Текст книги "Птичка-в-клетке (СИ)"
Автор книги: Noremeldo Arandur
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 39 страниц)
Ламмион не мог не вернуться. Просто не мог…
В очередной вспышке молнии, эльф увидел тонкую фигурку девы с разметавшимися волосами, несущуюся по чаще. Несчастливая судьба привела её в этот край! Ламмион бросился за девой:
– Беги на юг, здесь владения Саурона! – пока тёмных тварей не было, как он считал, можно было и громко кричать. Нолдо считал, что если дева и могла бы выбраться, то именно сейчас. – Убегай отсюда и передай эльдар, что Линаэвэн в плену на Тол-ин-Гаурхот.
Ламмион мог помочь эльдэ предупреждением, она ему – вестью. И едва охотник прокричал свои слова, яркая молния высветила замершую фигурку. Потом наступила темнота, но когда вновь стало светло, дева пропала. Ламмион надеялся, она послушала его и бежала. Но минутой позже, примерно на том же удалении, но уже скорее за спиной эльфа, сквозь звуки бури до него донёсся стон.
Эльф метнулся было назад, но замер. Дева могла попасть в беду в эту бурю, но она не оказалась бы за спиной! Другой эльда? Но почему он не был рядом с девой, и почему не ответил на возглас, если заплутал? Владения Саурона. Они же должны быть полны мороков! И если его самого приняли за случайно заплутавшего – разве не могли бы заманивать так?
– Если ты слуга Саурона – передай ему, что Ламмион потерял коня и потому опоздает к сроку! – он вновь взмахнул зажатой в руке уздечкой. Что если он все же ошибся? – Если же ты родич, то ответь мне!
Услышав слова эльфа и увидев чары, пылающие на уздечке, дух перестал морочить путника. Еще один порыв ветра, и бесплотная тень возникла подле Ламмиона.
– Что за дела у тебя с Повелителем? Как смеешь ты звать его этим гадким прозвищем? – зашептал призрак, хотя в Незримом мире его слова были слышны четко, как четким был и его облик.
– Я не знал заранее, не эльда ли ты, – махнул рукой Ламмион. Дух мог посмеяться над ним, но всё же стоило попытаться снова. – Твой повелитель дал мне оружие, коня и эту уздечку и велел вернуться спустя сутки; только конь пал во время грозы, и я не успею вернуться к условленному сроку, как бы ни спешил.
Эльф горько усмехнулся: какая ирония! Он так желал бежать, а сейчас стремился как можно скорее обратно в плен.
Призрак колыхнулся в задумчивости, вовсе пропадая в вспышках зарниц – гроза ещё только набирала силу, и лес трещал и стонал.
– Я не верю тебе, эльф, но кто знает, вдруг ты и правда нужен Повелителю? У него есть что-то важное для тебя, что ты боишься потерять, иначе ты, светлый, не старался бы так вернуться… Я уговорю Повелителя не делать ничего с этим дорогим тебе в обмен на твоё обещание – когда ты вернёшься, ты откроешь Повелителю свой разум, как доказательство того, что ты не замыслил против него со своими родичами. Что ты действительно не виноват в своем опоздании.
– Я могу дать тебе обещание, что действительно намеревался вернуться в срок и действительно опаздываю от того, что конь погиб от рухнувшей на него толстой ветви, так что я сам едва успел отскочить. Но разума я не открою, это означало бы выдать вам тайны, – он считал, что никогда не поступит так. У нолдо перехватило дыхание, он сжал зубы и, наконец, снова махнул рукой, уже с горечью. – В третий раз пытаюсь передать весть, и только зря потратил время.
Это время будет оплачено муками родича… А в ответ на слова эльфа дух лишь захохотал:
– Обещания вашего народа так же верны, как порывы ветра. Разве ты сам не пытался бежать и обмануть, и теперь от того боишься открыть разум? Ты глуп и упрям, и кровь того, кто дорог тебе, будет на твоих руках. Но прими мой добрый совет: если ты хочешь добраться до Повелителя когда-либо, забейся в щель и пережди бурю. Она лишь крепчает, а от моей помощи ты сам отказался.
Дух шагнул в сторону, собираясь уйти и пропасть.
– Я не… – начал было Ламмион. – Я пытался бежать, но это было до того, как твой господин дал мне коня и поставил это условие; если бы пытался и сейчас – то не спешил бы назад. Но как я мог бы открыть разум, думая о том, чтобы не выдать иного и большего? А забиваться в щель… это, конечно, безопасней, но я тороплюсь. Возможно, родич ещё будет жив.
