Текст книги "Я без ума от французов (СИ)"
Автор книги: Motierre
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 38 страниц)
– Семью, Тиерсен, – Цицеро подсказывает и улыбается.
– Ну мы же не мафия, в самом деле, – Тиерсен хмурится коротко, но придумать ничего лучше пока не может. Не “товарищи по оружию” же. – Ладно, подумаем над этим позже. “Не предавать семью и… ее секреты”, да, – он записывает это аккуратно. – Так, здесь разногласий нет? Отлично, идем дальше. Опять же, я не хочу никого неволить, но, тем не менее, мне пришлось в какой-то момент взять на себя руководство всем этим. Следовательно, я хочу быть уверен, что не получу внезапно никакой самодеятельности в самый неподходящий момент. Я с удовольствием обсужу с вами все пункты любого плана, но я хочу знать, что, когда мы будем его выполнять, вы исполните каждый мой приказ. У меня есть опыт ориентирования в нестандартных и экстренных ситуациях, и все, чего я хочу – чтобы каждый из вас делал все в точности, как я скажу, когда в этом будет необходимость. Что бы я ни сказал, ни приказал вам.
– Мне казалось, это было очевидно, еще когда ты впихнул эти списки нам в руки, – Лодмунд не поднимает взгляда и крутит в пальцах карандаш.
– А Цицеро говорил, что он зануда.
– По моему опыту, очевидное не всегда так уж очевидно, – вздыхает Тиерсен. – В общем, свою мысль я донес: если я говорю бежать, каждый из вас будет бежать. Если я говорю перестать есть конфеты каждую свободную минуту, ты перестаешь есть конфеты, Цицеро, – он тянется, вытаскивая из сжатых пальцев маленького итальянца смятый незаметно фантик. – Пожалуйста. В твоем возрасте…
– О нет, Тиерсен, ты опять будешь напоминать об этом Цицеро?! – разумеется, Цицеро вовсе не нравится, когда Тиерсен заботится о его здоровье, будто ему уже завтра пора ложиться в могилу.
– Ладно-ладно, извини, – Тиерсен улыбается. – Так, значит, правило номер два: “Слушаться приказов старшего”. Им могу быть я, скорее всего, или Цицеро, если я занят. В любом случае, я не собираюсь раздавать приказы направо и налево каждую минуту, это просто на всякий случай. Так что идем дальше. Третье правило простое. Я знаю, что вы двое – хорошие воры, поэтому: “Не красть друг у друга”. Вы всегда можете что-то попросить, если понадобится, мы решим этот вопрос. Это понятно?
– Конечно, Тиерсен, – Альвдис чуть розовеет и смотрит на Лодмунда. Тот кивает молча.
– Хорошо. Ну и последнее. Я долго думал над необходимостью четвертого правила, но… Жизнь может повернуться по-разному, мы можем подумать, что нас предали, или между нами могут разгореться очень сильные личные разногласия. И я хочу, чтобы мы могли это решить. Исходя из первого пункта, мы друг друга не предаем. И поэтому, даже если вы подумаете в какой-либо момент, что кто-то сдал вас полиции, даже если кто-то совершит что-нибудь настолько ужасное, что это будет требовать кровной мести в ту же секунду… В общем, четвертый пункт: “Не убивать друг друга”. Нет, разумеется, пока, – Тиерсен выделяет это слово, – могут быть случаи, когда это будет необходимо, например, если кто-то из вас прокрадется к нам в спальню и приставит мне нож к горлу, и нет, Цицеро, это не то, о чем ты подумал, мне придется его убить. Но, в общем и целом, не убивать. Ну, это все, – Тиерсен аккуратно подчеркивает четвертую строчку. – Если есть возражения и дополнения…
– Ты забыл самое главное, Тиерсен!
– Да? Интересно, что? – Тиерсен вздыхает и подпирает щеку рукой. Не то чтобы он сомневается в талантах Цицеро придумывать какие-то правила… но да, очень сомневается.
– Ты забыл о том, для чего мы здесь собрались! О нашем служении…
– Так, а вот это я пропустил, – Лодмунд переводит взгляд на Цицеро. – Я так понял, мы здесь собрались для того, чтобы убивать. Про какое-то служение мне никто ничего не говорил.
– Тиерсен всегда забывает главное! Мы не просто убийцы, нет, мы верно служим нашему Богу Отцу и Богоматери, Деве Марии, приносим дары во славу их! Посильно искореняем людские грехи, да-да!
