Текст книги "Волшебники Гора (ЛП)"

Автор книги: Motierre

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 43 страниц)

13. Заметная разница в Аре

– Вон ещё одна дэлька, – показал я Марку.

– Смело, – признал он. – Уж больно место приметное.

Мы с Марком, спустя несколько дней после инцидента в магазине, прогуливались по проспекту Центральной Башни, который вполне можно считать главной артерией Ара. Во всяком случае, это самый известный, если не самый оживлённый проспект города, к тому же, ведущий к парку Центральной Башни, и, конечно, к самой башне, расположенной в парке своего имени. Это – длинный, тенистый, широкий и красивый проспект славящийся обилием дорогих магазинов и прекрасных фонтанов.

– Вчера вечером сгорели казармы, – сообщил мне Марк. – Ходит такой слух.

– Если это правда, – усмехнулся я, – то не думаю, что об этом сообщат на досках объявлений.

– Тебе не кажется, что в Аре снова начал появляться дух? – спросил он.

– Здесь всё кажется совершенно тихим, – заметил я.

– Тем не менее, – настаивал юноша. – Появилось много отличий.

– Возможно, – пожал я плечами.

– Слышишь? – осведомился Марк.

Мы повернулись, осматривая улицу. К нам с пением приближалась группа молодых людей, построившихся в неровную колонну. Это оказались спортивные команды, шагавшие вместе. В колонне присутствовали одежды цветов, как Ара, так и Коса. Такие команды, собравшиеся с разных частей города, соревновались в различных играх и состязаниях, например в метании камня или дротика, как на дальность, так и на точность, в беге, скачках, борьбе и так далее. Часто проводятся и местные чемпионаты, с памятными наградами для победителей, такими как шерстяные ленты различных цветов, а для чемпионов – венки, сплетённые из ветвей могучего турового дерева. В конечном итоге, различные команды, в соответствующих возрастных группах, объявлялись чемпионами города. Такие спортивные развлечения не были редкостью на Горе, и активно культивировались в течение многих лет в многочисленных палестрах, разбросанных по всему городу. И эти палестры, кстати, отчаянно конкурировали друг с другом.

– Вот и ещё одно отличие, – заметил Марк.

– Такие команды были и раньше, – пожал я плечами.

– Они восстановлены, – сказал мой друг.

– Ты видишь в этом нечто значимое? – поинтересовался я.

– Конечно, – кивнул юноша. – Вот с чего бы это Кос решил восстановить эти традиции?

– Может быть, чтобы было легче управлять людьми, – предположил я. – Или, чтобы создать видимость благородства, расположения и доброжелательности. Дать обществу безделушки и игрушки, заинтересовать ими, чтобы они и дальше могли себя обманывать. Организовать развлечения, чтобы отвлечь внимание народа Ара от его поражения и того жалкого существования, которое они влачат.

– Но прежде они не делали даже этого, – напомнил он. – Почему сейчас?

Мы проводили взглядом группу молодых спортсменов, удалявшихся вдоль по проспекту.

– И почему же? – осведомился я.

– Чтобы противодействовать Бригаде Дельта, – усмехнулся Марк. – Чтобы снизить её влияние!

– На Косе даже не знают о нашем существовании, – пожал я плечами.

– Зато о нас знает Убара, – заметил он, – а ещё Серемидий и Полемаркос.

– А Ты часом не безумен? – побеспокоился я.

– Мне кажется, что на сей раз, – засмеялся Марк, – моя каисса оказалась тоньше твоей.

– Хотелось бы на это надеяться, – покачал я головой.

– А что Ты скажешь про новый центр искусств? – поинтересовался он.

– А что в нём такого? – пожал я плечами.

– Да то же самое, что и со спортсменами, – ответил Марк, рассмешив меня. – Нет! Я серьёзно! Это – то же самое, но только для интеллектуалов, писцов, и других представителей высших каст!

– И что, они теперь возвратят мрамор с Коса, для этого центра искусств? – съязвил я.

– Я серьёзно, Тэрл, – обиделся мой друг.

