Текст книги "Птичка-в-клетке (СИ)"
Автор книги: Noremeldo Arandur
сообщить о нарушении
Текущая страница: 35 (всего у книги 39 страниц)
Энгватар с тоской посмотрел вперед, вдаль, на вершины деревьев, тянущиеся до самого горизонта… Как хотелось бы уехать с Лагорталом прямо сейчас, и пусть Волк его ищет-свищет, да еще и от Владыки получит – якшался с эльфами, дал им сманить одного из слуг Владыки Севера! Разве не для того Энгватар отправился вместе с ненавистным Маироном – однажды подловить, донести, отомстить, навлечь жестокую кару? Но тогда доля эльфов на Острове станет еще хуже. Так научились по одному пленнику, что пришёл из-за Моря: нолдор надо бояться, даже когда они в цепях…
Всё ли потеряно безвозвратно или – нужно решиться?
– Я не хочу тебя спрашивать, куда ты идешь… – наконец заговорил Энгватар. – Но если ты будешь в Химьярингэ, я смогу придти к тебе туда.
– Постараюсь однажды туда добраться. Куда направляться сейчас, я пока не решил, а ты… не хочешь спрашивать, чтобы не навредить мне, а не ищешь своей пользы, – Лагортал видел тоску во взгляде Энгватара, тот даже не скрывал её. И даже сейчас, когда Саурон так изменился, Энгватар был отличен от него. Нолдо чувствовал это… возможно, потому что Саурон только вступил на путь изменения, ему требовалось больше времени? – Тебе может прийтись тяжелее сейчас, но это дорога к свободе…
Они ехали ещё некоторое время, пока Лагортал не простился с Энгватаром. К этому времени он решил, куда направится. Со временем нужно было побывать и в Фаласе – рассказать Кирдану о предложении Фелагунда, а родичам Кириона о его участи; и проехать хотя бы по краю Хранимой Равнины, передать вести о посольстве, если выйдет, и о том, что известно Саурону; а после уйти на Химринг. Но вначале Лагортал решил направиться в Брэтиль.
– Пока я уйду в Брэтиль, Энгватар. Туда проще добраться, там я надеюсь встретить кого-то из своих товарищей, что обрели свободу… – в Бретиле жили всё больше эдайн, так что Энгватар мог туда прийти и скрыться среди них, но это было не особенно надёжно. – А после, спустя время, постараюсь добраться до Химринга.
Услышав о Бретиле, Эвег покачал головой, но все же ответил:
– Тогда жди меня там. Я приду так скоро, как только выдастся возможность. Но я не хочу задерживаться в Брэтиле. Не стоит начинать новый путь с того, что прячешься. Я приду к твоим родичам, и пусть они простят меня или казнят. Доброго пути тебе, Лагортал. Земли впереди должны быть безопасны, все орки строят дорогу, но, все же, будь осторожен.
– И ты будь осторожен, – произнёс Лагортал. – Хотя ты и мастер маскировки, тебе теперь опасно задерживаться на Острове. Если прежде я видел, что ты отличаешься от других, то сегодня, сейчас… я сомневаюсь, что ты ещё Тёмный. Я буду ждать тебя – доброго пути!
Лес был неспокоен и тревожен, но в сравнении с долиной Сириона это были уже совсем иные края. Лагортал думал о том, каким чудом завершилось его пленение, и как было правильно, что для этого посольства, которое угодило в засаду, Финрод выбрал именно его. Лагортал думал так с первого дня, когда их захватили, но в те дни это были совсем иные мысли: нолдо не хотел бы видеть на своём месте Гвиндора, Бранвэнниата или Гвэтрона. Сейчас всё было иначе. И не потому, что другие Верные Финрода оказались бы хуже: тому же Гвэтрону назначено иное, он нужен на ином месте, а это выпало ему, Лагорталу… и, кажется, он с этим справился. Только оставалась тревога за других пленников. Всё же… вряд ли Гортхаур отпустит всех. И теперь, как осознал Лагортал, он будет тревожиться и за Энгватара.
Ему в самом деле было опасно оставаться, он рисковал быть разоблачённым – и угодить в застенки Маирона подобно пленникам-эльфам. Если бы не этот страх, Энгватар уже века мог бы жить совсем в другом месте и совсем иначе…
***
В глухой ночной час Фуинор разбудил Бэрдира.
