Текст книги "Волшебники Гора (ЛП)"

Автор книги: Motierre

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 43 страниц)

10. Меч, томимый жаждой

– А я ещё помню, когда мужчины Ара, те, которых я видел на севере, ходили с гордо поднятой головой, – хмуро проворчал Марк.

Теперь люди в городе были подавлены, за исключением разве что некоторой части идеалистически настроенной молодежи, которая, казалось, даже гордилась его крушением.

– Я тоже, – вздохнул я.

Со дня входа в город Мирона Полемаркоса из Темоса прошло уже несколько месяцев. Систематический грабеж Ара не только продолжался, но кажется, только набирал обороты. Были организованы ещё несколько контрибуций женщинами, как свободными, так и рабынями. Работы по разрушению городских стен продолжались полным ходом.

Мы с Марком находились на Проспекте Центральной Башни, главной транспортной артерии города.

– Главным ударом, – сказал он, – несомненно, стало перемещение Домашнего Камня в Тельнус.

Об этом, наконец, было открыто сообщено на досках информации. Хотя слухи о том, что на Празднике Урожая был выставлен не настоящий Камень, а только его копия, ходили уже давно, но они всячески отрицались. Однако позже, когда церемония гражданства, в которой также фигурирует Домашний Камень, была отложена, слухи стали уже совсем необузданными. Более того, они получили поддержку нескольких младших, но уважаемых Посвященных из небольших храмов, расположенных вне помериума города. К всеобщему негодованию светские и духовные власти города по этому вопросу хранили упорное молчание. И вот, наконец, оказавшись перед лицом нарастающих волнений в городе, грозящих вылиться в беспорядки и демонстрации, разъяснения была получены прямо из Центральной Башни. В совместном выступлении Талены, Убары Ара, Серемидия – капитана гвардии, Антония – исполнительного чиновника Высшего Совета, Тульбиния – Старшего Посвящённого и Мирона Полемаркоса из Темоса было заявлено, что народ Ара теперь может радоваться, так как в эти неустроенные времена Луриус из Джада, в своём великодушии и мудрости, по настойчивой просьбе правительства Ара, а также на благо народа и советов Ара, согласился перевезти Домашний Камень в Тельнус для большей сохранности. Суррогатный камень впоследствии использовался для Церемонии Гражданства. Однако нашлись молодые люди, которые отказались участвовать в такой церемонии, а кое-кто всё же придя на неё, отказавшись касаться подделки, произнесли свои клятвы и обеты, повернувшись лицом на северо-запад, в сторону Коса, где был их Домашний Камень.

Мы с Марком, в нарукавных повязках вспомогательной стражи, отдали честь проходившему мимо нас косианскому офицеру.

– Тарск, – сквозь зубы процедил мой друг.

– Возможно, он даже достаточно неплохой парень, – заметил я.

– Иногда я сожалею, что Ты – мой друг, – буркнул он.

– Почему это? – осведомился я.

– Да потому, что это не даёт мне бросить тебе вызов на поединок до смерти, – ворчливо пояснил юноша.

– Люди иногда убивали даже своих самых близких друзей, – пожал я плечами.

– Это верно, – кивнул он, и лицо его прояснилось.

– Однако то, что кто-то является представителем твоих заклятых врагов, – заметил я, – вовсе не означает, что сам он должен обязательно быть плохим человеком.

– Полагаю, что Ты прав, – вынужден был признать Марк.

– Конечно, – заверил его я.

Мы не торопясь шли вдоль проспекта.

– Похоже, у тебя опять дурное настроение, – улыбнулся я.

Такие периоды были весьма часты в жизни Марком.

– Возможно, – проворчал он.

– У Фебы что, месячные? – в шутку поинтересовался я.

– Нет, – удивлённо мотнул головой мой друг.

– Тогда, где же Ты так допоздна пропадал вчера? – уточнил я. – Зачастил в таверны?

– Нет, – буркнул он. – Я просто гулял.

– Теперь стало опасно гулять ночью по улицам Ара, – предупредил я.

– Для кого? – усмехнулся Марк.

– Для любого, я полагаю, – заметил я.

– Возможно, – не стал спорить он.

– Куда Ты ходил? – полюбопытствовал я.

