Текст книги "Я без ума от французов (СИ)"
Автор книги: Motierre
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 38 страниц)
Когда Тиерсен возвращается в гостиницу, Цицеро сидит на диване и отбивает ступней по обивке ритм музыки из радио. И поворачивает голову, стоит замку негромко щелкнуть.
– У меня две хорошие новости, – Тиерсен улыбается. – Во-первых, у нас будет дом. Во-вторых… – он не успевает договорить: Цицеро рыжим вихрем почти сбивает его с ног, с довольным вскриком запрыгивая и обхватывая руками и ногами. Тиерсен пошатывается и подхватывает его под бедра, смеясь, давая ему снять шляпу и нахлобучить себе на голову. – А во-вторых, я дал Селу посмотреть твои списки, так что, скорее всего, у нас появится несколько свежих… контрактов, он обещал собрать мне информацию о нынешней жизни тех, кого знает, – Тиерсен проходит по комнате, опуская Цицеро на постель.
– Тиерсен считает, что ему можно доверять? – Цицеро расцепляет руки на его шее и садится удобнее.
– Не волнуйся. Сел – не самый прекрасный человек, но он имеет хорошие связи и умеет платить. И то, что мы для него сделали – ему очень дорого. К тому же, не сомневаюсь, он уже рассчитал, какую выгоду будет со всего этого иметь, раз уж не сдал меня полиции сразу же. Так что да – пока мы можем ему доверять, и у нас есть время заняться новым домом. Кстати, о доме… Не думаю, что это будет лучшим жильем, но, ты знаешь, выбирать нам не приходится. По крайней мере, он находится где-то в лесу, и вряд ли нас кто-то будет навещать, – Тиерсен негромко смеется. – Так что сейчас сходим за инструментами, едой и всякой мелочевкой и поедем смотреть. Сел подвезет документы на днях. И, надеюсь, не только документы, – он широко зевает, и Цицеро чуть хмурится. – Ладно, хочется думать, что там есть нормальная кровать, и я высплюсь наконец, не чувствуя твой локоть под ребрами, а ногу на животе. Кстати, надо купить еще белье… – Тиерсен снова сонно зевает и потягивается. – Все, идем, иначе я усну прямо здесь.
– Да, когда Сел сказал “старый дом”, я, конечно, не ожидал ничего потрясающего, но не настолько же… – Тиерсен останавливает машину у проржавевших насквозь ворот, и его лицо выражает столько сомнительных эмоций, что Цицеро хохочет, запрокидывая голову. – Ничего смешного, – Тиерсен все еще смотрит на дом в глубине заросшего сада с откровенным беспокойством. – Я прямо чувствую, как эти стены сложатся, когда мы откроем дверь. Нет, тогда, когда мы сделаем пару шагов внутрь. Вот именно тогда.
– Тиерсен придирается, – отсмеявшись, Цицеро толкает его в бок. – Это замечательный дом, замечательное… убежище! Да, убежище от всех и вся!
– Мы это… убежище ремонтировать дольше будем, чем в нем жить, – Тиерсен мрачно вздыхает, но вылезает из машины и подходит к воротам. Замок на них тоже ржавый, и Тиерсен взвешивает его в ладони, прикидывая, сбить ногой или полезть за ломом в багажник. Дергает пару раз и морщится от резкого хруста. – Ну, хорошо, хотя бы ворота на меня не упали, – Тиерсен поворачивается, держа замок за сломанную дужку. Цицеро снова хохочет, и Тиерсен качает головой, бросая испорченный замок в кусты и толкая створки. Изгваздав все рукава в рже, он отряхивается, ругаясь сквозь зубы, и возвращается в автомобиль, надеясь, что тот не застрянет где-нибудь в трещинах на каменистой дорожке.
Кое-как закрыв ворота и оставив машину на травяном пятачке около дома, Тиерсен забирает из багажника пару чемоданов и подходит к высоким дверям, стараясь не сломать скрипящие деревянные ступени. Цицеро забрасывает за плечо большую сумку и не удерживается, стучит фигурным молотком, отлитым в форме какой-то готической головы, и у Тиерсена даже плечи дергаются рефлекторно от этого громкого звука. Да и от оформления тоже, пожалуй.