Тиерсен замечает скептичный взгляд Лодмунда и решает вмешаться, пока это не переросло в крупную ссору.
– Это и так очевидно и, следовательно, не так важно, чтобы вносить в список, Цицеро, – говорит он мягко. Но маленький итальянец смотрит на него резко округлившимися глазами и даже приоткрывает рот, и Тиерсен видит в его взгляде столько обиды и разочарования, сколько раньше не видел. И снова вздыхает. – Ладно, я запишу. Как ты хочешь?
– М-м… – Цицеро мгновенно перестает огорчаться и задумывается. – “Верно и преданно служить Богоматери, почитать и уважать Ее, посвящать Ей каждую жертву, быть Ее послушным сыном или дочерью до самой смерти и после нее”?
– Думаю, “почитать и уважать” хватит, – Тиерсен улыбается и записывает это поверх остальных пунктов. – Вот, видишь, я даже сверху написал. Доволен?
– Вполне, – Цицеро довольно ерзает на табурете. Альвдис и Лодмунд переглядываются, но ничего не говорят. Как-то молча они решают все-таки выяснить все у Тиерсена, но позже.
– Тогда держи, повесь на холодильник, – Тиерсен протягивает Цицеро бумагу и приготовленную заранее клейкую ленту. И, пока тот возится с ними, отматывая ленту и тут же путаясь в ней, Тиерсен хлопает в ладони. – Ну, раз с этим разобрались, вернемся к нашим делам. Итак, Лод, я вижу, что у тебя есть поправки к моим спискам…
========== IV. ==========
Цицеро стучит пальцами по дверному косяку, прислоняясь к нему, и хмуро скрещивает руки на груди. Оборудованный Тиерсеном кабинет небольшой и довольно уютный, насколько это возможно в отсутствие лишней мебели, но Цицеро он все равно не нравится. Тиерсен проводит здесь слишком много времени, здесь слишком накурено, и все-таки скудная обстановка немного напоминает допросную.
– Тиер-рсен! – недовольно говорит Цицеро, когда тот даже не поворачивает голову.
– Да? – Тиерсен вздрагивает. – Извини, Цицеро, я совсем заработался, уже думаю, что все звуки у меня в голове, – он потирает виски и поворачивается, опираясь на спинку стула. – Ты что-то хотел?
– Цицеро хочет, чтобы ты отдохнул, Тиерсен.
– Я не могу, – Тиерсен устало улыбается и качает головой. – Два таких простых контракта за два месяца – слишком мало, мы можем больше. Но это требует времени, так что я еще немного уменьшил свои часы на сон и…
– С четырех до трех? – Цицеро спрашивает язвительно. – Ты себя в зеркало когда последний раз видел, Тиерсен?
– Это мелочи, – Тиерсен дергает подбородком. – Не волнуйся, я хорошо отдохну, когда у нас появится какая-то стабильность.
– Но Цицеро хочет, чтобы Тиерсен отдохнул сейчас!
– Сейчас – не могу. Извини, – Тиерсен снова поворачивается к большому листу, на котором расчерчивает какой-то план.
– Но у Цицеро есть такая замечательная идея! – маленький итальянец хмурится. – Ты не должен ее портить!
– Что за идея? – отстраненно спрашивает Тиерсен. Он уже переключился снова на свои чертежи.
– Вечеринка! Альвдис и Лодмунд живут у нас уже два месяца, а мы до сих пор не устроили им вечеринку! Цицеро думает, что это хорошая идея для отдыха, – маленький итальянец прикусывает палец, смотря на Тиерсена в ожидании.
– Да, конечно. Возьми деньги в столе на все, что нужно.
Цицеро раздраженно вздыхает и подходит ближе, касаясь шеи Тиерсена.
– Вечеринка, Тиерсен! Это не только деньги! Это печеные яблоки… и пунш… и все то, что ты умеешь делать. Цицеро не хочет заказывать еду, Цицеро хочет твою еду! Цицеро хочет тебя, Тиер-рсен, – он наклоняется и упирается подбородком ему в плечо.
– Прости, я… – Тиерсен снова трет виски. – Да, наверное, ты прав. Мне не помешает немного развеяться. Немного, – уточняет он, когда Цицеро тихо смеется ему в ухо. – День или два выходных. В конце концов, потом я смогу посмотреть на все это свежим взглядом. Ладно, тогда напиши то, что хочешь, чтобы я приготовил, и съездите с Альвдис в город, купите все, что нужно. И завтра устроим твою вечеринку. А сегодня я еще поработаю, ладно?