– В район Анбар, – ответил мой друг.

– Опасный район, – прокомментировал я, – даже в прежние времена.

Он и район Тревельян всегда считались двумя самыми опасными районами Ара, даже задолго до падения города.

– О-о? – протянул Марк.

– Точно тебе говорю, – заверил его я. – Это самый бандитский район.

– Теперь там стало двумя бандитов меньше, чем вчера, – усмехнулся он.

– Зачем Ты это делаешь? – спросил я.

– Мой меч, захотел пить – пожал плечами юноша.

– Ты меня пугаешь, – покачал я головой.

– В конце концов, я получал некоторую прибыль от этой прогулки, – заметил Марк.

– Ты что, ограбил бандитов? – удивился я.

– Точнее их тела, – пояснил он.

– Кажется, нужды в деньгах мы не испытываем, – проворчал я.

На самом деле, у нас всё ещё оставалась заначка из почти ста золотых монет, практически целое состояние, полученное нами прошлым летом в окрестностях Брундизиума, и так нами и не потраченное.

– Ну, в действительности я это делал не ради денег, – признал юноша.

– Я понимаю, – кивнул я.

– Не все ценности материальны, – напомнил мне Марк.

– И это я знаю, но Ты не должен рисковать своей жизнью таким способом, – сердито сказал я ему.

– А что ещё можно сделать в такой ситуации? – осведомился он.

– Уверен, что Ты мог бы придумать что-нибудь, – заметил я, – если бы всерьёз пораскинул мозгами.

– Странно, я никогда не замечал с тебе такого дурного чувства юмора, – проворчал парень.

– Если Ты вдруг, во время очередной прогулки по району Анбар, обнаружишь у себя под рёбрами заточенный штырь, скажи, какой прок от этого будет Домашнему Камню Форпоста Ара? – спросил я.

– Ты обещал мне, что Домашний Камень Форпоста Ара будет снова выставлен, – напомнил мне Марк.

– Я и сейчас уверен, что так оно и будет, – сказал я.

– Так Ты говорил это ещё несколько месяцев назад, – возмутился он.

– Наберись терпения, – посоветовал я ему.

– Я даже не знаю, где он, – простонал молодой воин. – А вдруг он уже в Тельнусе.

– Я так не думаю, – попытался успокоить его я.

– По крайней мере, люди в Аре знают, где находится их Домашний Камень, – вздохнул он.

– А ну прекрати самобичевание, – велел я.

– Скажи, Ты не думаешь, что он в Тельнусе? – поинтересовался Марк.

– Нет, – ответил я. – Я уверен, что он всё ещё находится в Аре.

– Откуда у тебя такая уверенность? – не отставал от меня он.

– У меня есть на то причины, – заверил его я.

– В таком случае, может быть Ты поделишься этой причиной со мной? – осведомился Марк.

– Нет, – отрезал я.

– Почему нет?

– Ты слишком благороден, чтобы отнестись к этому серьезно, – пожал я плечами.

– Спасибо, – буркнул мой друг, – хотя, возможно Ты и прав.

Мы остановились у бассейна фонтана чтобы попить из верхней чаши.

– Слышишь? – спросил я.

– Да, – кивнул Марк, и мы оба обернулись.

К нам приближалась группа из примерно двух десятков раздетых догола мужчин в тяжёлых железных ошейниках, скованных между собой тяжёлыми цепями. Свои руки все держали за спинами, по-видимому, они тоже были скованны. Время от времени стражники подгоняли их тыкая торцами своих копий. Позади колонны, пританцовывая и крутясь, шла девка-флейтистка, наигрывая мотивчик на своём инструменте. Это был именно этот звук, который мы услышали. Редкие прохожие останавливались, чтобы посмотреть на процессию.

– Политзаключенные, – прокомментировал Марк.

Следует заметить тот факт, что уши и носы пленников были вымазаны жёлтой краской, чтобы выставить их на посмешище.

– Интересно, – пробормотал Марк, – что они выставляют их напоказ, публично на проспекте Центральной Башни.

