Текст книги "Я без ума от французов (СИ)"

Автор книги: Motierre

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 38 страниц)

– Это Тиерсен, мой близкий друг, – Цицеро тоже улыбается легко, видно, что, несмотря на усталость, он рад этой встрече.

– Насколько близкий? – Джохар слегка отодвигает его, впихнув в руки свой чемодан и подставляя плечо Тиерсену сам. – Иди отсюда, мелочь, не видишь, ему от твоей помощи приходится вдвое сгибаться. И где мы будем оперировать?

– Сюда, сюда! – Цицеро совсем не обижается, возбужденно почти подпрыгивая и торопливо шагая спиной вперед к лестнице, и тут же возвращается к первому вопросу: – Он убийца! Это во-первых! И он видел Ее! Он верит в Нее! – и нельзя сказать, что Тиерсен доволен такой откровенностью маленького итальянца, но Джохар только усмехается:

– Значит, я могу при нем не следить за языком? – он легко почти несет Тиерсена, под свободной застиранной рубашкой явно скрыты развитые мышцы.

– Джохар может делать все, что хочет! – Цицеро довольно касается пятками ступеней, живо шагая по лестнице наверх. – Он почетный гость здесь сегодня!

– Ты восторгом-то только не захлебнись, у тебя вон, слюна уже по подбородку течет, – Джохар отмечает с шутливой скептичностью, и Тиерсен не слишком понимает эти отношения, но ему они нравятся. Хотя куда больше ему нравится перспектива добраться до постели и наконец-то нормально лечь.

Сзади слышится шум и “Лиз, подожди пока где-нибудь”, и Селестин присоединяется к ним, немного неловкий от усталости.

– Сел, слушай, сходи лучше пока на кухню, возьми что-нибудь из бара. Мы все слишком устали, чтобы быть трезвыми, – Тиерсен видит его легкую растерянность и быстро находит, чем его занять.

– Мне что-нибудь покрепче и неразбавленное, если можно, – Джохар тут же деловито улыбается. – Не волнуйся, друг, сначала прооперирую тебя, а потом выпью, – он обращается к Тиерсену, и его живая улыбка опять становится теплой. В ней много приятных, уютных эмоций, и Тиерсен думает, что таким людям, способным одним выражением лица успокоить и расслабить, как раз и стоит быть врачами. От кожи и жестких кучерявых волос Джохара пахнет какими-то травами и очень четко – персиками, а от одежды – лекарствами, и это почему-то погружает Тиерсена, которого сильно ведет от кровопотери, куда-то в детство. И он с трудом вспоминает, что этот, на первый взгляд, мягкий и шутливый человек – именно тот некрофил, которому они с Цицеро доверили убрать труп Дафны. Но первое впечатление обманчиво, и кому, как не Тиерсену, это знать.

Они добираются до спальни, не слишком быстро, и Джохар по дороге вполне искренне восхищается домом и шутит по поводу будущей операции.

– Ого! – когда Цицеро открывает дверь в спальню и включает свет, Джохар даже присвистывает и восхищенно оглядывается. – Это спальня моего дорого Цицеро? – он скользит взглядом по надписям на статуях, шевеля губами. – Или твоя, друг? – он помогает Тиерсену тяжело опуститься на постель, и тот, вздохнув, двигается удобнее, стараясь лечь. – Или?.. – Джохар смотрит, как Цицеро бросает чемодан, живо забирается на кровать прямо в ботинках и необыкновенно аккуратно помогает Тиерсену. И даже слепой заметил бы в его движениях, в молчаливой благодарности переплетения пальцев куда больше интимности, чем бывает между друзьями. – О. О-оу, – Джохар негромко смеется и неловко потирает шею, когда Цицеро устраивается рядом с Тиерсеном, устало откинувшимся в подушки, и почти вызывающе кладет руку ему на грудь, резко глядя на своего старого друга. – Нет, я не осуждаю, – Джохар широко улыбается, – но, мой маленький любитель женщин, от тебя я точно такого не ожидал. А как же твои хорошенькие шлюхи? Не сердись, друг, – он поднимает ладонь, глядя на Тиерсена. – Пока ты не обижаешь моего Цицеро и заботишься о нем, ты все еще мой друг. Мое сердце открыто разным… пристрастиям, – он усмехается, и Тиерсен только замечает что-то хищное в его желтоватой улыбке. – Итак, друзья, где я могу вымыть руки?