– Кстати, у нас вообще-то нет ключей. Но я не думаю, что это сильная проблема, – Тиерсен вспоминает ворота, но Цицеро уже толкает двери, и они туго, но поддаются его рукам.
– Стоило проверить, – он поднимает взгляд и ставит сумку на крыльцо. – В пустых домах часто живут те, кто не запирает двери, Цицеро хорошо знает.
– Ладно, в любом случае, если там кто-то есть, он уже знает, что мы здесь, – Тиерсен тоже опускает чемоданы. – И вряд ли это хозяин, я бы на его месте сюда под страхом смерти не приезжал.
– Кто бы это ни был, Цицеро надеется, что он не боится смерти, – маленький итальянец хихикает, доставая пистолет из кобуры под легкой курткой.
Тиерсен усмехается и тоже достает оружие, проходя в темноту холла. Он идет на негромкий шорох вглубь дома, судя по всему, в сторону кухни. И останавливается, когда в тусклом свете из грязных окон замечает большое птичье гнездо на столе под полкой. Тиерсен прислушивается, но не слышит больше других звуков, кроме шуршания, которое, не обращая на него внимания, издают птицы. – Так, давай вернемся и… – Цицеро взвизгивает за его спиной, и Тиерсен поворачивается одновременно со звуком выстрела и резкими птичьими криками. Огромный седой бродяга возвышается над маленьким итальянцем и пошатывается, царапая нестрижеными ногтями грудь с резко проступающим темным пятном. Тиерсен не думает, просто стреляет ему в голову. Один раз – и второй, когда тот со снесенной четвертью черепа – нечесаные волосы прилипают к краям – шагает к Цицеро, будто готовая еще час бегать с отрубленной башкой птица. От второго выстрела бродяга заваливается назад и падает, пачкая кровью арку в коридор, с хлюпом и хрустом доламывая остатки кости.
– Надеюсь, больше здесь нет жильцов, – Тиерсен смотрит на тело с сомнением. Это ему привычно, он не боится защищать Цицеро, и его совсем не мутит, разве что при мысли о том, что придется потратить еще не меньше часа, чтобы все это убрать.
Цицеро выдыхает странно, это не выглядит так, словно он испугался, скорее – будто не ожидал, что одного выстрела будет недостаточно. У него на волосах розоватые брызги, и Тиерсен подходит, снимая их и растирая между пальцами.
– Я пока осмотрю дом, поищу место, где мы будем спать, и посмотрю, что здесь с водой и электричеством, хорошо? А ты займись кухней, нам здесь еще есть. Почисть, вынеси гнездо и мусор, – он кивает сначала на разбросанные повсюду пыльные банки из-под консервов, потом на тело на полу. – Как только вернусь, помогу тебе.
– И почему Цицеро достается всегда самая грязная и скучная работа? – маленький итальянец ворчит, выворачиваясь из-под руки Тиерсена, и вздыхает, но убирает пистолет обратно в кобуру и мрачно оглядывает грязную кухню. Не могущие улететь, как их родители, и не сдохшие от разрыва сердечек птенцы смотрят на них из гнезда своими блестящими глазками. – А маленькие птички?
– Да что хочешь делай, но чтобы я их тут не видел, когда вернусь. Мало ли, какую заразу они переносят, – Тиерсен перешагивает через мертвого бродягу, направляясь к выходу.
Сначала он переносит все вещи с крыльца и из багажника в холл, прикрывая двери за собой. И после неторопливо обходит весь дом от подвала до чердака, открывая окна, кашляя от пыли и обвалив на себя пару занавесей, державшихся на честном слове. И, весь в пыли, приходит к выводу, что жить здесь можно, и не так уж плохо: сам дом явно построен на совесть, и в нем нет ни крыс, ни других паразитов. Зато есть огромное количество грязи, мусора и сломанных вещей.