– Как раз это вполне ожидаемо, – пожал я плечами. – Если бы их выводили из города тайно, могло бы возникнуть множество вопросов и пересудов, и как следствие негодование, шум, возражения. Это выглядело бы так, словно Центральная Башня хотела бы скрыть их участь, боясь сделать её достоянием гласности, как если бы это могло бы быть не законно по своей сути. А если выполнять такие действия в открытую, то это не предполагает каких-либо хитростей и не привлекает особого внимания. Это словно говорит всем, что происходящее полностью согласуется с законом, что оно приемлемо и даже тривиально. Кроме того, они ещё и надеются привлечь к этому одобрение общества, раскрашивая им уши и носы, словно намекая, что любой, кто не согласен с политикой Башни, либо безумец, либо остолоп, и в лучшем случае является объектом карикатур и насмешек.

– Да, тем, кто засел в Центральной Башне в уме не откажешь, – признал Марк.

– Они тоже могут просчитаться, – заверил его я.

– Что теперь ждёт этих несчастных? – поинтересовался он.

– Подозреваю, что карьеры Тироса, – предположил я.

– Подозреваю, что теперь в Аре, найдётся много парней готовых предъявить счёт Убаре, – зло процедил юноша.

– Скорее всего, эти аресты дело рук Серемидия и Антония и Высшего Совета, – предположил я.

– Ты что, защищаешь Талену из Ара? – удивился Марк.

– Думаю, не стоит обвинять её больше чем, она того заслуживает, – заметил я, – далеко не за всё она ответственна лично.

– Но ведь её соучастие во всём ясном видно невооружённым взглядом, – заявил он и, не дождавшись моего ответа, добавил: – Она – главная виновница крушения Ара.

– Возможно, – не стал спорить с ним я.

– Она что-то значит для тебя? – поинтересовался Марк.

– Ничего, – мотнул я головой.

Колонна мужчин, подгоняемых стражниками, меж тем прошла мимо нас. Теперь стало видно, что их руки, действительно, были закованы в кандалы.

– Некоторые из этих мужчин, возможно, когда-то занимали высокое положение в городе, – предположил юноша.

– Несомненно, – признал я.

– Кое-кому даже подвесили таблички на шеи, – заметил Марк.

– Я мало знаком с политикой Ара, – пожал я плечами, – так что мне их имена ничего не говорят.

– Имя последнего у колонне я знаю, – сообщил мне мой друг. – Мирий Тор.

Помимо имени на табличке, свисавшей с его шеи, было написано ещё одно слово – «Предатель».

– Кто он такой? – полюбопытствовал я.

– Насколько я понимаю, – ответил Марк, – это, тот самый Мирий Тор, который был исполнительным чиновником Высшего Совета до Гнея Лелиуса, а позже занимал тот же самый пост уже при его регентстве.

– Кажется, я тоже что-то слышал о нём, – кивнул я.

– Последние несколько месяцев он находился под домашним арестом, – добавил молодой воин.

– Похоже, в Центральной Башне теперь совершенно уверены в своей власти, – вынужден был признать я.

– Несомненно, их успех в деле с Домашним Камнем ещё больше поощрил их, – сказал Марк.

– Конечно, – согласился я.

– Ты кажешься расстроенным, – заметил он.

– Ерунда, – отмахнулся я.

Мы провожали взглядом караван заключенных, ушедший на юг проспекту Центральной Башни, пока они не свернули на боковую улицу. Но потом ещё в течение некоторого времени до нас доносилась музыка флейты.

– Что с тобой? – не отставал от меня друг.

– Мне кажется, что ничто уже не сможет пробудить Ар, – вздохнул я.

– Забудь об Аре, – горько усмехнулся Марк. – Мужчины Ара превратились в бесхребетных уртов.

– А ведь этот народ, когда-то был одним из самых сильных и прекрасных в мире, – напомнил я.

– Ар умер в дельте, – сказал юноша.

– Возможно, – признал я.

Пожалуй, в этом предположении молодого воина был смысл.

– Что для тебя Ар? – спросил он меня.

– Ничто, – пожал я плечами.

