Текст книги "8 дней, 9 ночей (СИ)"

Автор книги: Francis Dark

сообщить о нарушении

Текущая страница: 61 (всего у книги 68 страниц)

Настя встретила меня в холле. Будто чувствовала, что я подъеду быстрее, чем можно было ожидать. Окинув меня быстрым, но внимательным взглядом, она немедленно заявила, покачав головой:

– Все-таки гнала! Ну что с тобой поделаешь?.. Ладно, идем.

– Прости, – проговорила я снимая на ходу пальто. – Насть, очень трудно мне не волноваться и не переживать! Ну не злись на меня, пожалуйста.

– Все, все, – успокоительно произнесла она, погладив мое плечо и принимая из моих рук сумочку, чтобы мне было удобнее раздеться. – Я не злюсь, но все-таки постарайся не нервничать.

Я покивала, и мы зашли в кабину лифта. Настя нажала кнопку «3», и двери мягко закрылись. Сама она, как я успела заметить, где-то уже оставила вещи и верхнюю одежду. У Александра, как у заведующего хирургическим отделением, был свой кабинет и, надо полагать, именно туда мы сейчас и направлялись.

– Тут еще приехали два человека, – сказала Настя, когда мы с ней уже шли по коридору третьего этажа. – Как я поняла, это друзья твоего папы. Наверное, ты с ними знакома. Александр Николаевич попросил их также остаться.

Я с некоторым опозданием сумела переварить эту информацию, но каких-либо вопросов задать уже не успела – мы подошли к двери кабинета, и Настя открыла ее передо мной, пропуская меня вперед.

В не слишком большом, но достаточно просторном и хорошо освещенном помещении я увидела двоих мужчин, поднявшихся с кресел при моем появлении. Одним из них был Михаил Алексеевич, папин старый друг, с которым они вместе летали еще в ВВС. Я хорошо его знала, потому как в доме родителей он был частым гостем. Собственно, и виделись мы с ним не так давно – на похоронах…

Ну а во втором человеке я не без удивления узнала капитана Шепарда. Вот не думала, что он уже в курсе обо всем!

Александра Николаевича в кабинете не было.

Я сделала несколько шагов вперед, и Михаил Алексеевич, поздоровавшись со мной, произнес:

– Я сообщил обо всем случившемся мистеру Шепарду. Он прилетел сегодня днем.

– Здравствуйте, Ксения, – медленно и с заметным трудом произнес тот по-русски. – Это ужасная трагедия. Примите мои соболезнования… Надеюсь, смогу помочь вам в этой нелегкой ситуации.

Он обнял меня, и я отозвалась по-английски:

– Здравствуйте, мистер Шепард. Я благодарна вам, спасибо… Мне приятно знать, что у папы есть такие друзья.

– Мы сделаем все, что только возможно, – вежливо ответил он, предлагая мне присесть в ближайшее кресло.

Но я сперва повернулась к Насте, наблюдавшей за всей этой нехитрой церемонией. Она кивнула, сделала несколько шагов от дверей и произнесла:

– Александр Николаевич скоро придет. Подождем немного.

Тогда я послушно опустилась в кресло и постаралась унять свое учащенное сердцебиение, сделав несколько глубоких вдохов. Все остальные тоже расселись неподалеку от стола, и почти сразу повисло тягостное молчание. Но спустя минуту его оборвал Шепард, обратившись ко мне со словами:

– Анастасия сказала, что вы сегодня работали в составе группы расследователей на аэродроме.

– Да, это так, – я утвердительно покивала, не поднимая при этом взгляда.

Михаил Алексеевич подался немного вперед в своем кресле.

– Что-нибудь удалось выяснить? – спросил он.

Тогда я подняла глаза, оглядела присутствующих и коротко, без лишних подробностей, но упомянув наиболее важные детали, рассказала о том, что мы сегодня нашли и о выводе, который сложился в результате этого расследования.

Молчание все-таки повисло в помещении, когда я закончила. Лишь Михаил Алексеевич, приложив широкую ладонь ко лбу, процедил сквозь зубы негромко:

– Да что же за экипаж такой?.. – с этими словами он поднялся и подошел к окну, быть может ради того, чтобы не выказывать кипевшего раздражения.

Я почувствовала, как Настя придвинулась ко мне поближе и положила ладонь на мое плечо. В ответ я подняла руку и сжала ее пальцы. Очень сейчас хотелось кричать, ругаться нецензурными словами и разгромить что-нибудь.

Да, меня тоже переполняла злость. Но она сильно приглушалась более важной проблемой сейчас. И потому, когда дверь кабинета отворилась, я вздрогнула, едва не подскочила на месте, увидев на пороге Александра.

