Текст книги "8 дней, 9 ночей (СИ)"

Автор книги: Francis Dark

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 68 страниц)

– Дай пройти! – холодно, почти без дрожи в голосе говорю я.

– Послушай меня!

– Дай пройти, сказала!..

Он схватил меня за плечо и с силой сжал его.

– Да послушай же!!

– Отпусти меня! – говорю я, силясь вырваться.

– Ксю!

– Отпусти! Ты делаешь мне больно!!!

Вадим разжимает пальцы и я, со слезами потирая плечо, отступаю назад.

– Всего этого не должно было случиться! – проговорил он холодно. – Давай обойдемся без дурацких сцен и решим все спокойно!

Меня пробивает нервным смехом отчаяния и ярости! О, господи, я не верю своим ушам!

– Ты что, издеваешься надо мной?! – меня, наконец, прорвало. – Что ты тут собрался решать?! Я просто хочу уйти и больше не видеть тебя никогда! Как?! Как ты мог так поступить со мной?! За что?! Ты ведь просто использовал меня, живя двойной жизнью в свое удовольствие! Ты заранее знал, что у нас нет никакого будущего, и все равно держал меня при себе, привязывая все сильнее!!! Ты обманывал меня все это время! Меня и свою несчастную жену… О, боже… Как удобно, прикрываясь ночными гонками, в свое удовольствие трахать другую!

– Ксю, прекрати! Мало кто знает что-либо о моей личной жизни.

– Ну конечно! – я уже не в силах была остановиться. – Мало – это сколько? Половина клуба?.. Скажи, сколько человек знает о том, что у тебя есть семья и что при этом ты был со мной?! Как ты мог так унизить меня? И кем ты меня выставил?!! Я была честна с тобой, я всю себя тебе отдавала! Я любила тебя при всей нашей дурацкой жизни!!! А ты… Ты просто играл… Ты мерзавец… Ты поступил очень подло… Ты… Ты..

Я выдохлась окончательно и больше не могла здесь находиться! Мне нужен был воздух! И кроме этого – оказаться отсюда где-нибудь подальше, желательно на другом континенте.

– Не вздумай препятствовать мне, – произнесла я тихо и сделала несколько шагов к выходу.

Он отступает в сторону, и я, хрустя разбросанными по полу осколками собственного сердца, покидаю навсегда это проклятое место. В спину мне доносится негромкое:

– Ну что ж, проваливай! Это твой выбор, красотка.

Его язвительный цинизм уже не смог сделать мне больнее. Если он метил в сердце, то явно промахнулся – мишень уже была поражена раньше.

Вытирая слезы, я насколько могла поспешно села в машину, и, с ожесточением пристегнув себя к креслу, взялась за руль. Двигатель взвыл, и машина рванулась с места, унося меня, наконец, отсюда куда-то далеко, в незримую пустоту.

Земля имеет форму шара? Сейчас я не была в этом уверена. Скорее всего, она все-таки плоская, и имеет края… И я достигла края своего мира. Дальше нет ничего, просто бездна, холодная и безжизненная. Осталось лишь ступить последний шаг! Или я уже провалилась туда?..

…«Снежинка» несет меня вперед, подчиняясь моим бессмысленным эмоциям. Зачем это движение, когда сама жизнь уже рухнула, с треском, с позором, с болью и унижением… Зачем я несусь к горизонту из последних сил? Быть может я просто бегу подальше от того, кошмара, который меньше чем за сутки уничтожил меня и все надежды на какое-то жизненное счастье? Или я бегу от себя, от своих мыслей, от этого хаоса, от которого раскалывается голова? Но от этого невозможно убежать! Скорость мысли гораздо быстрее скорости моей маленькой «Снежинки»…

Я лечу по прямой, никуда не сворачивая и с трудом понимая, где я. Кажется трасса М9, и я несусь по направлению в область, сама не зная зачем. Просто там впереди горизонт… Трасса мокрая после недавнего дождя, в воздухе повисла водяная взвесь. Щетки стеклоочистителей справляются с мелкой изморосью, но я все равно очень плохо различаю дорогу – на моих глазах стеклоочистители не установлены. Скорость высоковата для такой дороги – 140 или 160, не знаю. Я не смотрю на приборы. Я просто лечу по трассе, обходя машины, лечу неизвестно куда…

На соседнем сиденье вдруг начал надрываться телефон. Я понятия не имела, где моя гарнитура и, протянув правую руку, взяла мобильник и бросила взгляд на экран. Это был звонок от Вадима…

Я медлила, не зная, что делать. Какого черта ему еще понадобилось?.. Не понимая, что делаю и зачем, я, держа руль левой рукой, прикладываю телефон к уху и отвечаю на звонок.

