Текст книги "Птичка-в-клетке (СИ)"
Автор книги: Noremeldo Arandur
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 39 страниц)
Слова эльфов Больдога не цепляли – пусть бранятся, если это их так тешит.
– Молодец, Арохир! Что бы твой язык не болтал, руки-то делают все верно. Ты обещал товарищу, что его руки вылечат – иди и собери кости вместе.
Цепи со звоном вытянулись из креплений, удлиняясь.
– Ты прав, что я больше чем орк, – осклабился Больдог, и его воля заскользила по эльфу. Если Арохир откроется, чтобы начать лечить феаноринга, ослабить его боль, умаиа был готов проскользнуть в брешь в его аванирэ.
Цепь удлинилась, позволяя Арохиру высвободить руки. Позволяя идти. Тварь, что принудила его к этому выбору, продолжает развлекаться. Стиснув зубы, Арохир подошёл к Оэглиру и начал собирать кости, стараясь помочь, ослабить боль. Ощущение Воли этого… орка было отвратительным, мешало сосредоточиться на лечении, её приходилось словно отталкивать… Больдог мешал эльфу снять боль товарища, и окровавленные пальцы запихивали торчащие кости обратно, пока феаноринг не потерял сознание от боли.
На дальнейшее смотреть было не интересно, и Эвег наклонился к Лагорталу и негромко сказал:
– Следующим будет Нэльдор. Ты можешь его вообще избавить от пыток.
Лагортал прикрыл глаза. Неужели никак нельзя избавиться от этого выбора? Устройство закрепляет руки – можно или держать их, или опустить… И то, и другое станет мукой для товарища.
– Нэльдор знает только о дороге, и я… – начал Лагортал. Их всех могут провести через это, либо он скажет… и здесь окажутся те фалатрим, что должны были их встречать. Или нарготрондцы. – Я… не могу.
– Не можешь? Подумай хорошенько. Те земли далеко от Севера, что мы там сделаем? А когда мы придём в те земли, то тропы нам будут уже без надобности.
– Ты лжёшь: будь это так, вам и это знание было бы без надобности, а вы столько пытаете, чтобы его добиться. Если участь Нэльдора сколько-то зависит от тебя… Скажи – чего хочешь от меня ты?
– Что от тебя хочу я?! – прошипел умаиа. Но заставил взять себя в руки. – Ты ведь не дурак, Лагортал. Ты же понимаешь, что само по себе это знание бесполезно. Но, да, важен сам факт, что Нэльдор ответит на вопрос, – Эвег решил говорить с Лагорталом откровенно, ведь если выгорит, то опять получится, что он, целитель, смог добиться большего, чем палачи. – Это… удар по гордости, Повелитель это любит, но, по-хорошему… это ни на что не влияет. Особенно, если ты снимешь с него ответственность, сам велишь ему рассказать.
– Ведь ты не лжёшь, наверное, – нолдо закусил губу. Это ослабит Нэльдора, но его вовсе не будут допрашивать. Хотя могут ещё требовать службы. Всё это было так тяжело… – Если ты обещаешь, что сказанное тобой правда, что это действительно бесполезные сведения для вас, а Нэльдор будет избавлен и от пыток, и от того, чтобы видеть пытки… я скажу о дороге. О том, что знает Нэльдор, – Лагортал смотрел на умайа необычайно пристально и пронзительно. Взгляд его прошёл через Незримое… И, несмотря на всё, он тихо повторил: – Я не ошибся – ты другой.
Эвег с ненавистью смотрел на Лагортала. Эти слова «ты другой» преследовали его с прихода нолдор в Белерианд.
– Нет, я такой же. Я не изменился тогда, впервые узнав ваше тепло, не изменюсь и теперь. Вы все ошиблись. Но я сказал тебе правду: признание Нэльдора никому всерьёз не повредит. Или я не вижу, как это может повредить. Но Нэльдор сам должен рассказать. Потому, что его потом спросят: «Ты знаешь еще что-то?» – и он должен будет честно ответить «Нет». После этого обещаю: его не будут ни допрашивать, ни заставлять смотреть на пытки, – Эвег ненавидел обещать что-то «таким» эльфам.
