Текст книги "Волшебники Гора (ЛП)"

Автор книги: Motierre

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 43 страниц)

Ещё стоит добавить, что название улицы Авлос можно перевести улица Флейты. В прежних рукописях я уже упоминал о ней именно в контексте улицы Флейты, но, как мне кажется, правильнее будет её называть именно «Авлос». Так называлась флейта в древней Греции, и это же название, вместе с самим инструментом, перекочевало и в гореанский. Так что во избежание путаницы, просто будем помнить, что улица Авлос и улица Флейты – это одна и та же улица, на которой расположен большой театр, названный в честь Пентилика Таллюкса. Тут надо отметить, что музыка флейты играет чрезвычайно важную роль в гореанском театре, настолько важную, что имя флейтиста обычно указывается на театральных афишах сразу после имени исполнителя главной роли или исполнителей, если таковых несколько. Более того, зачастую флейтист не только находится на сцене, но и сопровождает исполнителей, подчеркивая речи музыкальным фоном. Это одна из традиций гореанского театра, которая способна передать настроение городской улицы, полёт на тарне, отчаяние оказавшихся на спасательном плоту или ветра пустыни. Различные манеры исполнения способны передать и выразить различные эмоции. Какие-то подходят для любовных сцен, другие для сцен баталий и так далее. Наконец можно упомянуть, что «Авлос» – это ещё и гореанское мужское имя. В этом нет ничего нового и незнакомого, ибо это присуще любым языкам. В любой стране можно встретить людей с фамилиями типа Смит – Кузнецов, Купер – Бондарев, Чандлер – Свечников, Карпентер – Плотников, Картер – Возницин и тому подобным происходящих от профессий. То же самое касается фамилий образованных от названий местности, таких как Гэмпшир, Лэйк – Озеров, Хольм – Островков, Ривер – Речников, и фамилий появившихся от названия предметов: Стоун – Каменев, Хаммер – Молотков, Рок – Утёсов.

Носильщики и сопровождавшие его свободные мужчины, а также и компаньоны актёра отошли в сторону от паланкина, оставив Мило и даму, которая, по-видимому, хотела бы быть уверенной в конфиденциальности их переговоров, тет-а-тет. Интересно, этому актёру всегда приходится выдерживать такой натиск разгорячённых женщин по пути из театра до дома своего владельца Аппания из Ара. Естественно, когда паланкин остановился, Лавиния сделала то же самое, и, конечно, замер и я в нескольких ярдах позади неё. Пока Мило был занят беседой с обитательницей паланкина, один из свободных мужчин, тот самый, который забегал вперёд, чтобы задержать актёра и его компаньонов, обратил внимание на Лавинию и начал к ней приближаться. Рабыня, должно быть, заметив это, испуганно обернулась и бросила на меня полный мольбы взгляд, который я предпочёл не заметить. Тогда женщина, повернувшись, начала возвращаться обратно по Авлос, в направлении меня, но тут же замерла, услышав резкий окрик:

– А ну стоять, рабыня!