Тиерсен открывает очередную дверь и, наконец, находит хозяйскую спальню, тут же решив, что спать они с Цицеро буду внизу, в гостевой, которая, во-первых, ближе к кухне, а, во-вторых, не выглядит так, будто только месяц назад отсюда увезли почившую старуху, мечтавшую о славе королевы. Огромная кровать под пошлым пурпурным пологом с дырами от моли, и зеркала, и мебель еще начала века повсюду. И – Господи – ниши с какими-то готическими статуями в обитых подраным бархатом стенах. Нет, Тиерсен не против роскоши, но решает сюда больше не заглядывать. Впрочем, открыв дверь в ванную, он закрывает глаза на секунду, вздыхает и снова смотрит на явно нуждающуюся в ремонте комнату размером с его спальню в старой квартире. Нет, точно, они будут жить на первом этаже.
Спустившись вниз, Тиерсен не находит Цицеро на кухне, но слышит, как он громко поет во дворе и, судя по звукам, работает топором, и возвращается к осмотру. Присмотренные им спальня и ванная на первом этаже действительно довольно скромные и уютные, и Тиерсен, наскоро избавившись от мусора и тяжелых покрывал, решает начать с того, чтобы разобраться с водой и электричеством. Осмотрев трубы, он находит их, как ни странно, в довольно приличном состоянии, а снаружи находятся и вкопанный в землю электрогенератор, и колодец. Насос в последнем, конечно, безнадежно испорчен, но со всем остальным Тиерсен может разобраться и решает съездить за ним, водонагревателем и топливом для генератора в Орийак, заодно прихватив небольшой газовый баллон – он видел плиту на кухне. Тиерсен вздыхает, прикидывая список покупок и то, влезет ли это хотя бы частично в багажник.
На то, чтобы съездить туда-обратно, разобраться со светильниками в “жилых” комнатах, поставить новый насос, водонагреватель, и найти все протечки, уходит целый день, и то это далеко не вся работа здесь, но хотя бы вода и свет у них теперь есть. И Тиерсен вымотан, но доволен. Цицеро находил его несколько раз и, приглушенно ругаясь, отправлялся по новым поручениям. В отличие от Тиерсена, кстати, он, кажется, успел пообедать, судя по развернутой бумаге с крошками, оставленной на кухне, куда Тиерсен приходит, заметив уже совершенную темноту при очередном выходе наружу.
Тиерсен вспоминает, что Цицеро напоминал ему про обед несколько раз, но он был так увлечен работой, что так и не пришел. И теперь, найдя в сумке печенье, с удовольствием грызет его, оглядывая довольно чистую кухню. По крайней мере, на ней больше нет черных следов от костра, бродяжьего мусора, птичьего гнезда и пятен крови. Но и Цицеро здесь тоже нет, и Тиерсен, прихватив пакет с собой, идет осматривать спальню. Она тоже чистая, даже белье расстелено и чемоданы частично разложены. И Тиерсен неожиданно прикусывает палец вместе с печеньем: Цицеро спит, свернувшись в кресле и накрывшись своей длинной курткой. Тиерсен испытывает короткую вспышку нежности и быстро доедает печенье, складывая пакет на комод и отряхивая руки. Он аккуратно снимает куртку с плеч Цицеро и морщится: на шее у него что-то вроде ожерелья из птичьих голов. Тиерсен хочет развязать узел, но Цицеро хватает его за запястье, не открывая глаз, и отводит руку, устраиваясь удобнее, перетаскивая ее себе под щеку.
– Ну и зачем они тебе? – Тиерсен тихо смеется.
– Они были милыми, – Цицеро поднимает брови. – Но слишком шумными, – коротко морщит нос. – А теперь они довольно милые и не шумят. Можно Цицеро их оставить?
– Ладно, – Тиерсен со смешком закатывает глаза. Если бы он знал, что это, то подумал бы, что его жизнь все чаще напоминает драму абсурда. – Но в постель им нельзя.
– Цицеро так и подумал, – маленький итальянец вздыхает и отпускает руку Тиерсена, давая ему развязать крепкий шнурок и опустить птичьи головы на стол. Тиерсен думает, что выбросит их утром же, но сейчас только поднимает Цицеро на руки и кладет на постель, стягивая с него одежду. То, что их обоих ждет очередное утро, обнадеживает. Но до него еще надо дожить. И Тиерсен пытается думать о хорошем, обнимая Цицеро за плечи, подтягивая одеяло и закрывая глаза.
