Текст книги "Я без ума от французов (СИ)"
Автор книги: Motierre
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 38 страниц)
Тиерсен с совершенным потрясением разглядывает изящное кружево у себя в пальцах и от неожиданности легко отпускает Цицеро, и тот сразу выскальзывает из-под его руки, тут же отступая вбок и машинально поправляя воротник.
– Я понятия не имею, что это, если честно. Но мне очень интересно, – Тиерсен поднимает брови, скрещивая руки на груди. Но не зло, только действительно заинтересованно.
– Это… это подарок, – Цицеро редко не может подобрать слова, но сейчас, кажется, именно тот момент. Но оправдываться не в его вкусе, и он делает самый мрачный и язвительный книксен, на который способен, придерживая свой жилет за полы. – Милый Цицеро красиво упакован для своего Избранного.
– Что? Только не говори мне… – Тиерсен еще не уверен, но едва сдерживает смешок. – Ты ведь не одет в женское белье подо всем этим? – мрачный взгляд в ответ заставляет его нервно хихикнуть, и уже через секунду Тиерсен смеется, опираясь рукой на стол и наблюдая за тем, как Цицеро мрачнеет все сильнее, и от этого только хохочет громче. Но маленький итальянец совершенно не разделяет его веселья.
– И что в этом такого смешного, Тиерсен?
– Н-нет, я… – Тиерсен утирает выступившие слезы и старается сдержать новый приступ смеха, хотя это так сложно.
– То есть Цицеро надевал все это для того, чтобы Тиерсен смеялся над ним?! Оно мешается, тянется, оно тесное, все бубенчики пережимает, и Цицеро страдает уже целый час, а Тиерсену смешно?! – совсем раскрасневшийся маленький итальянец легко переходит на крик, но он не злится по-настоящему, скорее просто несдержанно возмущен, ему самому сложно найти нужную эмоцию среди многих, по обыкновению одновременно переполняющих изнутри.
Тиерсен резко перестает смеяться. Он никогда не скажет об этом, но ему где-то на грани сознания нравится, когда Цицеро сердится. Нравится наблюдать проступающий румянец на щеках, нравится, как меняется настроение в желтых глазах. И, к тому же, Тиерсен знает, как и когда это вовремя остановить.
– Я хочу посмотреть на тебя… так, – говорит он негромко, и Цицеро запинается на очередной обвиняющей тираде. – Очень хочу. Где там тебе пережимает… – Тиерсен подходит как-то очень быстро, подхватывая Цицеро под бедра и сажая на свободное место на столе. – Мой маленький шут всегда знает, как меня удивить, – целует коротко в кончик носа и сразу склоняется к губам, не давая больше возмущаться. Но Цицеро толкает его в грудь:
– Тиерсен такой дурак! – и это так по-детски, как и то, как он сразу прижимается сам, обхватывая за шею, раскрывая губы и сильно кусая Тиерсена за язык.
Тиерсен только смеется и целует Цицеро, путаясь пальцами в слоях одежды, добираясь наконец до шелка под рубашкой, и весь вздрагивает от сочного контраста теплой тонкой ткани и горячей кожи.
– Я все еще не знаю, что это, – Тиерсен отрывается от губ Цицеро, продолжая целовать его раскрасневшиеся щеки. – Но ты не представляешь, насколько хочу узнать. Пойдем в постель.
– А как же ужин? – Цицеро скользит ногами вдоль бедер Тиерсена и смеется.
– Ох, черт. Ладно, одну секунду, я сейчас разложу все, отнесем в гостиную и… и в постель, – Тиерсен отпускает Цицеро и торопливо достает еще блюда. Движения рук стремительные и отточенные, он так быстро нарезает оставшиеся ягоды и украшает ими пирожные, что уследить сложно. И маслины будто сами насаживаются на маленькие шпажки, которыми Тиерсен протыкает бутерброды на подносе.
– Раньше бы так, – несильно ворчит Цицеро, наблюдая за тем, как Тиерсен раскладывает ломтики абрикоса по краю блюда, и сам пока неторопливо расстегивает брюки.
– Да где же эта дрянь? – Тиерсен быстро заканчивает почти со всем, но никак не может найти кондитерский мешок и смотрит на Цицеро в поисках помощи. И резко забывает о том, что искал.
