Текст книги "Птичка-в-клетке (СИ)"
Автор книги: Noremeldo Arandur
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 39 страниц)
Оэглир горько усмехнулся:
– Так ты хотел купить нас за свою “помощь”? Не дождёшься.
– Мы ничего не примем от предателя, – поддержал его Эйлиант, увидевший, что перед ним не просто запуганный пленник, ненавидящий Саурона. Хотя пока и считавший Эвега человеком.
С Первой парой Эвега ждала неудача. Умаиа пожал плечами: как лечить таких пленных, было придумано ещё давным-давно. По слову целителя в камеру зашли четыре орка. Двое из них скрутили одного скованного пленника, двое – другого.
– Сначала этот, – распорядился умаиа, тыкая пальцем в младшего. И тогда старшего распластали на стене, натянув цепи до предела, и, уже вчетвером, орки уложили младшего эльфа на пол. Эвегу принесли теплую воду, таз и ткань, и целитель занялся своим делом. Промывал и зашивал раны он на славу, искусно и хорошо, но человеческие снадобья не могли полностью снять боль, и Эвег получал истинное удовольствие от своей работы. Полчаса спустя зашитого и перевязанного эльфа оставили в покое, только цепи к стене прикрепили совсем коротко, и лечению подвергся второй пленник.
***
Вскоре после ухода Марта в дверь Линаэвэн постучал Больдог.
– Я пришел рассказать о пленных, как и обещал, – сказал орк, пройдя внутрь. – Все твои родичи в порядке, никого не трогают уже с обеда, все отдыхают по камерам. Эвег сейчас, как ты и просила, лечит тех из них, кого нужно. Четверо в гостях у Повелителя, но, да, ты больше не его гость, так что не думай о том.
Линаэвэн выслушала, отметила “никого не трогают с обеда” – то есть до того их всё же мучили; а лечит их Эвэг, тёмный майа…
– Хорошо.
Больдог ухмыльнулся и вышел из комнаты, оставив деву одну дожидаться Марта. Через четверть часа адан снова постучался в дверь.
– Надеюсь, ты получила добрые вести? – спросил Март, когда ему открыли.
– Да, я ожидала худшего, – ответила тэлерэ. – Больдог передал, что начиная с обеда пленных никто не мучит, сейчас они отдыхают, и – их теперь лечит Эвэг.
Март кивнул на слова Линаэвэн. А что было сказать? Да, на Острове есть пленники, и те, кто упорствует – подвергается пыткам. Но эльфы сами это выбрали. А Эвэг хорошо о них позаботится.
Горец поставил на стол кувшин с вином и чашу, накрытую большой лепешкой. Потом нерешительно снял хлеб, наполнил чашу вином и сел за стол, показывая, что все к тризне готово, и он ждет Линаэвэн.
– Поднимем чашу в честь павших – да будет лёгким их путь; помянем их поимённо – да не изгладится в веках память о них, – Линаэвэн, будучи летописцем, записала многое и ещё записала бы. Но ей суждено было оказаться в плену, и она не ведала, выйдет ли когда-нибудь на свободу, и лягут ли однажды на пергамент имена Нэльдора и Лагортала, Арохира и Оэглира, Лаирсула и Ардуиля.
Мысль о том, что придется выслушать длинный список имен немного испугала горца, но он не подал вида. В конце концов… Для Линаэвэн это важно, быть может, рассказав то, что у нее на душе, дева будет с большие доверием относится и к словам и суждениям самого Марта.
– Конечно, госпожа моя. Начинай.
***
Заходя к другим пленным, Эвэг также представлялся им лекарем Повелителя.
Бэрдир, резко возражавший прежде против гостей, лечение принял. Поэтому Эвег лечил его бережно и осторожно. Почти час ушел на этого эльфа, ведь аккуратная работа требует больше времени.
– Иди теперь, – выдохнул нолдо, но когда целитель действительно шагнул за порог, не выдержал. – Постой. Я пойду в гости… взамен на Лаирсула, если его отпустят.
С тех пор, как Бэрдир вернулся один, он не видел целителя из отряда; Саурон удержал его силой и что делал с ним, нолдо не знал.