– Там ванная, – Тиерсен показывает на дверь, и Джохар кивает и отходит ненадолго, подобрав чемодан. – Он правда твой хороший друг? – Тиерсен спрашивает у Цицеро, как только дверь закрывается.

– Когда-то был, – тихо говорит тот. – Мы давно не виделись. С тех пор, как Цицеро ушел, – он выглядит немного огорченным, но это огорчение проходит, когда Тиерсен мягко берет его за подбородок, касаясь губами небритой щеки.

– Я нашел у вас бутылку хорошего бурбона, ты не против? – Селестин открывает дверь в спальню, держа поднос с бутылкой и стаканами в руке.

– Я – точно нет, – Тиерсен удобнее устраивается в подушках, пока Цицеро осторожно распутывает повязку на его ноге и снимает с нее ремень.

– Это будет хорошо с таблетками? – он беспокойно смотрит на Селестина, который протягивает Тиерсену стакан.

– Не волнуйся, сердце мое, этот организм и не такое выдерживал, – Тиерсен усмехается, но только отпивает немного и протягивает стакан Цицеро. Тот обхватывает его обеими ладонями и садится рядом с Тиерсеном по-турецки.

– Ты принимал что-нибудь, мой друг? – Джохар возвращается в комнату, в повязке на лице и фартуке, и кладет чемодан на край кровати.

– Только амидон*, – Тиерсен пожимает плечами.

– И как, аналгия уже есть? – Джохар деловито раскрывает чемодан.

– Да, боли я уже не чувствую. Вообще плохо чувствую ногу, если честно, – Тиерсен потирает лоб.

– Отлично. Сэкономим на наркозе. Но у меня есть еще анельгетики, если понадобится, – Джохар поднимает взгляд на Селестина. – А это?..

– Еще один друг, – Цицеро отвечает быстро. – Его брат, – и Джохар согласно кивает:

– Хорошо, друг, тогда перетащи поближе вон тот столик. А ты, – поворачивается к Цицеро, – помоги Тиерсену раздеться. Надо открыть рану. И подложи ему что-нибудь под ногу, что не жалко.

После нескольких минут возни Селестина со столиком, а Цицеро – с ботинками и джинсами Тиерсена – мокрая от крови ткань неприятно пристала к коже, – Джорах надевает стерильные перчатки и раскладывает инструменты на ткани, на всякий случай лишний раз продезинфицировав их в спирте. И осматривает, прощупывает бедро внимательно.

– Мы не будем вам мешать? – Селестин опускается обратно в кресло, пока явно не собираясь уходить.

– Вы? Мешать? – Джохар смеется, проспиртованным тампоном убирая кровь вокруг раны. – Я расскажу тебе одну историю, друг. Тогда мне было столько же, сколько тебе, и только закончилась война, а вместе с ней – и моя официальная медицинская практика. Так случилось, что я оказался без работы, денег и жилья. Я дошел до того, что грабил девушек в подворотнях, ну и заодно убивал их и трахал после, – Селестин давится большим глотком бурбона и судорожно пытается откашляться, пока Джохар невозмутимо продолжает, протягивая Цицеро зажим с чистым тампоном промокать кровь: – И, как можно догадаться, именно на почве общих интересов мы познакомились с Цицеро. И он был достаточно мил, чтобы разделить со мной жилье. Если чердак с дырой в крыше можно назвать жильем, конечно, – Джохар начинает аккуратно срезать нежизнеспособные уже участки тканей.

– Так что там по поводу нашего присутствия? Была какая-то история, – Селестин отпивает еще бурбона и говорит уже спокойно. Он видит, как Тиерсену больно, но не относится к этому цинично, наоборот, хочет его хоть чем-то отвлечь.