– Забудь этот номер! Я не желаю тебя слышать…

– А я хочу тоже задать тебе вопрос, – слышится в динамике его холодный, язвительный голос. – Какого хрена нужно было устраивать эту сцену там, в клубе, а? Ответь – нахрена?! У тебя мозгов вообще нет, живешь своими девчачьими эмоциями!

Смысл его слов теряется для меня в каком-то бессвязном наборе звуков. Значит, он решил напоследок преподнести мне букет комплиментов…

В этот момент что-то с силой бьет в переднее правое колесо, и машину ощутимо встряхивает! Руль выскальзывает из моей ладони, и я роняю телефон, хватаясь за управление обеими руками, перекидывая ногу на тормоза… Но уже поздно, слишком поздно!

Кажется, справа разорвало переднюю шину. Я с ужасом понимаю, что потеряла контроль над машиной! Торможение ничего не дает, сцепление всех колес с мокрой дорогой потеряно. Машину начинает разворачивать… В скольжении меня выносит из левого ряда, и какая-та сила продолжает вращательное, неуправляемое движение…

Слыша стук собственного сердца, я поворачиваю голову направо и через окно вижу несущийся на меня с огромной скоростью тяжелый задний бампер припаркованного на обочине грузовика-самосвала!

Последнее, что я успеваю сделать – это закрыться руками и зажмурить глаза…

====== Глава 3 ======

– Возвращайся… – голос гулким эхом затихает в моей голове, звучит все тише и отдаленнее. – Возвращайся… Возвращайся…

И я вернулась, покинув пелену тумана, раскрыв глаза!

Меня ослепил яркий свет, послушался хаотичный шум, состоящий из пиканья каких-то электронных приборов, шелеста ткани, позвякивания металла и чьих-то голосов. А еще через секунду пришла боль! Боль во всем теле! Ломящая, протяжная и невыносимая совершенно. Будто в каждую клеточку воткнуто по игле! Из моей груди вырывался хриплый, сдавленный крик…

– Внимание! Она пришла в себя!..

– Быстро сюда! Да быстрее же!!!

– Держу… Есть.

– Экстренная анестезия!.. И ингалятор сюда! Внимание, на контроль.

– Зондируем?

– Нет… Держите, черт!..

…Пелена опустилась на мои глаза, и я, так и не успевшая ничего разглядеть, вновь провалилась в пустоту и прекратила свое существование.

…Кажется, сознание включилось, но работало оно очень медленно. Я очень плохо осознавала, что со мной произошло и где я могла сейчас находиться. С чувствительностью были проблемы. Я не ощущала полноценно ни рук, ни ног… Хотя нет, похоже, я могла пошевелить пальцами… Да, это правая рука, и пальцы нащупывали какую-то ткань.

Рядом со мной послышался спокойный мужской голос:

– Теперь можете идти, спасибо. В случае осложнений я вызову вас.

Раздались чьи-то шаги, а затем и звук закрывшейся двери. Я медленно открыла глаза и увидела перед собой голубовато-серую стену, повыше – белоснежный потолок. Чуть в стороне на той же стене какая-то дверь с непрозрачным стеклом, шкафчик и еще какая-то мебель… Слева на меня падал дневной свет. Вероятно, там находится окно, но мне не хочется поворачиваться туда, чтобы удостовериться.

Вместо этого я с трудом повернула голову направо. Там, вдалеке, на другой стене, еще одна дверь, за которой, по-видимому, затихли недавние шаги. Выход из помещения, как я поняла… Повернув голову еще немного, я сфокусировала взгляд на человеке в белом халате, сидящем у изголовья моей постели. Недлинные русые волосы, точеный профиль, твердый, внимательный взгляд серых глаз. На вид лет тридцать. Он просматривал какие-то бумаги у себя на коленях.

Ясно, это врач какой-нибудь… А я в больнице… Как я здесь оказалась? Почему почти ничего не чувствую?! И почему мне так на это наплевать? Откуда такая апатия?..

Сознание просыпалось, появлялись вопросы… И воспоминания. Я вспомнила трассу, вспомнила, как потеряла управление, а потом вынос на обочину! А до этого… Но мои мысли внезапно прервались.

– Как вы себя чувствуете? – врач смотрел на меня, оторвавшись от документов.

Я попробовала что-нибудь ответить, но сначала издала лишь какой-то невразумительный хрип. Со второй или третьей попытки я, наконец, услышала свой слабый голос:

– Никак… Я почти ничего не чувствую…

– Это пройдет, – успокоил он меня. – Вы после глубокого наркоза. Нам пришлось ввести вас в медикаментозную кому. Вы перенесли несколько операций. Сейчас ваша жизнь вне опасности.

Соображая очень медленно, я выдавила из себя новую фразу:

– Сколько я уже здесь?..