– Теперь Кос грабит просто безнаказанно, – отметил Марк. – Срывают даже мрамор со стен. И всё это маскируется под абсурдной, показушной риторикой. Это всё равно, как если бы слин притворялся другом верра. А что в ответ на это делают мужчины Ара? Они улыбаются, они спешат расстаться со своим богатством, они каются, они оплакивают свою подлость, они не могут нахвалиться на тех, кто их грабит, они бегом бегут в большие храмы, чтобы пожертвовать им ещё немного. Они жгут свои ворота, они разбирают свои стены, они прячутся в своих домах по ночам. Они приветствуют всё это, в то время как женщины, которые могли бы быть их, направляются в косианские порты. Не волнуйся о них, мой друг. Они не стоят нашего беспокойства.

Я раздражённо посмотрел на Марка. Но тот только улыбнулся.

– Ты сердишься, – заметил он.

– Хо! А ну в сторону, шуты арские! – рявкнул голос.

Это оказался наёмник. Один из двух проходивших мимо нас. Их легко было опознать по синим нарукавным повязкам. Мы посторонились, пропуская эту парочку невеж.

– Вообще-то я не из Ара, – напомнил я Марку.

– Я тоже, – кивнул он.

– Значит, они не имели права так говорить с нами, – сказал я.

– Намекаешь, что мы могли бы убить их? – заинтересовался мой друг.

– Средь бела дня? – уточнил я.

– Возможно, они – хорошие парни, – усмехнулся Марк.

– Возможно, – поддержал его я.

– Но я думаю, что нельзя постоянно позволять подобным соображениям сдерживать себя, – предположил он.

– Верно, – не стал спорить с ним я.

– Похоже, они решили, что улицы принадлежат им, – заметил молодой воин.

– Думаю, это впечатление у них сложилось на основе поведения горожан Ара, – сказал я.

– Конечно, – кивнул Марк.

– Неужели нет ничего, что смогло бы пробудить Ар, – вздохнул я.

– Нет, – отрезал воин.

– Вот если бы Марленус был жив и смог бы вернуться, – сказал я, – это могло бы поднять Ар с колен, и снова сделать его злым и могучим, как разбуженный ларл.

– Если бы Марленус был жив, – махнул рукой Марк, – он бы уже давно вернулся в Ар.

– Тогда никакой надежды нет, – заключил я.

– Нет, – согласился юноша. – Никакой надежды нет.

Я пристально посмотрел на него.

– Ар умер прошлым летом, – развёл он руками. – В дельте.

Мне нечего было ответить ему. Но больше всего я боялся того, что Марк был прав. Некоторое время мы шли молча. Во мне клокотали гнев и ярость беспомощного воина.

Какой-то прохожий, мельком взглянув на меня, поражённо замер, а затем шарахнулся в сторону и постарался поскорее проскочить мимо.

– Ты сердишься, – повторил Марк.

– А разве Ты не сердишься? – осведомился я.

– Возможно, – ушёл он от прямого ответа.

Сзади донёсся топот бегущих ног, взрывы смеха, треск разрываемой ткани и отчаянный женский крик. Группа молодых парней пронеслась по улице. На свою беду, пробегая мимо, они задели и нас тоже, но я успел схватить одного из них за запястье. Используя его инерцию, я направил его по кругу вокруг меня, а затем, выставив правую ногу, сбил его на мостовую. Не давая парню опомниться, я вывернул его запястье далеко назад, заставив заверещать от боли. Ещё доля хорта, ещё малейшее усилие с моей стороны, и кости его запястья просто переломились бы. Почти в тот же момент, краем сознания я отметил, что меч Марка выскользнул из ножен, заставив остальных парней, которых было шестеро, держаться на расстоянии. А ещё я заметил, что молодой воин внезапно оказался в приподнятом настроении. Он просто лучился задором и нетерпением. Он жаждал, чтобы они пошли на него в атаку. Он был полностью готов и даже вожделел пролить чью-нибудь кровь. Впрочем, я сам внезапно с волнением почувствовал, как мои собственные ноздри раздуваются, жадно втягивая в себя воздух Ара, вдруг оказавшийся таким бодрящим и живительным. Видимо нечто в нашем внешнем виде показалось этим парням настолько угрожающим, что они отступили, несмотря даже на то, что их было шестеро против двоих. Их глаза, не отрываясь, словно стрелка компасом, следили за движениями клинка молодого воина. У меня не было сомнений, что Марк просто перережет их, словно верров, стоит им только дёрнуться вперёд. Один из парней, по-видимому, вожак, сжимал в руке кошелёк женщины, сорванный с её пояса, другой держал вуаль. Оглянувшись, я мазнул взглядом по женщине. Она стояла на коленях, похоже сбитая с ног ударом, и прикрывала своё лицо капюшоном, отчаянно пытаясь скрыть его черты от окружающих. Её дикие от страха глаза сверкали из-под ткани капюшона.

