Текст книги "Я без ума от французов (СИ)"

Автор книги: Motierre

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 38 страниц)

– Господи, Тир, – он резко садится на траву, обнимая винтовку и смеясь громче. – Господи… Неужели все это закончилось?

Тиерсен отрывается от Цицеро, влажно, облизав его мокрые губы, и поворачивается к Селестину, не отпуская плечи своего итальянца.

– И ты это говоришь, когда вы взялись неизвестно откуда посреди леса, когда у меня дырка от пули в бедре, я не знаю здесь ни одного нелегального врача, а до дома еще десять часов, да еще через границу?! – но Тиерсен даже не возмущается на самом деле. – Это так все закончилось? Охренеть!

– Все, все это насовсем… Боже! – но Селестин совсем не слушает его, запрокидывая голову, и смеется так громко, как не смеялся уже лет десять. – Ты мертв! Ты мертв, сукин ты сын! Ты сдох, и все это кончилось! – он хохочет, почти задыхается от смеха и отпускает винтовку, закрывая лицо руками.

Тиерсен закатывает глаза и снова смотрит на Цицеро. Улыбающегося жарко. Как всегда.

– Еще один раз, – Тиерсен наклоняется, коротко, колюче поцеловав его. – Хотя… Сел все равно не успокоится еще минут пять, – он смеется и опять приникает к изогнутым губам, и Цицеро согласно прикрывает глаза, радостно хихикая ему в рот. И вкус болота четко чувствуется с каждым движением языка, смешивается дыхание с запахом осенней топи, переплетаются пальцы с потеками крови и дождевой воды. И Тиерсен, закрывая глаза, чувствуя все это, слыша, как тихо и абсолютно счастливо всхлипывает рядом от смеха Селестин, отстраненно думает, что люди просто превзошли себя, научившись убивать друг друга.

========== XVII. ==========

Тиерсен лежит на заднем сиденье джипа, головой на коленях Цицеро, всю дорогу до их старого дома. Он расспрашивает своих “спасителей” о том, что произошло, пока его не было с ними, и хотя это были всего три дня, рассказ занимает достаточно времени, учитывая, что Цицеро болтает обо всех подробностях, нужных и ненужных, без умолку, а Селестин периодически перебивает его, описывая свою версию событий. Так что Тиерсен то курит, слушая почти лениво, то смеется, а то говорит о чем-то сам. Он чувствует себя расслабленно, даже когда они замолкают, выдохшись на въезде в город, и если бы не сильная боль в ноге, первым бы предложил пойти куда-нибудь и отметить все это.

Они сначала заезжают в отель забрать вещи Селестина и Цицеро, а потом уже направляются к дому Назира. Тиерсен чувствует, как сильно ноет затекающая постепенно нога, и морщится, но решает, что до Орийака вполне дотянет, тем более, что гарантированно живых врачей Цицеро в Италии не знает, а искать тех, кто мог бы быть жив теоретически, нет времени. А вот позвонить из отеля в Париж одному старому приятелю вполне можно, благо, тот, кроме мертвых девушек, отлично разбирается и в лечебном деле. Так что, когда Селестин останавливает джип у нужного дома, Тиерсен чувствует себя намного более спокойным и уверенным в своем ближайшем будущем.

– Я туда не пойду, – Селестин говорит резко, он явно думал об этом последние минуты. – Еще только не хватало вламываться к незнакомому человеку и объяснять, какого черта я хочу забрать у него твои вещи.

– Назира сейчас не должно быть дома, – Тиерсен смотрит на наручные часы. – Он вчера что-то говорил про загруженный день.

– Тем более. Это уже взлом, а на меня сегодня соучастия в убийствах хватит.

– Да какой взлом? – Тиерсен говорит уже почти возмущенно. – У меня ключи есть.

– Не пойду, – упрямо отрезает Селестин. – В конце концов, Цицеро во всем этом виноват, пусть он и идет.

– Да ладно, Боже, мы ругаемся из-за одного чемодана, – Тиерсен закатывает глаза. – Цицеро, сходи в квартиру к нашему бывшему соседу и возьми мой чемодан, я его утром собрал на всякий случай и оставил в гостиной у софы, – он достает ключи из кармана и кладет их на раскрытую ладонь Цицеро, тяжело садясь.