– Восемь дней, – произносит он и спрашивает. – Вы – Касаткина Ксения Дмитриевна, верно?

«Восемь дней! Ничего себе…»

– Да, верно…

– Можете назвать дату своего рождения?

Я поморщилась. Говорить все-таки трудно и как-то немного больно. Ощущение, как будто простужена сильно.

– Двенадцатое апреля тысяча девятьсот восемьдесят шестого года.

– Хорошо. Вы помните, что произошло?

– Помню… – медленно протянула я. – Была авария…

– Да, – кивает он, – но ваша машина, судя по всему, спасла вам жизнь. Хотя вы были на волоске…

Мое сердце болезненно сжимается. «Снежиночка»…

– Где она? – спросила я.

Он, по-видимому, не ожидал этого вопроса.

– Об этом лучше спросите ваших родных.

– А они где?

– Вы скоро сможете с ними увидеться, Ксения. Сейчас мне необходимо убедиться, что вы стабильны.

Я попыталась вздохнуть поглубже, что у меня не получилось.

– И что же?.. Убедились?..

– Практически.

– Насколько же сильно меня помяло? – спросила я безразлично.

Доктор помедлил немного, будто бы соображая, какой может быть моя реакция на что-нибудь сказанное им по этому вопросу. Зря колеблется – мне все равно.

– Вы хотите говорить об этом сейчас?

Я попробовала вроде бы привычным движением пожать плечами – тоже не получилось. Мое тело упорно отказывалось меня слушаться.

– Просто скажите как есть… – вяло проговорила я. – Что толку тянуть?..

– Ну, допустим. Может сейчас вам и легче сразу узнать, что вас ожидает…, – произносит он в ответ, склоняясь к бумагам. – Ксения, вам и повезло и не повезло в одно и тоже время. Если в общих чертах… У вас сильное сотрясение мозга, общее сотрясение организма… Хм… Есть повреждения внутренних органов. Смещение в поясничном отделе позвоночника, перелом ключицы слева, трещина в бедренной кости, вывих надколенника и перелом голени справа…

«Это что, все про меня?» – подумалось мне. Если это и так, я даже немного поразилась своему спокойствию и безразличию.

– Ладно, – сказала я устало. – Достаточно… Действительно повезло, просто не то слово…

– Это все поправимо, Ксения. Я обещаю – на ноги мы вас поставим. При правильном лечении, которое во многом будет зависеть и от вас, можете потом становиться хоть фигуристкой… У вас крепкий организм, и вы справитесь. Но ваше восстановление займет не один месяц. Вы должны быть готовы к этому.

Я не могла ни пожать плечами, ни махнуть рукой, ни проделать еще какой-нибудь жест, указывающий на то, что все это мне уже неинтересно, и потому я просто тихо лежала, глядя в потолок.

– В чем вам не повезло… – продолжает он медленно и зачем-то кладет свои пальцы мне на запястье, – так это в том, что вы, Ксения, уже, к сожалению, не сможете иметь детей. Боюсь это исправить мы не сможем.

Я медленно повернула к нему голову, но посмотрела будто сквозь него, куда-то вдаль.

– У вас открылось внутреннее кровотечение… Чтобы спасти вас…

– Оставьте меня. Пожалуйста… – проговорила я, вновь отворачиваясь.

Он чуть помедлил, затем, слегка сжав мою руку, поднялся.

– Постарайтесь собраться с силами, – сказал он и ушел.

Когда дверь затворилась за ним, я закрыла глаза.

Поезд моей жизни со своих извилистых, петляющих, но обычно прочных и надежных рельсов, так внезапно, ни с того ни с сего свалился под откос на полном ходу… Разве теперь что-нибудь имеет смысл? Разве имеет хоть какое-то значение то, что со мной теперь происходит? Нет… И как жить дальше, я пока не имею представления.

Говорят, что жизнь – игра. Если так, я проиграла. Проиграла все, что у меня было или могло быть. В этой игре высокие ставки и никаких контрольных точек для сохранения.

Я начала припоминать другие пафосные фразы… Ах, да, ведь надежда умирает последней!.. Так и надежд никаких не осталось. Совсем. Я даже не представляла, что можно ощущать в себе такую опустошенность.

Решив попытаться больше не думать обо всем этом, я почувствовала, что апатия уже отступает и ей на смену наползает тяжелая волна депрессии. Наверное мой шок, задержавшийся больше чем на неделю где-то в отключенном сознании, начал проходить. И я боялась своих мыслей, которые все ускоряли и ускоряли свой бег.

…Сколько прошло времени, я сказать не смогла бы. Может около часа, а может часа три или четыре. Потом пришли родители.