– Я не знаю, изменился ли ты, я не видел тебя прежде. Но ты в Незримом мире… не такое тёмное чудовище, каким хочешь предстать. Много серых тонов, и ты чем-то сходен с людьми. Зачем ты так хочешь убедить меня, что ты такой же, как другие? – Лагортал сжал зубы, опустил голову. Нужно сказать Нэльдору… Он предпочёл бы нанести урон по своей гордости, а не юноши. Но Тёмные могут нанести удар хуже, чем по гордости, они хотят принуждать Нэльдора как Арохира… – Я не Король, чтобы велеть. Но я… могу сказать Нэльдору.
Эвег чуть не зашипел и не отпрыгнул, узнав о том, что он иначе выглядит в Незримом мире. Что это значит? Что ему нужно бежать! Бежать прочь, как можно дальше, пока Маирон сам не схватил его и не бросил в тюрьму. От таких мыслей целитель пришел в ужас и едва расслышал слова Лагортала.
– Прекрасно! – прошипел Эвег, нездорово поблескивая глазами.
Тем временем Больдог продолжал заниматься своими подопечными. Феаноринг потерял сознание, и умаиа решил не тянуть время.
– Иди отсюда, дальше без тебя справятся, – проворчал Больдог. Цепи втянулись внутрь, фиксируя Арохира, бесчувственное тело Оэглира унесли – к Лаирсулу.
– Ты молодец, Арохир. Скоро ты освоишь многие премудрости. Ты говоришь, я хуже орка? Ты сам станешь хуже орка.
– Ты не только мерзок, ты и труслив как орк! – ненависть в Арохире смешивалась с чувством вины.
Больдог не стал отвечать пленнику.
– Отдохни пока. Скоро приведут еще одного.
Один из младших Лордов Нарготронда понимал, что это всё будет повторяться снова и снова, его будут принуждать к тому же…
Это было нестерпимо.
В этот момент в камеру ввели с трудом идущего, хотя и внешне невредимого, Нэльдора.
– Погоди, Больдог. Возможно, ты останешься без развлечения, – целитель привычно кривил губы. Он улыбался так, когда смеялся над могучими соплеменниками при троне Владыки, он улыбался так, когда его длинные пальцы проникали в плоть того, кого он лечил, пока пленник изгибался от нестерпимой муки; он улыбался так всегда. Почти без эмоций, сдержанный, тихий и опасный Эвег. – Лагортал хочет что-то сказать Нэльдору, подведи-ка его сюда. И заткни Арохира.
Воля стегнула плетью по лорду Нарготронда, пока умаиа сноровисто вставлял ему в рот веревку-кляп, а Нэльдора поставили перед креслом Лагортала.
– Нэльдор, знаю, что ты держался как мог, что оказался крепче бука, и других не допрашивали о тайнах, – произнёс Лагортал. – Но теперь… прости, я сказал Тёмным, что тебе почти ничего не известно, кроме самой дороги. Скажи о ней, о том, что тебе известно о задании, и тебя больше не будут ни допрашивать, ни принуждать видеть пытки других. Мне обещали, что твои слова… никому всерьёз не повредят. Скажи не ради себя, но ради нас.
Нэльдор понял, что может избавиться, всё закончится – этот ужас, и это не повредит никому. Он верил Лагорталу.
– Я… – лучший из них просил его рассказать все, что Нэльдор знал. Лагортал мог наверняка перенести больше, чем сам Нэльдор, но не мог перенести его пытки… – Они обещали тебе, а ты обещай мне. Что сам не скажешь о задании и о Нарготронде… что бы с кем ни делали.
– Обещаю, что по своей воле не скажу, – серьёзно произнёс Лагортал, и тогда юноша заговорил.
– Я не знаю, с каким заданием шли в Фалас Линаэвэн и остальные. Знаю только, кто шёл и какой дорогой. От того места, где нас схватили, мы должны были идти на запад, в Фалас, к Нэннингу и дальше вниз по реке, пока нас не встретят.
– Ты больше ничего не знаешь? – уточнил целитель. – Например, почему в посольстве были Верные всех Лордов Нарготронда? Или еще что-то? Отвечай честно.
– Потому, что Король так решил, – ответил Нэльдор. – Знаю ещё, что у Линаэвэн было послание, но это вы и так знаете. Что знаю ещё… Считали, что дорога наверняка будет безопасна…
– Видишь, как просто, – мягко улыбнулся Эвег. – Скажи ты это все сразу, и вчерашнего кошмара не было бы. Ты сам себя мучил.
Нэльдор закусил губу, а после вскинул голову.
– Тогда о том же спрашивали бы других.