– Тебе пришла пора уходить, эльф. Поклянись, что не расскажешь никому ни о чем, что было здесь за время твоего плена, и на рассвете уходи, – Фуинор вовсе не ожидал, что Бэрдир согласится: тем хуже для него. Ему никто не обещал свободу за его рассказ.
– Ты что, пришёл по собственному усмотрению меня отпускать? – хмыкнул Бэрдир. – Твоему господину это вряд ли понравится, я же обещал ему, что взамен на свободу Лаирсула остаюсь в крепости насовсем. Ну, или пока её наши не возьмут.
– В твоей службе больше нет нужды, Бэрдир. У тебя есть последний шанс уйти. Или пользуйся им, или нет.
Его освободили от обещания – что это значило? Возможно, что Эйлианта теперь будут допрашивать? Ведь феаноринг, в отличие от Лаирсула, мог знать немало… и тогда давать ему защиту насовсем Саурон не станет. Он, Бэрдир, уйдёт, а Эйлианта сразу же начнут пытать? Но если не уйдёт – что мешает Саурону просто закрыть перед ним двери кухни? И всё же – скорее всего, Саурон ещё повременит с допросами. Он сейчас старается изображать доброго хозяина: освобождает пленников (за рассказы, да), слушает песни, не выспрашивая о тайнах, и Линаэвэн позволяет оставаться в гостях у Марта… И сейчас ему, Бэрдиру, предлагают уйти, а не просто отправляют в подземелье. Хотя могли бы. Если Саурон сейчас хочет допрашивать Эйлианта, то, скорее, попытается добиться, чтобы нолдо ушёл оттуда сам, а это уже зависит от него; а ещё – если защитить не получится, можно попробовать помочь Линаэвэн с этим аданом. Вдруг в самом деле в Дортонион отпустят? И в другом… быть может, ещё придумает, чем может помочь.
– Я остаюсь, – сказал нолдо.
– Раз ты так выбрал, никто тебе больше не поможет. И в Ангамандо ты расскажешь о Нарготронде все, что знаешь.
Вслед за Фуинором в комнату вошли орки. При помощи умаиа они быстро скрутили нолдо и вылили ему в рот одно из глубоко усыпляющих зелий Эвега. Утром в крепость прибудет обоз из Твердыни – привезет продовольствие. С этим обозом Волк и отправит в Твердыню Бэрдира. Владыка будет доволен таким подарком.
***
Закончив разговор с Бэрдиром, Фуинор пришел в камеру Кириона.
– Что ты надумал, эльф?
Сколько Кирион передумал за эту ночь! Вначале мысли шли по кругу – Лагортал тоже рассказал, в обмен на свободу – как такое может быть?! Он так Светел и мудр, и он не переменился при последней встрече. Тёмные, конечно, оклеветали его, чтобы убедить его младшего друга ложью. Но откуда тогда известие о палантирах? Значит, Лагортал тоже рассказал? В обмен на свободу? Затем только Кирион вырвался из этого гнетущего круга. Лагортал сказал, что Саурон отпустил пленников, он поверил ему… Быть может, Саурон уже услышал его и близок к раскаянию? Не слишком ли скоро? Или Саурон обманул его? Да, такое могло быть. И Лагортал мог что-то выдать невольно, в беседе. Вновь припомнился Кириону взгляд Лагортала, привязанного к креслу, его слова. Да, даже если Тёмные сумели – пыткой ли, обманом ли, чарами ли – добиться от Лагортала рассказа, он всё равно хотел бы, чтобы другие держались! И Кирион ответил:
– Нет, умайа. Я не стану рассказывать.
– Ты выбрал, – сказал Фуинор и вышел.
***
Утром Март, как обычно, зашел за Линаэвэн:
– Доброе утро! Сегодня приехал обоз с продуктами, у нас много работы! – Март был радостен и весел. Он жил в прекрасной крепости, и его друг и наставник, Повелитель Волков Маирон, был лучшим и благороднейшим на свете.
