Текст книги "Волшебники Гора (ЛП)"

Автор книги: Motierre

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 43 страниц)

– Возможно, Господин, – пожала она плечами.

– Ты кажешься мне очень неглупой женщиной, – заметил я.

– Господин? – удивлённо посмотрела на меня рабыня.

– Ты же знала о постельных законах, не так ли? – поинтересовался я.

– Да, Господин, – согласилась Лавиния.

– Ты что, решила, что можешь безнаказанно нарушать их? – уточнил я.

– Я думала, что это останется в тайне, Господин, – призналась она.

– То есть Ты не ожидала, что тебя могут выдать или выследить?

– Я не подумала об этом, Господин, – вздохнула женщина.

– И всё же, – сказал я, – как умная женщина, Ты должна была понимать, что это слега небезопасно.

– Возможно, – кивнула она. – Но в тот момент я об этом не задумывалась.

– Это уже интересно само по себе, – сказал я.

– Господин? – не поняла Лавиния.

– Выглядит так, что Ты поступила очень неосмотрительно, – проговорил я.

– Возможно, Господин, – не стала отрицать женщина.

– И вот это мне кажется мне очень интересным, – заметил я.

– Господин? – снова озадаченно отозвалась она.

– Что Ты ощутила в первый момент, – спросил я, – когда на тебя упала сеть?

– Это не важно, – смутилась Лавиния.

– Ты же сразу поняла, что это была именно рабская сеть? – уточнил я.

– Скорее некая сеть для захвата, – поправила она.

– Итак, что Ты почувствовала? – повторил я свой вопрос.

– Это не имеет значения! – попыталась увильнуть рабыня. – Это было скоротечное ощущение, внезапная, мимолетная, дикая реакция!

– Что это было? – потребовал я ответа.

Женщина бросила на меня жалобный, полный страдания взгляд. Надо признать, что выглядела она в этот момент весьма пикантно.

– Держи колени широко, – напомнил я ей.

Колени рабынь снова раздвинули белёсую пыль в стороны, образовав по бокам бугорки в хорт высотой.

– Подумай хорошенько, прежде чем ответить, – предупредил я. – Сегодня Ты уже заработала наказание.

– Эйфорию! – выпалила женщина.

– Ну, конечно, – усмехнулся я.

– Но потом был испуг! – тут же добавила она. – Я поняла, что произошло! Меня поймали! Я попалась! Я в ловушке! Я в сети! Меня сжигал стыд. Мне казалось, что меня охватило пламя! От осознания того, в каком бедственном положении я очутилась, я не могла дышать! А ещё я была голой в окружении мужчин! Они смотрели на меня! Что станет с моей репутацией? Я начала бороться! Мне было страшно! Я была рассержена! Оскорблена! Несчастна! Предана! Беспомощна! Я отчаянно боролась с сетью! Я боролась с ней! Но я не смогла освободиться!

– А что произошло позже, – поинтересовался я, – в здании суда?

– Меня бросили в клетку, – рассказала Лавиния, – голую, на какую-то прелую солому, и приковали за шею к стене. Цепью!

– И что ты чувствовала на этот раз? – спросил я.

Она посмотрела на меня, и ответила:

– Боль! Моё бедро ужасно болело! Они заклеймили меня.

– Ну, это ожидаемо, – кивнул я.

– На мне было сразу два ошейника, – сообщила рабыня, – легкий, временный, идентифицирующий меня как рабыню временно находящуюся под надзором судей, и, поверх первого ещё один, удерживающий ошейник, посредством которого я была прикована к стене.

– Продолжай, – подтолкнул я, замолчавшую было женщину.

– Я ощущала ошейники на своём горле, – заговорила она снова. – Временный ошейник был плоским и плотно облегал шею. Это был первый ошейник, который я когда-либо носила. Его на меня надели сразу же после того, как выжгли клеймо. Удерживающий ошейник, был лишь чуть-чуть больше того, поверх которого был надет. Зато последний было очень тяжёлым и толстым. А его цепь, фута четыре длиной, с толстыми прочными звеньями, ещё тяжелее. Она была прикреплена к стальному кольцу, вмурованному в стену не выше фута от пола.

