Текст книги "MARVEL: Небесный Кузнец (СИ)"

Автор книги: Expero

сообщить о нарушении

Текущая страница: 44 (всего у книги 65 страниц)

Глава 68

В тот день, 16 июля 1945 года, мы не просто расщепили атом. Мы сломали печать, удерживающую миры порознь. Взрыв «Тринити» не только разорвал материю, он прорвал саму ткань реальности. В наш мир хлынула мана – фундаментальная, изначальная энергия магии. Это событие, навсегда разделившее историю на «до» и «после», стало известно как «Прорыв Тринити». И магия… из концепции для шарлатанов и утерянного искусства превратилась в новую, неизведанную область науки.

Физики, химики, инженеры… все мы, работавшие над Манхэттенским проектом, невольно стали первыми в мире техномантами. Мы подходили к магии не с молитвами и ритуалами, а с осциллографами, спектрометрами и холодным научным методом. Для нас чудо обрело форму дифференциальных уравнений, заклинания превратились в воспроизводимые алгоритмы, а артефакты начали собираться на конвейерах. Наши магические университеты пахли не пыльными фолиантами, а пластиком и припоем, и больше походили на MIT, чем на Хогвартс.

Новая эра созидания человечества, начавшаяся с испытания оружия массового поражения. Есть в этом какая-то мрачная ирония. И будучи молодым физиком-теоретиком, стоя там, в выжженной пустыне Аламогордо и глядя в слепящее сердце первого взрыва, я увидел рождение новой вселенной. Я понял, что с этого момента наука о магии стала новым смыслом моей жизни. Так я стал пионером тауматургии.

Я не только изучал заклинания – я учил им других. Я писал учебники и научные трактаты, я читал лекции в переполненных аудиториях. Я был одним из авторов «Стандартной Модели Метафизики», которая классифицировала магические эффекты так же, как физика классифицирует элементарные частицы. Но моим главным достижением стало то, что я вывел магию из области личного искусства в область промышленной инженерии.

Страстью и делом всей моей жизни стала Прикладная Тауматургия. Артефакторика и Зачарование. Я не был боевым магом. Правильнее было бы назвать меня инженером, и мне это нравилось куда больше. Моей философией было то, что магия слишком элегантна, чтобы пользоваться ей подобно варвару. Я не метал файерболы – я создавал самонаводящиеся дроны, которые делали это за меня. Я не лечил раны – я конструировал медицинские авто-доки, которые автоматически применяли исцеляющие заклинания.

Я умирал… да, я умер в глубокой старости, в окружении своих учеников, как глава крупнейшего в мире научно-исследовательского института метафизики. Мой разум до последнего дня бился над великой задачей – созданием самоподдерживающегося источника чистой маны, но… возможно, пришло время передать эту эстафету другому. Вместе со всеми моими знаниями. Вместе с моим пониманием фундаментальных законов. Вместе с…

Я резко вдохнул, и холодный кислород обжег легкие.

Я проснулся.

ЧТО. ЭТО. БЫЛО?

Я лежал на кровати, чувствуя холодный пот на лбу. В голове царил абсолютный хаос. Это не было сном. Это было… эхо. Призрак чужой, прожитой до самого конца жизни, впечатанный в мое сознание. Я не помнил имен, не помнил лиц учеников, не помнил вкуса утреннего кофе… но магия… все, что с ней связано, отпечаталось во мне с абсолютной, фотографической точностью.

Как работает эта магия? Раньше этот вопрос был для меня ключевым. Теперь его не существовало. Мой обновленный разум, основываясь на имплантированном опыте, инстинктивно понимал структуру любого заклинания, его источник и принцип действия. Я теперь как опытный программист, который смотрит на незнакомый код и сразу видит его архитектуру, зависимости, уязвимости и места для оптимизации.

Мастерство инженера-артефактора. Это уже не просто знания. Это буквально мышечная память разума, практический опыт десятилетий проб и ошибок. Какие материалы лучше всего проводят ману, как стабилизировать нестабильное заклинание с помощью метафизического «радиатора», как на коленке собрать из палки и камня простейший магический концентратор… Теперь я мог с нуля спроектировать и создать сложнейший магический артефакт.

И, пожалуй, самое ценное, что я получил, – методологию исследователя. Это не набор готовых ответов, а идеальный метод для их поиска. Как поставить эксперимент, как изолировать переменные, как проанализировать неудачу и превратить ее в прорыв. Любая новая, неизвестная магия этого мира для меня теперь была не угрозой, а в первую очередь научной проблемой. И я инстинктивно знал, как подступиться к ее решению.