– Ведите его в башню, – распорядился Больдог. – Пусть там сидит, на солнышко да звезды смотрит. Никто его больше не тронет.
Сейчас, когда кошмар закончился, оказалось, что он во многом помогал забыть то, о чём юноша не мог не думать постоянно до начала допросов. То, что он выдал, откуда они все.
Нэльдора увели в башню, и с этого времени он чаще всего стоял у окна, смотрел на свет, думал о своих товарищах и ждал. Чего, он не сказал бы и сам.
***
Когда Нэльдора увели, Эвег вновь обратился к Лагорталу:
– Среди вас есть еще такие же, как Нэльдор? Если да, пусть и они скажут, что знают, и их не тронут.
– Ламмион и Лаирсул тоже должны знать очень мало, я думаю, – произнёс Лагортал, но он не был так уверен. – Всё же… отчего ты так желал убедить меня, что ты такой же?
– Лаирсул ваш целитель, а Ламмион гость Повелителя. Так что их пока спрашивать не будем. Арохир, Лагортал, похоже, для вас на сегодня тоже все закончилось, – ответил Больдог. – Отдыхайте до завтра.
Арохира увели. Он шёл, подняв голову, с презрением глядя на Тёмных, но чувствовал, что после сделанного сегодня… он уже не будет прежним. А Эвег засмеялся над Лагорталом:
– Я обманул тебя, нолдо. А ты доверчивый и глупый.
Лагортал, услышав ответ целителя, сначала чуть побледнел (они всё же выдали важное для Тёмных, вопреки сказанному?), а потом произнёс:
– Если ты нарушил обещание то доверчив я, но глуп ты. Ты знаешь, что тебе этот обман навредит больше, чем нам. Может быть, потому и боишься. Хотя, скорее, по другой причине.
***
Разведя эльфов по камерам (Арохира вернули в прежнюю, но Химмэгиля там уже не было – после лечения Лаирсула, Химмэгиля засунули в деревянные клетки к остальным), Больдог и Эвег принялись за Долхэна. С ним поступали так же как и с Нэльдором – жестокие пытки сменялись не менее жестоким лечением, краткий отдых, и по новой.
В который раз Больдог наигрался, и нолдо вновь передали Эвегу. С Долхэном умаиа работал без радости и удовольствия, как с предметом – не заботясь о том, что эльф чувствует, жестоко и беспощадно – но без удовольствия! И это злило, это выводило из себя, это пугало.
Долхэн был истерзан, а после пыток его ждало такое лечение… Для чего, для новой пытки?
– Прошу тебя, дай мне отдых, ты же целитель, – взмолился нолдо. Он не знал, как выдержит муку без остановки, муку, разрываемую только воспоминаниями об ужасе, павшем на Тол-Сирион. И о его бегстве. Воспоминаниями, к которым он запретил себе возвращаться и держался этого в крепости и при Сауроне. Но во время пытки и лечения, подобного новой пытке, не мог.
Эвег улыбнулся – он все же был лучше любого дознавателя, и не зря Владыка ценил его! Целитель вдруг со вновь проснувшимся удовольствием подцепил пальцем лоскут трепещущей плоти, потянул на себя, с улыбкой глядя, как Долхэн выгибается дугой.
– Ты знаешь, чего я хочу, – Эвег подчеркнул это «я», не «мы». Это он сейчас владел ситуацией, он добился покорности уже от третьего пленного. – Нэльдор уже рассказал все, что мог, теперь мы знаем и границы Нарготронда, и дорогу до Кирдана, но, вот беда, Нэльдор очень мало знает. Меньше, чем ты, – и вновь чуткие и жёсткие пальцы скользнули в рану и замерли в ней, молчаливым обещанием нового страдания. – Скажи все, и тебя больше не тронут. Ты будешь вместе с Нэльдором в башне. Скажи хоть что-нибудь, и ты получишь отдых.
Долхэн был в ужасе. Умайа улыбался, услышав просьбу, и ответил тем, что причинил новую боль. А затем рассказал о Нэльдоре, о том, что он выдал. Юноша пытки не выдержал – выдержит ли он? И границы Нарготронда уже известны…
– Нет, я не скажу, – выдохнул Верный Ородрета. А умайа готовился продлить пытку, его руки касались раны. – Нет, – Долхэн вспомнил вновь, как они с Таугатолом сидели у Саурона, как сам он пытался выведать что-нибудь у Повелителя Волков… – Передай Саурону… я согласен идти к нему в гости.