Он прошел в кабинет и направился к своему столу, как мне показалось, немного устало. Впрочем, и выглядел он очень утомленным.

Но несмотря на это, он все же приветливо улыбнулся мне и произнес:

– Добрый вечер, Ксения. Вот и вы наконец здесь.

– Здравствуйте, Александр Николаевич.

Он опустился в свое кресло, отложил в сторону какие-то бумаги, которые принес с собой и сказал, оглядев всех нас:

– Ну что же, нужно озвучить ситуацию для всех, – Александр перевел взгляд на меня, – и для вас, Ксения, особенно. Потому что решение принимать нужно именно вам.

Я беспокойно выпрямилась и подалась вперед, стараясь не дать воли разрастающейся во мне волне паники.

Александр заметил это и, предупреждая вопрос, успокоительно поднял ладонь:

– Не волнуйтесь, я сейчас объясню. С Анастасией мы сегодня уже немного успели обсудить вопрос… Суть его в следующем. Лучшие специалисты нашего отделения работают с вашим отцом, Ксения, стараясь устранить как можно больше повреждений. Я не давал вам гарантий, ровно как и просил не терять надежды. Прошу вас понять – случай очень непростой.

Нервно сглотнув, я торопливо покивала, с отчаянием понимая, что на глаза потихоньку наворачиваются слезы. Впрочем, на это я сейчас не обратила внимания. Совсем. Я ждала, что же он собирался мне сказать и какое решение от меня в конце концов зависит!

– Как вам известно, позвоночник сильно поврежден в грудном и поясничном отделах, – продолжал Александр. – Сегодня как раз провели одну из подготовительных операций. Это можно починить, однако… – он немного помедлил, и я вся напряглась. – При такой степени разрушений возможна полная потеря чувствительности. Вы понимаете, что это означает?

Я с трудом заставила себя кивнуть. Дрожь прошла по всем телу, и я почувствовала, как Настя сильнее сжала мое плечо.

– Уже сейчас рецепторы ниже поясницы не реагируют на внешние раздражители. Пока не берусь утверждать с точностью, но отказ нижних конечностей очень вероятен.

Запустив пальцы в волосы и поморщившись от внезапной боли в висках, я прикрыла на несколько мгновений глаза. Сердце совсем куда-то упало, я с трудом сделала вдох, набираясь сил, чтобы задать наконец вопрос.

Меня опередил Михаил Алексеевич, так и продолжавший стоять в стороне, возле окна:

– Какие варианты по разрешению ситуации? – коротко, как-то совсем по-военному спросил он.

– Как я уже сказал, мы делаем все возможное, чтобы устранить максимум повреждений, – произнес Александр. – Однако, далеко не каждый спинальный хирург даст хоть какие-то точные прогнозы в подобном случае. Я буду и дальше заниматься вашим отцом, Ксения, до любых, хоть сколько-нибудь положительных результатов, – добавил он, и я подняла на него глаза. – Но, возможно, есть вариант лучше.

Как я ни старалась произнести что-нибудь в ответ, но получился лишь вопросительный взгляд, наполненный отчаянием. И тогда Александр продолжил:

– Я консультировался с давним коллегой. Мы вместе учились в свое время. Замечательный, талантливый хирург. У него за последние полтора года было три подобных по тяжести случая. В каждом из них результат превзошел ожидания. Это блестящий опыт, а в таком деле, как вы понимаете, он критически важен!

– Вы предлагаете попробовать обратиться к нему? – спросил Михаил Алексеевич.

– Да. Оценивая риски, я могу сказать, что тот врач даст вам больше гарантий, нежели я или кто-то из моих коллег.

Шепард, который до этого молча слушал весь разговор, поднялся и прошелся по кабинету. Видимо, его знания языка вполне хватило для того, чтобы понять всю суть проблемы, и он произнес, все так же медленно и старательно выговаривая слова:

– Что же тогда мешает сделать это? Нужно лишь согласие от Ксении?

Отрицательно покачав головой, Александр ответил:

– Не совсем. Сложность в том, что упомянутый коллега давно работает в Университетской клинике Франкфурта-на-Майне.

Снова воцарилось молчание, и тогда я, собравшись наконец с силами, решительно поднялась со словами:

– Я доверяю вашему профессиональному мнению, Александр Николаевич. Если вы считаете, что следует сделать именно так, значит так и сделаем! Что для этого требуется?

– Определенные трудности здесь, разумеется, есть, – проговорил Александр, поглядев на меня. – Тянуть время не стоит, и потому в ближайшее время необходим транспорт. Помимо этого не обойтись без медицинского оборудования и сопровождающего персонала.

