и сожалеет о своём письме. При подсчёте немецких сил он допустил ошибку. Дал мне слово, что выполнит поставленную задачу.

   – Струхнул, что снимут с должности, вот и даёт обещания, усмехнулся Берия. – Я бы, Иосиф, убрал его подальше от фронта. У меня такие «герои» на Колыме бьют кирками мёрзлую землю.

   – Что прикажете мне делать? – Василевский встал из-за стола.

   – Возвращайтесь на фронт. Я доволен вашими объяснениями.

Пока лётчик прогревал двигатель, Василевский зашёл к дежурному по аэродрому и позвонил домой. Ему ответил сын.

   – Привет, Игорёк!

   – Это ты, папка? – Голос тонкий, нежный и такой родной. У Александра Михайловича защемило в груди.

   – Мама дома? Дай ей трубку. – Он перевёл дыхание. – Катюша, добрый день!

   – Где ты, Саша, в Наркомате?

   – На аэродроме.

   – Может, заедешь хотя бы на часок? От этого твои фронтовые дела не пострадают.

   – Катенька, не могу... Ты уж не серчай, ещё пара недель, и я вернусь.

Катя сказала, что к ним приходил нарком ВМФ адмирал Кузнецов. Николай Герасимович вернулся из Новороссийска и хотел кое о чём с ним поговорить.

   – Нам он принёс мандарины, – щебетала она. – Игорёк у и летает их за обе щеки...

   – Пока, Катюша, – прервал её Александр Михайлович. Мне пора в самолёт. Поцелуй за меня Игорька. Да, а Юра но даёт о себе знать?

   – Пока нет.

   – Жаль! – Василевский перевёл дыхание. – Я переживаю за него. Он принял военную присягу и теперь учится на авиационного механика. Собирался уехать в город Миасс, но уехал ли?

   – Саша, я попытаюсь узнать...

Утром 19 ноября в день начала операции Василевский прибыл в Серафимович. Над городом стоял белёсый туман, казалось, что кто-то могучий и сильный набросил на дома и улицы огромное марлевое покрывало. Когда Александр Михайлович вышел из самолёта, пошёл густой мокрый снег. Невольно подумал: «Плохая погода, и авиация не сможет наносить по врагу бомбовые удары». У самолёта его встретил майор из штаба фронта.

   – Ватутин у себя?

   – Никак нет, товарищ генерал-полковник, он в 21-й армии генерала Чистякова.

Василевский взглянул на часы – семь утра, через полчаса заговорят наши орудия.

   – Вот что, майор, я поеду в 5-ю танковую армию генерала Романенко. Если комфронта вам позвонит, скажите, где я...

Как и намечала Ставка, в семь часов тридцать минут войска Юго-Западного фронта начали наступление. Огненно-свинцовый вихрь закрутился над полями и станицами. Нервы у Василевского напряглись, как тетива лука. Как станут развиваться события? Оправдаются ли их с Жуковым расчёты? Он оторвался от карты, хотел было перекурить, но тут стали поступать доклады с передовой. Танки генерала Романенко с ходу прорвали оборону 3-й румынской армии и успешно продвигались вперёд. 21-я армия генерала Чистякова с плацдарма у Клетской также опрокинула позиции главной полосы обороны врага... Василевский заметил, что Ватутин чем-то огорчён.

   – Николай Фёдорович, чего ты переживаешь? Твой Проша навязал немцам свою тактику боя, так что у него в руках ключ к победе.

   – Начал он хорошо, но как дальше пойдёт дело? – небрежно ответил Ватутин. У него отчего-то пересохло во рту. Подошёл к столу, на краю которого стоял чайник, налил стакан уже остывшего чая и залпом выпил. Напряжение немного спало, но и волнение не прошло. – И всё же Проша меня беспокоит. По времени его танки должны преодолеть расстояние до трёх километров, а они ещё на полпути. – Он включил связь и заговорил с командармом: – Проша, нажимай, дружище, иначе немец оттянет свои силы! Как понял, приём!

   – Бьём по фашистам прямой наводкой, – глухо отозвался Романенко. – Они, гады, бросают в бой свежие силы, вот и приходится сбавлять ход, чтобы перенацелить танкистов...

   – Подскажи командарму, чтобы клиньями охватывал вражескую оборону, – глядя на карту, посоветовал Ватутину Василевский. – Тогда с центра им придётся оттянуть свои силы и брешь в обороне появится.

Ватутин мигом приказал командарму:

   – Проша, выбрасывай клинья, а в центре обороны врага тапки свои попридержи, понял?..

Прошло какое-то время, и генерал Романенко донёс:

   – Ведём тяжёлый бой с танками врага, их тут уйма!

   – Завяз Романенко, он ещё не прорвал тактическую оборону немцев.

   – Николай Фёдорович, у тебя в резерве есть два танковых корпуса – 1-й генерала Будкова и 26-й генерала Родина. Вводи их в сражение, и делу конец!

   – Я намечал бросить их в прорыв, – признался Ватутин. Он вызвал на связь генерала Родина: – Алексей Григорьевич, ты меня слышишь? Да, да, это я, командующий. Начинай, голубчик, да поживее!

   – Приказ ясен, действую! – весело отозвался Родин.

Такое же распоряжение Ватутин отдал генералу Будкову. Потом переключил связь на командарма 21-й Чистякова:

   – Что у тебя, Иван Михайлович?

   – Бьём фрицев, товарищ командующий, – ответил генерал. Танки моего соседа Кравченко продвинулись на пятнадцать километров. Немцы драпают, я едва успеваю за ними...

На связь вышел командующий Донским фронтом генерал Рокоссовский.

   – Что у тебя, Костя?

   – Тут рядом стоит генерал Руденко, он переживает, что самолёты не могут бить врага в полную силу – туман, снег и прочно непогодные явления...