– А-ай, больно! – завыл парень, стоявший передо мной на коленях.

Я не обращал на него никакого внимания. Этот уже никуда не денется. Но вот у его приятелей, по крайней мере, у двоих из них были ножи.

– «Косианцы»? – уточнил я у них.

Они принялись удивлённо переглядываться. В последнее время на улицах города стали появляться подобные шайки молодёжи, попросту молодых хулиганов одетых в косианские одежды и постриженных по косианской же моде. Их так и прозвали – «косианцы». Подобное не редкость в местах, где врага боятся. Они словно обезьянничают повадки врага, которого боятся и надеются, таким образом, словно посредствам некой алхимии, получить его силу и успех. Однако этот фарс, по сути своей не больше чем попытка закамуфлировать свою трусость. Зная, что им нечего бояться своих собственных сограждан, они притворяются, что походят на врага, возможно в надежде, что когда-нибудь они дорастут до момента, когда им можно будет не бояться и его тоже. Кроме того, такой подход, костюмы, манеры, позволяют легче привлекать к себе внимание – а что может быть желаннее для того, кто никаким иным способом не может стать достойным внимания. Точно так же такая клоунада, в более серьезных случаях, обеспечивают способ выразить свой протест против собственного общества, отказ от него и презрение к нему. С этой точки зрения, такие действия легко могут быть приняты за одну из вполне понятных, хотя и довольно глупых и неэффективных форм молодёжного протеста. Ну и конечно, такие костюмы могут запугать слабаков, что некоторые, несомненно, оценят как дополнительное преимущество.

– Эй, отпусти его! – потребовал вожак хулиганов.

– Вы – «косианцы»? – повторил я вопрос.

– Нет, – заявил он, – мы из Ара.

– По крайней мере, двоих из них я могу достать с первого раза, – сообщил мне Марк.

Все шестеро отступили назад, явно готовясь дать дёру.

– Мы же всего лишь мальчишки! – сказал их вожак, держа дистанцию.

Я мотнул головой назад в сторону женщины, которая уже встала с колен. Она по-прежнему сжимала полы своего капюшона, стараясь максимально скрыть под ними черты своего лица.

– Вы решили, что она – простая рабыня, – осведомился я, – и вы можете раздеть её на улице ради своего развлечения?

– Нет, – ответил один из парней.

– Она – свободная женщина вашего собственного города, – напомнил я.

– В Аре больше нет Домашнего Камня, – пожал он плечами.

– Это верно, – кивнул Марк.

– Вы же не будете воевать с детьми? – осторожно спросил их вожак.

– Ага, теперь вы уже «дети», – усмехнулся я.

На этот раз никто из них не решился вступать в полемику.

– А ну живо ножи в ножны убрали, – рявкнул на них я.

Они не стали рисковать и быстро выполнили мой приказ, чему я был, признаться только рад, не будучи уверен в реакции Марка. В конце концов, мой друг родился на Горе, а не на Земле. К тому же, он был из касты Воинов, а, следовательно, подчинялся кодексам, которые в ситуации подобного рода, когда на тебя направлено обнажённое оружие, только поощряют напасть и убить. Кроме того, хотя он и заявил о двоих, но я видел, что реально он мог достать, по крайней мере, троих. Первого прямым ударом, затем, вытаскивая клинок и продолжая движение влево режущим в шею снять второго, а потом с размаха зарубить того, что справа, прежде чем они успели бы броситься врассыпную. Надо признать, что Марк был очень быстр и хорошо обучен. Фактически, своим требованием, я дал им шанс пожить ещё немного. В конце концов, как это несколько запоздало указал их вожак, и как ни печально это было для меня, они были всего лишь детьми. Однако для Марка это не имело никакого значения, ведь он сам был старше их не больше чем на три или четыре года.