Я ждала этого и не знала, как смотреть им в глаза. И сейчас это беспокоило меня больше всего остального. Они – единственные люди, перед кем я испытывала жесточайшее и грызущее чувство вины.

У мамы были печальные и опухшие от слез глаза. Но сейчас она даже пыталась улыбаться мне. Вероятно, слез у нее за эти восемь суток уже просто не осталось. А отца я никогда не видела таким бледным и осунувшимся.

Они сидели рядом и оба держали меня за здоровую руку, к которой вернулась некоторая подвижность, и я даже смогла сжать пальцы.

– Простите меня… – тихо говорила я уже в который раз. – Я вас так подвела… Простите…

– Ну все, все, – прошептала мама, утирая мои платком мои слезы и с трудом сдерживая свои. – Успокойся, Ксюшенька. Главное – ты жива, и врач говорит, что ты поправишься…

Мое сердце щемило от спазмов, когда я глядела на нее и понимала, что она пережила. Господи, какая же я идиотка!

Я перевела взгляд на отца:

– Прости, пап… Не уберегла я твой подарок… Жалко «Снежиночку»… Она в хлам, да?

– Хватит, дочка, – произнес папа. – Зато твоя «Снежинка» уберегла тебя, не допустив, чтобы тебя собирали по частям для похорон… Хватит, родная, не думай об этом сейчас.

Да, он понимает… Он знает, что я дружила со своей машиной. И как я благодарна ему за то, что он не назвал ее просто железом, которое можно купить за деньги, а подошел к этому совсем иначе! Спасибо…

– Вы что, все время были здесь… Пока меня… не было? – спросила я, немного успокоившись и стараясь унять слезы.

– Конечно, Ксюш… – сказала мама. – То вместе, то по очереди дежурили в больнице, пока они работали с тобой… Ох, Ксюша, Ксюша…

– Кто-нибудь приходил еще? – помолчав немного, сама не зная зачем, спросила я.

– Лена к тебе прорывалась, и ребята из твоей команды институтской, – ответил папа. – И, наверное, половина твоей группы в придачу. Но их не пустили сюда. Потом сможешь их увидеть, когда немного придешь в себя.

– Ясно… – произнесла я и постаралась изобразить улыбку, но выходит криво и неестественно. Улыбаться мне совсем не хочется. – Я попытаюсь… Попытаюсь прийти в себя. Не волнуйтесь… Если врач сказал, значит поправлюсь.

Но сама я нисколько не верила в то, что говорила.

…Когда они ушли, я осталась наедине со своими мыслями. Одиночество всегда пугало меня, и я столкнулась со своим давним страхом лицом к лицу в самой жесткой форме. Но сейчас я поняла, что именно в одиночестве мое спасение. Я боялась кому-нибудь, не дай бог, выдать истинные причины всего произошедшего и моего настоящего душевного состояния… Я никогда и никому не смогу доверить то, что творится во мне. Это должно остаться со мной и только со мной. Навсегда.

Разве что только Всевышний видит все это со своего небесного трона, но и с ним я не хотела бы ничего обсуждать… Разве нужен ему кричащий монолог мой ничтожной души? Если Он решил послать мне такое испытание, проверяя меня на прочность, то я провалила его. И мне все равно!

Движение жизни остановилось, моя скорость, бывшая некогда стремительной, упала и больше никогда не возрастет. Мой личный спидометр замер на отметке «ноль». Теперь я просто существую, подобно цветку в горшке. Придет время, и я тихо завяну, исчезнув окончательного из этого мира. Возможно даже жаль, что это не произошло сразу! Но высшие силы и современная медицина в одностороннем порядке решили, что я буду страдать. Спасибо вам, дорогие! Я начну считать часы.

…Врач сидел на стуле возле моей постели и проверял мой пульс. Вряд ли он пришел для этого, он просто выдерживает паузу. Я безразлично сверлила взглядом противоположную стену, где поставили две небольшие тумбочки и на них – вазы с пышными букетами цветов, один из огромных красных роз, другой – из лилий и чего-то там еще. – Ксения… – услышала я голос доктора, но не отреагировала никак, даже не повернула головы.

– Ксения, сестра, ухаживающая за вами, говорит, что вы отказываетесь есть. Вы думаете, это разумно?

Я не ответила. Мне нечего было на это сказать. Я просто очень хочу, чтобы меня оставили в покое.

– И лекарства вы не принимаете, в то время как именно сейчас это необходимо. Сейчас крайне важно беречь ваш организм. Всего трое суток вы в сознании, но делаете совершенно не то, чего я от вас жду.

Его присутствие начинало уже раздражать. Да мне наплевать, чего вы там от меня ждете! Почему я не могу просто тихо лежать здесь одна?! Почему вечно вы приходите со своими дурацкими лекарствами и пищей! Я не хочу! Мне не нужно это все!