Линаэвэн хотела было произнести: «Извини, Март, но я ухожу – я должна быть со своими товарищами». Но большинство товарищей, рассказав об известном, ушли или готовились уйти. Она не поступит так же, зная слишком многое. Три дня уже прошли. Но Саурон не напомнил о том ночью, даже после её удара; то, что могущественный умайа не то что не потерпел вреда, даже не отвлёкся, здесь не имело значения – до Больдога Ламмион вовсе не дотянулся. Значит, с Мартом она может говорить по-прежнему. Мало надежд, что это что-то изменит, но он хотя бы может дольше остаться собой… Она здесь готовила для своих товарищей, которых иначе кормили бы орки (и уже узнала от Бэрдира, что он благодарен ей за это, а не считает согласие готовить позором); возможно, могла помочь им и другим. И сберечь тайну посольства и тайну Нарготронда легче было здесь. Оставаться в гостях у Марта – не то, что идти в гости к Саурону, что расставлял хитроумные ловушки. И эллет после раздумья улыбнулась адану и кивнула:
– Идём готовить, – едва ли Март упрекнёт её, что она опять передумала и не уходит в подземелье.
***
Орки приносили на кухню ящики и тюки, работы было много, и говорить ни о чем не получалось. Однако Март успел передать Линаэвэн, что ночью Лагортал уехал из крепости, и Бэрдир, кажется, тоже.
– Теперь только вы трое осталось здесь. И еще те, кто не успел уйти, но это ненадолго.
– Лагортал и Бэрдир? – изумилась Линаэвэн. Первый, как она думала, не стал бы рассказывать о переданном ему Финродом, второй, как она знала, уйти отказался. Хотя могло быть так, что Бэрдир, почти ничего не знающий о посольстве, согласился на что-то с условием, чтобы Лагорталу даровали свободу. – Не ждала, что они могут уйти. Тебе сказал кто-то об их уходе?
– Я сам проводил Лагортала, – ответил Март. – А Бэрдир ушёл, когда я спал.
Услышав, что Март провожал Лагортала сам, Линаэвэн расспросила его, как это произошло.
– Он Светлый – Лагортал, – задумчиво произнесла эллет. – Возможно, его пожелание свободы и исполнится. Пусть его путь будет добрым, как и путь Бэрдира, и остальных.
***
Эйлианта вновь привели в камеру для допросов и закрепили в кресле.
– Бэрдир умен и живёт наверху, а скоро и вовсе уйдет. А ты держишься за глупые идеалы и обрекаешь себя на это, – сказал Больдог, для которого обмануть было, что стакан воды выпить.
Эйлиант не слишком сомневался, что Бэрдир скоро уйдёт: он так вёл себя в последний раз, что может всё выдать! Сколько их осталось, тех, кто до сих пор не сдался? Юноша меньше знал о том, кто кем послан, кто знает много, а кто – мало, чем его старшие товарищи.
Вскоре на стене напротив феаноринга закрепили Кириона. Работа закипела.
Эйлиант был готов (как он думал) к пытке. Но его самого не мучили, зато мучили Кириона на его глазах. Синда не был вынослив, ему тяжело было сдержать стоны и крики, а Эйлиант мог только клясть Тёмных и безуспешно пытаться вырваться.
Но пытка, которой Больдог подвергал Кириона, была так жестока и нескончаема, такая мольба читалась во взгляде синдо, что Эйлиант, который был уверен, что он-то ни в чём не уступит Тёмным, наконец выкрикнул:
– Прекратите это!
– Скажи, Эйлиант, что ты знаешь, и мы оставим Кириона.
Как же нолдо не хотел говорить, он сам осуждал Оэглира – а ему, может быть, пришлось ничуть не легче. Но Эйлиант не мог отвести глаз от окровавленного, с трудом переводившего дыхание Кириона.
– Обещайте, что не будете больше пытать Кириона, и я… расскажу что-то о посольстве, о моём поручении, – наконец тихо выговорил юноша. Нолдо думал рассказать о том, что Лорд Келегорм передавал Кирдану: при нападении на Фалас, при новой осаде, фалатрим могут рассчитывать на поддержку его воинов. Ведь Тёмные, наверное, могли догадаться, они тоже знали историю.*
Кирион хрипло выдохнул. Будь он покрепче…
– Ты хочешь слишком многого. Или ты расскажешь все, и тогда Кириона не будут больше пытать, или ты расскажешь часть, и Кирион получит неделю.
Конечно, Эйлиант хотел избавить Кириона от пыток навсегда, но он не собирался рассказывать обо всём.
– Я должен передать, что если на Гавани Фаласа нападут, то фалатрим могут рассчитывать на помощь воинов Лорда Келегорма, – произнёс эльф. – Больше я ничего говорить не буду. Пусть Кириона освободят на неделю.
