Текст книги "Волшебники Гора (ЛП)"

Автор книги: Motierre

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 43 страниц)

– Понятно, – негромко протянул молодой воин.

– Она – полевая рабыня, – заметил я. – Надеюсь, Аппаний, который не кажется мне очарованным ею, не станет особо торговаться, отдаст её за гроши, ну может быть не больше, чем за горстку медяков.

– Она – слишком соблазнительная женщина, чтобы такую можно было приобрести за несколько медных тарсков, – покачал головой мой друг.

– О-о, Ты заметил? – наигранно удивлённо, поинтересовался я, заставив юношу рассмеяться. – Вон она уже где.

– Вижу, – кивнул парень, посмотрев в сторону ставшей совсем крохотной фигурки, остановившейся на гребне невысокого холма и устало опустившейся на колени, поставив вёдра на землю, очевидно чтобы передохнуть.

– Но я тронут твоим беспокойством относительно суровости для неё моего наказания, – признал я.

Марк в ответ на это только молча пожал плечами.

– Возможно, это мотивировано твоей известной добротой к животным, – улыбнулся я.

– Возможно, – буркнул он.

– Но вот мне интересно, не было ли твоё беспокойство, возможно, не вполне осознанно, мотивировано, по крайней мере, частично, определенным разочарованием, которое Ты, из-за моего решения, испытал, оказавшись лишённым возможности, определить местонахождение и поэксплуатировать уязвимые прелести рабыни в целях своего удовольствия? – аж вспотел, пока выговорил.

– Возможно, – не выдержав накала моей фразы, засмеялся мой друг.

– О, смотри, – указал я, – теперь она изо всех сил пытается подняться на ноги.

Небольшая фигурка отчаянно пыталась встать и поднять коромысло, с подвешенными на него вёдрами, точно так же, как это делает любой, кому надо встать и поднять груз, сначала пересев на корточки, а потом, выпрямив спину, разогнув ноги, таким образом, выполнив ими большую часть работы.

– Груз великоват для неё, – констатировал Марк. – Маловата она и слабовата для таких работ. Однако странно, что именно на эти работы определил её Аппаний и его надсмотрщики на полях.

– Похоже, здорово она оскорбила Аппания, – усмехнулся я.

– Видимо да, – кивнул юноша.

– О, встала всё-таки, – отметил я, наблюдая за тем, как Лавиния неустойчиво выпрямилась, отчаянно пытаясь удержать равновесие и не расплескать воду из вёдер, раскачивавшихся на концах коромысла.

– Точно, – кивнул Марк.

– Значит, по-твоему, она соблазнительная? – уточнил я.

– И даже очень, – признал он, – и даже в её текущем весьма бедственном состоянии, остриженной, обветренной и обгорелой полевой рабыни.

– Смотри-ка! – воскликнул я.

– Вижу, – заверил меня юноша.

Женщина, стоявшая на гребне холма, запрокинула голову, повернув лицо к небу. Конечно, с такого расстояния мы не могли слышать её, но догадались, что она толи кричала, толи рыдала в горе и расстройстве. Даже отсюда было заметно, как дрожали её плечи и дёргались привязанные к ярму руки. Понятно, что рабыня не могла освободить их, и они так и остались на том же месте, где они были, широко разведёнными и привязанными к противоположным концам коромысла.

– Кажется, её потребности никак не могут оставить её, – заметил Марк.

– Похоже на то, – согласился я.

Наконец, женщина снова пошла, перевалила через гребень и исчезла из вида. Солнце тоже уже перевалило за зенит и теперь стояло далеко позади нас.

– Уверен, недалёк тот день, когда она превратится в весьма интересную, извивающуюся рабскую шлюху, – предположил я.

– Ты заметил? – осведомился мой друг.

– Конечно, – кивнул я.

– Неужели Ты не думаешь, что было жестоко, наказать её отказом в её использовании? – снова вернулся к прежней теме Марк.

– Не настолько жестоко, – заверил его я, – как это могло бы быть несколько месяцев спустя, когда она проживёт в неволе достаточно долгое время.

– Верно, – вынужден был признать он.