Нолдо собрался с силами и ринулся вперёд так скоро, как мог. Он бежал через бурю, что всё усиливалась, выбиваясь из сил. Когда одно из деревьев поодаль стало валиться под сильным ветром, Ламмион успел порадоваться, что оно не так близко. Только в этих омрачённых землях немало стволов были уже гнилыми изнутри. Падающее дерево повлекло за собой другие, и ловкости нолдо не достало, чтобы не оказаться погребённым под одним из них, хотя и не самым высоким и толстым. От удара Ламмион потерял сознание.
Когда нолдо пришёл в себя, он попытался выбраться из-под придавившего его ствола дерева, но каждое движение причиняло боль: казалось, всё его тело переломано. Ламмион не мог подняться, и даже если бы кто освободил его – не смог бы идти. Эльф похолодел от ужаса. Он будет медленно умирать здесь, в лесу, а Нэльдор медленно умирать там, прибитый к воротам, и никто не избавит его.
– Есть здесь… кто?! – даже закричать в полную силу придавленный не мог… Кто откликнется на этот хрип, слишком тихий, когда вокруг ревела буря? А если позже его и найдут орки, лишь поглумятся. Волки, те просто съедят: уздечка, как и добытая утка, валялись рядом.
Когда Ламмион в полной мере осознал плачевность своего положения, рядом с ним вновь возник давешний дух. Умаиа не мог позволить умереть эльфу, чем-то связанному с Повелителем, и уже призвал помощь, но пока та доберется – можно было поговорить.
– Я советовал тебе переждать бурю, – вздохнул дух. – Ты зря не внял доброму совету. Прими хоть второй: не отказывайся от моей помощи. Я передам весть о тебе, если ты подтвердишь свою честность через осанвэ кента. Никаких тайн: только твой путь и твои намерения. Иначе… Кого Повелитель держит заложником?
– Хо…рошо, – прохрипел нолдо, и открыл разум, сосредоточился на пути, какой совершил. На том, как вначале пустил лошадь вскачь, а после та замедлила ход. Как нолдо жаждал свободы! Но он не мог не вернуться: иначе Саурон замучит брата… На том, как вольно щипал траву конь, ощутивший волю и доверившийся эльфу. А Ламмион не мог подгонять животное, хотя желал скорее продолжить путь, чтобы успеть вернуться и за это время передать через птицу весть…
…Да всё равно дух сам слышал: он хотел дать знать, что Линаэвэн в плену, он вначале и к «заплутавшей деве из эльдар» обратился с той же просьбой.
Ламмион вспоминал, что выехал-то на охоту и подстрелил одну утку, ту, что и ныне лежала рядом. А после началась гроза, и конь рухнул замертво. Ламмион забрался уже далеко, он мог бы добежать вскоре, но все равно бросился назад, что было сил, держа уздечку в руке, и прижимая утку к груди.
***
На пустынной из-за грозы и бури долине. Ветер бушевал и теперь, ещё сильнее…
Дух не ожидал, что Ламмион откроет перед ним разум, но, видимо, оказавшись беспомощным, эльф сдался.
Вот так, запросто, их «никогда» превращались в полное согласие. Надо будет это запомнить и передать Повелителю – беспомощность действует на этого квэндо губительно, приводит в отчаяние, как почти на всех них. Но из-за того, что умаиа не был готов к такому резкому снятию аванирэ, он тоже упустил момент и боялся теперь, что его ловушка для эльфа сработает не так хорошо, как хотелось бы.
А ловушка, в которую умаиа хотел заманить страдающего от боли души и тела эльфа, была проста и хитроумна одновременно. Соприкоснувшись разумом с нолдо, умаиа в нужный момент подталкивал чужое сознание, призывая «растечься мыслью по дереву», уйти в сторону от основного действия, раскрыть, поделиться немного большим, чем необходимо, дать дополнительные сведения. И в чем-то дух всё же преуспел.
«Кто такая Линаэвэн, чем она важна, что ты о ней знаешь?» – просто мысль в голове, такая простая, что могла бы показаться эльфу собственной.
…Нужно было непременно передать имя Линаэвэн, ведь её знают в разных местах…
Путь, я думал о пути – я ехал так…
«Ты мечтал получить свободу – куда бы ты пошёл со своей свободой?»