– Эй… лиант, – произнёс Кирион. – И не го… вори больше ниче… го.
Темные были довольны. Эльф не подумал, что может отказаться, и заговорил. Не то чтобы рассказал что-то важное… но начал говорить, уже хорошо.
– Видишь, как все просто? – осклабился Больдог. – А расскажи ты все это вчера, был бы на свободе.
Слова Больдога словно обжигали Эйлианта. Ведь он был уверен, что говорить не будет, что устоит. Вчера он отказался – неужели только для того, чтобы рассказывать теперь?!
Эйлианта вернули в камеру, а Кириона закрепили на столе в целительской. Недавно вернувшийся Энгватар склонился над эльфом:
– Говори всем, что мое лечение было той же пыткой, – сказал умаиа, прикосновениями снимая боль. Эвег очень надеялся, что Кирион выполнит его инструкции, но не стал просить подтверждения. Будет как будет. Снова истязать было… отвратительно.
Кирион узнал умайа, хотя не успел узнать в полной мере, каким может быть лечение Эвэга – Лагортала тот лечил скоро и почти бережно, самого синда тогда скрутили и держали так, что он рук не чувствовал, но это делал не Эвэг; а после крючьев лечил Лаирсул. Однако они с Лагорталом поняли, что это палач и тюремщик, ещё когда их не разделили. И после – Эвэг был в застенке, не давал Лагорталу поддерживать их. Но сейчас умаиа говорил иначе и лечил бережно, снимая боль.
– Так и… скажу, – подтвердил он. Сам не зная зачем, задал умайа мучивший его вопрос: – Лагор… тал. Ты… не знаешь, он… что-то сказал? – наверное, это было неразумно, ведь эльф мог сейчас услышать очередные насмешки или ложь. Но чуткий синда ощущал нечто иное, как ощутил особое отношение Саурона к другу.
– Я не знаю, что он сказал… Волку. Они вместе провели много времени. Говорят, что посланец уже унёс сообщение о задании Лагортала на Север, так что… наверное, это правда. Волк обманул твоего друга, Лагортал верит, что Маирон изменится. Хотя кто знает, быть может, так и будет. Но сейчас Лагортал в Брэтиле, и у него все хорошо. В плену вас осталось лишь трое… и я теперь даже не знаю, был ли вам смысл молчать, пока вы еще могли уйти. Все равно слишком многое уже известно.
Синда лежал на столе, и боль уходила под руками Эвэга. И от его слов тоже становилось легче и яснее. Несмотря на всё: на то, что Саурон обманул Лагортала и использует то, что узнал от него, во зло; на то, что Эйлиант заговорил; на то, что их, ещё хранящих тайны, осталось так мало, и всех их ждут пытки, и у Тёмных времени куда больше выкупленной для него недели. С Лагорталом всё будет хорошо, и он ушёл… таким же Светлым и стойким, каким и был всегда. И перемена в Эвэге… не он ли этого добился?
– Благодарю тебя, Эвэг, – Кирион настоящего имени умайа не знал, – за отдых, за лечение, за добрую весть и за правду. Я чувствовал, что тебя можно спросить о Лагортале… И я не скажу о том, что узнал, – к эльфу возвращались силы, но он говорил совсем тихо, помня о предупреждении Лаирсула. Хотя, конечно, умайа и не станут подслушивать.
– Я лечу тебя не ради чего-то хорошего, – горестно покачал головой Эвег. Уже многие столетия его это не тревожило. А теперь… теперь он сам оказался в той ловушке, в которую хотели загнать Лаирсула. – Но тебя все равно вылечат, так или иначе, а я могу дать тебе хоть немного отдыха.
Кирион осознал сказанное – лечение ради продолжения пыток. Хорошо, что Лаирсул теперь был свободен. Но ведь Эвэг занимался этим очень долго, и раньше он выглядел совершенно довольным тем, что делает.
Через какое-то время умаиа неуверенно заговорил:
– Ты правда знаешь что-то, что нельзя выдавать? Волк больше не отпустит вас на свободу, но я попробую уговорить его отпустить друга Лагортала.
Синда шевельнул бровями, чуть вздохнул:
– Знаю. И… Лагортал не хотел бы, чтобы я начал говорить, – Кирион уже обдумывал, как ответить, и будь он только проводником к Кирдану – сказал бы о том. Оставалось надеяться выдержать.