– Так что насчёт твоих эмоций? – напомнил я.

– Я лежала там, – задумчиво проговорила Лавиния, – а мои пальцы ощупывала цепь, около удерживающего ошейника.

Она снова замолчала, но ненадолго, столкнувшись с моим выжидающим взглядом, рабыня, наконец, выдавила из себя:

– Спокойствие. Удовлетворённость. Счастье. Борьба осталась позади.

– Когда Ты получала ошейник Аппания? – уточнил я.

– На следующий день, – ответила она. – Его на меня надел один из его агентов. А немного позже за мной в здание суда зашёл один из его рабов, управлявший фургоном. Он связал мне руки за спиной и накинул верёвочную петлю мне на шею. Потом, на улице, раб привязал верёвку к задку фургона. Мне даже не позволили ехать. Я стала рабыней, и должна была следовать за ним пешком, голой, с верёвкой на шее в дом моего владельца. Дважды на улицах меня ударили свободные женщины. Вот так и началось моё введение в рабство.

– Ты рассердилась на того раба, который связал тебя? – спросил я.

– Нет, – покачала женщина головой. – Скорее я испугалась его. Это был мужчина, и я вдруг поняла, что меня могут отдать ему для его удовольствия, если того пожелает мой хозяин.

– Насколько я понимаю, – заметил я, – несмотря на несомненно значительное количества красивых рабынь в доме Аппания, тебя собирались обучать как домашнюю рабыню.

– Да, Господин, – признала она.

– Тогда, в своей желанности и красоте можешь не сомневаться, – улыбнулся я.

– Я пыталась выполнять все работы очень хорошо, – заверила меня рабыня. – Я старалась оставаться тихой и незаметной, училась уважению, усердно прислуживала. Мне казалось, что у меня получалось. Мне почти не приходилось чувствовать на себе удар стрекала домоправителя.

– И Ты носила шёлк? – полюбопытствовал я.

– Как и подобает рабыне, предназначенной для удовольствий владельцев.

– А как же получилось, что Ты оказалась в поле? – осведомился я.

– Однажды вечером, я и ещё две других девушки, прислуживали не в главном зале, как мы это обычно делали, а в приватной столовой, маленькой комнате, расположенном в самых дальних покоях моего владельца. Аппаний и Мило, его раб, о котором Вы, наверняка, много слышали, возвратились после спектакля из большого театра.

– Аппаний и Мило должно быть находятся в весьма близких отношениях, – допустил я.

– Да, – подтвердила Лавиния. – Господин относится к Мило так, как если бы он, на самом деле, был свободным мужчиной. Они часто обсуждают вопросы бизнеса и театра. Даже в большом зале, во время обычных ужинов, Мило занимает высокое место, по правую руку от хозяина.

– Ты, я так подозреваю, во время этих обычных ужинов обслуживала Мило, не так ли? – поинтересовался я.

– Да, – кивнула она.

– Но только в качестве почтительной рабыни, – предположил я.

– Конечно, – признала Лавиния.

– Ты должна ненавидеть его, – заметил я.

– Почему? – удивилась женщина.

– Но ведь Ты оказалась в ошейнике не без его соучастия и предательства, – напомнил ей я.

– Скорее я должна быть благодарна ему, – сказала она, – поскольку я сама, уже в течение многих лет, знала, что принадлежу ошейнику.

– Понимаю, – усмехнулся я.

– Кроме того, – добавила Лавиния, – он, тоже, раб. Он обязан был выполнять приказы Аппания. Даже притом, что он – великий Мило, он должен повиноваться. Вы же не думаете, что он хочет, чтобы его бросили слинам?

– Я так не думаю, – сказал я.

– Я далека от чувства неприязни к нему, – заверила меня женщина.

– Это я уже понял, – улыбнулся я.

– В действительности, я надеялась, что меня могли бы быть бросить ему, чтобы я смогла бы почувствовать хотя бы его прикосновение! – воскликнула она.

– Я догадался, – кивнул я.

– Он так красив! – вздохнула рабыня.

– Ну да, выглядит он неплохо, – согласился с ней я.