На мгновение я испугался, что она может запаниковать и бросится бежать. Конечно, никаких шансов убежать у неё не было, уже через мгновение, и она была бы сбита с ног и избита. Впрочем, если бы её не поймал бы этот мужчина, то ей бы досталось уже от меня не далее, как сегодня вечером, прежде всего за неповиновение команде отданной свободным человеком. Такое поощряться не должно. Однако к моему облегчению, Лавиния замерла на месте, хотя было очевидно, что на какое-то мгновение она была напряжена от страха, но у неё хватило здравого смысла повернуться и встать на колени, причём, она учла, что приближавшийся к ней был мужчиной, её колени раздвинулись в соответствующее положение. Одним из преимуществ этой позы, помимо её общей пригодности и её эффекта на женщину, является то, что она обычно весьма умиротворяюще действует на мужчин. Насколько я понял, этот мужчина заметил её присутствие около театра, а также вероятно отметил и то, что она следовала за ними, или, что более вероятно, за тем, за кем следовали они сами. Конечно, я исключал той возможности, что он просто решил скоротать время ожидания, отведя рабыню в сторону, в ближайший простенок, например, прислонить спиной или грудью к стене и немного развлечься. Честно говоря, я бы даже не подумал возражать против этого, если бы в дополнение не возникло какой-либо опасности повреждения моей собственности. Тем более что это полностью согласовалось бы с её ролью государственной рабыни, о которых известно, что они не склонны противодействовать такому вниманию, более того, за ними закрепилась устойчивая репутация особ всячески его провоцирующих. Я ранее упомянул, что городские власти вообще мало заботятся о сексуальных потребностях своих государственных рабынь. Во всяком случае, они, как кажется, довольно редко уделяют внимание тому, чтобы сделать что-либо для удовлетворения их очень реальных, и очень глубоких потребностей. С другой стороны, какое значение это может иметь, если эти женщины – просто рабыни? Но при этом, и это надо признать, государственные рабыни продаваемые частным владельцам зачастую приносят хорошие прибыли. Они жадно стремятся стать рабынями частного владельца, которому они могли попытаться служить с небывалым совершенством и преданностью, лишь бы у них была надежда, что тот проявит некое внимание, пусть самое минимальное, к качеству их жизни. Конечно, прежде всего, это касается внимания к тому удовлетворению, которым их мог бы наградить мужчина. Вот только, когда товарищ подошёл поближе, я разглядел недвусмысленно враждебное выражение его лица, что заставило и меня самого занять позицию несколько ближе. Наконец, он встал перед Лавинией, стоявшей на коленях и дрожавшей от страха. От фигуры мужчины явно веяло угрозой. Рабыня даже попыталась расставить колени ещё шире. Теперь уже можно было достаточно определённо сказать, что в его намерения, совершенно очевидно, входило защитить интересы его работодательницы, в том смысле, в каком он их понимал. Короче, он собирался прогнать Лавинию прочь. Вот только это уже входило в противоречие с моими интересами. Он уже замахивался, чтобы ударить рабыню, когда я шагнул к нему. В тот момент, когда его рука начала опускаться, я перехватил её за запястье, и удержал в воздухе.

– Ай! – вскрикнул мужчина от удивления, гнева и боли.

Я выпустил его руку, лишь когда он прекратил вырываться.

– Ну и что всё это значит? – сердито проворчал он, потирая запястье. – Ты чего вмешиваешься?

– А Ты чего вмешиваешься? – нетерпеливо потирая кулаки, спросил я.

– Я? – озадаченно переспросил мужчина, отступая на шаг назад.

– Ты вмешиваешься в поручение государственной рабыни, – указал я.

– Но она преследует нас! – попытался оправдаться мой оппонент.

– Уверен? – поинтересовался я.

– Ну, хорошо, – сразу пошёл он на попятный, – не нас, другого.

– Кого именно? – уточнил я.

– Его, – ответил мужчина, ткнув пальцем в направлении паланкина.

– А какое тебе до этого дело? – полюбопытствовал я.

– Моя работодательница не одобрила бы её преследования, – сказал он.

– Хочешь сказать, что твоя работодательница – рабыня опасающаяся конкуренции? – усмехнулся я.

– Нет! – воскликнул мужчина. – Она – Леди!

– Да-а? – насмешливо протянул я.

– Это не имеет значения, – раздражено бросил он.

– Неужели, её хозяин ещё не дал ей имя? – осведомился я.

– Вы же видите, что она несёт записку! – буркнул мой собеседник, кивая на Лавинию.

– Дай-ка эту записку мне, – велел я рабыне.

– Это личное сообщение! – сообщила она, но стоило мне протянуть руку, и она безропотно отдала мне листок бумаги.

– Ерунда, – сказал я, заглянув в письмо и вернув его Лавинии.

– Дайте мне посмотреть! – потребовал мужчина.

– Ты не веришь мне на слово? – нетерпеливо осведомился я.

– Нет! – отрезал он.

– Ну тогда, защищайся! – довольно усмехнулся я, засовывая руку под тунику.

– Я безоружен! – опешил мой оппонент. – По закону мы граждане Ара не можем носить оружие.