Как же тяжело было, когда свобода казалась близка; а сейчас от грозы волки и орки скрылись. Я мог бы добраться до Дор-Динэн, там уже стражи Дориата – в крайней нужде меня бы впустили. Но брат…
«Ты должен был хотеть оказаться дома, рассказать о тех, кто в плену, почувствовать себя среди своих – так, где твой дом?» – увы, это оказалось роковым вопросом, и нолдо опустил аванирэ.
– Ты молодец, ты защитил своего брата, – сказал умаиа вслух. Да, теперь не было сомнений что заложник – двоюродный брат. – Не тревожься теперь ни о чём. Я призвал орков. Они вынут тебя из-под ствола, перевяжут раны, а когда буря кончится, отнесут в крепость. Я же немедленно отправлюсь к Повелителю и заступлюсь за вас обоих. Не тревожься ни о чем.
Умаиа был дружелюбен и обходителен, и тому была важная причина: пусть эльф и дальше доверяет ему, Повелителю, другим Темным. Эльф не заметил, что рассказал больше, чем хотел, а сам факт открытия разума ещё хорошо послужит против самого Ламмиона и других пленных.
Но у умаиа был и свой резон уговорить эльфа на осанвэ кента – уже давно младший дух маялся без тела, лишившись его по глупости в захваченном Дортонионе, и теперь было нужно сделать что-то воистину полезное, либо множество мелких, но полезных услуг, чтобы заслужить новое тело. А без тела… Что можно сделать без фана? Как можно влиять на Эрухини иначе, чем мороками и страхом? Души и призраки могучи лишь в человечьих сказках да пугалках, но не в жизни… Давно уже Таурэ Хуинэва** превратился в место изгнания для неудачливых умаиар, из тех, которыми не особо дорожили. Повелитель был хитёр и умён до чрезвычайности и придумал, как получить пользу даже от множества развоплощенных умаиар, которые теперь от желания выслужиться да от скуки и злобы наводнили Дортонион ужасом, превратив в проклятое место.***
***
Ламмион горько усмехнулся:
– Я стремлюсь вернуться на Тол-ин-Гаурхот, и ты хочешь вернуть меня туда же; но пусть тебе однажды зачтётся переданная весть, – всё же призрак ответил не так, как отвечали орки. У него были свои цели, и вернуть пленника, знающего тайны, в крепость, верно, было одной из них. Там его наверняка ждали допросы, но сейчас главная мысль была о брате.
Дух лишь тоскливо усмехнулся словам арфинга: их бы да Повелителю в уши. Но кто знает, кто знает…
– Сегодня я помогу тебе, быть может, в следующий раз ты мне, – сказал дух. – Я не стремлюсь тебя доставить на Остров, я лишь выполняю твою просьбу, убедившись в твоей правдивости.
Вторя словам умаиа, в отдалении, перекрывая шум бури, раздался вой нескольких волчьих глоток.
– Терпи, нолдо, помощь уже близка.
Ламмион остался ждать и терпеть; ныне он более ничего не мог сделать, и мог только надеяться, что призрак не солгал. Он сделал всё возможное, чтобы избавить брата, и всё думал о Нэльдоре: как он там, на Тол-ин-Гаурхот? Быть может, и его уже допрашивали…
Через четверть часа волчьи всадники уже вынимали раненого эльфа из-под повалившихся деревьев. Ветер и дождь ревели так, что их ругательств почти не было слышно. Дух указал оркам на уздечку и своим словом подтвердил, что эльф важен для Повелителя, его соглядатай, на хорошем счету, а позже пояснил Ламмиону: «Так нужно было сказать, чтобы орки не причинили тебе вреда».
Дух немедленно улетел, как только раздал все указания, а орки понесли Ламмиона на носилках к убежищу – просторной землянке-схрону их отряда.
Комментарий к 7. Охота.
* В “Книге утраченных сказаний” такие тёмные духи, принимающие облик эльфов, названы каукарэльдар.
В “Квенте нолдоринва” сказано, что среди посланцев Моргота, которые пробирались в лагеря нолдор, распространяли дурные предвестья, подстрекали людей к предательству, были существа (т.е., тёмные духи) в эльфийском обличье.
В “Сильмариллионе” духи в чужих обличьях упомянуты и ранее; в том числе они сеяли разобщение среди эльфов Белерианда.