– Тогда я закончу и дам тебе снотворное, другие решат, что ты потерял сознание от боли. И если тебе будут сниться дурные сны, не верь ни в один.
Кирион вновь поблагодарил – за снотворное и предупреждение.
Энгватар закончил с Кирионом – на сегодня. Часть ран нужно будет лечить еще дни. Хорошо, если из недели передышки эльф без лечения проживет хотя бы два дня. И… хорошо, что лечение для него не станет пыткой.
***
Фуинор тем временем встретился с Ардуилем и его безымянным другом.
– Итак, вы клянетесь, что не расскажите ни о чем, что было с вами и вокруг вас в плену?
Ардуиль и Таврон переглянулись.
– Да, но прежде. Саурон дал нам обещание – знаешь ли ты о нём?
– Два обещания – каждому.
– Я знаю об обещаниях. Поклянитесь в том, что я назвал, и вы получите свое немедленно.
– Клянусь, – заговорил Таврон, – что никому не расскажу о том, что было со мной здесь, в плену, со времени, как нас привезли на Остров и до этого часа, и о том, что я видел и слышал здесь. И о том, как именно обрёл свободу.
– Клянусь, – эхом повторил Ардуиль. Как ни жаль было, что они не смогут предупредить своих.
Нолдор поклялись, и их, в сопровождении Драуглина и орков, повезли прочь из долины Сириона.
***
Так прошел день. После ужина Больдог задержал Марта.
– Двое эльфов остались в подземелье, как бы Повелитель ни старался им помочь. И теперь кто-то должен делать тяжёлую работу. Я не хочу взваливать это бремя на плечи Маирона. Он и так страдает теперь. Поможешь мне?
Март побледнел, но решительно кивнул.
***
Эйлианта привели в камеру для допросов, но в этот раз усадили не в кресло, а закрепили на горизонтальной дыбе. В камеру вошли Больдог и Март.
– Кто ты? – резко спросил Эйлиант. – Младший палач?
– Я воин Твердыни, – с гордостью ответил Март, хотя и смотрел на пленника с сожалением. – Никто не желает тебе зла. Ответь на наши вопросы, как все другие твои товарищи, и уходи.
– О да, – хотя Эйлианта не ждало ничего хорошего, он насмешливо фыркнул в ответ на слова о том, что никто не желает ему зла. – Меня привязали здесь, чтобы причинить мне как можно больше добра, хочу я того или нет.
Эйлиант дал Кириону неделю отдыха, но ему самому никто отдыха не давал. Вот и возможность выказать свою стойкость, какой он ждал уже давно! Только теперь он уже сказал, пусть и маловажную часть, из переданного Лордом Келегормом.
– Приступим, – вздохнул орк.
– Ты не оставляешь нам выбора, – отрезал Март и решительно потянул на себя рукоять. Механизм пришел в движение, дыба начала растягивать феаноринга.
– Значит, младший палач, – подытожил Эйлиант. Пытка оказалась схожей с растягиванием и длилась много часов. Перед палачами феаноринг держался гордо и, хотя пытка была долгой, молчал до самого конца, даже теряя сознание от боли. После дыбы, когда и двинуться было больно, Эйлианта били кнутом, поливали раны водой с солью, прижигали раны и кожу раскаленными прутьями… Эйлиант держался, проклиная Тёмных тварей – Больдога и этого, позор своих родичей: беоринга, что участвовал во всём – подавал кнут, воду, разжигал огонь.
Пленника утащили под руки в целительскую, закрепили там, а Больдог и Март пошли пить на кухню.
***
Больдогу не нравилась стойкость нолдо: мальчишка держался лучше многих. Феаноринг даже не вскрикнул ни разу, даже не стонал. Молчал и только насмехался, и проклинал. Это все могло дурно повлиять на Марта. Горец хорошо проявил себя, но все же Больдог и Фуинор говорили с ним, ободряли, сожалели о мужественном, но неразумном пленнике.
***
Тем временем Драуглин в обличье человека довёз Ардуиля и Таврона до опушки Таурэ Хуинэва.
– Помните о ваших клятвах, рабы Севера. Или вы думали, что сами, своими силами бежали из Ангамандо? Нет, вы так и остались рабами Владыки и служите ему лучше, чем в рудниках. Если бы не ваш пример, многие бы молчали и дальше, да и те новости, что вы принесли, достигли ушей Владыки. Вы предали ваших королей и научили ваших товарищей сделать также. Теперь же идите, вы свободны до тех пор, пока вы вновь не понадобитесь Северу.
