Текст книги "Точка опоры"

Автор книги: Афанасий Коптелов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 44 страниц)

– Жаль... – Мартов зашебуршил коробкой. – Этими не могу накуриться.

Отходя с тоненькой сигаретой снова к окну, сказал себе: "Надо вот и мне поговорить с каждым делегатом, чтобы на съезде не только Ленину, а самому быть готовым ко всему".

Много раз они спорили по поводу статей и заметок для "Искры". И последнее слово, к сожалению, чаще всего оставалось за Лениным. А на съезде что-нибудь да обернется по-иному... Он, Мартов, уже не мальчик в коротких штанишках. И ему пора отстаивать свое слово...

А Владимир Ильич продолжал расспрашивать Шотмана о Питере.

3

Поодиночке и по два-три человека съезжались в Брюссель, и никто не замечал за собой слежки.

Комнаты для делегатов предоставили социал-демократы, владевшие мелкими гостиницами. Конечно, без прописки в полиции. О питании представитель Организационного комитета заранее договорился с хозяевами маленьких кафе, которые тоже называли себя социал-демократами. А вожди бельгийской социал-демократии обнадежили, что полиция никого не тронет. За безопасность делегатов и за успех съезда, казалось, можно не волноваться. Но шпики, которыми кишела Женева, проследили, что искровцы съезжаются в Брюссель, и резидент департамента полиции успел сообщить об этом в Петербург. Он не сомневался, что через несколько дней бельгийское правительство получит соответствующий демарш, заканчивающийся настойчивой просьбой воспрепятствовать сборищу и выдать его главных участников.

К семнадцатому июля собрались почти все. Задерживались где-то в пути только два делегата.

Ульяновы приехали несколько раньше, и Владимир Ильич счел своим долгом прежде всего навестить Плеханова. Здоров ли он? Все ли готово у него к открытию съезда?

– Напрасно тревожитесь, – сказал Георгий Валентинович, поглаживая бороду, – за мной задержки не будет.

– А ваша речь?

– Она уже в основном сложилась в моей голове и не будет многословной. Мы ведь с вами условились беречь время.

– Да. Мы ограничены в деньгах.

– Ничего не изменилось? Начинаем в два тридцать? Для меня это важно знать – утренние часы я собираюсь посвятить посещению Дворца искусств. Там богатая коллекция скульптуры и живописи, и мне хочется взглянуть на фламандских мастеров в оригиналах. Рекомендую посетить. А завтра я был бы рад, если бы мне составили компанию рабочие делегаты. Увидитесь – не сочтите за труд сказать им. Я буду ждать к двенадцати. Часа нам хватит.

В тот день Владимир Ильич обошел всех делегатов, спрашивал: хорошо ли они устроены? не нуждаются ли в чем-нибудь? Тем, кто не знал французского языка, начертил карту, чтобы им легче было отыскать помещение, в котором откроется съезд.

Идя по коридору маленького отеля, Владимир Ильич услышал из-за двери комнаты, где остановился Красиков, звуки скрипки и, вспомнив одну из его кличек, улыбнулся: "Музыкант верен себе – нигде не расстается с инструментом!" Дождавшись паузы, осторожно постучал.

– Войдите, – отозвался по-французски Петр Ананьевич и встретил гостя со скрипкой и смычком в левой руке. – Я решил немного отвлечься...

– Простите, я помешал вам. В другое время с удовольствием бы послушал, а теперь голова занята иным. Съезд обещает быть сложным, и нам есть о чем поговорить как единомышленникам еще со времен Сибири.

– Значит, не забыли наш Красноярск? Приятно слышать. Мне тоже часто вспоминаются те наши встречи.

Красиков предложил гостю стул и, уложив скрипку в футляр, сел сам, готовый выслушать то важное, ради чего пришел Ленин накануне съезда.

– Первым делом, – начал Владимир Ильич, – я должен сообщить вам об одной искровской новости. Как вы знаете, у нас шесть соредакторов. Это создавало большое неудобство: при решении сложных вопросов голоса часто разделялись поровну. Тройка на тройку. Чтобы избежать этого, мы решили кооптировать вас в качестве седьмого соредактора. Жаль, что вы не могли приехать раньше и поработать в редакции до съезда. Но ничего. Поговорим о будущем. Если во время съезда придется устроить совещание редакции, мы пригласим вас и, надеюсь, избежим мучительного разделения голосов.

