Текст книги "Волшебники Гора (ЛП)"

Автор книги: Motierre

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 43 страниц)

– Всё верно, – признал я. – Я происхожу с Земли.

Несомненно, она обратила внимание на мой акцент, очень схожий с её собственным. Конечно, на Горе можно встретить множество акцентов, которые не имеют никакого отношения к земным языкам. Например, далеко не все на Горе используют гореанский. Здесь есть много и других языков. Например, большинство краснокожих охотников севера по-гореански не говорят, как не делают этого и краснокожие Прерий, и жители джунглей к востоку от Шенди.

– Каким странным, Господин, кажется то, – заметила Тука, – что мы встретились в этой реальности, я, прежде женщина Земли, а теперь не больше, чем рабыня, стоящая на коленях перед вами, раньше бывшим мужчиной-землянином.

– Ты считаешь это неподходящим? – осведомился я.

– Нет, Господин, – заверила меня она.

– То же самое могло бы произойти и на Земле, – пожал я плечами.

– Да, Господин, – согласилась девушка.

– Впрочем, такие соображения больше не должны тебя беспокоить, – усмехнулся я. – Они остались в прошлом. Они принадлежат другому миру. Теперь Ты с Гора, и только с него.

– Да, Господин, – не стала спорить она. – Но если я не ошибаюсь, то я не одинока в том, что теперь не имею ничего общего с Землёй. Не я одна, теперь с Гора, и только с него.

– О-о? – заинтересованно протянул я.

– Кажется, что мы оба теперь с Гора, – заметила бывшая Дорин.

– Правильно, – кивнул я, признавая её правоту.

– Я как рабыня, – добавила она, – а Вы как господин.

– Это точно, – усмехнулся я.

– Но я не проявляю недовольства, – заверила меня девушка, и не дождавшись моего ответа, продолжила: – Перед мужчинами Гора, или перед им подобными, все женщины – законные рабыни!

– И твой господин именно такой? – поинтересовался я.

– Да, Господин! – ответила Тука.

– Значит, Ты счастлива? – уточнил я.

– Да, Господин! – воскликнула она. – Я счастливее, даже чем когда-либо могла себе представить, что женщина может быть такой счастливой!

– Но ведь Ты – рабыня, – напомнил я.

– Это то – чем я являюсь! – признала девушка.

– Возможно, именно в этом причина твоего счастья, – предположил я.

– Это так, Господин! – улыбнулась рабыня.

– Ошейник прекрасно смотрится на твоём горле, – заметил я.

– Потому, что его место там, Господин! – сказала она. – Всю свою жизнь я ждала и жаждала полного рабства, и теперь оно у меня есть!

– И именно поэтому Ты настолько счастлива? – спросил я.

– Да, Господин!

– А нет ли в этом заслуги твоего хозяина? – поинтересовался я.

– Можете не сомневаться, Господин, – улыбнулась рабыня. – Он самый замечательный из рабовладельцев!

– А что если бы твоим хозяином оказался жёсткий мужчина, или даже жестокий и бесчувственный.

– Я всё равно оставалась бы рабыней, – пожала она плечами. – И я всё равно любила бы своё состояние. Потому, что я такая, какая я есть.

– Понимаю, – кивнул я, и обратил внимание на то, что её колени немного заёрзали.

– Она возбуждена, – заметил Марк.

– Вижу, – усмехнулся я.

– Я могу говорить, Господа? – осторожно спросила невольница.

– Да, – разрешил мой друг.

– Я боюсь, что мой господин может задаться вопросом, что случилось со мной, – сказала она.

– Ты опасаешься того, что он может наказать тебя? – осведомился юноша.

– Да, Господин, – призналась Тука.

– Ты ещё не получила разрешения встать с колен, – предупредил её Марк.

– Да, Господин, – вздохнула рабыня.

– Твоя туника по-прежнему достаточно мокрая, – улыбнулся я, отметив, как её руки немного погладили бёдра, но она не нарушила позы.

Признаться, я откровенно любовался ее рабскими формами, которые и так не были особо скрыты реповой тканью, имевшей особенность прилипать к коже, и уж конечно не были скрыты теперь, когда она была напитана водой.