– Будет сделано, босс! – тот довольно прикладывает пальцы к виску и быстро вылезает из машины, раскручивая колечко с ключами на пальце.

– Да, попрощаться опять не получилось, – Тиерсен вздыхает, откидываясь на спинку сиденья. – Надо будет прислать ему открытку.

– Ты ведь знаешь, что ты безответственный ублюдок? – у Селестина от пережитого стресса явно щелкнул внутри какой-то переключатель, который обычно регулировал искренность его речи.

– Иногда слышал, – Тиерсен безмятежно закуривает уже который раз за последние часы и пытается устроить ногу удобнее. – Но сейчас-то почему?

– Ты вламываешься в чью-то жизнь, – Селестин вздыхает, – баламутишь ее, а потом уезжаешь, оставив человека со всем этим. Ты всегда так делаешь.

– Назир – не маленький мальчик, мне не нужно с ним нянчиться, – Тиерсен на секунду хмурится. – Он знает, что мне может понадобиться резко уехать, и не будет разводить сопли.

– Как будто если бы он был мальчиком, это бы что-то изменило, – Селестин смотрит прямо перед собой и, подумав, сует руку в карман пальто, доставая взятую в доме Лефруа сигаретную пачку.

– Когда ты начал курить? – Тиерсен меняет тон.

– Сегодня, – коротко бросает Селестин, щелкая зажигалкой и неумело затягиваясь.

– Еще можно бросить, пока это не перешло в привычку, – Тиерсен говорит негромко, он чувствует и напряжение брата, и то, что его причины напряжения не так очевидны.

– Вот только не надо сейчас начинать обо мне заботиться, – как-то жестко огрызается Селестин, он весь сам сейчас – жесткий, неловкий, резкий, черное с белым. И Тиерсен молчит, вдыхая смешавшийся запах дыма.

– Ты еще злишься? – он спрашивает наконец, опираясь рукой на спинку водительского сиденья.

– Иногда, – Селестин вздыхает, успокаиваясь. От сигареты или от того, что Тиерсен понимает его. Понимает, как всегда, лучше, чем все люди мира. – Иногда… мне бы хотелось, чтобы ты жил здесь и никогда не возвращался.

– Слушай, – Тиерсен хватается за спинку крепче, и Селестин откидывается на нее, чувствуя плечом его пальцы, – извини. Вот за все, что мы устроили в последние дни. Я не хотел тебя в это вмешивать…

– Все в порядке, – Селестин машет рукой. – Главное, что мы закончили с Лефруа. А с остальным справятся психолептики, – он говорит об этом спокойно и отстраненно.

– Я очень постараюсь тебя больше ни во что не втягивать, – Тиерсен говорит честно, он на самом деле никогда не хотел доставлять брату неприятности.

– Все равно будешь, – Селестин тихо смеется. – Даже если я перееду в Арктику, ты меня и там найдешь с очередной гениальной идеей, – и Тиерсен улыбается, прислоняясь к спинке кресла лбом. Селестин молчит, а потом говорит резко, непоследовательно, так, будто очень давно хотел это сказать: – Если бы ты не уехал в Италию, или если бы вернулся после академии, или если… – он коротко вздыхает и начинает заново: – Если бы все тогда пошло по-другому, хоть что-нибудь пошло по-другому, мы могли бы… – он недоговаривает, сбившись, и Тиерсен замирает, чувствуя, как напряжены его плечи. И он может сказать правду, может, как говорит всегда… Тиерсен думает две секунды и абсолютно сознательно лжет:

– Нет. Нет, Сел, и мы оба это знаем, – и Селестин как-то странно расслабляется, делая последнюю глубокую затяжку и выбрасывая сигарету в окно. Тиерсен вздрагивает, чувствуя, как его сигарета уже догорела до фильтра и обжигает пальцы. Щелчком он тоже отправляет ее в окно и откидывается на спинку сиденья.

– Хорошо, – негромко говорит Селестин, натягивая перчатки. – Хорошо, что ты это сказал. Я столько лет боялся спросить, – и Тиерсен сжимает губы, понимая, как много проглядел здесь, как много не замечал.

– Все в порядке? – он спрашивает, хотя отлично знает, что Селестин сейчас тоже солжет.

– Да. Теперь все в порядке, – и так было слишком много искренности сегодня, чтобы продолжать говорить правду.