– Тогда давай уладим наши разногласия на кулаках, – предложил я.

– Да Вы же пьяны! – воскликнул он, отступая ещё на шаг.

– Если это так, тогда у тебя преимущество, – заметил я.

– Это непристойно для свободных мужчин, скандалить перед рабыней, – попытался отвертеться он.

– Так я её сейчас отошлю отсюда, – сказал я.

– Нет-нет, – встревожился мужчина. – От неё нет никакого вреда.

– Ты собирался задержать её, не позволив ей выполнять обязанности? – осведомился я.

– Нет, – замотал он головой. – Конечно, нет!

– Слава Талене, Убаре Ара, – сказал я.

– Да, слава Талене, конечно! – поддержал меня мой собеседник.

– Слава Серемидию, первому министру Убары, старшему капитану, командиру таурентианцев, Мирону Полемаркосу с Темоса и Луриусу из Джада, Убару Коса тоже слава! – перечислил я.

– Да-да, – поспешил заверить меня он, – слава им! Слава им всем!

– Слава толстому тарлариону! – провозгласил я.

– Если Вы того желаете, – сказал мужчина, – то, конечно!

– А Ты очень славный малый, – заметил я.

– Пытаюсь быть близким по духу, – проворчал он.

– Думаю, что стоит завести знакомство с вашей леди, – сообщил ему я.

– Нет, не стоит! – выпалил мужчина.

– Но надо же пожаловаться на твоё вмешательство в исполнение обязанностей государственной рабыни, – усмехнулся я.

– Она в данный момент беседует! – указал он.

– А мне-то что до этого! – отмахнулся я.

– Не надо её прерывать! – потребовал он.

– А может, Ты хочешь меня остановить? – поинтересовался я.

– Нет! – заверил меня он, повернулся и поспешил к паланкину.

– Рекомендую, – сказал я Лавинии, – обогнуть эту компанию и перехватить с нашу цель перед тупиком Тарна, по пути домой.

Насколько я понимаю это его обычный маршрут. Кроме того, всем будет казаться, что это я отослал тебя, торопя уделить внимание твоему поручению.

– Да, Господин, – кивнула женщина.

– Засунь письму под тунику, – добавил я. – Достанешь только тогда, когда возникает подходящий момент.

– Да, Господин, – сказала она, быстро поцеловала листок бумаги и спрятала его под туникой.

– Эта письмо слишком хорошо написано, чтобы потерять, – улыбнулся я.

– Спасибо, Господин, – поблагодарила рабыня.

Всё-таки она сама написала это послание, само собой в соответствии с моими директивами и задачами. Мы с Марком какое-то время пытались спорить над каждой фразой, на затем бросили это занятие, и в конечном итоге, Лавиния составила всё сама. Получилось чувственно, лирично, нежно, пикантно и трогательно. В общем это было отчаянное, просительное письмо от очень умной, глубоко женственной, чрезвычайно уязвимой и полной потребностей женщины, безнадёжно влюблённой, нетерпеливо ожидающей подходящего момента, чтобы отдать всё своему любовнику. Признаться, мы с Марком были поражены тому, какую превосходную работу выполнила Лавиния. Практически, получилось почти, как если бы она написала письмо от своего собственного имени, и не как часть нашей интриги. Только Феба не казалась удивленной, а просто улыбнулась. Она, кстати, тоже сделала пару замечаний, относительно написания некоторых букв, но, поскольку оказалось, что такой стиль был распространён в почерках Ара, Марк в целом поддержал Лавинию. Почерк Форпоста Ара, по понятным причинам, практически мало чем отличался от того, который был распространён в Аре. Конечно, некоторые различия в говоре имеются, но даже они столь незначительны, что выявить их сможет только очень опытный лингвист. Например, если речь Марка привлекла бы пристальное внимание на Тиросе или Косе, или даже в западном бассейне Воска, то она совсем не выделялась из общего фона в Аре.

– Надеюсь, Ты поняла, почему я не позволил тому мужчине ударить тебя? – спросил я.

– Чтобы защитить меня, Господин? – предположила она.

