Текст книги "Волшебники Гора (ЛП)"

Автор книги: Motierre

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 43 страниц)

– Продолжай, – кивнул я.

– Правда, та частица свободной женщины, что жила во мне почувствовала себя оскорбленной такими желаниями! Они были слишком женскими! Но я же не была рабыней!

– И Ты стала смелее? – предположил я.

Она только печально усмехнулась и продолжила:

– Хорошо, но возможно, не настолько смелее, как Вы могли подумать. Однако я начала останавливать в таких местах, где он мог бы пройти, как я уверяла себя, чтобы хотя бы мельком посмотреть на него в щель между занавесками моего паланкина.

– В действительности, – заметил я, – твои действия на этом этапе всё ещё оставались довольно застенчивыми.

– Да, – признала Лавиния, как мне показалось слегка раздражённо.

– Хм, похоже, Ты уже тогда почувствовала, что твоё место у ног такого мужчины, – сделал я логичный вывод.

– Возможно, – не стала отрицать она.

– Однако, на самом деле, твоё место у ног любого мужчины, – сообщил я ей.

– Да, Господин, – признала рабыня.

– Продолжай, – приказал я.

– Уверена, что вскоре он уже запомнил мой паланкин, – сказала она. – Ведь он достаточно часто оказывался на его пути, перед большим театром, на улицах, которые он чаще всего посещал, даже на некоторых рынках. Возможно, именно тогда он сообщил об этом Аппанию, а его агенты установили личность владельцы паланкина. Разумеется, в то время такие мысли просто не приходили мне в голову. Скорее я казнила себя за свою робость и, снова и снова, напоминала сама себе, что именно я из нас двоих была свободным человеком. Я была той, кто владел ситуацией, той, кто мог командовать, той, кто могла делать то, что захочется. Тогда я, как будто остановившись там по делам бизнеса, в ожидании некого знакомого, и, словно пожелав подышать свежим воздухом, стала отдёргивать занавески паланкина, внутри которого я могла продемонстрировать себя, в моих самых красивых одеждах и вуалях. Однажды я даже позволила себе дать ему перехватить мой взгляд, направленный на него, а затем быстро отвернула голову в сторону. Слишком быстро, как я теперь понимаю. Возможно, мне стоило бы вести себя так, как более подобает свободной женщине, и приказать ему подойти к моему паланкину и встать на колени, чтобы задавать ему вопросы как рабу. Несомненно, некоторые женщины так и делали, присвоив себе, поскольку свободные женщины вольны поступать так, как им заблагорассудится, прерогативы мужчин. Интересно было бы узнать, что они почувствовали, когда на них упала та сеть. По крайней мере, в тот момент я не была рабыней. Я могла идти куда захочу, могла привлечь к себе его внимание, потребовать то, что желала.

– У рабыни, – сказал я, – как Ты теперь должна знать, тоже есть много способов привлечь к себя внимание мужчины, но они тоньше, эффективнее, просительнее, уязвимее, беспомощнее и почтительнее.

Она заинтересованно посмотрела на меня.

– Вот тебе пример, сейчас ладони твоих рук смотрят вверх, – намекнул я.

– Ой! – смутилась женщина и, быстро перевернув их вниз ладонями, прижала к бёдрам.

Тряпка, которую она носила, учитывая положение коленей, широко разведённых согласно позе рабыни для удовольствий, высоко открывала бёдра рабыни. Пальцы её рук, лежавшие там, вцепились в ткань, словно пытаясь удержаться на ней. Получилось, что её руки наполовину зарылись в ткань, и наполовину прижимались к обнажённой коже. В результате её захвата потрёпанная кромка того, что было её одеждой, слегка вдавилась в её округлые соблазнительные бёдра. Получившийся контраст показался мне ничуть не менее привлекательным, чем у рабского шёлка на теле, или узкого шнурка удерживающего такой шёлк на плече, или у поблёскивающего металла рабских наручников сомкнувшегося на тонких, покрытых нежными волосками запястьях, или у веревки на талии, выше которой начинается аккуратный соблазнительно округлённый живот, или у ошейника на горле рабыни.