Он настойчиво ждет ответа, слушая мое молчание и, по-видимому, пристально глядя на меня.

Я демонстративно отвернулась к окну, за которым начинался теплый летний вечер и жизнь текла своим чередом. Текла мимо меня. За стеклом мне были видны колеблющиеся зеленые кроны деревьев и синие кусочки неба, просматривающиеся сквозь них.

Я ждала, в надежде, что он, наконец, забьет на меня и уйдет. У него что, других дел недостаточно, кроме как возиться со мной тут? Я вообще в своей жизни с врачами практически не общалась и тем более не слышала, чтобы кто-нибудь из них проявлял такое невероятное участие. Разве что в кино в каком-нибудь!.. Проваливайте поскорее, добрый доктор! Мне ваше сочувствие и участие не нужно!

Боже… Почему нельзя умереть мгновенно?..

– Уходите, – проговорила я, не поворачиваясь.

Он терпеливо вздохнул.

– Я уйду, Ксения. Но лишь тогда, когда мы с вами договоримся.

Вот достал! Будь оно все проклято, я бы ушла сама! Если бы была способна встать с этой чертовой кровати!

– Мы не договоримся, – я постаралась придать своему голосу твердость.

Мое терпение заканчивалось. В груди скапливались злость и отчаяние от моего беспомощного положения и невозможности на что-либо повлиять. Я повернула к нему лицо и со всей возможной холодностью посмотрела в глаза.

– У вас нет что ли других пациентов, которым нужно, чтобы их вылечили? Идите! Вы тратите ваше драгоценное время, которое можете уделить тем, кому это действительно нужно.

Я перевела дух и вновь уткнулась взглядом в потолок. Краем глаза я заметила, что он покачал головой.

– Ксения, я не психолог, я – хирург, – произносит он вкрадчиво. – И насчет времени вы правы. Но я не могу вас бросить. Моя задача – поставить вас на ноги. А для этого вам сейчас необходимо поесть и принять лекарства. У нас с вами впереди очень много работы.

Я утомленно вздохнула.

– У нас с вами нет общего дела! Как вас там?.. Александр… Вам что, мои родители заплатили, чтобы вы со мной тут нянчились? Я сказала – уходите.

Он выглядел до невозможности правильным и культурным человеком, энтузиастом своего дела. И он наверняка холодно сказал бы что-нибудь типа «уберите свои деньги!», если бы ему стали что-то такое предлагать. И я очень надеюсь, что мои слова задели его. Мне не хочется его обижать, но он должен уйти и оставить меня в покое. И потому я буду использовать для этого весь свой скудный арсенал…

– Ваши родители были готовы для вас на очень многое, но для вас и так уже было сделано все, что только возможно, – с досадой произносит он. – Теперь все зависит от вас самой. Вы что же, отказываетесь от лечения?

Наконец-то понял!

– Да, отказываюсь, – тихо говорю я и, поворачиваясь к нему, язвительно добавляю: – Или что, насильно еду и таблетки запихивать будете?

Его губы сжимаются в тонкую, неровную линию.

– Нет, Ксения. Все, что возможно, вам и так вводят через капельницу. Но я буду вынужден объяснить вашим родителям, что вы вытворяете здесь в их отсутствие. И поверьте, я смогу описать им все достаточно точно и проникновенно. Поэтому прошу вас – возьмите себя в руки и позвольте вам помочь.

Дьявол… Я закрываю глаза, но слезы уже настойчивым потоком потекли по щекам. Меня словно сжимает в комок от собственного бессилия и злобы на себя, на него и на весь мир! Мамин несчастный, полный отчаяния взгляд возникает в моем воображении…

Я снова проиграла, быстро и сокрушительно… Ощущение будто бросилась на колонну танков с одним пистолетом в руке. И без патронов.

Несколько минут я не могу произнести ни слова, находясь во власти тихих судорожных рыданий. Я начинаю ненавидеть себя за свою слабость…

– Не делайте этого… – шепчу я, приоткрыв глаза и повернувшись к нему.

Слезы противно скатываются по шее на плечо…

– Сначала вы дадите обещание, Ксения, – говорит он.

– Все, что скажете… – в моем слабом и жалком голосе мольба и покорность, от которых меня разрывает на куски. – Только не говорите им ничего…

– Просто обещайте мне, что не будете больше отказываться от еды и все лекарства станете принимать по расписанию.

– Я обещаю…

Он внимательно смотрит меня, и мне приходится добавить:

– Я буду принимать пищу и лекарства. Обещаю…

И он, наконец, улыбается усталой улыбкой.

– Простите меня за мои высказывания… – тихо бормочу я, опуская глаза. – Я не хотела вас обидеть… Извините.