– И это я была там, – задыхаясь от восторга, проговорила она, – это я стояла на коленях полуголой, в одном только рабском шёлке, в ошейнике и браслетах, в ожидании, что он прикажет служить ему! Это мне посчастливилось оказаться так близко к нему, что я могла, протянув руку, коснуться его. Это я была почти наедине с ним!

– Продолжай, – с интересом потребовал я, у внезапно замолчавшей женщины.

– А затем они начали обсуждать свободную женщину. Я даже не помню её имени. Они делали это так же небрежно и беспристрастно, как если бы она была породистым животным, или простой рабыней, такой же, как я сама. Я с трудом могла поверить своим ушам. А потом я вдруг поняла, что когда-то, эти двое, несомненно, точно также сидя за ужином, обсуждали меня саму.

– Ты рассердилась? – попробовал угадать я.

– Не сразу, – ответила Лавиния. – Думаю, что в первый момент, я была скорее шокирована тем, что женщину можно обсуждать в такой манере. В конце концов, она не была, например как я, животным, рабыней.

– С другой стороны, – заметил я, – она вполне могла бы быть и животным, и рабыней, просто одной из тех, кто ещё не в ошейнике. К примеру, вспомни себя саму. Ты ведь тоже была рабыней, просто не была в ошейнике.

– Это, несомненно, верно! – горько засмеялась она.

– Но позже Ты всё-таки рассердилась, – поощрил её я.

– Да! – вспыхнула женщина.

– На кого из них? – полюбопытствовал я.

– На них обоих! – заявила она.

– Это из-за обмана, которым они занимались, – уточнил я, – из-за тяжёлой рабской сети?

– Нет, – отмахнулась Лавиния. – Скорее, всё дело было в том, что я не хотела, чтобы Мило имел какие-либо отношения с другой женщиной, кем бы она ни была! В доме так уже хватало женщин, готовых стелиться перед ним! Что, если она оказалась бы красивее меня? А вдруг она понравилась бы ему, когда он увидит её голой в сети?

– Получается, что Ты ревновала к возможной конкурентке, – заключил я.

– Да! – не стала отрицать она.

– Но ведь, Ты сама сказала, что вокруг было очень много других, – напомнил я.

– Просто я уже обезумела, – вздохнула женщина. – Я ничего не соображала от охватившей меня ревности! Моё сердце почти выскакивало их груди. А потом я внезапно почувствовал себя ненужной, бесполезной, беспомощной и несчастной. От меня ничего не зависело, я ничего не могла сделать! Такие женщины, как я, находятся в полной власти наших владельцев! Я была всего лишь рабыней! Из моих глаз потекли слезы, а Мило, такой красивый, был совсем рядом! Мне вдруг захотелось, чтобы он посмотрел на меня, обратил на меня внимание. Я не хотела быть всего лишь одной из многих рабынь заднего фона, неузнаваемой, считаемой чем-то само собой разумеющимся, прислуживающей, но почти не видимой, существующей, но едва замечаемой. Я протянула руку и, не переставая плакать, коснулась пальцами его руки.

– Продолжай, – мне снова пришлось выводить её из задумчивости.

– Казалось, его поразило то, что я сделала это. Он словно не мог этому поверить. Я смотрела на него сквозь слезы, застилавшие мои глаза. Я стояла на коленях лицом к нему и надеялась, что заметит меня, хотя я была всего лишь рабыней.

– И что случилось дальше? – поинтересовался я.

