Текст книги "8 дней, 9 ночей (СИ)"

Автор книги: Francis Dark

сообщить о нарушении

Текущая страница: 63 (всего у книги 68 страниц)

От этого голоса я вся задрожала, лишившись дара речи и вообще, кажется, всех своих чувств, но все же со всей возможной поспешностью потянулась к сумке и извлекла оттуда одежду. Ее слова прозвучали как четкий и ясный приказ, и у меня хватило ума хотя бы не медлить с его выполнением.

Пока я надевала кофточку и натягивала джинсы, Настя ни разу не взглянула на меня, даже не повернулась в мою сторону, глядя куда-то в окно, за которым, сквозь голые ветви деревьев, проглядывалась оживленная вечерняя дорога.

Я пыталась заговорить с ней. Вернее, пыталась себя заставить произнести хоть слово. Но каждый раз что-то удерживало меня. Наверное, я просто боялась снова услышать этот холодный голос, которого я просто не могла узнать!

В конце концов я собралась, накинула пальто, взяла свою сумочку и ту, что привезла Настя, запихнув предварительно в нее окровавленные шмотки, и тихо проговорила, опустив глаза в пол:

– Я готова…

Тогда Настя повернулась и все так же безмолвно подошла ко мне. Я не сразу осмелилась посмотреть на нее, но когда все-таки собралась с силами и решилась, то обнаружила на ее глазах поблескивающие слезы! Она сдерживалась, ей было очень трудно, и я не могла этого не заметить. Но полностью сохранять холодное самообладание она не могла.

Наши взгляды встретились лишь на секунду. Мой, полный мольбы, отчаяния и раскаяния, и ее – потерянный, с горьким и болезненным оттенком, не лишенный той самой пугающей холодности! В следующее мгновение она уже отвернулась, опустив веки и осторожно прикоснувшись к ним пальцами.

– Идем, – сказала Настя немного взяв себя в руки и направившись к выходу.

Я в замешательстве последовала за ней.