– На самом деле, – улыбнулся я её реакции, – у рабынь с их тонкими, чувственными, беспомощными способами, их мольбами, скромностью, почтительностью, и самой сутью и полнотой их статуса, имеется куда больше лучших способов привлечь к себе к внимание мужчин, чем у свободных женщин.

– Но в то время я этого ещё не понимала, – вздохнула Лавиния.

– Я тоже так думаю, – кивнул я.

– Свободные женщины, – усмехнулась она, – вряд ли будут скулить и облизывать щиколотки понравившихся мужчин.

– Они начинают делать это достаточно быстро, практически сразу после того, как становятся невольницами, – пожал я плечами, – стоит им только испытать пробуждение в них рабыни, понять свои потребности, свою беспомощность и свою зависимость от рабовладельца.

– Да, Господин, – согласилась женщина. – Я тоже ощущаю в себе начало таких эмоций.

– Так, что Ты стала делать дальше? – вернул я её к прежней истории.

– Фактически, – улыбнулась она. – Мне уже ничего не нужно было делать. Теперь у меня почти не осталось сомнений, что к тому моменту Мило и Аппаний уже обсудили меня. Мило сам подошёл к моему паланкину. Как раз в тот момент, я раздвинула занавески. Он попросил у меня прощения за приближение ко мне, предположив даже, что я могла бы приказать своим людям избить его за его смелость. Актёр объяснил, что не смог ничего поделать с собой, что в течение многих дней он боролся с этим, но теперь, ему уже всё равно какие скорбные последствия могли бы его ожидать, пусть его даже бросят голодному слину. Ещё Мило говорил что-то про то, что он сам того не желая подошёл ко мне, что его непреодолимо тянуло ко мне, словно на цепи за тарларионом. Потом он со слезами на глазах, умолял о чести всего лишь поприветствовать мою красоту, а затем поспешно уйти полностью удовлетворённым.

– Ты была полностью скрыта под вуалью? – уточнил я.

– Я была разодета в мои самые красивые одежды и вуали, – уклончиво ответила женщина.

– Судя по всему, в тот раз Ты не надела свою уличную вуаль, – усмехнулся я.

– Да, – признала мою правоту рабыня, – не надела.

– Значит, – заключил я, – через твою вуаль вполне можно было бы различить черты твоего лица, хотя, возможно, и с некоторым трудом.

– Да! – гордо вскинула голову она.

– Какой рабыней Ты была! – рассмеялся Марк.

– И есть! – заявила женщина.

– Да, не только была, но и есть! – не переставая смеяться, признал он.

Пожалуй теперь прекрасную Лавинию, больше не будут трогать вопросы относительно того какую вуаль ей надеть. Она стала рабыней. Кому, в конце концов, придёт в голову напяливать вуаль на тарскоматку, или слиниху?

– И каким же образом, он поприветствовал твою красоту? – спросил я.

– Красивым жестом, – ответила она.

– Неужели тебе не приходило в голову, что в доме Аппания его ждали полчища маленьких фигуристых шлюх, готовых на животе ползать вокруг него, облизывать и целовать его ноги, умоляя, чтобы он позволил услужить ему любым способом, какого он только мог бы пожелать?

– Тогда я не думала об этом, – вздохнула женщина.

– И после этого он немедленно ушёл? – осведомился я.

– Да, – кивнула Лавиния. – Казалось, что он был почти до ужаса испуган своей собственной наглостью. По крайней мере, я тогда так думала.

– А что Ты ему сказала? – поинтересовался я.

– Ничего, – покачала она головой. – У меня в тот момент язык к нёбу прилип, как у новообращённой рабыни, впервые брошенной перед своим господином.

– Понятно, – усмехнулся я.

– Позже, когда он уже исчез, я разозлилась на саму себя! Я ругала себя за то, что не остановила его, не дала ему понять, что я ничуть не была им оскорблена. Мне так хотелось успокоить его! Поощрить его вернуться! Я горела желанием видеть его снова! В конечном итоге я отправила Мило письмо, в котором сообщала, что я разрешаю ему говорить со мной.

– И что произошло дальше?