Цицеро довольно выгибается на столе, опираясь ногой на край. Вот такая реакция ему нравится: в хорошем представлении все взгляды должны быть прикованы к артисту. И никаких внезапных обнаружений маленьких секретов в процессе.
– Ты совсем с ума сошел, – как-то хрипло говорит Тиерсен и думает, что ему надо бы сесть. Или опереться на стол. Или подойти. Он не очень хорошо думает сейчас.
Кремовый шелк струится по телу Цицеро, и от того, как он сидит, сорочка задрана, обнажая бедра и то, что между ними. Тиерсен сглатывает, смотря, как туго обхватывает ткань член и яйца, как выбиваются по краям рыжие волоски, и это куда лучше, чем он успел представить. Цицеро покачивает ногой и самодовольно улыбается, наблюдая за совершенно онемевшим Тиерсеном.
Тиерсен чувствует себя каким-то гребаным извращенцем, но у него встает на то, что он видит. Мыслей все больше, и они такие быстрые, что не успеешь уследить, но все – о том, как подойти и взять. Нет, Тиерсен раньше бывал с разными мужчинами, но, пожалуй, Цицеро – единственный, кого он знает, кто может надеть что-нибудь подобное и не думать, что что-то не так. Если он вообще знает, что что-то может быть не так. Кажется, в его мире существует только то, чего он хочет, и то, чего нет, но сейчас Тиерсену очень нравится этот подход. С ума сойти, как нравится.
– Мы не дойдем до спальни, – говорит он негромко, и Цицеро только смеется.
– Это замечательная кухня, зачем нам спальня?!
Тиерсен хочет возразить, но попробуй возрази, когда этот маленький рыжий стервец намеренно жмет себя между ног, чуть толкаясь бедрами. Поэтому Тиерсен лишь думает, где только тот научился этому, и надеется, что никому не придет в голову сейчас зайти на кухню. И обхватывает Цицеро за спину и переносит его на пустой обеденный стол, открывая изогнутые в улыбке губы языком, забираясь на столешницу следом. Крепкий дуб, выточенный одним массивом без всяких ножек, точно выдержит их обоих.
– Из Тиерсена вышла славная домохозяйка! – смеется Цицеро, стягивая с него передник и забрасывая куда-то в угол.
– Кто бы говорил, – Тиерсен ухмыляется, подцепляя кружевную бретельку зубами. – Моя маленькая леди.
– Цицеро не леди! – маленький итальянец возмущенно кусает Тиерсена за ухо.
– Точно, леди такое не носят, – Тиерсен смеется тихо и ведет рукой вниз, щекоча живот Цицеро поверх сорочки. И коротко дергается, когда тот сильнее сжимает зубы. – Ладно-ладно, красавчик, только ухо не откуси.
Тиерсен с удовольствием приникает к немного пряной шее, оглаживая грудь Цицеро, и шелк под пальцами настолько легкий, что через него чувствуются жесткие волоски. У Тиерсена почти больно стоит от всего этого, и он закусывает кожу на шее своего итальянца, сдерживая вспышку возбуждения. Цицеро быстро расправляется со всеми пуговицами на его одежде, обнажая горячую кожу, и с готовностью подставляет шею, позволяет шарить ладонями по своему телу и смеется.
Тиерсен неудобно стягивает брюки, скидывая их со стола, и снова обхватывает Цицеро, чуть стаскивая бретельку с плеча, оставляя на нем пятно укуса. Тиерсен никак не может определиться, хочет он трогать или смотреть больше, и путается в этом, обводя языком зубы Цицеро, играясь с ним, чуть прикусывая губы и запуская ладонь под тонкий подол. И от контраста гладкой ткани и густых волос внизу живота порыкивает коротко. Тиерсен вталкивает колено между ног Цицеро и нависает над ним, радуясь, что на столе довольно места для всего, что они могут захотеть. Но для чего именно, он не имеет понятия, только придерживает Цицеро за волосы и наконец опускает руку ему на бедро, задирая сорочку, оттягивая кружевную резинку тонких женских трусиков и слабо щелкая ей по коже. И сам чувствует горячий румянец на щеках, когда обводит указательным пальцем приподнятый член под шелком.
– Знаешь, это действительно потрясающая идея, – шепчет Тиерсен в приоткрытые губы и коротко постанывает, когда Цицеро целует его, приподнимаясь, скользя горячими ладонями по спине под расстегнутой рубашкой.