– Ксения, и не с таким поведением иногда приходится сталкиваться, так что ничего страшного, – говорит он. – Просто не позволяйте отчаянию захватить вас. Вы сильнее, чем вам кажется.

Сжав на прощание мое запястье, он уходит. Я снова остаюсь одна, подавленная и растерянная. Но в чем-то мне все же стало легче…

…Прошло несколько дней после того, как я, заключив сделку со своим лечащим врачом и, отчасти, со своей совестью, стала следовать указаниям по питанию и лечению. Я, вероятно, несколько окрепла телом, но не духом. Я очень плохо спала, особенно по ночам, и постоянно просыпалась, иногда в слезах, сама не понимая временами, с чего случался очередной приступ горьких, давящих эмоций. Мне казалось, что в этой комнате, прикованная к постели, почти без возможности пошевелиться, я медленно начинаю сходить с ума… Это не жизнь. Это существование… Существование без движения. Все мое естество инстинктивно протестует против этого, порываясь двигаться, бежать хоть куда-нибудь! Эта остановка слишком затянулась… Но я не могу удовлетворить свою потребность в движении, чувствуя себя кораблем, выброшенным на берег бурей. И разбитым о скалы в придачу. Это невыносимо! Наверное, именно это чувство мучит меня, даже когда я этого не осознаю… Я не могу сбежать никуда, тем более – убежать от самой себя. …В один из дней, сразу за визитом родителей, появилась Ленка в сопровождении Мишки и Тёмы. Их, наконец, пропустили ко мне. Тот день был немного красочнее остальных. Они притащили мой рабочий планшет, электронную книгу, ноутбук и беспроводной модем. И новую, большущую партию цветов в огромных букетах. – Ну вот, вроде ловит нормально, – говорит Мишка, налаживая модем на ноуте. – Сможешь быть на связи! А на планшете уже есть рабочий инет. – Все, что есть по проекту мы тебе тоже принесли, – добавляет Ленка. – Мрачно ты выглядишь, Ксюнь… Надеюсь, это поможет тебе отвлечься! – Да, конечно, – я строю подобие улыбки. – Одной рукой, правда не очень удобно что-то делать… Ну, попробую привыкнуть. Спасибо вам! – Конечно, ты справишься! – Ленка сжимает мою руку. – С Интернетом сможешь заниматься дистанционно. Куратор сказал, что все это можно организовать без проблем! – Держись, Ксюх! Все это пройдет! Мы всегда рядом, если нужно, – говорит Артем. – Конечно… Спасибо вам, дорогие... Мы еще долго разговаривали на отвлеченные темы. Ребята не касались в разговоре ни аварии, ни каких-либо деталей моего настроения, и я была им за это безмерно благодарна. У них даже пару раз почти получилось заставить меня улыбнуться! Все это закончилось, когда в итоге пришла рыжеволосая девушка в белом халате – молоденькая медсестра по имени Марина, которая постоянно контролировала мое состояние. Она решительно попросила ребят уйти. Когда они ретировались, расцеловав меня в обе щеки на прощание, Марина подходит к моей кровати и с неодобрением оглядывает кучу электроники, оставленной на тумбочке и стуле рядом со мной. – Вот что, Ксюш, – говорит она строго. – Давай-ка все это уберем подальше.

Я и так, верная своему обещанию, послушно выполняла все указания для эффективного лечения, но сейчас я была готова негодовать.

– Марина, пожалуйста… – начала была я, но она прерывает меня. – Тихо! Я скажу доктору, что ты просишь ноутбук, чтобы не было скучно и чтобы ты могла чем-нибудь заниматься. Если он скажет, что сейчас нельзя, то будешь пользоваться потихоньку, когда его не будет. Договорились? Я благодарно киваю. Улыбку я никак не могу из себя выдавить, но мои глаза, наверное, смотрят достаточно тепло, чтобы это было заметно… – Спасибо, Марин… – говорю я, пока она убирает всю технику в тумбочку, оставляя мне планшетник. – Не за что. Это тебе вряд ли повредит. Я найду завтра вечером обеденную подставку – будет удобнее. – У тебя смена заканчивается? – спрашиваю я. – Да. Так что до завтра, Ксюш. Отдыхай. – Погоди! – останавливаю я ее. – Вон там, в кресле, пакет... Возьми с собой, ладно? Там фрукты опять притащили. – Нет, Ксюш, спасибо! – отвечает она и смеется, прищурившись. – Что еще за подкупы, а? Может планируешь уговорить меня тайно установить здесь домашний кинотеатр? Этого я скрыть уже не смогу! Все, вот и первая улыбка за столько дней… Ей удалось, мне даже не верится. А я еще в тайне ненавидела ее в самом начале, когда она пыталась кормить меня! Какая же я дурочка… – Да нет же! Ну возьми, пожалуйста! Мне все равно столько никогда не съесть! – и я киваю на полную фруктов вазочку, стоящую справа от меня на тумбочке. – И букеты эти тоже! Поставьте где-нибудь у себя… Тут их уже реально ставить некуда, посмотри сама! – Ладно, Ксюша, ладно! А сейчас отдыхай, хорошо?.. – Хорошо. Когда она ушла я, стала с трудом осваиваться с планшетом. Одной рукой, конечно, пользоваться им было очень неудобно. Я сгибала в колене здоровую ногу и, прислонив машинку к бедру, водила пальцами по экрану. Получив доступ в сеть, я немного почитала новости, проверила почту. А затем, с некоторым колебанием, я «заморозила» свою страничку в социальной сети. Мне хотелось отдалиться от всех, кто мог задавать тяжелые вопросы. А некоторых людей я должна была попросту вычеркнуть из жизни и, по возможности, вообще забыть, что была с ними знакома… Я выключила планшет, усилием воли не позволяя своим воспоминаниям и эмоциям завладеть мной. И, как ни странно, это удалось! Не знаю, надолго ли, но все же… Наверное просто сегодняшний день был самым приятным с начала моей, так называемой, новой жизни…