Больше она не произнесла ни слова. Ни пока мы прошли через все отделение к лифтам, ни пока спускались вниз. Когда мы с ней вышли из здания на территорию больницы в прохладный, ветреный и темный, но не снежный вечер, я занервничала. Настя не была безразличной, нет. Я чувствовала, что ее переполняют тяжелые и несвойственные ей эмоции, и что ей стоит немалых усилий сдерживать их. Но меня очень пугало это ее поведение. Может быть действительно оттого, что раньше подобного наблюдать и чувствовать не приходилось. А может и потому, что я боялась непредсказуемой реакции! Меня одолевала сильная потребность хоть что-то прояснить сейчас же и здесь! Я готова была вновь упасть перед ней на колени, вот прямо тут, на этом промерзшем асфальте! Только бы убедиться, что это все еще моя Настя, которую я знала и любила… И с которой так жестоко обошлась в итоге… Боже, дай мне немного сил и смелости! Или ради чего ты вернул меня сюда?! Для того, чтобы я еще помучилась, чувствуя себя при этом последней идиоткой?.. Мы двигались по направлению к автомобильной стоянке. Настя шла немного впереди, и не особенно быстро, но я чувствовала, что начинаю всерьез уставать и терять силы. Моя слабость во всем теле ясно дала понять – измученный организм не готов даже к таким незначительным нагрузкам, как недолгая пешая прогулка. Голова у меня слегка закружилась, и я невольно замедлила шаги, соображая, нужно ли поискать какую-нибудь опору или я пока в состоянии держаться на ногах сама. Краем глаза Настя заметила, что я отстаю, остановилась и повернулась ко мне. – Прости, пожалуйста, я устала немного… – виновато пробормотала я и поглядела на нее с надеждой хоть на какое-то участие. – Сил нет, и голова кружится. Можно немного передохнуть?.. Настя, по-прежнему избегая моего взгляда, вернулась назад, приблизилась и взяла из моих рук вещи, которые в общем-то совсем не были тяжелыми. Вместо этого я бы предпочла какое-нибудь пусть даже мимолетное, легкое, но обнадеживающее и придающее сил прикосновение. Даже не объятия – просто прикосновение! Но она будто опасалась прикасаться ко мне, и все так же упорно не смотрела на меня. И это было ужасно! Такого по силе страха я, пожалуй, не испытывала никогда. – Тебе нужно поскорее лечь, – тихо, едва слышно произнесла Настя. – Несколько дней потребуется, чтобы восстановить силы. Я ловила каждое слово! И с каждым ее словом все больше ужасалась от того, что они произносились будто бы врачом, одним из этих самых специалистов, с которыми мне уже было просто тошно общаться! Боже мой, Настя! Ты ли это?! По-видимому мой вид был совсем уже отчаянный и потерянный, может быть я даже издала что-то вроде слабого и жалобного стона, потому что Настя вдруг подняла глаза и наконец взяла меня под руку. – Пойдем потихоньку, – произнесла она. – Я отвезу тебя домой. Мы медленно пошли дальше в сторону стоянки. Но я не смогла задавить в себе ощущения полнейшей недосказанности и даже полной неопределенности происходящего, и потому, собрав остатки своей решительности, проговорила: – Насть, прошу тебя, давай поговорим!.. Она не отреагировала, не посмотрела в мою сторону, лишь продолжала вести меня вперед, поддерживая под руку и глядя куда-то перед собой. – Прости меня!.. – взмолилась я уже на грани истерики, и даже сделала нервное, но слабое движение рукой, чтобы хоть немного повернуть Настю к себе. – Это была ужасная ошибка, Насть! Я не контролировала себя совсем! Пожалуйста, пойми это!.. Мне не был виден профиль ее лица – он скрывался за растрепавшимися на ветру волосами, и я попыталась чуть обогнать Настю, но она отвернулась в сторону и произнесла все тем же тихим голосом, хоть и не слишком холодно: – Я не хочу говорить об этом. Ни говорить, ни вспоминать. – Насть… – почти простонала я, отступив от нее и в отчаянии заломив руки. – Умоляю, прости!.. Я люблю тебя!.. Вот сейчас она повернулась ко мне. Повернулась и едва не пронзила насквозь своим ястребиным взглядом, сверкавшим от негодования и слез одновременно. – Если бы любила, то никогда не поступила бы так! – произнесла она, едва сдерживая себя, чтобы не повышать голос. Я замерла в страхе и отчаянии, не способная ни вымолвить что-то в ответ ни пошевелиться, ни вообще даже вдохнуть хоть немного живительного