– Сочту за честь. – Красиков прижал руку к груди. – Ну, а как же дальше с голосами в редакции?

– Как члену Организационного комитета, вам дадут на заключение порядок дня съезда, набросанный мною. Вы увидите, что мы предлагаем выбрать две тройки. Одна – в редакцию, другая – в Цека. Как по-вашему?

– Разумно. Буду вотировать.

– Вот и хорошо!

Владимир Ильич стал расспрашивать о Киеве, где Красиков получил мандат на съезд, и о большом куше денег, которые ему удалось раздобыть. Где же это посчастливилось? Петр Ананьевич сказал, что за это надо благодарить Горького.

– Вы были у Горького?! – переспросил Ленин, и в его глазах заиграли нетерпеливые огоньки. – Так что же вы, батенька, до сих пор молчали? А нуте-ка, рассказывайте. – Дотронулся до кисти руки собеседника. – Все-все. Мы о Горьком должны знать елико возможно больше. О съезде вы ему сказали?

– Не утерпел. Доверился.

– Правильно сделали. И что же он?

– "Хо-ро-шее, говорит, дело!" А сам усы поглаживает. "Хо-ро-шее". Одним словом, принял как свой своего. Просил кланяться, в особенности волжанам. Так и подчеркнул – волжанам. Дал мне пароль в Москву, к актрисе Художественного...

– К Андреевой?! Феноменальная женщина!.. А ну, продолжайте, продолжайте.

– А мне пароль-то к ней и не требовался. В прошлом году я в трудную минуту попал к ней по рекомендации нашего сибирского Зайчика. Помните такую девушку? Ну, так вот, надо было мне укрыться от шпиков, и Мария Федоровна упрятала меня в своей квартире. И нынче мы встретились как старые знакомые. Для поездки делегатов выгреб я из ее закрома... Да вы не смейтесь...

– Я не смеюсь, я радуюсь, что нам помогают такие люди!

– Она так и сказала: "Отдаю, говорит, все, что скопилось в моем финансовом партийном закроме".

– Партийном... Отлично!

– Она просила меня считать ее членом партии.

– А за ней и Горький придет? Пора бы ему. Наш ведь он. Наш!

В свою гостиницу Владимир Ильич вернулся поздно и с порога начал:

– Извини, Надюша, заставил долго ждать. Знаю – волновалась. Но у меня были совершенно необходимые разговоры с нашими единомышленниками.

И с редким удовольствием, похаживая по комнате, пересказал все, что слышал от Красикова.

Надежда легла спать, а Владимир, выключив верхний свет, достал из папки список делегатов, где были не фамилии, а псевдонимы, и стал еще раз подсчитывать, сколько голосов будет у них, у искровцев, сколько у антиискровцев и сколько у межеумков, тех самых, что могут потянуть в "болото". От двадцати шести социал-демократических организаций прибыло сорок три делегата, но так как среди них находились "двурукие", то решающих голосов было пятьдесят один. Искровцы могут надеяться на тридцать три голоса. Хорошее большинство! И четырнадцать делегатов с совещательным голосом. А на Первом съезде было...

Владимиру Ильичу вспомнилось, как Надежда привезла ему в Шушенское весть о том съезде, и ему захотелось поговорить с ней, но она лежала уже с закрытыми глазами.

"Ладно, пусть слит, – думал он. – Было там всего лишь девять. А теперь... Как выросла наша партия! Как окрепла! Теперь важно одно – чтобы она дала отпор оппортунистам и стала сплоченной, как пальцы, крепко сжатые в кулак".

Остро пахло овечьей шерстью. Видимо, тюки ее совсем недавно увезли из склада.

Делегаты сидели на узких, наскоро сколоченных скамьях. Стол бюро съезда, как называли они президиум, тоже был сколочен из простых досок и покрыт красным полотнищем.