Эвег уточнил:
– Ты согласен быть гостем Повелителя при условии, что твой друг будет в темнице? Странное желание, но я передам.
– Саурон удерживал его силой, не давая вернуться сюда, – мрачно ответил Бэрдир. – Так что… здесь лучше, чем там. Так или иначе.
– Хорошо, – подтвердил Эвег Бэрдиру, – ты будешь гостем Повелителя, а твой товарищ будет в подземелье. Я понял и передам.
И правда – едва выйдя за дверь камеры, Эвег доложил Повелителю Волков и получил отклик удовлетворения.
У Маирона была и иная причина быть довольным. Когда Лагортал и Кирион ушли, Волк обратил свое внимание на томящегося от нетерпения духа. Новости, принесенные им, были не столь важными, сколь удивительными – пленники почти никогда по доброй воле не открывали разум. И таким нельзя было пренебрегать. Быть может, этот дух и не заслужил ещё новое тело, но Волку рядом был нужен воплощённый дух, который всегда смог бы свидетельствовать, что Ламмион открыл ему разум. И потому Маирон призвал мощь своего Повелителя, чтобы дать духу новое фана.
Спустя недолгое время за Бэрдиром пришел Фуинор.
– Мне сказали, что ты готов стать гостем при условии, что Лаирсул будет в темнице? Это так? И как долго ты готов держать свое обещание? В прошлый раз, помнится, ты развернулся и ушел, едва почувствовав на себе взгляд владыки острова. С чего теперь верить тебе? Не получится ли, что Повелитель, вместо того, чтобы обменять одного эльфа на другого, лишится обоих?
– Ничто не мешает ему удержать меня силой, как он удержал Лаирсула, – усмехнулся Бэрдир. – Давай говорить прямо, без плетения изящных словес о гостеприимстве и доверии: Саурон хочет задавать вопросы и получать ответы, то есть это род допроса в приятной обстановке. Я предлагаю поменяться местами с Лаирсулом. Это не значит, что я согласен ответить на его вопросы или делать, что он хочет; просто… пусть вместо Лаирсула попробует со мной, – был ли он так уверен, что выстоит? Нет. Но лучше пусть это будет он, чем чуткий целитель.
– Есть разница в том, чтобы быть пленником и гостем, – усмехнулся Фуинор, решив пояснить правила игры. – Пленник может молчать, пока на то хватит его сил, гость обязан вести беседу с хозяином. Но пленник не может выбирать тему разговора, а гость может. Также гость должен вести себя вежливо, не нападать, не грубить. Но зато – может получить разрешение гулять или даже съездить на охоту, как того пожелал Ламмион. Гость может получить любые вещи, что захочет, чтобы коротать досуг. Как видишь – вовсе не так плохо, как ты представлял себе. И, пока ты гость – твой напарник, даже здесь, будет в безопасности. Или ты думаешь, тебя не повесили на дыбу, потому что про тебя забыли?
– То есть Лаирсула ныне не допрашивают, а только принуждают вежливо беседовать с Сауроном и не нападать? – недоверчиво переспросил Бэрдир. Ему не верилось, что их разделили только ради того, что назвал умайа.
– Я говорю тебе о том, что будет ожидать тебя, – сухо ответил Фуинор. – Я забираю тебя отсюда, и ты остаешься гостем у Повелителя. И если ты снова, едва завидев его, попытаешься сменить свое мнение, я обещаю – Лаирсул будет мечтать, чтобы с него содрали кожу в том кабинете, где вам накрыли стол – так невыносима будет казаться ему боль.
Бэрдир резко выдохнул, опустив голову. Он резко отказался идти в гости, когда Саурон сказал им, что так можно “купить себе время”; не заставила его согласиться и собственная пытка, но Лаирсул… Так или иначе, он был прав вначале: выбор был между его согласием и муками целителя.
– А так – Лаирсул будет в подземелье, но не под пыткой? Ладно, – мрачно ответил нолдо, снова подняв голову. – Говоришь, главное не молчать и не грубить?
Оставалось подумать, о чём бы таком можно было долго говорить, без опасности что-то выдать. Кроме имени – его, похоже, назвать придётся. Фуинор с усмешкой сделал Бэрдиру приглашающий жест.
– Ты уже знаешь дорогу, не так ли?