…Лето давно закончилось, и осень уже твердо вступила в свои права. В сентябре еще было много теплых и солнечных дней, но сейчас уже наступил октябрь, дождливый, холодный и промозглый. За окном пасмурный день, жалкие остатки листьев, уже даже не желтых, а почерневших, облетают с оставшихся почти голыми ветвей деревьев, межу которых гуляет беспокойный и, наверное, холодный ветер. По стеклу бегут прозрачные струйки воды – дождь идет уже второй или третий день практически без перерыва… Да, время шло. Но его движения я как-то не замечала. От тяжелых мыслей я спасалась работой и занятиями. Не могу сказать, что я делала что-то с прежним энтузиазмом. Просто я нашла это единственной возможностью не сходить с ума. Я общалась с ребятами по «скайпу», а свое отсутствие в социальной сети объяснила тем, что набирать текст сложнее, чем говорить в микрофон, и что я также хотела бы избавиться от лишнего внимания. Они не возражали, и мы, хоть и не так эффективно и синхронно как раньше, но все-таки трудились над нашим общим делом… Так проходил день за днем, и этому, казалось, не будет конца. В общем-то я уже привыкла к этому месту. С моим врачом у нас установились нормальные отношения, после того как я стала послушно выполнять все его распоряжения. С медсестрой Мариной мы даже подружились. Она хорошая и добрая девушка. Мне было приятно поговорить с ней временами просто так, ни о чем, чтобы скоротать время. И это тоже очень помогало. Я, разумеется, ничего не поведала ей из своей личной жизни и из того, что меня гложет изнутри. Но не могло быть не понятно, что я убиваюсь не из-за аварии и не из-за своего физического состояния. Боюсь, что это было слишком явно. Но все тактично об этом молчали, за что я была благодарна. Больше всего неловкости я испытывала перед родителями, но они были и оставались для меня самыми близкими людьми на свете, и это компенсировало неловкость и горькое чувство вины… – Ксения! – говорит Александр. – Не отвлекайтесь! Я отворачиваюсь от окна. – Извините… В моей палате находится мой лечащий врач и Марина. Он привычно сидит возле постели, на стуле, а она посреди помещения возится с опорой для ходьбы, регулируя ее под мой рост. – Вытяните руку, пожалуйста. Я вытягиваю левую руку перед собой. До конца она до сих пор не хочется разгибаться, оставаясь чуть согнутой в локте. – Больше не могу… – Хорошо, уже лучше. А теперь медленно и аккуратно поднимайте вверх и отводите в сторону… Так… Так, не торопитесь! Выше не можете? – Нет… – говорю я, замерев. – Болит… – Опускайте медленно. Он ощупывает мою ключицу, плечо и всю руку до кисти и, повернувшись к Марине, произносит: – Не забудьте записать на массаж, обязательно! – Хорошо, Александр Николаевич, – кивает Марина. Он вновь поворачивается ко мне: – Все срослось отлично, Ксения. Это и рентген подтверждает. Но мышцы нужно разрабатывать. Массаж и лечебная физкультура по индивидуальной программе, ясно? – Да, хорошо… – отвечаю я. – Спина не болит? – Нет… – Угу… Теперь c ногой… Присядьте осторожно. Я приподнимаюсь, сев на кровати, уставившись на свои вытянутые ноги. Голова немножко покруживается от слабости. – Осторожно сгибайте ногу... Я подчиняюсь и начинаю медленно сгибать в колене непослушную, будто затекшую правую ногу. Я уже несколько дней выполняю это упражнение, но согнуть до конца все никак не удается. – Вот… – говорю я, взглянув на доктора. – Больше пока не получается. – Отлично, Ксения, вы молодец! – он улыбается мне и принимается ощупывать ногу. – Скажете, если где-то станет больно. Но боли в ноге я не испытываю. – Хорошо. Марина, давайте сюда опору… А вы, Ксения, садитесь на край койки. Вот так, не торопитесь… Опускайте ноги. Они вдвоем помогают мне усесться на краю кровати, и передо мной появилась четырехногая