Найти силы разомкнуть поцелуй и отстраниться не так просто, но Тиерсен очень хочет смотреть тоже. И садится, дыша часто, глядя, как распутно вытягивается Цицеро во весь свой небольшой рост, закидывая руки за голову. И рыжие волосы под мышками тоже контрастируют с кремовым шелком, и это самое восхитительное сочетание цветов, какое может найти Тиерсен. Такие же яркие волоски выбиваются из выреза, будто дополняя кружевную кайму, и Тиерсен чуть прикусывает губу, когда Цицеро гладит ступней его бедро. Тиерсен чувствует собственный легкий запах пота, зная, что он нравится им обоим, и покачивает бедрами несознательно, приподнимаясь и проводя рукой под сорочкой, поднимая ее до груди, обнажая горячий живот, и замечает, как поднят уже член Цицеро и как темная головка выступает из-под тесной ткани. Тиерсен чуть тянет шелковые трусики вниз, освобождая член наполовину, и сдвигает крайнюю плоть пальцами, наклоняясь, обводя головку языком, до жаркого вздоха Цицеро, до собственного сдержанного выдоха.
– Перевернись, – говорит Тиерсен негромко, ему хочется посмотреть на это и с другой стороны. И он тут же жалеет об этом, когда Цицеро выскальзывает из-под него, хихикая и вставая на четвереньки. Потому что сзади он выглядит настолько восхитительно, что Тиерсен только поднимается на коленях и немного робко касается снова прикрытого скользнувшей вниз сорочкой бедра. Веснушчатые лопатки открыты ему и выступают сильно, когда Цицеро выгибается, оборачиваясь. Он тоже не хочет пропустить ничего. Тиерсен страстно и быстро оглаживает голую, разгоряченную спину, цепляя кончиками пальцев кружевную кайму, и целует вдоль позвоночника, сгребает волосы Цицеро, оттягивает его голову, тут же прижимаясь к согласно раскрытым губам. Так жарко, и вовсе не от неостывшей духовки, и Тиерсен стаскивает торопливо собственные трусы свободной рукой, бросая их на пол и прижимаясь членом к крепкой заднице под двумя слоями тонкой ткани. Он тычется влажной головкой грубыми движениями, оставляя пятнышки на шелке, целуя Цицеро, больно оттягивая его волосы. И перестает, отрывается, сдерживая себя сильно. Снова задирает сорочку и проводит пальцами по неширокой полоске ткани, которая – Тиерсен понимает – действительно жмет тесно, но он надеется, что Цицеро потерпит еще немного, и надавливает пальцами, вталкивая ткань плотнее между ягодиц.
Цицеро неудобно смотреть назад, но он опирается на локоть, глядя через плечо, потому что такой увлеченный взгляд Тиерсена стоит того. Тот выглядит совершенно безумно, растрепанный, с горящими карими глазами, и ласкает Цицеро как-то несмело, будто сдержанно.
– Хватит прохлаждаться, Тиерсен, у Цицеро уже вся шея затекла! – маленький итальянец чуть торопит его, не только потому, что ему неудобно в этой позе: белье действительно жмет вставший член. Но он смеется, когда Тиерсен вздрагивает.
– Ты сам напросился, – он улыбается в ответ, нажимает сильнее и обхватывает плотно стянутые яйца через ткань, сжимая, скользя по ним тесно ладонью, двигая ей вперед, подрачивая член через тонкие трусики. И тут же сдвигает их, и Цицеро довольно вздыхает, помогая Тиерсену пальцами, оттягивая резинку и свободно пропуская член под ней, постанывая, когда она бьет его по животу, когда он наконец обхватывает ствол ладонью.