– Это, конечно, заметил и Аппаний. Очевидно, я, сама того не понимая, совершила какой-то очень серьёзный проступок. Хозяин вскочил на ноги! Его глаза сверкали от охватившей его ярости. Казалось, он был вне себя от гнева. «Охрана! Охрана!» – закричал он, хлопая в ладони. А я стояла на коленях около невысокого стола, и дрожала, опустив голову вниз. Я понимала, что я, всего лишь домашняя рабыня, поступила неправильно, посмев дотронуться до Мило, пользовавшегося таким расположением господина. Но я ничего не могла с собой поделать. Мне просто невыносимо хотелось, чтобы он обратил на меня своё внимание! Ведь он за всё время так ни разу и не попросил, чтобы меня прислали к нему голой, со скованными рабскими наручниками за спиной руками и ключом от них на моей шее, для его удовольствия. Я понимала, что поступила неправильно, но я не могла понять, почему это было настолько ужасно. Я всего лишь хотела привлечь к себе его внимание. Я всего лишь надеялась, что он мог бы хоть раз сжалиться над бедной рабыней. «Охрана! Охран»! – надрывался Аппаний. А я была охвачена ужасом. Я неудержимо дрожала, не понимая причин такой необъятности его гнева, такой его чудовищной реакции на моё крошечное жалобное деяние. Охранники, чуть не выбив дверь, ворвались в комнату с обнажёнными мечами. Возможно, они решили, что совершена попытка покушения на жизнь их работодателя. Через мгновение они уже стояли вокруг меня. Я испугалась, что они, особо не разбираясь, могут просто изрубить меня своими мечами. Мой владелец, казалось, изо всех сил пытался вернуть контроль над своими эмоциями. «Простите меня, Господин!» – заплакала я и, упав на живот, подползла к нему и начала целовать его ногу со всей страстью, на которую только была способна. Но он, в ярости, вырвал её из моих рук. Он вначале отскочил назад, но затем, снова шагнул ко мне и два раза пнул. Больно! Я опять подползла к нему на животе и, покрыв его сандалии своими волосами, принялась снова и снова целовать его ноги. «Простите меня, Господин!» – плакала и умоляла я, заблудшая рабыня. Всё что мне, допустившей столь тяжкий проступок, оставалось, умолять о милосердии и прощении. А хозяин, меж тем, вырвавшись из моих рук, отступил от меня на несколько шагов, а затем замер, глядя на меня сверху вниз. Я по-прежнему лежала на животе и с ужасом смотрела на своего господина. Я была всего лишь его имуществом, валявшимся перед ним на полу его дома. «Выпороть её плетью, остричь волосы, и послать работать в поле!» – приказал он.

– Вот значит, как Ты оказалась в поле, – хмыкнул я.

– Да, Господин, – всхлипнула женщина.

– А как Мило отреагировал на всё это? – поинтересовался я.

– Невозмутимо, – ответила она. – В конце концов, я всего лишь рабыня.

– Как Ты думаешь, Мило находит тебя привлекательной? – спросил я.

– Господин? – непонимающе уставилась на меня Лавиния.

– По-твоему, хотел бы он раздеть тебя, схватить и бросить на меха, к своим ногам, и утолить тобой его рабыней свою похоть? – пояснил я.

– Я не знаю, сильны ли его порывы, Господин, – пожала она плечами.

– Ты возразила бы? – уточнил я.

– Конечно, нет, Господин! – воскликнула женщина. – Я сама давно тешила себя надеждой, что могла бы оказаться настолько привлекательной, чтобы вызвать такое желание. Я – рабыня. Я живу для того, чтобы быть послушным, благодарным, уязвимым объектом такой похоти и власти. Я всегда мечтала об этом. Я хочу, чтобы мне не оставляли выбора, чтобы надо мной властвовали и заставляли служить!

– Мило должен был интересоваться тобой, или, делать вид, что интересуется тобой, – заметил я, – по крайней мере, в то время когда он занимался твоим соблазнением, перед тем, как заманить тебя в ловушку.

– Да, – подтвердила Лавиния, – тогда он мной интересовался.

– А после того, как Ты оказалась в доме уже в качестве рабыни, с клеймом, в ошейнике, откровенной одежде и совершенно уязвимая? – осведомился я.

– Нет, Господин, – покачала она головой.

– И он ни разу не попросил, чтобы тебя прислали к нему? – спросил я.

– Нет, Господин, – ответила женщина.

– Как Ты думаешь, почему? – поинтересовался я её мнением.

– Наверное, я недостаточно красива для него, – предположила рабыня.

– А других женщин он звал? – уточнил я.

– Я не знаю, Господин, – пожала плечами Лавиния.

– Ты что, не видели имена, написанные на досках вызова на кухне?

– Нет, – ответила она.

– Интересно, – хмыкнул я.