Цицеро аккуратно открывает дверь в квартиру – привычка не звенеть ключами и не шуметь замком давно такая же автоматическая, как ходить бесшумно – и быстро шагает внутрь. Не стоит здесь задерживаться, хотя Цицеро и испытывает хулиганское желание нарисовать кремом для обуви что-нибудь неприличное на зеркале в прихожей или попросту открыть кран в ванной, заткнув слив, и устроить локальный потоп.

– Тир? Ты что-то рано, – а вот голос из глубины квартиры Цицеро услышать не ожидал и поэтому прижимается к комоду резко, почти рефлекторно опуская руку на пояс и сразу ее отдергивая. Цицеро не взломщик сегодня, Назир знает его и поймет, что Тиерсен не смог прийти за вещами сам.

Назир выходит в прихожую, когда Цицеро уже улыбается спокойно, сунув руки в карманы куртки.

– Ты? – на лице Назира появляется непроизвольное выражение презрения и брезгливости. – А где Тир? – но он быстро берет себя в руки, явно не собираясь задавать лишних вопросов.

– Он не смог прийти, – Цицеро решительно смотрит на Назира снизу вверх. – Но попросил Цицеро забрать его вещи. Цицеро может пройти? – тон у него довольно наглый, и Назир даже сжимает губы на секунду.

– Как всегда, не нашел времени даже зайти и попрощаться со старым другом, – Назир смотрит на Цицеро внимательно, но отходит в сторону, пожимая плечами. – Хотя даже хорошо, что так вышло, – Цицеро бросает на него странный взгляд, но намек на редкость прозрачен: “Забирай вещи и вали отсюда”. И вроде бы это именно то, что Цицеро нужно, но почему-то ему такой расклад ужасно не нравится. Как будто в нем есть какой-то подтекст, который Цицеро не смог прочитать.

Он осторожно подходит к Назиру, понимая, что в коридор придется пройти мимо него. И останавливается напротив, и так разница в росте ощущается особенно четко.

– Что-то еще?.. – недружелюбно спрашивает Назир, явно сглотнув грубое слово в конце, и Цицеро неловко мотает головой, шагая дальше. Два небольших шага, чтобы пройти мимо, но Цицеро чувствует какое-то странное напряжение, отличное от обычного неприятия. И решает, что пожалеет об этом, понимает, что Тиерсен будет на него сердиться, но… Подошва армейского ботинка соприкасается с полом, и Назир остается за спиной Цицеро на долю секунды. Они начинают движение одновременно. Маленький итальянец поворачивается на пятках, когда Назир поднимает руку. Удар рукоятью беретты приходится ровно в смуглый висок, и Назир, пошатнувшись, врезается боком в стену, почти мгновенно теряя сознание. Белки закатившихся глаз так четко выделяются на фоне темной кожи, а наручники, которые Назир успел достать, звонко звякают об пол. Именно так Цицеро запоминает это, немного растерянно разминая руку.

– Тиерсен убьет Цицеро, – он хихикает коротко и нервно, опускаясь на корточки, наклоняясь к лицу Назира и слушая, есть ли дыхание. – Убьет-убьет-убьет, – Цицеро бормочет возбужденно, убедившись, что Назир еще жив, и поднимается быстро, направляясь в гостиную и забирая чемодан. Маленький итальянец не забывает взять ключи с собой и запирает дверь снаружи перед тем, как спуститься вниз.

– Моя машина, кстати, здесь недалеко, можно ее забрать, – рассуждает Тиерсен вслух. – Тогда ее поведет Цицеро, а ты – свой джип, и не придется перегонять ничего потом.

– Отличная идея, – Селестин слушает его немного отстраненно. На звук открывающейся двери подъезда они поворачиваются оба, смотря на Цицеро с легким нетерпением.

– Ну что, поехали? – Тиерсен открывает дверь и улыбается, но почти сразу перестает.

– Видишь ли, Ти… – Цицеро неловко останавливается, потирая щиколотку ступней другой ноги. – У Цицеро наверху возникли… очень непредвиденные обстоятельства, – он смотрит на Тиерсена совсем чуть-чуть виновато.

– А я почему-то даже не удивлен, – Селестин флегматично поглаживает руль.

