Текст книги "Я без ума от французов (СИ)"
Автор книги: Motierre
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 38 страниц)
– Слушай, с тобой точно все в порядке?
– Цицеро отлично себя чувствует! – маленький итальянец улыбается, оборачиваясь к нему.
– Нет, не думай, что я сомневаюсь, просто эти перепады настроения… Это выглядит немного странно. В общем, я хотел сказать, что если тебе что-то…
– Цицеро отлично себя чувствует! – маленький итальянец хмурится на секунду, и в желтых глазах мелькает что-то, что Селестину очень не нравится. И спрашивать ему больше не хочется. Действительно, что ему, заняться больше нечем, кроме как утешать всяких душевнобольных. Так что он с облегчением решает, что можно никуда не лезть, и откидывается на сиденье, прикрывая глаза.
– Как же меня все это заебало, – Лодмунд заходит в гостиную, где Альвдис и Элизабет расположились на диване, и бросает большую сумку на пол.
– Ты куда-то собрался? – спокойно спрашивает Альвдис. Она слушала рассказ Элизабет о произошедшем в Париже – их совместного английского хватает, чтобы понимать друг друга – и не собиралась в ближайшее время заниматься чем-то другим.
– Да, мы уезжаем из этого хренова дома. Так что иди собирать вещи.
– Мы? – Альвдис поднимает бровь, а Элизабет смотрит на них с беспокойством – шведского она не знает.
– А кто еще? – Лодмунд останавливается ненадолго. – Знаешь, я был готов терпеть все выходки этого сраного педика, даже когда он лез к нам в спальню, херил мои реактивы и орал на весь дом по полночи. Но стрелять в меня я никому не позволю, так что вставай и иди собираться.
– Он стрелял в тебя, потому что ты его провоцировал, – Альвдис напряжена, но голос не повышает. – Ты отлично знаешь, что он не может себя контролировать, и все равно лезешь. Так что получил ты вполне заслуженно, я бы на его месте тебе бы еще и нос сломала за то, что ты сказал. Так что лучше бы тебе не обиженно паковать вещи, а подумать о том, как ты будешь извиняться, когда они вернутся.
– Ты вообще слышишь, что ты говоришь? – Лодмунд даже замирает.
– Я отлично слышу. И ты тоже услышь, что ты несешь, и прекрати пугать мне ребенка, – Альвдис сдержанно поворачивается к Элизабет и тихо говорит ей на английском: – Все в порядке.
– Прекратить пугать тебе ребенка? Альвдис, тебе что, серьезно маленькая шлюшка, которую ты видишь первый раз в жизни, важнее, чем то, что этот ебаный шизофреник в меня стрелял?!
– Видимо, да, – Альвдис крепко сжимает губы. “Нет, не важнее, не может быть важнее”, – хочет сказать она, но ее острое чувство справедливости сильнее того, что она испытывает к Лодмунду. И каждое его грубое слово… Альвдис давно привыкла соглашаться со своим мужчиной во всем, но теперь она знает, что может быть и по-другому. Что иногда вместо того, чтобы покорно пойти собирать сумки, можно сделать по-своему, достав оружие или просто сказав “нет”. Двое странных людей научили ее этому, и если Лодмунд хочет вернуть ее на улицу, вернуть в бега, если он ненавидит тех, кто нечаянно, походя дал ей почувствовать свободу от чужого мнения… Альвдис не может больше быть послушной.
– Отлично. Чертовы бабы. У вас же мозг отключается, как только вы детей видите. Только это чужой ребенок, Альвдис. Чужой. Девочка, которая должна была сдохнуть и сдохнет. Хотя о чем это я, своих детей у нас же нет, ты же никогда их не хотела, только с чужими тискаешься, – Лодмунд тоже напряжен, он явно затронул очень важную для него, но так долго тщательно замалчиваемую тему.
– Лод, ты с ума сошел? – Альвдис смотрит на него ошарашенно. – Какие, к черту, дети? Причем здесь вообще это?
– Какие дети? Да те, о которых я говорил тебе все эти годы, а ты отшучивалась и отмалчивалась, – его голос почти звенит. – И, раз уж я все равно собираюсь уехать, то наконец-то хочу услышать четкий ответ: почему ты никогда не хотела от меня ребенка?