**Таур-на-Фуин
***“456
§158 И власть Моргота тьмою простерлась над северными землями, но [вычеркнуто: все еще] Барахир не отступал и защищал остатки своих владений и народа в Дортонионе. А Моргот преследовал всех оставшихся эльфов или людей, и он послал против них Саурона. Тогда все леса на северных склонах Дортониона были обращены в землю ужаса и темных чар, так что после их назвали Таур-ну-Фуин, Лес Ночной Тени.”
“Серые анналы”.
========== 8. Кухня и повар. ==========
Когда Линаэвэн согласилась накормить пленников, при условии, что сама будет есть то же, что они и будет жить в тех же условиях, Саурон ответил:
– Конечно, ты можешь есть ту же еду, что и другие, – удивился умаиа. – Что до твоего желания вернуться в подземелье, и это выполнимо. Но если ты не продолжишь кормить товарищей, то их никто не будет кормить.
Нет, умереть он им не позволит – они ему нужны. Но если накормить не однажды, это означало бы не помочь, пусть зная, что враг постарается этим воспользоваться, а согласиться исполнять службу. Стать рабой из одного страха, что не сумеет вытерпеть. Саурон верно сказал про страх, про трусость, пусть он и враг.
– Только сегодня, – ответила она со всей возможной твёрдостью.
– Значит, только сегодня, – кивнул Волк. Его смешил тот металл в голосе, с которым сейчас говорила Линаэвэн.
“Посмотрим, как скоро ты заговоришь иначе”.
– За тобою придут.
Закрыв за собой дверь, Волк прошёл в свою комнату; орк, получив все инструкции, повёл Линаэвэн на кухню. Когда она ушла, новых гостей пригласили на завтрак к Повелителю Волков.
***
Дева вновь осталась одна. Поступила ли она правильно? Линаэвэн опустила голову, коснулась рукой лба. Тревога не даст ответа – только действие. Оно может быть ошибкой, но и бездействие – ошибка. Нужно было не поддаваться страху. Даже если на кухне ей дадут нечто отравленное, она разделит этот яд с остальными, а не просто передаст. И если пищу товарищам она принесёт только в сопровождении Саурона или, скажем, Больдога, раз её замысел не удался, всё равно попытается говорить с товарищами.
Как странно: слова Саурона задели её, но и побудили быть решительней, и, помимо его воли, стали поддержкой, которая помогала бороться со страхом, хотя враг и желал иного. Что, если попытаться увидеть в его обвинениях – а они ещё прозвучат, и часть из них будет справедливой, ей есть за что корить себя! – не оскорбление или нечто подавляющее, а призыв? И услышать – к чему этот призыв, и разобраться, хочет ли она сама идти в эту сторону. Саурон может сознательно вкладывать в свои слова призыв, скажем, к покорности; но может случаться и как сейчас: едва ли он желал призывать пленницу к большей смелости и решительности, но упрёк в страхе можно прочесть и так.
***
С тех пор, как крепость была захвачена, кухня одновременно не изменилась и изменилась. Теперь это было место Смертных. Линаэвэн встретил румяный улыбающийся повар, молодой адан лет двадцати.
– Ну вот ты и пришла, госпожа. Повелитель сказал, что ты будешь готовить для своих товарищей. Но ты ведь дашь попробовать эльфийскую стряпню и другим? Страсть как интересно!
Линаэвэн поняла, что ей не передадут еды для пленников, но дадут приготовить самой; и с удивлением увидела повара-человека, который казался довольным жизнью. Но эдайн не служили Тёмным по доброй воле…
– Что у тебя есть для того, чтобы готовить? – спросила она, с горечью сознавая: всё это либо отнятое, либо выращенное рабами. Другого здесь просто не могло быть.
Эльдэ распорядилась показать ей кухню, не удостоив жизнерадостного адана иным ответом. Человек, впрочем, принял это скорее за положительный ответ на его вопрос.
– Пойдем, госпожа, я всё покажу!
На кухне, помимо главного повара, было ещё несколько женщин. Они выглядели много лучше, чем служанки из замка. На Линаэвэн женщины смотрели настороженно, с легким испугом, но и с любопытством. Повар же беззаботно болтал, рассказывая, где стоят какие вещи, где в кладовой еда.
– А если что из дальних погребов принести нужно, так на то прислуга есть, – закончил свой рассказ повар. – Что ты хотела бы приготовить своим товарищам на завтрак? Повелитель сказал, что к ужину привезут дичи, можно будет зажарить на вертеле.
Беспечность повара изумила Линаэвэн. Для эдайн Моргот и Саурон были такими же врагами, как и для эльдар, однако повар не походил на запуганного и сломленного, живущего в страхе наказания… Или это не отражалось на нём явно?