Тиерсен наклоняется ниже и проводит языком между ягодиц. Кожа чуть влажная от выступившего от тесного белья пота, и Тиерсену нравится этот вкус. Цицеро отворачивается обратно, наклоняя голову, лаская свой член ладонью, и прогибается сильнее. И Тиерсен, отклонившись на секунду, вздыхает горячо, когда Цицеро выше задирает задницу и шире расставляет ноги. Тиерсен дышит тяжелее, ему не хватает дыхания от этой открытости, с которой Цицеро доверяется ему. И он только вталкивает большой палец в плотно обхватывающую его задницу, сгибая его, получая за это довольный высокий стон. Тиерсен коротко потрахивает Цицеро пальцем, оглядываясь в поисках чего-нибудь, чем он хочет смазать своего итальянца. Конечно, Тиерсен уверен, что сейчас хватит и слюны и его смазки, но он хочет чего-нибудь сладкого, такого же сладкого, как его Цицеро. И находит взглядом миску с ореховым кремом на соседнем столе. Тиерсен хватает свободной рукой Цицеро за бедро, подтягивая его к краю стола, не собираясь вытаскивать пальцы, которых втолкнул уже два, чувствуя, как они входят свободно.
– Что Тиерсен хочет? – Цицеро оборачивается к нему, на секунду замедляя движение своей руки.
– Хочу сделать тебя еще слаще, – Тиерсен смеется, и Цицеро смеется вместе с ним, когда замечает направление его взгляда, и сам двигается удобнее. Тиерсен не знает, почему ему так важно не прерывать ничего, но только опирается на самый край коленом, не переставая трахать Цицеро пальцами, едва не падая, и тянется неудобно, все-таки цепляя миску самыми кончиками пальцев и чуть не опрокидывая ее на пол. Но он даже не роняет ничего, перетаскивая ее к себе, и Цицеро изгибается, смыкаясь тесно вокруг его пальцев, и короткой наградой целует его в щеку, все еще смеясь. Тиерсен смахивает упавшие волосы с его лица и не удерживается, отставляет миску, вытягиваясь, ложась на бок, целуя Цицеро в губы, медленно скользя пальцами в нем. Но это минутный перерыв, и они возвращаются обратно скоро, и Цицеро снова поглаживает себя, пока Тиерсен набирает крем в ладонь и размазывает щедро между его ягодиц, тут же не удерживаясь, слизывая часть. Тиерсен ласково растирает нежный крем по коже, поглаживая теплый вход, чувствуя, как слипаются рыжие волоски под пальцами.
Тиерсен набирает еще крема, размазывая по своему члену, и это неожиданно весело, и он опять смеется, засовывая пальцы в рот и находя смешавшийся со смазкой вкус необычно приятным. Возможно, его любимому ореховому крему не хватает тонкой солоноватой нотки. Но стоит забрать еще немного, как Цицеро хватает миску и перетаскивает ее к себе, засовывая пальцы в крем и облизывая их с довольным смешком. Тиерсен улыбается и шлепает его по заднице, и еще раз, до чуть порозовевшей кожи.
Цицеро облизывает пальцы, снова и снова пачкая их в сладком, но поднятый член тоже требует внимания, и он опускает руку, измазанную в креме, обласкивая себя. И это так скользко и сладко, и Цицеро очень нравится, и он набирает еще крема и дрочит себе, постанывая от удовольствия.
Тиерсен пристраивается удобнее, проводя сладким и липковатым членом между ягодиц Цицеро, и стискивает зубы от того, как горячо пульсирует в паху. Протолкнуть головку совсем легко, но Тиерсен останавливается на несколько секунд, потому что член сильно подрагивает, и только потом входит до конца, так гладко, и от этого кусает губы, кусает сладкие пальцы.
– Ан-нх! – Цицеро стонет несдержанно и громко, чувствуя Тиерсена целиком, от головки до основания, и запрокидывает голову, и рыжие волосы падают на голую спину. И Тиерсен может двигаться медленно, должен двигаться медленно, чтобы не кончить прямо сейчас, и он держит Цицеро за поясницу, насаживая на себя, но сдерживаться совершенно невозможно, когда маленький итальянец живо подмахивает ему, вскрикивая с каждым движением, сжимая ладонь на своем члене. Он соскучился по этому, и хотя ему и хочется взять Тиерсена самому, так тоже хорошо, лучше не бывает, особенно когда так сложно решить, есть крем или размазывать по члену, когда Тиерсен входит на всю длину, пытаясь сдерживаться. Но Цицеро не хочет, чтобы он сдерживался, и резво двигает бедрами ему навстречу, чувствуя, как с короткими шлепками Тиерсен бьется яйцами при каждом грубом толчке, и от этого маленький итальянец стонет громче, прикусывая пальцы, скользя локтем. Тиерсен двигает его вперед быстрыми толчками, и Цицеро через полминуты опирается уже обеими руками и скользит ладонями, и его колени разъезжаются от заданной им самим скорости.