Я с готовностью покивала и ответила, уже начиная проявлять нетерпение:

– Конечно, я понимаю. И мне неважно, сколько все это будет стоить. Я готова продать квартиру и автомобиль, если потребуется. Вы только скажите, что и в какие сроки нужно организовать!

Как-то так вдруг получилось, что моя внезапная вспышка бурной энергии была мягко притушена, нежным движением Настиных рук, которыми она очень мягко, но настойчиво усадила меня обратно в кресло, а сама при этом поднялась на ноги.

– Мы говорили с вами об этом, Александр, – произнесла она, выступая вперед. – Персонал можно подобрать хоть сейчас. Я лишь попросила бы предоставить перечень необходимого оборудования.

Александр кивнул, а я беспокойно зашевелилась на своем месте, намереваясь все-таки выяснить, о чем и как они уже успели тут с ней договориться. Но Настя все также мягко, положила мне ладонь на плечо, другой рукой сделав мне знак успокоиться и притихнуть. Этого ее жеста скорее всего никто, кроме меня, даже и не заметил или просто не обратил внимания. Но у меня в этот момент включился будто бы инстинкт, потому что истинная решительность и твердость этого легкого движения ее руки были мне очень хорошо знакомы.

– По воздуху перевозить можно? – спросил Михаил Алексеевич, тоже подходя поближе.

– Насколько я поняла, да, – произнесла Настя и снова посмотрела на Александра.

Тот кивнул и отозвался:

– Да, разумеется. При соблюдении всех правил перевозки, это возможно.

– Хорошо, – сказала Настя. – Я сегодня же займусь поиском и арендой подходящего самолета.

– Постойте, – решительно произнес Михаил Алексеевич. – Не тратьте на это свое время. Самолет будет завтра. При необходимости даже сегодня ночью.

– На подготовку к перевозке тоже потребуется некоторое время, – сказал Александр Николаевич. – Начать можно будет не раньше завтрашнего вечера.

Настя поглядела на Михаила Алексеевича. Тот кивнул и, обратившись к капитану Шепарду, сказал:

– А как у вас со временем, мистер Шепард? Есть в запасе пара дней?

– Если потребуется, то будет и больше, – ответил тот с готовностью.

– Вот и славно, – Михаил Алексеевич склонился ко мне и взял мою руку. – Не волнуйся, Ксюша. Мы сами отвезем папу. Все будет в порядке.

Я вообще уже плохо соображала и с трудом понимала, что происходит вокруг меня. Меня сюда позвали лишь ради подписи на каких-то бумагах?.. Ну как так-то?! Я больше не способна принимать самостоятельные решения? По крайней мере, как мне показалось, Настя все уже сделала за меня сама. Даже знала обо всем заранее, просто говорить раньше времени не стала.

Сначала меня это немного уязвило, но все же чуточку подумав, я поняла, что если Настя и отстранила меня от сколько-нибудь значимого и активного участия во всех этих движениях, то наверняка лишь ради моего же блага. Я буквально каждую минуту находилась на грани нервного срыва, и в таком состоянии попросту могла оказаться бесполезной.

Так ли все это было на самом деле, или же я просто старалась как-то себя этим немного успокоить – не знаю. Сейчас я ни в чем не была уверена.

Спустя четверть часа, когда вроде бы были оговорены все возможные детали, я уже находилась в странном, туманном состоянии, хотя при этом даже слышала все разговоры и осознавала, о чем идет речь. В конце концов мне предоставили какие-то документы, которые я подписала на автоматизме, после чего мы сперва распрощались с Александром, а затем, уже внизу, в холле, и с папиными друзьями.

Настя помогла мне одеться, сама накинула свою шубку, и мы вместе с ней вышли на улицу. Стало ощутимо холоднее, и в свете фонарей снова закружились пушистые снежинки. Лишь здесь, в этом морозном полумраке небольшого парка на территории больницы я немного пришла в себя.

Мы двигались в сторону автомобильной стоянки, и я в какой-то момент замедлила шаги, заметив, что Настя будто бы внимательно наблюдает за мной. Я повернула голову и посмотрела ей в глаза.

– Насть… – проговорила я рассеянно. – Что происходит?.. Я плохо понимаю, что делаю… Что мы делаем…

Она нежно взяла меня за руку и приблизилась совсем вплотную.

– Успокойся, Ксюша. Пока все складывается лучше, чем можно было бы ожидать.

– Не знаю… – пробормотала я в ответ и невольно опустила глаза. – Мне хочется верить, что так оно и есть. Но мне тревожно, и я не могу…

– Не теряй этой веры, – произнесла она, привлекая меня к себе и обнимая. – Мне знакомо это чувство, Ксения. Ты ведь знаешь, что я осталась одна в свое время.