воздуха. В глубине души я понимала, что рано или поздно она именно так и скажет. И потому заранее пыталась хоть какими-то словами уверить ее, что сама перепугалась сделанного, что сожалею об этом и что это больше никогда не повторится!.. Но ничего не вышло… Сейчас, в этом порыве эмоций, я перестала чувствовать Настю так, как это было возможно раньше! Я запуталась и растерялась, и совсем не понимала, что можно или нужно делать дальше. Тем временем Настя не без труда подавила свою яростную вспышку, выдохнув облачко пара, отвернув голову в сторону и на несколько мгновений закрывая глаза. Затем она снова посмотрела на меня и взяла за руку, проговорив уже спокойнее: – Пойдем. Здесь холодно. Нужно ехать домой. И мы пошли дальше. Я не выразила никакого протеста и не оказала никакого сопротивления. Я просто не знала, что еще сейчас можно было сделать! Она не желала меня слушать и не хотела со мной разговаривать! Совсем!.. И я окончательно почувствовала себя в тупике, загнанной в угол, уничтоженной раздавленной и одинокой… Впрочем, это было результатом моих же собственных действий. Теперь оставалось лишь твердо осознать это и понять, если возможно, как жить дальше. И стоит ли жить. Настя подвела меня к своей машине, на которой, вероятно, вернулась к больнице после того, как съездила за моими вещами. Из моих мрачных и тяжелых размышлений она на некоторое время вернула меня, открыв передо мной правую заднюю дверцу. Настя даже не хочет, чтобы я сидела рядом с ней?.. Мысль об этом уколола меня еще больнее, и я забралась в салон уже не сдерживая слез. Сев за руль, Настя запустила двигатель, выставила температуру на «климате» повыше, потому как салон уже успел остыть, и тронула машину с места, потихоньку выводя ее со стоянки на дорогу. Садовое кольцо было основательно загружено, и мы ехали медленно. И молчали. Изредка мне попадался в зеркале заднего вида опустевший и потухший Настин взгляд, от которого слезы еще сильнее душили меня и очень хотелось просто кричать! Когда мы почти доползли до выезда на Тверскую улицу, в сумочке вдруг ожил мой телефон. Нащупав его рукой и вытирая слезы, я поднесла его к глазам. Кое-как мне удалось разобрать что звонит Евгений Сергеевич Брагин… Только вот зачем он звонит? Он может уже в курсе обо всем? Может даже и обо мне?.. Помедлив в нерешительности, я все же ответила на вызов: – Да, слушаю… – Здравствуйте, Ксения, – сказал Брагин своим обычным беспристрастным тоном. Но что-то в его голосе сейчас было не то. Что-то неуловимое, какое-то будто бы напряжение. – Здравствуйте, Евгений Сергеевич. – Мне стало известно о случившемся в небе над Германией, – продолжил он. – Примите мои соболезнования. – Спасибо… – пробормотала я, с трудом вдохнув в легкие побольше воздуха и подавляя дрожь во всем теле. – Но как вы узнали?.. – От общего знакомого. Михаил Алексеевич мне позвонил, – Брагин немного помолчал, будто подбирая слова. – Знаете, он также сообщил о другом нехорошем происшествии. – Догадываюсь… – с мрачной тоской отозвалась я. Не думала, что все это станет известно окружающим с такой быстротой. – Я понимаю ваши чувства, Ксения, но то, что вы сделали… – он снова замолчал, быть может ожидая чего-то в ответ, но я промолчала, попросту не зная что говорить, и тогда он наконец продолжил: – Вам необходим период для восстановления. Потому я пока что отстраняю вас от работы. Беспокойно глотнув, я перетерпела очередную волну озноба, собралась с силами и тихо проговорила в ответ: – Вы меня выгоняете?.. Краем глаза я заметила, что Настя будто бы напряглась и чуть повернула голову. – Я этого не сказал, – ответил Брагин. – Я сказал, что отстраняю вас. На время. Не советую вам запускать нервное расстройство. Отдохните, придите в себя и наберитесь сил. К концу весны в Росавиации освободится должность заместителя начальника отдела по безопасности воздушных перевозок. На эту должность я буду рекомендовать вас, Ксения. Разумеется, если вы придете в норму. Перевод в Федеральное агентство можете считать повышением. Вы поняли? – Поняла… – отозвалась я, стараясь хоть как-нибудь сохранить остатки спокойствия и самообладания. – Просто не знаю, что сказать. – Не надо ничего говорить. Себя только поберегите и не делайте глупостей. А