– Следующие два дня Мило не появлялся, – продолжила она, – а когда всё же пришёл, то покаянно признался, что ему, столь недостойному, не хватало храбрости, вновь приблизиться к такой как я, такой высокородной и свободной. Так слово за слово он даже начал утверждать, что в душе и по праву он был моим рабом, а не Аппания, которому актёр принадлежал юридически. Я была покорена. Не думаю, что нашлась бы такая свободная женщина, которая не жаждала подобного льстящего внимания, пусть даже в глубине её сердца она знает, что именно она является той, кому природой отведено пресмыкаться у ног мужчины. О да, признаю, что я оказалась хорошенькой маленькой вуло, которая сама готова сунуть голову в петлю. У Мило нашлась специальная комната, в которой мы договорились встретиться.

– Я знаю об этом месте, – усмехнулся я.

– О-о? – удивилась женщина.

– Да, – кивнул я. – Это в районе Метеллан.

– Да, – озадаченно признала Лавиния. – Именно там на меня и набросили сеть. Теперь я в ошейнике.

– Трудно этого не заменить, – улыбнулся я, окидывая взглядом стоящую внизу на коленях в горячей белёсой пыли рабыню.

– Там, где мне и надлежит быть, – добавила она.

– Верно, – не мог не признать я.

– Я могу быть ещё чем-то полезной Господам? – опасливо спросила Лавиния.

– Я получил всю информацию, которая мне была нужна, – заверил её я.

– Кейджера рада, что смогла оказаться полезной, – проговорила она.

Она ещё не успела договорить, когда я, соскользнув вниз с седла, оказался рядом с ней.

– Господин? – ошеломлённо уставившись на меня, пролепетала рабыня.

При этом она вдруг почти рефлекторно дёрнулась, словно задумала вскочить на ноги и убежать от меня спешившегося. Впрочем, ей хватило здравого смысла задуматься, прежде чем осуществить такую глупость. Само собой, она не получала разрешения изменить позу, а потому тут же замерла на коленях, выпрямив спину и дрожа от страха.

– Подними голову, – потребовал я. – Смотри на меня.

Когда женщина повернула ко мне лицо, стало заметно, что её нижняя губа дрожит. Я окинул оценивающим взглядом её короткие всклоченные волосы, мало что скрывающую потрёпанную тряпку, её единственный предмет одежды, фактически мало чем отличающийся от та-тиры, простой ошейник, не больше чем полоса тёмно-серого железа, согнутая вокруг её шеи, края которой соединены заклёпкой, покрытую белёсыми пузырями, сожжённую солнцем кожу невольницы.

– Полевая рабыня, – бросил я.

– Да, Господин, – отозвалась она.

– Ты солгала свободным мужчинам, – сказал я, и её глаза начали стекленеть от страха.

– Ты ответила нам, что была порабощена вследствие неуплаты налогов, тогда как это произошло по причине постельных законов, – напомнил я.

– Простите меня, Господин, – испуганно прошептала Лавиния.

– Однако сейчас я уже не столь зол на тебя, – сообщил я.

– Спасибо, Господин! – воскликнула рабыня.

– Мне понравилась та поспешность, с какой Ты постаралась загладить свой проступок, – пояснил я.

– Да, Господин! – облегчённо вздохнула она.

– В целом твои последующие ответы оказались точны, содержательны и полезны, – признал я.

– Да, Господин! – почти успокоившись, сказала женщина.

– Интересно, стала бы Ты лгать мне, если была моей собственностью? – осведомился я.

– Нет, Господин! – удивлённо посмотрев на меня, заверила Лавиния.

– Вот и я так не думаю, – усмехнулся я, заставив её снова задрожать. – Впрочем, Ты же мне не принадлежишь.

– Нет, Господин, – закивала рабыня.

– Правда, и я уверен, что Ты это знаешь, что совершившую проступок рабыню может наказать любой свободный мужчина, – напомнил я.

– Да, Господин, – выдавила из себя она.

– Ведь может случиться так, что её владелец при этом мог и не присутствовать.

– Да, Господин, – прошептала Лавиния.

– Но ведь её рабство вовсе не заканчивается вне пределов его видимости, – заметил я.

– Да, Господин, – вынуждена была признать рабыня.

– Оно бескомпромиссно, категорично и абсолютно, в любое время и в любом месте где бы она не находилась, – сказал я.