– Дичь или рыба вместе с травами и ягодами, пожалуй, были бы лучшим выбором, – задумчиво произнесла Линаэвэн. Печально улыбнулась испуганным девам или жёнам и вновь перевела внимательный взгляд на повара, вглядываясь.
Непонятная была эта эдэлет – то она холодная, а то улыбается печально. Ещё не осознала все перемены, наверное.
– Вот огорчение, – всплеснул руками атан; он явно хотел угодить гостье. – Ни дичи, ни рыбы. Но ты не расстраивайся, госпожа. Есть куры, а на льду лежит коровья туша, третьего дня забили. Да это и к лучшему, домашнее мясо и нежнее, и сочнее!
– Эльдар не убивают своих домашних животных после того, как растили их и заботились о них, – пояснила Линаэвэн. – Но знаю, что люди так поступают и в вольных землях; и я предпочла бы корову, так как она уже убита. А травы и ягоды, надеюсь, найдутся, без них вкус и аромат будет не тот.
По той лёгкости, с какой говорил повар, Линаэвэн предположила: куры могут быть живы, и он убьёт их, как только она того пожелает. Линаэвэн чуть вздохнула – казалось, верного пути перед ней нет, и возможно лишь выбрать один из двух неверных. Не зная, лучший ли он хотя бы из этих двух.
Деве подумалось о вине из северных виноградников, о пище, выращенной рабами… она сама съела её, думая, что тем пленникам лучше было бы знать, что еда досталась эльдар. Вот сейчас она сама даже на лучшем месте: не с орками, а с этим жизнерадостным аданом, не в серых скалах, в кухне былой эльфийской крепости, не в цепях и не в лохмотьях, а в чужой, но чистой и хорошей одежде. Но мало будет радости в том, чтобы готовить для других пленных, хотя она и согласилась.
Услышав ответ эльдэ, Март изумленно хлопал глазами, глядя на гостью.
– Как же вы без домашней скотины? Её для того и холят, и лелеят, чтобы и молоко, и яйца, и мясо были. И… тебе, конечно, виднее, госпожа, можно и корову, конечно. Но для раненых и пленных не лучше ли курочки сварить? Бульончик с заварным тестом, лучок, травки там разные, а к ним и мяско варёное, а можно и с чем другим его приготовить, я бы подсказал… – атан осекся, потому что с одной стороны он, и правда, готовил так, что хвастать этим можно, а с другой стороны… Неудобно как-то перед эльфом хвалиться – вдруг она не хуже может?
– У нас есть и куры, и коровы, и козы; и яйца, и молоко, и шерсть – но убить того, о ком заботился, для нас было бы тяжко, – возможно, но только в крайности, никак не в повседневной жизни.
Тэлэрэ решила, что надо сменить тему:
– Моё имя Линаэвэн; твоего я пока не ведаю. И скажи, если это не тайна – как случилось, что ты оказался здесь?
Она назвалась настоящим именем, не “Безымянной девой” – не могла же она с этим аданом говорить в таком же тоне, как с Сауроном и его слугами.
– Март я, госпожа. Это старое имя, ещё из-за гор принесенное. А здесь я по великой милости Повелителя, – о своем господине Март отзывался с почтением и теплотой. – Он однажды зимой, случайно, ко мне в дом зашёл. Облава тогда на нашего бывшего князя была. Ну и отведал, чем мы богаты были, хотя какое там тогда богатство? А как отведал, сказал, что я Мастер.
Март выпрямился и засиял при этих словах.
– Потом часто ко мне захаживал: то по дороге на ночь встанет, то после охоты приедет. И зверем со мной делился, и беседовал много. Я поначалу-то сам волком на него смотрел, а потом… многое потом переменилось.
Повар оказался не захвачен, а обманут. Линаэвэн хотелось открыть адану, кто такой Саурон на самом деле – очевидно, он видел Тёмного только таким, как на том обеде; да ещё, быть может, и не угрожавшим. Но как открыть, не зная ещё правды об этом адане, что так тепло отзывался о враге? Услышала Линаэвэн и до того неведомое: про облаву на князя.
– Я могла знать твоего князя, – задумчиво и печально произнесла она. – Не Бреголас ли имя ему?
Казалось вероятным, что адан мог быть из Дортониона, ведь та земля была захвачена; и вместе казалось невероятным, что дортонионец мог охотно служить Саурону.