– Не совсем, – сказал я. – Есть другие причины, куда более значимые. Во-первых, соображения подходящести. Например, несмотря на то, что наказать тебя может и должен любой свободный мужчина, особенно в определенных случаях и при определенных обстоятельствах, в данный момент мне это не показалось ни таким случаем, ни таким стечением обстоятельств. Фактически, Ты являешься моей собственностью, и как Ты, наверное, понимаешь, в первую очередь я буду решать следует ли ударить тебя или выпороть, когда Ты того заслужила или мне этого могло бы захотеться, а не другие.

– Да, Господин, – согласилась рабыня, с трудом сглатывая комок в горле.

– Во-вторых, – продолжил я, – я не хочу, чтобы Ты предстала перед нашим другом с, скажем, красной щекой, раздутой окровавленной губой, или синяком под глазом. Это могло бы вызвать определённое недоверие.

– Я понимаю, Господин, – вздохнула она.

Я мазнул взглядом по улице Авлос. Паланкин всё ещё оставался на прежнем месте.

– Сейчас тебе следует поторопиться, чтобы обойти это место, – сказал я Лавинии. – Наш друг вскоре должен освободиться. Его беседа с леди в паланкине, хотя она, скорее всего, этого пока не осознаёт, вот-вот закончится.

– А что, если я не смогу это сделать, Господин, – внезапно всхлипнула женщина.

– Не понял, – уставился я.

– Что, если я умру от страха, даже не посмев приблизиться к нему?

– Я готов пойти на такой риск, – заверил её я.

– Господин! – возмутилась она. – Я серьёзно!

– Сомневаюсь, что Ты сможешь умереть от страха при подобных обстоятельствах, – усмехнулся я, – но если у тебя это всё же получится, то мне просто придётся найти на эту роль другую девку.

– Я поняла, – вздохнула рабыня.

– Так, теперь успокойся, – сказал я ей. – Как видишь, больше нет ничего, из-за чего стоило бы волноваться.

– Я уже почти успокоилась, – заверила меня она.

– Кто Ты? – спросил я, присев перед ней.

– Рабыня, – ответила она.

– Что-то ещё? – уточнил я.

– Только это. Рабыня, и ничего больше.

– Именно это Ты должна помнить, – тихо, но твёрдо сказал я ей. – Когда он приблизишься к нему, просто помни о том, в уме, в сердце и в животе, что Ты – рабыня, и ничего больше.

– Я понимаю, Господин, – попыталась улыбнуться она сквозь слезы.

– Я не сомневаюсь, что у тебя всё получится, – заверил её я, – но если у тебя не получится, то уже Ты можешь не сомневаться, что дома тебя ждёт суровая порка.

– Теперь я не думаю, что потерплю неудачу, Господин, – через силу улыбнулась Лавиния.

– Молодец, – похвалил я, вставая на ноги.

– Вы так добры, – сказала она, и мне послышалась некая издёвка в её голосе.

– Кажется, Ты действительно хочешь быть избитой, – заметил я.

– Нет, Господин! – поспешила заверить меня она.

– Хватит терять здесь время, рабыня, – рявкнул на неё я и, махнув рукой вдоль по улице Авлоса в обратную от паланкина сторону. – Пошла отсюда! Займись своими обязанностями!

– Да, Господин! – воскликнула она и, вскочив на ноги, торопливо посеменила назад по Авлос.

Я решил, что для неё будет лучше нести письмо под туникой, чтобы оно не привлекало внимания. Например, свободный мужчина заметил его. Было волне разумно нести послание в руке, когда мы надеялись, что Лавиния окажется в состоянии доставить его немедленно, скажем, на заднем дворе театра, но теперь-то выяснилось, что ей придётся немного подождать, как минимум пока наш артист не доберётся до тупика Тарна. Впрочем, если я предприму кое-какие действия, то он там окажется довольно скоро.

Повернувшись, я посмотрел на паланкин, и уже через пару мгновений я был подле него.

– А ну в сторону, – бросил я красивому собеседнику дамы, стоящему там.

– Ой! – вскрикнула женщина, сидевшая внутри, отпрянув от занавески.