Пока пленника вели по коридору, его остановили возле одной из камер, открыли окошко, и в ней был виден Лаирсул, забывшийся сном на лавке. Окно закрыли, а Бэрдира повели дальше.
– Твоему товарищу стоит отдохнуть. Но, после, вы возможно сможете пообщаться. В зависимости от твоего поведения.
***
– Вспомним Лордов Ангрода и Аэгнора; и оруженосца Рандира; и целительницу Луинэль… – с печалью произносила тэлерэ имена погибших на Дагор Браголлах и после её завершения.
И вставали перед глазами силуэты и лица, и звучали в ушах голоса, смех и песни тех, кто ныне был погружён в тишь Чертогов Мандоса. Среди них были и нолдор, которых Мандос обрёк своим приговором на долгое ожидание, как и тех, кто последовал за ними; и синдар, ставшие их союзниками; и лаиквэнди; и некоторые эдайн…
Март молча слушал эльдэ. Лишь немногие имена были ему знакомы. Конечно же когда он слушал о чужих убитых, приходили в голову и свои погибшие, пропавшие, бежавшие. Он уже давно, лет десять как, справил тризну по своим мертвым, и то же, наверное, сделала и Линаэвэн – так зачем же теперь повторять? Быть может, таковы обычаи эльфов?
Тех, кого называла Линаэвэн, вспоминали, конечно, по отдельности, но так, всех павших, нет…
***
Бэрдир шёл знакомой дорогой с самым угрюмым видом. Похоже, Лаирсула только что отпустили, и он был так обессилен, что сразу уснул. И то хорошо, что мог теперь просто спать. Только придётся побыть “в гостях” у этой твари, что всем здесь заправляла. Хоть раз, а придётся. Или и не раз, ему, небось, потом так же грозить будут – жестокой пыткой целителя… Не о том он думает. Нужно думать о том, что говорить будет.
Нолдо вошёл в ту же комнату, оглядел всё вокруг – ничуть не более приязненно, чем в прошлый раз, и произнёс:
– Ты меня уже видел; теперь я здесь за товарища.
Когда Бэрдир вошёл в покои Повелителя Волков, настроение у Маирона было превосходное.
– Садись, Бэрдир, раз пришел, – откликнулся умаиа и кивнул на свободное кресло. Накрытого стола в комнате не было, Маирон сидел за столом с бумагами и чертил эскизы, прикидывая, как лучше украсить камнями заколку в виде морского завитка. Волк взглянул на эльфа, но ничего больше не сказал и не спросил – он не собирался помогать Бэрэдиру, пусть теперь тот сам думает, что сказать и предложить.
Нолдо, не торопясь, сел в кресло.
– Прошлый раз ты сказал, что при встрече нужно представиться, – произнёс эльф, невольно вглядываясь в черты эскиза. Более всего это походило на украшение. Зачем оно Саурону-то?
Волк поднял голову от работы и посмотрел на эльфа.
– Ну что же, представься мне, расскажи о себе, Бэрдир.
– Зовут меня Бэрдир, – скрипнув зубами, произнёс эльф: его имя уже было известно. – А сказать о себе… Как видишь, я нолдо. Когда я шёл сюда, мне сказали, что я могу сам выбрать тему. Это так?
– Ты можешь предлагать темы, также как и я, – ответил Маирон. – Это называется беседа. И о чем же ты хотел побеседовать?
– О языках, – Бэрдир сделал небольшую паузу, как поступал затем после каждой фразы. – Происхождение и значение основных слов из эльдарина, относящихся к названию нас самих и народов, на которые мы делимся, было выявлено далеко не сразу. Даже для того, чтобы появился сам интерес к этой теме, должно было пройти немало времени. В пору Великого Похода даже те, кто в будущем стал признанными лормастерами, не могли интересоваться происхождением слов и историей языков, ибо начало помнилось почти всеми, и этой истории ещё не было: языки только формировались, изменяясь и разделяясь, и приближаясь к тому, чем они стали впоследствии. Такой интерес возник у лормастеров нолдор уже в Амане, когда выросли поколения, не знавшие первоначального эльдарина и с детства говорившие на квэнья. Однако об этом писали большей частью кратко, в примечаниях и небольших заметках, или обсуждали устно. Серьёзных трудов, посвящённых происхождению и сравнению языков, в Амане не появилось. Это объясняется следующими причинами…
Сам Бэрдир не писал серьёзных трудов ни по этому вопросу, ни по другому, не совершал открытий в области языковедения и среди лормастеров не числился. Но языками он, как и многие нолдор, интересовался, а некоторые книги знал наизусть. Одну из них – полный текст “О происхождении и значении в языках эльдар слов, относящихся к Старшему народу и различным его родам, с примечаниями об эльфийских названиях для других Воплощенных”, он сейчас и зачитывал, опуская только встречавшиеся имена (тогда паузы в его рассказе становились длиннее).