теперь отдыхайте. До свидания, Ксения. – Спасибо вам… До свидания… Я бросила телефон на сиденье и приложила ладони к вискам. Вот только еще тяжкой головной боли сейчас не хватало! С противным звоном в ушах от слабости вдобавок. – Что произошло? – спросила Настя, и я, открыв глаза, увидела в зеркале заднего вида ее напряженный и обеспокоенный взгляд. – Меня отстранили от работы, – со вздохом проговорила я. – Как минимум, до конца весны. Настя покачала головой, собираясь было что-то сказать, но передумала и промолчала. К этому времени мы уже выезжали на Ленинградский проспект. Мне хотелось попросить ее остановиться где-нибудь, чтобы может немного подышать свежим воздухом или просто посидеть в каком-нибудь кафе, подумать, как-то попытаться успокоиться и хоть немного понять, что делать дальше… Но я не решилась. Настя даже не разговаривает со мной сейчас. А если и говорит что-то, то будто через силу. Наверное, сейчас точно не время делиться чем-то. Спустя полчаса мы подъехали к дому, и Настя остановила машину возле моего подъезда. В салоне было тихо, очень тихо. И эта тишина меня вдруг весьма основательно напугала! Настя не двигалась, взявшись обеими руками за руль, склонив голову и глядя куда-то в сторону. Она не стала парковать машину на стоянке и чего-то ожидала. Вот только чего?.. В глубине моего сознания шевельнулась было мысль, но я всеми силами не дала ей подняться выше и прогнала ее, не смея концентрировать на ней свое внимание! Но Настя продолжала ждать, не произнося ни слова, и от этого мое сердце начало затихать, будто собираясь совсем остановиться. – Иди домой, Ксюша, – донесся вдруг тихий, приглушенный голос с переднего сиденья. Незнакомый совсем голос. И головы она так и не повернула. – А ты?.. – отозвалась я, едва шевельнув губами. Она ответила не сразу, будто собиралась с силами. Лишь затем покачала головой, повернула ко мне свое еще пока не залитое слезами лицо и проговорила еще тише: – А я тебе не нужна, Ксюш. Я задрожала всем телом, не способная вымолвить ни слова! Этот взгляд, этот голос – они уничтожили меня! Лишили дара речи и вообще ощущения реальности! Сердце остановилось мгновенно, как и время, да и все движение мира вокруг!.. Все остановилось. И все потеряло смысл. Настя отвернулась, а я так и не смогла заставить себя пошевелиться или хоть что-нибудь сказать. И тогда вновь послышался ее голос: – Уходи… Сознание цеплялось хоть за какие-нибудь спасительные ниточки, каждая из которых тут же сразу и обрывалась. Может это сон или галлюцинация? Может это мой бред, мое больное, воспаленное воображение?! Или шутка, какая-то очень жестокая?.. Не могу поверить, что это происходит на самом деле! Но это происходило здесь и сейчас! Это была моя реальность – тяжелая, болезненная и жестокая, от которой уже никуда не деться, не переделать, не изменить и не спастись. Бесчувственными пальцами я потянула ручку, и дверца приоткрылась. В салон ворвался поток холодного зимнего воздуха. Вот и все. Вот я и осталась одна. Теперь совсем одна. Навсегда. Неужели это правда?! Ступив ногами на покрытый наледью асфальт и кое-как выбравшись из автомобиля, я все еще не могла поверить в происходящее. Не хотела верить! Захлопнув дверцу, я ступила пару шагов по тротуару, но не сумела сдержаться, остановилась и оглянулась назад. В салоне машины было темно, и я могла лишь слегка разглядеть очертания Настиного силуэта. Она не смотрела мне вслед и сидела все так же, будто согнувшись из-за невыносимой боли. Меня и саму уже сгибало пополам от слабости и судорожных спазмов в груди. Промелькнула мысль о том, что надо может хотя бы попрощаться как-то нормально, а не просто взять и уйти… Ведь я не доживу до утра. Это точно. Даже до полуночи не доживу. Разве теперь остался хоть малейший смысл жить?! Не жить даже – существовать. Прикрыв рот ладонью из-за рыданий, нахлынувших наконец мощной и неудержимой волной, я сделала несколько нетвердых шагов в сторону подъезда. Она не нуждается больше в моих словах. Что уже говорить о прощании! Было бы вполне закономерно услышать сейчас звук срывающегося с места автомобиля, но вместо этого позади меня вдруг хлопнула дверца и послышался стук каблуков. Я невольно остановилась и оглянулась – Настя обошла машину и