– Рассказывай, – Тиерсен тоже не думает переживать раньше времени, только подманивает Цицеро ближе к себе и мягко берет его за запястье. И Цицеро хихикает, наклоняясь к его уху и шепча громко. И хорошее настроение у Тиерсена проходит быстро. – Так, я ничего не понял, но… – он отпускает руку своего итальянца, – Сел, пожалуйста, сходи с Цицеро наверх. Там что-то с Назиром. Я бы сам сходил, но четыре этажа… – он виновато пожимает плечами, бросая взгляд на свою ногу.

– Ладно-ладно, – Селестин с легким беспокойством открывает дверцу и вылезает из машины. – Что там у тебя еще?

Но Цицеро не отвечает, торопливым шагом направляясь обратно к дому. И Селестин чувствует себя очень неуютно, идя за ним.

– И что это? – Селестин смотрит на лежащего на полу Назира, не подходя слишком близко и убрав руки в карманы пиджака. – И вот это, – указывает носом туфли на валяющиеся рядом наручники.

– Маленькая неприятность? – Цицеро смотрит на Селестина и прикусывает нижнюю губу.

– Это очень большая неприятность, – Селестин отстраненно прикидывает вес Назира. – И тяжелая. Что здесь вообще произошло?

– Цицеро не знает точно, – маленький итальянец опускается на корточки, подбирая наручники. – Кажется, он хотел арестовать Цицеро. Но Цицеро понятия не имеет, за что. Не успел спросить, – он тихо смеется.

– Да уж, я просто путаюсь в вариантах, – ядовито замечает Селестин, но рассуждать особенно некогда. – Ладно. Что мы с ним будем делать? Оставлять здесь – не самый лучший вариант, – его даже чуть беспокоит собственная практичность в таких вопросах.

– Определенно, – Цицеро думает быстро. Он знает один хороший вариант того, что можно сделать, но, кажется, ни одному из братьев тот не понравится.

– Можно попробовать привести его в чувство… – Селестин рассуждает вслух.

– Но Тиерсен, – Цицеро поднимает взгляд.

– Но Тиерсен, – Селестин кивает. – Нет времени разбираться. Что бы здесь ни произошло, разговор займет не меньше часа, а у нас его нет.

– Он ждал не Цицеро, – маленький итальянец соображает резко, пусть и поздновато. – Он ждал Тиерсена. С наручниками. Он мог вызвать полицию! – он вскакивает торопливо. – И тогда надо забрать его с собой, сейчас, сейчас же, увезти отсюда! – смотрит на Селестина растревоженно, и тот, подумав, опять кивает:

– Даже не буду спорить, – конечно, сталкиваться с полицией Селестин не хочет сейчас ни за что. – Только как мы его спустим вниз?

– Он не мертв, – Цицеро дергает плечом и быстро отправляется вглубь квартиры. Он возвращается с каким-то полотенцем и бутылкой граппы и быстро вытирает кровь с виска Назира. – А мы – очень пьяны, – Цицеро набирает граппу в рот и через секунду обдает Селестина каскадом мелких брызг. Сам делает приличный глоток, морщится и набирает граппу в ладонь, брызгая себе на волосы, и еще раз – на Назира.

– Да когда же все это закончится? – Селестин вытирает пахнущие сильно капли с лица, пока Цицеро ставит бутылку на пол и подхватывает Назира под левое плечо. И младшему Мотьеру ничего не остается, кроме как, ворча и вздыхая, схватить его под правое. Цицеро ловко снимает какую-то шляпу Назира с вешалки и нахлобучивает ему на голову. И Селестин видит, что кровь скоро снова начнет подтекать, и понимает, что очень долгий путь вниз им придется преодолеть очень быстро.

Тиерсен нетерпеливо постукивает пальцами по спинке переднего сиденья, смотря в окно машины. Ему очень не нравится чувствовать себя таким беспомощным, и он бы с удовольствием сейчас решил все сам, но может только сидеть и ждать. И невозможность нормально ходить куда хуже болей в ноге.

– Да хватит спать! Впереди еще целый день имени сладкой граппы!

– Что? – Тиерсен недоуменно поднимает бровь, даже задав этот вопрос вслух.

– А вот и машина! Осторожнее, голову не разбей! – Цицеро смеется, не слишком аккуратно сгружая Назира на переднее сиденье, а Тиерсен молчит, терпеливо дожидаясь, пока все сядут, а маленький итальянец еще и застегнет наручники на смуглых запястьях. Старший Мотьер периодически обладает нечеловеческим терпением и умением временно смириться с любой ситуацией.