***
После Бэрдира Эвег навестил Нэльдора. Эльф твёрдо решивший, что в гости более не пойдёт, отказался принять лечение, считая, что оно предложено только ему, как и более удобная камера. Но… как уже не раз подумал Эвег, “механизм был давно отработан”, и мальчишка получил свое лечение, а умаиа – его боль.
***
Таугатол вспомнил о том, что обещал ему Саурон – сделает, мол, из нолдо того, кто будет служить Северу; в душе эльфа поднялся гнев, и он односложно ответил целителю:
– Убирайся.
С Таугатолом, как и с прочими, отказавшимися от помощи, Эвег рассусоливать не стал: этого нолдо также прижимали к земле орки, а целитель быстро и, по возможности, милосердно, но не церемонясь, привел в порядок раны.
***
Бэрдиру наверняка казалось, что он поступил очень умно, придумав такой способ вести беседу. Волк усмехнулся, но не стал прерывать “гостя”. Пока умаиа возился с заколкой, украшая ее камнями и заканчивая обработку, эльф продолжал свой рассказ. Часа через два Волк довольно потянулся и жестом прервал своего “гостя”.
– Спасибо тебе за интересный, а главное, подробный рассказ о вашем общем прошлом. Ты сказал много полезного, что я смогу потом использовать в… беседах: и с твоими родичами, и с Вторыми. Право, я даже не ожидал, что ты окажешься столь… полезен. А теперь уже поздно, иди отдыхать. Орки за дверью, они проводят тебя.
Когда Бэрдир услышал слова Саурона, он молча развернулся и ушёл. Казалось, ему всё равно, что умаиа там говорит, но это была только видимость. На самом деле нолдо не мог успокоиться всю ночь. Думал о том, что может Саурон извлечь из сказанного, того, что он сам почитал безопасным. Его обвели вокруг пальца, и он сам позволил сделать это… Он же предполагал, что это по сути допрос! Да, он не открыл ничего важного о Нарготронде, но Саурон мог использовать сказанное в разговорах с другими и выманивать то, что нужно… Верно он не желал соглашаться в начале! Лаирсул также сидел и разговаривал, как теперь он… и также мог отказаться. Тот умайа, что пришёл к нему спрашивать, пригрозил жестокой пыткой целителя в том случае, если Бэрдир опять развернётся и уйдёт. Он не ушёл, а назвал имя и просидел у врага два часа, давая ему урок сравнительного языкознания. Теперь он должен отказаться. Или молчать.
Волк тем временем также подвел краткий итог встречи. Судя по непроницаемому лицу, с каким Бэрдир покинул Маирона, слова попали в цель и ранили эльфа в самую душу. Это было хорошо, но мало. Нельзя было теперь дать нолдо соскользнуть с крючка, вернуться в подвал. Но этим стоило заняться завтра, не теперь.
***
Нолдор, синдар, лаиквэнди, фалатрим и, наконец, эдайн… Произнеся часть имён людей, Линаэвэн обратилась к Марту:
– Тебе, конечно, тоже есть кого помянуть из павших на войне. Ведь я меньше знаю эдайн.
Вопрос Линаэвэн почему-то оказался неожиданным. Март с удивлением посмотрел на деву, но кивнул и тоже назвал имена. Их оказалось не так много. Деревенька Марта в северной части Ладроса была тихой и удаленной, и орки пришли туда поздно: словно вдруг вспомнили или от кого узнали, что такой уголок есть. Марту в ту пору было двенадцать лет, и события тех тяжелых дней хранились в его голове достаточно смутно. Март не знал, что об этом позаботился Повелитель, но и без чужой помощи горец многое бы не помнил.