Тиерсен двигает бедрами так быстро, и от горячих стонов Цицеро едва удерживается, и внизу живота все сжимается, все тело напряжено, и он дышит рвано через рот, понимая, что сейчас нужно либо остановиться, либо… Тиерсен вталкивается грубо еще несколько раз, и вскрикивает, дергая Цицеро на себя за бедра, и кончает в него, прижимаясь раскрытыми губами к голой и соленой спине.
– Господи… – Тиерсен шепчет, продолжая ласково натягивать Цицеро на себя, чувствуя, как выплескивается толчками его сперма. – Ох-х, милый мой Цицеро… – он обхватывает маленького итальянца за живот и двигается медленно, вздрагивая и постанывая от немного болезненного удовольствия. – Прости, я так быстро… Но невозможно удержаться, когда ты такой.
– И что теперь, Цицеро самому себе бубенчики перебирать? – маленький итальянец выгибается, целуя Тиерсена. Он не сердится вовсе, хотя ему и не очень хочется просто додрачивать себе, но это был, хоть и короткий и быстрый, но хороший секс.
– Ну, думаю, с этим я могу тебе помочь, – Тиерсен смеется тихо и выходит осторожно, потираясь еще не до конца опустившимся членом о мокрую задницу, целуя горячо потную спину, пусть от этого во рту и становится еще суше.
Он спускается ниже, и Цицеро снова возвращает ладонь на свой подрагивающий член, когда чувствует горячее дыхание на пояснице. Маленький итальянец расставляет ноги удобнее, и Тиерсен, положив ладони ему на ягодицы, поглаживая их и слегка разведя, коротко целует ямочку над ними и проводит языком вниз, до горячего и мокрого темно-розового входа. Из него чуть сочится каплями смешавшаяся с ореховым кремом сперма, и Тиерсен глубоко вталкивает язык, коротко потрахивая им Цицеро, чувствуя, как он сжимается и открывается тут же, подается навстречу и стонет высоко. Тиерсен крепко прижимается губами и – “Ангх, Тиер-рсен!” – вытягивает собственную сперму, сочно и мокро, совершенно не брезгуя этим. Цицеро чистый, он хорошо вымыл себя перед тем, как надеть все это, и Тиерсен чувствует только сладкий вкус крема и соленый – спермы и пота. И отрывается, довольно облизывая губы, и Цицеро со стоном выгибает спину, утыкаясь лбом в стол, сжимая пальцами край.
Тиерсен смеется и легко шлепает его по заднице, снова наклоняясь, и щекочет языком яйца, посасывая их и чуть прикусывая кожу. Он втягивает их в рот, по очереди и одновременно, и сосет, полизывая и влажно причмокивая, лаская пальцами внутренние стороны бедер. И поднимает руку, вталкивая пальцы в сжавшуюся задницу, массируя нежно изнутри. Цицеро хныкает слабо и дрочит себе быстрее, ему так хорошо сейчас, хотя и хочется еще…
– Тиерсен… возьмет в рот? Пожалуйста!.. – он уже почти готов кончить.
Тиерсен выпускает его яйца изо рта, все мокрые от слюны, и перехватывает пальцами горячий, напряженный член, оттягивая назад, так, чтобы не больно, но чувствительно до самой грани, и наклоняется, обхватывая головку губами. Она вся в смазке и креме, и Тиерсен чувствует сильный запах спермы, и в паху снова немного горячеет, когда Цицеро стонет безостановочно и открыто, пытаясь протолкнуть член как можно глубже. Тиерсен изгибает шею и дрочит ему пальцами, посасывая головку, пропуская ее в рот, так, что с каждым движением головы она упирается в щеку. Так сложно делать быстро, но Тиерсен не хочет переворачивать Цицеро, чувствуя, как он уже дрожит, хватаясь пальцами за край стола. И Тиерсен перехватывает член удобнее, быстро отдрачивая, упираясь языком в щелочку на головке, чуть проталкивая его внутрь. И двигает пальцами в заднице, поглаживая вперед-назад чувствительное местечко. И Цицеро кричит и выгибается одним сильным движением, обильно спуская, так, что его член дергается, выскальзывая из приоткрытых губ, и он кусает край столешницы, пока Тиерсен дрочит ему, забрызгивая спермой стол и ладонь.