– Тука, – заметил я, – это самая обычная рабская кличка.

– Она подходит мне, Господин, – заверила меня девушка, – ведь я самая обычная рабыня.

– А какое на тебе клеймо? – полюбопытствовал я.

– Такое же, как и у большинства рабынь, – ответила она, – обычная метка кейджеры. Это подходит мне, поскольку я самая обычная рабыня.

– Ты оцениваешь себя как обычную рабыню? – удивился я.

– Да, Господин, – кивнула она.

– Что до меня, то я думаю, что Ты, оказавшись раздетой на рабском прилавке или на сцене аукциона, ушла бы самой по высокой цене.

– Я попытался бы хорошо себя показать, – улыбнулась рабыня.

– Тука! – послышался мужской крик.

Посмотрев с сторону виллы, мы увидели темноволосого мужчину крепкого телосложения, стоявшего на крыльце веранды перед главным зданием, по большей части скрытым от нас склоном холма.

Девушка бросила на нас испуганный взгляд полный мольбы и страдания.

– Твой хозяин? – уточнил я.

– Да, Господин! – кивнула Тука, откровенно поёрзав на месте.

Девушка обеспокоенно оглянулась. Чувствовалось, что красотка была необыкновенно возбуждена. Очевидно, ей нелегко было справиться с порывом, и не вскочить на ноги, бросившись бежать к своему господину, со всей скоростью на которую она только была способна. Невольницы на Горе не тратят времени попусту, когда слышат зов своих рабовладельцев. Конечно, такое требование имеет приоритет перед требованием задержавшего её незнакомца, однако редкая девушка, решится на то, чтобы просто встать и убежать, не получив на то разрешения свободных мужчин.

– Можешь идти, – разрешил ей я.

– Спасибо, Господин! – воскликнула девушка, вскакивая на ноги.

Тука так торопилась, что пробежала мимо своей корзины с постиранным бельём пару шагов. Внезапно вспомнив об этом, она метнулась назад, подхватила и установив свою ношу на голову, придерживая двумя руками, поспешила к воротам ограды виллы. Тем временем мужчина, заметив, что его собственность возвращается домой, скрылся за дверью веранды. Вскоре мы увидели, как и сама Тука появилась на крыльце и, бросив в нашу сторону мимолётный взгляд, исчезла внутри.

– Потрясающая рабыня, – признал Марк.

– Это точно, – не мог не согласиться с ним я.

– Подозреваю, что она уже получила свою пощёчину, – предположил мой друг, – либо за то, что задержалась, либо за то, что позволила себе быть замеченной на дороге в столь вызывающе мокрой тунике.

– Подозреваю, что Ты прав, – поддержал я.

– Но думаю, что он поймет, – заметил Марк, – что она не ожидала встретить здесь людей, уж конечно не в этот ан, и что туника была вымочена специально для того, чтобы привлечь его внимание.

– По-видимому, он примет это во внимание, если, конечно, захочет, – улыбнулся я.

– В любом случае, к настоящему моменту она, скорее всего, уже получила заслуженную пощёчину, – заметил он.

– Не могу с тобой не согласиться, – кивнул я.

– Или уже раздета, связана и выпорота, – добавил юноша.

– Возможно, – не стал спорить я.

– И как знать, в каких приятных и интимных целях она используется!

– Точно этого я, конечно, знать не могу, – усмехнулся я, – но догадываюсь, что служить она будет на славу.

– В этом я тоже не сомневаюсь, – засмеялся Марк.

Приподнявшись в стременах, я осмотрел дорогу.

– Никого не вижу, – констатировал я. – Пожалуй, пора возвращаться на прежнюю дорогу. К полудню я хотел бы добраться до суловых полей к юго-западу от Ара.

* * *

– Это точно она, – заверил я Марка.

– Признаться, я не уверен, что до конца понимаю твой план, – проворчал он.

– Лучше давай подъедем поближе, – предложил я.

Солнце уже подбиралось к зениту и пекло немилосердно. Здесь, в этом месте было намного жарче, чем в районах вилл, на холмах Фульвианских отрогов предгорий Волтая к северо-востоку от Ара.