В первом ряду кроме ветеранов социал-демократии Аксельрода, Засулич и Потресова сидели еще два соредактора "Искры" – Ленин и Мартов. На краешке той же скамьи примостился молодой Лев Троцкий. У него остренькая бородка, пенсне, копна черных волос с задорным хохолком надо лбом.

Ленин был в поношенном пиджаке, застегнутом на две пуговицы. Засулич в серой кофточке и в мятой черной юбке. Аксельрод по случаю праздника слегка подровнял бороду. Мартов обзавелся манишкой. Из коротковатых рукавов его пиджака торчали манжеты, отчего руки казались длиннее, чем обычно.

Плеханов, в длинном рединготе с атласными отворотами, в накрахмаленной сорочке с высоким тугим воротничком и черном галстуке с белыми горошинами, прошел за стол; как бы свысока окинул собравшихся орлиным взором и, прокашлявшись, начал:

– Товарищи! Организационный комитет поручил мне открыть Второй очередной съезд РСДРП. Я объясняю себе эту великую честь только тем, что в моем лице Организационный комитет хотел выразить свое товарищеское сочувствие той группе ветеранов русской социал-демократии, которая ровно двадцать лет тому назад, в июле 1883 года, впервые начала пропаганду социал-демократических идей в русской революционной литературе. За это товарищеское сочувствие я от лица всех этих ветеранов приношу Организационному комитету искреннюю товарищескую благодарность. – Дважды вправо и влево – слегка кивнул головой. – Положение дел настолько благоприятно теперь для нашей партии, что каждый из нас, российских социал-демократов, может воскликнуть и, может быть, не раз уже восклицал словами рыцаря-гуманиста: "В е с е л о ж и т ь в т а к о е в р е м я!"

Троцкий первым хлопнул в ладоши; оглянувшись на задние ряды – все ли аплодируют? – призывающе вскинул голову и стал бить в ладоши еще сильнее.

Мартов после нескольких вялых хлопков почесал у себя под мышкой; через секунду вздрогнул, будто от неожиданного укола иголкой, и почесал плечо, недоумевая: "Блохи, что ли, забрались? Откуда бы им взяться?"

Голос Плеханова звучал торжественно:

– Двадцать лет тому назад мы были ничто, теперь мы уже большая общественная сила... Мы должны дать этой с т и х и й н о й силе с о з н а т е л ь н о е выражение в нашей программе, в нашей тактике, в нашей организации. Это и есть задача нашего съезда, которому предстоит, как видите, чрезвычайно много серьезной и трудной работы. Но я уверен, что эта серьезная и трудная работа будет счастливо приведена к концу и что этот съезд составит эпоху в истории нашей партии.

Троцкий, поерзав на скамье, оглянулся – не замечают ли? – и почесал бок. Увидев, что во втором ряду чешется Бауман, он продолжал чесаться и уже не вслушивался в слова первого оратора, блиставшего хорошо поставленным голосом.

– Мы были сильны, – заканчивал речь Плеханов, – съезд в огромной степени увеличит нашу силу. Объявляю его открытым и предлагаю приступить к выбору бюро.

Поклонившись, Плеханов откинул фалды редингота, сел и тут же, почувствовав блошиный укус в шею, запустил палец за тугой воротник, как бы поправляя его.

Не дожидаясь, пока утихнут аплодисменты, Троцкий порывисто вскочил и, откинув руку театральным жестом, провозгласил:

– В председатели одна кандидатура – Георгий Валентинович! Другого нет. И предлагаю без голосования.

– Правильно.

– Ветерана партии! – подхватили делегаты.

Плеханов снова поднялся и, поблагодарив за внимание, сказал:

– Наш молодой коллега несколько поспешил. В такую торжественную минуту надо бы сначала спеть "Интернационал".

– Обязательно спеть, – встал, поблескивая очками, Гусев, делегат Донского комитета, и, откинув со лба пышные волосы, запел сочным баритоном.