– Лжец, – Ардуиль усмехнулся и отвернулся от Тёмного. Он сам знал, что произошло, и что он сделал. Да, он был отпущен сейчас за то, что выдал, не то, что в прошлый раз – гордиться тут нечем. Но сказал о посольстве то, о чём не было опасно говорить, и предлагал уйти тем, кто не знал ничего важного, чтобы помочь им освободиться. Может быть, это причинило вред. Очень жаль, если так. Но об этом риске нолдо знал и до слов умайа.
Таврон же вовсе не был уверен после этих слов, что сказанное им было так уж безопасно. Он же знал, что Тьме не стоит выдавать ничего, что умайар могут использовать любую мелочь. Но также знал не хуже Ардуиля – Тёмных нельзя слушать и принимать их слова. В них может быть правда, но она будет смешана с ложью и нацелена на то, чтобы навредить. Сейчас умайа хочет, чтобы они уходили несчастными и запуганными, значит, нужно приложить усилия для обратного.
Когда их Тёмный провожатый остался далеко позади, друзья стали обсуждать, куда теперь идти. Обратно в Нарготронд вернуться было нельзя, их и в прошлый раз приняли только благодаря вмешательству Короля, а если посланные вернулись одни и молчат обо всём, что с ними случилось и где остальные… Да они сами себя могли бы не принять в тайный город, настолько это подозрительно.
– А ведь мы можем предупредить Государя Фингона, – сказал Таврон. – Написать письмо, изложив всё, что мы знаем о самом посольстве. О том, что оно попало в засаду, орки часть убили, а часть угнали в долину Сириона.
– А дальше?
– Дальше запечатать и отдать гонцу. Письма не расспрашивают.
Ардуиль кивнул.
– А самим поискать беорингов, что ныне живут в Хитлуме. Я могу сделать то, что и намеревался.
***
Когда Эйлианта унесли из пыточной в другую камеру, и он увидел Эвэга, юноша понял, что опять нужно будет держаться. Одна пытка закончилась, другая, почти без передышки, началась. Он прекрасно помнил, как этот Эвэг лечил его и Оэглира… а теперь он может ещё и отомстить за разбитый нос. Но Эйлиант с изумлением ощутил совсем другое – Эвег склонился над феанорингом, прошёл пальцами по телу, заглушая и снимая боль. Это могло быть хитростью, чтобы добиться признаний, как обещание свободы, и Эйлиант ждал уже, что сейчас целитель скажет что-то вроде: «Расскажи ещё, и я буду лечить тебя бережно, а иначе…», – и с изумлением услышал совсем другие слова:
– Не выдавай меня, что я помогаю тебе, а не мучаю, – попросил целитель, осторожно подготавливая тело к исцелению.
– Но… почему?! – Эйлиант не мог понять, что происходит.
– Чтобы облегчить твою участь. Вот только… я лечу тебя для новых пыток, – Энгватар избегал смотреть в глаза нолдо.
– Ясно, что для пыток, ты же с ними. Я не понимаю другого, – эльф приподнялся и тут же опустился вновь. Больно не было, но тело-то ещё не было излечено. – Я отказался в первый раз от твоего лечения, и ты стал лечить меня связанным, причиняя боль. А сейчас ты хочешь облегчить мою боль, хотя тогда я напал на тебя.
– Я… не могу больше лечить так, как раньше. Но прочие не должны об этом узнать, иначе я больше не смогу помочь.
Эйлиант прикрыл глаза, а когда открыл снова, они светились воодушевлением. У них, что, появился союзник? Здесь?!
– Я не буду выдавать тебя, – пообещал нолдо.
– Отдыхай, тебе сейчас будут нужны силы. Если я узнаю о готовящейся ловушке, то предупрежу.
***
День завершился, прошёл вечер и ужин. Среди ночи Линаэвэн услышала шум и голоса во дворе. Дева пробудилась в тревоге – впрочем, не оставлявшей её всё то время, что она была в плену. Что означает шум и орочьи голоса, она не знала. Возможно, в крепость привезли новых пленников? А, возможно, ещё хлеб и овощи – и только.