Помнил, что было тяжело, страшно, мужчины уходили из деревни и не возвращались. А они так и жили в своем доме с матерью и с кем-то еще; помнил, что многие исчезли из деревни – собирались бежать из Дортониона к эльфам. Потом в деревню пришли орки, и жить стало еще тяжелее, а потом, года через два-три, как-то в их дом пришел Повелитель, тогда Март еще звал его Сауроном.
История промелькнула перед глазами беоринга, но не вызвала сильного отклика – человек знал, что это были печальные годы великого непонимания меж его народом и Севером, но придет время, и все поймут, как прекрасна Тьма, как понял некогда это и юный Март; адан верил в это. А пока он старательно называл имена даже не для себя, для Линаэвэн, пытаясь вспомнить, о ком еще можно сказать. Назвал едва больше десятка.
***
Три часа непрерывной работы вовсе не утомили умаиа, и он пошел к следующему пленнику.
Ардуиль скрипнул зубами: он знал, что лечить его будут для будущих издевательств. Пока из пленных есть что вытащить, они нужны Тёмным живыми… Эльф чувствовал усталость, он догадывался, что ждёт их позже, и отчасти хотелось прервать всё это, согласиться на гости, ведь от него не требуют ни тайн, ни чего-то ещё, на что никак нельзя соглашаться. Ардуиль преодолел эту слабость, но позволил себя лечить. Если он откажется, его всё равно будут лечить насильно. Орки ли, или этот предатель, или вовсе умайар – такой тоже был на севере и изображал эльфа…
Да и Эвэг лечил как-то странно. Очень странно.
Ардуиль принял помощь целителя и потому также получил заботливое лечение, почти без боли и неудобства.
– Как я уже сказал, Линаэвэн просила, чтобы я оказал помощь ее друзьям, и потому я тут. Но в дальнейшем, если понадобится, Повелитель разрешил, чтобы ты сам лечил своих родичей. Так что теперь они будут под твоей опекой. Впрочем – может быть, и не понадобится. Ведь пока у Повелителя есть хоть один гость, ради него ни одного пленного не будут допрашивать.
Ардуиль удивился предложению. Как могли умайар понять, что он знаком с исцелением? По тому, как он вёл себя перед Лаирсулом, когда лечили его самого?
– Какое щедрое предложение, – процедил нолдо. Лечить пытаемых для новой пытки… – Но я откажусь.
– Ты можешь как заживлять раны, так и наносить их. Но среди вас есть целитель, для которого потребность обновить изломанное тело идёт от сердца, – Эвэг мог понять его. – Не будешь помогать ты – поможет он.
– Да, он поможет, – с горечью ответил эльф. – Как уже помог мне, насколько возможно за то время, что ему дали; отчего теперь прислали тебя?
Сам эльф думал – может быть, потому что он мало нуждался в помощи? Всё больше в укрепляющих травах, что было по силам и адану… Но скорее – от того, что слышали его предупреждения товарищу и не желали продолжения. Что же можно сделать теперь?
– Меня не присылали, – устало повторил целитель. – Меня попросила прийти ко всем пленным Линаэвэн. Если хочешь, то я могу передать ей что-то в ответ.
Линаэвэн была на кухне, и Ардуиль желал дать ей совет, а человек мог бы действительно передать… Если это человек. Вроде бы похож на Смертного, но его слова были так продуманы, неопытный наверняка угодил бы в расставленную ловушку. Чтобы убедиться окончательно, Ардуиль взглянул на собеседника через Незримое.
Фигура в серебристой мантии, почти сплошь покрытой тёмными и бурыми пятнами. Жадно блестящие, полные неутолённой жажды глаза.
– Я передам через тебя нечто, только если ты поклянёшься передать мои слова дословно – ничего не изменяя, не убавляя и не добавляя от себя, – ответил Ардуиль, уверенный, что умайа не станет этого делать.
Эвег засмеялся, когда эльф встретился с ним взглядом в Незримом мире.