– Этого-то я и боялся, – сказал свободный мужчина тот, с которым я говорил на улице, всего несколькими енами раньше.

Красавчик, конечно, спорить не стал, и просто отступил в сторону. А если бы я решил настоять, то он бы ещё и на колени должен был встать передо мной. В конце концов, он был рабом.

– Что всё это значит! – воскликнула женщина, торопливо поднимая вуаль, и удерживая ей перед лицом.

– Вот этот приятель, – заявил я, ткнув пальцем в мужчину, в перепалке с которым я совсем недавно поучаствовал, – помешал государственной рабыне исполнять обязанности.

– Подите прочь! – возмутилась женщина в паланкине.

– Просто я подумал, что вам неплохо было бы знать об этом, – объяснил я.

– Избейте его! – приказала она своим сопровождающим.

– Это может быть не разумно, – сообщил ей один из них, поглядев на второго, который, судя по их обмену взглядами, полностью подтверждал это предположение.

– Что, никто не защитит свободную женщину? – возмущённо спросила она.

Её смазливый собеседник, в этот момент, как мне показалось, проявил неуверенность. Возможно, он даже рассматривал вариант своего вмешательства. Во избежание нежелательных, так сказать, последствий, хотя это и было довольно грубо с моей стороны, учитывая его несомненную известность и талант, хотя последнее могло бы быть спорно, я просто скомандовал:

– На колени!

Мило выполнил мою команду немедленно.

– Ох! – выдохнула женщина в тревоге, увидев своего красавчика на коленях.

Двое его сопровождающих, которые оба были свободными мужчинами, в этот момент начали понемногу двигаться в нашу сторону, но мне хватило одного угрожающего взгляда, чтобы они, посмотрев друг на друга, решили сыграть роль статистов. В конце концов, с какой стати они должны были возражать против законного приказа, озвученного свободным человеком тому, кто по большому счёту был всего лишь рабом?

– Атакуйте его! – потребовала женщина от своих свободных сопровождающих.

– Он вооружен! – сообщил ей тот, с которым я уже свёл знакомство.

Честно говоря, на самом деле, как раз сегодня я вооружен не был. Всё же, я вышел в город не в униформе и без нарукавной повязки служащего вспомогательной стражи. Это было бы не разумно, поскольку могло привлечь лишнее внимание. Но зато возникала опасность быть остановленным стражниками, как кадровыми, так и вспомогательными, и подвергнуться аресту за нарушение официального запрета относительно несанкционированного ношения оружия в городе, того самого запрета, который бросил горожан во власти любого вооруженного, кому на этот запрет было наплевать. Когда я сунул руку под тунику, я просто хотел создать у моего противника впечатление, что там у меня скрыто оружие. И тот не замедлил именно это и предположить. Разумеется, будь я вооружён на самом деле, я не стал бы демонстрировать им этого.

– Подите прочь! – снова закричала на меня женщина. – А то я прикажу своим носильщикам избить вас!

– Ты натравишь на меня своих рабов? На свободного человека прямо на улице? – уточнил я.

Ей глаза блеснули яростью.

– Ты кто? – спросил я.

– Это не ваше дело! – закричала женщина.

– Просто, как мне кажется, стражникам это было бы интересно, – усмехнулся я.

– Убирайтесь! – потребовала она.

– Они наверняка захотят установить, кто мог приказать рабам напасть на свободного человека, причём виновного только в том, что он решил сообщить о проступке, – заметил я.

– Прочь! – заверещала обитательница паланкина.

– Кроме того, – добавил я, – если я выпущу кишки нескольким из этих приятелей, как Ты тогда домой вернёшься? Не думаю, что тебе захочется идти пешком по улицам. Так ведь и тапочки можно испачкать.

Такие тапочки были обычной обувью свободных женщин. Зачастую это было целое произведение искусства, прекрасно выделанное и украшенное замысловатыми вышивками. С другой стороны, рабыни чаще всего ходят по улицам босиком, иногда с чем-нибудь на лодыжке, обычно на левой. Это могут быть несколько петель шнура, ножной браслет, тонкая цепочка и так далее.