– Теперь передай кошелёк и вуаль, – не сводя с вожака взгляда, потребовал я.

– Сначала освободите Деция, – попробовал ставить условия тот.

– Я не торгуюсь, – предупредил я, и парень почёл за благо шагнуть вперёд, протянуть руку и положить кошелёк на мостовую.

Затем он кивнул второму, который держал вуаль. Тот, также осторожно, опасливо посматривая в сторону Марка, положил вуаль рядом с кошельком. Потом, как только оба они отступили назад, к своим подельникам, я выпустил руку их менее удачливого товарища, Деция, как выяснилось. Он тут же отскочил от меня, спрятавшись за спинами остальных, держась за своё запястье.

– Отдайте мне мою вуаль! – потребовала женщина, выходя вперёд.

Как только я вручил ей столь ценный для неё лоскут ткани, она сразу отвернулась, приспосабливая его на место.

– Поднимите мой кошелёк, – сказала она, всё так же стоя спиной к нам. – И отдайте его мне.

Кошелёк я поднял, но отдавать не спешил. Я присмотрелся к группе мальчишек, которые удалившись от нас ярдов на сорок собрались вокруг Деция, баюкавшего свою руку. Нисколько не сомневался, что запястье его всё ещё болело.

– Отдайте мне мой кошелёк! – потребовала женщина.

Но я не ответил, глядя в сторону группы мальчишек. Запястье Деция сломано не было, да я и не собирался этого делать. То один, то другой из них время от времени посматривали в нашу сторону. Честно говоря, я сомневался, что они решаться возвратиться, хотя был уверен, что Марк, возможно, только приветствовал бы это. Его меч всё ещё был обнажён. Также, я не думал, что теперь их заинтересует дальнейшее преследование женщины.

Внезапно я почувствовал, что рука женщины вцепилась в кошелёк, и моя собственная рука, почти автоматически сжалась. Её глаза, сердито сверкнули поверх непрозрачной уличной вуали, уже закреплённой на своём законном месте.

– Отдайте его мне! – потребовала она.

– Похоже, зря мы вмешались, – сухо сказал Марк, вбрасывая меч в ножны.

– Отдайте, это моё! – снова потребовала женщина.

– Вы невежливы, – сообщил я женщине, пытавшейся изо всех сил вытащить кошелёк из моей руки.

– Неужели Вы не благодарны? – осведомился я.

– Выражать благодарность унижает свободную женщину, – заявила она.

– Я так не думаю, – заметил я.

– Разве вам не платят за вашу работу? – спросила женщина.

– А разве Вы не благодарны? – вопросом на вопрос ответил я.

– Я не рабыня! – попыталась возмутиться незнакомка.

– Итак, Вы не благодарны, – сделал вывод я, поднимая руку с кошельком.

– Да, – зло проговорила она. – Я благодарна! А теперь, отдайте его!

– Ага, – усмехнулся я. – Значит, Вы можете оказаться рабыней.

– Нет! – воскликнула женщина.

– Что Ты думаешь об этой свободной женщине? – поинтересовался я у Марка.

Она сердито фыркнула, но кошелька не выпустила.

– Как по-твоему, она стала бы более воспитанной, – спросил я, – если бы была раздета?

– Думаю, да, – ответил мой друг, – особенно, если бы она была ещё заклеймена и в ошейнике.

– О да, тогда бы она точно изучила мягкость, в противоположность своей твердости, – не мог не согласиться я.

– Добиться этого было бы, прежде всего, в её интересах, – усмехнулся он.

– Точно, – кивнул я.

Женщина наконец выпустила кошелёк и отступила на шаг назад. Теперь её глаза были широко распахнуты.

– Возможно, она – одна из тех женщин, которых лучше держать в конуре, – предположил я, – и выпускать только тогда, когда потребуются её услуги.

– Ты имеешь в виду тот тип надменных шлюх, – уточнил юноша, – которые очень быстро теряют свою надменность, оказавшись в неволе?

– Пожалуйста, – сказала она. – Отдайте мои деньги.

Но я никак не отреагировал на её требование.

– Верните их мне! – сердито крикнула женщина.