– Ты умен, нолдо, или – скорее опытен? Но как бы то ни было, ты знаешь, кто я. И я ни в чем тебе клясться не буду, но, если захочешь – готов тебе помочь. Я целитель, мне нравится чинить, а не разрушать, и потому я могу передать твои слова. Но рисковать или нет – смотри сам, – Эвег направился к двери, но нолдо, если бы захотел, мог успеть остановить его.
Это был целитель, хоть и Тёмный и отвратительный… И опыта такого у Ардуиля не было – в Анбанде никому не предлагали передать нечто другим пленникам.
– Что ж, я рискну. Пусть без клятв… – нолдо так желал помочь хоть советом, что не сдержался, хотя и знал, что его слова могут передать искажённо… – Передай Линаэвэн дословно две фразы: чужие действия – не твоя вина, независимо от поставленных условий; всякая служба в плену обернётся страданием для тебя и других.
Эвег повернулся в дверях и посмотрел на нолдо долгим взглядом. А потом ответил:
– Ты храбр и достаточно разумен. Потому я передам неискаженными твои слова. Но только одно из двух твоих посланий. Прости, моя шкура мне тоже дорога.
***
Линаэвэн ждала, что имен будет больше. Считая Марта старше, чем он был, тэлерэ задавалась вопросом – ходил ли Март в дозоры до войны или так же мирно жил, готовил для родичей, как сейчас готовит для Саурона? Не время было спрашивать. Дева произнесла:
– Да будет лёгким и их путь, – и стала называть ещё погибших.
***
Когда целитель зашёл к Арохиру и Химмэгилю, оба они в ответ на его слова промолчали. Эвег приблизился к Химмэгилю, и тот резко бросился на того, кого счёл человеком. Цепь была достаточно длинной, и нолдо сумел перебросить её через шею предателя, которого считал ещё худшим, чем орки.
Эвег испугался не на шутку, и уже через пару секунд в камеру ввалились орки, подгоняемые беззвучным приказом, полным ярости. Химмэгиля избили, забрали у него полузадушенного целителя (будь он и правда человеком, уже бы умер, но фана позволила, изобразив обморок, все же сохранить облик), и отступили в коридор.
К прошедшим четырем часам приложилась ещё половина, прежде чем Эвег вновь вошёл в камеру. К тому времени Арохира уже на коротких цепях притянули к стене, а Химмэгиля растянули на полу, закрепили кандалами для большей неподвижности и удерживали вчетвером.
С Химмэгилем Эвег возился даже больше часа. Умаиа был зол и напуган – лиши его эльф плоти, Эвег пополнил бы собой ряды жалких нагих духов Таурэ Хуинэва! Нолдо заплатит за свою выходку. Эвег лечил его мучительно и безжалостно, так больно, как лишь было возможно, чтобы лечить, а не калечить. Арохир все это время снова был беспомощным зрителем мучений своего товарища и даже не знал, чего хотел бы: чтобы Химмэгиля оставили раненым и избитым? Нет же. Ему необходимо было лечение… Но не такое же! А друг, хоть и был стойким, не мог сдержать стонов и вскриков, и чем дольше длилась эта изматывающая боль, тем тяжелее было воину держаться.
Наконец истерзанного Химмэгиля оставили в покое, и тогда пришла очередь второго. Арохир лечению не противился, а только собрался с силами, чтобы его выдержать – как новую пытку. Здесь, на Тол-ин-Гаурхот, он узнал, что и целитель, если он служит Морготу, может обратиться в палача. Но всё прошло куда легче: как видно, то была личная месть человека, хотя и было… мерзко и страшно, что такое возможно.
Эвег, в самом деле, не истязал второго – не за что было. В полчаса лечение было закончено.
В конце умаиа задал свой вопрос о гостях, прикрываясь именем Линаивэн, и Арохир заговорил:
– Никак не пойму, на что Саурону нужны эти гости; и если так нужны, почему он всё ещё желает нашего согласия? Хотя к нему могут и просто притащить орки, – что и проделали уже с Химмэгилем. Арохир ждал, что он будет следующим, но вместо этого отчего-то вновь “приглашали в гости”, теперь через этого вот Эвэга.