Эвегу было досадно, что Долхэн всего-навсего согласился стать гостем… Но и это больше, чем могли добиться другие.
– Хорошо, – пальцы целителя выскользнули из раны. – Но ты будешь хорошим гостем. И если посмеешь вернуться назад… я буду ждать тебя.
***
Пока Темные пытали Долхэна, Лаирсул лечил Оэглира, кисти которого были изломаны. Целитель мог помочь, облегчить боль, передать то, что узнал от Ардуиля… но какой мукой было видеть истерзанных товарищей! И допросы продолжались… Лаирсул не просил ни о чём, сосредотачиваясь на одном: он может помочь.
========== 25. Разные желания. ==========
Ближе к вечеру Март пришел за Линаэвэн.
– Если ты отдохнула, присоединишься ко мне готовить ужин? – Бэрдир помогал сегодня Марту готовить завтрак и обед, но они почти не говорили друг с другом, только по делу. И теперь беоринг опасался, что приход Линаэвэн на кухню опять спровоцирует ссору.
– Да, конечно, я приду, – ответила Линаэвэн. – И так как мы вновь встретимся с Бэрдиром, я хотела сказать тебе что-то о нём. Ты не раз говорил мне, что мы не ценим того, что для нас делают… Стал ли ты лучше относиться к моему товарищу от того, что он подарил рубашку твоему господину, своему врагу? И, несмотря на своё отношение, дал совет, как сделать хлеб вкуснее?
– Линаэвэн, это же не серьёзно, – поморщился Март. – У Бэрдира в шкафу много рубах, о чем и он знает, и я вам уже говорил. Его «подарок» – это скорее издевка. Что до его совета о хлебе… здесь ты права. Я был так зол, что даже не подумал об этом. Я скажу ему спасибо.
– Хорошо, – кивнула Линаэвэн. – О подарке можно и спросить, но отчего ты считаешь его издёвкой? Разве дарят только единственное? Когда отдают единственное или последнее, это более, чем просто подарок…
– Подарок всегда ценен, – пожал плечами Март. – Хорошо, что Бэрдир теперь гость Повелителя. И тебе не мешало бы последовать его примеру.
Так они и вошли на кухню.
На Линаэвэн не было заколки, и Бэрдир улыбнулся. К тому же он беспокоился, что девы сегодня не было.
– Добрый вечер! Я не видел тебя весь день, – произнёс он.
– Март дал мне отдохнуть, – Линаэвэн тоже не хотелось, чтобы они говорили, как враги: это нисколько не поможет убедить Марта… – Вчера я просила за Нэльдора, сказала, что он почти ничего не знает, и ему дали отдохнуть до рассвета, я могла позаботиться о нём… – она не знала, как отнесётся воин. Бэрдир вздохнул и закусил губу.
– Значит, Нэльдора тоже допрашивают. До рассвета – уже хорошо, и я не думаю, что твои слова были опасны… Мне удалось добиться отдыха для Кириона на сутки, но они уже истекли; и пока я здесь и в гостях у Гортхаура, Лаирсула и Эйлианта тоже не тронут… – затем он обернулся к адану. – Спасибо, что дал Линаэвэн отдых.
Март слушал эльфов вполуха и даже вздрогнул, когда нолдо вдруг обратился к нему.
– Это было естественно, – удивлённо пожал плечами беоринг. – Линаэвэн сутки не спала, ей нужно было отдохнуть.
– Естественно, но всё равно хорошо, – отозвался нолдо. Март был противником и мог поступить иначе. Бэрдир ещё рассказал Линаэвэн о том, что было с ним и старался ободрить; объяснил, что нисколько не винит её в том, что его били кнутом (теперь она наконец узнала, кого и как наказали за её молчание).
***
Когда основная еда была уже приготовлена, и женщины убирали ужин в печь, беоринг не выдержал и снова заговорил, подойдя к эльфам.
– Ты, Линаэвэн, сказала, что Нэльдор почти ничего не знает о вашем поручении, а Повелитель ответил тебе, что если он будет знать, что известно Нэльдору, то того больше вообще не будут допрашивать. И если ты говоришь правду, и тому эльфу и вправду неизвестно ничего важного, так расскажи это или вели Нэльдору рассказать, и тогда все для него закончится.
Линаэвэн прикрыла глаза.