Вот только была одна маленькая… нет, колоссальная проблема. Мне нужна была магия. Я был геологом, запертым в комнате без единого камня. Я не мог начать взаимодействовать с магией этого мира, не получив исходные данные, не увидев хотя бы одно заклинание, хотя бы один магический эффект. И очевидно, что рано или поздно я с ней столкнусь. Нужно лишь терпение. Или… можно было просто обратиться к ЩИТу. Была высокая вероятность, что в их архивах найдется что-нибудь интересное.

И, кстати, о ЩИТе… где я, черт возьми, нахожусь? Явно не в своей кровати.

Только сейчас, когда буря в моем сознании улеглась, я позволил себе обратить внимание на окружающий мир. Белые стены. Мерное, настойчивое пиканье приборов. Запах антисептика и медицинского спирта. Больничная палата.

Я лежал, опутанный проводами и трубками, словно марионетка. Датчики, прикрепленные к моей груди и вискам, уже извещали мир о моем пробуждении настойчивым, участившимся ритмом. В тот же момент дверь палаты бесшумно открылась, и внутрь вошел человек в белом халате. Просто доктор. На его бейджике с логотипом ЩИТа было выгравировано: «Доктор Лендроуз».

По крайней мере, похитила меня не Гидра. Уже радует. Но что, черт возьми, произошло? Несмотря на кислородную маску, плотно прилегавшую к лицу, я уверен, доктор уловил мой безмолвный, вопросительный взгляд.

– После того как вы неожиданно потеряли сознание, – начал он спокойным, хорошо поставленным голосом, заглядывая в показания на мониторе, – наши первичные гипотезы были стандартными: аневризма, обширный инсульт, возможно, скрытая форма эпилепсии. Но как только мы подключили к вам приборы, стало ясно, что все… куда сложнее.

– Подробнее… доктор, – прохрипел я сквозь пластик маски. Голос был чужим, слабым.

– Ваша электроэнцефалограмма, – доктор указал на один из мониторов, где все еще плясала хаотичная кривая, – показала церебральный шторм. Активность мозга, превышающую все мыслимые пределы. Мы никогда не видели ничего подобного у живого человека. Затем наступила кома. Ваши анализы крови показали зашкаливающий уровень гормонов стресса и маркеров повреждения тканей, как если бы ваше тело одновременно попало в автокатастрофу и получило прямой удар молнии.

Он сделал паузу, давая мне осознать сказанное.

– УЗИ и МРТ зафиксировали множественные петехиальные кровоизлияния по всему телу. Особенно в головном мозге и центральной нервной системе. Но самое поразительное было другое. Одновременно с этим разрушением мы увидели аномальную физиологию, работающую на запредельных мощностях. Ваша регенерация… она запускалась с невероятной скоростью. По сути, внутри вашего организма шла война: одна его часть методично разрушалась, а другая тут же восстанавливалась, но уже в измененном, более… эффективном виде.

Пиздец. Если вкратце, то это полный, тотальный пиздец. Я спалился по всем возможным фронтам. Железная Кровь… она, по сути, спасла мне жизнь? Или это была Система? Нет, последняя, скорее, и была причиной этого разрушения, этой насильственной перестройки. А вот Железная Кровь, не дала мне откинуть копыта в процессе, отчаянно латая дыры.

– И… каков ваш вердикт, доктор? И почему вы мне все это рассказываете?

– Что касается второго вопроса – это прямое распоряжение Директора Фьюри, – пожал плечами Лендроуз. – А по поводу первого… официально, есть подозрения на латентную активацию мета-гена. Заметьте, не Икс-гена. Кома и физическая травма в таком случае – это естественный, хоть и экстремальный, процесс перестройки организма под новую, более мощную конфигурацию. Что это за конфигурация, мы, увы, так и не выяснили.

Последнее доктор произнес с ноткой искреннего научного сожаления. А я начал обдумывать услышанное. И, черт возьми, они были не так уж и далеки от истины.

То, что со мной произошло, было насильственной нейро-духовной интеграцией. Более восьмидесяти лет чужого жизненного опыта, академических знаний, мышечной памяти и эмоций были впечатаны в мою нейронную сеть за ничтожно короткий промежуток времени. Это вызвало катастрофическую синаптическую перегрузку. Нейроны начали срабатывать хаотично, как провода в горящем щитке, что привело к резкому, неконтролируемому скачку метаболизма в мозгу. Кровеносные сосуды, не выдержав такого напряжения, начали лопаться, вызывая те самые множественные микроинсульты и кровоизлияния. Кома была не болезнью, а защитным механизмом. Аварийным отключением системы, чтобы предотвратить полное выгорание центрального процессора.