– Повелитель не знает о том, что я здесь, так что не от его имени я вас зову. И я никак не могу взять в толк, почему вы так упорно отказываетесь. Чего ты боишься, эльф? Здесь тебя ждут допросы, унижения и страдания, если же ты станешь гостем, то тебе ничто не будет угрожать. Так зачем держаться за эту камеру?
Арохиру хватило и первой фразы, но он сдерживал себя, чтобы дослушать до конца: может быть, узнает наконец ответ; и только услышав ничего, кроме уверений, что лучше сдаться – начал смеяться и долго не мог остановиться, хотя во всём происходящем было очень мало весёлого. Разве что слова о том, что раб Саурона свободно исцеляет пленников без его ведома и передаёт ровно то же требование, какое от имени Саурона передавали орки, исключительно по собственному почину и разумению, никак не сообразуясь с волей своего господина – это было действительно нелепо.
– Ты почитаешь нас слишком наивными, раб Тьмы из фиримар, – резко произнёс эльф, прекратив смеяться. Имени эдайн Эвэг был недостоин.
Эвег ничего не ответил, пожал плечами и вышел. Орки освободили пленников и тоже покинули камеру.
***
Тэлерэ поняла, чем завершить это поминовение: песней.
– Я спою о павших на войне: и эльдар, и эдайн, – дева вновь перевела взгляд на Марта. Как странно это было, то, что она прежде не сложила эту песнь, а здесь, в плену, в рабстве, вместе с обманутым аданом, поняла, что знает нужные слова.
Март любил песни и был не против послушать, хотя и было уже поздно. Или уже рано? Через часа три-четыре солнце начнет вставать. Как бы то ни было, но эту ночь он пожертвовал Линаэвэн и надеялся, что не зря это сделал.
***
Долхэн, кое-как заштопанный после плетей, нашёл в себе силы от лечения отказаться – как отказался вновь идти в гости, как твёрдо отказался прислуживать на кухне и был удручён согласием Линаэвэн.
Тогда нолдо стали лечить насильно, с помощью орков… и от этого целителя Долхэн ощутил нечто странное и пугающее, что-то ему напоминавшее; но не мог понять, что. Только когда целитель ушёл, эльф вспомнил, что именно: он ощущал и нечто подобное, только куда сильнее, когда враг осаждал Тол-Сирион. Нет, там было не то…
Но что-то сходное всё же было. Нолдо не был уверен.
***
Линаэвэн пела очень красиво. Тихо, печально, так, что на глаза наворачивались слезы, но притом не хотелось впасть в горе, а наоборот, что-то светлое и ясное пробивалось из глубин души. Когда дева закончила петь, горец какое-то время ещё сидел в молчании. Теперь, когда с поминовением было закончено, Март мог идти, но он не спешил.
– Спасибо тебе, – сказала эллет на прощание Марту. Было уже так поздно… – Я не думала, что возможно будет в плену так поговорить.
Она не знала, сможет ли помочь этому адану. Но хотела за него бороться – как сможет…
– Я рад, что смог сделать твою жизнь хоть немного… лучше. Что я ещё могу для тебя сделать?
Адан действительно был рад, что мог облегчить участь эллет; и когда он, скажем, приглашал её на ужин с умайар – то только по непониманию, не думая, что для неё это тяжело.
– То, что тебе небезразлична моя участь, ты хочешь поддержать меня и делаешь то, что для тебя совсем непросто, уже есть большая помощь, – эллет с теплотой коснулась руки Марта. – Я хотела бы, чтобы ты хоть немного отдохнул; день был нелёгким для тебя, а после бессонная ночь.
Он не был Тёмным, этот адан – он был готов отдавать, а не забирать, помогать и служить, а не искать себе выгод. Только то, кому он служил, от того становилось ещё горше.
Март попрощался с Линаэвэн, и, наконец, пошел спать, как говорится, не чуя ног. Добравшись до кровати, он едва разделся и сразу уснул. До утра оставалось не так долго.
========== 17. О доброй воле и неоцененной помощи ==========
Лагортал и Кирион вновь устроились на кровати рядом. Нолдо сжал руками виски, прошептал:
– Проще всего было бы сказать себе: «Саурон просто пытается купить меня лестью, и ничего более». Но… ты ведь не чувствуешь так, и сам сказал мне, что я нужен ему – врагу, умайа – не просто как тот, из кого можно вытянуть секреты.