– Возможно, Ты прав, – не стал дальше дразнить его я. – По крайней мере, я надеюсь на это.

– Говорю тебе, что многое изменилось в Аре за последние дни, – начал горячиться юноша. – Ситуация сильно отличается от того, что было.

– Возможно, – пожал я плечами.

– И посвященных уже не так приветствуют на улицах, – добавил он. – Мужчины начали избегать их. Да что мужчины, даже кое-кто из женщин начали шарахаться от них. Некоторые даже требуют, чтобы они оставались в своих храмах, где им и надлежит быть, подальше от честных и здравомыслящих людей.

– А вот это уже интересно, – признал я.

– Теперь зачастую они звонят в свои колокола и размахивают кадилами на пустынных улицах, – поведал мне Марк, – и напрасно поют свои унылые литании среди безразличных стен.

– Уверен, что все не так плохо, как Ты это описываешь, – сказал я.

– Ты так любишь эти бесполезную, паразитирующую на других касту? – удивился мой друг.

– Я думаю, в первую очередь не о них, – пояснил я.

– В таком случае, Ты сожалеешь о тех умах, которые они смутили и испортили, – заявил он.

– Если таковые имеются, конечно, – заметил я.

– Они охотятся на доверчивость, они эксплуатируют страх, они распространяют суеверия, – перечислил Марк.

– Это – их способ заработать на жизнь, – развёл я руками.

Марк что-то сердито буркнул себе под нос.

– И, несомненно, многие из них, по крайней мере, те, кто попроще, даже не понимают того, что они делают. Так что, мне трудно винить их, разве что, скажем, за глупость или недостаток понимания причин и следствий, или, если понимание присутствует, то за их отказ следовать им в объективной манере.

Мои слова только раззадорили Марка, который снова проворчал что-то неразборчиво сердитое. Что поделать, он был одним из тех, кому ещё не надоело осуждать лицемерие и мошенничество. Он ещё не видел целей, которым такие нити служили в сложном гобелене жизни. Что поделать, если некоторым людям требуется ложь, без которой их менталитет не чувствует себя в безопасности? Должны ли мы лишать их ментального комфорта, развеивая их иллюзии? Стоит ли их счастье меньше, чем счастье других? Или будет лучше сказать им, если они не способны на большее, что иллюзии – это реальность, а что ложь – это правда? Если столь многие желали этого, более того, даже не могли без этого жить, то, что же удивительного в том, что нашлись те, кто, возможно, даже из самых благородных побуждений, стал продать им такой товар, оставляя правду себе, неся её, как несут бремя или тайну? Я на какое-то время замолчал, обдумывая этот вопрос. Я знал, в отличие от Марка, о многих цивилизациях, пошедших по неестественным, неправильно понятым путям развития, потому что они были основаны на мифах и лжи. Возможно, именно поэтому он так решительно отвергал Посвященных. Они казались ему аномалией в мире, который он знал, бессмысленной и опасной патологией. В конце концов, найдётся не так уж много вещей, которые по-настоящему реальны в этом мире, возможно вес и блеск золота, движение и характер оружия, рабыня у ног, и, возможно ещё, несмотря ни на что, если у нас это есть, дерзость, честь, ответственность, храбрость, дисциплина – такая ерунда и такое сокровище одновременно.

– Ты веришь в Царствующих Жрецов? – прервав молчание, спросил Марк.

– Конечно, – кивнул я.

– А я нет, – насупился он.

– Как тебе будет угодно, – пожал я плечами.

– Вот только как объяснить Законы об Оружии, Огненную Смерть? – поинтересовался юноша.

– Мне кажется, что это должно быть твоей проблемой, а не моей, – заметил я, – раз уж я принимаю их существование, а Ты нет.

– Что-то, несомненно, существует, – вынужден был признать он, – но это не Царствующие Жрецы.

– Интересная мысль, – улыбнулся я.

– Просто, они всего лишь обладают властью Царствующих Жрецов! – уверенно заявил мой друг.

– Это уже вторая интересная мысль, – поощрил его я. – Но если они обладают властью Царствующих Жрецов, почему бы нам не назвать их Царствующими Жрецами?