– А, может быть, Тиерсен отвлечется ненадолго? – Цицеро хихикает и поглаживает его шею.
– Не сейчас, сердце мое, – Тиерсен накрывает его пальцы своими и, легонько сжав, отводит их. – У меня еще очень много работы. И, если я хочу отдохнуть завтра, сегодня мне нужно закончить этот план.
Цицеро фыркает. Он понимает, что Тиерсен сейчас слишком утомлен даже для того, чтобы сердиться, и от него вряд ли можно добиться чего-то, кроме усталых объятий, но у них не было секса уже больше двух недель, и, признаться, маленькому итальянцу, не имеющему теперь проблем со сном, уже осточертело дрочить в душе. Проклятый Тиерсен был совершенно непоследователен, на взгляд Цицеро, то есть с его стороны было как минимум нечестно сначала будить это желание, которое особенно не беспокоило до того маленького итальянца уже больше десяти лет, а теперь не уделять ему достаточно внимания. Цицеро думает об этом и ворчит себе под нос, засовывая руки в карманы и недовольно проходя на кухню. Там Лодмунд смешивает компоненты для взрывчатки: ему не привыкать работать с точными пропорциями, и Тиерсен доверил это дело именно ему. Альвдис сидит на стуле, болтая ногами и увлеченно наблюдая за процессом. Вообще она должна приводить в порядок сад, пока погода еще позволяет, но зашла выпить чего-нибудь прохладного и немного задержалась.
Цицеро раздраженно пинает табурет и садится на него, подбирая ноги.
– Как там Тиерсен? – спрашивает Альвдис, отвлекаясь. За последние недели она общалась с заезжавшим раз и звонившим регулярно младшим Мотьером даже больше, чем со старшим. И хотя Селестин и говорил, что это нормально, и его брат всегда отдавал интересному делу все возможное время, идея Цицеро отдохнуть немного Альвдис сразу понравилась. Тем более что, за неимением возможности доставать Тиерсена, маленький итальянец теперь постоянно таскается за ней, не смущаясь даже вламываться в спальню по утрам, если ему хочется пообщаться. И, если сама Альвдис воспринимает это спокойно и даже с определенным удовольствием, отвыкнув за годы от живого общения, Лодмунд, который наконец-то решил насладиться уединением, страшно раздражается уже при первых звуках резкого, высокого голоса. И в том числе с этим надо что-то делать, потому что – “Мать твою, да как Тиерсен вообще его выдерживает больше суток?!” – обстановка неотвратимо накаляется, и кто-нибудь из троих мужчин в итоге обязательно сорвется, от усталости, скуки или злости. И Альвдис думает, что совсем не хочет оказаться рядом в этот момент.
– Хуже, чем Цицеро думал, – маленький итальянец дергает уголком рта, но почти сразу улыбается. – Но у нас будет вечеринка! Мы поедем с тобой завтра утром и купим что-нибудь, что развеселит Тиерсена!
– Может быть, лучше мне съездить с Альвдис? – Лодмунд поднимает голову. – Вы и так слишком много времени проводите вместе, – он делает четкий акцент на слове “слишком”, но Цицеро не обращает на это внимания. Или не хочет обращать.
– Ага, и купить всякой унылой дряни под стать твоему унылому лицу! – он качает головой. – Нет-нет-нет, Цицеро никому не позволит испортить нашу вечеринку!
– Действительно, Лод, так в этом доме хотя бы до нашего возвращения будет спокойно, – Альвдис пытается смягчить ситуацию.
– Как хотите, – Лодмунд флегматично возвращается к работе. Он вообще считает, что надо больше делом заниматься, но если остальные действительно чувствуют себя уставшими, то и он не против повеселиться немного.
– Может быть, нам нужно что-то из этого? – Цицеро совершенно растерянно оглядывает очередную полку, но Альвдис не может ему помочь: для некоторых вещей на ней даже она не знает применения. Конечно, если бы Цицеро заявил о своей идее купить Тиерсену подарок до того, как они приехали в Орийак, Альвдис постаралась бы осторожно выяснить у самого Тиерсена, чего ему не хватает, или хотя бы осмотрела все ящики кухни на предмет того, что у них точно есть. Но теперь приходится исходить из того, что они уже пятнадцать минут ходят по магазину кухонной утвари и понятия не имеют, что купить. Цицеро выдыхает и убирает волосы со лба, тыкая в один из приборов:
– А это что? – пока участливая девушка-продавец объясняет, маленький итальянец хмурится, пытаясь понять, можно ли с помощью этого приготовить торт или что-нибудь подобное. – Дурацкая идея! – он не выдерживает. – Дурацкая, дурацкая идея, глупый Цицеро!
– Может быть, у вашего друга есть какие-то пристрастия? – спрашивает девушка. – Он предпочитает готовить салаты, супы или выпечку? Или вторые блюда? Мясо или рыбу?
– Что-нибудь сладкое? – неуверенно спрашивает Цицеро. Альвдис хочет напомнить, что это не самая удачная идея, но решает, что лучше бы уже хоть что-нибудь купить.
– Тогда, может быть, формы для выпечки? У нас есть разные, для бисквитов, открытых и закрытых пирогов, коржей для торта, печенья и шоколада, кексов и пирожных, тарталеток, пышек, бриошей, пончиков, пудинга, просто блюда и противни, разного размера и формы.
– Знаете, мы все-таки еще подумаем, – Альвдис замечает, как Цицеро начинает откровенно нервничать, теребя ремень, и решает, что для общей безопасности им лучше выйти на улицу.
– Конечно, – девушка без какого-либо неудобства кивает. – Возвращайтесь, когда надумаете.
– Обязательно, спасибо вам, – Альвдис уже торопливо подталкивает Цицеро к выходу и, только закрыв дверь, вздыхает, одергивая легкую куртку. – Может, подберем что-нибудь еще? Что-нибудь, в чем мы точно разбираемся.
Цицеро раздраженно садится на ступени и думает. В голову, как назло, не приходит ничего, что бы нравилось Тиерсену и чего бы у него еще не было. Им нужно что-то не слишком практичное, чтобы это не выглядело, как простая покупка необходимого домой, и что-то не слишком вычурное, потому что Тиерсен этого не любит.
– Может быть… книга! Книга – лучший подарок! – Цицеро еще немного раздражен, но быстро приходит в приподнятое настроение. – А уж в книгах Цицеро разбирается, будь уверена!
Но в книжном магазине их постигает новое разочарование: Цицеро понятия не имеет, какая книга может понравиться Тиерсену. Точнее, имеет, но пойти на это он не может. В их старой квартире у Тиерсена была полка под свои книги, но это были в основном дешевые детективные и фантастические романы. И что-то подобное Цицеро, все-таки скучающий по своей библиотеке с собраниями сочинений классических авторов, не то что покупать, в руки брать принципиально не собирается. Но дарить Тиерсену то, что нравится самому Цицеро, все-таки было бы слишком эгоистично. Именно по этой причине, ну и еще из-за цены, они почти сразу отвергли идею купить патефон.
Цицеро ходит между стеллажами, и немного уставшая уже Альвдис послушно ходит за ним. Жюль Верн отвергается как слишком скучный, Конан Дойль как слишком заезженный, Эдгар По задерживается в мозолистых руках, но тоже отправляется обратно на полку. В конце концов Цицеро выбирает что-то из Лавкрафта, Уэллса и Оруэлла, задумчиво раскладывая книги на столике.
– А чего-нибудь посвежее здесь нет? – Альвдис с сомнением следит за его манипуляциями. – Вот, например, Мэтисон? Или Блох, смотри.
– У тебя такой же ужасный вкус, как у Тиерсена! – Цицеро морщит нос, но предложенные книги все-таки берет, пытаясь прочитать аннотации на французском.
– Не забывай, что именно человеку с ужасным вкусом ты делаешь подарок.
– Точно, – Оруэлл тоже отправляется в сторону.
– Слушай, может быть, мы просто купим и то, и другое? – спрашивает Альвдис через четверть часа, за которую Цицеро успевает окончательно запутаться в выборе и хорошенько достать продавца. – Ну, два подарка. Если книга не подойдет, то что-нибудь выйдет с этими штуками для готовки. Ну не сможем же мы два раза ошибиться!
– Два подарка? Хм-м… А который будет от Цицеро? – тут же подозрительно спрашивает маленький итальянец.
– Тот, какой больше понравится? – неуверенно говорит Альвдис, но по довольно блеснувшим желтым глазам понимает, что угадала. – Ладно, тогда оставлю тебя здесь и вернусь в тот магазин, куплю… какой-нибудь хороший нож. Если что, им же и зарежемся.