– Лод, Боже… – Альвдис теряется. – Мы же… мы же сами были детьми раньше. А потом что ты мог мне предложить? Рожать на улице? Нет, в последние месяцы у нас был дом, но… это же совсем не вовремя. Лод, поверь мне, я очень хотела от тебя детей, но в будущем, когда все бы успокоилось, когда мы были бы уверены в завтрашнем дне. Не тогда, когда все так шатко, – и Лодмунд молчит, глубоко дыша. И как-то остывает, говорит резко и решительно:
– Давай я пристрелю ее, и мы уедем, а? Мы с тобой, никаких больше ненормальных. У нас есть деньги, есть документы, мы можем улететь в любую страну мира. Мы будем жить вместе, у нас будет собственный дом, я найду нормальную работу, а ты выносишь мне прекрасных детей. И нам никогда не нужно будет думать о том, что будет, если этот дом найдут, если нас посадят, если кого-нибудь из нас убьют. Давай уедем, Альв. В нормальную, спокойную жизнь, – он договаривает, и Альвдис вздыхает:
– Лод, ты не понял меня. Я хотела от тебя детей и хотела бы до сих пор, но мой дом теперь здесь, и я не собираюсь покидать его. И не собираюсь больше молчать, когда ты делаешь вид, что все вокруг обязаны обхаживать тебя так, как тебе захочется.
– То есть ты выбираешь остаться здесь? – голос у Лодмунда опять меняется, возвращаясь к обычному и безэмоциональному.
– Да, Лод. Мне жаль, но да, – Альвдис чувствует невыносимое напряжение, но все еще не может ответить иначе. Не сейчас.
– Ну что же, тогда удачи, – Лодмунд едва заметно дергает краем рта. – Может быть, ты даже сумеешь напоить одного из этих ебаных гомиков, и он трахнет тебя. И у тебя будет замечательный ребенок с твоей любимой шизофренией. Ты какого хочешь, рыженького или темненького? Или двоих, чтобы обоим досталось?
Альвдис резко начинает дрожать: ей становится очень холодно. Она глубоко вдыхает, жмурясь, а через секунду хватает со столика лампу, выдергивая провод, и с размаху бросает ее в Лодмунда.
– Пошел вон! – и он никогда не слышал, чтобы его маленькая Альвдис так кричала. – Пошел вон, сука!
Лодмунд смотрит на нее презрительно, подбирает сумку и, пнув осколки лампы, быстро выходит из гостиной. Альвдис часто дышит, пытаясь успокоиться. Элизабет смотрит на нее, но совсем не испуганно.
– Это из-за меня? – тихо спрашивает она, и Альвдис должна взять себя в руки, чтобы ответить.
– Нет, Лиз, нет, – она говорит тоже тихо и так напряженно. И Элизабет молчит немного, глядя, как высоко поднимается грудь Альвдис под домашней блузкой.
– Он очень обидел тебя, да? – Элизабет садится ближе, почти касаясь Альвдис.
– Очень, – Альвдис не смотрит на нее. Злое напряжение не находит выхода, и она чувствует, как сдавливает горло. Ее начинает трясти.
– И теперь он уедет?
– Да, Лиз, – Альвдис пытается дышать, но это труднее, чем обычно. – Но все будет хорошо, мы с тобой останемся здесь, дождемся ребят и… – она хочет продолжить, но на горло давит невыносимо. Ей нужно побыть одной, но она не может оставить Элизабет, когда где-то в доме ходит разъяренный Лодмунд.
– Тебе больно? – Элизабет встает на колени и касается плеча Альвдис.
– Нет, все в порядке, – та сглатывает. Она должна быть рассудительной и сильной Альвдис, которая когда-то бросила нормальную жизнь, выжила на улицах и убивала людей, но сейчас она чувствует себя той, кто она есть без всего этого – девочкой, которой совсем недавно исполнилось двадцать. Девочкой, у которой ничего теперь нет, кроме этого дома.
– Ты можешь поплакать, если хочешь, – тихо говорит Элизабет, обнимая Альвдис за шею и прижимаясь животом к ее щеке. – Я никому не скажу, – и Альвдис очень старается не разрыдаться, только тихо всхлипывает, схватив Элизабет за локоть, и чувствует, как намокает тонкий джемпер малышки от сдержанных слез. Но она ничего не может сделать с собой, и они сидят так еще минут пять, и Элизабет поглаживает Альвдис по волосам, по уху, по мокрой щеке.