– Князя нашего бывшего, может, и знала, только это не Бреголас был, а его меньшой племянник Берен. Говорят, он последний в своем роду остался, вот и прозвал себя князем. Только что же это за князь такой, что ничем и не владеет? Да говорят, Берен ещё осенью сгинул, и ни слуха от него теперь нет. Так что готовить пожелаешь?
Весть о том, что Берен сгинул, а перед тем, как видно, и Барахир, была печальна.
– С Береном я не была близко знакома, он был совсем юн. Жаль, если он погиб, и Дом Беора пресёкся оттого, что твой нынешний господин устроил облаву на его князей… – вздохнула Линаэвэн. – Пожалуй, лучше мясо коровы с травами, да и суп может быть с мясом.
В языке людей были отдельные слова “говядина”, “баранина”, но эльдар таких не знали.
Эдэлет говорила странные вещи о скотине, но не спорить же с ней, в самом деле. А вот за Повелителя Март вступился:
– Что моему господину делать оставалось? Берен и так здорово всюду воду мутил. Ясно же, что не отвоюет он Дортонион, так что было глупую борьбу вести? От этого Берена всем только хуже было, а как не стало его, так Дортонион и зажил спокойнее. Повелитель своих орков крепко держит, да и страну отстраивать начал. Всё к лучшему.*
Болтая с Линаэвэн, Март не забывал, зачем они здесь, и проводил деву в холодную, где помог и мясо нарубить, и с собой в кухню отнести.
Она будет готовить, как желал Саурон, пусть только сегодня… Мясо перенесли в кухню, и эльфийка начала выбирать травы, взяв за основу душистую мяту. Бережно касалась листочков – верно, и они были пленниками, рабами под рукой Саурона. Что передаст она им? Эту бережность, любовь тэлерэ к тому, что растёт, желание исцелить и напомнить о былой свободе – и, неизбежно, свою печаль. И надежду. Всё ещё могло перемениться. По тому, как коснулась она стола, как повернулась за ножом туда, где он должен бы лежать, как подходила к огню, когда всё было нарезано и подготовлено, несложно было заметить, что на этой кухне она не впервые.
– Так ты знаешь о том, что это Саурон захватил Дортонион, перебил и пленил твоих родичей и тех, кому ты прежде был верен? – Линаэвэн стоило труда спрашивать сдержанно и неторопливо. Она полагала – адан, возможно, принимает умайа не за того, кем он является. Но не довелось ли ей столкнуться с предателем? Или он всё же был заморочен, только тоньше, чем она думала? – Ты сказал, что вначале смотрел на него волком, и я могу это понять; но что могло перемениться после – нет. Мы-то здесь от того, что схвачены его орками.
Вопрос эдэлет удивил Марта:
– Конечно, знаю, госпожа, война же была. А то, что он пленил многих, да и тебя со спутниками – на то и война. Не Повелитель её начал, но что ему делать остаётся? Не победи он – победят его, а вы с пленными ведь ещё хуже, чем он, обращались. И пытали, и убивали потом всех до единого, а Повелитель старается вам жизнь сохранить. Вон как тебя обхаживает, хочет гостьей сделать. Разве кто из ваших так попробовал бы с северянами?
Теперь тэлерэ стало ясней – повар в самом деле обманут и заморочен. Руки её двигались, взгляд был обращён на стол. Мясо было ледяным, холоднее рыбы из полыньи. Ум же обдумывал ответ, пока она не заговорила – неспешно, так, словно объясняла нечто неизвестное или поправляла ошибку. Линаэвэн предпочла говорить не о себе – как объяснить адану? – о прошлом, что она знала.
– Начал войну не Саурон, – согласилась она, – а его господин, Моргот. Считать ли от убийства Короля нолдор Финвэ и Светоносных Древ, или от похищения моих родичей, или от Искажения Арды, что было даже раньше, чем эльфы пришли в мир. Мы можем лишь чувствовать Искажение, но гибель Древ и мрак, что пал тогда на землю, как и похищение эльфов, в ту пору даже не знавших оружия – это свершилось на моей памяти.
Сказать ли и о Кирдане или Денеторе? Человек этот, Март, служил Врагу и мог передать ему услышанное от эдэлет. Или могли подслушать другие. Она и так открыто назвала свой возраст, какого Саурон, быть может, не угадал до того. Но, возможно, она могла помочь Марту… он оправдывался словами, как видно, слышанными от Саурона… Тогда можно поведать ему о начале войны в Белерианде, не говоря о себе; Линаэвэн не была свидетелем осады и освобождения Гаваней Фаласа или же гибели Лэнвиона и победы Эльвэ. Если Март спросит, от кого эллет об этом слышала, довольно сказать: от тех, кто видел это своими глазами и участвовал.