========== III. ==========
В чувствительной тишине после грозы хорошо слышен шум подъезжающей машины, и Тиерсен, как раз собиравшийся положить в рот горячий круассан, откладывает его со вздохом обратно на большое блюдо, на которое потратил несколько часов, попеременно продолжая очищать дом. Кулинария вообще является интимной страстью Тиерсена, к которой он тяготеет с детства, балованный долгими обедами с переменой блюд. Может быть, это отнимает много времени и требует лишних физических упражнений, но Тиерсен не может отказать себе во вкусной еде, этой маленькой радости в его напряженной жизни. И еще ему очень нравится баловать Цицеро, потому что, пусть Италия и славится своей кухней, Тиерсен, как настоящий француз, искренне считает, что во всем мире не может быть блюд искуснее и нежнее созданных на его родине.
– Так хочется сделать вид, что нас нет дома, – Тиерсен прикрывает глаза. – Конечно, Сел нам нужен, но именно сейчас у меня были такие замечательные планы…
Цицеро отрывается от книги каких-то дрянных стихов на французском с английским переводом. Он тоже немного устал и хочет отдохнуть, хотя ему и нравится возиться с домом, приводя его в относительный порядок.
– Цицеро не успеет все это съесть до того, как он нас найдет, – с сомнением говорит он, оглядывая блюдо. И на всякий случай перетаскивает мисочку с шоколадным соусом на подлокотник своего кресла, к большой кружке какао.
Селестин тем временем осторожно огибает лужи на заросшей дорожке, поднимается по ступеням и стучит молотком, поморщившись перед тем, как обхватить его пальцами.
– Пока он осмотрит весь дом…
– Мы на веранде, Сел! – Тиерсен снова вздыхает. – Не стоит его злить, быстрее начнем – быстрее уедет.
Цицеро качает головой и запихивает в рот сразу два круассана, набирая соус пальцами и с явным трудом облизывая их.
Селестин обходит дом, по дороге все-таки наступив в лужу лакированным ботинком и чертыхнувшись.
– Прекрасная идиллия. Не знал бы, что это ты, братец, подумал бы, что хоть где-то в этом мире царят мир и гармония. Доброго дня, – он кивает Цицеро и с интересом смотрит на круассаны. Маленький итальянец пододвигает столик с блюдом к себе за ножку и утыкается обратно в книгу. – Кстати, Тир, ты ведь в курсе, что это нарушение границ частной собственности? – Тиерсен только пожимает плечами, и Селестин не развивает тему. – Третьего кресла, я смотрю, у вас нет.
– Может быть, в доме есть, – вставать Тиерсен, конечно, не собирается.
– Ладно, обойдусь и без гостеприимства, – Селестин вздыхает и открывает кейс. – Договор на покупку дома я заключил на свое имя, мне так будет спокойнее. Платить налог на наследство не хочется, если вдруг что. Но ты, разумеется, можешь здесь жить, сколько хочешь и как хочешь, делать ремонт… Кстати, здесь есть телефон?
– Здесь есть довоенный холодильник и лампы времен Эдисона, это устроит?
– Значит, посмотрим, можно ли провести связь из города… Как хочешь, но, пока ты где-то рядом, я предпочту иметь возможность следить за тобой. Все-таки, когда ты жил в Италии, мне было куда удобнее. Я уже почти отвык от того, как ты приезжаешь и превращаешь мою жизнь в “угадай, где твой непутевый брат окажется завтра и как ты будешь его оттуда вытаскивать”.
– Ты говоришь так, будто это не я вытаскивал тебя…
– Из всех проблем, которые прямо или косвенно устроил сам. Ладно, не будем снова начинать. Я привез тебе информацию, которую ты просил. И заодно посмотрел по своим источникам… В общем, понятия не имею, откуда ты взял все это, но, не зная, что и где искать, такое не найдешь. Информация о таком прошлом сейчас стоит дорого, оптом брал?
Цицеро хмыкает, переворачивая страницу. Конечно, он не читает на самом деле.
– Ты же сказал, что это тебя не интересует, – Тиерсен прищуривается мягко. – Сумму, которую ты получишь, обговорим потом, а все остальное – слишком грязная работа для такого чистюли.