– Тш-ш, мой хороший, – Тиерсен ласково целует бедро Цицеро, приподнимаясь. Его собственный член снова чуть налит кровью, но не настолько, чтобы продолжать сейчас, и Тиерсен только аккуратно переворачивает Цицеро, всего разрумянившегося, часто дышащего, с потекшей тушью, и ложится сверху, целуя его медленно, прижимаясь животом к еще сочащемуся остатками спермы члену. – Хочешь пить? – спрашивает Тиерсен негромко, с сухим звуком размыкая губы и потираясь носом о нос. Цицеро еще не успокоил дыхание и только запрокидывает голову с утомленным стоном, и его длинные волосы падают с края столешницы. Тиерсен поднимается осторожно, член и живот влажные и липкие, и тело только сейчас расслабляется полностью.
Тиерсен немного неровно проходит по кухне и открывает холодильник, доставая из него бутылку игристого вина.
– Надо бы оставить на ночь, но там еще есть, – он улыбается и быстро открывает ее, делая глоток прямо из горла. Вино пенится, но смачивает и остужает горячий рот. – Держи, – Цицеро берет бутылку, приподнимаясь, и пьет жадно, чуть закашлявшись от пены. И ложится на живот, подпирая подбородок ладонью.
– Ну что, Цицеро довольно хорошо решил проблему Тиерсена с тем, что… – он тянется и замысловато обводит пальцем член Тиерсена.
– Лучше не бывает, – Тиерсен улыбается. – А теперь иди в душ, я приберу здесь и буду ждать тебя в гостиной, – он тоже чувствует себя не слишком чистым, но хотя бы не весь в размазанных остатках крема.
Цицеро легко слезает со стола и подбирает свою одежду, натягивая небрежно, и Тиерсен еще любуется, как он заправляет сорочку в брюки и накидывает рубашку поверх, скрывая спину с легкими красноватыми следами от поцелуев. И Тиерсену хочется, чтобы после душа он снова надел это белье, оставив еще на ночь.
Кое-как приведший себя в порядок Тиерсен надеется, что их не было не слишком долго, заходя в гостиную с двумя подносами, полными еды. Селестин прерывает разговор с напряженной немного Альвдис и откидывается на спинку кресла, язвительно ухмыляясь.
– Да, братец, сегодня ты превзошел сам себя!
– Что-то не так? – невозмутимо спрашивает Тиерсен, осторожно опуская поднос с бутербродами на стол.
– Скажем так, – Селестин бросает взгляд на молча курящего Лодмунда, – у нас тут сейчас было потрясающее звуковое сопровождение к беседе. Предупреждая дальнейшие вопросы: мы делали музыку громче, – Тиерсен вздрагивает и чувствует, как легко краснеет. – Нет, знаешь, я лично привык к тому, что с тобой всегда все черт знает как, и тем, что ты растягиваешь своего любовника на кухне, где я собирался завтракать, меня уже лет десять удивить нельзя. Но вот по отношению к твоим… друзьям или новым членам семьи, я не знаю, это очень невежливо. И, если честно, не понимаю, почему именно я должен это тебе объяснять.
– Боже… – Тиерсен очень смущен, он не жалеет о том, что сделал, конечно, но он все время забывает, что живет с людьми, которые не могут перевести все это в шутку, как его брат.
– Нет, Тиерсен, я все понимаю… Правда понимаю, – Альвдис улыбается через силу. – И я… рада, что… что у вас все хорошо в этом плане, но, боюсь, Лод не разделяет этой… радости, – она окончательно мрачнеет, допивая свой пунш.
– Ох, я… – Тиерсен вздыхает. – Слушайте, извините, мы перегнули немного…
– Интересно, у вас так принято? Я имею в виду, орать так, будто тебе не хер в зад, а мясорубку суют? – Лодмунд затягивается сигаретой и наконец поднимает голову.
– Я… Что? – Тиерсен поднимает бровь. Он искренне собирался быстро забыть об этом.
– Слушай, Тиерсен, я ценю все, что вы для нас сделали, и готов мириться с самим фактом того, что вы… – Лодмунд не договаривает и морщится. – Но слушать, как вы трахаетесь – уволь, пожалуйста.