Рабские потребности имеют тенденцию развиваться и углубляться с каждым проведённым рабыней в неволе днём. На данной стадии рабства Лавиния ещё не могла даже начать подозревать о том, на что будут походить её потребности позже, и в какую беспомощную их пленницу она в конечном итоге превратится, какой безнадежной станет для неё тюрьма её же собственных потребностей, и в какую зависимость от милосердия владельца они её поместят. Перед лицом таких потребностей самые крепкие ошейники, самые тяжёлые цепи, не более чем паутинка. Думаю, никто и никогда не сможет измерить глубину и широту сексуальности рабыни и её любви.

– Но даже сейчас, было довольно безжалостно лишать её этого, – проворчал юноша.

– Мы это ей компенсируем, – пообещал я ему.

– О-о? – заинтересовался Марк.

– Ну, скажем так, возможно, мы сделаем это, – поправился я.

Мой друг вопросительно посмотрел на меня.

– При условии, конечно, что её рвение и совершенство служения позволят полагать, что она заслужила это, – добавил я.

– То есть, Ты на полном серьёзе говорил о том, что собираешься привести её под свою плеть? – осведомился он.

– Вполне, – кивнул я.

– И как она фигурирует в твоих планах? – уточнил Марк.

– Увидишь, – уклонился я от ответа.

Молодой воин, резким рывком поводьев, повернул своего тарлариона в другую сторону. Из-под лап ящера набухло облако пыли.

– Эй, приятель, Ты куда это так резво? – полюбопытствовал я.

– Я хочу Фебу! – крикнул он.

– Похоже, – усмехнулся я, – что не одна только красотка Лавиния, ещё недавно бывшая свободной женщиной Ара, озабочена своими потребностями.

– Ты как всегда прав, – засмеялся мой друг.

– Разница лишь в том, что она беспомощно привязана к ярму, и полностью зависит в этом плане от мужчин, – заметил я, – в то время как Ты свободен и можешь поехать к своей рабыне.

– А что насчёт тебя? – поинтересовался он. – Неужели Ты совсем не взволнован очарованием этой милашки – полевой рабыни?

– Я? – засмеялся я. – Думаю, у меня всё обстоит ещё проще, чем тебя. Мне бы только добраться до ближайшей пага-таверны!

Я, вслед за Марком, развернул своего тарлариона.

– Подозреваю, что какой-нибудь бывшей свободной женщине Ара, оказавшейся в таком месте, повезёт получить на щиколотку гирлянду из пяти медных дисков, купленных всего за бит-тарск, не так ли?

– Спорим, что я буду в Аре, раньше тебя! – крикнул ему я, и в следующий момент с нетерпением и хохотом, мы пустили своих животных вскачь в сторону города.

20. Рабыня будет покорной

– Я люблю свой ошейник! – причитала она. – Я люблю свой ошейник!

– Ты понимаешь, что Ты должна делать? – спросил я.

– Да, да, да! – вскрикивала женщина.

Стоило мне немного приподнять руку, как её тело подскочило, пытаясь вновь прижаться к ней. Но я, большим пальцем надавив на её живот, прижал её обратно к одеялу, расстеленному на полу в нашей комнате в инсуле Торбона, расположенной в районе Метеллан. Она принялась ерзать и извиваться в разочаровании и неудовлетворённости. Но я упорно удерживал её на месте, по-прежнему, прижимая большой палец к животу. Рабыня дикими глазами уставилась на меня.

– Пожалуйста! – заплакала она, дёрнув левой ногой.

Послышался лязг звеньев цепи и звук скоблящего по полу железа. Цепь, которая соединяла браслет на лодыжке женщины с прочным рабским кольцом, вбитым в пол, натянулась.

– О-о-оу, да-а-ах! – задыхаясь, прохрипела она. – О-о, да-а-а, мой Господин! О, да, мой Господи-и-ин!

– А она ничего, соблазнительная, – прокомментировал Марк, сидевший прислонившись спиной к стене комнаты.

– Точно, – поддержала его Феба, стоявшая на коленях рядом с ним и занимавшаяся штопкой.

– Спасибо, Госпожа, – выдохнула рабыня.

Феба, конечно, из них двоих считалась главнее.

– Для дешёвой рабыни, – добавила Феба.

– Да, Госпожа, – простонала женщина. – О! О-о! О-о-о!