торопливыми шагами направлялась ко мне! Она не прятала лица, хотя было отчетливо заметно – слезы все-таки выступили на ее глазах! Я сделала шаг ей навстречу, еще один, несмело и опасливо, будто ожидая и боясь в глубине души ложного порыва чувств. Может я просто что-то забыла в машине, и она вышла из-за этого?.. Но нет! Нет! Это было не так! Через секунду Настя была уже рядом со мной и поспешно прижала меня к себе со словами: – Я не могу отпустить тебя, Ксюша… Я просто не могу этого сделать! Почувствовав новый приступ дрожи и слабости во всем теле, едва не теряя сознание, я даже ничего не могла ей ответить – просто плакала без остановки, даже вдохнуть нормально не получалось! Лишь спустя несколько минут я сумела овладеть немного своим голосом и проговорить: – Не прогоняй меня, пожалуйста!.. Только не прогоняй! Ты нужна мне больше жизни! Только ты одна у меня и осталась, Настенька… Я уже давно выронила из рук все свои вещи, чтобы обнять Настю и даже просто вцепиться в нее, но теперь я вдруг ослабела окончательно. Ноги перестали держать меня, и я опустилась на колени на этом холодном и заледенелом асфальте тротуара. Настя поддержала меня, чтобы я не упала, и немедленно склонилась ко мне, положив ладони на мои плечи. – Встань сейчас же! – сказала она еще не строго, но недовольно и немного взволнованно. Но я прижалась к ее ногам и, не обращая внимания ни на холод, ни на случайных прохожих, которые могли все это наблюдать, была не в силах остановить поток рыданий, смешавшихся с почти бессвязной речью! – Не бросай меня… Прости… Ты очень нужна мне! Очень!.. Прости меня… Я сошла с ума… Совсем сошла с ума! Настя!.. Настя нетерпеливо взяла меня за руки и потянула к себе. – Вставай на ноги немедленно! – сказала она несколько раздраженно. – Здесь холодно! Поднимайся же ты! Самой у меня не хватило бы сил встать, но с ее помощью я кое-как справилась с этим, но сразу же снова прижалась к ней, не желая отдаляться ни на шаг, ни на сантиметр! – Прости меня, Настя!.. Я совершила ужасный поступок! И я боюсь того, что натворила! Прости меня… Она прижала меня к себе и отозвалась без недовольства или раздражения, но как-то снова тихо и будто бы виновато: – Умолкни, Ксения. Я не стану все это обсуждать… Я просто не могу… Не сейчас. – Но… – Я сказала – затихни! – произнесла она уже значительно тверже, и я поспешно сомкнула губы. Я готова заткнуться, я готова даже попытаться не дышать! Да что угодно! Потому что она не отстранила меня от себя, не разомкнула своих объятий и не сказала проваливать на все четыре стороны! Нет, она лишь приказала мне замолчать… И я замолчала, не произнеся больше ни единого слова. Вот только судорожные всхлипы побороть никак не удавалось. Настя собрала мои растерянные вещи, взяла меня под руку и проводила обратно к машине. Открыв передо мной все ту же заднюю дверцу она тихо сказала: – Садись. Не смея медлить, я уселась на сиденье, дрожа всем телом, боясь сделать что-то не то, опасаясь вновь начать говорить слова, которые, судя по всему, ее очень злили и раздражали… Я не посмею издать ни звука, пока она мне этого не позволит! Нет, нет, ни за что!.. И я даже поспешно зажала себе рот, чтобы не было слышно моих рыданий. Настя села за руль, и вскоре машина тронулась с места. У меня и в мыслях не было спросить, далеко ли мы направляемся. Это меня не волновало ни капельки! Самое главное, что Настя не прогнала меня прочь от себя! Но… Но что если я все еще раздражаю ее? Что если ей неприятно мое присутствие и она просто лишь пожалела меня, из жалости не прогнала?.. Как быть?! Боже мой, как во всем этом разобраться, если мне даже запрещено говорить с ней! В этом безумной эмоциональном хаосе я уже ничего не могла достаточно тонко почувствовать и понять. Впрочем, нет, я понимала, почему так происходит, хотя и очень горько было все это осознавать. Настя злится на меня. Злится и не знает, что делать. Ведь я пыталась ее покинуть, просто вычеркнула ее из жизни! Вернее, себя вычеркнула… Но суть от этого не поменялась. Она считает, что я перестала в ней нуждаться, потому что в самый последний и самый тяжелый момент решила все своим собственным способом, которому нет ни малейшего оправдания… За исключением того, что я тогда просто не соображала!