– О задании и письме он в самом деле не знает, а рассказывать всё о дороге… тоже опасно. И Нэльдор… никогда больше не пойдёт в гости. Но ведь о дороге знают все, и их всё равно будут допрашивать: зачем ещё и юношу?
– Понятно, – нахмурился Бэрдир. Перевёл взгляд на дев, что убирали пироги (с ними он общался дружелюбнее, чем с Мартом). – Ты права. Но я могу кое-что сказать Гортхауру о себе, быть может, Нэльдор получит хотя бы отдых.
– О какой дороге ты говоришь? – переспросил горец у Линаэвэн. – О дороге через южный Белерианд? И ты думаешь – это те самые тайны, что имеет смысл скрывать? Впрочем, Бэрдир, попробуй и ты, – Март был бы рад, если удастся узнать от эльфов побольше. Но ответа горец ждал от девы.
– Я знаю, что мои слова могут принести несчастье эльдар, – насторожился Бэрдир. – И не могу сказать тебе больше о дороге. Ведь ты не можешь дать обещание молчать об услышанном, а если бы дал, мучить стали бы тебя.
– Никто не станет меня пытать! – горец был полон негодования. – И чтоб я еще пытался помочь вытащить моих врагов из темницы!
Беоринг отошёл от эльфов, закончить скорее свои дела здесь – и прочь, к своим!
– Я попробую снова просить Гортхаура, – сказал Бэрдир Линаэвэн. – Сейчас, когда чар нет, ты по-прежнему хочешь уйти?
Она кивнула.
– Ты сознаёшь, что в подземелье перед тобой могут пытать других? Или пытаться воздействовать на пленных тем, что будут делать с тобой на их глазах? Ведь мы все должны были защитить тебя…
– Всё равно это случится: ведь я знаю больше всех, и только мне известно письмо. Но пока я остаюсь здесь, а других пытают… я не могу не быть угнетена этим, больше и больше. Я чувствую, что поступлю правильно, только разделив их участь.
– Твоё решение твёрдо? – спросил он.
– Да, – произнесла дева.
– Ты свободна так поступить, но знай, что это будет тяжело для нас, – ответил Бэрдир. – И если ты получишь ещё хоть день, хоть два… это очень хорошо.
– Я остаюсь здесь, пока вижу в этом смысл, пока надеюсь убедить Марта, – тихо произнесла Линаэвэн. – Если я буду оставаться без смысла, просто ради себя, я только буду терзаться…
– Ты уже словно перенесла многое, – дозорный вновь занялся делом.
Эльфы говорили, а Март ждал, когда же будет готов ужин. Наконец пришло время, и Март повернулся к «гостям»:
– Нам пора идти. Линаэвэн, ты присоединишься к нам за ужином или пойдёшь к себе?
Линаэвэн задумалась. Она не желала быть на ужине с Тёмными, это было тягостно и не безопасно; но не хотела оставлять всё на Бэрдира. И это была какая-то возможность убедить Марта… Между тем, заканчивался второй день из тех, что дал ей Саурон. – Я иду с вами, – отозвалась она наконец.
– Ты будешь не одна, – Бэрдир сжал руку Линаэвэн.
Март вскинул глаза на Бэрдира:
– Интересно, как ты можешь выполнить то, что обещаешь. Будешь просить Повелителя ужинать не только с тобой, но и с его друзьями?
– Я полагал, мы идём вместе на ужин к Гортхауру, – чуть нахмурился Бэрдир. Его и Лаирсула приводили вместе, в одну комнату… правда, Марта там не было.
– Ты – личный гость Повелителя, он ужинает с тобой. А Линаэвэн обычно отправляется на ужин со мной и моими друзьями, – Март старался говорить сдержанно, и оттого держал себя на дистанции.
Линаэвэн вздохнула и перевела взгляд на Марта.
– Март прав, мы не можем идти вместе.
– Я не знал… – Бэрдир сжал руку эллет. – Жаль, я не могу даже поддержать тебя. Но после… скажу, удалось ли то-то сделать для Нэльдора.
Март только фыркнул про себя, выходя с Линаэвэн. Бэрдир, якобы, хотел быть с девой, хотел помочь ей, но ничего на деле не делал. Даже Повелителя не будет просить и «унижаться». Тьма благородна, а Свет только и может, что говорить красивые слова.
***
Март и Линаэвэн пришли в малую трапезную, куда вскоре подошли Фуинор и молчаливый Ханор:
– Эвег и Больдог сегодня заняты и не могут прийти, так что давайте начинать, – сказал Фуинор.