– Одна из тех трёх женщин, что, так же, как и я, попались в ловушку Мило, утверждала, что была с ним, но было доказано, что она это выдумала. Об этом стало известно управляющему, и её той же ночью приковали цепями в стойле и выпороли перед всеми нами.

– То есть, если верить тому, что Ты рассказала, – заключил я, – ни одна из домашних рабынь не была с Мило.

– Насколько я знаю, нет, – согласилась Лавиния.

– Если бы была, то Ты, и не только Ты, об этом бы знала, – заверил её я. – Обычно у рабынь нет никаких причин держать в секрете такие вопросы.

– Я тоже так думаю, – кивнула она.

– Мило играет очень важную роль в доме, – продолжил рассуждать я. – Он знаменит. И он очень ценен для Аппания.

– Конечно, Господин, – поддержала меня женщина.

– Это позволяет предположить, что, по крайней мере, время от времени ему могли бы посылать девушек, – сказал я.

– Возможно, Господин, – не стала спорить со мной Лавиния.

– Кроме того, у него было много возможностей во время его охоты на рабынь, – добавил я.

– Да, Господин, – согласилась она.

– Но, насколько тебе известно, он этими возможностями никогда не пользовался, – задумчиво проговорил я.

– Нет, насколько я знаю, – признала рабыня.

– Если бы он это сделал, – заметил я, – полагаю, что Ты услышала бы об этом, подобные сплетни быстро распространились бы по коридорам такого дома.

– Думаю да, – поддержала меня женщина она.

– Как по-твоему, – поинтересовался я, – если бы Мило попросил девушку, её бы ему предоставили?

– Скорее всего, – озадаченно кивнула она.

– Получается, что он их не просил, – вынужден был заключить я.

– Господин? – растерянно спросила Лавиния.

– Возможно Мило не находит женщин привлекательными, – пробормотал я.

– Господин? – не поняла меня рабыня.

– Ничего, это я так, – отмахнулся я.

– Да, Господин, – сказала Лавиния.

– Ты – девственница? – осведомился я.

Мой вопрос заставил женщину рассмеяться.

– Как долго рабыня может остаться девственницей, Господин? – спросила она.

– А кому Ты служила? – полюбопытствовал я.

– Главным образом мужчинам в доме, работникам, – ответила рабыня, – тем, кто хотел получить меня на ночь. Вы же знаете, что мы для них в свободном доступе. Поначалу мне часто доставалось. Я была довольно неуклюжей и так мало знала. Мужчинам это не нравилось

– Но теперь Ты более продвинута? – уточнил я.

– Любой, оказавшись под плетью, быстро научится этому, – печально усмехнулась женщина.

– А после того как оказалась в поле? – не отставал я.

– В основном надсмотрщики, – пожала она плечами. – Но дважды меня привязывали к столбу для полевых рабов.

Я отметил, что после того, как Лавиния это сказала, её колени раздвинулись немного шире. Вероятно, это было сделано неосознанно, рефлекторно. Такими способами, иногда не даже ощущая того, что она делает, или не до конца осознавая этого, рабыня может выпрашивать использования. Я бросил взгляд на Марка. Судя по его понимающей улыбке, он не оставил без внимания это едва заметное движение.

– Я могу говорить, Господин? – спросила женщина.

– Нет, – отказал я ей.

Некоторое время, пока я думал, она стояла на коленях, низко опустив голову.

– В тебе уже успела пробудиться рабыня? – осведомился я.

– Господин? – непонимающе уставилась на меня Лавиния, подняв голову.

– Я имел в виду, загорелись ли в твоём животе рабские огни? – пояснил я.

В конце концов, она оставалась относительно новой рабыней, к тому же по большей части домашней рабыней, в чьи обязанности, прежде всего, входили обслуживание стола, уборка и тому подобное. А с последние дни переведена в полевые рабыни, основной работой которой была переноска воды и прополка сулов. Это несколько отличалось от того, если бы она, например, попала в собственность отдельного владельца, заинтересованного и требовательного, который уделял бы особое внимание вызову и дальнейшему культивированию этих интимных и изысканных потребностей, до поры скрытых в теле женщины, но которые, однажды проявившись, начинают расцветать и вырастать в её собственное прекрасное и властное желание, которое уже не может быть подавлено или заставлено замолчать, и которое делает женщину рабыней настолько, что с этим не сравнятся ни ошейники, ни цепи.