Знания техноманта – это не просто теория. Это десятилетия практики: специфическая постановка пальцев для наложения чар, выверенные до миллиметра движения для ритуалов, рефлекторные реакции на магические угрозы. Эта информация хлынула в мою моторную кору, и тело начало инстинктивно, на клеточном уровне, пытаться адаптироваться. Нервная система прокладывала новые, более эффективные пути к мышцам, а сами мышечные волокна и даже структура костей подверглись стрессовой перестройке. Этот процесс и вызвал мириады микротравм, которые ЩИТ зафиксировал как маркеры повреждения.

Но все самое важное, я это понимал, происходило на духовном уровне. Моя душа… она не просто получила новые данные. Она буквально слилась с отпечатком, с эхом души другого человека. Мое Рейрёку, весь мой запас духовной энергии, был брошен в топку этого процесса, одновременно питая ментальную перестройку и подпитывая мою регенерацию для ремонта физического тела, вот и еще один помощник помимо Железной Крови, а кома… Она была нужна не только мозгу. Она была нужна моей душе, чтобы в этой тишине и темноте архивировать, упорядочить и интегрировать чужой опыт, превратив его из хаотичного набора данных в свою собственную, неотъемлемую часть.

Я пережил второе рождение. Болезненное, жестокое, но от этого не менее значимое.

ЩИТ был прав в одном: перед ними сейчас, по сути, лежало новое существо. И эта трансформация… она стоила мне очень многого. Я чувствовал это на инстинктивном уровне, на пределе своих физических и духовных возможностей. Теперь я был уверен, что еще одну подобную перестройку, вызванную информационным пакетом выше «Необычной» категории, я просто не переживу. У моего тела, моего «железа», есть лимиты, и этот навык исчерпал их почти до дна.

Следовательно, что? Нужно увеличивать потенциал самого тела. Расширять его границы. И как ни странно, для этого лучше всего подойдет Экстремис. Разумеется, доработанный Экстремис. В идеале – не просто доработанный, а полностью пересобранный с нуля. Создать не просто улучшенный вирус, а идеальную сыворотку суперсолдата, основанную на синергии идей, вдохновленных кровью Блэйда, сывороткой Коннорса, уникальными генами Гвен и, конечно же, самим Экстремисом.

Мысль была настолько ослепительной, что я, отрешившись от больничной палаты, тут же погрузился в ее обдумывание. Если взять вирус Экстремис за основу, но полностью вычистить из него изначальный, нестабильный код, оставив только пустую, но элегантную платформу для внедрения других генетических «драйверов»… то сами данные…

Кровь Блэйда. Сверхчеловеческая сила, выносливость, скорость, обостренные чувства, даже рудиментарные ментальные способности. Изолировав белковые соединения и уникальные энзимы, отвечающие за эти качества, можно создать пакеты данных, которые Экстремис «установит» прямо в мышечную, нервную и кровеносную системы.

Сыворотка Коннорса. Про нее я вообще молчу. Помимо запредельной регенерации, у нее есть чудовищная побочка в виде превращения в гигантского безумного Ящера. Но что, если эту побочку убрать? Отделить регенеративный фактор от мутагенного, сохранив при этом физические параметры? Это будет как минимум тройное усиление базового Экстремиса.

Вкупе с врожденным пирокинезом вируса, на выходе получится… Совершенный Экстремис.

Правда, нанороботы… Без них, увы, никуда. Уж слишком они хороши и удобны для тонкого контроля того же пирокинеза. Но 3000 градусов по Цельсию – это много, но далеко не предел. А что, если переработать самих нанороботов? Сделать их, например, духовными? Полуживыми, полуавтономными конструктами, созданными не из материи, а из стабилизированных и структурированных Рейси. Нет… мой разум тут же наткнулся на стену. Для чисто духовной инженерии такого уровня сложности навык техномантии требовал практических данных, изучения десятков магических феноменов. Сейчас у меня не было ничего. Пока это оставалось лишь красивой фантазией.

Следовательно, на данном этапе для Совершенного Экстремиса мне все же придется использовать физических наноботов. Но разве нельзя и тут считерить? Создать наноботов из Вибраниума или Адамантия, тем более что какие-то выжимки по работе с ними у меня уже есть. А лучше… сплав. Сплав Вибраниума и Адамантия! Прото-Адамантий или Адамантиум. Абсолютно неразрушимый металл, вдобавок еще и поглощающий любую энергию. Реально ли создать нечто подобное? Инженер внутри меня уже в предвкушении потирал руки. А ведь еще есть Уру – магический металл, который, с учетом моих новых знаний, мне жизненно необходимо будет изучить в ближайшее время!

– Кхм, не отвлекаю от планов покорения мира?