Эллет тихо поздоровалась, с печалью глядя на Ханора (ещё один замороченный…) Темные мирно беседовали, обсуждали день, строящуюся дорогу, планы на завтра.
– Могу я узнать, о какой дороге вы ведёте речь? – спросила Линаэвэн.
– Повелитель приказал строить новую дорогу, от Волчьего Острова на юг, – ответил Фуинор. Но больше эту тему никто не развивал.
Слова о дороге встревожили эллет. Похоже, Саурон готовил нападение… Не на Нарготронд, ли?! Бэрдир, хоть и кратко рассказывал о себе и товарищах, но ещё узнавал о чарах, говорил с Мартом, спрашивал её о намерении уйти… и не успел сказать о задуманном весной нападении.
Дева вела себя сдержанно, могла молчать, обдумывая, а порой задавала вопросы, которые считала неудобными.
– Если вы хотите мира и нападаете только в ответ, зачем ещё до восхода Анор напали на гавани Кирдана и рассеянных синдар? Ведь они не шли войной на Ангбанд.
– Верно ли, что вы считаете неблагодарностью не ценить того, что вы даёте нам, своим врагам, как комнату или возможность обедать вместе с вами – независимо от того, что мы испытали до того? Тогда не должен ли был и Мэлькор ценить то, что Валар дали ему свободно ходить по Аману, творить, если он хочет, общаться с эльдар?
– Людей называют детьми Солнца, и им будет тяжко во мраке. А как вы намерены поступить со светилами, с Анор и Итиль, если победите?
– Создал ли ты, Фуинор, или другие умайар, нечто прекрасное на этом острове, в этой крепости со времени, как захватили её? Гортхаур показал мне, что вы способны на это, но поступали ли вы так сами, украшали земли вокруг себя по собственному желанию? Я пока видела только то красивое, что создано или эльдар прежде, или людьми.
Умаиар внутренне скривились, но внешне, для Марта, продолжали игру:
– В те годы Валар уничтожили наш дом, – ответил Фуинор. – Они пленили Учителя, убили его народ, преданных ему эльфов. Валар развязали войну, и эльфы с того дня были обмануты и сами не знали, как встали на сторону жестоких. И Мэлько бродил по дорогам Амана, и сердце его сжималось от боли, но он всегда был приветлив с нолдор, многому научил их. Но почему ты думаешь, что мы будем делать что-то с Луной и Солнцем? Мэлько принес свет всему миру, тогда как Валар хранили его лишь для себя. И все мы творим здесь, а те, кто не умеет, например, Ханор – охотник и страж… Видишь, Март, ты не создаешь скульптур, украшений, не поешь песен, так твоя работа и не ценится эльфами. Это для нас и Повелителя ты – Мастер, а для них – просто стряпуха.
Умаиа отвечал на то, на что хотел, и опускал то, на что отвечать не стоило, и смеялся про себя над Линаэвэн – что она ему теперь скажет? Будет ли глупо пытаться уличить его или отступит от задуманного? Она сама себя запутывает и погружает в пучины.
– Фуинор, ты сказал немало, но не ответил ни на один мой вопрос, зато отвечал на что-то своё, – качнула головой Линаэвэн. – Разве я спрашивала, как ты видишь те годы или говорила, что не ценю ничего, кроме искусства? – этих слов было довольно. Если Март захочет услышать несоответствие, он услышит, если не захочет, предпочтёт уйти от всех вопросов и не задумываться, снова обвинив эльфов… Он уже мог убедиться, что Больдог лжёт, но не усомнился, говорили ли ему правду в других случаях. Не нашёл в крепости милосердия, но и это ни к чему не привело. По опыту прошлого ужина, услышав ответ, Линаэвэн не вступала в долгий спор и старалась вместе с тем не сбиваться.
Однако, время спустя, когда ужин подходил к концу, заговорил Ханор:
– Март сказал, Линаэвэн, что ты хочешь убедить Марта встать на сторону Света. Ты думала, к чему это может привести? Март станет врагом Повелителя и всех нас. И Март не сможет воспользоваться гостеприимством, потому что если сделает это, то снова увидит нелепость войны, снова станет нашим другом. Значит, для Марта один путь – быть казненным. Вот чего ты хочешь, светлая эльдэ. Чтобы Март хотел убивать своих друзей, а друзья должны были казнить его. Это так, Линаэвэн?