– Да, Господин.

– Таким образом, это будет правильно, если она будет подвергнута наказанию какого-либо свободного мужчины, не так ли? – уточнил я.

– Конечно, Господин, – согласилась со мной Лавиния.

– А мы с моим другом Марком, как раз и есть – свободные мужчины, – улыбнулся я.

– Да, Господин, – прошептала рабыня.

– И значит, для нас Ты являешься объектом наказания, – заключил я.

– Да, Господин, – опустила она голову.

– Тем более, что Ты солгала именно нам, – добавил я.

– Простите меня, Господин! – всхлипнула женщина.

– Если бы Ты принадлежала мне, – задумчиво сказал я, – то честно говоря, я даже не знаю, что бы я с тобой сделал. Хм, интересный вопрос. Конечно, самое меньшее, что тебя ожидало, это быть раздетой, связанной и выпоротой.

Рабыня с трудом проглотила вставший в горле комок.

– И, признаться, я не думаю, что тебе удалось бы скоро забыть об этом, – заверил её я.

– Да, Господин, – шмыгнула она носом.

– Как Ты думаешь, после этого, Ты решилась бы врать мне снова? – поинтересовался я.

– Нет, Господин! – замотала головой рабыня.

– И Ты постаралась бы улучшить своё поведение? Изо всех сил?

– Да, Господин.

Я пристально посмотрел на неё.

– Господин? – опасливо обратилась ко мне она.

– Думаю, что, раз уж Ты нам не принадлежишь, то, вероятно, это было бы разумно, перепоручить твой наказание твоему хозяину, благородному Аппанию, – предположил я.

– Пожалуйста, нет, Господин! – взмолилась Лавиния.

– По крайней мере, для меня было бы проще, – усмехнулся я, – раздеть тебя, связать руки за спиной а затем написать прямо на теле некое короткое, но исчерпывающее послание.

Даже краснота загара не смогла скрыть того, как она побледнела.

– Левая грудь, как Ты наверное знаешь, самое лучшее место для таких посланий, – заметил я.

Подобная практика, понятно, обусловлена тем, что люди в целом и мужчины в частности, в большинстве своём правши.

– Пожалуйста, не надо сообщать об этом моему господину! – заплакала рабыня.

– Мне кажется, или Ты боишься его? – осведомился я.

– Да! – всхлипнула она.

– Это хорошо, – кивнул я. – Кейджере полезно бояться своего господина.

– Вы не понимаете! – простонала Лавиния. – Я уже имела несчастье вызвать его крайнее недовольство. Меня уже остригли и отправили в поле! Если бы я дам ему ещё один повод для наказания, я даже представить себе боюсь, что он со мной сделает!

– Возможно, тебя просто выпорют, – пожал я плечами.

– Возможно, меня просто бросят в его пруд с угрями! – крикнула она.

– Не бойся, – успокоил я её, – Ты оказалась полезной и отзывчивой, и из нашей беседы я получил много значимой информации, несомненно, гораздо больше, чем Ты можешь понять. К тому же, это – наша первая встреча, по крайней мере, формальная, и я склонен, хотя это и несколько против моих правил, проявить к тебе снисходительность. Можно было бы принять во внимание, например, то, что Ты ещё не встречала мужчин того типа, к которому мы относимся. Возможно, до сих пор, Ты имела дело с теми мужчинами, которые игнорируют ложь своих рабынь, делая вид, что не замечают их, или, ошибочно, на мой взгляд, снисходительно принимают это за не стоящую внимания ерунду, просто за мелкий женский грешок. Так вот, мы к такому типу мужчин не относимся. Мы не намерены терпеть этого. Даже если бы Ты солгала о чём-то столь же мелком как леденец или печенье, ни я, ни мой друг, не стали бы терпеть этого. Мы одобряем и ожидаем, от рабыни только правду. Короче говоря, знай Ты заранее с каким типом мужчин столкнулась, то я готов предположить, что Ты не стала бы врать нам.

– Конечно, Господин, – с жаром заверила меня рабыня.

– Так что, как я уже сказал тебе, на первый раз я склонен быть снисходительным, – сообщил я.

– Спасибо, Господин, – вздохнула Лавиния.