Подойдя к зарешёченному окну, эллет побледнела, увидев, как орки грузят в телегу связанного Бэрдира. Как и сказал Март, Бэрдир покидал крепость, но его ждала отнюдь не свобода. Ангбанд.
Приглядевшись, Линаэвэн поняла, что нолдо крепко спит. Если уж его увозят, лучше бы ему сознавать, что происходит; и как ни тяжела может быть дорога в сопровождении орков, рядом с Ангбандом она может стать передышкой. А то и возможностью бежать, пусть самой малой, если бы нолдо только был в сознании. Наверняка сон был вызван колдовством или зельем, и всё же дева крикнула:
– Бэрдир! – порой звук имени мог подействовать на находившегося под чарами, что, казалось, не слышал обращённых к нему слов, даже самых громких, не ощущал прикосновений… Но нолдо продолжал спать. Тогда тэлерэ запела, стараясь вложить не только чувство, но и силу, в свою песнь об утре и пробуждении. Пленник шевельнулся во сне, но не смог пробудиться, и телега выехала прочь со двора.
Эллет не могла уснуть, думая о Бэрдире. Она не сумела пробудить его от зачарованного сна – тёмные чары были сильнее. Когда он пробудится теперь? Уже в Ангбанде?
Светало. Так начинался её восьмой день в крепости.
***
Март почти совсем не спал этой ночью – но вот пришел рассвет. Беоринг решил, что приготовит завтрак и сразу ляжет опять. Как обычно, он постучал в дверь Линаэвэн.
– Доброе утро! Пойдём, нам пора.
– Доброе утро, – приветствовала она адана. Линаэвэн была бледна и напряжена. – Март, я… узнала, что с Бэрдиром, видела ночью из окна. Орки увезли его связанным, погружённым в сон… и это значит, что его отправили в Ангбанд.
Март только покачал головой.
– Ты опять за свое. Ты же видела, как добр и благороден Повелитель Маирон. С твоим родичем все хорошо.
Линаэвэн повторила, мягко, но настойчиво:
– Я видела его. Орки погрузили его связанным на телегу. Пленника связывают, чтобы он не мог бежать или бороться; для чего это делать, если он отправляется к родичам, на свободу, по собственной воле? – впрочем, больше она не хотела спорить. Март ничего не желал слышать. Говорить адану о том, что Саурон поступает добро и благородно только при своем Смертном ученике, тем более было бессмысленно. – Идём.
Эллет касалась руки Марта – ей было жаль, что этот добродушный адан так заморочен. И, увы, из-за её ошибок не верил ей ещё более, чем вначале.
Пока они спускались по лестнице, тэлерэ различила брызги крови на сапогах горца, которые не заметил Март, когда приводил себя в порядок после допроса Эйлианта. Она вздрогнула всем телом.
– Март… на твоих сапогах кровь, – Линаэвэн произнесла это почти с недоумением, ещё не понимая, как это может быть, после его слов о доброте Саурона, уверенности, что всё будет хорошо.
Март удивлённо глянул и только покачал головой.
– Я и не заметил, – «с непривычки», добавил горец про себя. – Не бери в голову, я все сотру.
Линаэвэн остановилась на лестнице.
– Ты… так спокойно говоришь об этом? – словно о дорожной пыли или брызгах на одежде от пронёсшегося мимо коня: запачкался, не заметил, сейчас омоюсь. Нет, это было не спокойствие, скорее нежелание говорить. – Март, что произошло, и отчего ты не рассказал мне о том? Чья эта кровь? – её голос звенел от напряжения. Упрека или обвинения в нём не было, была тревога за родичей. Он видел Нэльдора во время пытки. возможно, и сейчас видел одного из тех, кого мучили, и стоял совсем близко… В худшее Линаэвэн пока не верила.
Марту было неловко говорить Линаэвэн о том, что он участвовал в допросе пленника. Неловкость превратилась в раздражение.
– Ничего особенного не произошло, Линаэвэн. Лишь то, что происходит в плену с упрямцами и глупцами, которые отказываются от даров. Здесь не о чем говорить, идём на кухню.
Линаэвэн отняла у Марта руку, отступила на шаг.
– Моих товарищей пытали так, что кровь долетала до твоей одежды, и ты говоришь об этом так? Как сильно ты изменился, как скоро стал безжалостен.
– Безжалостен? – возмутился Март.– И тебя, и других уговаривали, как только могли! Вы вынуждаете нас делать это! Думаешь, кому-то из нас нравится допрашивать?