– Ты думаешь, что они возражали бы, если бы я этого не сделал? – спросил он, как мне показалось с некоторой опаской.

– Скорее всего, нет, – успокоил я его.

На самом деле, если мужчины придерживались их законов, Царствующие Жрецы были вольны позволить им делать всё, что они могли пожелать. Главной своей задачей в отношении людей, Царствующие Жрецы, насколько я знал, считали, как можно меньше вмешиваться в их дела. Мне эта позиция всегда казалось достаточно понятной и разумной.

– Но какое отношение имеют Посвященные к Царствующим Жрецам, если таковые существуют? – осведомился Марк.

– Весьма далёкое, я подозреваю, – усмехнулся я, – если оно, это отношение, вообще существует.

– То есть Ты не думаешь, что Царствующие Жрецы находятся на близком контакте с Посвященными, я правильно понял?

– Ты хотел бы быть в близком контакте с Посвященным? – спросил я.

– Конечно, нет, – возмутился мой друг.

– Так же и они, – усмехнулся я.

– Присмотрись к тому парню, – обратил он моё внимание, указав на пекаря, шагающего к нам навстречу, и бесстрашно и пристально смотревшего на нас.

– Это – всего лишь один человек, – сказал я.

– И всё же, в Аре в эти дни чувствуется что-то иное, – улыбнулся Марк.

– Это – всего лишь один мужчина, – повторил я.

– Который идёт с гордо поднятой головой, – напомнил мой друг.

– Его голова не будет поднята так гордо, если его изобьёт косианским патруль, – пожал я плечами.

– В любом случае, власть Посвященных в этом городе, теперь стала меньше, чем была прежде, – стоял на своём Марк.

– По крайней мере, на какое-то время, – остудил я его энтузиазм.

– На какое-то время? – переспросил он.

– Если в умах людей снова появится смущение и страх, если они потеряют уверенность в себе, если они снова начнут скулить и просить, то белые одежды не замедлят снова появиться на улицах, – заверил его я.

– Не думаю, что Посвященные столь необходимы для таких целей, – проворчал юноша.

– Верно, – согласился я, полагая, что это могли бы взять на себя каста, государство, вождь, да мало ли что или кто ещё.

– Посвященные были теми, кто мог бы стать ядром сопротивления Косу, – признал Марк.

– Однако Кос позаботился, преференциями и гекатомбами, чтобы этого не случилось, – усмехнулся я.

– Это, поэтому они проповедуют пассивность и смирение? – осведомился он.

– Конечно, – кивнул я. – Но стоит им урезать эти преференции, заинтересоваться их казной, поставить под сомнение их власть, и не потребуется много времени до того, чтобы они определились с принадлежностью своего патриотизма.

– В уме тем, кто сидит на Косе, не откажешь, – проворчал Марк.

– Ясное дело, – поддержал я его.

– Как я ненавижу этих Посвященных, – признался мне он.

– Я в этом давно нисколько не сомневаюсь, – заверил его я.

– А ещё я презираю их, – заявил юноша.

– Может быть, Ты просто не из тех, что готов радоваться непорядочности и праздновать неприкрытое мошенничество и лицемерие, – предположил я.

– Ты думаешь, что это можно объяснить так легко? – осведомился Марк.

– Возможно, – пожал я плечами.

– Просто я меня на самом деле есть определённые границы, – признался мой друг.

– Они есть у нас у всех, – успокоил его я.

– И всё же, – вздохнул он, – мир кажется мне очень таинственным.

– В этом Ты не одинок, – улыбнулся я.

– Какова его природа? – поинтересовался юноша.

– Не уверен, что я это знаю, – развёл я руками.

Внезапно Марк ударил кулак по ладони. Должно быть сильно. Один человек даже обернулся, удивлённо посмотрев на него, а затем продолжил свой путь.

– Но я здесь, – воскликнул мой друг, осматриваясь вокруг себя, словно пытаясь бросить вызов улице, проспекту, зданиям, деревьям, фонтанам и даже небу. – И я буду здесь жить!