Звук дверного молотка очень громкий, и Альвдис вздрагивает, отстраняясь от Элизабет. Она быстро вытирает лицо и поднимается, проверяя, удобно ли лежит пистолет за поясом джинсов. И выправляет блузку, на всякий случай прикрывая его. Элизабет незаметно увязывается за ней, когда она направляется к выходу, но Альвдис слишком напряжена, чтобы думать об этом.
Они подходят к дверям одновременно с Лодмундом, и тот молча отступает назад, скрещивая руки на груди и давая Альвдис отпереть замок. Но гостья на пороге выглядит на редкость безопасно – она молода, очень ухожена и утонченна. “Наверное, заблудилась и хочет спросить дорогу”, – думает Альвдис, но спросить не успевает, гостья оглядывает их всех и первая открывает яркий, накрашенный рот:
– А я гляжу, что как раз успела к очаровательному семейному скандалу. Привет, Лиз, – Приска деловито переступает через порог, стягивая перчатки. – А где Сел? Мне нужно с ним поговорить.
– А ты еще кто? – недружелюбно спрашивает Лодмунд.
– Я же у вас не спрашиваю, кто вы, хотя вы находитесь в доме Села, неизвестно еще, с его разрешения или нет, – Приска презрительно поднимает бровь. – Кстати, кто это, Лиз?
– Это друзья Тира, – Элизабет говорит несмело. – Ну, по крайней мере, Сел мне так сказал.
– А, тогда понятно. Такие же некультурные полудурки, – Приска говорит на французском, и Элизабет тихо хихикает от ее несерьезной интонации. – Ладно, дети варварского мира, где отсутствуют цивилизованные приветствия, – она снова переходит на английский, – я сестра Села и Тира, долго объяснять все нюансы наших отношений, так что поверьте мне на слово. И я приехала к своему брату, тому, что повыше и поумнее на вид. Где он?
– Он уехал буквально полчаса назад, – Альвдис думает, что стоит говорить, а что не стоит, но Селестина в доме действительно нет, а в такой информации нет ничего конкретного, что могло бы ему навредить.
– Это хорошо. И плохо, – Приска задумчиво потирает подбородок, по привычке разговаривая сама с собой. – С одной стороны, я могу просто забрать Лиз, но с другой – Тир очень расстроится, если что-то случится с домом и его друзьями. А вы, кстати, чем занимаетесь? Я имею в виду профессию, – она моментально переключается, обращаясь к Лодмунду и Альвдис.
– Тем же, чем и Тир, – осторожно отвечает Альвдис.
– Отлично, значит, вы в курсе того, что с ним сейчас происходит, и умеете делать все то же, что делает обычно он? – Альвдис пока еще непонимающе кивает, а Приска снова погружается в свои мысли: – Так, если они на машинах, а не полетели самолетом, как я, то у нас еще есть часа три. Ладно, так и быть, помогу вам из старых чувств к моему недалекому братцу. Так что, желающие жить долго и счастливо, на ближайшие несколько часов забываем свои разногласия, слезы и сопли, – она резко поддевает нос Альвдис пальцем, отчего та легонько скалится, – и показываем мне, где тут можно сесть и выпить чаю. Я дьявольски устала после бессонной ночи и перелета, а у нас еще много дел, – Приска по-хозяйски сбрасывает жакет на руки Лодмунду и перехватывает сумочку удобнее. – Ну, детки, я-то подожду, а вот люди Лефруа ждать не будут. Так что давайте ускоримся, – и она деловито стучит каблуками, направляясь за все еще молчащей Альвдис вглубь дома.
Приска с легкой брезгливостью ерзает на стуле, закуривая и отпивая чай уже из второй чашки. Состоявшееся знакомство вышло сумбурным, но после четверти часа объяснений все присутствующие разобрались в том, кто они и кем кому приходятся, хотя Лодмунд почти все время молчал, и на кухне раздавались в основном женские голоса. Но теперь, закончив с формальностями, Приска быстро становится относительно серьезной:
– Итак, детки, по существу. Раз уж мы сформировали непередаваемую обстановку домашнего уюта и решили, что можем доверять друг другу на слово, то наконец-то перейдем к делу. Мой брат, все еще тот, который повыше и поумнее – полный идиот. Хотя, признаю, не больше, чем я, – Приска глубоко затягивается. – А у Тира мозгов так вообще никогда не было, его даже не рассматриваем. И именно Сел совершил много глупых поступков в последнее время, начиная с того, что не спрятал хорошенько Лиз – тогда бы ему вообще не пришлось бежать, – и заканчивая тем, что хранил документы на этот дом среди других, мол, заходи в квартиру кто угодно, читай адрес и приезжай с ревизией. Не волнуйтесь, я уже убрала их в более надежное место, да и люди Лефруа получили информацию об этом доме из другого источника. Сел имел большую неосторожность сказать, где находится, когда звонил мне утром. И меня что-то долго смущало в нашем разговоре, я никак не могла понять, что. Но потом мне позвонили по местной линии, и я наконец сообразила: помехи. И если помехи при звонке через полстраны еще можно оправдать расстоянием, то постоянные шорохи при звонках на десяток местных номеров – только либо неполадками в телефонной компании, либо прослушкой. Так что, возможно, я беспокою вас зря, но что-то мне подсказывает, что мой отец умнее, чем я думала. Этот старый хрыч наверняка сто раз пожалел, что рассказал мне, куда едет, и попросил своих ребят проследить за мной. Но, судя по тому, что помехи начались только с последнего разговора с Селом, они только его и слышали. Соответственно, все, что они знают – это то, что Сел в Орийаке. И если я права, то скоро они приедут сюда забрать мою драгоценную детку. Я пыталась звонить вам, кстати, целый час, но у вас все время занято, наверное, Сел неровно положил трубку после нашего разговора. Так что я вылетела первым же рейсом и вот теперь понятия не имею, что делать дальше, – Приска отпивает еще чая и с любопытством оглядывает всех.
– Что делать… – Альвдис втягивает воздух, прокручивая чашку в руках. – А что делать, все понятно. Либо всем уезжать и забрать все из дома и этим подставить остальных и самим облажаться, потому что люди Лефруа не перестанут искать ни их, ни нас, а второго шанса подготовиться к встрече с ними мы можем и не получить. Либо… ты, Лод, и ты, Приска, отправляетесь, куда хотите, а мы с Лиз остаемся. Я – защищать дом, а Лиз…
– Я тоже буду защищать дом! – Элизабет говорит так уверенно, и Альвдис смотрит на нее с теплой благодарностью: она не собирается позволять ей это, конечно, но все-таки тронута такой смелостью.
– Ты сегодня совсем сдурела, я смотрю, – Лодмунд вздыхает. – Ну как я тебя одну тут, идиотку, брошу, а?
– Полчаса назад вполне себе собирался, – мрачно отвечает Альвдис.
– Не неси чушь. Полчаса назад сюда не собирались вламываться какие-то ублюдки.
Приска с интересом наблюдает за их вялым переругиванием.
– Не хочу, конечно, прерывать то, как увлекательно скандал пошел по второму кругу, но давайте проясним. Я ничего не имею против того, чтобы вы двое остались здесь, но вот Лиз я вам оставить не могу. Я заберу ее в какое-нибудь безопасное место.
– Я никуда не поеду! – Элизабет говорит сразу, двигаясь на стуле ближе к Альвдис и вцепляясь в ее рукав.
– Кто это тебе сказал? – Приска резко тянется к ней, но Альвдис мягко перехватывает ее узкое запястье.
– Приска, постой. Я понимаю твое желание позаботиться о девочке, но и ты пойми: мы… я не могу отпустить ее с тобой. Сел оставил ее мне, оставил меня заботиться о ней, и, хотя я понимаю, что она сестра вам обоим, прости, но его я буду слушаться больше. Да и формально на данный момент жизнь Лиз принадлежит Тиру, так что я буду заботиться о малышке до его возвращения. И я буду хорошо защищать ее, можешь не волноваться.
– И как ты будешь хорошо ее защищать, если тебя убьют? – Приска поднимает бровь.
– Меня не убьют, – хмуро отвечает Альвдис.
– Ладно, пререкаться в этом бессмысленно, только время тратить, – Приска молчит немного, оценивая, насколько велики ее шансы против двоих сильных молодых людей. Оценка показывает, что шансов у нее нет. – Я так понимаю, что выбирать вы мне не дадите. Хорошо, тогда до конца этого… конфликта я останусь здесь. В конце концов, выгнать меня из дома моего брата вы не можете.
– Отлично, мало нам было Цицеро, так теперь еще одна сумасшедшая здесь будет торчать, – Лодмунд выдыхает с какой-то невозможной усталостью.
– Цицеро? – Приска не выдерживает и коротко смеется. – Я гляжу, вы тоже с ним знакомы.
– Да, а ты его знаешь? – Альвдис немного удивлена.
– Успела познакомиться, – Приска все еще открыто, по-детски хихикает. – И, по-моему, он милейший и культурнейший человек.
– Мы точно знаем разных Цицеро, – грубо отрезает Лодмунд, от раздражения не замечая ее иронии.
– А в чем-то проблема? Нет, я уже догадываюсь, что с ним может быть связана куча проблем, возможно, даже скандалов, возможно, даже грандиозных… – Приска переводит взгляд со сжавшего зубы Лодмунда на снова легко покрасневшую Альвдис. – Постойте-ка. Это из-за него вы ругались, когда я пришла? Плачущая девушка, разгневанный мужчина… Ты что, переспала с ним? – Приска даже забывает про чай. Сплетничать она любит ничуть не меньше, чем строить интриги, благо, в этих делах есть много общего. – Да, детка, тогда я не буду тебе завидовать, когда Тир вернется. Совсем не буду.
– Нет, дело совсем не в этом, – Альвдис даже вспыхивает и резко мотает головой.
– Ты переспал с ним? – Приска высоко поднимает брови, с диким любопытством глядя на Лодмунда и все-таки отпивая чай.
– А ты о чем-нибудь еще можешь думать? – тот морщится. – Никто ни с кем не спал, мать твою. Просто…
– Просто он бесит Лода, вот и все, – договаривает за него Альвдис.
– А ты истерик, я смотрю, – Приска качает своей чашкой. – Ладно, детка, вот что я тебе скажу. Тир не из тех, кто любит людей. Если быть честной, он грубый, легкомысленный и бесчувственный мудак. Но если он кого-то назвал семьей и поселил в своем доме, то это значит, что он будет вытаскивать их из самой задницы, если понадобится. Было бы ему плевать на вас – он бы приехал сюда, забрал вещи и свалил, а вы бы потом разгребали его проблемы. Но он этого не сделал. И знаешь, детка, если цена того, чтобы жить в хорошем доме, зарабатывать сумасшедшие деньги и быть под защитой моего брата – это нормальные отношения с его любовником, а ты от этого нос воротишь, то, по-моему, ты вконец зажрался. Так что вот тебе мысль для размышлений. А я пойду спать, – резко говорит она. – Лиз, детка, покажи мне, где спит Тир, я полежу у него немного, – она поднимается и добавляет: – А, и еще. Совет на будущее. Если вам предстоит выбирать, быть любимыми Тиром или быть частью остального мира, выбирайте первое. Будет сложно, проблемно, скорее всего, опасно, но вы не пожалеете – это точно.
Приска поднимается наверх вслед за Элизабет, и в спальне Тиерсена и Цицеро любопытно оглядывается, включая свет. И кашляет.
– Они тут что, бесов изгоняли? – она подходит к окну, открывая его. – А я думала, Тир знает, что нужно делать в спальне. Господи, тут наверняка где-то запасы ладана лет на сто. А эти надписи… – она оглядывает исписанные краской статуи. – Религия религией, но я подкину Тиру телефон хорошего психиатра.
– А ты правда приехала помочь Селу? – тихо спрашивает Элизабет, замершая в дверях. Эта спальня напугала ее, еще когда она приходила будить Цицеро.
– А ты еще здесь? – Приска оборачивается. – Тебе что, заняться нечем? Иди книжку почитай, что ли, займись образованием. А от меня отстань, я устала, – но Элизабет упрямо стоит, прижавшись к дверному косяку, и Приска вздыхает: – Ладно. Да, я действительно приехала “спасать” тебя и тощую задницу своего братца. Только ему не говори. Хотя нет, скажи, только так, как будто к слову пришлось. Мол, она приехала, спешила, переживала, даже за сердце хваталась. Нет, лучше без сердца. В общем, ненавязчиво намекни, можешь приврать даже, но не сильно. Сделаешь? – Элизабет широко улыбается и кивает. – Вот и отлично. А теперь иди отсюда, я хочу отдохнуть одна, – Приска дожидается, пока Элизабет выйдет из комнаты, и устало вздыхает, опять становясь серьезной.
Она еще немного ходит по спальне, залезает во все ящики, кроме запертых, находит какие-то записи Цицеро, хмыкает, перелистывая их и кладя обратно. И подходит к постели, устало опускаясь на нее. Та сразу легонько скрипит даже под таким маленьким весом.
– Всю кровать раздолбали, извращенцы, – Приска тихо смеется. А потом как-то резко и шумно выдыхает и заваливается на бок, скидывая туфли и подбирая ноги. Платье задирается, и она подтягивает его на колени, чтобы не было холодно. Покрывало, на котором больше месяца никто не спал, слабо пахнет пылью и сильнее – человеком. Но не Тиерсеном или Селестином, как хотелось бы Приске. Она догадывается, что это запах Цицеро, но он даже немного нравится ей, тяжелый, грязный… живой. Приска лежит немного и приоткрывает губы, напевая негромко:
– При свете этом лунном, Тиер, любовь моя, дай мне ружье стреляться, нет у меня ружья. Свеча моя потухла, нет больше огня, поверь, ради всего святого, Тиер, открой мне дверь…* – она дышит тихо, дальше мурлыча уже один мотив, совсем не помня, как они переделывали эту песню в детстве. И сама не замечает, как засыпает.
– И что мы будем делать? – Альвдис говорит напряженно, когда они с Лодмундом остаются наедине. – Орийак – не такой маленький город, как мы найдем в нем людей Лефруа первыми? И что будем делать, когда найдем?
Лодмунд молчит несколько секунд. Он хочет говорить сейчас совсем не об этом.
– Альв, – его голос негромкий, даже немного неуверенный, и он тут же сердится на себя за эту слабость. – Альв, – говорит тверже, – я сегодня сказал много лишнего. Про детей. Но пойми меня: это совершенно невозможно, когда ты возишься с этими шизиками, когда защищаешь их. Альвдис, я – твоя семья, и ты должна поддерживать меня, прав я или нет. Меня, а не их.
– Знаешь, Лод, я даже не буду спорить, – Альвдис поднимает голову. – Я должна поддерживать свою семью, правы ее члены или нет. Но ты забываешь о том, что не только ты моя семья теперь. А внутри семьи я буду выбирать ту сторону, на которой правда, а не ту, с которой я сплю.
– Да что ты опять начинаешь? – Лодмунд злится. – Почему ты просто не можешь поддержать меня хоть один раз?
– Когда ты перестанешь подначивать всех, я с удовольствием выступлю на твоей стороне, – спокойно говорит Альвдис.
– Отлично, – Лодмунд поднимается. – То есть мне надо начать стелиться под этих ненормальных, чтобы моя женщина была за меня?
“И почему все мужчины такие гордые?” – отстраненно думает Альвдис, но говорит совсем другое:
– Делай, что хочешь, Лод. Хочешь – пытайся найти с ними общий язык, хочешь – уезжай отсюда прямо сейчас. Просто помни, что, пусть я и твоя женщина, это не делает меня твоей вещью.
– Иногда мне кажется, что ты уже не моя, Альв, – Лодмунд качает головой, – а что ты женщина этих психов.
– Тебе кажется, – Альвдис уверенна и собранна. – И если ты закончил, давай вернемся к делу. До встречи с людьми Лефруа у нас меньше трех часов, а плана никакого нет.
– Правду говорят, что женщины любят сумасшедших. Жалеют их, – Лодмунд как будто ее не слушает, отходя от стола. – А если бы я был сумасшедшим? Ты бы любила меня, Альв?
– О чем ты? – Альвдис непонимающе смотрит ему в спину, и Лодмунд прикрывает глаза, собираясь внутренне, но – не может сказать, это так нелепо и не вовремя сейчас, и он только качает головой.
– Ни о чем.
– Лод, поверь мне, я бы любила тебя, даже если бы ты был самым отъявленным психом во всем мире, – Альвдис говорит тяжело, теребя пуговицы на блузке. – Я люблю их обоих не за то, что у них не в порядке с головой, а тебя – не за то, что ты нормальный.
– То есть если бы я тоже видел всякие кошмары, и Деву Марию, и убивал бы потому, что она направляла бы мою руку…
– Думаю, это уникальные галлюцинации, и тебе такое не грозит, – Альвдис печально усмехается. – Но если бы – да, ничего бы не изменилось. Это не было бы важно, – и Лодмунд снова набирает в грудь воздуха – и снова выдыхает. Сейчас вся его возможность испытывать сильные чувства на пределе, и он решает, что пока и такого признания достаточно. Достаточно, чтобы обдумать точно, что он хочет сказать Альвдис. У них еще будет время.
– Ладно. Ты права – у нас еще много дел, мы поговорим потом. Но, кажется, я знаю, что может нам помочь… – он выходит из кухни, а через несколько минут возвращается с толстым и потрепанным томом в руках, перелистывая страницы на ходу.
– А ты говорил, что от него нет никакой пользы, – Альвдис не выдерживает и улыбается.
– Это не значит, что он меня больше не бесит, – Лодмунд поднимает предостерегающий взгляд. – Но в его записях действительно много… полезного. Так что давай не будем акцентировать внимание на личностях и немного почитаем. Я помню, тут где-то было… Вот, точно. Глава двенадцатая, “Как выследить жертву, если не знаешь, где ее искать” с иллюстрированным дополнением “Как ее выманить и затащить в тихое местечко”…
Элизабет никак не может успокоиться. Лодмунд и Альвдис уже съездили в город и успели вернуться, велев ей оставаться наверху, и она ходит по выделенной ей комнате, ковыряет ободранный лак на старой мебели, теребит завязки своей сумки, сидя на постели, не накрытой бельем. Но как можно быть спокойной, когда каждый звук снаружи кажется звуком подъезжающей машины. Поэтому, когда машина на самом деле подъезжает, Элизабет сразу срывается с места, бросившись к окну. Если совсем чуть-чуть выглянуть, даже не отодвигая тяжелую занавеску, только смотря в щелочку между ней и рамой, ее никто не заметит. Но Элизабет на всякий случай даже перестает дышать, прижимаясь к стене. Со второго этажа ей хорошо видна машина на дороге, видно, как из нее выходят трое. Им нет необходимости сильно скрываться, но они держатся ближе к деревьям. Впрочем, это не спасает двоих из них от пуль: и Лодмунд, и Альвдис хорошо подготовились к визиту. Одному из парней не везет совсем, и он падает, кажется, уже наверняка. А вот второй зажимает плечо, резко перекатываясь в тень. И Элизабет наблюдает за этим, прикусив губу, вся перестрелка доставляет ей невыносимое удовольствие, от которого так и заходится сердечко. Но краем взгляда она замечает новое движение. Прищурившись, Элизабет видит еще двоих людей среди деревьев, окружающих дом, и ее охватывает легкое беспокойство. Конечно, она не сомневается, что Альвдис и Лодмунд справятся со всеми, но какое-то чувство не дает ей покоя, и она тревожно отходит от окна. И через несколько секунд раздумий покидает комнату.
Когда Элизабет приоткрывает дверь спальни Тиерсена и Цицеро, стрельба внизу становится реже.
– Прис? – Элизабет говорит тихо, быстро заходя. – Прис, проснись, пожалуйста, – залезает на постель и толкает кузину в плечо.
– Я и не сплю, – Приска переворачивается на спину. – Попробуй спать под эту канонаду.
– Прис, там внизу… Там еще двое. Трое пошли от ворот, а двое – из леса, – Элизабет замолкает, когда выстрелы внизу прекращаются.
– Ну и что? – Приска садится в постели. – Они же убийцы, ты думаешь, они не справятся?
– Я не знаю, – Элизабет нервно теребит маленький серебряный кулон, один из тех, которые остались у нее после бегства из дома Серафена.
– Все будет в порядке, детка, – Приска растрепывает волосы Элизабет. Они молча сидят рядом, и Приска даже не испытывает сильного желания прогнать маленькую кузину прямо сейчас. Но когда тишина внизу сменяется громким и неразборчивым шумом мужских голосов, сестры вздрагивают одновременно.
– А вот это уже не так хорошо, – Приска обеспокоенно смотрит на Элизабет, и та отвечает ей тревожным взглядом. – Разговаривать они не должны, – Приска думает быстро, резко поднимается, забывая про туфли, и подходит к окну. – Детка, там, кроме этих пятерых, был еще кто-нибудь?
– Нет, – робко отвечает Элизабет, тоже поднимаясь.
– Точно? – Приска оборачивается, и Элизабет кивает. – Сколько сейчас живых?
– Те двое, наверное.
– Так… – Приска сосредоточенно рассчитывает собственные возможности. – Так, тогда вот что: спрячься где-нибудь здесь, а я спущусь вниз, – она хватает свою сумочку со стола и торопливо выходит из комнаты, стараясь как можно тише касаться пола ногами в тонких чулках. Элизабет несколько секунд покачивается на пятках, а потом срывается с места. Она кое-что позаимствовала из вещей Тиерсена, и это ей сейчас очень пригодится.
Приска спускается быстро, скользя ладонью по перилам, и легко определяет по звукам голосов, что их гости находятся там, где им и положено – в гостиной. И у Приски есть еще секунды продумать, как лучше подойти из открытого холла – будь проклята эта арочная планировка – и остаться незамеченной. Маленькая позолоченная рукоять карманного кольта приятно холодит руку.
Тихие шаги за спиной – Приска оборачивается и молча взмахивает руками, но Элизабет только передергивает плечами и спускается мимо нее. В руке у нее крепко зажат метательный нож, длинный и блестящий. И у Приски нет времени, она только хватает Элизабет за плечо и взглядом показывает ей, с какой стороны лучше подойти.
– И последний раз. Где сейчас Селестин Мотьер? – крепкий парень стоит очень неудобно, не спиной к холлу, а боком, просматривая обе арки выходов, и Приске приходится вцепиться в джемпер Элизабет, оттаскивая ее назад. – Даю вам четыре секунды на ответ, а потом узнаем, кому сегодня не повезет оказаться с дыркой в голове.
– На первом этаже все чисто, иду на второй, – небритый громила-итальянец заходит в гостиную из столовой – здесь весь дом можно удобно проверить, обходя по кругу, – и первый парень кивает.
– Итак, четыре секунды. Четыре, три…
Приска видит из тени движение итальянца, видит, как меняется его взгляд и чуть приоткрывается пухлый рот, видит, как он поднимает пистолет-пулемет. И мгновенно сама поднимает кольт, резко стреляя ему в голову. Элизабет, внимательно следящая за сестрой, чувствующая ее, бросает нож одновременно с выстрелом, шагая под арку. Выстрел у парня срывается непроизвольно, между Лодмундом и Альвдис, вместе с криком, когда длинное лезвие глубоко входит ему в плечо. А Лодмунду не нужны лишние подсказки, он двигается вперед легко, смыкая свою руку поверх сразу потерявших хватку пальцев. Может выдернуть пистолет, но только обходит сзади одним коротким движением, глубоко запуская пальцы в рану вокруг лезвия, и поднимает руку парня, прижимая дуло к его подбородку, и сам за него спускает курок, жмурясь.
Кровь из порванных ножом вен густо заливает ковер, постепенно успокаиваясь, когда Лодмунд опускает изуродованное тело на пол. Приска подходит осторожно, пачкая и так порванные о дощатый пол чулки в темной крови.
– Ну что, никто не хочет меня поблагодарить? – она убирает свой кольт обратно в сумочку и скрещивает руки на груди.
– Спасибо, – тихо отвечает Лодмунд, так неожиданно быстро, даже до того, как Альвдис открывает рот. – И тебе спасибо, – он немного неверяще смотрит на подошедшую Элизабет, которая сразу вцепляется в юбку сестры. – Держи, – он наклоняется и легко вырывает нож из плеча парня, протягивая его Элизабет.
– Это моя первая кровь, – немного горделиво говорит она, принимая лезвие и смазывая свежие потеки на нем пальцами.