Наши тарларионы, величаво ступая по пыльным проходам между шпалерами, по которым вились побеги виноградной лозы, пересекли поле, и приблизились к женщине. Он стояла около большой деревянной кадки, наполняя водой вёдра, которые потом ей предстояло нести на коромысле. Рабыня была одета в короткую коричневую тунику, для которой находилось только одно сравнение – обноски. Возможно, эта тряпка досталась ей по наследству от какой-нибудь другой девки, которая заработала что-то получше. Волосы её были острижены довольно коротко, что весьма распространено среди полевых рабынь. Её босые ноги были серыми от покрывавшей их, по самые колени, пыли. Когда мы подъезжали, она как раз обеими руками вытащила и поставила на край кадки большое ведро наполненное водой, а затем, немного отдышавшись, осторожно и медленно, стараясь не расплескать содержимое, опустила на землю. Было заметно, что она старалась двигаться медленно. Создавалось впечатление, что её тело просто не гнётся и страдает. Похоже, что у неё болел каждый мускул. Не приучена она была, как нетрудно догадаться, к такой работе.

Приближался полдень, короткие тени не могли предупредить, к тому же они оставались позади нас, но женщина, услышав топот лап тарларионов за своей спиной, обернулась и, не на шутку испугавшись, немедленно упала на колени и прижалась головой к земле.

Мы остановили животных в нескольких шагах от отчаянно дрожавшей девушки. Было заметно, как её тянуло вскочить и броситься бежать прочь от нас. Понятно, что ни к чему хорошему это бы не привело, даже будь у неё право на это. Беглянку легко бы настигли, сбили с ног и, возможно, даже растоптали. Также не трудно было бы преградить ей дорогу и вынудить повернуть назад. Или для развлечения можно было бы погонять её между нашими животными, как некий предмет в игре или испуганного смущённого зверька, снова и снова сбивая её с ног на землю до тех пор, пока она, больше не в силах встать, не растянется в пыли, чтобы тарларион мог мягко, но твёрдо поставить свою огромную когтистую ногу на её спину, удерживая жертву на месте для наших верёвок. Кроме того, будь мы работорговцами, а она пыталась убежать от нас, можно было бы использовать аркан или сеть, чтобы заставить остановиться. На юге всадники Народа Фургонов для этой цели используют бола, три груза на шнурах, метаемые в ноги беглянки и притягивающие её лодыжки одну к другой, бросая её на землю, где, немедленно, прежде чем она сможет высвободиться, её прижимает похититель, спрыгивающий на неё с седла.

Не став поднимать женщину немедленно, я позволил ей побыть в положении почтения некоторое время. Для рабовладельца бывает полезно проявить терпение в подобной ситуации. Пусть невольница хорошенько осознает смысл происходящего.

– Можешь посмотреть, – бросил я ей.

Женщина, оставаясь в позе рабского почтения, повернув голову, искоса посмотрела на нас. У неё, оказались светло-каштановые волосы, гораздо светлее, чем у той девушки, которую мы повстречали на севере, среди Фульвианских холмов. Волосы Туки были очень тёмными. Это я отметил ещё в прошлый раз, в лагере под стенами Ара. А этим утром, когда я увидел их снова, недавно вымытыми и всё ещё мокрыми, они смотрелись почти чёрными. Зато фигуры обеих рабынь показались мне очень похожими, хотя я сомневался, что эта женщина могла бы быть танцовщицей. Разумеется, я нисколько не сомневался, она могла бы этому научиться. Я считаю, что в женщине самой природой изначально заложены женские склонности, потребности, инстинкты и способности. Такие особенности, генетически закодированные внутри неё, в противоположность биохимической генетике, управляющей такими вопросами как цвет глаза и волос, являются функций поведенческой генетики женщины, и становятся тем шаблоном или лекалом, на котором базируются её самоподчинение, служение, чувственность и любовь. Конечно, всё это характерные особенности рабыни. Так что в готовности и способности женщины к рабским танцам, столь глубоко связанным с красотой и сексуальностью, показывающим её во всей изумительности, привлекательности и потребностях, едва есть смысл сомневаться. Всё это, уместно будет заметить, гармонично вписываются в физический и психологический диморфизм полов, в котором мужчина, если он не унижен, не отвержен или не калека, всегда доминирует. И кстати, этот сексуальный диморфизм, и баланс господства и подчинения вовсе не требуют обязательного учреждения института рабства. Просто этот институт – в пределах контекста данной цивилизации основанной на законах природы стал выражением определенных основополагающих биологических истин. И в этом случае цивилизации не стала антитезой природе, а представляет собой её естественное поступательное развитие и расцвет.