– Это кажется мне разумным решением, – поддержал его я.

– Спасибо, Тэрл, – поблагодарил меня он, – за эту беседу. Я по-настоящему наслаждался ей. Это много для меня значило.

– Честно говоря, вот сейчас я тебя не совсем понял, – признался я.

– Некоторые люди иногда бывают настолько недогадливыми, – проворчал Марк.

– Но возможно Ты прав, – признал я. – Возможно, многое изменилось в Аре.

– Конечно! – воскликнул он, глядя куда-то в сторону.

– Стоять, женщина! – приказал я, отследив взгляд моего друга.

Рабыня испуганно замерла посреди улицы, не без страха смотря на нас.

– И конечно она не первая такая, кого Ты увидел за последнее время, – заметил юноша.

– Нет, не первая, – согласился я. – Не вставай на колени!

Последнее я уже сказал рабыне, желая получше рассмотреть её ноги. Мы с Марком подошли к ней.

– Обрати внимание на длину её туники, – посоветовал мой друг, – на то, что открывается в декольте, на отсутствие рукавов, на разрезы по бокам.

– Да уж, есть на что посмотреть, – признал я, заставив девушку покраснеть до пунцово-красного оттенка.

– Это – признак того, что мужество возвращается к мужчинам Ара, – объяснил мне он.

– Пожалуй, Ты прав, – кивнул я.

– И конечно Ты не мог не заметить, что за последние несколько дней многие рабыни, действительно многие, стали появляться в более откровенных нарядах, чем прежде, – заметил Марк.

– Это трудно было не заметить – усмехнулся я.

– Думаю, что теперь тебе ясно, что мужчины Ара начинают вспоминать о своём мужестве, – сказал он. – Теперь они становятся опасными противниками.

– Ты прав, – согласился я.

Несколько недель назад в Аре со стороны Убарата были предприняты некие намёки на попытки вернуть ситуацию в прежнее русло, например, процедура общественного контроля, призванная облегчить управление. Предприятие это, несомненно, пришедшее с Коса, у которого были веские причины бояться настороженного и здорового противника, было призвано добить стойкость и мужество мужчин Ара и окончательно сокрушить и подавить их. Это должно было быть сделано под видом принятия законов регулирующих расходы, призванных ограничить украшение и выставление напоказ рабынь, словно таковых могло бы быть много в побеждённом городе. За этим должно было последовать ободрение законодательства требовавшего более скромных одежд для рабынь. Были даже предложения попытаться отрегулировать отношения между рабовладельцами и их рабынями. Ходили кое-какие разговоры о большем «уважении» к рабыням, которым можно было бы разрешить пить из верхних чаш общественных фонтанов, и даже совсем уж безумные предложения, на предмет запрета использования рабынь без их на то разрешения, таким образом, превращая рабовладельца в раба своей рабыни. Естественно истинной причиной этого, если отбросить всё шелуху моралистического словоблудия, которая может удобно прикрыть любую цель вообще, даже полностью противоположную природе, здоровью, рассудку, правде и жизни, было, конечно, не беспокойство о рабынях, а желание унизить мужчин Ара, сделав их легче управляемыми и эксплуатируемыми. Естественно, ожидалось, что они примут свою собственную, если можно так выразиться, моральную кастрацию, как очередной повод для того, чтобы порадоваться несколько запоздалому улучшению условий их существования. Как великолепно было бы для тех, кто это задумал, если бы мужчины преуспели в своём собственном уничтожении. Однако первые же соломинки, брошенные на улицах, в термах, тавернах и на рынках для проверки того, какие ветры дуют в Аре, были унесены назад с такой свирепостью, что эти предложения «самокастрации» были забыты почти немедленно. А позднее на досках объявлений, даже появилось короткое сообщение, написанное от имени самой Убары, что рабыни должны повиноваться своим владельцам и пытаться угождать им во всех отношениях.