– Знаешь, я пересмотрел свое мнение. И, учитывая, что я потратил на дорогу не один час, не откажусь от несомненно интересного разговора, – Селестин демонстративно закрывает кейс и, обтерев рукой в перчатке верхнюю ступень крыльца, опускается на нее осторожно.
Тиерсен коротко встречается взглядом с Цицеро. Нет смысла спрашивать, это его брат, и он знает его куда лучше. И, как и в большей части своих жизненных выборов, считает, что стоит рискнуть.
– Ну, гляди – не пожалей потом, – Тиерсен протягивает руку, и Селестин толкает кейс к нему.
– Я пожалел, когда родился в этой семье, – Селестин усмехается язвительно и всем видом показывает, что готов слушать. Тиерсен роется по карманам, доставая пачку сигарет. Разговор обещает быть долгим.
Цицеро нравится во Франции. Здесь Тиерсен больше не злится, здесь находится приятный сюрприз в виде понятливого Селестина, здесь есть шикарное Убежище, работа и сладости каждый день. Конечно, есть и некоторые проблемы с языком и видом на жительство, но первое поправимо – Цицеро быстро учится, – а о втором ближайшие месяцы можно не беспокоиться, а потом можно будет придумать что-нибудь с документами. Поэтому этих мыслей в голове Цицеро нет, когда он, напевая, складывает пакеты в багажник. После долгих сомнений Тиерсен доверил ему отправиться в магазин, составив подробный и занудный список покупок и не меньше пяти раз разъяснив каждый пункт. Как будто не знает, что Цицеро уж как-нибудь сможет отличить свежее мясо, а смородиновый сироп одинаково сладкий в любой упаковке. Цицеро как раз раздумывает, открыть его и попробовать сейчас или потерпеть до дома, когда слышит легкие шаги за спиной. Так не ходят, когда просто идут куда-то, да и на стоянке нет других автомобилей, Цицеро провозился в конфетном отделе, будучи совершенно не в силах определиться, до самого закрытия. Поэтому он совсем не удивляется тихой фразе на английском и приставленному к спине острому предмету.
– Давай кошелек, папаша.
Цицеро вздыхает, испытывая что-то среднее между довольством и раздражением. Почему-то его очень любят грабить, словно Дева Мария намеренно посылает ему грешников. Он бросает короткий взгляд в сторону закрытых уже окон.
– Если ты испортишь Цицеро куртку, ему придется шить новую! – маленький итальянец поворачивается быстро, отводя руку с ножом, не так, как мог раньше, но все равно слишком быстро для совсем молоденькой девушки, которой едва двадцать. От сильного удара кулаком в челюсть она падает, вскрикивая. – Что скажешь, если из твоей кожи, дрянная девчонка?! – Цицеро не может стрелять сейчас, но Тиерсен знал, что он может захотеть, и одолжил ему свой клинок. И Цицеро выхватывает его из ножен под кобурой, наступая до хруста на узкое запястье, наклоняясь над девушкой. Маленький итальянец любит болтать, но не тогда, когда нужно убивать, и мигом заносит клинок над едва поднявшейся рваным вздохом грудью. И долю секунды позволить себе запомнить бедняжку, внести в свой внутренний список жертв возлюбленному Богу и Царице Его.
Цицеро даже не успевает понять, что девушка делает, она выглядела такой напуганной, явно не ожидая, что сегодня ее захотят убить. Но она выворачивается потрясающе ловким движением, ударяя Цицеро под колени, и он не задевает даже ткани на боку, теряя равновесие, и заваливается на спину, коротко взвизгнув.
Девушка шипит и тянется левой рукой за выпущенным ножом: правое запястье горит ужасной болью. Но Цицеро, хрипло вдохнув, поднимается быстро и бьет ее ногой в лицо, пока она пытается выпрямиться, и снова наваливается и роняет на асфальт, занося клинок. Но, даже оглушенная двумя ударами, девушка совсем не собирается умирать, и она вовсе не такая хрупкая, как кажется в мешковатой толстовке. Левой рукой она перехватывает запястье Цицеро и высоко хрипит, когда бьет его правой в висок, и запястье громко хрустит второй раз. Крик от боли сорванный, но девушка не может остановиться. Она очень хочет жить. Но Цицеро тоже не боится боли, и она почти не мешает ему.