Я снова посмотрела на нее и обнаружила, что ее уверенный взгляд слегка погрустнел и будто бы потух. Она даже на пару мгновений спрятала глаза.

– Перестать верить, это значит заранее, почти гарантированно отказаться от благополучного результата… – Настя печально улыбнулась мне и сжала мою руку. – А в случае неудачи становится совсем невыносимо, потому что начинают одолевать различные нездоровые мысли. Что ты все знала заранее, что ты могла все исправить… – она помедлила и поспешила вновь мне улыбнуться. – Поэтому верь, Ксения. И береги это в себе. Жизнь очень непредсказуемая и коварная штука. Ну а если ты во что-то веришь, то это останется с тобой независимо ни от чего.

Взглянув на нее с благодарностью, я сжала в ответ ее руку и проговорила тихо:

– Мне очень страшно, Насть. Все это… Оно будто в один миг. Жизнь вокруг просто сошла с ума!.. Я пытаюсь справиться с этим, но пока ничего не получается…

– Ты должна пытаться и дальше, – сказала она твердо. – Сейчас непростой период, но ты должна держаться. Я сделаю все, чтобы тебя поддержать. Но для этого ты и сама должна хотеть этого, понимаешь?

Я согласно покивала и укуталась в воротник, отворачиваясь при этом в сторону. Слезы! Проклятые слезы! Их невозможно сдерживать! Ну как можно держаться, когда ты такая жалкая и слабая?!

– Успокойся, Ксюша, – Настя снова обняла меня. – И не отворачивайся. Нет стыда в этих слезах, как нет стыда и в том, чтобы принять помощь в трудную минуту.

Но я лишь сильнее расплакалась, потому что сдерживаться уже совсем не могла. Немного задыхаясь от проявившихся нервных спазмов в груди, я проговорила, запинаясь:

– Да в том-то и дело, что сама я, похоже, ни на что не способна!.. Насть, у меня такое чувство, будто все происходит само собой! Будто моими проблемами занимаются все, кроме меня! И мне не по себе от этого ощущения!

– Глупости все это! – немедленно заявила она. – Сейчас ты уже совсем не дело говоришь… Ксюш, я понимаю, это очень тяжело! Но не смей себя ни в чем винить!

Настя приобняла меня и сделала несколько шагов, решительно продолжив наше движение в сторону парковки.

– Мы, кажется, уже обсуждали с тобой это, – произнесла она, укрывая меня от сильного порыва ветра со снегом. – Потому я и говорю – хватит!

Я не ответила, лишь кивнула, стараясь, находясь в ее объятиях, кое-как вытереть слезы, которые по ощущениям уже даже начинали замерзать.

– Сейчас ты немного успокоишься и поедешь домой, – сказала Настя, подведя меня к моей машине. – Слышишь? Я жду ответа, Ксения, – добавила она уже с ноткой недовольства в голосе.

– Да, Насть, я поеду домой… – отозвалась я, отыскивая ключи в кармане.

– Приедешь, примешь горячий душ и немедленно ляжешь спать, – продолжала она, строго глядя мне в глаза. – Это ты тоже поняла?

– Да…

Я качнула головой и даже чуть улыбнулась. Этот Настин нерезкий, но наставительный тон, который так удивительно подходил ей, невероятным образом придал мне капельку уверенности и сил в состоянии почти полного отчаяния и безнадежности.

– Поезжай осторожно, моя милая, – сказала она, заканчивая все свои распоряжения нежным поцелуем.

– Хорошо, – ответила я, открывая дверцу и садясь в машину. – Обещаю.

– Я приеду часа через два, – сказала она. – Нужно успеть кое-что подготовить. Завтра у нас будет непростой день. Ты ведь договоришься на работе?

– Конечно…

– Вот и хорошо. Поезжай, Ксюша. Я постараюсь не задерживаться.

Она закрыла дверцу и быстро направилась к своему автомобилю, а я запустила двигатель, включила отопление и сделала глубокий вдох. Больно. Дышать тяжело, и все внутри будто дрожит мелкой, неприятной дрожью. Настя права – нужно взять себя в руки и постараться успокоиться.