Можно было бы не сомневаться, что принятие такого закона могло бы закончиться для города революций. Мужчины Ара умерли бы, но не отбросили бы это, по крайней мере, подобие своей мужественности. Они знали, что такое владение и доминирование, а от этого, однажды испытав, уже никто и никогда не откажется. Конечно, в этом случае в Центральной Башне совершили ошибку, попытавшись наложить такой редукционизм на взрослых мужчин, пусть и побеждённых, но фактически понявших то, что могло бы последовать за этим. Перспективы успеха у этих прожектов были бы выше, если бы они начали осуществлять их на тех, кто никогда по-настоящему не обладал женщиной, в идеале, на невинных детях. Вот тогда, если бы эти программы оказались успешны, они легко смогли бы принудить ребенка подозревать и бояться себя, испытывать позор и вину за свои желания, стыдиться своего собственного тела и характера. Правда, оставался бы, конечно, вопрос относительно устойчивости этих искажений, и их отдалённых последствий, если они окажутся устойчивыми. Непоправимое повреждение могло бы нанесено генофонду и, в конечном итоге, род человеческий фактически мог бы, как это ни странно, из-за отсутствия желания и удовольствия, прекратить процветание. В конце концов, если человек не может быть человеком, почему он должен быть чем-то ещё? На самом деле, существует немало путей к деградации и вымиранию. Доисторический волк теперь охотится только в коридорах музеев. А пудель выжил. Но что помнит пудель? Живет ли по-прежнему волк в пуделе? Я этого не знаю. А вдруг волк вовсе не мёртв, а всего лишь заснул, и может прийти время, когда он проснётся. Не этот ли страх не даёт спать овцам?

– Теперь, на колени, – приказал я женщине, – быстро.

Она не заставила себя долго ждать, моментально опустившись на колени.

– Ты хорошенькая, – похвалил я.

– Спасибо, Господин, – отозвалась рабыня, по-прежнему напуганная.

– Голову и ладони на мостовую, – скомандовал я.

Она снова не потеряла времени даром, согнувшись в позу почтения.

– Ты выглядишь довольной, – заметил я.

– Мой господин хорошо обращается со мной, – ответила невольница.

– А что произошло бы, если бы Ты не смогла ему угодить? – спросил я.

– Он бы меня избил плетью, – сказала женщина.

– Встань, – приказал я.

– Да, Господин, – сказала она, поднимаясь на ноги и выпрямляясь.

– Запрокинь голову, руки положи на затылок, – велел я.

– Ой! – вздрогнула рабыня.

– На ней железный пояс, – сообщил я Марку.

– Замечательно! – улыбнулся тот.

Это, по-своему, было ещё одним знаком того, что мужественность или хотя бы намёк на неё, могла бы заявить о себе на улицах Ара. Похоже, что рабовладельцы или, по крайней мере, некоторые из них, больше не считают, что их девки в полной безопасности могут находиться на улицах. Естественно, что здоровье и чувство собственного достоинства имеют склонность стимулировать в мужчине сексуальную энергию. Ну и, конечно, верно и обратное, сексуальность мужчины будет низкой и ущербной, если такими будут его самооценка, гордость и здоровье. Нельзя отравить часть существа, не отравив весь организм.

– Бегом отсюда! – рявкнул я, и женщина сорвалась с места.

– Завидую я тому парню, которому принадлежит эта рабыня, – улыбнулся Марк, глядя ей вслед.

– А он, наверняка, позавидовал бы тебе, – заметил я.

– Нет, – протянул он, – мою Фебу я бы на эту ни за что не променял.

– Думаю, и он тоже, не согласился бы обменять её на Фебу, – улыбнулся я в ответ.

– Возможно, Ты прав, – не стал спорить он.

Признаться, я частенько задавался вопросом, мог ли бы мужчина, быть мужчиной без рабыни. Я, конечно, допускал, что он вполне мог бы быть сильным человеком и хорошим бойцом, и обладать множеством других достоинств, но без рабыни. Точно так же, можно было бы, прожить, я полагаю, не попробовав мяса или не услышав музыки. Интересно, а знали ли женщины то, чем они могли бы стать, никогда не имея господина. Это не казалось мне правдоподобным.