Все поднялись. Помня о конспирации, подхватили приглушенно. Но русский перевод Аркадия Копа еще не все знали наизусть. Аксельрод и Потресов пели по-французски. Троцкий, прислушавшись к ним, тоже перешел на французский. Вера Ивановна, метнув в его сторону укоризненный огонь глаз и пытаясь заглушить его, сорвала голос на припеве:

Это будет последний

И решительный бой...

Когда все снова сели и аплодисментами подтвердили избрание Плеханова председателем, Георгий Валентинович напомнил, что сначала нужно решить вопрос о количестве членов бюро.

Мартов давно ждал этой минуты; вскочив и повернувшись к делегатам, сказал с дрожащей хрипотцой:

– Предлагаю девять. И для облегчения работы пусть они на каждое заседание выделяют из своей среды по три человека.

– Зачем же так сложно? – удивленно спросил Ленин, встав рядом с ним. – Предлагаю постоянное бюро из трех человек.

"Посмотрим, к кому прислушаются делегаты", – сказал себе Мартов, почесывая в бороде.

Делегаты прислушались к Ленину.

"Зачем он так? – спросил себя Владимир Ильич. – Ведь уговаривались же о трех. В девятку, чего доброго, он мог бы протащить и кого-нибудь из бундовцев. Определенно протащил бы".

Бюро выбирали тайным голосованием – по запискам, и делегаты зашелестели бумагой.

И теперь уже все, не стесняясь друг друга, почесывались, переговариваясь:

– Кажется, блохи...

– Не зря же тут шерстью пахнет...

Плеханов, принимая записки, разглаживал их и складывал в стопочки; подсчитав в каждой стопочке, объявил, что большинством голосов вице-председателями избраны Ленин и Павлович, как звали на съезде Красикова.

Владимир Ильич просиял, зная непоколебимую приверженность Петра Ананьевича к "Искре".

Мартов поморщился. "Красикова?! За какие же это заслуги?! Если уж захотели третьего не из основателей "Искры", могли бы, скажем, Троцкого. Работящий! Горячий оратор! Со своим мнением". Пожав костлявыми плечами, сунул руку в карман за коробкой сигарет.

Плеханов, не сдерживая усмешки, сказал:

– У съезда уже объявились злостные и ядовитые враги! Пока это лишь обыкновенные блохи.

– Блоха не филер, под арест не подведет, – послышалась чья-то шутка.

– А все-таки неприятно. И отвлекает внимание, – продолжал Плеханов. Нельзя ли нам куда-нибудь в другое место?

– Это исключено, – объяснил Ленин. – Мы не можем терять ни одного часа.

– А можно уборочку сделать, – сказал Шотман. – По-матросски. Все-то мы – вмиг.

– Вот и выход найден, – подхватил Красиков. – У хозяина, я думаю, найдутся ведра, какие-нибудь мешки для швабр. Я – к нему. Кто на подмогу?

Отозвалось несколько человек. Плеханов объявил перерыв.

Мужчины сбрасывали пиджаки на скамьи. Ленин уже засучил рукава рубашки. Мартов пытался жесткие манжеты передвинуть выше локтей. Георгий Валентинович, поддавшись общему настроению, положил на стол аккуратно свернутый редингот.

Красиков, возвращаясь первым, торжествующе стукнул кулаком по днищу пустого ведра.

– Вода тут в двух шагах.

Сноровистые из мужчин принялись мастерить швабры. Женщины подоткнули подолы юбок. Еще минута – и закипит работа.

Мартов, в отличие от последних дней, ходил задумчивый: "Чем же кончится съезд? Кто окажется впереди?"

Нет, он не собирался соперничать с Плехановым. Это было бы не так-то просто. Даже опасно. Авторитет Ветерана высок и непререкаем. И нет надобности в чем-либо сталкиваться с ним.

Но Ленин?.. Почему его считают лидером партии? Почему его избрали в бюро съезда? Почему Ленин вносит предложения даже по текущим организационным вопросам? Может и он, Мартов...

Заседание продолжалось шумно, было многоречистым. Даже при обсуждении регламента ораторам, казалось, не было конца. И Мартов, чтобы не упустить случая, внес новое предложение: делегатам с совещательным голосом предоставить право участвовать в голосовании по вопросам регламента. И за его предложение съезд проголосовал, хотя кое-кто из делегатов, уже уставших, искусанных блохами, не отдавал себе отчета, зачем подымает руку.