Но как теперь объяснить это Насте?!! Как убедить ее в том, что я напугана до смерти? Что горько и отчаянно сожалею обо всем этом и не знаю, как жить дальше!

Если она не прогнала меня, может быть есть еще шанс все поправить? Хоть небольшой?.. Пусть она не желает сейчас даже касаться этой темы, но может быть ей просто требуется время, чтобы немного прийти в себя?.. Ее силы не бесконечны, она не машина… Ей очень тяжело и больно! И все это из-за меня, чертовой идиотки!!!

От этих размышлений слезы только сильнее стали душить меня, как я ни старалась сдерживаться. И в конце концов от этого сумасшедшего нервного перенапряжения границы реальности и туманного полузабытья начали стираться, пока не исчезли совсем.

Я очнулась от того, что кто-то провел ладонью по моему лицу, убирая с него волосы. Прикосновение было теплым и знакомым, и я, приоткрыв свои воспаленные глаза, убедилась, что это была Настя. Взяв меня за руку, она жестом предложила мне покинуть салон автомобиля, и поддержала меня, когда я выбиралась наружу, пытаясь при этом понять, где мы находимся. Машина стояла на своем обычном месте – рядом с домом в заснеженном саду. Настя привезла меня к себе?.. Значит она действительно не намерена прогонять меня?.. Не говоря ни слова, она проводила меня в дом, помогла разуться и снять верхнюю одежду в прихожей, после чего повела наверх, к спальням. Я тоже ничего не говорила, и от этого было даже как-то жутковато.

Мы молчали, пустота и пространство огромного Настиного дома сейчас почему-то стали очень меня пугать. Было слишком тихо! И слишком все печально… Но попытаться что-то изменить сейчас значило бы нарушить то хрупкое равновесие, которое пока удавалось поддерживать. Потерять его я боялась значительно сильнее.

Но все-таки Насте было очень и очень трудно преодолеть свое негодование в отношении меня. Я видела, что она старалась сдерживаться, но в то же время было заметно, как ее будто бы раздирают противоречия! Наблюдая тоску и боль в ее глазах мне так хотелось хоть что-нибудь сказать, попытаться хотя бы каким-то образом выправить тот ужасный вираж, к котором оказались сейчас наши отношения! Но я боялась сделать еще хуже. И потому не решилась ничего говорить или предпринимать. Лишь слепо и покорно следовать Ее воле.

Она подвела меня к двери «розовой» спальни и раскрыла ее передо мной. Я безропотно шагнула в комнату, а Настя включила несколько светильников и после этого принялась раздевать меня. Я не сопротивлялась, даже старалась поскорее избавиться от одежды сама, несмотря на свою слабость. Все также послушно и безмолвно я надела комплект спального белья, которое она достала для меня, поле чего Настя сняла с постели покрывало, откинула одеяло и помогла мне лечь. От моего внимания не ускользнуло, что она старается не смотреть на мои забинтованные запястья.

Я не могла не плакать, но делала это почти беззвучно. Лишь когда Настя укрыла меня одеялом выключила лишний свет, оставив только ночник у изголовья, и направилась к двери, я дала себе немного воли, зажав, впрочем, рот ладонью, чтобы рыдания все же не были слишком слышны.

Дверь закрылась, и я услышала, как с той стороны повернулся ключ в замочной скважине – я осталась одна. Взаперти. Наедине со своими болезненными до невозможности мыслями.

Настя не может сейчас находиться рядом со мной. Это выше ее сил. Что же делать… Я буду терпеть и ждать до тех пор, пока она немного не успокоится. Быть может тогда что-то получится? Быть может и я сама сумею хоть как-то прийти в себя?..

Надолго меня не хватило – нервы и переживания вытянули из меня все силы без остатка, и я начала снова проваливаться в какое-то забытье. Мой личный Лайнер Мечты, еще недавно так гордо паривший над облаками, стремительно несся к земле в условиях нулевой видимости, готовый в любое мгновение превратиться в груду покореженных обломков.