– Кроме того, – продолжил я, – я всё-таки не твой владелец, а, серьёзные и суровые виды наказаний, как мне кажется, должна оставаться прерогативой юридического владельца рабыни. Мы эти прерогативы узурпировать не собираемся. Соответственно, твоё наказание будет достаточно лёгким.

– Спасибо, Господин, – обрадовалась было она, и в этот момент я наотмашь хлестнул её по щеке, сначала открытой ладонью правой руки по одной, а затем, обратным движением, тыльной стороной по другой.

Голова женщины мотнулась сначала в одну сторону, потом в другую. Последний удар сбил рабыню с колен, и она завалилась на бок. Несколько инов она лежала неподвижно, съёжившись в позу эмбриона. Затем, оперевшись ладонями в землю рабыня подняла голову, изогнулась и поверх правого плеча посмотрела на меня. В её полных слёз глазах стояли неверие, растерянность и страх.

– Позиция, – скомандовал я.

С болезненным стоном женщина снова подползала к тому месту, где она только что стояла на коленях, и приняла прежнюю позу, с той лишь разницей, что теперь её голова была низко опущена.

Подойдя к невольнице, я присел и, взяв её рукой за подбородок, поднял её голову. Её щёки, красные от шлепков, блестели от тёкших по ним слёз. Верхняя губа быстро распухала. В уголке рта появилась капелька крови. Убрав руку, я позволил ей снова опустить голову.

– Ой! – вскрикнула Лавиния.

– У тебя соблазнительный животик, – похвалил я.

– Ай, – тихонько айкнула она.

– И превосходная фигура, – отметил я.

– О-о! – беспомощно воскликнула рабыня.

Я убрал из-под её спины свою левую руку, которой я удерживал женщину на месте, не позволяя ей отстраниться больше, чем мне хотелось.

– И у тебя имеются, по крайней мере, проблески рабской жизненности, – сообщил я ей.

Лавиния издала тихий, разочарованный стон.

– Ты же не собираешься лгать нам снова, не так ли? – осведомился я.

– Нет, Господин! – всхлипнула она.

Встав на ноги, я отступил на пару шагов и полюбовался на неё. Женщина под моим взглядом немного выгнула спину и опасливо поинтересовалась:

– Я могу говорить?

– Да, – разрешил я.

– Это было легким наказанием? – спросила она.

– Да, – кивнул я, – ерунда, всего лишь пара оплеух.

Конечно, в обычной ситуации можно обойтись одной пощёчиной. Однако она солгала. Впрочем, даже несмотря на её ложь, я сдерживал свою руку. В конце концов, я, как любой другой рабовладелец, обычно хочет только наказать рабыню, а не повредить ей что-нибудь. Ударь я женщину не сдерживая силы, у неё, скорее всего, просто переломилась бы шея.

– Мне очень жаль, что я вызвала недовольство у Господ, – сказала она и, не дождавшись моего ответа, продолжила: – Но в одном Господин неправ.

– Это в чём же? – удивился я.

– Во мне уже есть гораздо больше, чем проблески рабской жизненности, – заявила Лавиния.

– Сейчас тебе это только кажется, – заверил её я, – вот через несколько месяцев, когда Ты действительно окажешься беспомощной под плетью своих потребностей и поймёшь ту неволю, в какую они тебя бросили, вот тогда Ты действительно поймёшь мои слова.

– Даже в этом случае! – всхлипнула она, не сводя с меня умоляющих глаз.

– Можешь изменить положение, – усмехнулся я.

Рабыня мгновенно растянулась передо мной на животе и, прижавшись губами к моей ноге, запричитала:

– Пожалуйста! Пожалуйста!

– Ты пресмыкаешься как рабыня, – констатировал я.

– Я больше не свободная женщина, – призналась она. – Я больше не должна притворяться. Мне больше не нужно лгать.

Глядя вниз на рабыню, лежавшую передо мной, я анализировал её потребности. Было приятно ощущать её мягкие губы робко и умоляюще скользившие по моей ноге.

– Теперь я в ошейнике и почти голая! – всхлипнула женщина. – Я в вашей власти. Сжальтесь надо мной!