   – Что ты мне плетёшь про туман и снег? – сердито прокричал и трубку Василевский. – Скажи, вражескую оборону фронт прорвал?

   – Так точно! – весело откликнулся Рокоссовский. – Вся полоса обороны дала трещину. Танковые корпуса развивают успех. – И уже не по-уставному, пылко добавил: – Ты, Александр, не волнуйся, у меня всё идёт как полагается! Как там у Ватутина? У тебя он под боком, ему легче бить врага.

Василевский передал трубку Ватутину:

   – Скажи своему другу пару слов, а то бедняга переживает за тебя.

   – Костя, у меня всё хорошо, – ответил Николай Фёдорович. Танковый корпус генерала Родина разгромил 1-ю танковую дивизию немцев и штаб 5-го румынского армейского корпуса. Взято и плен более двух тысяч румын.

   – Поздравляю, Николашка, – скупо похвалил Рокоссовский.

Бои нарастали с каждым днём. Неожиданно на КП фронта поступило тревожное донесение: против 21-й армии генерала Чистякова немцы бросили резервы – 1-ю румынскую, 14-ю и 22-ю танковые дивизии и 7-ю кавалерийскую дивизию. Василевский связался с командармом:

   – Что у вас, Иван Михайлович? Может, подбросить вам танков?

   – Румын нам бить легче, вояки они неважные, – ответил Чистяков, – а вот с немецкими тяжёлыми танками придётся повозиться. Я обещал Рокоссовскому обойтись своими силами, а вам, Александр Михайлович, спасибо за поддержку. Я очень вас уважаю... – Голос командарма оборвался, в трубке послышался сильный взрыв.

   – Алло, алло! Иван Михайлович, ты меня слышишь? – Василевский взглянул на притихшего Ватутина. – Молчит Чистяков, как бы беды не случилось.

Но трубка в руке Василевского заговорила голосом Чистякова:

   – Жив я, Александр Михайлович! Жив!.. Немцы шуранули из пушки по нашему КП, снаряд разорвался рядом, но никто не погиб, ранен связист.

   – Ты уж там, Иван Михайлович, поосторожнее, – посетовал Василевский. – Осколки чинов не разбирают, секут всех подряд.

Поздно вечером на КП фронта позвонил Сталин. Усталым голосом он спросил, как идёт операция. Василевский ответил коротко:

   – Пока без заминок! Немцы на ряде участков сломлены и повержены.

   – Как сражается корпус вашего крестника генерала Вольского? – заворчала трубка.

   – Хорошо сражается! Я даже удивлён. Его танки отмахали с боем двадцать пять километров! Туман, снег, обледенелая дорога, местами вся изрытая снарядами, но танкисты прут вовсю. Когда буду в корпусе, пожму руку Вольскому.

   – Вот как! – засмеялся Сталин. – А когда, по-вашему, враг окажется в кольце?

   – К утру двадцать третьего ноября! Ну, если не к утру, то к вечеру наверняка!

Бои не утихали, и Василевского радовало, что 4-й и 26-й танковые корпуса успешно продвигались в район Калача на соединение с 4-м механизированным корпусом Сталинградского фронта. И ведёт этот корпус тот самый генерал Вольский, который написал на него кляузу!

«Ну и дела! – сокрушённо покачал головой Василевский. – Берия предлагал убрать его с должности комкора, а он метит в герои! Как бы мне не пришлось и вправду пожимать ему руку».

Едва перекусил с Ватутиным, как выяснилось, что правое крыло Донского фронта снизило темпы наступления, и это огорчило Василевского. У командармов Галанина, Жадова и Батова случилась заминка. Он как раз готовил донесение Верховному и указал в нём на недостаточную активность войск Рокоссовского. Казалось бы, случай рядовой, но у Сталина он вызвал резкий протест. В телеграмме на имя Рокоссовского, а в копии Василевскому вождь потребовал от командующего Донским фронтом, чтобы армии «перешли к активным действиям». «Галанин действует вяло, – телеграфировал Верховный, – дайте ему указание, чтобы не позже 24 ноября Вертячий был взят. Дайте также указание Жадову, чтобы он перешёл к активным действиям и приковал к себе силы противника. Подтолкните как следует Батова, который при нынешней обстановке мог бы действовать более напористо...»

«Строгая депеша», – подумал Василевский. Собрался было позвонить Рокоссовскому, но тот сам вышел на связь.

   – Я получил телеграмму от Верховного, принимаю срочные меры! – прокричал в трубку командующий. – Но откуда он узнал обо всём?

   – Из моего донесения в Ставку, – ответил Василевский.

   – Ну вы даёте! – вызывающе произнёс Рокоссовский. – Верховному доложили, а мне ни слова?

Упрёк был незаслуженный.

   – Командующий фронтом должен знать, где находятся его войска и как они действуют! – отрезал Василевский. – Прошу это учесть и глупых вопросов не задавать!

Рокоссовский понял, что с его уст сорвались обидные слова, и поспешил исправить свою оплошность:

   – Ваши замечания принял к сведению. Об исполнении вам, представителю Ставки, доложу.

   – С кем это ты? – В комнату заглянул Ватутин.

Василевский сказал о «конфликте» с Рокоссовским.

   – Костя по натуре спокойный, видимо, его кто-то взвинтил, и он сорвался.

(Как позже узнал Василевский, этим «кто-то» оказался генерал Галанин: его 24-й армии не удалось отрезать отход на восточный берег Дона соединений немцев, атакованных 65-й и 24-й армиями).

В ночь на 23 ноября Василевский не сомкнул глаз: кольцо вокруг гитлеровской группировки вот-вот сомкнётся. Ватутин заметил, как он волнуется, и невольно улыбнулся: