Текст книги "Птичка-в-клетке (СИ)"
Автор книги: Noremeldo Arandur
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 39 страниц)
– Ты встретил меня и правда хорошо, но затем всё время оскорблял мой народ. Хотя, возможно, ты просто не думаешь, кому и что говоришь, – на главное Март не ответил, и Бэрдир не стал повторять. Они занялись готовкой; адан всё же вспомнил о мёде, и Бэрдир добавил его в тесто.
– Март не хотел оскорблять тебя, он просто искренне так думает, – успела сказать Линаэвэн родичу.
– И после бесед с тобой? – усмехнулся Бэрдир. – Боюсь, ваши споры и правда оказались пустыми.
***
Тем временем Оэглир и Эйлиант остались одни.
– Не я защитил знамя, но ты: ты, не я, терпел пытку, – сказал Эйлиант, помогая товарищу устроиться удобнее.
– Спасибо; но терпел ты. От тебя пытались добиться согласия, ставя Бэрдира в пример. Жаль, что он… – Оэглир не договорил. – Не странно ли, что орки говорят всё время о нём.
– Орк даже сказал, что я, мол, из другого теста, – не без удивления ответил Эйлиант. Орк его… едва ли не хвалил. – Они сказали, что Бэрдир теперь работает на кухне и кланяется Саурону, который велел ему не бежать и не нападать. Я возмутился сердцем, но они же наверняка лгут!
Оэглир неопределенно качнул головой.
***
Марту было пора собираться на ужин: еда была готова, из печи ее вынут женщины. Бэрдир же заговорил, едва они все освободились.
– Надеюсь, вы услышите меня верно. Думаю, здесь действует колдовство, из-за которого вы… и, быть может, я сам слышу не то, что говорят. Не будь его и ты, Линаэвэн, возможно, не хотела бы так уйти.
Март вначале вскинулся, а потом лишь засмеялся про себя: «Как же, колдовство».
– Кто бы стал колдовать здесь, эльф? – только и ответил горец. – Нет, не думаю, что это так. Нам с Линаэвэн пора вскоре идти на ужин, а тебе возвращаться в комнату. Я оставлю вас поговорить, как ты и… «просил», но у нас немного времени.
Март отошел в дальний угол, загремел утварью, оставляя пленников почти одних. Бэрдир подумал, что, возможно, он и правда был слишком резок, и теперь это мешало разобраться.
– Я думаю, он действительно околдован, а не только научен, – сказала Линаэвэн. А нолдо заговорил о ней самой, о том, могли ли к ней применять чары. И так узнал о заколке. На ней чар не ощущалось, но стоило всё проверить.
Но Март и правда не мог ждать долго и подошёл к эльфам:
– Нам пора, Линаэвэн. Тебя, Бэрдир, проводят.
– Хорошо, идём, – ответила дева. Но пока тэлерэ еще была рядом, Бэрдир решил проверить свое предположение о заколке.
– Линаэвэн, ты идёшь на ужин с Гортхауром. Желаю тебе удачи, мудрости, силы и терпения… – сказал он и нежданно спросил. – Что я сказал, можешь повторить?
– Линаэвэн, как ты можешь идти на ужин с Гортхауром? Желаю тебе удачи и терпения, раз мудрости и силы ты лишилась, – со спокойной печалью произнесла дева. – Спасибо. Март, я постараюсь действительно набраться терпения и держать себя в руках.
Март недоуменно перевёл взгляд с Линаэвэн на Бэрдира. Что, шутки у них такие?
– Не смешно, – сухо ответил беоринг. – И если вы нашутились, то пора бы идти.
– Что не смешно? – с недоумением произнесла Линаэвэн.
Бэрдир вздохнул. Протянул руку, снял заколку…
– Я почти уверен, что она околдована.
Март вскинулся и распахнул глаза, видя, как нолдо легко забрал у Линаэвэн заколку, еще утром подаренную Повелителем, а она промолчала. Лицо горца покраснело от гнева, но он ничего не ответил. В конце концов, это был подарок Линаэвэн, и она была вправе распоряжаться им, как хочет. Даже – не ценить.
– Мне пора, – мягко ответила эллет и сосредоточилась. Она слышала, что на этом ужине будет Саурон, и вспомнила, что Фуинор говорил также что-то об общих целях.
Бэрдир повторил своё пожелание и сжал руку Линаэвэн.
– Надеюсь, теперь тебе будет легче.
Линаэвэн подумала, что Саурон теперь потребует ответа, отчего на ней нет заколки. И, возможно, даже сочтёт «необоснованный» отказ от подарка нарушением.
– Всё же дай мне её…
Горец сухо подал эльдэ руку, и они вышли из кухни. Ждущие за дверью орки увели Бэрдира.
***
– Может быть ты устала? – спросил Март, когда они остались одни. – Хочешь сегодня лечь пораньше? Я могу принести тебе ужин в комнату, и ты ляжешь, – с одной стороны Март правда заботился о деве, но с другой… он просто не хотел, чтобы она со своим вечно несчастным лицом и бесконечными претензиями присутствовала за ужином. Горец здорово устал от этой эльдэ за сегодняшний день.
– Ты прав – я устала, и мне было бы легче ужинать в комнате, спасибо, – ответила тэлерэ. – Но я хотела сегодня просить Гортхаура за товарищей. Я просила тебя до того, но это должна сделать я сама.
Или Март увидит своими глазами, что просьбы недостаточно… Или Саурон захочет доказать своё благородство и согласится.
– Ты… шутишь или издеваешься? – не выдержал Март. – Ты сегодня уже хотела говорить об этом с Повелителем. Дважды. И оба раза вдруг меняла решение.
– Я не издеваюсь, просто никогда не умела принимать решение скоро, – отозвалась тэлерэ. – И я по-прежнему считаю гости опасными, и по-прежнему намерена уйти позже… Но ты говоришь, что можно просто попросить Гортхаура, и он может не поставить условий…
– Не умела принимать решения скоро? – жестко усмехнулся Март. – То-то ты так скоро меняла свои желания, то говорить, то не говорить.
Март отвечал сухо, жёстко, насмешливо. Почти враждебно. Линаэвэн внутренне сжалась, вспоминая, каким он был, когда они впервые встретились: дружелюбным, приветливым, терпеливым, жалел эльфов, долго не протестовал, что она зовёт его господина Сауроном…
И на ужине вчера вечером он был сильно огорчён, узнав, что её гнали кнутом. А теперь мог кричать, что им, эльфам, нужен кнут. Как скоро произошла перемена в нём! И виной тому была она… Или нет?
– Потому что решение было ещё не принято; но ты всё равно сочтёшь мои слова обманом. Ты изменился, – с горечью произнесла она.
– Я передам Повелителю твои очередные слова, – сухо сказал Март, прощаясь.
Он правда сказал это Маирону, а Волк тонко улыбнулся и спросил, как прошел сегодняшний день. Умаиар хором сочувствовали горцу, а после ужина Больдог задержал Марта и сказал ему:
– Теперь ты видишь, что тебе не врали об эльфах. И ты видишь, Март, пытки – единственное, что может помочь нам положить этому конец. Эльфы лживы, а нам нужно установить мир, закончить войну.
Март был вынужден согласиться. И тогда Больдог продолжил:
– Но, Март, ты все время за спинами своих товарищей, словно боишься испачкать свои руки. Подумай об этом.
Март сказал, что подумает, но тут его окликнул Повелитель Волков:
– Я иду к Линаэвэн, если она вновь не передумала меня видеть. Хочешь пойти со мной?
Поднимаясь в комнату Линаэвэн, Март, с пылающим лицом, вспоминал ее слова: «Ты изменился». О нет, это не он изменился. Он просто больше узнал об эльфах. Пленные бывали в замке и раньше, но это были воины, которых Повелитель не отсылал вместо подземелья на кухню. А Линаэвэн была девой, к ней Повелитель проявил жалость… Которую эльфы не ценят. Бэрдир так и не попросил ее остаться.
Через несколько минут в дверь комнаты эльдэ раздался стук. На пороге стояли Саурон и Март. Линаэвэн поприветствовала их, а потом сказала, обращаясь к умаиа:
– Я прошу тебя избавить от пыток одного из моих товарищей, что ныне в подземелье… – чуть помедлила. «Одного из» – слишком общее, и она назвала уже известное Саурону имя. – Нэльдора.
– Ты ведь знаешь, Линаэвэн, – ответил Волк, – что ты могла избавить любого, в любой момент. Тебе просто нужно было попросить меня принять вас обоих как гостей.
– Как гостей, и вести беседу – не иначе? – спросила Линаэвэн. Нет. Вновь идти в гости к Саурону и выдать нечто она не хотела.
– А что ты еще предлагаешь? – пожал плечами Волк. – Вы зовете меня врагом и желаете со мной войны. Ты предлагаешь мне отпустить одного из тех, кто убивал и будет убивать мой народ и моих друзей? Это странная просьба, ты это должна понимать. Однако, если вы не можете оказаться от своей вражды навечно – откажитесь на время, став моими гостями.
Линаэвэн опустила глаза. Саурон отказал ей так, что дева не могла ничего показать Марту… Ей умайа вряд ли сказал бы так – «убивал и будет убивать мой народ и моих друзей», но при беоринге он так сказать мог.
– Убивает и будет убивать… как это делают и эдайн? Я прошу тебя… не требовать от нас беседы. Был ли хоть один, кто согласился бы пойти в гости и не выдал тебе нечто важное? – она и сама понимала, что после своих слов вряд ли добьётся согласия, не поступаясь слишком многим. И ещё понимала, что если у неё была возможность убедить Марта… наверное, она окончательно потеряна теперь.
Саурон задумчиво и словно с болью посмотрел на тэлерэ, хмыкнул, но все же ответил:
– Да, был один. Лагортал. А ты ответь мне, как ты видишь это: быть с Нэльдором моими гостями, но не говорить со мной?
Дева словно бежала по замкнутому кругу. Снова уступать? Или снова никому не помочь? Она устала.
– А если я спою тебе песню, Нэльдор получит время?– наклонила голову она. Время до допроса, как она надеялась… Или, в худшем случае, время отдыха.
– Прости, – покачал головой Волк, я не в настроении слушать песни. Но если ты расскажешь мне что-нибудь о письме или о том, зачем все Лорды из Нарготронда – да, я это знаю – послали гонцов к Кирдану – Нэльдор получит время. Расскажи сама, что захочешь. И Нэльдор будет отдыхать до рассвета или даже неделю, в зависимости от твоих слов.
Прямое требование, как ни странно, было облегчением. Эллет могла не сомневаться, не метаться в поисках верного. Она стыдилась бы новой уступки.
– Нет, ни о письме, ни о посольстве, ни об иных тайнах я тебе не скажу.
– Вот видишь, – мягко вздохнул Волк, играя для Марта, – ты не хочешь идти мне навстречу. Даже чуть-чуть. Вы хотите только брать.
– Ты хочешь от меня ответов на вопросы, которые задал бы на допросе, и называешь это «чуть-чуть»? Тогда тебе всего будет мало, и ты будешь требовать всё большего, если только мы не сдадимся, – в сущности, Линаэвэн знала это и так. – И да… ты говоришь, мы берём не отдавая? Возвращаю тебе твоё.
С этими словами она отдала заколку. Волк принял её – так даже проще. Раз ее чары все равно известны, то она больше не поможет, и умаиа все равно хотел заполучить ее обратно – пригодится еще. С другими. А деву он теперь знает, как достать. Чары можно наложить не только на заколку.
– Я хочу прекратить войну, Линаэвэн, – жёстко ответил Волк. – Мне не нравится, что приходится пытать Нэльдора, но иначе не выходит. Облегчи его участь. Скажи хоть что-то о вашем задании, ведь есть безопасное, и Нэльдора неделю не тронут, прекратят пытку прямо сейчас и тебе дадут за ним ухаживать.
Тэлерэ побледнела. Нэльдора уже пытали. Если она скажет нечто, ему дадут отдых на неделю. В обмен на тайну. А потом неделя пройдёт…
– Нет безопасного, – с горечью ответила она. – Кроме того, о чём ты уже сказал… Хотя нет… Я могу сказать тебе, что Нэльдор почти ничего не знает о задании – перестань бессмысленно мучить его.
– Что ты имеешь в виду под «почти ничего»?
– Мы все знаем, куда мы шли. Это уже не «совсем ничего», – большего Линаэвэн рассказывать не желала.
– Если я буду знать все, что известно Нэльдору о вашем пути – мне незачем будет его больше допрашивать. Я велю прекратить пытки сейчас же, и больше Нэльдора не тронут вовсе.
«Всё, что известно о пути» – это и путь из Нарготронда, и место встречи, куда можно послать войска или хотя бы лазутчиков…
– Я пока сказала тебе кое-что, и это… может быть полезным для тебя, – с горечью произнесла дева. – Дашь ли ты Нэльдору отдых?
– Март прав, ты любишь играть словами и требовать, – презрительно поморщился Волк. – Ты ничего мне не сказала о вашем задании. Ты сказала, что о задании говорить не будешь, а Нэльдор о нем мало знает. У меня нет времени играть с тобой, эллет, и слушать твои глупости. Хочешь освободить Нэльдора на неделю – расскажи о вашем задании. Хочешь полностью избавить Нэльдора от пыток – расскажи все, что он знает о задании. И если все же хочешь помочь ему, то поторопись. Думаю, он уже потерял голос, но это не повод останавливаться, а вот дать ему отдых – самое время.
Линаэвэн взглянула на Марта. Что ж, она уже знала, что беоринг рассказывает Саурону обо всём…
– Март сказал мне, что тебя можно просто просить, но моя просьба ничто для тебя. Я согласилась унизиться, спеть для тебя, своего врага, но ты отказал мне – ведь это не служит твоей цели. Я облегчила тебе задачу, теперь ты знаешь, что Нэльдора незачем спрашивать о письме и задании, разве что о дороге – и ничего не получила взамен, – ответила Линаэвэн. Она была очень бледна, но говорила твёрже обычного. – Так кто из нас хочет только брать и играет словами? Ныне ты доказал мне, что уступать тебе бессмысленно: я лишь теряю, никому не помогая. Нэльдор ничего не знает, чего не знали бы другие. Но ты так жаждешь мира, что, даже выяснив, что никакой «необходимости» нет, всё равно будешь пытать юношу.
Волк посмотрел на Линаэвэн и качнул головой.
– Ты готова была унизиться передо мной, врагом, а разве я не унижаюсь перед тобой, раз за разом предлагая мир и получая отказ? – это было сказано для Марта. – А ты опять играешь словами. То Нэльдор не знает почти ничего, то он знает не больше других.
– Почти ничего, – подтвердила Линаэвэн. – Для тебя игра словами – если я не повторяю их буквально; а для меня – мнимые предложения мира, к которому принуждают под угрозой пыток. А то, как я услышала, и пытками. Полагаю, нам не о чем больше говорить.
– Как я могу говорить, если ты не желаешь меня слышать? – вздохнул Волк, и Март с упреком посмотрел на Линаэвэн. После чего оба они вышли.
Впрочем, к Линаэвэн вскоре и правда принесли Нэльдора, сразу после очередного допроса и положили его на походной кровати, чтобы не пачкать основную. Дали и бинты, чтобы Линаэвэн не стала портить простыни. Вода была в кране.
– Не тре… вожься… – с трудом произнёс он. – Я ни… чего не сказал.
«А я сказала», – промелькнула мысль в голове тэлерэ и ушла: перед ней был совершенно истерзанный после пыток юноша. Она не могла сдержать слёз.
– Ты настоящий герой, Король гордился бы тобой, – могла ли она что-то сделать для юноши, могла ли помочь? Ослабить боль, утешить словами, перевязать – да. Избавить – нет. Или да?
– Саурон сказал, что прекратит мучить тебя, если мы вновь пойдём в гости…
– Он и ко мне… приходил. С аданом. Никогда больше, – ответил юноша.
Лицо Линаэвэн вспыхнуло: юноша терпел, не соглашаясь, а она что же сейчас говорит?!
– Ты носишь имя бука, но ты крепче его.
Так прошла ночь, что была облегчением для Нэльдора и мукой для девы. А утром за нолдо пришли орки. Линаэвэн прижалась к Нэльдору, не думая о его ранах, только о том, что его заберут и будут пытать дальше. Не желая отпускать. Конечно, это ничего не изменило.
– Эта тварь ещё ответит за всё, – никогда раньше эллет не говорила с такой ненавистью.
========== 24. Первая ласточка. ==========
Утром Март зашёл к тэлерэ лишь на минуту. Сказать, что, как он слышал, Линаэвэн вряд ли спала ночью, и потому пусть отдохнёт сейчас, днём, и на кухню не идёт.
Эллет была слишком потрясена при виде того, что делали с Нэльдором. Потом слишком погружена в то, чтобы говорить с ним, перевязывать, поить водой, стараться снять боль по мере сил, ведь она и не была целителем. Нолдо стало лучше… а потом слишком скоро настало утро, юношу увели, и она вновь плакала. Только когда пришёл Март, дева осознала: Нэльдор всё же получил отдых. Пусть только до рассвета… Март ни слова не сказал за неё во время разговора с Сауроном – но он видел Нэльдора, он говорил, что пошёл бы на всё, кроме предательства…
– Спасибо, мне действительно нужен отдых. Скажи, это ты попросил за Нэльдора? – какие бы речи ни вёл Март, если его поступки были добры, он только показался тэлерэ ожесточившимся…
– Нет, я не просил, – ответил Март. – Это было незачем. Я спросил Повелителя, сделает ли он что-то для тебя, и Повелитель сказал, что, разумеется, да.
Линаэвэн отдыхала в комнате, но не могла видеть Бэрдира или говорить с Мартом, хотя осталась здесь, чтобы убеждать адана. Да и за время бесед он переменился только к худшему. Измученная эльдэ сама не заметила, как заснула.
Через какое-то время Март снова осторожно постучал в комнату Линаэвэн. Не услышав ответа, он тихо вошёл в комнату и оставил на столе завтрак.
То же повторилось и в обед.
***
А к Нэльдору ранним утром пришел Эвег, но умаиа был хмур и не превращал лечение намеренно в пытку, и хотя действовал жестоко, но как можно более быстро, чётко, расчетливо. Его действия все еще несли боль, но меньшую, чем раньше. В конце концов Эвегу надоело, что эльф дёргается и мешает работать, и целитель коротким движением усыпил Нэльдора.
Пока нолдо оставался в сознании, он недоумевал, отчего целитель вдруг стал менее жесток. И вовсе не понимал, отчего ему была дана встреча с Линаэвэн; её забота принесла радость и покой, сменив нескончаемый ужас. Нэльдор мало говорил этой ночью, только главное – слишком трудно и больно это было (он охрип от криков, а если бы не целитель, давно лишился бы голоса). Рядом была Линаэвэн, и не было умайар, он лежал на постели, можно было попросить воды одним взглядом, лечение не причиняло боли (в Нарготронде ему никогда не пришло бы в голову, что целитель может быть палачом), и не нужно было держаться. Нэльдор с удивлением понял, что не спросил – почему эта ночь стала возможной, а сейчас… не палача же спрашивать. Сейчас снова нужно было держаться и готовиться к худшему.
***
Утро Бэрдира началось с прихода Фуинора.
– Повелитель просил извиниться: он занят и не может завтракать с тобой, – сообщил умаиа. – Но он постарается освободиться к обеду.
Волк и правда был занят – нужно было уделять свое личное внимание строящейся дороге. Впрочем, к обеду он также не освободился.
***
Время до обеда прошло для эльфов без происшествий, зато после обеда сутки отдыха, назначенные Лагорталу, истекли. Его вновь привязали к креслу, а перед ним вновь поставили уже подлеченных Арохира и Химмэгиля.
Химмэгиля усадили в грубое кресло, накрепко привязав, а его левую кисть вновь уложили в открытый пальцедробительный механизм.
Арохира закрепили напротив в раме. Только его скованные и поднятые руки удерживали от падения систему блоков – и когда тяжесть станет неподьемной, и лорд Нарготронда опустит руки, пальцы Химмэгиля будут разломаны.
– Что будешь делать? – спросил Больдог. – Опустишь руки сразу и сломаешь ему пальцы быстро, или будешь держаться и переламывать их медленно?
– Выбора нет, нет и вины, – быстро заговорил Лагортал, пока ему опять не завязали рот. – Всё равно что ударили бы твоей рукой против твоей воли.
Лагортал пытался поддержать Арохира, но сам был в ужасе от того, что должно было произойти.
Что бы не говорил эльф, видимость выбора всё же была, и она была страшной: Химмэгиль будет покалечен, словно бы рукой Арохира, быстро или медленно Если Арохир опустит руку, пытка будет легче, но тогда… он будет участвовать в этом своей волей, своим решением. А твари наверняка скажут потом, что не довели бы до конца, прервали раньше.
Больдог засмеялся и завязал рот Лагорталу, как и вчера.
– Ты ошибаешься, эльф. Выбор все равно есть. Или решиться быстро сломать пальцы, или из трусости мучить товарища, медленно и долго причиняя ему боль.
Арохир выбрал второй путь. Он из всех сил напрягался, но все равно не мог не опускать руки, и штыри медленно вращались и смещали суставы, растягивая мышцы, сухожилия, пока, наконец, с чавканьем кости не сломались.
Надежда Арохира, что начатое прервут, не доведут до конца, не сбылась. Несмотря на сказанное, Арохир не мог не чувствовать себя в ответе за муку, которую испытал его товарищ. Химмэгиль старался как мог сдержать стон, крик, но это было сверх его сил…
Когда кости оказались сломаны, и пытка завершилась – или прервалась – Химмэгиль запрокинул голову. Он больше не сможет держать меч. Нет, наверное, сможет. Он был левшой, но мог научиться. Если только…
– Оставьте хотя бы вторую руку, – вырвалось у него.
Больдог хмыкнул. Пытка должна на этом была только начаться, но своим восклицанием Химмэгиль изменил планы Темных.
Нолдор ни о чём не спрашивали, но по привязанному Лагорталу было ясно, что требовали что-то от него. По лицу эльфа текли слёзы, но он всё равно не мог прекратить пытку. Арохир подался вперёд, он готов был просить врагов за товарища, за то, чтобы это не повторяли, но опустил голову, сжал зубы.
Эвег подошел и, не церемонясь, начал вправлять переломы и закреплять кости на скорую руку. В этот раз он не чувствовал никакого удовольствия от работы, только раздражение. В прошлый раз Химмэгилю удалось достать умайа, сейчас же он не противился.
– Больше не будешь ерепениться? – усмехнулся Эвег, глядя на то, как нолдо терпеливо подставляет ему руку. Жесты целителя незаметно стали мягче, а нолдо вдруг… почти перестал ощущать боль в кисти. На большее в присутствии Больдога Эвег не осмелился. – Я приду к тебе в камеру и закончу лечение.
С этими словами целитель отступил. Химмэгиль изумлённо посмотрел на Эвэга, когда тот снял боль в изломанных пальцах. Затем нахмурился, думая: конечно, он получил это за свою просьбу. Обоих пленных отвязали и одного за другим увели, каждого в отдельную тесную деревянную камеру.
Перед тем как Арохира вывели, Больдог сказал ему:
– Ты скоро станешь как мы. Ты уже выбрал долгий и мучительный путь, смотрел на его страдания и тянул их.
– Ты мучал его, орк, и хотел, чтобы я по своей воле в этом участвовал, – но эльф не мог не чувствовать: возможно, Химмэгиль не стал бы просить, если бы ему было не так тяжело.
***
Пока в камеру не привели других эльфов, Эвег подошёл к Лагорталу, развязал тому рот и начал рассказывать о том, что вчера он и Больдог делали с Нэльдором, о том, как эльфеныш кричал и плакал, пока не сорвал горло. Эвег пытался заглушить страшное ощущение пустоты и ошибки внутри себя и хотел, чтобы Лагортал страдал.
– Но он выдержал всё, его дух твёрд, Нэльдор сильнее вас, – с болью и гордостью говорил Лагортал. – Вы терзаете тело, но не можете добраться до души, только рвёте кусочки от собственных, разрушаете их.
– Да, Нэльдор выдержал – один день. А сколько будет у него таких дней? Мы можем превратить его жизнь в бесконечную череду боли, без просвета и надежд на избавление. В жизнь, где забытье и беспамятство станут желанным отдыхом. Мы доберёмся до его души, Лагортал. Так или иначе, мы уже это сделали, – и Эвег победно улыбнулся. Нэльдор был в бездне боли и безысходности, он рыдал и срывал голос, и такое уже не пройдет само по себе. А они помогут закрепить результат и развить достигнутое.
– Вы можете терзать дальше любого из нас… не бесконечно, но долго… Если вам нужен я, лучше бы меня, но вы бесчестны. А душе вы можете тоже принести страдание, но не победить. Ты здесь давно – разве все, кого ты видел, сдавались?
– Не все ломаются, – прошипел Эвег в лицо пленнику, – но где гарантия, что Нэльдор не будет из тех, что раздавится? Пока он бодрствует, его истязаем мы, а когда спит – видит кошмары Фуинора. Как думаешь, надолго его хватит?
Лагортал верил в Нэльдора, но кроме юноши был Химмэгиль, который не удержался от того, чтобы просить врагов – удержится ли долго, если его будут калечить и терзать кошмарами, пытками и лечением поочерёдно?! Лагортал закрыл глаза и вновь открыл. Перед ним был этот умайа, который ненавидел его самого и терзал его товарищей… но у него был шанс…
– Ты можешь быть отвратительным, но ты не такой, как Саурон. Ты говоришь это мне, чтобы причинить больше боли за те вопросы, что я задал. Но я задал их не для того, чтобы уязвить; и они не уязвили бы тебя, если бы не были важны для тебя самого.
Целитель выдавил из себя ледяную улыбку.
– Ты убедишься, что я такой же. Тот, первый, тоже был уверен, что я иной. Но прошло почти пять веков, а я по-прежнему здесь! – вот только он давно уже держался подальше от Владыки и его логова… – Ты еще сам увидишь, что я такой же. Когда выпросишь себе облегчение: чтобы начали пытать тебя, а не других, и когда попадёшь в мои руки.
– Ты уже слышал подобные слова? – Лагортал не знал, имеет ли смысл тогда говорить снова, но он должен был и говорил. – Ты жесток, но ты другой, хотя можешь стать таким же. Если позволишь Тьме пожрать тебя целиком… Пока ты словно сохранил нечто, что не гниль и пустота…
Но в этот момент в камеру ввели новых пленных, и Эвег снова заткнул Лагорталу рот.
Имен этих нолдор Темные пока не знали, но было видно, что эти эльфы были опытными. Пугать их было бесполезно, но на Лагортала и они произведут впечатление.
Эльфов из второй пары поставили в рамах напротив друг друга. Фантазия Больдога, казалось, была неистощимой, и он придумал новый способ, как заставлять пленников мучить друг друга. Умаиа веселился и наслаждался своими задачами. Эвег был там же. Лицо его не выражало былой радости и заинтересованности, но каждый раз, как его взгляд падал на Лагортала, в глазах целителя читалась ненависть. Эвег ненавидел этого эльфа. За то, что он говорил, как другой когда-то. Ненавидел так, как и не знал, что умеет. Даже Больдог услышал отзыв и с удивлением обернулся – никогда раньше не встречая ничего подобного от «скользкого» и холодного целителя.
Ардуиль и Таврон обменялись взглядами. Опять? Что ж… один раз выдержали, выдержат и второй. Просьба – небольшая уступка, но уступить однажды – всё равно что сказать палачам: «Это моё слабое место – мучайте моего друга больше и больше, и вы от меня многого добьётесь». Потому, когда началась пытка Таврона, Ардуиль держал себя в руках насколько мог, хотя сам Таврон кричал, почти не пытаясь сдержаться: силы требовались для другого…
Лагорталу не удавалось сдерживать своих чувств или поддержать товарищей, но бывшие пленники и сами держались, бранили палачей и ни о чём не просили. Умаиар видели, что Лагортал не ломался – но этого почти и не ждали. Было достаточно того, что он страдал.
Наконец, двух товарищей поменяли местами, и пытка возобновилась.
Теперь Ардуиль кричал и от своей боли, и от того, что перед тем пытался удержать в себе в меру сил… Но кто это поймёт? Пусть лучше считают, что для него собственная боль тяжелее. Хотя… если бы он и хотел молчать, не смог бы: слишком сильной была боль.
Наконец, и эта часть допроса закончилась.
– Я же не могу дать Саурону то, чего он хочет, я же говорил, – обессиленно произнёс Лагортал, когда измученных Ардуиля с Тавроном увели и с сидящего сняли кляп. – Вы только бессмысленно терзаете их. Если бы я мог уступить, Саурону это было бы не в радость, он был бы разочарован; но и ты, Эвег, сумел бы ты чего-то добиться – тебе это в радость будет, ты будешь счастлив?
– Ты можешь кое-что дать нам и помочь Нэльдору, – улыбнулся Эвег, радуясь своей власти над Лагорталом. – Линаэвэн сказала, что Нэльдор почти ничего не знает о вашем задании. Вели ему рассказать, что именно он знает, и больше его никто не будет пытать! Спаси того одного, кого можешь. И более того. Ты спасешь товарища, а я верну тебя Маирону, и другие не будут страдать, займутся только тобой. Хотя бы на время.