– Март не воитель; если я сумею убедить его, то, конечно, не смогла бы вручить оружие, какого не имею сама, и не смогу научить биться. И ныне, когда мы, эльдар, для него враги, Март вовсе не желает убивать нас, но и поддерживает, и пытается убедить. Если бы он перешёл на сторону Света и пытался убедить тебя, Ханор, что вы неправы, как бы ты поступил? Это выбор каждого из вас, – она вздохнула. – Да, я понимаю, что Гортхаур не потерпит, чтобы адан стал его врагом. Даже думаю, что не потерпит никакого отказа или неподчинения. Я хочу, чтобы горец Март был жив и не страдал, но участь фэа важнее того, что может испытать хроа. Я и сама предпочту быть казнённой или отправиться в подземелье (даже сейчас, если вы потребуете доказать делом), но не сдаваться перед Тьмой, хотя это дало бы много внешних благ. Когда воин идёт в бой, хотят, чтобы он вернулся живым и без ран, но сдаться врагам хуже, чем пасть в битве.
– Видишь, Март, как бы Линаэвэн не петляла, если из ее долгой речи откинуть всю шелуху, то остается одно: да, она хочет что бы ты стал врагом мне и Повелителю. Вот каков этот ее Свет. Он лжет, увиливает и несет раздор.
– А когда вы убеждали его в своей правоте, вы хотели, чтобы он стал врагом своим родичам-эдайн? – спросила эллет в ответ на слова Фуинора. Она могла бы сказать ещё, что сам Март тоже старался убедить её, но не хотела.
Март вздохнул, услышав тэлерэ.
– Давай не будем портить ужин, Линаэвэн. К чему это все? Никто не настраивал меня ни против других эдайн, ни против эльфов. Наоборот, как видишь, мы все хотим мира с вами. Мы не враги. Я ничего не сделал тебе, и Фуинор, и Ханор. Мы хотим мира, а ты ищешь, как затеять с нами ссору.
– Я ничего не сделала вам, – развела руками Линаэвэн. – Но не буду более спорить.
«Не настраивали против эльфов». Март не видел даже совершенно очевидного – то, что ему говорили об эльдар, и было настраиванием против них…
– Линаэвэн, если мы друг другу ничего не сделали, мы все, здесь собравшиеся, можем дружить, ведь так? – Март смотрел с надеждой и говорил от сердца.
– Я хотела бы, чтобы мы могли быть друзьями, Март – и с тобой, и с твоими родичами. Но Фуинор – тёмный майа… и мне трудно поверить, что он ничего не сделал моим родичам. Разве что, если бы он изменился, – Линаэвэн понимала, что, вероятно, все разрушает. Но она не могла сказать: «Да, я буду дружить со всеми вами».
Март был в растерянности, как это часто бывало с ним в присутствии Линаэвэн. С одной стороны, ее невозможная красота и мягкий голос будили в нем какую-то радость и тоску, с другой – будучи рядом с друзьями, он понимал, что Линаэвэн больше всего похожа на болотные огни. Если бы не товарищи, быть может, и Март поддался бы ее чарам, но сейчас он считал, что его разум брал верх.
– Тогда мы все можем дружить. Фуинор не делал зла тебе, а ты ему.
– Да, мне не делал, – произнесла Линаэвэн. Она не знала, как объяснить Марту, что с тёмными майар нельзя быть в дружбе: ведь он верил им и не верил эльдар. Она была печальна, даже угнетена. Март… Это было горько, адан был совершенно опутан ложью Тёмных, и она сама вела себя с ним неверно с самого начала. Вместе с тем сейчас, освобождённая от заклятья, Линаэвэн припомнила настрой первых дней плена: нужно видеть хорошее… особенно, если в целом радоваться нечему. Она ничего не достигла, но ничего и не выдала. Ей не пришлось встречаться снова с Сауроном – благодаря Бэрдиру…
– Фуинор, ты говоришь, что хочешь мира. Если я буду просить тебя за одного из своих товарищей, за то, чтобы он был избавлен от пыток хотя бы на время, ты поможешь? У эдайн нет возможности, но у тебя есть.
Фуинор только улыбнулся. Эта тэлерэ использовала присутствие Марта против них самих.
– Я посмотрю, что смогу сделать. Не сомневайся, – ответил умаиа. – Быть может, тогда ты станешь любезнее ко мне. Март… мы могли бы посидеть ночью на площадке башни, мы с Линаэвэн бы пели тебе.