– Когда же нолдор пришли в Белерианд, – эллет запнулась, но ей удалось не опустить голову, не прерваться надолго, пусть и подступал к горлу комок всякий раз при воспоминании, как и через что они прошли, – война уже была в самом разгаре: гавани Кирдана были осаждены, и лесным эльфам уже пришлось защищаться от напавших орков – тогда пал их Король, Денетор, и многие, и многие. Если бы нолдор не пришли, не ведаю, остались бы в Арде Серые и Зелёные эльфы или были бы истреблены.
Линаэвэн неторопливо готовила пищу, и Март с радостью помогал ей, а еще с вниманием запоминал, что и как она делает. И поддерживал эту странную беседу,
– Ты, должно быть, не знаешь того, но те, что зовут себя Владыками Запада, первыми начали войну. Они напали на крепость Повелителя и его Владыки, разрушили все их земли и пленили самого Владыку, навалившись на него толпой. И с тех пор эта война так и идёт. Мне, конечно, жаль, что вы, эльфы, гибнете – красивые вы. Но так ведь вы сами с ним мириться отказывайтесь, вот хоть ты, хоть другие пленники. Всё же у меня перед глазами, я сам всё вижу. Повелитель к вам и так, и этак, а вы его и знать не желаете.
– Напали на крепость, – Линаэвэн покачала головой. Как глубоко пустила корни та ложь! Март даже не сомневается, что Саурон сказал ему правду. Сумеет ли она найти верные слова? – А о том почему это началось, и что было до того – ты что-либо слышал?
– Слышал, конечно, госпожа, – отозвался Март, пока они укладывали мясо и травы на противень. – Да и полюбуйся какие травы! Я сам их выращиваю. А та война, о, это было скверно. Владыки Запада завидовали Мэлькору, ведь он был самый могучий среди них. Но ты знаешь: свора собак и матёрого волка завалит. Так вот, один из них назвал себя Королём Мира и требовал, чтобы Мэлькор во всём подчинялся его воле. Видя такую несправедливость, многие покинули своих господ, в том числе и Повелитель Маирон, и они встали на защиту Мэлькора. На сторону справедливости то есть. И было это давным-давно, когда никого из живущих не было еще на свете. Вот какая это древняя война, видишь? А теперь эти “владыки” живут в страхе на своем Западе и дальше него нос не высовывают, но вот беда! Они ведь сами спрятались, а вас, эльфов, и нас, людей, на Мэлькора натравили, что бы жар, значит, чужими руками загребать. А Владыка Севера хочет лишь мира и возможности каждому творить так, как хочется – свободно.
Как хорошо, что эта дева слушала его! Быть может, она сможет понять правду и тоже примкнёт к Повелителю. Вот тот обрадуется! Повелитель всегда радуется, когда совершается что-то доброе и справедливое, редкой благородности он…
Вот только времени у них мало – едва закончит помогать эдэлет, как скоро ему, Марту, нужно будет готовить обед для Маирона и его командиров, а может и гостей.
– Ты не видел ни Владык Запада, ни Мелькора или Моргота и судишь обо всём по словам своего господина; я видела и тех, и других, – тихо ответила Линаэвэн, выслушав Марта. – И могу судить не только по чужим словам, но и по тому, что видела своими глазами.
Линаэвэн думала о нехватке времени, а ещё о том, что, должно быть, лучшим было бы расспросить его обо всём подробно, и только затем – отвечать самой. Но на один важный вопрос она пока не ответила.
– Что до того, что мы его не желаем знать… Его слуги убили наших товарищей, а нас захватили и гнали сюда без пищи и отдыха; затем многих заключили в подземелье. И я не знаю, скольких уже мучили за молчание и непокорность; как-то мне принесли окровавленную одежду одного из товарищей, а увидеться ни с кем не дали. Не говоря обо всём, что сделал Саурон до того. Рассуди сам: неужели после этого мы пожелаем примириться с Сауроном, беседовать как с товарищем только за то, что он даст нам еду? Да и то – обещал морить голодом других, если далее я не буду готовить.