Позже, когда они идут по полной маленьких магазинчиков улице к машине, и Цицеро довольно прижимает к себе оба пакета, Альвдис вспоминает, не забыли ли они чего. Багажник уже полон, но стоит перепроверить, и она дочитывает список покупок, задумчиво поднимая глаза. И останавливается резко. Цицеро делает еще пару шагов и оборачивается.
– Мы что-то забыли?
– Нет, я просто… – Цицеро следит за ее взглядом и натыкается на вывеску магазина женского белья.
– Альвдис нужны какие-нибудь чулки? – спрашивает он немного недовольно: конечно, Альвдис не похожа на ту, кто будет выбирать чулки часами, но они и так задержались. И не так важно, из-за кого.
– Н-нет. Ладно, неважно. Нам нужно ехать, а то опоздаем, – Цицеро хочет было согласиться с ней, но что-то в ее взгляде пробуждает в нем интерес, и он не двигается, когда Альвдис шагает вперед.
– Ну уж нет! Начала говорить – так заканчивай, иначе Цицеро умрет от любопытства!
Альвдис думает недолго, она уже привыкла к тому, что Цицеро проще ответить, чем пытаться вернуть разговор в предыдущее русло.
– Понимаешь… Я хотела бы купить что-нибудь… для Лодмунда.
– Для?.. – Цицеро недоуменно переводит взгляд обратно на вывеску. – Альвдис уверена, что ей не нужны очки?
– Нет, это не то… не Лодмунду. Для него. Ох, – она вздыхает, видя, что Цицеро все еще не понимает ее. – То, что я надену на себя, и это будет как бы… для него.
– Чушь какая! – Цицеро мотает головой. – И почему тогда Цицеро нельзя было купить что-то себе и сделать вид, что это для Тиерсена?
– Считай это женскими штучками, – Альвдис негромко смеется. – Ладно, это уже неважно.
– Если Альвдис хочет… думаю, мы можем задержаться, если это будет недолго, – Цицеро задумчиво кивает, и Альвдис улыбается благодарно, тут же торопливо идя ко входу в магазин. Цицеро идет за ней, ему очень интересно, как должен выглядеть такой подарок.
Внутри слишком сильно пахнет косметикой и духами, и Цицеро чихает сначала, но терпеливо следует за Альвдис. Он в жизни не видел столько женского белья в одном месте и не уверен, что знает, для чего все это. Например, эти странные подвязки, которыми даже не задушить никого толком. Но Альвдис оглядывается так, будто отлично разбирается во всем, и Цицеро доверяет ей, расслабляясь и с интересом смотря, как она перебирает тонкую ткань в поисках чего-то. Сама Альвдис чувствует себя ужасно расточительной, купленное вместе с остальной одеждой хлопковое белье сидит на ней отлично, но она еще в прошлой, нормальной жизни покупала пару раз шелковое, и, наверное, хочет напомнить Лодмунду о том, что теперь они могут быть так же свободны, как тогда.
– И как это работает? – Цицеро с сомнением подцепляет пальцем тонкий кружевной пояс для чулок. – Оно же порвется под одеждой.
– Это… не носится под обычной одеждой, – Альвдис улыбается. Она могла бы назвать Цицеро странным мужчиной, но и так знает, что он очень странный, и совсем не из-за того, что, кажется, действительно не понимает, зачем нужны красивые чулки. – Это надевается для другого.
– Для чего? – Цицеро любопытен, как ребенок.
– Ну… хм-м… Например, чтобы разнообразить удовольствие в постели, – говорит Альвдис негромко, оглядываясь на наблюдающих за ними продавцов.
Цицеро задумывается ненадолго.
– И кой толк от этого, если все равно придется снимать?
– Обычно мужчинам нравится это. И снимать, и смотреть перед тем, как снять, – уточняет Альвдис. – В общем, такое белье – это привлекательно.
Цицеро пытается представить Тиерсена в чулках и совершенно не находит это привлекательным. Впрочем, он тоже привык считать себя странным.