– Иногда, – покраснев, призналась она, – я ощущаю в себе их приближение.

– И как Ты относишься к этому? – спросил я.

– Я люблю их, – прошептала рабыня, – но я боюсь их.

Я понимающе кивнул. Это был хороший знак.

– Я могу говорить? – спросила Лавиния.

– Говори, – разрешил я.

– Кто Вы? – поинтересовалась она. – Вы – люди моего господина, Аппания?

Возможно, она решила, что мы приехали от её хозяина, чтобы допросить её. Однако наши нарукавные повязки должны были бы намекнуть ей, что наши дела и намерения были весьма далеки от дома Аппания.

– Нет, – заверил её я.

– Но вы же, не работорговцы, не так ли? – несколько испуганно осведомилась рабыня и, не дождавшись нашего ответа, взмолилась: – Пожалуйста, скажите мне!

– Это вне того, ради чего мы приехали, – уклончиво ответил я.

– Вы – не из касты работорговцев! – заключила она.

– Нет, – кивнул я.

– Но Вы всё же – работорговцы! – воскликнула женщина.

– Тебя не должны интересовать эти вопросы, – напомнил ей я.

– Да, Господин, – вздохнула рабыня.

Конечно, есть некоторое различие между тем, чтобы принадлежать к касте работорговцев и быть работорговцем. Можно сказать так: все члены касты работорговцев – работорговцы, но не все работорговцы – являются членами этой касты. Например, я в касту работорговцев не вхожу, однако в Порт-Каре я, известный под именем Боск, знаменит тем, что занимаюсь многими делами, среди которых пиратство и работорговля занимают одни из ведущих мест. Кроме того, мы с Марком оба были воинами, представителями алой касты, что не исключало захвата рабынь. Таковое деяние не только разрешено в кодексах, но и поощряется ими – «Рабыня – радость и комфорт для воина». Но при этом ни один из воинов к касте работорговцев отношения не имеет. Кстати, эта каста кем-то расценивается как подкаста торговцев, а кем-то как независимая каста. В действительности у неё даже свои собственные цвета, синий с жёлтым, тогда как у торговцев – жёлтый с белым или золотой с белым.

– Вы приехали, для сбора налогов? – не отставала женщина. – Или вы собираете репарации?

– Нет, – отмахнулся я.

Последний её вопрос был, несомненно, мотивирован нашими нарукавными повязками. Ни для кого не было новость, что в последние месяцы в Аре и его окрестностях разного рода имущество, включая такое, каким была она сама, забиралось под предлогом налогов. Также никто не исключал возможности новых реквизиций по требованию Коса, или даже просто наёмников из лагеря Полемаркоса, касавшихся в основном женщин, как свободных, так и рабынь.

– Вы же не собираетесь забрать меня, не так ли? – уже с немалым страхом в голосе спросила она.

– Любопытство не подобает кейджере, – бросил я.

– Простите меня, Господин, – отреагировала рабыня, немного поёрзав от охватившего её возбуждения.

Конечно, нам не составило бы труда забрать её. Более того, мы могли сделать это практически безнаказанно. Ну сколько времени понадобилось бы двум опытным воинам, чтобы заткнуть женщине рот, связать и накинуть мешок на голову? Существует множество способов, которыми может транспортировать свою пленницу верховой воин, более того конструкции большинства сёдел подразумевают такую возможность. Некоторые из этих мер довольно просты, другие посложнее. Пожалуй, самым простым способом будет посадить девушку перед собой, привязав её руки к кольцу в луке седла. Некоторые из более продвинутых конструкций предполагают использование седельных клеток и сетей. На мой взгляд самым разумным является использование двух колец, по одному с каждой стороны седла, которыми, кстати, были оборудованы и наши сёдла. В этом способе обычно применяется следующая техника: руки пленницы связывают спереди и, в свою очередь, привязывают к кольцу, закреплённому в левой стороне седла, потом женщину поднимают и перебрасывают поперёк спины животного, животом вверх или вниз это по выбору похитителя, после чего её щиколотки также связываются и крепятся ко второму кольцу пары, расположенному в седле справа. При таком креплении девушка закреплена предельно надёжно, защищена от опасности падения, и кроме того, абсолютно беспомощна и доступна для шалостей своего похитителя.