– Так, а теперь расскажите мне толком, что произошло, – Тиерсен открывает рот, только когда они выезжают со двора, и Цицеро снова помогает ему улечься удобнее, приподняв больную ногу.

– У Цицеро плохие новости для Тиерсена, – маленький итальянец теребит его волосы, смотря ярко, жгуче, а Селестин упрямо делает вид, что ничего особенного не происходит.

– Это я уже понял, – Тиерсен вздыхает и послушно пытается расслабиться.

Они пересаживаются в машину Тиерсена через некоторое время, точнее, Селестин остается в своем джипе, а вот сам Тиерсен, приняв несколько таблеток обезболивающего, взятого из чемодана, меняет одно заднее сиденье на другое. Помощи в перетаскивании все еще бессознательного Назира от него никакой нет, конечно, но вот грузить его в багажник он запрещает категорически. Как бы то ни было и что бы Назир ни хотел сделать, Тиерсен хочет разобраться с этим, а не устраивать ему отнюдь не приятное пробуждение. Они все сходятся на том, что пока поедут к границе, как и собирались, и если Назир так и не придет в себя, то уже тогда погрузят его в багажник, благо, машины все равно никто не проверяет. И даже Цицеро, устроившийся за рулем кабриолета, сейчас с этим согласен: он тоже немного устал и не хочет лишних проблем и споров.

Тиерсен молчит довольно долго, пока они едут, но в конце концов с трудом садится и упирается ладонью в спинку водительского сиденья, второй рукой касаясь шеи Цицеро, чувствуя под пальцами мягкие, неровно обрезанные пряди. Тиерсен очень раздражен своей слабостью и вынужденным бездействием, но это занятие его успокаивает. Он вздыхает в очередной раз и упирается в спинку лбом, обхватывая Цицеро за шею, сжимая пальцами дрогнувший от глотка щетинистый кадык.

Цицеро держит руки на руле ровно, пока Тиерсен какой-то странной лаской сжимает его горло все сильнее и жестче. Скользит ладонью выше, под подбородок, приподнимая голову Цицеро, прижимая его к подголовнику.

– Не слишком-то удобно, – Цицеро не выдерживает, и голос у него неожиданно хриплый от недостатка воздуха. Но Тиерсен не отвечает, он сам не понимает толком, что делает и зачем. – Тиер-рсен, – Цицеро решительно терпит до того, как картинка начинает немного плыть перед глазами, но они оба так и не узнают, чем бы все это закончилось, если бы Назир не застонал слабо на переднем сиденье, приподнимая голову и пытаясь разлепить глаза.

Тиерсен резко разжимает пальцы, и Цицеро жадно вдыхает воздух, пока Назир пытается разобраться, что происходит, встряхивая головой и тут же морщась от явной боли.

– Доброе утро, друг, – Тиерсен легко переключается и облокачивается на спинку сиденья, опуская вторую руку на бедро.

– Что? – Назир довольно быстро приходит в себя, растягивая цепочку наручников между запястьями и касаясь крепко придерживающего его ремня безопасности.

– Не совсем утро, конечно, но суть ты понял, – Тиерсен барабанит пальцами по бедру. – И, веришь или нет, но мне совсем не хотелось везти тебя никуда, особенно с наручниками. Но вся эта история… Я ничего не понял в том, что произошло, а времени разбираться у нас не было. Зато теперь его полно, так что можешь не спеша рассказать свою версию. Потому что пока я знаю только то, что ты зачем-то хотел арестовать Цицеро.

– Мы едем на юг? – Назир смотрит в окно, явно не узнавая местность.

– Неважно, – Тиерсен качает головой. – Просто скажи, что случилось.

– Что случилось? Что случилось?! – Тиерсен никогда не видел Назира таким… эмоциональным. Он дергает цепочку и поворачивается резко, и кровь начинает течь снова, вздувается жилка на лбу.

– Эй, потише! – Тиерсен чуть задирает джемпер и достает пистолет.

– Ты все похерил, вот что, мать твою, случилось! – Назир даже рычит, но больше не дергается, увидев движение Тиерсена.

– Может, нам его еще раз вырубить, а, Тиерсен? – Цицеро настолько невозмутим, насколько это возможно.