опора из хромированных трубок с прорезиненными накладками там, где ее необходимо держать руками. – Спускайте ноги на пол. Только все очень и очень медленно, – говорит врач. – Подождите… Голова кружится… – Хорошо, посидите немного. Только не сутультесь, вот так… Через некоторое время, когда головокружение немного улеглось, я, наконец коснулась пальцами ног покрытого линолеумом пола. Ох! Странное, забытое ощущение! Мне помогли выпрямиться и встать. Я инстинктивно перенесла вес на левую ногу, и она немедленно запротестовала дрожью и слабостью. – Держитесь вот здесь, – проговорил врач. – Мы вас поддержим. Попытайтесь распределить вес на обе ноги и сделайте шаг вперед. Они поддержали меня по бокам, и я выполнила, что было сказано. Ноющая, тягучая боль расползалась по правой ноге, когда я перенесла на нее часть своего веса! – О-ой… Больно! Ох… – я едва держалась, потому что в руках тоже была ощутимая слабость. – Ксения, потерпите, – сказал мне врач. – Это мышцы, не бойтесь! Они оживают, они просто отвыкли от нагрузки. Ваши кости целы! Уже ничего не сломается. Смелее! Стиснув зубы и зажмурившись, со слабым стоном от новой волны боли, я сделала шаг вперед, ощущая себя тряпичной куклой. Но я шагнула! Получилось… Невероятно, но я, похоже, забыла, как ходить! – Ну вот, – услышала я голос Александра. – Вот и первый шаг есть! – Она улыбнулась… – тихо сказала Марина. – Неправда! – выдохнула я, приоткрыв глаза. – А вот и правда! – не унималась она. Они помогли мне переставить опору, и я сделала еще шаг, затем еще и еще, превозмогая боль. Но на середине пути от кровати к двери я почувствовала, что силы начали меня оставлять. Дав мне отдышаться, Александр и Марина сопроводили меня потихоньку до кровати, и я, обессиленная, снова уселась на ее край. – Поздравляю вас! – сказал врач. – Если продолжать правильное лечение, вскоре будете бегать. – Надеюсь, что так… – пробормотала я в ответ. – Что-что?.. – В смысле, я уверена, что так и будет! – я поспешила придать своему голосу бодрость. – Вот это уже другое дело! – отозвался он. – Ну, до встречи. Набирайтесь сил и продолжайте. Он ушел, и мы с Мариной остались вдвоем. Я укоризненно поглядела на нее, а она сделала вид, что не заметила этого, сосредоточенно изучая содержимое таблетницы, которую она извлекла из кармана халата. – Ну что плохого в улыбке?! – в конце концов, вдруг заявила она, забавно поднимая брови и пожимая плечами. Я покачала головой и поспешно отвернулась. – Вот! – немедленно прокомментировала она. – Вот видишь! Снова! – Да прекрати же ты! – проговорила я, прикладывая ладонь к губам. – Мне совсем не смешно… – Да я вижу. В смысле, не вижу! – поддразнила она. – И даже не смотрю! Закройся получше!.. Она просто невыносима! Пока я решала, чем в нее лучше запустить – словами или подушкой, она произнесла: – Ладно, давай ты немного передохнешь, поешь, и я помогу тебе принять душ. Хочешь в душ? Я сразу позабыла обо всем и повернулась к ней: – А можно?! Уже сегодня?! Мне не верилось! Господи, столько времени это было лишь далекой мечтой! Отдельный санузел с душевой кабинкой все время был в двух шагах, за той самой дверью с непрозрачным, тонированным стеклом, но я, конечно, не в состоянии была его посетить… – Да, можно. Если не будешь дуться! – Не буду! – Вот и отлично. …Когда посвежевшая и словно заново родившаяся, я выбралась из душа, то впервые за долгое время почувствовала в себе хоть какие-то силы. Даже ноющая нога не смогла испортить впечатления, когда я, перекинув правую руку через Маринины плечи, брела до постели. Правильнее даже было бы сказать, что это Марина тащила меня на себе. В последующую за этим ночь я засыпала без каких-либо мыслей и спала на редкость спокойно, что тоже было впервые уже за очень долгое время.