– Да-да, я помню, – Джохар смотрит, как Тиерсен прикусывает губу, но очищать рану скальпелем не перестает. – Так вот, Цицеро привел однажды очередную шлюху, порезал ее сразу на входе, у нас как-то дольше никто не задерживался. Ну, ведь изображать из себя живущего в мансарде актера или художника хорошо было ровно до того момента, как открывалась дверь на эту кислую и гнилую “мансарду”. Тихо, сейчас будет больно, – говорит он без перехода, и Тиерсен утыкается затылком в подушку, сжимая зубы, когда Джохар наконец меняет скальпель на пинцет и глубоко погружает его в рану. Цицеро почти заботливо промокает текущую густо кровь тампоном и мягко бормочет:

– Красивая-красивая кровь у Тиерсена… – беспокойно глядя на своего Избранного, удерживаясь от того, чтобы вытереть пот у него со лба. Джохар придерживает край раны и, остановив движение руки на секунду, с хлюпаньем вытаскивает пулю и сбрасывает ее в небольшой поддон.

– Ну, здесь основное сделано, а в нашей истории самое интересное впереди, – Джохар невозмутимо берет еще тампоны, промокает рану, прижимая ее, и потягивается за антисептиком. – Цицеро тогда не только привел мне девушку, но еще и принес пару банок свинины. И вскрыл одну, значит, ковыряет ножом и смотрит, как я эту шлюху вперед-назад. Смотрит и издевается, советы дает еще, засранец, – у глаз Джохара появляются мелкие морщинки от улыбки, когда он накладывает на рану смоченную в антисептике салфетку. – И я бы подождал, пока он уснет или уйдет, но холодно было, хотелось хоть как-то согреться, – Джохар берет бинт и начинает медленно и аккуратно обматывать его вокруг бедра, пока Цицеро держит ногу уставшего и измученного Тиерсена под коленом и немного смущенно смеется. – Но от холода я совсем забыл про рефлексы. И, в общем, застрял, – Джохар фыркает, а Цицеро едва сдерживается, давя смех и зажимая рот рукой. – Совсем. Ни туда и ни сюда. И этот маленький сукин сын, – он переглядывается с почти отчаянно хихикающим Цицеро и посмеивается, – мгновенно сообразил, что это что значит? Правильно, что в ближайшие несколько минут я не смогу его догнать и банки отнять. Так что забился он в угол, ржет, давится этими проклятыми консервами, а я ни хера не могу сделать. И жрать хочется не меньше, чем трахаться, и слышу, как эта сволочь вторую банку вскрывает. Ну что, хорошо, что у меня всегда с собой нож есть. Но орудовать в темноте ножом вокруг своего члена, да еще на время – это не то, что вы хотели бы попробовать, друзья. Но жрать так хотелось, что я секунд за десять справился. И вот поворачиваюсь к нему, пока он живо свинину подъедает, с хрена кровища льется… – Цицеро все-таки не выдерживает и заваливается в подушки с хохотом.

– Это был… ах-ха-ах… твой лучший вид! – он почти плачет, зажимая живот, и даже Тиерсен, лежащий устало, не выдерживает и смеется, жмурясь.

– Так что не говорите мне о том, что что-то может мешать операции, – Джохар улыбается, закрепляя повязку. – Так, здесь совсем все, но я напишу еще список лекарств, чем обрабатывать рану и как часто менять повязки. И по поводу оплаты…

– Цицеро сейчас все решит, – маленький итальянец слезает с постели и живо выбегает из комнаты, а Джохар не спеша снимает все, складывая повязку, фартук и перчатки в пакет.

– И много ты так зарабатываешь? – Тиерсен приподнимается в подушках, осматривая свою ногу. – Сел, дай-ка мне еще амидона.

– Ну так, на еду хватает, – Джохар пожимает плечами. – На жилье уже не всегда, а уж на все остальное… – он машет рукой, поднимаясь. – Не беспокойся, друг, это максимум, который я могу иметь без лицензии. Раньше я работал у одних мафиози, к которым меня устроил Цицеро перед тем, как улететь в США, но они все перегрызлись, а сам заводить друзей я не особенно умею. Мне как-то ближе мертвые, – в его улыбке опять появляется что-то хищное, и он отходит в ванную вымыть инструменты.

– Я прямо вижу, как на твоем лице проявляется желание пожалеть очередного убогого, – Селестин пригубливает бурбон, вставая и подходя к Тиерсену, садясь на край постели и оглядывая его перебинтованную ногу. Тиерсен тихо смеется, потягиваясь за оставленным Цицеро на кровати стаканом и запивает бурбоном протянутые братом таблетки.

– Ты ведь знаешь, хороший врач нам не помешает, – он говорит задумчиво. – А у него золотые руки. И нужда в работе.

– И сколько еще бездомных ты собираешься приютить? – Селестин спрашивает скептически.