– Знаешь, – Альвдис разговаривается, прикладывая к себе плечики с длинной сорочкой и вешая их обратно, – когда я была маленькой, то думала, что такие вещи носят только проститутки, – она хихикает негромко. – А потом, когда встретила Лода, поняла, что хочу быть для него привлекательной. Может быть, даже соблазнительной, – она улыбается, будто это их с Цицеро маленький секрет: Альвдис не стесняется маленького итальянца, как не стеснялась бы Тиерсена. Они оба быстро стали для нее словно братья, с которыми в разговорах нет запретных тем, и это очень непривычно, но не отталкивающе. – И сейчас… мне тоже хочется быть для него особенной. Последние три года мы занимались любовью не то что не всегда в постели, не всегда чистыми, а в этой стороне жизни все-таки должна присутствовать какая-то романтика… нужно как-то разогревать страсть. Что скажешь вот об этом? – она показывает Цицеро изящный комплект нежно-розового белья. Маленький итальянец отстраненно кивает: ему все это не очень интересно, и он соглашается больше для того, чтобы Альвдис быстрее выбрала. Но через несколько секунд он хмурится обеспокоенно, обдумав то, что она сказала. Ему такие вещи в голову не приходили.
– И что случается, если этой… романтики нет? – спрашивает он осторожно, идя за Альвдис к следующей полке.
– Ну, ничего особенного, просто двое меньше хотят друг друга, реже занимаются любовью. Обычное быстро приедается. Думаю, в конце концов это все равно случится, но я хочу оттянуть этот момент как можно дальше, – Альвдис улыбается счастливо: конечно, она еще молода и красива, и сейчас чувствует это особенно остро. А вот Цицеро начинает беспокоиться еще сильнее, думая о своей насущной проблеме.
– Цицеро тоже нужно что-нибудь такое!
– Что? – Альвдис недоуменно оборачивается.
– Цицеро сейчас же нужно что-нибудь… как у Альвдис!
– О, – Альвдис даже не знает, с чего начать. – Нет-нет, тебе такое… не нужно, – она едва удерживается, чтобы не рассмеяться громко, глядя на странно напряженного Цицеро. – Слушай… я даже не знаю, как объяснить, но это точно тебе не нужно.
– Почему? – золотой взгляд требователен и растревожен.
– Ну… это для женщин.
– Но Альвдис сказала, что обычно мужчинам это нравится! – Цицеро резко краснеет пятнами.
– Я имела в виду, на женщинах! – Альвдис даже не считала нужным это уточнять. – Иногда я все-таки удивляюсь, как ты не знаешь обо всем этом, дожив до своих лет.
– И Альвдис о том же! – Цицеро раздраженно передергивает плечами. Он ужасно неловко себя чувствовал и секунду назад, а теперь еще хуже.
– Извини, я не хотела тебя задеть. Но серьезно, это не самая… лучшая идея, – с улыбкой говорит Альвдис, а через мгновение в ее голове мелькает игривая мысль: а почему, собственно? Конечно, за последние месяцы она поняла, что мужчины… состоящие в особых отношениях, на самом деле мало общего имеют с шаблонами в ее голове. То есть они не женственные, не носят какую-то обтягивающую одежду, не тянут манерно слова и вообще если и отличаются от обычных людей, так тем, что целуют по утрам не жен, а друг друга. Но Цицеро эксцентричен, и, хотя это вряд ли имеет что-то общее с его настоящей личной жизнью, с этим тоже надо считаться. И Альвдис находит, что мысли обо всем этом – если не думать в подробностях о том, что происходит за дверями спальни – уже не отталкивают ее так, как раньше. И, глядя на явно расстроенного Цицеро, она думает, что его идея очень необычна, но… это что-то вроде представления, которые он очень любит. И, значит, по крайней мере, это точно будет весело. А Тиерсену не помешает порция веселья.
– Хотя… – говорит Альвдис, задумчиво оглядывая Цицеро. – Я думаю, попробовать можно. Попытка не пытка, – и, увидев счастливые искры в желтых глазах, она окончательно решается. – Нужно подобрать что-нибудь… на твою фигуру. То есть сразу без вытачек на груди. Лучше вообще без чего-то на груди, – говорит она с сомнением.
Цицеро прихорашивается в спальне перед тем, как выйти в гостиную. Он не использует это слово, но сложно подобрать другое. Они с Альвдис остановились на свободной кремовой сорочке до середины бедра, со скромным округлым вырезом и полностью открытой спиной. И ее Цицеро, как ни изворачивается, не может разглядеть целиком в небольшом зеркале над комодом и только надеется, что хоть сзади не выглядит так же нелепо, как спереди. Хотя он никогда не был против нелепости, и она только придает определенную прелесть обычно. Вряд ли сейчас. Но обычно да.