Юлий Осипович тотчас же внес третье предложение: пусть делегаты с совещательным голосом вотируют по всем вопросам формального характера, скажем, по вопросам, касающимся порядка заседания. Если съезд примет и это предложение, можно будет попытаться еще что-нибудь отвоевать для них. Ведь среди них не только молодые революционеры, а такие ветераны, как Аксельрод, Засулич и Потресов. Им же обидно сидеть на съезде в числе "безголосых". Они услугу не забудут.

Им, трем ветеранам, и без того предстоят большие волнения: Ленин собирается предложить съезду редакционную тройку для "Искры". Без них. Только не удастся ему. Он, Мартов, вот так же, как теперь, заступится за стариков. Даже горячее и настойчивее.

Ленин встал и вежливо возразил своему соредактору:

– При этом затруднился бы подсчет голосов. Лучше единообразие – по мандатам.

И его предложение собрало двадцать четыре голоса. Мартову отдали голоса пятнадцать человек.

"Хотя у Ленина и большинство, а все же пятнадцать делегатов прислушались ко мне, – подбодрил себя Юлий Осипович. – Для начала неплохо. Среди них не только нечестивые бундовцы, но и девять правоверных искровцев! Поживем – увидим, как дело обернется. Только гнуть в свою сторону надо пока что осторожно".

Красиков жалел потерянное время. На трех заседаниях скрепя сердце слушал бесконечные прения о составе участников и порядке дня съезда! Сколько же дней потребует весь съезд? Так, пожалуй, в две недели не уложиться. А делегаты должны знать, с каким трудом добываются деньги в партийную кассу.

Не только по кардинальным вопросам, а даже по самым мельчайшим делегаты вносят по три да четыре резолюции. Часто требуют переголосования. А часы безжалостно отсчитывают потерянные минуты.

Пользуясь правом вице-председателя, напомнил, что съезд не дискуссионный клуб, а деловое собрание революционеров. Не подействовало. Речам по-прежнему не было конца. Один Лев Троцкий выступил уже четыре раза. Зачем? Чтобы себя показать. Балаболка!

Камнем преткновения явился Бунд, приславший пять делегатов. Они привезли свой новый устав и намеревались потребовать федеративного принципа для вхождения своего ЦК в партию. Дескать, только Бунд может вести работу среди еврейского пролетариата всей страны. Вести обособленно от пролетариата всех других национальностей и народностей. Действуя своим уставом, как бомбой, бундовцы собирались взорвать и до основания разметать искровскую программу партии во время ее обсуждения.

"Как хорошо, – думал Красиков, – что Ильич своевременно разгадал их замысел и вот предложил сначала обсудить вопрос о месте Бунда в партии. В самом деле, нельзя позволить Бунду коренным образом изменить организационные основы партии. И нельзя приступить к дружной работе, не устранив разногласий".

Два дня бундовцы шумно сопротивлялись. Как и следовало ожидать, у них на подхвате оказался не менее шумный Акимов (Махновец), недобитый "экономист". Победы, конечно, не достигли, а искровское большинство немножко поколебали: трое из искровцев оказались неустойчивыми. Как-то они поведут себя дальше?

Время по-прежнему не берегли: вопросу о Бунде отдали четыре заседания. Искровцы решительно отвергали федерацию, считая ее пагубной для дела партии. А Троцкий и Акимов деятельность Бунда называли блестящей и плодотворной. Бундовцы, всячески изворачиваясь, упрекали съезд в том, что на нем "образовалось компактное большинство".

Плеханов предоставил слово Ленину, и Красиков для себя записал из его речи:

"По-моему, не стыдиться, а гордиться должны мы тем, что на съезде есть компактное большинство. И еще больше гордиться будем мы, если вся наша партия будет одним компактным и компактнейшим 90-процентным большинством".

Съезд, скупой на аплодисменты, встретил эти слова восторженным взрывом.

Компактное большинство отказало Бунду в его притязаниях на федеративность. При поименном голосовании даже колеблющиеся и антиискровцы присоединились к большинству. Бундовцы остались при своих пяти голосах.