– Цицеро, хватит, – Тиерсен раздраженно мотает головой. – Слушай, Назир, успокойся. Что такого я похерил?

– Ты… – Назир глубоко вдыхает, прикрывая глаза, и видимо берет себя в руки. – Ты должен был просто вернуться вовремя. Вечером. Без всяких сюрпризов. Без своих друзей.

– Зачем? – Тиерсен терпелив невозможно, торопиться ему все равно некуда.

– Ты должен был… – Назир собирается что-то сказать, но после еще одного тяжелого вдоха передумывает. – Получается, что ты похитил меня сейчас, так?

– Нет, – Тиерсен снова качает головой. – У нас просто не было времени привести тебя в чувство. Но как только мы сейчас со всем разберемся, я без проблем доставлю тебя в ближайшую больницу и дам денег на дорогу до Флоренции, идет? – он уже знает, что так просто наверняка не получится, но сделал бы так в любом другом случае.

– Так благородно, даже на тебя не похоже, – Назир морщится.

– Ты мой друг, – Тиерсен пожимает плечами. – А это все – наверняка просто какое-то недоразумение. Мы сейчас все решим, извинимся и будем друзьями снова.

– Ты… – Назир снова глубоко вдыхает, – тебе обязательно было это говорить сейчас?

– Почему нет? – Тиерсен смотрит на него спокойно.

– Потому что… – Назиру явно дается это непросто. – Да потому что ты сейчас должен находиться в участке по обвинению в убийстве, а не везти меня неизвестно куда, мать твою.

– Неожиданный поворот, – Тиерсен даже лишается дара речи на несколько секунд. – И, позволь спросить, с какого это хера я должен находиться в участке?

– С такого, что я хреновый друг, – Назир сжимает челюсть. – И стратег, видимо, хреновый, – добавляет через секунду.

– Так, а вот теперь я вообще ни хера не понимаю, – Тиерсен шумно выдыхает. – Сделай одолжение, объясни. И, знаешь, со снятием наручников мы теперь погодим, – он опять достает сигареты и прикуривает одну. – Будешь? – протягивает пачку Назиру, и тот тоже берет сигарету, неловко из-за наручников и ремня. А прикурить оказывается еще сложнее, потому что Цицеро, которому это сделать было бы удобнее, ничуть не собирается помогать, но, первый раз затянувшись, Назир продолжает, и ясно, что все эти неудобства беспокоят его меньше остального:

– Я очень хреновый друг, Тир. И у меня большие проблемы.

– Ну, я как-то смутно догадался, что не все так просто, – Тиерсен скептически выпускает струйку дыма, а Цицеро вполголоса ворчит о том, что в машине явно не хватает кондиционера.

– Я убил человека, Тир, – негромко говорит Назир, и Тиерсен даже сначала не понимает, что не так:

– Кто-нибудь из подозреваемых?

– Нет. Я не просто пристрелил кого-то при задержании и не перегнул палку во время допроса. Я застрелил из табельного оружия одного человека… Неважно, кого. Важно, что я…

– Решил скинуть это на меня, – договаривает за Назира Тиерсен, быстро сопоставляя все. – Отлично. Просто отлично, – он даже не может подобрать нужных слов. Вот от кого, а от Назира он такой подставы точно не ожидал. Тиерсен даже не осознает полностью сразу, что именно тот хотел сделать. Потому что многолетняя дружба и вот это простое и откровенное “я хотел повесить на тебя убийство” никак не сочетаются у него в голове.

– Цицеро та-ак жалеет, что не размозжил тебе череп! – маленький итальянец говорит зло, необычно зло даже для него, и Тиерсен вздрагивает, замечая, что они молчали все несколько секунд. Он так быстро обрабатывал новую информацию, что почти отключился от реальности. – Но еще не поздно! – Цицеро поворачивается резко, хищно скаля зубы, растягивая свой необыкновенно изогнутый рот.

– Следи за дорогой, – мягко обрывает его Тиерсен, переводя взгляд на напряженного, но совсем не виновато выглядящего Назира. – И что?

– Что-что… – Назир не поднимает взгляд от сигареты в закованной руке, но его голос тверд, – я его убил. Пистолет с твоими отпечатками в моей квартире.

– Уже нет. Цицеро увидел его и подумал, что еще один блестящий пистолет ему не помешает, – маленький итальянец хихикает, поглаживая куртку поверх нагрудного кармана, и Назир бросает на него неприязненный взгляд. Цицеро показывает ему язык в ответ и смеется.