Цицеро еще раз задумчиво оглядывает себя. Он думает, стоит ли побрить что-нибудь, например, ноги или грудь, но решает, что не стоит. Он не хочет быть женственным, он хочет примерить необычный костюм, но это не значит, что он собирается завивать волосы или что-то подобное. Хотя это все равно вовсе не так привлекательно, как Цицеро думал в магазине, совсем нет. Впрочем, он вообще не считает себя привлекательным и не понимает, почему так считает Тиерсен. Но, раз считает, значит, и так ему тоже должно понравиться. Цицеро задирает сорочку, осматривая себя под ней. Ему тесно и неудобно в мягком женском белье, но Альвдис сказала, что если идти – то до конца. Тонкая кружевная кайма стискивает бедра, а легкий шелк невыносимо давит на яйца, которые так неудобно расположить в совершенно не приспособленном для этого белье. Цицеро снова поправляет и оттягивает ткань, чтобы стало хоть чуть свободнее. Он все еще не уверен, что это хорошая идея, но не попробуешь – не узнаешь. А Цицеро легкомысленно любит пробовать новое. Поэтому надевает брюки и рубашку поверх и достает свой цветастый жилет с длинными полами. Вполне подойдет для веселого праздника, а Цицеро собирается повеселиться сегодня, ярко и густо подводя глаза взятым у Альвдис карандашом. Признаться, он очень любит так делать и часто жалеет, что этого нельзя обычно, чтобы не привлекать лишнего внимания.
В гостиной Альвдис крутит ручку радио: у них почти ничего не ловит, но она надеется, что сегодня им повезет наткнуться на музыкальную волну. Лодмунд наполняет бокалы пуншем, который приготовил Тиерсен после того, как проспал почти весь день. Он и правда выглядел отвратительно, но все равно занял кухню, готовя что-то очень вкусно пахнущее.
– Да, жалко, что музыки нет, – Альвдис вздыхает, переставая мучить радио, и берет бокал из рук Лодмунда. – Но ничего страшного, конечно.
– Но у нас есть подарки! – Цицеро, как обычно, воодушевлен и отпивает из своего бокала, с интересом поглядывая на аккуратно разложенные на столе свертки. Он знает, что для него там нет сюрприза, но это не так уж страшно, подарков для остальных достаточно.
На стук двери в холле они все оборачиваются одновременно и машинально перемещают руки ближе к оружию, которое неизменно носят с собой.
– Я смотрю, у вас тут так весело, – Селестин ставит небольшой чемоданчик на пол, заходя в гостиную. – Если что, мне позвонил Тир, сказал, что я тоже могу приехать, – он уточняет на всякий случай, подозрительно посматривая на присутствующих. – И обратно я все равно не поеду: во-первых, это слишком далеко, во-вторых, снаружи сумасшедший дождь, и я только по дороге сюда чуть два раза не разбился.
– Оставайся, конечно, – Альвдис говорит первой. – В конце концов, Селестин, и благодаря тебе тоже нам есть, что отметить сегодня.
– Я же говорил: можно просто Сел, – младший Мотьер стягивает перчатки и опускается на корточки, протирая и открывая чемоданчик, который оказывается сложенным патефоном. – Кстати, ты ведь не откажешь мне в первом танце?
– А в чем еще тебе не отказать? – грубовато спрашивает Лодмунд, приобнимая Альвдис за талию.
– Это всего лишь танец, – Селестин удивленно поднимает голову. – Конечно, я бы позволил себе поухаживать за Альвдис, будь она свободна, но, раз нет, ограничимся… Что ты танцуешь? – он оглядывается в поисках места, куда поставить патефон.
– Думаю, смогу что-нибудь из свинга, – немного неуверенно говорит Альвдис.
– Отлично, я тоже его люблю. Тир сказал, что здесь любят танцевать, и я подумал, почему бы не привезти вам кое-что для этого. У меня еще коробка с пластинками в машине, сейчас принесу, – он опускает патефон на высокую тумбу и, стряхнув капли воды с волос, выходит. Цицеро тут же отставляет бокал, чтобы завести пружину: конечно, его этот сюрприз радует много сильнее, чем остальных.
Селестин танцует с Альвдис, потом Лодмунд танцует с Альвдис, и они пьют пунш, а Цицеро скидывает туфли и забирается на диван с ногами, обхватывая ладонями свой теплый бокал. Маленькому итальянцу тоже хочется танцевать, но не под эту музыку, и пока его устраивает смотреть.