– Неужели Вы не хотели бы изучить мягкость, вместо своей твердости? – спросил я, насмешливо глядя в её сердитые глаза. – Оказавшись в неволе женщины быстро учатся этому.

– Просто это в их интересах, – объяснил Марк.

– Правильно, – согласился я.

– Уверен, Вы задавались вопросом, каково это было бы, быть рабыней, не так ли? – поинтересовался у неё мой друг.

У дамочки даже дыхание перехватило. Слишком очевидно было то, что она рассматривала такие вопросы.

– Но тогда, Вы можете оказаться недостаточно привлекательной для того, чтобы быть рабыней, – предположил я.

Женщина промолчала, и я забросил её кошелёк себе под тунику.

– Ой! – вскрикнула незнакомка, когда я, шагнув вперёд, взял в руки её капюшон.

– Вот сейчас мы это и выясним, – усмехнулся я.

– Ой! – снова пораженно пискнула она, почувствовав, как Марк схватил и завёл за спину её руки.

Я отодвинул капюшон со лба и сбросил его за спину. Затем, резким рывком, сдёрнул её вуаль и всмотрелся в открывшиеся черты лица.

– Думаю, что Вы, как и большинство женщин, стали бы достаточно неплохой рабыней, – вынес я свой вердикт.

Женщина принялась извиваться, пытаясь вывернуться из захвата Марка.

– Подержи-ка её запястья, – попросил я парня, и быстро связал их за спиной её же собственной вуалью.

– Пожалуйста, – простонала она, вдруг осознав, что у нё нет никаких шансов скрыть своё лицо. – Позвольте мне скрыть себя. Работорговцы могут увидеть меня!

– А не надо было вызывать наше неудовольствие, – усмехнулся я.

Затем я вытащил из-под туники мешочек с монетами и швырнул его группе мальчишек, так и стоявших ярдах в сорока от нас. Их вожак ловко поймал кошелёк налету. Затем они дружно развернулись и убежали. Женщина ошеломленно уставилась на меня.

– У вас симпатичные губки Леди, – сообщил я ей. – Их было бы приятно обучать целоваться.

Из глаз женщины брызнули слезы.

– А чтобы Вы не вернулись домой слишком быстро, – усмехнулся я, – мы сейчас сделаем вот это.

Я присел перед ней и оторвал узкую полосу от подола её платья, недостаточную, чтобы оскорбить её скромность, например, выставив напоказ её щиколотки. Эту ленту я использовал в качестве пут, связав вместе её лодыжки, оставив, примерно пять дюймов слабины. Получилось нечто наподобие стреноживающих кандалов для рабыни.

– Она могла бы даже сейчас уйти за хорошую цену на рынке, – заметил Марк.

– В этом я уверен, – поддержал его я.

– Слин! – возмущённо крикнула женщина, связанная, но оставленная в одеждах сокрытия, поспешно семеня прочь от нас.

– Женщины Ара должны быть рабынями, – заявил Марк, глядя ей вслед.

– Да, – согласился я, в частности думая об одной из них.

– Это могло бы очень улучшить их, – добавил он.

– Это точно, – не мог не признать я.

Рабство, конечно, может очень улучшить любую женщину. Это, прежде всего, связано с психологическим диморфизмом человеческих существ, с тем, что чувство удовлетворения женщины связано с её подчинением и зависимостью от сильного мужчины.

– Только не смешивай мужчин Ара с женщинами Ара, – предупредил я.

– А вот к ним я жалости не чувствую, – проворчал мой друг.

– Зато это делаю я, – пожал я плечами. – Они смущены, обмануты и ограблены.

– И не только в плане их вещей, – буркнул юноша.

– Правильно, – признал, – у них отобрали ещё и их гордость.

– И их мужество, – с горечью добавил Марк.

– Не знаю, – покачал я головой. – Не знаю.

– Их женщины должны находиться у ног мужчин, – заявил молодой воин.

– Точно так же, как и все остальные женщины, – пожал я плечами.

– Верно, – согласился со мной Марк.