– А разве Ты не хочешь, чтобы тебя забрали отсюда? – удивился я.

– Нет! – отчаянно замотала головой Лавиния.

– Что-то я сомневаюсь, что тебя настолько очаровала работа полевой рабыни, – заметил я.

– Нет, – согласилась она.

– К тому же, Ты сама уже начала ощущать в себе приближение рабских огней, – напомнил я.

Женщина бросила на меня обиженный взгляд, а затем быстро опустила голову. Её маленькие кулачки сжались так, что побелели костяшки пальцев.

– Говори, – потребовал я. – Ведь они уже начали гореть в твоём животе.

Она снова подняла на меня полные обиды глаза.

– Тебе напомнить, – поинтересовался я, – о том, что Ты уже заработала сегодня одно наказание?

– Не надо, Господин! – всхлипнула она. – Да, Господин!

– Ну вот и хорошо, – кивнул я.

Лавиния спрятала лицо в ладонях и затряслась в рыданиях. Какой беспомощной, подумалось мне, временами может чувствовать себя женщина, по настоящему ставшая рабыней. Но такие ощущения весьма полезны для неё с точки зрения развития её характера и её дисциплины. Кроме того, они хороши ещё и тем, что помогают рабыне понять, кем и чем стали и кем для них является господин.

– Думаю, что Ты сможешь стать превосходной домашней рабыней, – заметил я, – одетой в шёлк, снующей туда-сюда, возможно с колокольчиками на щиколотке, служа, разогревая и возбуждая своей близостью мужчину.

Она удрала руки от лица и недоверчиво посмотрела на меня.

– Может быть, тебя даже будут на ночь приковывать цепью к его рабскому кольцу в ногах его постели.

– Это именно то, чего я сама желаю! – призналась рабыня.

– Мне несложно представить тебя стоящей на колени перед ним и умоляющей о его прикосновении, – улыбнулся я.

– Да, Господин! – воскликнула она.

– Интересно, согласится ли он удовлетворить твою просьбу, – задумался я.

– А хочу надеяться, что он сжалился бы над той, кто является всего лишь его рабыней, – вздохнула женщина.

– Да, – кивнул я. – Думаю, что Ты будешь горячей, преданной и послушной.

– Да, Господин, – поспешила заверить меня Лавиния.

– Да, похоже, что Ты можешь стать замечательной домашней рабыней, – решил я, – и даже превосходной рабыней для удовольствий.

– О, да, Господин! – выдохнула она.

– И, не исключено, со временем, – добавил я, – даже чьей-то любимой рабыней.

– Это то, как я хотела бы прожить свою жизнь! – признала женщина.

– В таком случае, Ты должна была бы хотеть, чтобы тебя поскорее забрали отсюда, – сказал я.

– Нет, – отшатнулась рабыня. – Нет!

– Почему нет? – осведомился я.

Лавиния не смогла ответить мне, снова начав давиться рыданиями.

– Ага, – протянул я. – Кажется, что Ты не хочешь покидать окрестности дома Аппания.

– Да, Господин, – глотая слёзы, проговорила она. – Я, правда, хочу оставаться здесь.

– Похоже, Ты необыкновенно предана своему господину, – усмехнулся я.

– Я даже толком не видела его, – сказала мне женщина, немного успокоившись, – за исключением тех ситуаций, когда я и другие использовались для таких целей, как обслуживание его за столом. Даже когда он проходит мимо нас в зале, мы должны вставать на колени в почтении, прижимаясь головой к полу.

– Тем не менее, всё говорит о том, что Ты очень предана ему, – настаивал я, с высоты седла рассматривая понурившую голову женщину. – Впрочем, твои пожелания, в любом случае, ничего не значат. Ты – рабыня, и с тобой будет сделано то, чего бы ни захотели мужчины и рабовладельцы.