– А где Тир, кстати? – Селестин опускается в кресло рядом. – Я его даже не видел.
– На кухне, – немного отстраненно отвечает Цицеро.
– Хм-м, опять увлекся приготовлением чего-нибудь очень вредного и сладкого? Сейчас схожу и приведу его.
– Цицеро может сходить! – маленькому итальянцу только сейчас приходит в голову, что Тиерсена действительно можно поторопить.
– Ладно, только давай быстрее, а то у нашей дамы танцев на него не останется, – Селестин улыбается. – И лично я очень проголодался, пока сюда ехал.
Цицеро поднимается быстро и прихватывает наполненный для Тиерсена бокал, отправляясь на кухню. Оттуда горячо пахнет сладкой выпечкой, и сам Тиерсен предсказуемо находится за одним из столов с миской сахарной пудры в руках. Он отточено и как-то ласково посыпает печенье, раскладывая его на большом блюде и опуская рядом нарезанные ягоды клубники. Тиерсен все делает обстоятельно, он так же аккуратно выбивает зубы мертвецам, вкладывая их в маленькие пакетики, так же заботливо чистит и смазывает оружие, с такой же любовью к своему делу зажимает рот жертве перед тем, как вбить клинок между шеей и плечом. И Цицеро обычно любит на это смотреть, но не сейчас, когда движения кажутся ему слишком медленными.
– Идем танцевать, Тиерсен! – он почти расплескивает пунш, быстро подходя и опираясь спиной на стол.
– Сейчас, я только разложу все, достану пирожные и… точно, маслины в бутерброды. Буду через пять минут, – Тиерсен выключает духовку и открывает ее, надевая прихватки. – Да, еще крем. Через десять, – пока он достает противень, Цицеро цепляет одно из печений, и Тиерсен торопливо ставит пирожные, успевая выхватить его почти изо рта маленького итальянца. – Да подожди, – Тиерсен аккуратно опускает печенье обратно. – Лучше ничего не трогай, я сейчас… Эй, прекрати! – он хватает горячее пирожное одновременно с Цицеро. – Я сейчас все принесу и будешь есть, сколько влезет, – Тиерсен не может отдернуть руку, чтобы не смять нежное тесто в бумажной форме, но и Цицеро держит пирожное крепко.
– Не хочешь пунша, Тиерсен? – спрашивает лукаво, перетягивая пирожное на себя.
– Пожалуй, я сегодня обойдусь кофе. Ладно-ладно, забирай, – Тиерсен разжимает пальцы, улыбаясь, и пригубливает густой черный кофе из оставленной рядом чашки.
– Кофе-кофе-кофе! Фу! От одного бокала хуже не будет! – Цицеро мигом сдирает бумагу и говорит уже с набитым ртом. И, даже не думая обтереть руку от масла и крошек, протягивает Тиерсену полный бокал.
– Ну, если только от одного, – Тиерсен вздыхает и отпивает немного пунша, чувствуя, как его сладкий вкус смешивается с горьким кофейным и через несколько глотков перекрывает вовсе. – Эй, ну хватит уже! – он перехватывает запястье Цицеро, замечая, как тот пытается незаметно стащить еще одно пирожное с противня. И нежно прижимает его руку к столу, опустошая бокал одним глотком и ставя его в сторону, чтобы коснуться ласково шеи. – Я правда сейчас закончу и приду, – он поглаживает теплую шею, скользя кончиками пальцев под воротник. – Ты отлично выглядишь, – говорит негромко, наклоняясь коснуться сладких от пунша губ. И замирает, едва лизнув их. – А это что? – спрашивает удивленно, цепляя пальцами тонкую бретельку. Цицеро коротко вспыхивает: он расслабился от пунша и ласковых поглаживаний и совсем забыл о том, что кое-что не стоит показывать прямо сейчас. Он резко пытается вывернуться, но Тиерсен еще удерживает его запястье и ловко прижимает к себе. – Ну-ка, посмотрим, – Тиерсен сильно держит Цицеро за талию одной рукой, второй отводя воротник рубашки. Цицеро краснеет еще и молча пытается высвободиться из крепких объятий: не то чтобы он представлял себе это по-другому – он вообще забыл это представить, – но точно не хотел быть пойманным и собирался придумать что-нибудь достаточно эффектное и устроить достойное представление.