Борьба короткая, яростная, перемежающаяся приглушенными вскриками на выдохах. Цицеро наконец сжимает пальцы левой руки на горле девушки, и она, бросив наносить болезненные для них обоих удары куда придется, задыхается и пытается вывернуться из-под него, используя разницу в росте в ее пользу. И, почти заорав от боли, все-таки переворачивает Цицеро мощным толчком, но правая кисть теперь абсолютно бесполезна, и девушка бьет его локтем, все еще отводя руку с клинком. Секунда между ударами, и они снова переплетаются, пытаясь: он – ударить клинком или придушить, неважно, она – сдержать его и освободиться хоть на миг, схватить свой нож, валяющийся совсем рядом.
Цицеро надоедает это первому, и он разжимает пальцы на рукояти клинка, зная, что девушка сделает. И, конечно, она сразу отпускает его руку, хватая кинжал. И не успевает занести его, потому что холодный пистолет тут же прижимается снизу к ее подбородку.
– Все, Цицеро закончил с тобой, – маленький итальянец выдыхает тяжело, когда они оба останавливаются в эту секунду, и толкает девушку пистолетом наверх. Ему все еще нельзя стрелять, но нескольких ударов рукоятью в висок будет довольно. Только бы встать, чтобы было удобнее. – Но ты была забавной, ты понравилась Цицеро! – он смеется, снова приходя в отличное настроение, весь распаленный после короткой, но горячей схватки.
Девушка поднимается медленно, подчиняясь его движению, и в ее глазах столько ярости, что на сотню человек хватит.
– А теперь верни Цицеро его вещь, – маленький итальянец поднимается сам, не отводя взгляда, и протягивает руку. – И он выстрелит тебе в голову, а не в живот.
– Ты будешь гореть в аду, сука, – тихо, но четко произносит девушка, протягивая Цицеро кинжал. – И я лично спущусь из рая посмотреть, как ты жаришься там.
– О, нет-нет, рай только для хороших детей, не для тебя, дрянная девчонка! – Цицеро смеется, не глядя убирая клинок в ножны.
– Выстрели – и узнаем, – девушка словно не боится вовсе, но на самом деле цепляется за каждую секунду, за каждое слово, отделяющее ее от дырки в голове.
– Ох-хо, Цицеро и так знает! – маленький итальянец уже собирается замахнуться, но вдруг хмурится резко. – Что это у тебя? – почти мигом передумывает, сдирая с шеи девушки тонкую выбившуюся цепочку, отступая сразу на пару шагов, но еще держа ее на прицеле.
– Нательный крестик. Что, первый раз такой видишь? Вот именно поэтому из нас двоих в рай попаду я. Или, по-твоему, если я собиралась кого-то ограбить, то в Бога не верю? – девушка отчаянно пользуется короткой заминкой, едва надеясь заболтать этого странного человека.
– А девчонка верит? – Цицеро с любопытством наклоняет голову.
“Может, он какой маньяк от религии”, – мелькает в голове девушки, и это единственное, за что она может зацепиться.
– Даже если Бог оставил меня в беде и нищете, и мне приходится грабить, чтобы жить? Даже если Он не дарует мне никакого чуда, когда какой-то псих наставляет на меня оружие? – она молчит немного, но странный человек ждет продолжения, и ей приходится говорить еще. – Если это будет довольным доказательством, я решила забрать у тебя кошелек, потому что у тебя дорогая машина. Я не граблю всех, только тех, у кого явно много денег. И беру столько, сколько мне нужно, чтобы не умереть с голоду. Мне на хер не уперлись золотые часы, или там сотенные пачки в кейсах, или чья-то жизнь, я просто пытаюсь не сдохнуть. Можешь назвать это грехом, но я хочу жить. И, если Господь отвернулся от меня или решил наказать за это сейчас… да срать уже, куда я попаду, – девушка замолкает. Она злится, конечно, злится. Она очень устала за последние много месяцев, и сейчас ей, взведенной и вымотанной до предела, даже почти хочется, чтобы странный маленький человек уже наконец спустил курок.
– Не говори так! – Цицеро морщится, все еще сжимая цепочку. И размышляет не очень долго. – Но Цицеро знает, каково это – когда Господь… когда Богоматерь отворачивается. Знал. Да, знал, теперь Богоматерь всегда будет с Цицеро! – он опять смеется. – И ты… А кто ты?