– Значит, Ты хочешь умиротворить мужчин? – уточнил я.

– Да, если я вызвала их недовольство! – ответила Лавиния.

– Тебе хочется избежать дальнейшего наказания? – спросил я.

– Конечно же, Вы можете понять стремление такой женщины как я, настолько беспомощной в своей неволе, к тому, чтобы отвести от себя гнев мужчин. А каким образом она может добиться этого? Ведь у неё ничего нет, кроме её фигуры, служения и любви. Только этим она может смягчать сердца рабовладельцев.

Да, вынужден был признать я, это можно понять. Рабыня, в конечном итоге, несмотря на всю её красоту, остаётся рабыней, уязвимой и абсолютно беспомощной собственностью своего хозяина.

– Пожалуйста, Господин, – попросила она.

– У тебя неплохо получается подлизываться и умолять, – усмехнулся я.

Женщина оторвалась от своего занятия и посмотрела на меня снизу вверх.

– Подозреваю, что Ты научилась этому ещё в первые дни своего рабства в доме Аппания, – предположил я, – возможно выпрашивая пищу.

– Я умоляю вас! – простонала рабыня, но я просто стоял и смотрел на неё с высоты своего роста. – Конечно же, господин понимает, о чём я прошу.

– О-оу, – протянул я.

– Прикажите мне раздеться, – сквозь слёзы проговорила я. – Там по другую сторону кадки есть тень. Там земля не такая горячая. Вам не понадобится одеяло или покрывало. Уложите меня там спиной на землю!

Но я никак не отреагировал на её предложение.

– Если Вы хотите, – добавила она, – я буду служить вам здесь, прямо на горячей земле, под палящим солнцем.

– Полюбуйся на умоляющую рабыню, – прокомментировал я, обращаясь к Марку.

– Да уж вижу, – усмехнулся он.

– Пожалуйста, – всхлипнула Лавиния.

– Встань на колени вон там, – указал я на место рядом с коромыслом и вёдрами около кадки.

Женщина, быстро вскочив на ноги, метнулась к указанному месту и встала там на колени. Я же поднял коромысло, которое, как я уже упомянул, было просверлено в трёх местах. Одно отверстие имелось в центре, и по одному у концов. Рядом с отверстиями на коромысло предусмотрительно были намотаны кожаные шнуры, которые я тут же размотал.

– Господин? – удивлённо пробормотала рабыня, когда я водрузил коромысло ей на плечи. – Господин!

Затем, воспользовавшись центральным шнуром, я привязал коромысло к её шее. После этого я сделал то же самое с её руками, закрепив их к концам получившегося ярма. Немного отстранившись, я оценил полученный результат. Рабыня была закреплена в ярме, с широко расставленными руками.

– Как Ты, наверное, помнишь, – сказал я, – Ты заслужила наказание дважды, один раз за ложь, за что тебе досталась всего лишь пара пощёчин, нелепо несерьёзное наказание за столь серьёзный проступок, а второй раз за то, что посмела предположить, что мужчину может не интересовать ответ на вопрос, который он задал.

– Простите мне, – тут же взмолилась она.

– Твоей обязанностью является, отвечать на вопросы точно и с требуемой полнотой, – напомнил я, – а не комментировать уместность или правомочность этих вопросов.

– Да, Господин, – сказала она.

– Я вижу, что твои потребности по-прежнему никуда не исчезли, – заметил я.

– Да, Господин! – обнадежено воскликнула Лавиния. – Но я беспомощна!

Женщина немного покрутила и покачала головой в пределах позволенных её кожаной петлёй. Затем, она также пошевелила руками, беспомощно удерживаемыми на концах ярма.

– Подозреваю, что Ты знаешь, что женщина может быть использована и в ярме, – предположил я.

– Да, Господин! – утвердительно кивнула рабыня.

В действительности, бывает довольно приятно использовать женщину в таком положении. Также, невольниц, обездвиженных подобным образом, иногда отдают полевым рабам, чтобы те могли развлечься с ними так, как им захочется. Однако в данном случае я пришёл к выводу, что с прекрасной рабыней, замершей перед нами, этого ещё не делали, по крайней мере, пока. Её всего лишь пару раз привязывали к столбу для удовлетворения потребностей мужчин. Кстати, обычно для этого, девушку после наступления темноты просто запихивают в общую клетку, где её используют, передавая от одного мужчины к другому.