– Я уже сказал, что мы немного перегнули, и извинился, – Тиерсен на секунду хмурится. – И ты говоришь так, будто вы никогда…
– Мы с Альвдис – это другое, – грубо отрезает Лодмунд. – Во-первых. Во-вторых, мы никогда так не шумим. Это ни хера не немного. В-третьих, вы “перегибаете” так несколько раз в неделю. Или ты думаешь, что двух коридоров и холла достаточно, чтобы вас не слышать?
– Я правильно понимаю, что этот локомотив уже не остановить? – Селестин поднимает брови, негромко говоря это Альвдис, и та обеспокоенно кивает, кладя ладонь на локоть Лодмунда, но тот не обращает на нее внимания.
– О-оу, кажется, Цицеро чуть что-то не пропустил! – маленький итальянец встряхивает влажными волосами, заходя в гостиную, он бос и закатал брюки до колен и рукава рубашки до локтей, и выглядит очень свежим и довольным.
– А вот теперь нас всех точно размажет по рельсам, – Селестин флегматично отпивает пунш и тянется за одним из бутербродов.
– Точно, Цицеро чуть не пропустил то, как смелый мальчик смеет приказывать Тиерсену в его собственном доме! – маленький итальянец говорит быстро, подходя ближе и ничуть не смущаясь того, что сверху вниз он может смотреть, только пока Лодмунд сидит на диване. – Ты, мальчишка, будешь велеть Тиерсену, с кем и как ему спать?! – ох, как же Цицеро нравится злиться сейчас, но он не будет сильно кричать, потому что иначе Тиерсен прикажет ему замолкнуть и испортит все веселье. – Может быть, ты забыл, кто и чьих здесь приказов слушается?! Так Цицеро напомнит! Ты подчиняешься нам, Цицеро подчиняется Тиерсену, а Тиерсен делает, что захочет! – Тиерсен не успевает его перебить, но, в общем и целом, он с этим согласен и решает теперь просто аккуратно свести разговор в мирное русло, но…
– А я смотрю, тебе нравится… подчиняться, – Лодмунд говорит ядовито, когда ему нужно, его голос может выражать эмоции. Глаза у Цицеро вспыхивают.
– Если у Лодмунда не хватает мозгов, чтобы понять, что значит “подчиняться”, Цицеро может объяснить. Это значит – исполнять все приказы. Все! И не давать своих.
– Цицеро! – предостерегающе говорит Тиерсен, но маленький итальянец не обращает на него внимания.
– И если Тиерсен захочет трахнуть тебя в твой дрянной зад, ты только ляжешь и ноги раздвинешь, если не хочешь лишней дырки в своей тупой башке! Но Тиерсен не захочет! Но Цицеро… Если ты еще раз скажешь Тиерсену, что ему делать, Цицеро хорошенько поимеет тебя вот этим стволом! – маленький итальянец резко достает свою беретту и тычет ей Лодмунду в лицо. – И посмотрим, как ты будешь вести себя тихо!
– А ствол-то не выронишь, папаша? – Лодмунд напряжен и готов мгновенно двинуться, отклоняясь и перехватывая руку Цицеро, и тот видит это, но только больно прижимает дуло ко лбу. Он еще не настолько плох, чтобы какой-то мальчишка выбил у него пистолет. Альвдис молчит и смотрит на Цицеро напряженно, она не знает, но верит, что тот не выстрелит. Селестин пытается сделать вид, что его здесь нет, вмешиваться он точно не собирается.
– Так, стоп! – голос у Тиерсена звучный и громкий, и все вздрагивают от него, кроме с детства привыкшего к такому младшего Мотьера. Тиерсен собирался перебить Цицеро еще раньше, но притормозил на секунду, зная, что тому лучше дать выговориться, чтобы не провоцировать еще больший скандал, но это уже слишком. – Заткнитесь оба. Никто не будет ни в кого стрелять, – он подходит и кладет ладонь на запястье маленького итальянца, опуская его руку. – Это тоже нарушение правил, забыл? Сядь, мы поговорим после, – его тон спокоен, и он говорит это так уверенно, что Цицеро сжимает губы, но послушно поднимает руки на секунду – “я и не собирался стрелять” – и убирает пистолет за пояс, шагая назад, почти прижимаясь к плечу Тиерсена.