Невольница подняла на меня глаза полные удивления и радости. Как всё-таки прекрасны бывают рабыни!

– Насколько же я принадлежу вам! – заплакала она. – Я даже представить себе не могла того, на что это может быть похоже! Как многое заставили Вы меня почувствовать! Сколь многому Вы меня научили! Сколько нового я узнала о себе благодаря вам! Насколько же большей рабыней я теперь стала!

– Некоторые женщины, думают, что радости неволи, прежде всего, связаны с подчинением и самоотверженным служением, любовью и безграничной отдачей себя во власть владельца, становясь полностью его собственностью, – заметил я, – но теперь Ты видишь, что есть в этом и дополнительные эмоции.

– Да, Господин! – простонала женщина. – Пожалуйста, не останавливайтесь!

– Волосы у неё слишком короткие, – проворчала Феба.

– Свободные женщины ничего не знают об этом! – всхлипнула рабыня. – Они не могут даже начать понимать восторг неволи!

– Не думаю, что они столь уж и не осведомлены, как Ты это себе представляешь, – усмехнулся я. – Впрочем, Ты могла бы вспомнить свои собственные подозрения и предположения, ощущения и мечты, в те времена, когда Ты сама была свободна.

– Это были всего лишь жалкие проблески страха и тоска, – вздохнула женщина.

– Расскажи, – потребовал я.

– Конечно, уже тогда в своём животе, – сказала она, – я ощущала влечение неволи. Меня интриговали мысли об этом, они соблазняли меня. Часто я с интересом и волнением задумывалась над этим и чувствовала неодолимое очарование этого. Мне было интересно, чем это могло бы быть, если бы я стала рабыней, что могло для меня означать принадлежать, не имея никаких вариантов, кроме как повиноваться.

– Значит, Ты действительно понимала кое-что из этого, – сказал я ей, – причём ещё в бытность свою свободной женщиной.

– Нет, – мотнула она головой, – я ничего тогда не понимала, ничего!

– О-о, – протянул я.

– Ай-и-и! – завыла рабыня, выгибаясь дугой. – Ничего! Ничего я не понимала! О-оуу, мой…, мой Господи-и-ин, спасибо-о-о, спасибо-о-охх! Будьте снисходительны! Будьте добры к своей рабыне, она умоляет вас!

Я молчал, с улыбкой любуясь счастливым лицом удовлетворённой женщины.

– Какой же беспомощной я стала! – вздохнула она.

Цепь снова лязгнула по полу, и я перевёл взгляд на лодыжку. Браслет смотрелся там вполне уместно и привлекательно. Воспользовавшись тем, что я отвлёкся, женщина потянулась ко мне, обхватила меня руками. За исключением ошейника и браслета на ноге на ней ничего больше не было.

– Я хочу нравиться моему господину, – прошептала мне рабыня.

– Ты мне нравишься, – заверил её я.

– У неё вся кожа в пятнах, – недовольно буркнула Феба.

– Замри, – шепнул я своей рабыне.

– Господин? – удивилась она.

Мягко сняв с себя руки женщины, своей правой я провёл по её телу.

– Ой! – задрожала она.

Почувствовал, как левое бедро рабыни отчаянно пытается прижаться к моей руке, я повёл её дальше.

– О-охх, – мягко застонала женщина.

Цепь снова пробороздила по пол.

– О-о, Господи-ин, – прошептала она, почувствовав, как мои губы и язык заскользили вниз по её животу.

– Лежи спокойно, – предупредил я застонавшую рабыню, не имевшую никакого иного выбора, кроме как подчиняться тому удовольствию, которое я собирался ей доставить. – Не дёргайся.

– Вы же знаете, что я не в состоянии сопротивляться вам, – всхлипнула она.

– Я выпорю тебя, если Ты хотя бы попробуешь, – напомнил я.

– Да, Господин! – радостно воскликнула рабыня.

В то же мгновение я почувствовал, как её маленькие пальцы запутались в моих волосах.

– О-о, Господи-и-ин! – внезапно вскрикнула женщина.