– Встань на коленях прямо, – приказал я.

Женщина выпрямила спину и со страхом и интересом посмотрела на нас.

Не говоря ей ни слова, я демонстративно уставился на её колени. Она оказалась сообразительной рабыней и, стыдливо опустив голову, быстро расставила колени в стороны, прочертив на земле два небольших сегмента, ограниченных дугообразными гребнями пыли. Неужели, удивился я, она ещё не знала, как следует вставать на колени перед мужчинами?

Бросив осторожный взгляд вверх, она, снова склонив голову, развела колени ещё шире. Потом, набравшись смелости, женщина подняла ко мне испуганное лицо и, с тревогой взглянув мне в глаза, вздохнула от облегчения. Теперь её позу можно было считать приемлемой.

Кожа на открытых местах, а таковых было гораздо больше, чем закрытых обгорела на солнце до красноты. Она казалась шершавой и обветренной, а местами полопалась от жары и грязи.

Я бросил взгляд в сторону двух наполненных водой вёдер, сквозь ручки которых уже было продето коромысло, оно же при случае и ярмо, поскольку было просверлено в трёх местах, по центру и по краям. Деревянные вёдра показались мне сами по себе тяжёлыми для такого маленького прекрасного существа, каким была эта женщина, уже не говоря о наполненных водой. Проследив направление моего взгляда, она вздохнула.

– Нелёгкая тебе досталась работёнка, – заметил я.

– Так решил мой господин, – сказала она, снова поднимая глаза на меня.

– Как долго длятся твой рабочий день? – поинтересовался я.

– Столько, сколько захочет мой владелец, – ответила женщина.

– Ты – полевая рабыня, – сказал я.

– Да, Господин, – вздохнула она.

– И это, тоже, как захотел твой хозяин, – заключил я.

– Да, Господин, – признала рабыня, – так захотел мой хозяин.

– Твои волосы острижены до длины весьма обычной для полевой рабыни, – заметил я.

– Это, чтобы их можно было продать, Господин, – объяснила она.

– Но они же отрастут снова, – напомнил я.

– Да, Господин, – улыбнулась женщина.

– И тогда их можно будет снова состричь, – усмехнулся я, отчего глаза рабыни наполнились слезами. – Верров тоже стригут. А иначе где бы мы брали шерсть для одежды.

– Конечно, Господин, – всхлипнула она.

– Ты возражаешь? – осведомился я у заплакавшей женщины. – А ведь твою голову запросто могли обрить наголо.

Она несколько ошеломлённо посмотрела на мне, из чего я заключил, что об этой возможности она ещё не задумывалась.

– Неужели Ты не благодарна своему господину за то, что твоя голова не обрита? – поинтересовался я.

– Да, Господин, – ответила рабыня.

– Ну так, скажи это, – потребовал я.

– Я благодарна, что моя голова не обрита, – выдавила она из себя.

Несмотря на то, что в качестве наказания волосы рабыни могут быть острижены, или даже сбриты полностью, такое наказание обычным не назовёшь. В конце концов, рабовладельцы обычно предпочитают рабынь с прекрасными длинными волосами. Фактически, в большинстве городов, гораздо чаще можно встретить невольниц именно с длинными волосами. К тому же с такими волосами можно много чего сделать. Ведь помимо того, что волосы украшают женщину, доставляя удовольствие её владельцу своей красотой и чувственностью, они могут служить и для чисто практических целей, например, чтобы связать рабыню, заткнуть ей рот и так далее.