"Первое торжество нашей линии", – записал себе Красиков.

...На восьмом заседании перешли к обсуждению искровской программы. И первыми, не дожидаясь бундовского артиллерийского огня, ринулись в атаку "экономисты". Акимов, внося двадцать одну поправку, полагал, что они изменят "самый дух программы". "Рабочеделец" Мартынов, нашпиговывая речь цитатами, сожалел, что искровский проект принципиально отличается "от всех других европейских социал-демократических программ".

"Спасибо за откровенность! – мысленно съязвил Красиков. – А мы гордимся тем, что он отличается от всех. Надо же наконец понять: мы строим партию нового типа".

Рьяные оппоненты, как и следовало ожидать, дошли до оспаривания диктатуры пролетариата. Подогретый ими, вскочил Троцкий, словно драчливый петух; потряхивая головой так, что колыхалась черная шевелюра, закрывавшая шею, сыпал кипучие слова. Красиков схватился за карандаш, дрожащей от негодования рукой записал:

"Балаболкин пытается уверять, что наиболее принципиальные соображения по поводу проекта программы "Искры" и "Зари" были здесь высказаны Мартыновым и Акимовым! Вот он каков! Всех поучает. Ничтожество мнит себя вождем".

Мартынов, стремясь посеять неприязнь между соавторами искровского проекта, выхватил фразу из "Что делать?" и, хваля Плеханова, обрушился с критикой на Ленина. Его примеру последовал Акимов. Терпеливо выслушав их, поднялся Плеханов, четко и весомо сказал, что бойкие критики не поняли ни фразы Ленина, ни искровского проекта программы.

Красиков уже не раз восхищался изяществом речей Георгия Валентиновича и его блестящим остроумием и теперь, полуобернувшись, вскинул на него глаза и с особым вниманием прислушивался к его словам. У оратора, саркастически шевельнувшего бровями, заиграла усмешка в уголках губ. Он говорил:

– Акимов удивил меня своей речью. У Наполеона была страстишка разводить своих маршалов с их женами; иные маршалы уступали ему, хотя и любили своих жен. Товарищ Акимов в этом отношении похож на Наполеона – он во что бы то ни стало хочет развести меня с Лениным. Но я проявлю больше характера, чем наполеоновские маршалы, я не стану разводиться с Лениным и надеюсь, что и он не намерен разводиться со мной.

Первым расхохотался Владимир Ильич, весело кивнул головой. Да, он не собирается разводиться с Плехановым.

На тринадцатое заседание опоздали пять делегатов. Оказалось, что за двумя из них тащились филеры. Потребовалось время и конспиративный навык, чтобы оторваться от них.

Трое, квартиры которых филеры уже незаметно проследили, сказали, что их вызывали в полицию. Кто такие? Зачем приехали в Бельгию? Гусев назвался румынским студентом Романеску. А приехал по сердечным делам. Остальные объявили себя туристами. Всем троим полиция предложила покинуть Бельгию в двадцать четыре часа.

А если проследят съезд? Тогда не миновать арестов. Арестованных могут выдать царским властям...

И после тревожного совещания бюро Ленин объявил:

– Переезжаем в Лондон. Маленькими группами.

4

Через четыре дня все собрались в Лондоне. Тех, кто не бывал ранее в английской столице, Плеханов повел в Британский музей.

Ленин с помощью Квелча и Тахтаревых подыскивал на каждый день помещения для заседаний в профсоюзных клубах.

Первое в Лондоне и четырнадцатое по счету заседание открылось в клубе рыбаков. На стенах висели фотоснимки рыбацких угодий и богатых уловов, в витринах – длиннейшие удилища, новые блесны и крючки.

Обстановка накалялась все больше и больше. Упрямым говорунам из числа антиискровцев не было конца. Никакие предупреждения о необходимости экономить время и, следовательно, деньги не действовали. Так, программу партии обсуждали на девяти пленарных заседаниях.