– Столько, сколько понадобится. Джохар, – Тиерсен поворачивается на звук открывающейся двери, и Джохар поднимает взгляд от инструментов, – у тебя отличные руки. И я подумал… тебе не нужна постоянная работа?

– Постоянная? – Джохар поднимает брови. – Как в мафии?

– Вроде того. Я буду хорошо платить, так что, думаю, тебе и на свое жилье со временем хватит. Но придется всем заниматься, не только ранениями. В общем, не хочешь побыть нашим… семейным врачом? У нас большая семья, но…

– Хм, такого мне точно еще не предлагали, – Джохар даже немного смущенно смеется. – Но… почему бы нет? Звучит соблазнительно.

– Думаю, не менее соблазнительно, чем мертвые девушки, да? – Тиерсен улыбается. – А у нас наверняка найдутся тела, которые, так скажем, смогут поступить в твое пользование на любое время.

– Ты искусен в соблазнении людей, мой друг, – Джохар смеется. – Если ты не шутишь.

– Никаких шуток, – Тиерсен серьезно качает головой. – Но давай обсудим это подробнее утром. Я очень устал, – он чувствует, как от амидона его опять ведет, а от кровопотери все еще тошнит. – Ты можешь остаться здесь на ночь, если хочешь. Попроси кого-нибудь внизу найти тебе комнату.

– Меня все равно никто не ждет дома, – Джохар пожимает плечами. – А здесь…

– Цицеро принес деньги! – маленький итальянец шумно распахивает дверь.

– А я, кажется, задержусь здесь, – Джохар хмыкает, забирая у него купюры и пересчитывая их. – И, возможно, надолго, спасибо Тиерсену. Что ты дум…

От радостного крика Цицеро на секунду у них всех глохнут уши, а Джохар громко, низко смеется, позволяя маленькому итальянцу запрыгнуть на него, обхватывая руками и ногами.

– Это лучшая идея из лучших! Цицеро… Цицеро было так грустно тогда… – он мгновенно меняет тон, отпуская Джохара и глядя на него виновато.

– Мы еще поговорим потом, – Джохар качает головой. – Но это были не самые плохие годы, если честно.

– И Джохар?.. – несмело спрашивает Цицеро.

– Не сердится, – Джохар опять смеется. – Но у тебя есть, с кем провести эту ночь, а я, пожалуй, пойду. Пока Тиерсен не передумал, – он довольно опускает деньги в карман. – До утра, друзья, – чуть наклоняет голову и наскоро собирает свой чемодан.

– Да, я тоже пойду, – Селестин допивает бурбон, – если ты в порядке.

– В полном, – Тиерсен касается его ладони на покрывале. – Иди отдохни. Нам всем нужно.

– Нет, я не отдыхать. Еще выпью и позвоню в аэропорт, какой у них ближайший рейс в Париж, – Селестин смотрит Тиерсену в глаза, поднимаясь, и в них старший Мотьер читает четкое и детское: “Я хочу домой”.

– Конечно, – он понимающе кивает.

– Вы не против составить мне и этому прекрасному бурбону компанию? – Селестин смотрит на Джохара, и тот жизнерадостно расплывается в улыбке, тут же кивая. – Думаю, там внизу тоже найдутся те, кто не откажется выпить с нами.

Они уходят, и Цицеро сразу выключает верхний свет, зажигает ночник и снова забирается под бок к Тиерсену, который лениво стягивает джемпер через голову, опять падая в подушки.

– Сними ботинки хотя бы, – Тиерсен говорит немного невнятно, потирая лицо. – Господи, от этого амидона все плывет.

– А Цицеро предупреждал, – маленький итальянец смотрит на Тиерсена осуждающе, торопливо раздеваясь, но не слезая с постели и просто бросая одежду и ботинки на пол, а свою беретту привычно засовывая под подушку.

– Заткнись, – Тиерсен приподнимает бедра, позволяя Цицеро аккуратно стащить с него трусы, и принимает своего итальянца в мягкие, пьяные от амидона объятия. Цицеро осторожно вталкивает колено между его ног, не касаясь повязки, и наклоняется сверху. Поцелуи горячие, голодные, и Тиерсен сжимает короткие рыжие пряди в пальцах.

– Господи, тебе так это идет, – Тиерсен скользит пальцами за уши Цицеро, едва размыкая губы, и слабо стонет. – И я так тебя хочу, – они трутся друг о друга, животами и слабо набухшими от крови членами. – Прости, – Тиерсен останавливает вдруг этот становящийся все более безумным ритм движений, – прости, сердце мое, – он тяжело сглатывает, и Цицеро чувствует, как подрагивают пальцы на его спине. – Во мне сейчас столько амидона, что я вряд ли на что-то способен, – Тиерсен потирается носом о нос Цицеро, и тот чувствует на нем липкие капли пота. – И я дико хочу отлить. Подождешь меня?

– Цицеро пойдет с тобой, Тиер, – маленький итальянец шепчет, но смеется тут же: – А то еще упадешь где-нибудь по дороге.

Тиерсен тихо отнекивается и ворчит, но он действительно чувствует себя слабым, особенно когда садится и опирается босыми пятками на холодный пол. И ему почти не больно, но от амидона все и правда кружится. И Цицеро слезает с постели следом, такой маленький и теплый, хватая Тиерсена за руки, и уверенно ведет его в ванную.

– Может быть, лучше залезть в ванну, Тиер? – Цицеро смотрит на Тиерсена внимательно, когда тот наконец останавливается перед унитазом, устало прикрывая глаза, благо, хотя бы возиться с молнией или пуговицами не нужно.

– Не настолько все плохо, – Тиерсен улыбается. Но, кажется, все плохо именно настолько, и начать никак не получается, и Тиерсен пошатывается, резко опираясь ладонью на бачок. И вздрагивает, когда Цицеро обнимает его со спины, скользит пальцами по животу, щекотно задев косточку над бедром, и мягко придерживает член у основания.

– Все в порядке, Тиер, – Цицеро горячо шепчет Тиерсену между лопаток. – Цицеро всегда поможет тебе, – Тиерсен чувствует, как маленький итальянец поглаживает свободной рукой выступающую косточку и трется носом о его позвоночник. И это все очень неловко, но Тиерсен действительно расслабляется достаточно, чтобы помочиться спокойно. Он чувствует мокрые поцелуи по спине, и это точно самое необычное справление нужды в его жизни, но и самое нежное – тоже. Но он все еще чувствует слабость и только со второго раза попадает по ручке слива: картинка перед глазами даже начинает чуть двоиться. И Цицеро ворчит негромко, качает головой и вдруг резко подхватывает Тиерсена за плечи и под колени, разворачиваясь и относя его обратно в постель.

– Так будет быстрее, – он шагает нетерпеливо, а Тиерсен запрокидывает голову, расслабляясь у него на руках.

– Потрясающе, – он закидывает руки наверх, совершенно не собираясь облегчать Цицеро задачу по его переносу через дверь. – Кажется, мир перевернулся. Как ты это сделал?

– Проклятый амидон! – Цицеро морщится, скидывая Тиерсена на постель и тут же забираясь сам, подтаскивая одеяло.

– Прости, – Тиерсен улыбается. – Но в горизонтальном положении я сейчас лучше соображаю. Но хотя бы не чувствую боли, и на том спасибо, – он дает Цицеро лечь подбородком ему на грудь и приобнимает за плечи.

– Кстати, насчет твоей ноги, Тиер… – Цицеро явно неловко начинать этот разговор, но он легко справляется с собой, пусть на скулах и появляется едва заметный в полумраке розовый румянец. – Цицеро… – ему очень хочется сказать: “Это все из-за твоего тупого брата!”, но он почему-то не может это сделать, – Цицеро не хотел так. Цицеро сделал это не нарочно!

– Я знаю, – мягко отвечает ему Тиерсен, прикрывая глаза. – Если бы нарочно – я бы уже был мертв, так ведь?

– Может быть, – Цицеро с облегчением смеется. – Но Цицеро слишком любит Тиерсена, чтобы нарочно сделать ему больно, – он выдыхает, надеясь, что это прозвучало вполне естественно и походя, чтобы не акцентировать на этом внимание. Но Тиерсен только втягивает воздух шумно и улыбается шире, так и не открывая глаз. И Цицеро мгновенно не выдерживает: – Ну, Тиерсен скажет что-нибудь?! – с легким возмущением приподнимаясь.

– Что-то конкретное, или можно просто сделать замечание о погоде? – Тиерсен едва размыкает губы, продолжая улыбаться.

– Ты… – выражение лица у Цицеро меняется стремительно, от праведного гнева до совершенно детской обиды, – ты… самодовольный засранец! – он бьет Тиерсена по груди, и тот не выдерживает и смеется, распахивая глаза, хватая Цицеро за плечи и переворачивая его на бок, на долю секунды поморщившись от боли в ноге. – Цицеро никогда больше этого не скажет такому самодовольному засранцу, как ты!

– Никогда-никогда? – Тиерсен широко улыбается, смотря на него прямо.

– Никогда! – Цицеро отвечает запальчиво, но его глаза смеются.

– И ладно, – легкомысленно шепчет Тиерсен, влажно касаясь его губ. Поцелуй выходит глубокий и жаркий сразу, и разомкнуть губы поласкаться языками, и руки – по талиям, поясницам, бедрам. И Тиерсен наблюдает за тем, как успокаивается шутливый гнев в глазах Цицеро, сменяясь не менее шутливым удовлетворением.

– Хватит, Тиер! – он грубовато толкает Тиерсена в плечо, еще чуть смущаясь. – Цицеро все-таки хотел… извиниться за это, – он скользит рукой вниз и касается бедра Тиерсена.

– Подожди, я схожу за диктофоном, надо это записать, – Тиерсен коротко смеется.

– Цицеро не думает, что Тиерсен хотел бы записать именно это, – маленький итальянец хихикает и снова переворачивает Тиерсена на спину, упираясь ему в плечи ладонями. – Здесь… будет не слишком много слов, – он смеется громче и спускается ниже, потираясь носом о живот Тиерсена.

– Я был в душе только утром, – мягко предупреждает Тиерсен, но Цицеро фыркает, зарываясь носом в густые темные волосы на лобке.

– Это придает… особенный запах, – он говорит доверительно, проводя языком по мягкому члену и накидывая сползшее одеяло себе на голову, так, что Тиерсену видны только его ладони и лицо, но и это он может назвать безумно возбуждающим сейчас.

Цицеро пальцами открывает светлую головку члена и мягко берет ее в рот, посасывая, втягивая щеки, сжимая ладонью уже чуток налившийся кровью ствол. И Тиерсен тихо, низко стонет, жмурясь на секунду, от этого – первого – мокрого и сразу такого сочного прикосновения. Поцелуи губами и языком жаркие и посасывающие, Цицеро легко берет быстро наливающийся кровью член в рот целиком, полизывая языком подтягивающуюся мошонку.

– Какой у тебя хороший рот, – Тиерсен постанывает слабо, когда Цицеро легко пропускает член за щеку, упирая в нее головку, чуть ускоряя темп. Но совсем чуть и ненадолго, он только дожидается, пока член встанет полностью, а потом ухмыляется и выпускает его изо рта, давая густой ниточке слюны стекать по подбородку, отчего Тиерсен сглатывает.

– Цицеро обещал, что будет просить прощения, – маленький итальянец облизывает нижнюю губу. – Пусть Тиерсен скажет, насколько хорошо! – он смеется, а потом просто берет и заглатывает поднятый высоко член целиком, до основания, с явным усилием, но очень старательно. И Тиерсен громко стонет, откидываясь в подушки, когда чувствует, как сокращается мягкая глотка вокруг головки. Цицеро слабо кашляет, но все равно упрямо продолжает заглатывать член.

– Очень хорошо-ох… – Тиерсен выгибается на постели, подаваясь бедрами навстречу горячему и мокрому рту, и кладет руку на затылок Цицеро, надавливая несильно, ритмично. – Боже, это лучшая просьба о прощении… – но Тиерсен слышит, как Цицеро давится и кашляет, и отпускает его, давая отдышаться. И поглаживает своего итальянца по затылку, потом опять притягивая к себе, позволяя этому поцелую снова стать глубже. И это очень… скользко – от каждого движения языка, глубоко – от соединения губ с лобком, и сладко – сводит по всей длине ствола короткими импульсами.

– Тиерсен! – стук в дверь громкий, и Тиерсен резко открывает глаза, а Цицеро замирает прямо с его членом во рту, поднимая удивленный взгляд. И Тиерсен удерживает сильный порыв расхохотаться от того, как забавно это выглядит. – Тиерсен! – Назир довольно настойчив, и Тиерсен вообще не знает, кто ему позволил подняться наверх, но только прикладывает палец к губам, придерживая Цицеро за ухо. И тот бесшумно хихикает, согласно продолжая облизывать член. – Тиерсен, мне сказали, что твоя спальня здесь. И я сейчас зайду, так что потрудись прикрыться, – Назир толкает дверь, и Тиерсен, ругнувшись про себя на то, что они забыли ее запереть, хватает Цицеро за подбородок, подтягивая к себе, быстро накрывая их обоих одеялом и чувствуя животом напряженный и влажный от смазки член маленького итальянца.

– Я не хотел тебя беспокоить, но этот паренек меня уже… – Назир не заканчивает фразу, останавливаясь на пороге. Тиерсен дергает плечом, прижимая к себе Цицеро сильно, как будто это все объясняет. Впрочем, судя по изменившемуся взгляду Назира, действительно объясняет. – Я всегда это знал, – он дергает подбородком. – Мне зайти позже? – в его голосе появляется ощутимая издевка.

– Если это не что-нибудь важное, – вежливо отвечает Тиерсен, намереваясь сейчас же выкинуть это из головы и вернуться к прерванному занятию, но Назир, конечно же, разочаровывает его:

– Вообще-то важное, да, хорошо, что ты уточнил, – он заходит внутрь, включая верхний свет, и, качнувшись задумчиво, меняет направление движения и идет к дальнему креслу. Тиерсен вынужденно вздыхает, а Цицеро с ужасно раздраженным стоном перекатывается на спину, садясь, скрещивает руки на груди и глядит на Назира с откровенной ненавистью. Они и раньше недолюбливали друг друга, а сейчас Назир, кажется, добавил последнюю деталь к взаимной неприязни.

– Так что ты хотел? – Тиерсен тоже не без труда садится.

– Он хотел помешать, влезть и все испортить! – Цицеро хмурится и весь выглядит очень колючим и рассерженным.

– Тише, сердце мое, – Тиерсен смотрит на него, пытаясь взглядом выразить: “Ну, мы все равно уже ничего не можем с этим сделать”, а Назир кривится от этого обращения. – Слушай, Назир, действительно, не хочу сказать, что ты помешал, но, надеюсь, это много времени не займет.

– Не займет, не волнуйся, успеете еще нализаться, – Назир смотрит Тиерсену в глаза прямо.

– Назир, пожалуйста! – Тиерсен поднимает ладонь. – Не накаляй!

– И не собирался, – Назир безобидно складывает руки на груди. – Но я хотел бы обсудить кое-что касательно моего пребывания здесь.

– Ты получишь пулю в лоб, если продолжишь раздражать меня! – Цицеро возмущенно поднимает брови.

– Цицеро! – Тиерсен уже привычно одергивает его, но Назир реагирует невозмутимо:

– Вот и мальчишка внизу мне то же самое сказал. И не могу возражать, Тир, вы имеете на это право после того, что я хотел сделать с тобой… и с ним, – он брезгливо кивает на Цицеро. – Но как-то хотелось бы знать, стоит мне начинать отмаливать свои грехи перед смертью на рассвете, или пока можно не волноваться, – Назир говорит это четко и спокойно, а Тиерсен даже не знает толком, что сказать. Нет, конечно, он немного размышлял об этом во время поездки, но все-таки рассчитывал подумать подробнее утром, на трезвую голову. Но когда человек задает вопрос о том, будет он жить или нет, Тиерсен не может просто ответить: “Я скажу утром”. По крайней мере, не Назиру. Тиерсен не забыл о том, что тот собирался сделать, но и о предыдущих годах он тоже помнит.

– Назир, послушай… – Тиерсен устало потирает лоб, а Цицеро снова раздраженно и шумно вздыхает, ерзая на постели. – Так, погоди. Цицеро, сердце мое, давай-ка я отправлю тебя вниз. Принеси нам с тобой что-нибудь вкусное, порочному поеданию чего мы предадимся, когда я закончу здесь, – можно пойти на это, чтобы не превратить и так сложный разговор в крупный скандал, возможно, с летальным исходом.

– Мы… что? – Цицеро удивленно приподнимает бровь.

– Да-да, мы будем есть сладкое в постели, – подтверждает его надежды Тиерсен, и Цицеро, посмотрев на него скептично, все-таки вздыхает и откидывает одеяло, вылезая из постели. Он ворчливо натягивает валяющиеся на полу джинсы, пока Назир раздраженно отводит взгляд, но они оба молчат, и Тиерсен надеется, что так и продолжится еще четыре… три… две… хлопок двери громкий, и наконец-то можно выдохнуть.

– Я просто не хотел… – начинает Тиерсен, но Назир перебивает его, поднимая руку:

– Да все понятно. Давай лучше к делу, пока он не вернулся.

– Хорошо, – Тиерсен устраивается в подушках удобнее. – Итак, у нас есть проблема.

– Определенно, – Назир кивает.

– И эта проблема – ты.

– С твоей стороны, – Назир сжимает губы.

– Слушай… Я не хочу тратить время на споры, – Тиерсен вздыхает. – Так случилось, что ты решил кого-то убить и повесить это на меня. Но почему ты не мог просто сказать мне об этом? – в его взгляде читается непонимание. – Мы бы что-нибудь придумали, что-нибудь решили…

– И что я должен был сказать? – Назир поднимает бровь. – Привет, старый друг, я так рад, что ты приехал, слушай, я тут решил убить кое-кого, не знаешь, чем мне помочь? Откуда мне было знать, что ты теперь… киллер, грабитель, гангстер, мафиози – я не знаю.

– Киллер, – мрачно уточняет Тиерсен.

– Да кто угодно. Я этого не знал. А ты просто очень удачно оказался там, где нужен был убийца, вот и все, – Назир поднимает взгляд, и его слова звучат ужасно цинично, но честно. – Мне нужен был убийца. Кто-то, кроме меня. И кто бы подошел на эту роль лучше, чем человек, отлично владеющий оружием, человек, имеющий доступ к моим вещам? И я мог бы связать тебя с мертвецом, без проблем мог бы… если бы все так не сложилось, – он говорит так, как будто ему нечего терять, а если подумать – и взаправду нечего. Он уже мертв. Если только…

Тиерсен думает. Уже привычно. Он всегда старается понять перед тем, как принять решение, и это отвратительная черта для убийцы. Нечего ставить себя на место других, нужно сразу стрелять, желательно – в голову. Но, с другой стороны, у них таких стрелков – полный дом, и должен же среди них быть хоть один неудачник, пытающийся думать перед тем, как выбивать родственникам и старым друзьям мозги.

– Я понимаю тебя. И не понимаю. Я не знаю, что бы я сделал на твоем месте, – амидон действует, мысль блекнет, плывет, невозможно сосредоточиться. Тиерсен сжимает виски пальцами на секунду. – Неважно, что бы я сделал. Проблема в другом. Ты ведь понимаешь, что я не могу тебя выпустить из этого дома?

– Ну ты же не совсем идиот, – соглашается Назир.

– И, по идее, мне нужно просто тебя убрать и забыть о нашей дружбе, – Тиерсен покусывает нижнюю губу. – Или… Тебя быстро начнут искать в Италии, если еще не начали. В любом случае, это произойдет, как только найдут тело. И возвращаться тебе некуда. Значит… – Тиерсен обдумывает торопливо. – У этого убийства были личные мотивы? – спрашивает вдруг.

– Не совсем, – Назир морщится. – Тот ублюдок должен был сидеть, но суд решил в его пользу.

– И ты решил восстановить справедливость? – Тиерсен смотрит на него очень удивленно.

– Я не горжусь этим, – Назир дергает ртом. – И это не справедливость, не благородство и не прочая херь. Я просто выполнял свою работу.

– А я был во Флоренции, чтобы убить одного человека, у которого не было даже суда, – Тиерсен сгибает здоровое колено и барабанит по нему пальцами. – И я тоже выполнял свою работу.

– Я догадался, – сухо отвечает Назир, и они оба недолго молчат.

– Ты знаешь, у нас иногда бывают такие заказы – часто, на самом деле – когда нужно убивать… не самых лучших с точки зрения закона и морали людей, – продолжает Тиерсен после этой паузы, и теперь Назир смотрит на него странно.

– Ты имеешь в виду…

– У нас довольно большая семья, – Тиерсен прямо смотрит на него. – Но нам никогда не помешает человек, который хорошо обращается с оружием. И если моральные вопросы…