Главная причина коротких стрижек у полевых рабов обоего пола, а также и в случаях некоторых других форм рабства, является их защита от паразитов. По подобной причине головы и тела женщин, перевозимых в трюмах невольничьих судов, почти всегда выбриваются полностью. Впрочем, даже в этом случае сразу после выгрузки, и это является стандартным требованием портовых властей многих городов, они все подвергаются санитарной обработке в рабских ваннах.

– Чьи это поля? – полюбопытствовал я, осматривая окрестности.

– Это поля моего господина, Аппания, – ответила женщина.

– Он богатый человек? – спросил я.

– Да, Господин, – кивнула она.

– Подозреваю, что ему принадлежит множество женщин, – предположил я.

– Да, Господин, – подтвердила рабыня.

– Я бы даже сказал, что ему принадлежит неприлично много женщин, – добавил я.

Рабыня озадаченно посмотрела на меня.

Её горло обнимал простой чёрный ошейника, по большому счёту не более чем полоса тёмно-серого железа, согнутая вокруг шеи и заклёпанная ударом молота. Заклёпку я заметил ещё раньше, благодаря короткости её волос, в тот момент, когда она стояла спиной к нам и вытягивала ведро с водой. Скорее всего, надпись не содержала даже имени женщины, подозреваю, что там было выбито что-то вроде: «Я – собственность Аппания».

– Я это к тому, что мне странно видеть такую женщину, как Ты в поле, – объяснил я.

Мокрые дорожки блеснули на щеках рабыни.

– Держи колени широко, – предупредил я, и она быстро вернула колени а прежнее положение.

Конечно, эта женщина не казалась мне полевой рабыней. Скорее она выглядела как тот вид женщины, который можно было бы ожидать встретить в доме, семенящей босиком по натёртому до зеркального блеска кафелю, возможно, с колокольчиками на лодыжке и с лоскутом шёлка на бёдрах. Такой вид женщин, маленьких, соблазнительных и фигуристых, с гладкой кожей и податливым ароматным телом, настолько подходит для удовольствия мужчин, что мгновенно притягивает к себе внимание. Таких женщин трудно забыть, зато так хочется держать рядом, особенно ночью прикованной к кольцу в ногах своей постели.

– Как тебя зовут? – спросил я.

– Лавиния, – представилась рабыня.

– Звучит как прекрасное для рабыни имя, – заметил я, – особенно для полевой рабыни.

– Это было моим именем, когда я была свободной женщиной, – сообщила она.

– Теперь это – другое имя, – усмехнулся я, – присвоенное тебе, как рабская кличка.

– Да, Господин, – всхлипнула женщина.

– Встань, Лавиния, рабыня, – приказал я, – медленно повернись вокруг, а потом снова вернись в прежнюю позу.

Она покорно выполнила всё, что я от неё потребовал.

– У тебя хорошие ноги, – похвалил я, но женщина промолчала.

Её ноги были несколько коротковаты с точки зрения земных предпочтений, но замечательно сложены и очень походили на ноги девушки, которую мы видели ранее. Такие ноги превосходно подходят для рабских танцев.

– Я подозреваю, что прежде Ты была богатой свободной женщиной, – заметил я.

Я небезосновательно полагал это, в конце концов, только достаточно богатая женщина могла устроить себе свидание с известным красавцем Мило. Но, конечно, она не знала, что я был свидетелем её пленения, и теперь озадаченно смотрела на меня.

– Да, Господин, – наконец проговорила Лавиния.

– Но теперь Ты уже не богата, – сказал я.

– Нет, Господин, – признала она, опустив голову.

Теперь ей не принадлежали даже та тряпка, которую она носила вместо одежды, и ошейник. Даже эти столь простые предметы были, как и она сама, собственностью её хозяина.

– Как получилось, что Ты стала рабыней? – спросил я.

Её лицо повёрнутое ко мне сразу омрачилось. Женщина закусила губу.

– Хорошенько подумай, прежде чем ответить на мой вопрос, – предупредил её я.

– Я была взята за неуплату налога, – заявила Лавиния.

– Ты только что заслужила для себя наказание, – сообщил я женщине.