И верить. Верить, что все получится…

Следующий день получился не то чтобы непростым – он получился сумбурным и полным лихорадочного беспокойства. По крайней мере для меня. Я чувствовала себя утомленной, потому как подниматься нужно было рано, а я почти не смогла выспаться. Прошлым вечером я приехала домой и честно, как и обещала Насте, отправилась в постель, перед этим разве что позвонив Роме и рассказав о ситуации. Он заверил меня, что с отчетом справится и сам, пожелал удачи и попросил держать его в курсе. Но уснуть так и не удалось. Не позволяли мысли, непрерывным, гудящим роем носившиеся в моей голове. Успокоиться не удавалось. Сейчас это было, или казалось, просто невыполнимой задачей! Особенно в одиночестве, в пустой квартире. Так я и дождалась Настю, которая вернулась часам к одиннадцати. Она с удовлетворением отметила, что я в постели, но все-таки выразила недовольство тем, что я все еще не сплю. Впрочем, с ее приходом все как-то стало легче. Когда я наконец смогла прижаться к ней, обнять ее под теплым одеялом и положить голову ей на плечо, все сразу стало значительно спокойнее. И мысли, и тревожно стучащее сердце. Мои воспаленные глаза закрылись как-то сами собой. Ну а с самого утра началась вся непрерывная и, как мне казалось, хаотичная деятельность. Но хаос этот был разве что в моем частично затуманенном рассудке. На деле же все происходило быстро, слаженно и логично. Настя заказала для нас такси, которое полдня возило нас с ней по всему городу. Первым делом мы отправились в больницу, справиться о том, как проходит подготовка к перевозке папы. Оттуда мы с Настей поехали заключать какой-то контракт на аренду медицинского оборудования, который не удалось подготовить вчера, и договариваться насчет транспорта в аэропорт. Причем аэропорт, из которого предстояло вылетать, нам заранее был неизвестен. Лишь к полудню позвонил Михаил Алексеевич и сообщил, что самолет будет доставлен к пяти часам вечера в Шереметьево на терминал «D».

Ориентируясь на это, мы с Настей нашли и забронировали себе места на один из регулярных рейсов «Аэрофлота» до Франкфурта, вылетающий сегодня же вечером. Небольшой самолет бизнес-класса, в салоне которого должны были установить медицинское оборудование и расположить сопровождающую группу, нас на борт принять уже не мог.

Покончив с билетами, мы снова отправились в больницу – встречать медицинский персонал, который должен был лететь с папой, а также и для того, чтобы Александр Николаевич в последний раз проверил перечень арендованного оборудования. Карета скорой помощи, предназначенная для перевозки, должна была прибыть сюда же через пару часов.

В итоге мы с Настей основательно вымотались к вечеру. Впрочем, по ней это особо не было заметно – она оставалась спокойной и в точности следовала плану. А вот мои нервы потихоньку начинали уже сдавать из-за всей этой суеты, и я всеми силами старалась держать себя в руках, чтобы хотя бы не стать при всем этом лишней проблемой.