А затем она, то начала неудержимо извиваться и стонать, то отчаянно пыталась остаться неподвижной. То прижимала мою голову к себе, то старалась оттолкнуть, не давая мне вести её дальше. Её пальцы то расслаблялись, гладя меня по волосам, то сжимались причиняя боль, но я не бил её. Наоборот, я наслаждался её стонами и конвульсиями, каждым её движением, пресекая каждую попытку успокоиться и замереть, вынуждая женщину стремиться ко мне навстречу и самой прижиматься к моим губам. Я наслаждался тем, что вызывал её потребности и тут же удовлетворял их, её беспомощностью в моих руках и моей властью над ней, её отзывчивостью и беспорядочными движениями и криками, которые рождались в результате моего столь крошечного, постоянного, терпеливого и нежного внимания. Наконец, рабыня закричала, взмолилась, и я, убрав её руки со своих волос, заглянул в её дикие ошеломлённые глаза.

– Чего Ты сейчас больше всего хочешь? – спросил я.

– Я мокрая, мой Господин! Я не могу в это поверить, Господин! – простонала женщина.

– Ты хочешь служить? – осведомился я.

– Да, – воскликнула она. – Да!

– Ты просишь позволить тебе служить? – уточнил я.

– Да, Господин, я прошу дать мне возможность служить вам, – сказала рабыня и жалобно попыталась дотянуться до меня своим животом.

Но я неподвижно полулежал рядом, рассматривая её.

– Пожалуйста, Господин, – попросила она.

Я не лишь улыбнулся в ответ на её мольбу.

– Я – всего лишь рабыня, – всхлипнула женщина. – И это Вы сделали это со мной! Теперь я – только ещё одна девка в ошейнике. Я беспомощна. Я принадлежу вам! Я ваша, и Вы можете делать с этим всё, что пожелаете! И я сделаю для вас всё что угодно! Я только прошу вас сжалиться надо мной!

– Я всего лишь проверил твои реакции, рабыня, – пояснил я.

– О, Господин! – заплакала она в расстройстве.

– Но я нашёл их удовлетворительными, – сообщил я ей.

– Спасибо, Господин, – простонала женщина.

– Едва лишь вызванные, – продолжил я, – они сразу стали непроизвольными, рефлекторными и неконтролируемыми.

– Да, Господин, – признала она.

– Такие реакции сильно поднимут твою ценность, – заметил я.

– Я рада, Господин, – всхлипнула рабыня.

– И, как мне кажется, они всё ещё вне твоего контроля, – улыбнулся я, окидывая её взглядом.

– Так и есть, Господин! – признала она, глядя на меня сквозь слёзы, стоявшие в её глазах.

Её тело снова начало беспорядочно двигаться и извиваться. Казалось, ей достаточно было одного моего взгляда, чтобы начать терять контроль над своим телом. Она возбудилась от того, и от меня это не укрылось, что просто находясь под глазами мужчины.

– Но, я надеюсь, – сказала женщина, немного успокоившись, – Вы уделили этому столько внимания не только для того, чтобы оценить природу и особенности моих рабских реакций?

– Нет, – признал я.

– Позвольте мне служить! Позвольте мне служить вам! – взмолилась она.

Я выжидающе смотрел на неё.

– Я прошу позволить мне служить вам, Господин! – прошептала рабыня, и в этот момент я вошёл в неё. – Мой Господи-и-ин!

То, что происходило потом, можно было бы назвать первым уроком модальности моего доминирования и моей власти над ней.

– Я отдаюсь вам, я ваша рабыня! – воскликнула она.

Потом я просто держал её дрожащее тело в своих руках, стараясь успокоить.

– Экстаз, экстаз, – тяжело дыша, выталкивала она из себя слова.

– Теперь Ты видишь, – улыбнулся я, – какие вовлечены в это ощущения.

– Это было невероятно, – простонала женщина.

– Ты только начала учиться чувствовать себя, – предупредил я её, и столкнувшись с пораженным взглядом, добавил: – Всё верно. Ты – пока ещё всего лишь новообращённая рабыня.

– Я испугалась, что могла умереть от этого, – призналась она.

– От этого не умирают, – заверил я её, – Поверь, рабыни могут выдержать и не такое.

Женщина счастливо засмеялась и прижалась ко мне.

– Рабыни и рабство существует уже тысячи лет, – улыбнулся я.

– И теперь к ним присоединилась ещё одна, – промурлыкала она.