– Пожалуйста, нет! – закричала она. – Пожалейте меня! Я – всего лишь бедная рабыня!

– И Ты решила, что для «бедной рабыни» допустимо лгать свободному мужчине? – уточнил я.

– Нет, Господин! – заплакала невольница, опустив голову и спрятав лицо в ладонях.

– Твоё молчание выглядит забавным, – усмехнулся я ей. – Этот пункт, несомненно, внесён в твои бумаги.

– Да, Господин, – всхлипнула она.

– Говори, женщина, – бросил я.

– Я был порабощена в соответствии с постельным законом, – наконец, созналась Лавиния.

– Понятно, – кивнул я.

Любая свободная женщина, которая добровольно делит постель с чьим-либо рабом, или даже готовится сделать это, становится рабыней владельца раба. Предполагается, что женщину готовая лечь в постель с чужим рабом, можно рассматривать как рабыню, которую кидают этому рабу, скажем в награду за работу, а, следовательно, такая женщина ставит себя в один ряд с рабыней, и согласно этому закону, ей и становится. Ну а кому тогда должна принадлежать она, эта новоиспечённая рабыня? Конечно же, тому, кому закон её передаёт, то есть владельца того раба, с которым она легла или приготовилась лечь в постель.

– И к какому же рабу, – поинтересовался я, – Ты запрыгнула в постель?

– Я только готовилась лечь! – запротестовала она.

– Но этого достаточно, – напомнил я.

– Да, Господин, – вздохнула женщина.

Похоже, что эта богатая красотка поимела с Мило очень немногое, едва ли больше его согласие на близость. Впрочем, может быть, ей удалось достичь и большего, например, получить пару его печальных взглядов, или поцелуй кончиков её скрытых под перчатками пальцев. Трудно сказать. Как она, должно быть, гордилась тем, что ей одной из всех женщин, которых она знала, удалось привлечь к себе внимание великолепного Мило! Представляю её разочарование, когда она, придя на свидание в оговоренные апартаменты, раздевшись и, в нетерпеливом ожидании и любовной дрожи, небрежно и безрассудно встав на колени на постели, вдруг ощутила, как на неё сверху упала сеть. А вскоре после этого ей шея оказалась в ошейнике. Похоже, что ей было отказано в объятиях красавчика Мило. Так решил Аппаний, владелец раба, я затем и её самой. В результате вместо рук смазливого любовника её тело сдавили слои рабской сети. Вероятно, Аппанию показалось подходящим то, что его новая рабыня, перед своим публичным порабощением, быть обслужена таким образом. А может быть, он просто счёл это забавным. Но, не исключено и то, что он ревновал к славе своего раба, и хотел получить ту нежность, что предназначалась для него. Или, возможно, имели место все три причины. Откуда мне было знать.

– Как звали того раба? – осведомился я.

– Мило, – прошептала женщина.

– Тот самый Мило? – уточнил я. – Знаменитый актёр?

– Да, – всхлипнула Лавиния.

– Неужели Ты не подумала, что он мог бы заполучить любую рабыню на выбор в доме своего хозяина Аппания? – поинтересовался я.

– Но я же не знала, – заплакала она.

– Прекрасные рабыни, одетые в шёлка для удовольствия мужчины, надушенные для его возбуждения, нетерпеливые, терзаемые потребностями, беспомощно отзывчивые, дрессированные ублажать мужчину тысячей методов?

– Но я не знала, – простонала женщина.

– Ты решила, что можешь оказаться в состоянии конкурировать с такими женщинами?

– Я не знала! – повторила она и затряслась от рыданий.

– Ты выпрашиваешь дополнительное наказание? – уточнил я.

– Я был свободна, – глотая слёзы, проговорила Лавиния. – Я думала, что была лучше их, что я была особенной!

Её заявление заставило меня улыбнуться. А Марк тот не выдержал и захохотал, пару раз хлопнув ладонью по луке своего седла, настолько развеселили его слова этой невольницы.

Женщина сердито уставилась на нас. Даже плакать перестала.

– Но теперь Ты уже не свободна, – констатировал я.