…Мы стояли на первом этаже в отдельном секторе терминала «D», предназначенного для легкомоторной и бизнес-авиации. Через стекла высоких окон, за которыми была видна часть летного поля, я с беспокойством поглядывала на небольшой «Бомбардье», в салон которого часом ранее установили все необходимое оборудование. А совсем недавно сопровождающий медперсонал перенес папу на борт, после чего меня даже пропустили к нему на несколько минут. Карета скорой помощи все еще стояла рядом с самолетом. Настя взяла меня за руку и негромко сказала: – Пора идти, Ксюш. Наш рейс вылетает через двадцать пять минут. – Да… – отозвалась я, и повернулась к ней. – Да, сейчас идем. Я просто хотела дождаться пилотов… – А вот и они, кстати, – произнесла она, и тогда я повернулась в другую сторону. К нам направлялись Михаил Алексеевич и капитан Шепард. Я сделала несколько шагов им навстречу. – Есть разрешение на вылет, – сказал Михаил Алексеевич, когда мы поравнялись напротив стеклянных дверей, ведущих на летное поле. – Сейчас узнаем, все ли там готово, и тогда готовимся к взлету. Я снова посмотрела за стекло и, отметив, что снова начинается пусть и не сильный, но заметный снегопад, произнесла, с трудом сдерживая тревогу в голосе: – Погода ухудшается… – Ну волнуйтесь, Ксения, – сказа капитан Шепард, кладя мне руку на плечо. – Мы-то уж долетим. Вы на свой рейс только не опоздайте. – Может быть вылетим почти одновременно, – добавил Михаил Алексеевич. – Пока подготовимся, пока запросим очередь… Пора идти, Ксюш. Не прощаемся надолго. До встречи в небе над Германией. – Спокойного вам полета, – сказала я, пожимая им руки и в последний раз оглядываясь на поблескивающий антрацитом фюзеляж «Бомбардье», от которого уже отъезжала карета скорой помощи. – И мягкой посадки. Настя тоже попрощалась с ними, и тогда мы направились к стойкам регистрации. Я ушла оттуда со смешанными чувствами. Отец сейчас был в надежных руках, но мне все почему-то хотелось оглянуться, удостовериться в чем-то. – Они долетят, – сказала Настя, взяв меня за руку, когда мы на эскалаторе поднимались на второй уровень. – Не всякий рейс комплектуется экипажем из летчиков-истребителей. Не нервничай, Ксюша, просто доверься. Друзья твоего отца этого вполне достойны. – Я доверяю им, – отозвалась я, сжав в ответ ее пальцы. – Дело ведь не только в том, чтобы долететь… Ох, Насть, как тут можно не нервничать! – Усилием воли, и никак больше, – ответила она, спокойно и нежно улыбнувшись мне. – Если бы ты сама повела этот самолет, тоже непрерывно нервничала бы? Это не могло бы быть полезным, сама понимаешь. Я не могла с ней не согласиться. Беспокойство и нервы рассеивали внимание, не позволяли рассуждать логически и принимать решения. Потому я приложила последние усилия, чтобы сосредоточиться лишь на существенном. Сейчас необходимо долететь до Франкфурта, в аэропорту которого нас будет ждать транспорт из клиники. Предстояло также проследить за перевозкой, обсудить план дальнейших действий с новым лечащим врачом и после этого озаботиться поиском какого-нибудь подходящего жилья на ближайшие несколько дней. Багажа у нас с Настей никакого не было – только личные вещи, и потому мы сразу прошли в салон самолета и заняли свои места. Мне удалось немного сконцентрироваться на задачах, требующих решения в ближайшее время, и мы с Настей до самого взлета обсуждали только это. Стало даже значительно легче. Когда наш рейс оторвался от земли и начал набирать высоту, пробиваясь сквозь снежные заряды и облака, я уже была почти спокойна. Примерно через час после взлета движение и разговоры в салоне немного стихли, и Настя предложила мне поспать. Прикинув свое состояние и все-таки ощутимую степень усталости, как нервной, так и физической, я согласилась и, устроившись поудобнее, положила голову ей на плечо и закрыла глаза. Давняя привычка оказала свое действие – я уснула очень скоро, почти как и всегда во время хоть сколько-нибудь длительного перелета. Но сон не был крепким. Наоборот, он оказался каким-то тревожным, хрупким и странным. Я не была уверена, снилось ли мне что-нибудь, но все время почему-то казалось, что перед моими глазами мелькает дымчатая пелена облаков, сквозь которые я летела как будто бы даже отдельно от самолета. Было ощущение холодного пространства вокруг и чувство движения сквозь него, чувство полета. Но в то же время постоянно присутствовал страх, опасение того, что этот полет может в любой момент превратиться в стремительное, бесконтрольное падение. Это было странно. Сознание работало и даже понимало, что это сон. Вернее какой-то полусон. Понимание было настолько ясным, что страхи должны были бы исчезнуть, как необоснованные и бессмысленные. Но они не отступали, а ресурсов сознания не хватало на то, чтобы разобраться, чем страхи были вызваны. Но внезапно в какой-то миг я физически ощутила, как поколебалось пространство вокруг меня! А вслед за этим я почувствовала, как вздрогнул, качнулся наш самолет! Раздался глуховатый, но мощный и раскатистый удар, будто этот А320 преодолел звуковой барьер. Сознание включилось мгновенно. Никакого звукового барьера пассажирский лайнер преодолеть не мог! Он попросту не был на это способен. Значит что-то случилось на борту или за бортом? Но что?.. Я открыла глаза и быстро выпрямилась на своем месте. Настя, которая сидела рядом со мной в ближнем к проходу кресле, удивленно повернула ко мне голову. – Ксюш, что с тобой? – спросила она, внимательно посмотрев мне в глаза. Ответив ей недоумевающим взглядом, я тихо отозвалась: – Что это было?.. Она приподняла брови, продолжая глядеть на меня. – В каком смысле? Ты о чем? – Ты разве не почувствовала? – проговорила я, окидывая взглядом пространство вокруг нас и переводя его на незаслоненный шторкой иллюминатор. Там за бортом была темнота.

Не было ни света городов, ни очертаний облаков, ничего вообще. Лишь изредка темнота озарялась красноватыми вспышками маячка на законцовке крыла, которого тоже было не разглядеть.

– Не почувствовала чего? – спросила Настя, склоняясь поближе и тоже поглядывая в иллюминатор. – Тебе приснилось что-то?

Мы снова посмотрели друг другу в глаза.

– И звука никакого не слышала? – произнесла я, ощущая необъяснимую внутреннюю тревогу.