– А ещё у меня появился вопрос, – усмехнулся я, – о чём это Ты тут общалась с рабом?

– Ох! – задохнулась она от гнева.

– Не думаешь, что гвардейцы могут заинтересоваться и этим? – поинтересовался я.

– Животное! – возмущённо бросила женщина.

– Но тогда возможно, Ты тоже рабыня, – предположил я.

– Животное! – закричала она на меня.

– Ты часом не заклеймена? – решил уточнить я.

– Нет! – возмутилась она.

– А почему нет? – спросил я.

– Слин! Слин! – запричитала женщина.

– Ага, значит, всё-таки не заклеймена, – усмехнулся я.

– Конечно, нет, – заявила сидевшая в паланкине, – я не заклеймена!

– Понятно, – кивнул я. – Ты просто рабыня без клейма.

– Слин! – в бессильной злобе заплакала она.

– Нисколько не сомневаюсь, что таких как Ты много, – заметил я.

– Слин! Слин! – заверещала женщина.

Но в этот момент я дотянулся до её вуали, и сдёрнул с неё этот лоскут ткани, обнажив лицо женщины. Она отчаянно вцепилась в свою вуаль, оказавшуюся в моей руке, но я держал её крепко, и у неё не было никаких шансов. Более того, пытаясь вырвать вуаль, женщина не могла воспользоваться капюшоном для того, чтобы хоть как-то прикрыть своё лицо, руки были заняты. Она, недоверчиво и ошарашено уставилась на меня, её глаза сверкали от ярости. Лицо, кстати, хотя и было искажено гневом, оказалось небезынтересным, прекрасно сформированным и изящным.

– А Ты смазливая, рабыня, – сообщил я ей.

Женщина, с криком обиды и гнева, выпустила вуаль, сжалась в паланкине и закрыла лицо руками, словно пытаясь спрятаться от меня. Ее голова теперь была склонена к полу паланкина, а колени плотно сжаты. Лицо-то она скрыла, зато натянувшиеся одежды сокрытия превосходно обрисовали её фигуру.

– И с фигурой у тебя всё в порядке, – констатировал я. – Было бы интересно посмотреть, как она могла бы выглядеть в лоскутке рабского шёлка.

– Домой! – выкрикнула женщина. – Несите меня домой!

Один из свободных мужчин, её сопровождающих, тот самый, с которым, я уже имел возможность пообщаться, махнул рукой носильщикам, и те подняли паланкин и начали движение. Уже на ходу мужчина задёрнул занавески, но я не сомневался, но что он, прежде чем сделать это, успел заглянуть внутрь и составить своё мнение относительно особенностей фигуры женщины находившейся внутри, и того, как они могли бы смотреться если были подчёркнуты рабским шёлком.

– Окинув взглядом мужчину стоявшего передо мной на коленях, я бросил:

– Ты можешь подняться.

Он встал, что интересно.

– На колени, – зло прорычал я, не скрывая своего раздражения.

Мужчина немедленно снова опустился на колени. Было заметно, что он немало поражён происходящим.

Двое его сопровождающих дёрнулись было к нам, но тут же замерли как вкопанные, остановленные моим предупреждающим взглядом.

– Вы что, не знаете, кто это? – удивлённо спросил один из них.

– Раб, – констатировал я, и повернувшись к Мило сказал: – А теперь давай попробуем ещё раз. Ты можешь подняться.

– Да, Господин, – ответил он. – Спасибо, Господин.

Сказав это, мужчина поднялся на ноги, и кротко встал рядом со мной. Кажется, многие из присутствовавших при этой сцене, потеряли дар речи.

Насколько я понял, и для самого Мило это не было повседневным опытом. Раб, конечно, не должен устно отвечать на всякое разрешение или распоряжение, но ожидается, что его поведение будет находиться в соответствии с определённым этикетом повиновения.

– Можете продолжать свой путь, – бросил я всем троим, освобождая их от моего присутствия.

– Пойдём, – сказал один из тех двоих мужчин рабу, и они, держась плотной группой, не теряя времени даром, направились вдоль по Авлос.