– Жаль, у нас разговоры всё между делом. Давай лучше вечером я к тебе в комнату приду, там и поговорим? Ведь ты не понимаешь просто, о чём говоришь. Вот, его слуги убили ваших спутников и взяли остальных в плен, но ведь и твои родичи поступают ничуть не лучше. Вы так же убиваете слуг Повелителя, а если кому из несчастных доводится попадать к вам в плен, то с какими зверствами им только не приходится встречаться! Но видишь – Повелитель бесконечно благороден и добр, он желает мира и готов простить вас, без условий и выкупов. Разве он не сделал, что мог для тебя и твоих спутников, что согласились стать гостями? Разве не отпустил одного из вас, что пожелал уехать? Но ты так ненавидишь Повелителя, потому что не можешь видеть своими глазами, и повторяешь лишь то, чему тебя научили. А про обещание Повелителя морить голодом твоих спутников… кто же более жесток – ты, из упрямства и гордыни думающая, не отказаться ли кормить тех, кто тебе якобы дорог, или Повелитель, желающий дать вам свободу и всё передающий в твои руки?
Март впервые говорил с эльфом, и пока, увы, все слова Повелителя подтверждались. Они не могут думать и видеть сами; Линаэвэн не хочет готовить для своих товарищей и обвиняет в этом Маирона. Как же глупы, жестоки и несправедливы эти эльфы!
– Длинными будут мои слова, но не всё можно поведать кратко. Ты говоришь, что я, будучи захвачена, не благодарна Саурону за то, что он не мучит меня и только требует стать гостем?
Дева видела, что адан хочет возразить, но покачала головой.
– Если тебе говорят: подчинись и иди в гости, или твоих родичей будут мучить – это не приглашение и прощение, а принуждение. Или не знаю, что ты понимаешь под принуждением и неволей. Но если ты всё же считаешь, что действия Саурона благородны и заслуживают благодарности – не должен ли Мелькор быть благодарен Валар? Он получил прощение. Свободно ходил по Аману и всему Валинору – а эти земли много обширней Белерианда и прекрасны – мог творить, если хотел, встречаться и беседовать с эльфами, и ему не только не препятствовали и не приказывали что-либо делать, но и не следили за ним. Ибо поверили в искренность его раскаяния – а он – Исказитель Арды, тот, кто принёс в мир болезни, разрушение, ненависть, создал орков и многих чудовищ, и на это, не на созидание, обратил свою могучую силу. Даже твой господин признаёт, что он – Отец Лжи, и сам называет его так… в разговоре с теми, кто знает об этом. И прежде войны, о которой ты говоришь, его слуги похищали эльфов, не ведавших вражды; в ответ на это, чтобы защитить эльфов, Валар и начали войну с Мэлькором, с его крепостью. Людей в те дни, в самом деле, не было, а живущие на земле были, и я – одна из них. И после Оромэ защищал нас в пути от чудовищ Мелькора. Мелькор был свободен в продолжение веков, в пересчёте на солнечные годы, и Валар не пытались изменить это… Похоже ли это на действия злобных завистников? И чем он ответил на это? Вначале распространял злые слухи о Валар и клеветал эльфам друг на друга так, что среди тех, кто до того всегда жил в мире, начался раздор. Когда это выяснилось, “могучий и благородный” Мелькор не вступил в борьбу и не избрал мир, но сбежал, чтобы затем вернуться. Убить Древа, творения Йаванны, что давали свет Аману, прекраснейшие из всех деревьев; убить Короля нолдор, Финвэ, который никогда не нападал на него или, скажем, на Маирона; разграбить сокровищницу Феанора и похитить Сильмариллы – хотя творцу лучше бы состязаться с другим и попытаться создать то же или лучшее, не отнять. В тех Камнях были частицы сияния Древ. И всё было во мраке, когда он бежал сюда, в Средиземье. Здесь жили наши родичи, синдар, лаиквэнди и авари, которые не ушли некогда в Аман по призыву Валар и не воевали ни с кем; а также гномы. И тогда Моргот не вооружился против Валар и не стал жить в мире, но стал захватывать земли мирных эльфов; его орки убили множество лаиквэнди и синдар и осадили Гавани Кирдана. Повторю: не приди нолдор им на помощь, они все были бы убиты или пленены. Спустя время Валар озарили мир светом, создав Анор и Исиль, светила; и когда Исиль впервые взошёл над землёй, Мелькор напал на него и пытался уничтожить – наши глаза зорки, и мы хорошо видим то, что совершается в небесах… Но жар и сияние Анор были ему не по силам.