– Да, Господин, – признала она.

– И Ты всё ещё считаешь себя лучше рабынь? – полюбопытствовал я.

– Нет, Господин, – вздохнула женщина, – ведь я теперь тоже всего лишь рабыня.

– Да, причём, всего лишь полевая рабыня, – добавил я.

– Да, Господин, – не могла не согласиться она.

Рабочие, полевые рабыни, так же, как девки чайника-и-циновки, обычно считаются самой низкой категорией рабынь. Во всяком случае, на невольничьих рынках они обычно идут по самым низким ценам.

– Ты теперь сильно отличаешься от того, чем Ты была, будучи свободной женщиной, – заметил я.

– Да, Господин.

– И теперь, когда Ты стала рабыней, пусть даже и полевой, – продолжил я, – Ты лучше подготовлена к конкуренции с другими рабынями за внимание мужчин чем, в бытность свою свободной.

Лавиния озадаченно посмотрела на меня.

– По крайней мере, Ты знаешь, что твоя задача в общении с мужчинами, – пояснил я свою мысль, – доставить им удовольствие, причём как рабыня.

– Да, Господин, – кивнула она.

– Твоя жизнь может зависеть от этого, – предупредил я.

– Да, Господин, – согласилась рабыня.

– Мне кажется, что Ты сомневаешься в своей привлекательности, не так ли? – спросил я.

– Да, Господин, – признала женщина.

– Не стоит этого делать, – улыбнулся я.

– Господин? – переспросила она.

– Ты красива, – заверил её я, – или, по крайней мере, можешь стать таковой.

Лавиния на некоторое время замолчала.

– Присмотрись к себе, – посоветовал я.

Женщина провела рукой по своим коротким волосам, затем дотронулась до крохотной, драной, коричневой тряпки, которую трудно было назвать одеждой, а затем, расстроено опустив голову, положила руки на бёдра.

– Когда Ты последний раз смотрелась в зеркало? – поинтересовался я.

– Я видела своё отражение в воде, – сообщила она, – в кадке.

– Ага, значит, Ты интересуешься такими вещами? – уточнил я и, не дождавшись её ответа, потребовал: – Говори.

– Да, Господин, – признала Лавиния.

– Как и любая другая рабыня, – добавил я.

– Да, Господин, – согласилась она.

– И что Ты увидела в воде? – спросил я.

– Рабыню, – ответила женщина.

– Полевую рабыню? – уточнил я.

– Рабыню для удовольствий, – сообщила она, заставив Марка рассмеяться.

– Но Ты находишься в поле, – заметил я.

– Да, Господин, – вынуждена была признать рабыня.

– Ты не находишь странным то, что Ты, которая была свободной женщиной, рассмотрев своё отражение, увидела в нём рабыню для удовольствий?

– Нет, Господин, – ответила она.

– И через какое время после того как на тебя надели ошейник, Ты рассмотрела в своём отражении эту рабыню для удовольствий? – полюбопытствовал я.

– Я видела её там, в течение многих лет, – призналась Лавиния, – задолго до того как оказалась в ошейнике.

– Смелое признание, – усмехнулся я.

– Я – рабыня, – напомнила она. – Я должна говорить правду.

– Но, насколько я помню, несколько енов назад, – заметил я, – когда я поинтересовался относительно того, как Ты стала рабыней, Ты не сказала правды.

– Простите, Господин.

– Но теперь в твои намерения больше не входит лгать мне? – спросил я.

– Нет, Господин! – поспешила заверить меня рабыня.

– Держи прежний угол между коленями, – бросил я.

– Да, Господин! – отозвалась она, снова принимая прежнюю позу.

– Рабыня для удовольствий, та, которую Ты видишь в своём отражении – красивая? – уточнил я.

– Я надеюсь, что да, – неуверенно ответила Лавиния.

– Она красивая, – успокоил её я.

– Спасибо, – зарделась она и, чуть замешкавшись, добавила: – Господин.

– Ты думаешь, что Ты – единственная женщина, которая оказалась в неволе посредством прелестей Мило, рабыня? – осведомился я.