Краем я отметил, что актёр не стал почтительно отвечать на призыв сопровождающего, но затем, я решил, что это было не моим делом. Если эти двое были склонны относиться к рабу так, словно он мог бы не быть рабом, то, какое мне до этого дело. Я решил, что мне не стоит беспокоиться по этому поводу, ведь в данной ситуации взаимодействия со мной лично не было. Кроме того, за время пребывания в этом мире мне приходилось, хотя, что и говорить, довольно редко наблюдать ситуации, в котором рабыни казались мне, по меньшей мере, недостаточно почтительны к своему хозяину. В таких случаях, конечно, далеко не каждый захочет узурпировать прерогативы владельца, даже если тот оказался слабаком. Всегда есть надежда на то, что он, в конечном итоге, поймет, что должно быть сделано и возьмётся, наконец, за плеть. Само собой любая гореанская рабыня рано или поздно, возможно после возрождения мужественности в её владельце, или после очередной продажи, или даже пройдя через несколько рук, оказывается под безупречной дисциплиной. Так это обычно бывает на Горе. Только один может быть господином. Актёр, кстати, один раз оглянулся и довольно озадаченно посмотрел на меня, а потом продолжил свой путь держась рядом со своими сопровождающими. Подозреваю, что ему уже течение очень долгого времени никто не напоминал о том, что он был рабом. Похоже, что Аппаний позволил этому выскочить из его головы. По-моему, это было бы грубой ошибкой с его стороны. Но в любом случае я не видел причины вмешиваться в их дела, особенно в свете моих планов. Теперь они не должны были потратить много времени на то, чтобы добраться до тупика Тарна. Между прочим, я укоротил их беседу со свободной женщиной в паланкине, а, следовательно, сэкономил им несколько енов. Впрочем, я не ожидал и ни желал от них какой-либо благодарности за это. В какой-то момент в памяти всплыло лицо свободной женщины в паланкине. Уверен, благодаря мне у неё появился повод кое о чём подумать. Возможно, сейчас её терзало любопытство относительно того, на что она могла бы быть похожей стоя на сцене аукциона, и какого характера могли бы быть предложения цены за неё.

Лавиния была хорошо осведомлена об обычном маршруте Мило от театра до дома Аппания, и она должна была перехватить его по пути, у тупика Тарна. Повернувшись на восток, я быстрым шагом направился к вдоль по Авлос. Таким образом, я, казалось бы, двигался бы в направлении противоположном тому, в котором ушёл Мило и два его компаньона. Впрочем, я намеревался, сделав короткую петлю по параллельной улице, снова возобновить контакт с ними, и продолжать двигаться на некотором расстоянии позади, чтобы проконтролировать, как пройдёт из встреча с женщиной предположительно являющейся государственной рабыней, по крайней мере, исходя из её одежды. Через несколько енов я подошёл к тупику Тарна, почти не отставая от актёра при этом. Свернув с улицы Авлос, и возможно уверившись, что их никто не преследует, они явно замедлились. Тупик Тарна – улица достаточно широкая, или, точнее будет сказать, достаточно широкая для улицы гореанского города. Она расположена в нескольких кварталах к востоку от Авлос, и с утра до полудня превращалась в своеобразный овощной и фруктовый рынок. Разнообразные лотки и прилавки жались к южной стороне улицы, представлявшей собой практически одну сплошную решётку, густо увитую плетями винограда. По ту сторону этих решёток располагались дома богатых горожан. Тень от ограды предоставляла защиту от палящих лучей солнца для разложенных на прилавках продуктов, а также и для продавцов и пешеходов. Многие улицы гореанских городов, кстати, почти всегда погружены в полумрак из-за их узости и нависающих стен зданий. Результатом этого становится то, что далеко не всегда можно понять в какой стороне находится солнце и, соответственно, легко потерять ориентацию, причём как в пространстве, так и во времени суток. Да ещё и тот факт, что не у всех улиц есть общепринятые или как-либо отмеченные названия, добавляет путаницы. Для того кто живёт в данном районе, это, конечно, больших неудобств не представляет, но для чужака, или просто для человека незнакомого с районом, это становится чрезвычайно запутывающим обстоятельством. В подобной ситуации достаточно интересным кажется то, что большинство гореанских муниципалитетов не только не пытается привнести некий порядок этот кажущийся хаос, но и вполне намеренно сопротивляется даже попытке этого. Однако здесь всё просто, и дело даже не столько в типичном почтении гореан перед традициями, сколько в том что этот беспорядок, по крайней мере, как предполагается, предоставляет некоторое преимущество с точки зрения обороноспособности. Например, бывали случаи, когда отдельные отряды армии вторжения в том или ином городе, буквально терялись в лабиринтах улиц, в итоге оказываясь неспособными собраться, сконцентрироваться и достичь поставленных целей. Рассказывают даже о ситуации, когда вражеская армия уже покинула город, в то время как некоторые из групп всё ещё оставались в городе, потеряв связь с основными силами, не один день бродя по переулкам и пытаясь выбраться. Нет нужды объяснять, что во время войны такие изолированные контингенты – зачастую ожидает незавидная судьба. Многие из таких заблудившихся групп больше никогда не воссоединились со своими товарищами, уничтоженные обороняющимися. Разумеется, захватчики обычно стараются найти проводников, знакомых с городом. Кстати, во многих городах попытка вынести карту города за его пределы считается преступлением. Немало народу попало в каменоломни, шахты или скамьи галер пойманные с такими картами.