После жарких дебатов по принципиальным вопросам она была передана в комиссию, где кроме бундовца, "экономиста" и "центриста" еще оказались делегаты с совещательным голосом – Аксельрод и Потресов, и Надежда Константиновна, едва дождавшись конца заседания, не могла скрыть пережитой тревоги:

– Ну как там, Володя?

– Как и следовало ожидать...

– Неужели протащили свои "поправки"?!

– Да. По некоторым пунктам пришлось мне одному голосовать против них.

– Одному?! А что же Плеханов?

– Ты же знаешь Плеханова. Вчера, когда Акимов – ты помнишь? откровенно объявил, что его поправки имеют целью "изменить самый дух программы", Георгий Валентинович дал ему отличную отповедь.

– Помню, помню: "Мы стоим и останемся под знаменем революционной социал-демократки".

– А сегодня не поднял руки в защиту нашей общей искровской формулировки.

– Так неужели же им удастся?..

– Не волнуйся. Мы еще поборемся. – Владимир Ильич сжал холодноватые руки жены. – На пленарном заседании "искряки" себя покажут.

Когда программа вернулась из комиссии, то ее неуемные противники по каждому пункту, а порой и по отдельным словам выступали даже по три раза, вносили множество резолюций, требовали поименного голосования.

Но существо программы осталось искровским. Компактному большинству, сплотившемуся вокруг Ленина, удалось отстоять ее марксистскую основу. В целом против программы никто не отважился голосовать. А воздержался лишь один Акимов.

Это была первая крупная победа зарождавшегося большевизма. За создание проекта программы съезд принес редакции "Искры" и "Зари" благодарность.

На двадцать первом заседании в заключение обсуждения выступил Плеханов.

– Товарищи, партия сознательного пролетариата, Российская социал-демократическая партия, отныне имеет свою программу, – сказал он с еще большей торжественностью, чем на открытии съезда. – Тем товарищам, с возражениями которых съезд не согласился, остается подчиниться большинству. Члены нашей партии обязаны признавать ее программу. – Окинул зал орлиным взглядом. – Как бы там ни было, но вопрос, так долго нас занимавший, окончен, и мы можем с законной гордостью сказать, что принятая нами программа дает нашему пролетариату прочное и надежное оружие в борьбе с врагами.

Мартов ждал своего часа. Для этого сам напросился в комиссию по уставу партии. И состав комиссии ему был на руку; делегаты "Южного рабочего" уже выступили с критикой ленинского проекта. А у него, Мартова, в кармане свои формулировки важнейших пунктов. Он внес бы целиком свой проект, но, пожалуй, для этого еще не настало время. Пока что лучше из ленинского проекта, за который ратует его большинство, вышибать пункт за пунктом. Это он может – теперь уже не одинок. Кроме Плеханова, все ветераны на его стороне. Жаль только, что Аксельрод, Потресов и Вера Ивановна – с совещательными голосами. Но и при этом на съезде ему, Мартову, обеспечена солидная поддержка: первыми за его пункты проголосуют бундовцы да Мартынов с Акимовым. И, конечно, Троцкий. Этот стоит многих. На каждом заседании выступает раз по десять. Не упустит ни малейшего повода обрушиться на ленинское большинство. Будет метать громы и молнии. За ним и другие проголосуют.

А Владимир Ильич был доволен тем, что в комиссии не оказалось ни одного бундовца. Правда, его настораживало присутствие делегатов "Южного рабочего", один из которых собирается внести восемь поправок! Но присутствие Мартова, несмотря на его зигзаги, несколько успокаивало – он еще недели за три до съезда читал устав и на заседании в редакции не возражал. Не будет же здесь изменять самому себе.

Но впереди подстерегало потрясение. Едва успели собраться на заседание комиссии, как Мартов достал из бокового кармана помятый лист и, стряхнув с него табачные крошки, объявил, что у него есть свой проект первого параграфа. Это было подобно удару грома при ясном небе, и Владимир Ильич вскинул удивленные глаза. Не ослышался ли? Может, какая-нибудь поправочка с заменой одного слова другим? Нет, не ослышался. Мартов, еще раз тряхнув листом, продолжал:

– В-вот! – Голос его, без того заикавшегося, прерывался от волнения. – М-моя формулировка взамен с-совершенно неприемлемой ленинской.