– Я хотел задержать тебя по обвинению в убийстве и вызвать ребят из участка, – Назир снова становится безразличным, ему не до того, чтобы пререкаться.

– Ты называл кому-нибудь мое имя? Вообще говорил обо мне? – Тиерсен тоже не слишком-то эмоционален сейчас. Назир качает головой. – Значит, когда тело найдут…

– Искать будут меня, – Назир тушит сигарету в пепельнице и сжимает ладони.

– Звучит не слишком обнадеживающе, да? – Тиерсен вздыхает, откидываясь на спинку сиденья. – Ладно, я тебя понял. Это все не так просто, но…

– Это все очень просто, Тиерсен! – Цицеро возмущенно дергает носом. – Пулю в лоб – и свободен! Цицеро даже может сделать это за тебя!

– А вы тоже не слишком чисты перед законом, я смотрю, – Назир хмыкает, но не улыбается.

– Ты помолчал бы, а то ведь я и согласиться с ним могу, – Тиерсен хмурится.

– А что, пока не соглашаешься? – Назир наконец поднимает на него взгляд, немного удивленный, но сдержанный.

– Пока нет, – решительно качает головой Тиерсен. – Слишком много всего, надо обдумать. Но пока мы едем во Францию. И если у тебя хватит мозгов молчать на границе, то ты поедешь с нами. А там уже решим, что делать.

– Мозгов у меня хватит, – Назир не выглядит так, как будто чувствует облегчение, он все еще напряжен, но говорить им все равно сейчас больше не о чем.

– А если не хватит – Цицеро всегда может их выбить! – хотя маленькому итальянцу всегда найдется, что сказать. И от этого Назиру явно не становится легче, но выбирать ему никто не дает.

Тиерсен всю жизнь радовался халатности на европейских границах, но он быстро забывает об этом по дороге к Орийаку, изредка проваливаясь в короткую дремоту, снова улегшись и упираясь затылком в мягкое сиденье. И Цицеро приходится будить его, потому что следить за Назиром одному ему не слишком удобно и потому что Тиерсену лучше не спать. И Тиерсен согласно просыпается каждый раз, стараясь не выдавать собственную резкую слабость. Платок Селестина уже давно пропитался кровью насквозь, и новый, который нашелся в вещах Цицеро, тоже теперь мокрый, как и джинсы Тиерсена, и сиденье под ним. Все это прилипло, присохло, и Тиерсена довольно ощутимо тошнит, ему хочется пить, но он не просит Цицеро остановиться, чтобы купить что-нибудь, хотя вода давно закончилась. Только курит все чаще, отчего вся глотка, кажется, высыхает напрочь, но так Тиерсен хотя бы не засыпает снова.

Когда они сворачивают на дорогу к Орийаку, Цицеро очень хочется сказать: “Мы скоро будем дома, Тиер-рсен”, но он ловит почти пустой взгляд Назира из-под густых бровей и молчит. Довольно того, что он и так болтал много большую часть пути, пока сам не устал. Десять часов в дороге почти без остановок – совсем не шутка, и у Цицеро уже слабо слезятся глаза, когда он доезжает последние километры.

Они подъезжают к дому в лесу – к Убежищу – около полуночи, и Цицеро наконец-то останавливает машину, со стоном выдыхая и открывая дверцу, почти вываливаясь наружу.

– Я сейчас сдохну, – доверительно делится с ним Селестин, опуская стекло и высовываясь наружу, пока Цицеро, покачиваясь, подходит к воротам и хватается за замок.

– Цицеро бы помог тебе в этом, но сил совсем нет! – маленький итальянец почти бессильно расщелкивает замок и толкает створку, упираясь ботинками в траву.

– Подожди, я сейчас выйду, – вяло отвечает Селестин, вылезая из машины. Он тоже немного пошатывается и разминает затекшие ноги, подходя ближе.

Дверь в доме открывается, и в ночи, даже освещенной фарами, это очень ярко. Фигурка на пороге совсем маленькая, и несложно догадаться, кто это.

– Цицеро! – Элизабет, почти не одетая, в одной пижаме и курточке поверх, быстро бежит к воротам, скользя босыми ногами по подмерзшей траве. И сразу хватается за створку и тянет ее на себя. – Сел! – хочет, явно хочет броситься на шею, но терпеливо помогает сначала открыть ворота. – А где Тир?!

– В машине, – коротко, но тепло отвечает Селестин, открывая вторую створку.

– Да, я знала, знала, что вы его найдете! – Элизабет наконец отпускает створку и через два шага жарко обхватывает Цицеро за поясницу, утыкаясь носом ему в живот.

– Потом, малышка, – тот устало отталкивает Элизабет, скользнув ладонью ей по волосам, но она не обижается, она понимает, так по-взрослому.

– Лиз, ну что ты босиком? – Селестин спрашивает тоже устало, но вздыхает и подхватывает Элизабет на руки, когда она обнимает его. И она сразу хватает его за шею и утыкается в нее, разок хныкая. – Тш-ш, – Селестин гладит ее по волосам и чувствует, что у него уже нет сил никуда идти.

В доме раздается еще шум, и на пороге появляются Альвдис с Лодмундом, оба в халатах, еще не заспанные, но готовые ко сну. Но Лодмунд быстро отпускает ладонь Альвдис, широко шагая вперед.

– Идите в дом, я поставлю машины, – при всех своих недостатках он умеет быстро соображать, что от него может понадобиться. – А где…

– Да здесь я, здесь, – Тиерсен выбирается из машины, стараясь не опираться на больную ногу. Но ему все равно тяжело идти, и он не отпускает дверцу, чувствуя, как ноги затекли и держат совсем плохо.

– Тиер! Разве Цицеро позволял тебе ходить самому?! – возмущение в голосе Цицеро так необычно окрашено заботой, что Альвдис с Лодмундом даже переглядываются, но молчат. И не мешают маленькому итальянцу торопливо и ворчливо подойти к Тиерсену и подставить ему плечо.

– Спасибо, – одним выдохом, Тиерсен слишком устал, чтобы много разговаривать или думать о том, что нужно говорить.

– Он уже дома? – Цицеро спрашивает требовательно, и Альвдис кивает, отчего он улыбается широко. – Джохар! Джохар, твой Цицеро наконец-то приехал!

– Постой, – Тиерсен шагает аккуратно и прижимает Цицеро к себе на секунду, притормаживая. – Ребята, там в машине один мой гость. Сделайте одолжение, позаботьтесь о нем. Просто последите, – поднимает руку, заметив, как Лодмунд тянется к кобуре. – Я займусь этим сразу же, как появится время, а пока просто убедитесь, чтобы он чувствовал себя комфортно, но не добрался до оружия и не смог сбежать. И, если что, стреляйте без сомнений.

– Никаких проблем, Тир, – Альвдис кивает, и Тиерсен слабо улыбается ей, шагая дальше. Цицеро продолжает ворчать вполголоса, но помогает ему.

– Что с ним? – Элизабет сильнее прижимается к Селестину, шепча ему на ухо.

– Все в порядке, просто поранился немного, – тот отвечает ей негромко. – Мы тоже пойдем, с вашего позволения, – кивает Лодмунду и Альвдис и, не дожидаясь ответа, направляется к дому.

Альвдис провожает его взглядом и поворачивается к Назиру, вылезшему наконец из машины. Лодмунд уже заводит джип Селестина, собираясь припарковать его у дома.

– Ну что, тогда добро пожаловать, – Альвдис улыбается, отодвигая полу халата и доставая пистолет из-за пояса пижамы.

Совсем бедно, но аккуратно одетый человек с восточными чертами лица, вышедший в холл на крик Цицеро, куда моложе, чем думал Тиерсен. Ему всего лет тридцать пять, и у него очень широкая улыбка и теплый взгляд.

– Цицеро, мой дорогой друг! Ты совсем не стареешь! – он смеется, раскрывая руки для объятий, и Тиерсен отпускает плечо Цицеро ненадолго, позволяя ему это проявление явно крепких дружеских чувств. Джохар отстраняется через несколько секунд, поворачиваясь к Тиерсену и протягивая ему руку: – Друзья Цицеро – мои друзья. Здравствуй, друг, – так серьезно, но не прекращая улыбаться. Но его улыбка радостна и открыта, это не вечно игривая и сумасшедшая улыбка Цицеро, эта – совсем другая. И Тиерсен пожимает его смуглую ладонь, хотя и едва стоит на ногах.