Я держался примерно ярдах в пятидесяти позади группы из трёх интересовавших меня мужчин, которые неспешно приближались к тупику Тарна с востока. За всё время я так и не обнаружил никаких следов Лавинии. Но вот, наконец, среди мешанины света и теней, мне удалось вычленить её фигурку, стоявшую около стены где-то в семидесяти ярдах впереди и справа, перед восточным краем ряда зарешеченных оград, вдоль которых обычно шумел утренний рынок. Очевидно женщина, после того, как проскочив переулками обогнула группу Мило с юга, поспешила сюда. Таким образом, она гарантировала, что не разминётся с нашим другом. Кроме того, у неё появилось время, чтобы подготовиться и вернуть самообладание. Лавиния стояла на коленях у стены, около рабского кольца. Как ей и подобало. К тому же, это добавляло нюанс к тому эффекту, который её внешность оказывала на всех мужчин, которые видели её и могли по достоинству оценить её красоту, ошейник и рабское кольцо, располагавшееся на одном уровне с шеей рабыни. К таким кольцам, рабовладельцы зачастую привязывают или приковывают цепью своих невольниц, если им необходимо уделить внимание своим дела в другом месте. Меня порадовало, что у Лавинии хватило ума на то, чтобы не притвориться, что бы она была прикреплена к кольцу «желанием господина», поскольку в этом случае её отход от кольца, мог бы вызвать удивление или ненужные вопросы. Есть много способов прикрепить девушку к кольцу «желанием господина». Один из них, довольно типичный состоит в том, чтобы поставить её спиной к стене, протолкнуть её правую рука сквозь кольцо и обхватить ей левое запястье. В другом, не менее типичном случае, рабыню ставят на колени боком к стене, и аналогичным образом расставляют пропустить правую кисть через кольцо и обхватить левую руку. Однако самым простым и возможно самого распространённым способом «связывания желанием господина», причём не только к кольцу, можно считать простой приказ девушке схватить левое запястье правой рукой за спиной. Нет нужды говорить, что каким бы развлечением, удовольствием или удобством это не представлялось её хозяину, сама рабыня будет вынуждена в отчаянии и страхе стремиться удержать это положение, причём даже в то время, как мужчина уделяет ей внимание, типичное для доминирования. Кстати, большинство рабовладельцев, в такой ситуации, предпочло бы просто связать или сковать невольнице руки за спиной. Этот способ недвусмысленно даёт ей понять, что её сопротивление окажется бесполезным, что она беспомощна и у неё нет ни единого шанса на побег, и теперь она может без боязни и колебаний, полностью открыть себя для радости покорения, восторга завоевания и счастья капитуляции.