– Но это не входит в наши намерения, – сообщил ей я.

– Господин? – удивлённо уставилась на меня Лавиния.

И я подвесил одно из вёдер с водой на коромысло, отчего женщина склонилась вбок. Затем, я взял второе ведро и поместил его на другой конец коромысла. Рабыня согнулась под тяжестью двух вёдер и заплакала.

– Каково будет моё второе наказание? – глотая слёзы, спросила она.

– Встань, – приказал я.

Ей пришлось приложить немалое усилие, чтобы подняться на ноги. Даже стоять вертикально у женщины получалось с трудом. Она то и дело покачивалась и дрожала.

– Разве я не должна буду служить вам? – поинтересовалась рабыня.

– Нет, – ответил я и, заметив в её взгляде непонимание и муку, пояснил: – Это – твоё второе наказание.

Лавиния зажмурила глаза, отчего скопившиеся в них слёзы, ручейками побежали по щекам.

– Я не свободная женщина! – простонала она. – Я – рабыня. Я нуждаюсь в вашем прикосновении!

– Это – второе наказание, – повторил я.

– Пожалуйста, пожалуйста! – взмолилась невольница, не открывая глаз.

– Ты отвергнута, – сообщил я ей.

– Пожалуйста, Господин! – заплакала она.

– Поворачивайся и занимайся своим делом, – приказал я, – полевая рабыня.

Она сделала несколько шагов от кадки, покачиваясь под весом двух больших вёдер, бывших для неё значительной тяжестью, и обернулась, бросив на нас жалобный взгляд.

– Пошла прочь, полевая рабыня! – крикнул я, сопровождая слова взмахом руки.

– Да, Господин, – зарыдала женщина и отвернулась.

Некоторое время мы смотрели ей вслед. Рабыня медленно шла через поле, время от времени покачиваясь под прижимавшим её к земле грузом.

– Как Ты смог это сделать? – усмехнувшись, поинтересовался Марк.

– Отхлестать по щекам? – озадаченно уточнил я.

– Нет, конечно, – засмеялся он. – Это был пустяк.

– Ей так не показалось, – заметил я.

– Она легко отделалась, – пожал плечами мой друг.

– Верно, – согласился я.

– Не сомневаюсь, что со временем она будет с благодарной дрожью вспоминать о том, как легко в этот раз она была наказана, – сказал он.

– Даже несмотря на ту лёгкость, с какой она сегодня практически избежала наказания, – заметил я, – не думаю, что ей скоро придёт в голову мысль о том, чтобы врать свободному мужчине.

– Не буду с тобой спорить, – покачал головой Марк.

– А как поступил бы Ты сам? – осведомился я, запрыгнув в седло.

– Выпорол бы её ремнём, – ответил юноша.

– А если бы это была Феба? – уточнил я.

– Феба отлично знает, что лгать нельзя, – проворчал юноша.

– Но если бы это всё же была она? – настаивал я.

– Многочисленные наказания, – пожал он плечами, – в течение нескольких последующих дней.

– А что Ты имел в виду, – полюбопытствовал я, – когда спросил, «Как я смог это сделать»?

– Послать её на работу, – объяснил Марк, – вместо того, чтобы бросить на спину и использовать.

– Как Ты можешь говорить подобное, – спросил я, – подразумевая прежнюю свободную женщину, Леди Лавинию из Ара?

– А серьёзно никак нельзя, – буркнул мой друг.

– Разве это не было милосердно? – осведомился я.

– Конечно, нет, – заявил он.

– Даже в качестве наказания? – уточнил я.

– Всё равно, нет, – проворчал он.

– Поясни, – предложил ему я.

– Ты доминировал над ней, заставил её почувствовать свою женственность и своё отношение к мужчинам, – сказал Марк, – а затем, когда её живот был готов, ныл, горел в огне, беспомощно дёргался, Ты просто послал рабыню работать.

– А что бы Ты сам сделал на моём месте? – поинтересовался я.

– Ничего столь бессердечного и столь жестокого, – ответил юноша.