– Нет, не было ничего такого, – ответила она и погладила мою руку. – Ксюш, не волнуйся, поспи еще немного. Нам осталось лететь не больше часа.

– Вряд ли уже получится, – рассеянно пробормотала я в ответ и принялась расстегивать ремень. – Отойду ненадолго, приведу себя в порядок, – добавила я, отвечая на вопросительный Настин взгляд.

Сна уже не было ни в одном глазу, и я до самой посадки в аэропорту Франкфурта-на-Майне пребывала в непонятном мне самой тревожном состоянии, настороженно прислушиваясь ко всему, что происходило вокруг меня. В особенности, к поведению самолета. Странный сон не выходил из центра моего внимания и порождал беспокойство. Он был какой-то слишком ощутимый и реальный. И запомнилось это ощущение настолько, что я основательно напряглась, силясь понять, чтобы все это могло значить. Впрочем, внешне я оставалась почти спокойной.

Когда наш самолет подкатился к терминалу, мы с Настей наконец поднялись со своих мест и потихоньку направились к выходу. Пройдя по переходному рукаву в помещение терминала, я немедленно вывела свой телефон из автономного режима, но сотовая сеть почему-то упорно отказывалась ловиться.

Собираясь попросить Настю проверить свой мобильник, я повернулась было к ней, но все-таки немного промедлила, окинув взглядом оживленное пространство вокруг нас. Был в общем-то уже поздний вечер, даже по местному времени, но на таком крупном пересадочном узле, как аэропорт Франкфурта, тихо не бывает никогда. Я довольно часто бывала здесь и знала об этом.

– Ксюш, ты здесь лучше ориентируешься, – Настя заговорила первой. – Куда нам теперь?

– Сейчас разберемся, – отозвалась я. – У тебя сеть есть? Посмотри, пожалуйста. Нужно узнать, приехал ли транспорт из клиники.

Она кивнула и принялась отыскивать мобильник в своей сумочке, но в это самое время внезапно ожил мой собственный. Он немедленно загудел виброзвонком, причем номер отобразился какой-то странный. Тем не менее, я немедленно ответила на вызов и, поднеся телефон к уху, произнесла:

– Да, слушаю…

– Ксения? – раздался в динамике прерывающийся помехами голос капитана Шепарда. – Полагаю, вы приземлились?

– Да, мистер Шепард, мы на месте, – ответила я, жестом прося подождать вопросительно взглянувшую на меня Настю. – Где вы сейчас? Уже на земле?

На несколько секунд он куда-то будто бы пропал, и я слышала лишь потрескивания эфира. Что за связь такая?..

– Алло! Мистер Шепард?.. Джеймс! Вас очень плохо слышно! Где вы?..

Наконец до меня донесся его голос. И голос это мгновенно, сию же секунду испугал меня до того, что я сейчас же покрылась холодным потом:

– Мы еще в воздухе, Ксения… Мне очень жаль… – Снова в эфире затрещали помехи, и мысленно, чуть не плача, я принялась проклинать эту дурацкую линию! – Алло… Вы здесь, Ксения?

– Да, да, я здесь! – торопливо отозвалась я, отходя поближе к огромному окну в надежде на то, что сигнал будет получше. – Что у вас случилось?! Когда вас ждать?..

Он, кажется, немного помолчал. Или же это снова пропало соединение.

– Мне очень жаль, – повторил он наконец медленно и мрачно. – Ваш отец скончался около часа назад.

– Что?..

– Остановилось сердце, – продолжал хрипеть динамик возле моего уха. – Запустить не смогли. Причину точно назвать не могут, но, вероятно, оно просто не выдержало.

Я уже ничего не видела и не слышала, мир содрогнулся, поколебался и будто поплыл вокруг меня. Совсем как в моем недавнем сне. Только грохота никакого я не услышала. Вместо этого меня пронзило чувством полета, превратившимся в неудержимое падение. Глаза заволокло туманом, сквозь который я и неслась с невероятной скоростью куда-то. К земле, к небу, уж не знаю. Но точно к катастрофе…

– Мы разворачиваемся и берем курс на Москву, – послышался уже отдаляющийся голос в телефонном динамике. – Лететь в Германию не имеет смысла… Ксения, вы слышите?.. Алло!

С хрупким стуком телефон упал на кафельный пол, вывалившись из моей ослабевшей руки, а следом за ним отправилась и я, потому что своего тела я больше не чувствовала. Оставалось лишь падение, которого избежать уже было нельзя. Удара я не почувствовала. За миг до этого перед глазами остался лишь непроглядный, непроницаемый и бесконечный мрак.