– Да, Господин, – вздохнула она.

– Я же хочу, чтобы мне стали известны некоторые детали тех методов, которыми пользуются Аппаний и Мило для захвата и последующего порабощения свободных женщин, – сообщил ей я.

– Господин? – испуганно дёрнулась Лавиния.

– Уверен, на основании подслушанной тобой беседы, и твоего собственного опыта, у тебя имеются некие идеи относительно того, как это происходит, – предположил я.

– Конечно, у господина не может быть никакого интереса к таким вещам, – пролепетала она.

– Ты только что заслужила второе за день наказание, – обрадовал её я.

– Простите меня, Господин! – простонала рабыня.

– Итак, Ты будешь говорить? – осведомился я.

– Полностью и честно, о том, что я знаю! – безнадёжно пообещала она.

– Как это подобает той, кем Ты являешься? – уточнил я.

– Да, Господин! – заверила меня Лавиния.

– Как кто? – переспросил я.

– Как рабыня, Господин, – ответила она, – и только как она!

– Как начинаются эти отношения? – спросил я.

– Одним из двух способов, насколько я понимаю, – начала женщина. – В первом свободная женщина сама пытается заступить дорогу Мило. Она восхищается им, старается привлечь к себе его внимание. Она может даже немного приспустить свою вуаль, постараться говорить с ним мягким голосом, ясно давая понять ему, что перед ним его страстная поклонница, под своими вуалями и одеждами ждущая его. Возможно, она может пошутить, что готова даже позволить ему поднять занавески её паланкина и целовать дно около её ног. В общем, занимается всякой ерундой. Об этих авансах, пусть и ожидаемо неоднозначных, но всё же столь очевидных и значимых, сразу сообщают Аппанию, который принимает решение относительно того, следует ли их поощрить или не стоит. Затем, позже, возможно после того, как женщина понизит перед Мило свою вуаль и позволит ему полюбоваться на её красоту открыто, или словно неосторожным движением, позволит ему оценить её лодыжки, Аппаний, на основе мнения Мило, принимает решение о дальнейших действиях. Если мнение Мило благоприятно, и его хозяин полагает, что женщина, возможно, пройдя через строгую диету и упражнения, обучение дисциплине и дрессировку, не будет выглядеть нелепо на невольничьем рынке, начинается подготовка к её захвату. Во втором способе инициатором выступает сам Аппаний, который лично отбирает кандидатку для завязывания знакомства, исследования и принятия окончательного решения.

– На основе чего он это делает? – заинтересовался я.

– Обычно он узнаёт о красоте той или иной свободной женщины из слухов и сплетен, – сказала Лавиния.

– Понятно, – кивнул я.

– Кроме того, – добавила она, – насколько я поняла, иногда он получает информацию, не бесплатно конечно, от некоторых владелиц женских ванн в Аре. Возможно даже, в некоторых случаях, Аппаний имел возможность лично наблюдать там женщин из тайной комнаты.

– А Ты сама каким образом привлекала внимание Аппания? – полюбопытствовал я.

– Первым, несомненно, – смущённо улыбнулась рабыня, – всё же я нечасто посещала общественные ванны и сильно сомневаюсь, что слухи о моей красоте могли бы появиться на улицах.

– Я бы не исключал такой возможности, – заметил я, окидывая взглядом её фигуру.

– Господин добр, – смутилась она.

– Продолжай, – велел я.

– Хотя господин мог бы расценить меня как испорченную, избалованную свободную женщину, и пусть даже это не было так уж неверно, – сказала Лавиния, – тем не менее, я была слишком застенчивой и поначалу не решалась даже приблизиться к такому мужчине, как Мило. В конце концов, я не сомневалась, что в Аре полно свободных женщин, которые богаче и красивее меня. Соответственно, первое время, я только издалека поклонялась ему. Я посещала его выступления. Я мечтала о нём. Но я не осмеливалась обратить на себя его внимание.

– В тот момент твоя реакция на Мило была скромной или уже рабской? – решил уточнить я.

– Да, Господин, – вздохнула женщина. – Я уже тогда, временами, мечтала ползать перед ним и, склонив голову, целовать его ноги.