– Это точно, – согласился с ней я.

Относительно этого у меня не было никаких сомнений.

– Я никогда не была столь счастлива за всю мою предыдущую жизнь, – заявила рабыня.

– Твои чувства не имеют никакого значения, – сказал я.

– Господин? – не поняла она.

– Это всего лишь чувства рабыни, – напомнил я.

– Да, Господин, – вздохнула женщина, а потом перевернулась на бок, положила голову мне на грудь и затихла.

– О, если бы свободные женщины могли бы осознать эти эмоции, – сказала она чуть позже, – они все бы бросили себя к ногам мужчин, умоляя об их ошейниках.

– Но они не могут понять их, – улыбнулся я. – Они же не рабыни.

– Уверяю вас, у меня было некоторое понимание этого, когда я ещё была свободной женщиной, – заявила рабыня.

– Нечто хотя бы отдалённо напоминавшее, то, что Ты понимаешь теперь? – уточнил я.

– Нет, Господин, – признала она. – Ничего общего с тем, что я знаю теперь!

– Вот это я и имел в виду, – кивнул я.

– Да, Господин, – вздохнула женщина.

– В основе любого понимания и знания лежит опыт, – пожал я плечами. – Таким образом, женщина не может полностью понять того, что значит быть рабыней, пока она по-настоящему не станет рабыней. Только став чьей-то собственностью, и, конечно, став объектом применения его плети, она фактически сможет изучить это состояние. Только стоя на коленях перед своим господином она почувствует, что такое радость, обязанности и страх.

– Это верно, Господин, – согласилась рабыня.

– Тогда становись на колени, – приказал я.

– Да, Господин, – радостно отозвалась она.

Я перевернулся на бок и, приподнявшись на локте, принялся разглядывать её.

– Я надеюсь, что господин остался доволен мною, – сказала рабыня.

– Я доволен, – заверил её я.

– Значит, рабыня тоже довольна, – прошептала она.

– Она ничего, симпатичная, – заметил Марк.

– У неё вся кожа до сих пор в пятнах, – проворчала Феба.

– Ну, она уже выглядит намного лучше, чем была ещё недавно, – усмехнулся я. – Не зря же мы накупили столько заживающих и увлажняющих кремов.

– И волосы у неё слишком короткие, – не унималась Феба.

– Это верно, – не мог не согласиться я.

Моя рабыня расстроено опустила голову.

– Но я согласна с тем, что она достаточно хороша, – добавила рабыня Марка, – для дешёвой девки.

– Спасибо, Госпожа, – наконец, отозвалась моя рабыня.

– За сколько Ты говоришь, тебя купили? – уточнила Феба.

– Ой, ну хватит уже, – раздражено бросил Марк.

Конечно, Феба отлично знала, сколько именно я заплатил за своё приобретение. На самом деле, она не находила себе места с того самого момента, как мы ввели ещё одну, закованную в наручники и взятую на поводок, рабыню к нам в комнату. И она не успокоилась до тех пор, пока, к своему огромному удовлетворению, не узнала как дёшево она нам досталась.

– Пять медных тарсков, Госпожа, – ответила женщина.

– А вот за меня, – гордо заявила Феба, – мой господин отдал сто золотых монет.

– Только это происходило при совершенно особых обстоятельствах, – напомнил я ей.

– Но именно эта сумма была заплачена! – возмутилась рабыня.

– Верно, – не стал спорить я.

Впрочем, весомость этого заявления Фебы по большей части не дошла до ума новой рабыни, поскольку у той было очень слабое понятие цен на женщин. В конце концов, она оказалась в собственности Аппания в силу постельных законов, и продажа на её счету была только одна, мне самому, да и то всего за несколько медных тарсков. Нет, она, конечно, осознавала, что сто монет золотом, это была невероятная сумма. Но, в некотором смысле, женщина стоит так много, или так мало, сколько готов за неё заплатить тот или иной покупатель. Если это интересно, то в целях сравнения можно упомянуть, что на обычных невольничьих рынках, цена превосходной женщины, подходящей, скажем, для пага-таверны колебалась бы между одним и тремя серебряными тарсками. На таком рынке, на мой профессиональный взгляд, Феба, скорее всего, ушла бы за два – два с половиной тарска серебром, в то время как другая женщина, если бы к тому времени её волосы отросли, а кожа восстановилась, стоила бы что-то около двух тарсков, серебряных, конечно.