Не знаю, сколько прошло времени, пока я пребывала в пустоте. Я пришла в себя в пункте медицинской помощи, все в том же, вроде бы, аэропорту Франкфурта. Кажется, моя голова лежала на коленях у Насти, а сама она что-то говорила. Мне или суетящимся вокруг нас людям. Разобрать было невозможно – я не могла сконцентрироваться на всех этих голосах. Быть может сознание отчасти и вернулось ко мне, быть может я и покинула ту черную пропасть, в которую полностью провалилась недавно, но пустота внутри меня от этого только лишь усилилась. Я не смогла произнести ни одного слова, не смогла пошевелиться. В этом попросту не было потребности. Кажется, я плакала. Не то чтобы я это очень ясно чувствовала, но Настя периодически вытирала мои щеки платком, а на моих почти безжизненных и бесчувственных губах ощущался соленый привкус. Да, эмоции были. И они были тяжкими, истерически безумными и очень болезненными! Только проявить их я не могла. Как не могла понять этого своего состояния, что, впрочем, нисколько меня не пугало. Все вокруг стало безразлично. Через какое-то время я будто бы повторно пришла в себя, вдруг обнаружив, что мы с Настей находимся в зале ожидания, и что неподалеку от нас мерцает, меняя показания, большое табло вылета. С него я перевела взгляд на Настю, которая сидела рядом со мной, обняв меня за плечи и прижав к себе. Она отреагировала на мое движение, чуть отстранившись и посмотрев на меня. В ее глазах было столько же боли, сколько и сострадания. Она ничего не сказала, да и слова тут уже были ни к чему. – Где мы?.. – с трудом выдавила я из себя каким-то не своим, совсем охрипшим голосом, хотя уже и сама догадывалась где. – В зале ожидания, – ответила Настя, погладив мои волосы и снова прижимая меня к себе. – Мы улетаем, Ксюша. Полетим домой… Я взяла билеты на обратный рейс. Уронив голову ей на плечо, я закрыла глаза и снова заплакала. Беззвучные рыдания сотрясли мое тело, почти не позволяя мне дышать, не то чтобы что-то еще говорить. – Тихо, моя девочка, тихо… – Настин голос прозвучал у меня над ухом со всей возможной теплотой, на которую он был способен. Несколько минут я не могла никак ответить ей. Ни словом, ни взглядом, ни движением – ничем. Новая волна безумного хаоса из разрозненных мыслей, боли и внутренней паники захватила меня, накрыла с головой и увлекла на глубину бездны отчаяния, вновь придвинув ко мне границу реальности и бессознательной пустоты небытия. Не знаю, какого черта или рейса мы тут ждали. Не знаю сколько его еще нужно будет ждать. Но в определенный момент я вновь почувствовала, что могу воспринимать мир вокруг себя и различать звуки. Тогда я приоткрыла глаза. Да, сознание прояснилось. От этого конечно стало только тяжелее, и я внутренне сжалась в невыносимо болезненный комок. Я все еще была в объятиях Насти, вернее почти лежала у нее на коленях. А она гладила мое лицо и волосы, держа при этом за руку. Гнетущая пустота завладела мной полностью, но тем не менее я собралась с силами и приподнялась. Настя препятствовать мне не стала, и тогда я села, выпрямившись и приложив ладони к горящему лицу, залитому слезами. Да, точно! Слезы! Вот почему я так плохо все различаю вокруг себя. – Когда мы вылетаем? – спросила я через минуту или две, снова не узнавая собственного голоса. – Через сорок минут, – произнесла Настя. – Тебе нужно что-нибудь, Ксюш? Хочешь воды? Я отрицательно помотала головой. – Нет… Пойду в уборную… Надо привести себя немного в порядок. Настя одобрительно кивнула и ответила: – Хорошо. Я подожду тебя вон там, в кафе. Хочется горячего чаю… Или кофе. Холодно у них как-то здесь. Лично я не ощущала ни холода, ни духоты, ничего вообще. Но взглянув на Настю я вяло подумала о том, что она выглядит не лучшим образом – лицо бледное, усталое и осунувшееся, глаза совсем какие-то потухшие, и от уверенного обычно взгляда сейчас не осталось и следа. – Конечно, – отозвалась я, поднимаясь на ноги и пытаясь понять, в состоянии ли я вообще куда-нибудь дойти. – Иди, погрейся… Я подойду туда. Я чувствовала, что она провожала меня взглядом, когда я отошла от рядов кресел в зале ожидания и отправилась искать уборную. И от этого как-то было не по себе… Почему? И тут до моего медленного и странным образом заторможенного сознания дошло – мой голос. Он прозвучал как будто сам по себе, не выражая никаких эмоций.