– Мне нравится такой план, – улыбнулся Март. – Пойдём, Линаэвэн, я провожу тебя.
Все стали подниматься.
Тэлерэ совсем не желала слушать песни умайа. Она страшилась колдовства, но Марта тоже околдовывают… И Фуинор всё же не отказал и не хотел отказывать при Марте. И она решилась.
– Хорошо – я иду.
***
Когда Бэрдира пригласили на ужин к Волку, там его ждал сюрприз: в комнату как раз ввели здорового, но еще слабого Ламмиона. Впрочем, в этот раз Волк никаких секретов из эльфов не вытягивал и за ужином начал говорить сам, о вполне безобидной вещи – об охоте. Бэрдир был рад видеть Ламмиона; охотник же был напряжён. Они начали было говорить о звере, о следах и стрелах, это не казалось опасным, но из головы у обоих не шло иное. Эльфов не отпускало напряжение. В какой-то момент Ламмион произнёс:
– Я вернулся сюда ради Нэльдора… Что с ним ныне?
– Как я слышал… его допрашивают, – произнёс Бэрдир и сразу же обратился к Саурону: – Я прошу за него ныне. Если я расскажу о своей жизни в Эндорэ, что он получит?
– Зачем мне твоя жизнь в Эндорэ, Бэрдир? – спросил Волк. – Если ты хочешь, ты можешь рассказать, поделиться, но… не думаю, что такой историей можно что-то купить, – еще недавно этот эльф говорил, что не продаётся, а теперь выискивал, чтобы мог такого продать. Как они глупы и наивны, полны самомнения. – А вот ты, Ламмион, можешь помочь Нэльдору. Расскажи все, что тебе известно о вашем задании, ведь ты почти ничего не знаешь, не так ли? И ни тебя, ни Нэльдора не будут больше допрашивать.
Бэрдира чуть не передёрнуло от слова «купить», но он умел держать себя в руках. И он поспешил заговорить прежде, чем Ламмион что-либо ответит.
– Хорошо, моя жизнь в Эндорэ тебе не интересна. А если я, например, скажу тебе, чего я боюсь, чего не терплю? Не «как всякий эльда», а именно я?
Волк покачал головой.
– Хорошо, Бэрдир. Я согласен, а Нэльдор получит три дня отдыха. Но зря ты не даешь Ламмиону вырвать себя и брата из кошмара. Ответь мне, Ламмион, – умаиа посмотрел на эльфа в упор.
Ламмион сжал зубы. Бэрдир желал подсказать, как его лучше мучить… Но Саурон требовал сведений о задании, и это означало бы сказать обо всей дороге и о Линаэвэн. О том, что она не только несла письмо, но была главной в посольстве. И о цели пути – о Кирдане.
– Нет, я не могу тебе сказать, – ответил нолдо.
– Кто знает, что будет спустя три дня? – постарался поддержать его Бэрдир. И обратился к Саурону: – А тебе я скажу, что плохо переношу холод; меня всегда угнетает лёд и снег. И ещё… я страшусь остаться в полной темноте, без света.
– А темноты-то почему боишься? – удивился Волк. Реакция на холод была ожидаемой, на него проверяли всех, прошедших Льды. – Как бы то ни было, я награжу тебя за твою отвагу.
– Попал как-то в одно омрачённое место, еле выбрался, – неохотно отозвался Бэрдир, не уточняя, что однажды пытался пробраться в захваченный Дортонион как разведчик, и что из этого вышло. Он вообще думал, что ослеп тогда…
Волк сразу, едва услышав, подумал, что речь идёт о Таурэ Хуинэва, но решил проверить догадку.
– Ты хотел пробраться в Дортонион? Что же, ты почти пришел. Спрашивай, я тебе отвечу.
Ламмион бросил взгляд на товарища. То, что так скоро понял Саурон, не было такой уж тайной… Зато можно было спросить.
– Спрашивать о Дортонионе? Что ж, спрошу. Знаешь ли ты о вождях народа Беора? Что с ними ныне? – почти все были уверены, что Барахир погиб… хотя, быть может, попал в плен. О Берене же в последнее время вестей не было вовсе.
– В живых остался один Берен Барахирион. Правда, этой зимой он пропал, но я не думаю, что погиб, скорее ушёл в другую часть Белерианда. Такие, как он, не умирают под кустом от случайной стрелы или простуды.