– Госпожа очень красива, – признала моя рабыня.

Феба горделиво вскинула голову и пригладила волосы. Да она была более чем красива. Я, кстати, никогда этого не отрицал.

– Я даже представить себе не могла, что косианки могут быть такими красивыми, – вздохнув, добавила она.

С гневным криком Феба вскочила с места и, метнувшись к стене, сорвала с крюка стрекало. Развернувшись, зло сверкая глазами и подняв стрекало над головой, она бросилась к новой рабыне, которая испуганно вскрикнула, и съёжилась прикрыв голову руками. Но удар так и не упал на неё. Марк успел вовремя перехватить уже начавшее опускаться запястье Фебы. Его рабыня взвизгнула от боли, и стрекало выпало из её разжавшейся руки. Однако она не сводила злобного взгляда с новой рабыни.

– Кос победил Ар! – выпалила она. – Это тебе ясно!

– Ты больше не с Коса, – раздражённо прорычал Марк. – Как и она не из Ара. Вы обе – всего лишь рабыни, наши домашние животные!

Феба сердито задёргалась в его руках.

– Ты не согласна со мной? – уточнил юноша.

Девушка повернулась к нему и, сверкнув на него глазами, бросила:

– Да, Господин!

Рабыня ещё немного попыталась бороться, но в руках молодого воина она было так же беспомощна, как если была связана. Всё на что у неё хватало сил, это лишь немного и бесполезно поёжиться. Феба ещё что-то сердито буркнула себе под нос. Шитьё, которым она занималась до этого, теперь валялось в стороне, отброшенное в тот момент, когда она вскочила на ноги, рванувшись за стрекалом. Кстати, поначалу Феба очень немного знала о шитье, однако став рабыней, вынуждена была изучить и эту премудрость тоже. Наша новая рабыня, разумеется, знала об этом ещё меньше, так что, я намеревался перепоручить её обучение Фебе. Обычно, рабовладелец ожидает, что его рабыня умеет не только стонать и извиваться.

Наконец, Феба немного успокоилась и прекратила вырываться. Марк сразу выпустил её из своих рук. Парень, отстранившись на шаг, окинул задумчивым взглядом, стоявшую перед ним в вызывающей позе девушку, сердито сжимавшую свои маленькие кулачки.

– Я так понял, что кто-то тут подумал, что она могла бы быть с Коса, – предположил он, – по крайней мере, в том смысле, что однажды была оттуда.

Феба вздрогнула.

– В таком случае, – пугающе спокойным тоном сказал Марк, – снимай одежду, женщина с Коса, ложись на живот и широко разводи ноги.

– Я не с Коса! – внезапно, испуганно проговорила Феба. – Я – всего лишь рабыня, Господин!

Однако под твердым взглядом юноши она сразу съёжилась, быстро стянула с себя тунику и растянулась на полу в той позе, в какой ей было приказано.

Марк по-прежнему подозрительно спокойно рассматривал свою рабыню. Не предчувствуя ничего хорошего для себя та начала сдавленно рыдать. Вторая невольница замерла стоя на коленях, стараясь казаться как можно незаметнее. Казалось, что она даже дышать старалась через раз.

– Похоже, в этот раз неправой оказалась первая девка, – наконец, нарушил молчание Марк.

Фебе вздрогнула как от удара и зарыдала в голос.

– Могу ли я говорить, Господин, – прошептала новая рабыня.

Юноша удивлённо уставился на неё.

– Да, – кивнул он.

Она подползла к нему, легла на живот и, робко протянув свою маленькую изящную руку, коснулась его ноги.

– Чего тебе? – проворчал юноша.

– Пожалейте её, Господин, – попросила женщина.

– Ты собираешься её защищать? – поинтересовался Марк.

– Да, Господин, – ответила она, не поднимая головы.

Зато подняла голову Феба и поражённо посмотрела на свою неожиданную защитницу.

– Просто она очень сильно любит Вас, – сказала женщина.

– Ну и что, – не понял мой друг.

Феба всхлипнула и отвела взгляд.