– Как ты скажешь, Тиер-рсен, – говорит он тихо, нарочно покорно, он знает, когда и как себя вести, чтобы извлечь из ситуации максимальную выгоду.
– Тш, – Тиерсен касается его локтя. – Теперь ты, Лод. Если мне не изменяет память, ты живешь в нашем доме и по нашим правилам. И, конечно, это нигде не записано, но давай-ка я повторю еще раз: все всегда можно обсудить. Если ты чем-то недоволен, ты можешь это высказать, и мы найдем устраивающее всех решение. Ты высказал – я тебя услышал. Но если ты решил вдобавок устроить скандал… Не могу тебе это запретить, но, будь добр, в следующий раз предоставь мне заранее заявление с точным указанием даты и времени, когда именно ты соберешься его устраивать, о’кей? Я хотя бы подготовлюсь… Все, думаю, на этом вопрос можно закрыть. Мы не будем никому портить вечер и сейчас продолжим веселиться, как будто никто ничего лишнего не говорил, ладно?
– Ваш дом – ваши правила, – Лодмунд молчит недолго и еще смотрит зло, когда открывает рот, но соглашается, и Альвдис шумно выдыхает.
– Вот и отлично, – Тиерсен улыбается, он доволен тем, что, как ему кажется, легко разрешил конфликт. – И, раз вам мешает шум, наверху есть еще одна спальня, и мы с Цицеро можем ее занять, никаких проблем. Как видишь, компромисс – это очень просто.
– Да-да, мы очень сговорчивые! – Цицеро смеется и примирительно протягивает Лодмунду ладонь. Он никогда не забудет того, что тот сказал, но это действительно не повод портить вечеринку.
Селестин вздыхает, выжидает для приличия несколько секунд и продолжает беседу с Альвдис, будто бы ничего не произошло – он может отвлечь хорошим разговором кого угодно, и через десяток минут та действительно расслабляется и даже тихо смеется. Лодмунд еще напряжен, но тоже улыбается хорошей шутке, и Тиерсен думает, что теперь точно все нормально. А Цицеро пока успевает опустошить еще один бокал пунша и пересмотреть все пластинки, привезенные Селестином. И отставляет бокал с довольным видом.
– А теперь, Тиерсен, время танцевать! Цицеро весь вечер этого ждал! – он пошатывается на секунду, ставя пластинку с живой скорой музыкой, и легко хватает попытавшегося слиться с креслом Тиерсена за руку, увлекая его в центр гостиной. Тиерсен смутно помнит движения основных танцев, у них с Селестином был отличный гувернер, но все-таки чувствует себя немного неловко. А вот Цицеро чувство неловкости слабо знакомо, и он привычно отсчитывает ритм пальцами ноги.
– Давай, Тиерсен! Это весело!
И Тиерсен неуютно передергивает плечами, бросив недовольный взгляд на смеющегося Селестина. Но тот смеется не ядовито, как обычно, а весьма искренне, и Тиерсен расслабляется, скидывая ботинки, немного сбиваясь с ритма сначала, но быстро входя в него. Это какой-то дикий танец, напоминающий тарантеллу, и Цицеро живо и скоро танцует вокруг Тиерсена, отбивая ладонями, и привычно стучат пятки по полу, и дыхание чуть-чуть сбивается на поворотах. И Тиерсен не слышит ритмичных хлопков Альвдис и Селестина, только чувствует пальцы на локте, когда Цицеро ловко направляет его. Он очень любит эти старые быстрые танцы, и это словно горячая схватка, где так же нужно владеть своим телом, так же нужно знать, угадывать движения того, кто напротив, и Тиерсен тоже ударяет пятками об пол, и музыка вместе с сердцем бьет в ушах, и короткие вскрики на выдохах – естественные, как дыхание. Он едва отмечает, как обрывается ритм, и шагает еще, чувствуя легкий румянец на щеках, не успевая остановиться вместе с Цицеро. Но тому, кажется, совершенно не важно, чтобы Тиерсен танцевал правильно. Потому что Цицеро не любит правила, он знает, что есть кое-что куда более важное. Он может помнить сотни движений и изобретать свои, но когда снова вступают барабаны, только не дает Тиерсену отдышаться, подхватывая его под локоть в новом живом танце.