Кстати, возможно стоит упомянуть, что женщины, взятые в данном конкретном городе, обычно, продаются вне этого города, чтобы носить ошейники в другом месте. Таким образом, переход от их бывшего до их следующего статуса становится для них особенно ясным. Они должны начать жизнь заново, уже в новой форме, в форме прекрасного животного, рабыни. Кроме того, учитывая ксенофобию, широко распространенную на Горе и зачастую имеющую место между гражданами различных городов, а также недоверие к чужаку и презрение к пришлому, в отношениях рабовладельца с его чужестранкой рабыней, с которой он никогда не делил Домашний Камень, возникает особая непринужденность. Точно так же, конечно, и со стороны рабыни присутствует крайняя напряжённость и ужас, при обнаружении того, что она теперь полностью принадлежит человеку из другого государства. Прежде всего, она понимает, что у неё могут возникнуть трудности с тем, чтобы понравиться такому хозяину, который вероятно будет с ней резким и требовательным, и может даже презирать её. Затем, для рабыни не секрет, что такой владелец не будет долго раздумывать над вопросом назначения ей жестоких наказаний, а значит, она должна из кожи вон вылезть, чтобы угодить ему, если, конечно, она хочет жить. Таким образом, они оба, и женщина чьё прошлое, как и её имя и одежда отобрано у неё, и мужчина, ничего не знающий о ней, начинать жить с чистого листа, как истинные владелец и рабыня. Что впоследствии будет с ними, как будут развиваться их отношения основные на таком базисе? Начнёт ли она, сама по себе, отрешившись от пустяков её ныне несуществующей истории, превращаться в его особую, уникальную рабыню? Начнёт ли он, со своей стороны, вне своей предшествующей жизни, своего статуса, положения в обществе, касты и прочего, становиться для неё совершенно особым, очень индивидуальным господином, возможно даже её господином из всех господ?

Мы с Марком пошли дальше.

– Ты всё ещё обеспокоен, – заметил он.

– Такое впечатление, что смотришь на ларла, обманом заставленного пожирать самого себя, – сказал я, – как будто его убедили, что единственный хороший ларл – это больной, извиняющийся, сомневающийся, страдающий от осознания своей вины ларл. Это всё равно, как если бы вуло начали издавать законы для тарнов. Концом такого законотворчества будет исчезновение тарнов, или превращение их в нечто новое, нечто уменьшенное, патологическое и больное, называемое истинным тарном.

– Честно говоря, я даже не понимаю того, что Ты говоришь, – признался Марк.

– Это потому, что Ты гореанин, – объяснил я.

– Возможно, – пожал он плечами.

– Но Ты не можешь не видеть того, что происходит в Аре, – сказал я.

– Конечно, – кивнул воин.

– Ларл превращается в жалкого верра, – вздохнул я. – Тарн становится презренным вуло. Ты можешь представить его горбящимся и притворяющимся маленьким и слабым? Разве такой образ не кажется тебе отвратительным? Ведь он должен рассекать воздух среди скал, вознося свой вызывающий на бой крик к небесам?

Озадаченный моей речью Марк уставился на меня.

– Животное, которое родилось, чтобы жить, поедая плоть других, нельзя кормить травой, как уртов, – пояснил я.

– Признаться, мне порой трудно понять тебя, – развёл он руками.

– Как давно я не слышал рык ларла и крик тарна, – вздохнул я.

– В Аре, – напомнил мне Марк, – нет ни ларлов, ни тарнов.

– Я уже не уверен, есть ли они вообще, – печально усмехнулся я.

– Здесь остались только женщины, – пожал он плечами, – и ещё мужчины, пытающиеся походить на женщин.

– Каждый должен оставаться верным себе, – сказал я.

– Возможно, что никто не должен быть верным себе или кому-то другому, – предположил Марк.

– А может быть и так, что кто-то должен попытаться быть верным тем, кто уже не может быть верным никому.

– Возможно, – не стал спорить со мной он.

Я резко ударил кулак в ладонь.

– Что-то не так? – осведомился мой друг.

– Всё не так, – ответил я. – Ар должен быть пробудиться!

– Это невозможно, – развёл он руками.

– Ару недостаёт лидера, воли, сопротивления! – сказал я.

– Ну так, поведи Ар за собой, – предложил мне Марк.

– Как я смогу сделать этого? – спросил я. – Я даже не из Ара.