– Нет, Господин, – мотнула головой рабыня. – Очевидно, что было ещё несколько других.

– Попавшиеся в ловушку простофили, – прокомментировал Марк.

– Да, Господин, – вздохнула она.

– Заманить вас в ловушку оказалось не сложнее, чем вуло, – добавил юноша.

– Да, Господин, – не стала отрицать Лавиния.

– Каковой Ты и была, – усмехнулся он.

– Да, Господин! – всхлипнула Лавиния.

– Можно не сомневаться, что таких будет ещё много, – заметил я.

Она посмотрела на меня сквозь слезы, снова заполнившие её глаза, и сказала:

– Да, Господин. Несомненно.

– Ты знаешь о других таких же? – спросил я. – Скажем, в полях?

– Они обычно распродавались в другие города, – сообщила Лавиния. – Но очевидно теперь, после прихода к власти косианцев, это стало труднее. Вероятно, почему я осталась здесь, вблизи Ара. Но я не знаю, ни об одной другой женщине, работающей в полях, кроме меня самой. Есть, правда, две других, но, они служат в доме.

– Значит, Ты тоже работала в доме, – заключил я.

– Да, Господин, – кивнула она. – Меня отправили в поле всего несколько дней назад.

Это меня не удивило, поскольку ещё раньше, выражение ей лица намекнуло мне на то, что она была плохо знакома с бременем таких работ. В пользу этого также говорило состояние её кожи, которая ещё не загорела до тёмно-коричневого оттенка и не загрубела.

– И как у тебя получалось уживаться с другими рабынями в доме? – поинтересовался я.

– Три из нас, те, которые получили ошейники благодаря Мило, ненавидели друг друга, – не стала скрывать женщина. – Остальные рабыни презирали всех нас троих, ещё недавно бывших свободными женщинами.

– Интересно, – протянул я.

– Мы, для них теперь были всего лишь рабынями, и к тому же неопытными, – постаралась объяснить женщина.

– Верно, – кивнул я.

– Но они не должны были быть настолько жестокими! – воскликнула она.

– Возможно, вы попытались вести себя с ними так, словно всё ещё оставались свободными женщинами, – предположил я.

– Едва ли мы успели это сделать, – покачала головой Лавиния, – если только самую малость, в самом начале, но после этого мы ни разу не отваживались повторить это снова, поскольку они нас просто избили. А потом они, по большей части, нас игнорировали.

– И они не делились с вами своими тайнами, теми, что касаются того, как угодить мужчине? – спросил я.

Есть сотни подобных нюансов, касающихся одежды и причёсок, использования такой косметики, как помада и тени для век, обычно рассматриваемой неподходящей для свободных женщин, а также умелого подбора украшений, шелков и духов к физическим и психологическим особенностям и поведению. Все эти методы, направлены на то, чтобы довести своего владельца до полной потери контроля над собой от удовольствия, а заодно и бросить женщину в его полное распоряжение, сделав её той, кем он может командовать так, как ему того захочется и кого он может использовать всеми доступными способами, той, кто по закону и фактически принадлежит ему.

– Они не пошли на это, – ответила она, – даже после того, когда мы их попросили об этом!

– А вы ассоциировали себя как рабынь по отношению к ним? – осведомился я. – Вы плакали и упрашивали, становились перед ними на колени, целовали их ноги? Давали ли вы им понять, что ваши просьбы исходили от таких же как они сами, то есть от простых рабынь? Предлагали ли служить им, как если бы были их собственным рабынями? Прошли ли вы испытание, возможно весьма длительное, в течение которого они смогли бы убедиться в ваших серьёзных намерениях, в вашей искренности и старании? Делали ли вы всё это?

– Будучи новообращённой рабыней, я слишком сильно боялась их, – призналась женщина.

– Не исключено, что не напрасно, – согласился я. – Любая из них могла выпороть тебя плетью.

– Я знаю, Господин, – вздохнула женщина.

– Возможно, через несколько месяцев, после того, как они привыкли бы к вам, начали бы воспринимать, как всего лишь таких же рабынь как они сами, их отношение к вам могло бы измениться в лучшую сторону.