Кирион кивнул. Задумчиво произнёс:
– Он враг, Тёмный, но он живой же, а все живые хотят Света и тепла…
Нолдо чуть встрепенулся – в этих словах было нечто важное.
– Саурон тоже хочет Света. Как все живые… – Мысль Лагортала от Саурона перешла дальше: и Моринготто тоже хотел Света. И Унголиант. Тоже живая. Тоже хотела? Ещё как. И выпила, и опустошила, и погубила… Эльф не мог сравнивать себя с Древами, но отношение Саурона к нему могло быть таким же. – Кирион, я глупец.
– Не говори так, – запротестовал синда. – Ты куда мудрее меня.
– Саурон видит во мне Свет, я нужен ему именно поэтому, он просит не оставлять без Света, и всё это не притворство, но это… никак не связано с желанием измениться. Он может хотеть, даже жаждать Света лично для себя. И я даже не подумал об этом. Кто я после этого, как не глупец?
– Все ошибаются, – произнёс Кирион. – Я ошибался сильнее тебя… Но что ты будешь делать теперь? Скажешь: «Нет, ты просишь слишком многого»?
– Но он не отказался меняться, сказал «возможно»…
Кирион уже забылся сном, а Лагортал всё думал. Что, если Саурон, в самом деле, хотел бы измениться и не может, оттого, что тесно связан с Морготом и боится Валар? Можно ли отвергнуть пусть и малую возможность?.. Но если всё не так, и никакой готовности нет, чем будут такие разговоры с врагом? Саурон не Унголиант, изничтожать не будет, но может держать при себе, как… есть у него здесь камины и лампы, и будет Лагортал. Нолдо передёрнуло. Нужно было разобраться, различить, но пока эльф не мог, и так в раздумьях Лагортал тоже уснул.
***
В подземелье вновь появился Фуинор. Повелитель велел прекратить допросы, но то, что собирался делать Фуинор, было не допросом, и Маирон не возражал. Темные получали удовольствие от мучений других и не желали упускать возможность. На Волчьем Острове пленников всегда было немного – либо одиночки-бродяги из синдар, слабые и неинтересные, которых чаще всего отправляли после скорых допросов в рудники Ангамандо; либо пленные, которых орки гнали через Остров на Север. Повелитель отбирал себе нескольких для развлечения, но и они чаще всего быстро становились неинтересны. А Волку хотелось сильных и интересных пленных, которых трудно ломать, которые бы до последнего пытались сопротивляться, прежде чем затихнуть, скорчившись перед ним в покорной позе раба. Но увы, попадались в основном жалкие создания, считавшие себя гордыми и достойными, как тот же Долхэн, которые даже служили Северу, не понимали, что делают и почитали себя Светлыми. А в последнее время новых пленных уже давно не попадалось, вообще никаких. Правда, было немного эльфов, Смертных и гномов, из забранных с последнего конвоя, но после пары месяцев допросов, им все больше и больше требовалось времени на восстановление, и ближайшие недели три их придётся не трогать.
Потому, захваченный Больдогом отряд, принес на остров оживление и предвкушение. Каждый развлекался на свой лад: Повелитель медленно стирал у эльфов границы меж допустимыми уступками и осквернением себя; Эвег наслаждался болью от ран хроа и фэа, а ещё более самим исцелением – он любил лечить; Фуинору тоже было чем заняться – ужас мятущейся и напуганной мороками души был для него наслаждением; один лишь Больдог пока скучал в предвкушении допросов. Придёт и его время. А после Повелитель поощрит и простых орков, устроив для них пару показательных казней или отдав им на растерзание ненужного пленного.
Пока же Фуинор подошёл к камере Нэльдора и вошёл внутрь.
– У меня две новости для тебя, раскрывшего нам, что вы из Нарготронда. Первое: твой брат опоздает и не прибудет к сроку. Он был ранен в лесу в бурю, но с ним все в порядке, завтра его привезут в крепость. Второе: твой брат ещё лучше, чем ты. Ты раскрыл свои уста, а твой брат раскрыл перед нами свой разум. Вы оба угодны Повелителю, и он вознаградит вас по заслугам.