Линаэвэн услышала это повторённое «нас». Ещё надеясь, что ошиблась, переспросила:
– ” Нас» – значит, и ты? – и убедившись, что это так, отшатнулась. С жалостью к тому, что сотворили с этим аданом, соединились чувства, каких она никогда прежде не питала к Марту: страх, отвращение и гнев.
– Это чудовищно, – жалость побудила её говорить дальше. – Я скажу тебе… наверное, в последний раз. Ради того, кем ты был, ради твоих предков и твоего брата. Возможно, однажды ты услышишь и поймёшь. Если бы тебя захватили твои враги, и ты не сделал того, что они хотят от тебя, даже после того, как тебе посулили разные блага, и тебя за это стали мучить, ты счёл бы, что они добры или жестоки? Если бы так поступили с твоими близкими, как ты относился бы к тем, кто это делал? Тоже считал, что они, бедные, вынуждены терзать твоих друзей? Ещё скажу тебе: содеянное тобой непоправимо, но возможность раскаяться и искупить зло есть у всех. Более я не буду ни спорить, ни убеждать. После того, как Саурон сделал из тебя палача, нам действительно не о чем больше говорить.
Слова Линаэвэн… жгли. И Март ответил невпопад:
– Из всех вас молчат только трое, значит, нет ничего страшного, чтобы рассказать, что знаете, и уйти. Даже тот, кого вы зовете лучшим, Лагортал, рассказал все и ушёл. Значит, и вы можете это сделать. И если бы не упрямство, вы бы уже были свободны.
– Каждый решает за себя. И отвечает за себя. Мне говорить нельзя, – она всё же ответила, но уже иначе, чем до того говорила с Мартом. И поняла: он будет теперь убеждать её заговорить, а возможно… и пытать, когда она откажется.
Эллет молча прошла на кухню. Она сейчас помогала родичам, чтобы хотя бы пища укрепляла их силы.
***
Днем Энгватар вновь лечил Кириона.
– Они принялись за Эйлианта. Феаноринг молчит. Линаэвэн остается на кухне, и ее не трогают.
– Спасибо за вести. Хорошо, что Линаэвэн пока в безопасности, – произнёс Кирион. Он сознавал, что именно «пока». Рано или поздно её будут допрашивать о письме. Ещё одно было хорошо, что их осталось лишь трое. То, что допрашивали Эйлианта… это было горько, но могло быть хуже. И у самого Кириона оставались ещё шесть дней лечения и отдыха.
***
В обед, когда Линаэвэн пришла готовить вновь, на кухню зашёл Больдог.
– Март, постарайся отдохнуть сегодня днём. Мне понадобится твоя помощь после ужина, – орк обнял горца за плечо. – Ты настоящий Воин Твердыни. Повелитель прав: скоро тебя будет нужно отвести в Твердыню и представить Учителю. Ты заслужил эту честь.
Линаэвэн услышала слова Больдога и поняла, что сегодня беоринга вновь поведут помогать при пытках. А вскоре уведут в Ангбанд… Что будет с ним после встречи с Морготом? И сделать ничего нельзя. Эллет медленно обернулась к Больдогу.
– Да постигнет тебя гибель за то, что вы сотворили с Мартом, и за всё зло, что ты совершил, – эти слова ничего не изменят: сколько раз пленники проклинали Больдога, сколько раз проклянут ещё.
– Откуда в тебе столько злобы, – вздохнул Больдог и вышел.
***
После того, как ужин был приготовлен, Март предложил Линаэвэн разделить с ним трапезу. И тэлерэ сдержанно ответила:
– Если я принимаю твоё гостеприимство, то не должна отказываться и от еды, – она будет ужинать вместе с ним, если потребуется, и говорить вежливо и сдержанно. Потому что таковы «обязанности гостя».
Эллет говорила то о незначимом с долей отстранённости, а то вежливо уклонялась от ответа. Сердце сжималось от того, что сделали и продолжали делать с Мартом, но теперь она уже не могла говорить с ним как со своим. С обманутым, но добрым беорингом, до которого она так неудачно пыталась достучаться. Возможно, Бэрдиру это удалось бы лучше. Теперь перед ней был тот, кто мучил её товарищей. Но хотя бы не строил ловушек – можно было не слишком опасаться случайно проговориться, если следить за собой.