– Если ты спрашиваешь об имени, то меня зовут Альвдис, – девушка не понимает, что происходит, но замечает, что намерения маленького человека явно изменились.
– И Альвдис тоже может узнать Богоматерь, может вернуть себе Бога, если захочет. Если захочет… служить Им, – Цицеро широко улыбается, ему нравится его идея.
– В моей жизни было много странных вещей, но это, наверное, самая странная, – Альвдис тоже нервно улыбается. – Я… я не понимаю.
– Ох, это просто! Цицеро может принести Альвдис в дар Матери, Альвдис может приносить дары Матери вместе с Цицеро! – маленькому итальянцу лень долго объяснять, и рука уже затекает понемногу.
– Тебе не кажется, что выбор очевиден? – Альвдис все еще не понимает, но пока не рискует спрашивать и только думает, что этот Цицеро явно ненормальный.
– Абсолютно!
– Ну, тогда… Ты ведь серьезно убьешь меня? – Цицеро деловито и довольно убедительно кивает, и Альвдис вздрагивает, замечая странную темную нотку у него в глазах. – Или я могу пойти с тобой, да? – Цицеро снова кивает и улыбается, но темное в его взгляде никуда не пропадает. – И… куда мы пойдем? – Альвдис четко решает для себя сейчас, что с сумасшедшими и правда лучше соглашаться. Особенно если они наставляют на тебя пушку.
– В Убежище! Лучшее Убежище на свете!
– Ну ладно, никаких проблем, в убежище так в убежище. А там ты меня не убьешь? – она спрашивает больше на всякий случай.
– Нет, если Альвдис будет себя хорошо вести, – Цицеро резко опускает пистолет и протягивает ей цепочку. – Цицеро немного испортил ее, но Тиерсен сможет починить.
– А Тиерсен – это?.. – Альвдис видимо расслабляется и хочет все-таки подобрать нож, чувствуя ужасную боль в правом запястье, которую она игнорировала последние несколько минут. И голова просто раскалывается, и под носом кровь, но это ощущается даже меньше, чем то, как словно вспыхивает от каждого движения рука.
– Нет, это заберет Цицеро! – маленький итальянец ловко подхватывает нож с асфальта, складывая и засовывая себе в карман. – Альвдис может оказаться дурой и попытаться навредить ему, и его Тиерсену починить будет сложнее, чем цепочку. О, да! Тиерсен! – Цицеро убирает пистолет в кобуру, отряхивается и наконец закрывает багажник. Но открывает его снова и достает все-таки пакет, в который положил смородиновый сироп. Он хочет наградить себя за хорошую драку и хорошую мысль. – Тиерсен – Избранный! Он понравится Альвдис! И если Альвдис понравится ему, ее он тоже спасет, тоже покажет ей путь!
“Он точно сумасшедший”, – отчетливо думает Альвдис. – “Какой-то фанатик из какой-то гребаной секты”.
– Это о-очень долгая история! Но Цицеро может рассказать! Тиерсен нашел Цицеро, чтобы избавить его от его грехов, чтобы направить его служение! Это было… весело! Не всегда, нет-нет, не всегда… но весело! – Цицеро садится на водительское сиденье и копается в пакете в поисках сиропа, вытащив неудобно мешающийся багет. Альвдис сглатывает, и довольно громко, так что маленький итальянец замечает это, смотря на нее с любопытством. – Альвдис хочет есть?
– Если честно, – она пожимает плечами, пытаясь удержать короткую дрожь от явно ощущаемого голода.
– Тиерсен нас убьет, – Цицеро коротко хихикает, отламывая приличную часть багета, протягивает ее Альвдис и заводит машину. – Но не на самом деле, нет, Альвдис может не бояться! Если она не будет надоедать Цицеро и Тиерсену, если она готова служить Богоматери, то может не бояться, да! – Альвдис берет хлеб левой рукой, и это Цицеро тоже замечает, отпивая сладкий сироп из бутылки. – Цицеро сделал Альвдис больно. Ничего-ничего, это Тиерсен тоже починит.