Что-то снова разбудило меня. Вернее, вывело из состояния беспокойного и нервного полусна. Я открыла глаза, приподнялась на слабых и дрожащих руках и оглядела спальню. Тускло светился ночник, за окном давно было уже совсем темно. Сколько было времени я не знала – часов в комнате не было, а мой мобильник остался где-то внизу. Впрочем, какая разница? Мне так и не было понятно, почему я вдруг проснулась – в спальне я была совершенно одна. Почувствовав, что во рту у меня пересохло, я подумала о том, что не помешало бы попить воды. Я поискала глазами графин, и он обнаружился неподалеку – под зеркалом на бельевом комоде. Нужно было встать и сделать несколько шагов в ту сторону. Ради этого я собиралась с силами пару минут, после чего все-таки выбралась из-под одеяла, спустила на пол ноги и неуверенно поднялась. Проклятая слабость все еще была очень ощутимой, но все же я смогла, сосредоточившись и перетерпев легкое головокружение, пройти это незначительное расстояние. Я налила из графина воды в стеклянный стакан, взяла его обеими руками и поднесла к губам, сделав подряд сразу несколько больших глотков. Очень хотелось пить! Может быть это был эффект от каких-то лекарств, может быть просто от общего обезвоживания организма, но я почти целиком осушила стакан и лишь потом перевела дух. Но вот только ставя стаканчик обратно, я промахнулась нетвердой и не очень послушной рукой, и он, попав на край комода, выскользнул из моей ладони, полетел к полу и вполне ожидаемо разбился вдребезги. Осколки со звоном запрыгали по паркету. Плечи мои невольно и уныло поникли. Проклиная себя за неловкость и слабость, я опустилась на колени и принялась кое-как сгребать стеклянные осколки в кучку, думая, чем бы вытереть с пола воду. Но внезапно в коридоре послышались быстрые шаги. Еще через секунду щелкнул замок двери, после чего она распахнулась и в комнату влетела Настя. Растрепанная, едва одетая, с ужасом и отчаянием на лице и диким блеском в перепуганном взгляде она сделала по инерции несколько шагов и замерла, в изумлении приоткрыв рот. Я взволнованно и непонимающе уставилась на нее, пытаясь понять, что с ней такое. Или лишь спустя несколько невыносимо долгих и мучительных мгновений, я поняла, что Настя переводила взгляд с меня на стеклянные осколки на полу, а затем снова на меня. И тогда картина, представшая перед ее глазами, открылась и мне! Бросив на пол те стекляшки, что были в моих ладонях, с такой поспешностью, будто они жгли мне кожу, я повернулась к Насте, в отчаянии поднимая руки и помотав головой, пытаясь дать ей понять, что ничего подобного и в мыслях не было! Молчать здесь было уже просто опасно, и я разомкнула губы, лихорадочно подбирая слова, но Настя уже бросилась ко мне. Я вскрикнула от страха, когда она схватила меня за руку, оттащила от стекол на полу и заставила подняться на ноги. – Насть, я всего лишь уронила его!.. – пропищала я в отчаянии, когда она уже выводила меня из комнаты в коридор. – Настя, пожалуйста! Все не так!!! Она не слушала. Невзирая на мои жалкие попытки остановиться и хоть как-то ей все объяснить, она силой отвела меня в свою спальню, почти подтащила к постели и бросила меня на нее. Я кое-как приподнялась и, заливаясь слезами, воскликнула: – Настя, да послушай ты! У меня ничего такого на уме не было!.. Никакого внимания на мои вопли она не обратила и уже отошла куда-то в сторону. Вернулась Настя очень быстро – я только успела сесть на кровати и повернуться к ней лицом, как увидела, что она уже идет назад и в руках у нее пара хромированных металлических браслетов и несколько замков. Не то чтобы я собиралась сопротивляться, нет. Я лишь хотела со всей возможной мольбой упросить ее меня выслушать… Но так и не смогла больше произнести ни слова! Только сейчас я обратила внимание на ее почти наполовину обнаженную правую руку. Халат у Насти был с недлинными рукавами, и я увидела на сгибе ее локтя точно такой же белый квадратик пластыря, какой прикрывал и мою проколотую во время переливания вену. Ошеломленная, я умолкла сразу и мгновенно. Не издала я ни единого звука и тогда, когда Настя быстро и решительно вновь развернула меня и бросила лицом на подушки. Я не сопротивлялась, когда она завела мне руки за спину, надела на каждое запястье по браслету и накрепко закрыла их, после чего соединила браслеты еще одним замком. О боже… Александр говорил, что мне переливали кровь еще на борту самолета. Но он не сказал, что кровь дала Настя!.. Или может он просто не был в курсе? Да нет, вряд ли, они наверняка говорили! Настя знала мою группу крови, если без раздумий отдала свою! А я даже понятия не имею, какая группа у нее… Господи! Как же стыдно! Как горько и больно, господи!!! Я уткнулась носом в подушку, укусила ее от отчаяния и снова заплакала, не в силах больше сдерживаться. От бесконечных судорожных рыданий и грудных спазмов у меня уже ломило ребра. Отдавшись этой неумолимой волне эмоций, я даже и не почувствовала, как на моих лодыжках также сомкнулись широкие металлические браслеты, которые Настя уже соединяла между собой цепочкой. Но на этом она не успокоилась.