Читая, посматривал на делегатов "Южного рабочего". Какое впечатление остается от его строк? Поддержат ли? Если не поддержат, его ход может провалиться. Но тот из них, который собирался внести восемь поправок, поддержал. Пусть каждый, кто лишь пожелает, называет себя членом партии.

"Вот это зигзаг! Неприкрытый оппортунизм!" – возмущался Владимир Ильич, не отводя пронизывающего взгляда от Мартова, пока тот не сел с опущенными глазами.

Чеканя слово за словом, Ленин сказал, что настаивает на своей формулировке, и все перечитали первый параграф:

"Членом партии считается всякий, признающий ее программу и поддерживающий партию как материальными средствами, так и личным участием в одной из партийных организаций".

На съезде докладчик уставной комиссии Носков объявил, что по первому же параграфу голоса разделились, и прочел сначала формулировку Мартова. В защиту ее тотчас же поднялся Аксельрод и заговорил о некоем профессоре, который считает себя социал-демократом, оказывает партии содействие, а ни в одну из организаций вступить не может. Дескать, Мартов прав, такого профессора следует считать членом партии. Главный бундовский оратор к такому профессору добавил гимназиста. На поддержку поспешили и Акимов, и Мартынов, я Троцкий.

Красиков не мог больше терпеть.

– Но, товарищи, – возразил он, – устав партии пишется не для профессоров, а для пролетариев, которые ее так робки, как профессора, и, я надеюсь, они не испугаются организованности и кол-лек-тив-ной деятельности... Принимая же формулировку Мартова, мы пускаем анархическую массу в члены партии безответственно.

Плеханов раздумчиво выжидал. И речь свою начал с чистосердечного признания: долго колебался. К кому присоединиться? Еще утром находил, что "то сей, то оный набок гнется". Но, приняв решение, он, как всегда блистая красноречием, высмеял Аксельрода за его "профессора" и в заключение сказал, что за проект Ленина "должны голосовать все противники оппортунизма".

Но оппортунисты, которых завтра назовут меньшевиками, не вняли призыву Ветерана и перетянули на свою сторону "болото": большинством в шесть голосов провели первый параграф устава в формулировке Мартова, не погнушавшегося голосами бундовцев и прочих антиискровцев.

"Эх, Мартов, Мартов! – думал Владимир Ильич, жалея заблуждавшегося товарища, которого еще не считал окончательно потерянным. – Если бы ты только оступился в болото... Но ты пошел дальше. Не вернешься – затянет тебя трясина".

На квартиру Ульяновы возвращались поздно. Улицы уже были пустынны. Поддерживая жену под руку, Владимир говорил с горьким сожалением:

– Не могу понять, как мог Мартов докатиться до такого...

– А Плеханов, – напомнила Надежда, – несколько дней думал, к кому же присоединиться.

– Да. Чуть было снова не вильнул. Но, опомнившись, вовремя сказал свое слово о нашем искровском проекте устава. Удержался бы на этом...

Взбудораженный всем случившимся, Владимир Ильич провел ночь без сна.

5

С каждым днем бундовцы, мартовцы да "рабочедельцы" Мартынов и Акимов бесчисленными репликами и резолюциями неимоверно затягивали съезд и накаляли обстановку.

На шумном двадцать седьмом заседании произошли перемены в составе делегатов. Подавляющим большинством голосов съезд отверг бундовский устав о федерации, и бундовцы, демонстративно заявив, что "Бунд выступает из РСДРП", покинули зал заседания. И сторонники Мартова потеряли пять голосов.

На следующих двух, еще более шумных, заседаниях съезд признал единственной организацией партии за границей Лигу русской революционной социал-демократий. После того группа "Освобождение труда" заявила, что она больше не существует и "растворяется в партийной организации". Так же поступила и группа "Искры". А делегаты Заграничного союза русских социал-демократов "рабочедельцы" Мартынов и Акимов не последовали этому примеру. Пришлось объявить Союз не существующим. Они сочли себя оскорбленными и высокомерно заявили, что удаляются со съезда.