– Она пытается намекнуть тебе, что Феба ревнует тебя к ней, – пояснил я.

Марк присел около своей рабыни и спросил:

– Это правда?

– Да, Господин, – выдавила из себя заплаканная Феба, не решаясь открыть глаз.

– Но Ты же и так моя любимая рабыня, – растерялся он.

Девушка зарыдала, на этот раз от радости, и стоило Марку дотронуться до неё, и она затряслась под его ладонью как испуганная вуло.

Тогда молодой воин встал на ноги и снял рабскую плеть, ремни которой были закреплены прищепкой у основания рукояти, со стены. Он нажал на прищёпку и ремни распрямились, хлопнув над головой рабыни, заставив ту испуганно вжаться в пол. Затем Марк бросил плеть на пол, так что она упала справа от головы Фебы.

– Ты будешь служить мне, – бросил он, погружая руку в волосы рабыни, и давая ей почувствовать крепость своего захвата, покрутил её голову из стороны в сторону.

– Да, Господин! – прошептала девушка.

Потом он положил руку в основание её шеи, дав Фебе ощутить его власть. Затем пришла очередь правой лодыжки, которую он, захватив в кольцо пальцев оторвал от пола, согнув ногу в колене и притянув к телу. Наконец юноша разжал пальцы, позволив ноге вернуться в прежнее положение. Феба лежала на полу, стараясь не шевелиться, по-видимому, опасаясь вызвать ещё большее его недовольство. Но внезапно она тоненько вскрикнула. Её господин начал ласкать её тело, дерзко и по-хозяйски.

Я встал и поднял с пола шитье Фебы отброшенное ей, когда она вскочила на ноги. Это была туника, напоминающая ту, которую носят государственные рабыни, скроенную в новом стиле. Раньше, государственных рабынь, то есть тех женщин, которые принадлежали непосредственно городу, одевали в короткие серые туники, без рукавов и с разрезами по бокам до талии. Также, эти рабыни, носили серые ошейники, в цвет своих туник, и, зачастую, серый стальной браслет на левой лодыжке, с которого свисали пять маленьких колокольчиков. Конечно, стили одежды таких рабынь имели тенденцию меняться даже в нормальные времена. Например, края подолов временами, то немного укорачивались, то удлинялись, кромки туник могли быть подшиты лентами разных цветов, могло быть увеличено количество колокольчиков на лодыжке, скажем, до семи или возвращено к изначальным пяти, и так далее. Однако в настоящее время одежда государственных рабынь, что впрочем, было ожидаемо, учитывая поражение Ара и гегемонию Коса, претерпела значительные изменения. Исчезли разрезы по бокам и глубокие декольте. Теперь ворот начинался сразу под горлом, а подол заканчивался практически на уровне колен. Несомненно, эти изменения были предприняты с целью дальнейшего покорения мужчин Ара. Кос не оставлял стремления снизить сексуальную энергичность местных мужчин. С улиц города пропал звон колокольчиков, их просто перестали подвешивать на левые лодыжки государственных рабынь. Звук рабских колокольчиков на лодыжке женщины имеет тенденцию стимулировать мужчин сексуально. Впрочем, в последнее время, с появлением Бригады Дельта и, последовавшим за этим, ростом скрытой напряжённости в город, мужская энергия начала закипать подобно перегретому котлу, что, несомненно, не могло не обеспокоить оккупантов. Как я уже упомянул ранее, многие рабовладельцы, больше не рисковали послать своих рабынь на улицы без сопровождения, а если и делали это, то только после того, как закрепили на них железные пояса.

Правда, радовало хотя бы то, что рабская туника государственных невольниц пока ещё не обзавелась рукавами.

Я окинул взглядом свою новую рабыню, лежавшую на одеяле, расстеленном на полу, и жестом показал ей, что она должна встать. Когда она встала и замерла передо мной, я вручил ей тунику, приказав:

– Приложи к себе.

Женщина обеими руками плотно прижала к себе одежду, одной удерживая под горлом, другой – на талии, позволяя мне прикинуть получившийся результат.

– Господин? – заинтересованно, спросила она.

– Ты могла бы возбудить даже скалу, – прокомментировал я, вызвав смущённый румянец на щеках женщины.