Отойдя на минуту, Настя вернулась, держа в руках ошейник с цепью, и заставила меня подняться и сесть на кровати. Я подчинилась безропотно, лишь опустив глаза и стараясь не встретиться с ней взглядом. Потому что мне было стыдно! Я была недостойна смотреть на нее!

Через минуту или две все было закончено. Цепь от моего ошейника была прикреплена к спинке кровати, и Настя уложила меня на мое обычное место, справа от себя, поправив подушки и укрыв одеялом, после чего выключила свет и легла сама. В тишине погруженной во мрак спальни я услышала ее тихий и усталый вздох.

Ну а я вообще старалась не дышать и тем более не шевелиться, боясь потревожить Настю или доставить ей неудобство. Сама я не испытывала серьезного дискомфорта – весь этот стальной бондаж был в общем-то привычным, а широкие браслеты ручных кандалов не причиняли боли запястьям.

Вот только одна мысль терзала меня сейчас особенно сильно, даже невыносимо! Я оказалась в этих оковах по одной простой причине – Настя больше не может доверять мне в полной мере. Если вообще может хоть сколько-нибудь доверять.

Прошло почти две недели с того самого дня, как в Шереметьево приземлился рейс из Франкфурта с лужей моей крови на борту. Ну а вслед за ним свалился прямо брюхом на бетонную полосу и лайнер моей Мечты. Я с трудом верила и плохо понимала то, во что превратилась моя жизнь после этого. Все эти дни я прожила безвольной и тихой пленницей в Настином доме, где мне больше не предоставлялось никакой свободы и откуда мне не было выхода. За исключением третьего или четвертого дня, когда Настя освободила меня, привела в порядок и лично отвезла в Москву для участия в похоронном обряде, который она организовала при помощи друзей и знакомых моих родителей. В тот день она вообще ни на секунду не отходила от меня даже на шаг. В остальное же время мне было негласно, но более чем определенно и строго запрещено покидать не просто дом, а даже спальню. Настя ухаживала за мной сама, все время держа под самым жестким контролем, который только был возможен. Относительную свободу я могла получить лишь когда мне разрешалось отправиться в душ или привести себя в порядок, причем все хоть сколько-нибудь опасные, по Настиному мнению, предметы в это время никогда не находились рядом со мной. И поделать с этим я ничего не могла – подорванное доверие восстановить будет непросто, если вообще возможно. Я привыкла к своим оковам, которых Настя с меня больше уже и не снимала, хотя временами и было трудно. Особенно по ночам. Но все же чувство полной беспомощности компенсировалось тем, что Настя всегда была рядом. Пусть она не доверяла мне, пусть держала под самым строгим присмотром и в жестких рамках, но она не прогоняла меня! И это зародило и поддерживало в моей душе тихий и слабый, но все же отчетливый огонек надежды. Что может не все еще потеряно. Тяжелее всего было переносить дистанцию, на которой она меня держала. Что-то мне подсказывало, что дистанция эта возникла не целиком по ее воле, а сложилась из-за сильных потрясений, переживаний, страха и недопонимания. И недосказанности тоже. Мы так и не поговорили ни разу. Мы с ней вообще почти не разговаривали. Лишь о самом необходимом, когда без слов обойтись уже было нельзя. Таково было ее решение, которое я оспаривать не посмела.