– Мы говорим о втором наказании, – напомнил я.

– Конечно, – кивнул он.

– Что, тогда? – не отставал от него я.

– Ну, я бы выпорол ей, – пожал плечами молодой воин. – Потом повалил бы её в землю, дав ей почувствовать тяжесть моей ноги. Да много чего мог бы. Но в конце, когда я того пожелал бы, я обязательно поставил бы рабыню на колени, головой к земле, и использовал бы её.

– Таким способом? – уточнил я.

– Конечно, – заверил меня он.

– Ясно, – усмехнулся я.

– Рабыни понимают такое обращение, – заверил меня Марк.

– Конечно, – не стал спорить с ним я.

– И я не думаю, что она совершила бы ту же самую ошибку снова.

– Вероятно, нет, – пожал я плечами.

– Точно, нет, – заявил юноша, – уверен в этом.

– Однако, Ты же не будешь оспаривать того факта, – осведомился я, – что моё наказание тоже окажется весьма эффективным?

– Я этого и не отрицал, – заверил меня он. – Просто я думаю, что моё было бы более взвешенным и подходящим рабыне, её потребностям и её проступку.

– Ты подверг бы её подобному использованию в качестве наказания? – уточнил я.

– Конечно, – кивнул Марк.

– Но она нам не принадлежит, – заметил я.

– А какое это имеет значение? – осведомился юноша.

– Верно, – вынужден был согласиться я.

Наложение наказания, причём по своему выбору, находится в пределах прерогатив свободного человека.

– Значит, Ты думаешь, что наложенное мною наказание было слишком суровым? – уточнил я.

– Да, – сказал он.

– Знаю я место, – усмехнулся я, – где такое вообще сочли бы не наказанием, а избежанием оного.

– Мне в это трудно поверить, – проворчал мой друг.

– В культуре того места, принято отрицать, игнорировать и подавлять наиболее фундаментальные потребности женщин, – объяснил я.

– Не надо шутить с вопросами такой важности, – недовольно сказал он.

– В это вовлечены довольно сложные вопросы идеологии, – попробовал разъяснить ему я, – суть которой состоит в утверждении того, что природа и биология ошибочны, а сама идеология, независимо от того, какой она кажется надуманной и непоследовательной, правильна.

– Такое безумное место не может существовать, – безапелляционно заявил юноша.

– Возможно, – не стал переубеждать его я.

– Но сам-то Ты, конечно, признаёшь, что наказание, заключающееся в отказе рабыне в использовании более чем сурово? – спросил Марк.

– Она – рабыня, – пожал я плечами. – С ней может быть сделано всё что угодно.

– Её владельцем, – добавил мой друг. – Но не любым.

– Верно, – согласился я.

Конечно, первый встречный не имел права, например, убить или покалечить рабыню ему не принадлежащую, точно так же, как и любое другое домашнее животное, которое принадлежит кому-то другому. В этом смысле рабыня, в силу определенного общепринятого отношения к праву собственности, имеет некоторую защиту от свободных людей, которым она не принадлежит она. С другой стороны, власть владельца над его имуществом – абсолютна. Он может сделать с неё всё, что пожелает. Она принадлежит ему полностью.

– Ты же признаёшь, – не отставал от меня Марк, – что твоё решение оказалось для неё слишком суровым?

– Но было таким намеренно, – нахмурившись, попытался оправдаться я, посмотрев в сторону удалявшейся от нас женской фигуры, отошедшей уже на довольно приличное расстояние.

– Излишне суровым? – уточнил он. – Я тебя не понимаю.

– Оно было точно отмерено для неё, в соответствии с её виной и моими планами, – сообщил я ему.

– Твоими планами? – переспросил Марк.

– Да, – кивнул я. – В этом и состоит различие между твоим подходом и моим.

– Ничего не понимаю, – проворчал юноша.

– Я хочу, чтобы она чётко осознавала то, что может быть сделано с ней, – объяснил я.

– Ты говоришь так, словно намереваешься приобрести её, – заметил он.

– Я действительно собираюсь приобрести её, – известил его я.

– О-о? – заинтересованно посмотрел на меня Марк.

– Да, – кивнул я. – Она фигурирует в моих планах.