Альвдис все еще удивлена, все еще не уверена, что она действительно хочет ехать с этим безумным человеком, но ей очень хочется есть и, если честно, все равно некуда идти. Поэтому, хотя ее и беспокоит перспектива встречи с неведомым “Избранным”, который наверняка окажется куда адекватнее, как и все главы подобных сект, но пробовать отнять оружие у быстро ведущего машину человека, да еще и в ее состоянии, – не самая лучшая идея, и Альвдис решает подождать, торопливо кусая хлеб, почти не прожевывая.
– И сколько вас там… служителей Богоматери?
– Цицеро и Тиерсен, всего двое. Но этого довольно, поверь мне, Альвдис!
“Избранный” оказывается довольно молодым и не очень красивым мужчиной, как решает Альвдис, немного робко заходя в высокие двери вслед за Цицеро, который не преминул впихнуть ей в руки один из пакетов с продуктами.
– Цицеро! Чтоб тебя черти драли, сколько можно где-то шляться? – Тиерсен, видимо, услышал, как подъехала машина, и выходит в холл, не отрываясь от чтения каких-то бумаг. – Я нашел наверху отличный письменный стол, поможешь мне его спустить, – он отстраненно поднимает взгляд и замолкает. – И что это? – спрашивает после короткой паузы. – Цицеро, я, кажется, ясно объяснил тебе, что мы не приводим сюда шлюх. Или недостаточно ясно?
– Эй, не хочу вмешиваться, но я знаю, как на итальянском будет “шлюха”. И я не шлюха, – Альвдис успевает вставить это до того, как Тиерсен и Цицеро скажут что-то еще.
– Я… Извините, – Тиерсен меняет интонацию и переходит на английский с ужасным акцентом – он практиковался в нем еще в школе и академии, – и Альвдис отмечает и это, и что-то странное в его темных глазах. – Цицеро, на кухню, – он коротко приказывает маленькому итальянцу, забирая пакет из рук Альвдис. – Извините еще раз, – Тиерсен смотрит ей в глаза и не замечает, как Цицеро, послушно отправившись к арке в коридор, останавливается, бесшумно опуская пакеты на пол и прислоняясь к стене. – Мой приятель довольно часто раньше приводил женщин легкого поведения, и это, если честно, ужасно раздражало…
– Настолько, чтобы обращаться к нему, как к собаке, и оскорблять всех приглашенных им женщин? – это срывается у Альвдис неожиданно для нее самой, и она даже вздрагивает, но, если честно, не жалеет: маленький итальянец, несмотря на всю его странность, был больше добр к ней, чем нет.
– А вот это позвольте оставить между нами, – в глазах Тиерсена вспыхивает что-то совсем черное. – Вам уже пора, я отвезу вас в город.
– Постойте. Цицеро забрал кое-что у меня. Я бы хотела это вернуть, – Альвдис понимает, что дьявольски рискует, но остаться без ножа она не может, это ее единственное оружие, единственная защита, единственная возможность выжить. И другой взять негде.
– Да, конечно, я сей… – Тиерсен поворачивается. – Цицеро. Я же сказал тебе пойти на кухню. Ладно, что ты у нее забрал? – он вытягивает руку и вздрагивает, когда в ладони Цицеро блестит нож. Маленький итальянец невозмутимо подбрасывает его, ловя пальцами. – Так, ты сейчас же объяснишь мне, что происходит, – Тиерсен сдержанно выдыхает. Того, что девушка убежит, он не боится: бежать здесь некуда. А вот то, что он понял что-то неправильно, вполне может быть.
– Цицеро все объяснит, Тиерсен! Это Альвдис, и она хотела отнять у Цицеро все его денежки, заработанные честным трудом!..
– Мы не можем ее оставить, – Тиерсен устало потирает лоб. – Господи, почему ты не можешь приносить щенков или котят, как все нормальные люди? Может, тебе кролика купить? Хоть какой-нибудь ответственности научишься…
– Кролик воняет, – Цицеро морщит нос.
– Она, если честно, тоже, – Тиерсен говорит это и тут же прикусывает язык. – Извини, Альвдис. Ничего личного, но, учитывая, что мы тут решаем, убивать тебя или нет, думаю, ты простишь мне эту нетактичность.