– Боюсь, Кос не сможет оставить без внимания эти изменения в Аре, – заметил я.

– Я слышал, что по всему городу происходят стычки между группами молодых парней, – сообщил мне Марк. – В основном теперь шайки тех кого называют «косианцами» гоняют другие, которые взяли для себя весьма эксцентричные клички, вроде «Убаров», «Ларлов» и тому подобных.

– Я слышал об этом, – кивнул я.

– А ещё интересно, – продолжил он, – что некоторые из тех парней, которые ещё недавно были «косианцами» теперь, бродят в одежде совсем других цветов, и перестали бриться и причёсываться, чтобы быть похожими на ветеранов, лохматых и потрёпанных, какими она когда-то вышли из дельты.

– И об этом я слышал, – сказал я.

Я ещё не забыл, что несколько месяцев назад, в первые дни моего появления в Аре, этим ветеранам в городе не были рады. И, несмотря на все те трудности и опасности, которые они приняли на себя от имени Ара и его Домашнего Камня и с честью вынесли, их встретили с презрением. Их оскорбляли, оплёвывали, высмеивали и презирали. Те эмоции, которые, можно было бы с большей пользой обратить на врага, оказались повёрнуты против собственных братьев. Кто-то насмехался над ними за перенесённые трудности и лишения, другие считали их побеждёнными и опростоволосившимися, униженными и опустошёнными на севере, третьи считали, что они не смели возвращаться в Славный Ар без венца победителей. Последние вообще утверждали, что им лучше было вообще не возвращаться, а умереть в болотах или остаться на севере, чем появиться домой живым напоминанием о поражении и позоре. Правда, те, кто заявлял это, скорее всего, сами в дельте никогда не были, да и оружия в руках никогда не держали. Другие, принимая политические уловки косианцев, вообще считали их немногим лучше преступников, называя поставщиками империализма, стремившимися к тому, чтобы Кос не был бы равен Ару. Многие из этих мужчин были смущены и огорчены. Ради кого и чего они исполняли свой долг? Ради чего они преодолевали дельту, терпели лишения, бездорожье, тарларионов, насекомых, голод, стояли под стрелами ренсоводов и клинками Коса?

– Часть этих парней, бывших «косианцев» и им подобных, – заметил я, – скорее всего, не более чем мелкие хулиганы, но, есть и такие, что крайне интересно, которые, по слухам, отслеживают передвижения войск, тенью следуя за косианскими патрулями, записывают маршруты стражи, и сообщают их Бригаде Дельта.

– Если так, – покачал головой мой друг, – то это весьма опасная игра для мальчишек. Боюсь, косианцы не смутятся их юностью, и просто посадят на кол или повесят.

– Другие тоже берут на себя различные задачи, – продолжил я делиться информацией, – например, наблюдение и защита в их собственных районах.

– Обнадеживающий знак, – кивнул Марк, – если Ар, пусть и в лице своих мальчишек, начинает заботиться о себе.

– Есть ещё Бригада Дельта, – напомнил я ему.

– Но мы не из Ара, – заметил он.

– Зато есть другие, кем бы ни они ни были, которые должны быть местными уроженцами, – сказал я.

– Боюсь, это не может продолжаться долго, – вздохнул мой друг.

– Не может, – согласился я с ним.

– И в конце концов они могут сделать ставку на меч, – сказал он.

– Не сомневаюсь, что толстяк Луриус из Джада, Убар Коса и многие из его министров, – поддержал его я, – вскоре проголосуют «за» такую ставку. Просто до сих пор их сдерживала относительная эффективность их той войны, которую они вели политическими средствами, распространяя вину, смущение и неуверенность в противнике, притворяющемся не врагом, но верным другом и союзником.

– Пусть остерегаются те, – усмехнулся молодой воин, – кого пригласили пообедать за одним столом со слином.

– Смотри-ка там впереди, у досок объявлений собралась толпа, – обратил я внимание Марка.

– Они кажутся рассерженными, – заметил он.

– Пойдём, посмотрим, что там происходит, – предложил я, и мы поспешили к доскам.