Эвег не просто ненавидел Лагортала. Целитель отчаянно боялся. Он понимал, что и правда не получает больше радости от терзания пленных. Точнее… может получить, если до того особым образом себя накрутит… Но не сам по себе. А если он не будет издеваться над ранеными, терзая их и мучая своим лечением – куда он пойдёт? Что он будет делать?.. Куда он может уйти от Властелина Мэлькора? К Валар, чтобы быть заточенным в тюрьму? Или, быть может, к эльфам, которых он пытал? Нет. Он один. И идти ему некуда. И только Тьма вокруг.
Лагортал закусил губу. Это было так просто – передать Нэльдору: «Скажи, что ты ничего не знаешь о задании и о письме».
– Дайте мне поговорить с Нэльдором… – глухо выдохнул эльф.
Лагортала отвязали и повели к Нэльдору, лежавшему в полузабытье в своей клети – погрузиться в полноценный сон нолдо не давали болящие раны.
Ещё по пути Лагортал осознал: Нэльдор сам мог сказать, что ничего не знает, но он смолчал. Для Нэльдора стало так важно ни в чём не уступить врагу, ничего не сказать? Он сам пытался заслонить других от допроса? Не лишит ли он, Лагортал, смысла стойкость молодого воина своей просьбой, не ослабит ли его дух?
– Нет, я не могу ничего сказать Нэльдору. Я прошу вас пощадить его, он шёл только защищать нас и даже не знает о сути того, с чем мы шли…
– Нет, – отрезал целитель. – Или Нэльдор расскажет все, что ему известно, раз тайн в этом нет, или его будут допрашивать, пока не сломают или не замучают до смерти. И ты – будешь свидетелем всему.
Лагортала вернули в камеру, вставили ему кляп и скоро в застенок ввели Арохира и Оэглира. Первый снова стоял в раме, второй сидел в кресле, и пальцы его были в механизме. Больдог решил проверить, что в этот раз решит Арохир.
Оэглир с Арохиром впервые видели друг друга с тех пор, как их взяли, и пытались что-нибудь сообщить друг другу. Арохир знал теперь, что пытку будут вести до конца, но пленника не сделают калекой. И либо он будет держать руки, и с Оэглиром будет то же, что было с Химмэгилем. Либо самому нужно участвовать в пытке, но облегчить её… Или попросить, чтобы всё это прервали, как попросил Химмэгиль. Но на просьбы нолдо готов не был. Перед его внутренним взором предстало все, что должно случится: медленно разрываемые ткани, медленно переламываемые кости, крик Химмэгиля и потом просьба… – и Арохир не смог поступить как в прошлый раз. Он опустил руки, внутренне кляня себя.
Больдог засмеялся и хлопнул Арохира по плечу:
– Видишь, как все просто и быстро? А предыдущего-то ты как долго мурыжил. Или дело в том, что тот не был феанорингом? Этого не так жалко?
Левую руку Оэглира не стали вынимать из дробилки, но правую уложили в такой же механизм.
– Закрепи свой успех, Арохир.
Все повторялось снова – уже в третий раз.
Руки Лагортала сильно дрожали. Тёмные не только пытали эльфов, но заставляли их делать такой выбор, как сейчас… Нужно было найти иной выход, не то, чего хотели Тёмные.
– Они потом восстановят руку! – крикнул Арохир. Казалось, был выход, попросить Тёмных, но не после того, что было. Арохир ненавидел их ещё сильнее.
– Если Саурон меня в рудники прочит, а ты покалечишь, тебе, палач, тоже достанется, – обратился к Больдогу Оэглир, хотя, когда кости ломались, он не мог не закричать. А вторую его руку уже укладывали в такой же механизм.
– Конечно, ты уже ничем от простого орка и не отличаешься, бывший айну, – вмешался Арохир. – Можешь только ручки сауроновских машин вертеть. Ни облик изменить, ни что большее, – нолдо пытался разозлить Больдога и потому старался говорить… даже не насмешливо, а так, словно речь шла об очевидном. Но руки его по-прежнему были закреплены, а правая рука Оэглира вложена в механизм, и… Арохир вновь опустил руку… «Прости меня, если сможешь».