– Спасибо, Господин, – поблагодарила рабыня не без удовольствия в голосе.

Я продолжал оценивать рабыню и её новую одежду.

Пожалуй, в этой тунике она действительно будет выглядеть весьма привлекательно. Похоже, косианцы, в конце концов просчитались. Неужели они на самом деле думали, что привлекательность рабыни можно вот так взять и уменьшить такой мелочью, как добавление нескольких хортов ткани к тунике? Разве трудно было понять, что это по-прежнему будет её единственной одеждой, которая ей позволена? Это же всего лишь кусок ткани, который ей разрешили, причём, у которого нет никакого прикрытия снизу! И что ещё более значимо, её истинная привлекательность зависела не столько от таких аксессуаров как ошейник или вид её одежды, пусть она и будет необыкновенно прекрасной и мало что скрывающей, сколько от самого её статуса, того факта, что она была рабыней? Ведь именно то, что она была рабыней, эссенцией и высшей ступенью женщины, и было тем, что делало её таким экстраординарным, особым, несравненным объектом желания. И этого не изменить, будет она стоять на коленях в та-тире, вышагивать в вечернем платье на званом приёме, или семенить по улице далёкого городка в Тахари, закутанная с головы до пят в тёмный хаик, оставлявший ей только узкую щель затянутую чёрной сеткой, чтобы можно было видеть дорогу. Через мгновение я забрал неготовую ещё тунику и положил её на пол, рядом с тем местом, где работала Феба, подле маленькой корзинки со швейными принадлежностями. Ткнув пальцем в пол, я указал, что рабыня может встать на колени, что она немедленно и сделала, положив руки на бёдра, и разведя ноги в подходящее для её статуса положение.

Феба, распластанная в другом конце комнаты, теперь задыхалась от страсти.

– Господин? – позвала меня новая рабыня.

– Что? – спросил я, оборачиваясь к ней.

– А я, правда, вам понравилась? – поинтересовалась она.

– Правда, – кивнул я.

– Вы думаете, что другой мужчина мог бы найти меня столь же удовлетворительной? – спросила женщина.

– Возможно, – пожал я плечами.

– Я теперь уже не столь глупа и не осведомлена, как была раньше, не так ли? – не отставала она.

– Уже нет, – успокоил её я.

– И я, как рабыня, теперь намного лучше, правильно?

– Правильно, – заверил её я.

– Я благодарна вам за своё обучение, – сказала рабыня.

– Это пустяк, – отмахнулся я.

– Я хочу надеяться, что это пошло мне на пользу, – добавила она.

– Пошло, – усмехнулся я, – причём значительно.

– Значит, я могу надеяться, что другой мужчина, по крайней мере, при определенных обстоятельствах, мог бы не остаться недовольным мною?

– Можешь, – кивнул я.

Рабыня застенчиво опустила голову.

– Я не собирался возбуждать твоих надежд, – сказал я. – Твоей основной задачей является полное повиновение мне, и твоя главная цель, на первой фазе нашей операции, состоит в том, чтобы просто передать сообщение.

– Я понимаю, Господин, – поспешила заверить меня она.

– Во время этой доставки, – продолжил я, – Ты можешь вести себя так, как пожелаешь. Это я оставляю на твоё усмотрение.

– Да, Господин, – робко отозвалась женщина.

В этот момент с другой стороны комнаты донёсся странный звук, и я резко обернулся и посмотрел туда. Оказывается, это Марку захотелось сменить позу, и он перекатился на спину. Вот только при этом Феба, запертая в его руках, впечаталась в стену.

– На четвереньки, – скомандовал я новой рабыне. – Приблизься ко мне.

Когда она подползла ко мне, таща за собой цепь, прикованную к её лодыжке, я указал на плоскую кожаную коробку, лежавшую у стены, и приказал:

– Ползи туда на коленях, и принеси её сюда.

Она дошла до стены на коленях и, подняв коробку, возвратилась с ней на прежнее место. Это было простое ползание на коленях, однако, на короткое мгновение, напомнившее мне турианский проход на коленях, иногда исполняемый рабынями-танцовщицами. Присмотревшись к своей рабыне, я пришёл к выводу, что её имело смысл отдать на обучение танцам.