Знакомый, чуть пропитанный сарказмом голос вырвал меня из глубин мысленного проектирования. Доктора в палате уже давно не было, я даже не заметил, как тот ушел. Зато сейчас у моей кровати стоял директор местной конторы, который, я не сомневаюсь, пока я был в отключке, приложил немало усилий, чтобы защитить мою беззащитную тушку. Раз вопрос был задан напрямую, я счел это сигналом, что кислородную маску можно снять, что я и сделал.

– Нет, не отвлекаешь. Лучше скажи, сколько я провалялся в коме? – этот важный момент я у доктора как-то упустил.

– Почти трое суток. Сейчас три часа дня, среда, седьмое октября, – ответил Фьюри, внимательно изучая мое лицо. – Твоя очередь. Что это, черт возьми, было? И я знаю, что ты знаешь ответ.

– В подробности вдаваться не буду, Ник. Скажем так, у всего есть своя цена. В том числе и у моих знаний.

– Мета-гениальность, – хмыкнул Фьюри.

– А чем тот же Старк или Рид Ричардс не мета-гении? – парировал я.

– Как минимум тем, что это прямое обесценивание их титанического труда, – отрезал Фьюри. – Они свой гений построили, кирпичик за кирпичиком. А ты, похоже, скачал его себе в голову за одну ночь. Кстати, о строительстве. Лаборатория для твоих нужд в выделенном под компанию здании полностью готова.

– Наконец-то! – я не смог сдержать облегченного выдоха.

– Но не все бюрократические проволочки улажены. Тем не менее, она функционирует. Можешь начинать формировать штаб, работать… ну и думать над тем, как заявить о себе миру. Ты же хочешь стать публичным лицом, – с легкой издевкой напомнил он.

– А разве «Протей» – это не лучшая заявка о себе? Тем более, что патент будет ускорен благодаря твоей помощи.

– Это заявка для очень узкого круга лиц. В первую очередь, для военных и спецслужб, – пояснил Фьюри. – Был бы ты эпатажным плейбоем вроде Старка, которого знает каждая собака, это бы сработало. А так – это нишевый продукт, неинтересный для массового потребителя. Это если я правильно понял твое желание стать не просто оружейным бароном, а кем-то большим.

– Правильно понял… – вздохнул я. – Тогда придется идти по пути наименьшего сопротивления. И максимального охвата.

– О, – Фьюри заинтересованно вскинул бровь. – Любопытно.

– Я просто создам самое популярное в мире приложение, – коротко ответил я, вспоминая такое чудо-юдо, как ТикТок. Просто, вирусно и абсолютно меняет правила игры.

Но был один ключевой нюанс, что позволил ТикТоку в свое время не просто взлететь, а стать культурным феноменом. Глобальная мировая пандемия. Здесь, к счастью, такого пока нет, и не факт, что предвидится. Следовательно, слепое копирование трендов из моего прошлого мира в этот не сработает. Но с другой стороны… в этом мире есть свой, гораздо более мощный и постоянный катализатор. Я бы назвал его «Экономикой Инцидентов». Мое приложение взорвется не от скуки и изоляции, а от постоянного, первобытного коктейля из хаоса, страха и восхищения.

Каждый гребаный день в Нью-Йорке или любом другом крупном городе происходит какой-нибудь «инцидент». Драка Халка с Мерзостью, сотрясающая небоскребы. Женщина-Паук, пролетающая в двух метрах от твоего окна на паутине. А потом прилетает Зеленый Гоблин (кстати, на заметку: не забыть про Озборнов), и начинается ад в прямом эфире. Традиционные новостные каналы здесь крайне популярны, но они слишком медленные, громоздкие и отцензурированные. Они показывают последствия. А мое приложение станет платформой для мгновенного, сырого и нефильтрованного контента прямо с места событий. Это будет не развлечение от скуки, а главный источник информации. Способ справиться с постоянным стрессом жизни в этом безумном мире.

Приятным бонусом станет то, что с помощью этой платформы уже лично я смогу заявить о себе. А мне есть, что рассказать этому миру. В моей прошлой жизни блогеры с аудиторией в десять миллионов подписчиков уже считались авторитетами наравне с кинозвездами. Здесь же, кроме базового YouTube, эта ниша абсолютно пуста. Грех ее упустить. Моргну – и Старк, вставший на мирные рельсы, с помощью Джарвиса создаст что-то подобное за пару недель. Нет. Моргать нельзя.

Моргать… Да. Blink. Так я и назову этот аналог ТикТока. Blink – моргнешь, и пропустишь главное событие своей жизни. О, уже и слоган готов, забавно…

Мысли в голове пронеслись практически мгновенно, и я заметил, что само мое мышление стало более… системным. Кажется, побочный эффект от недавней «перепрошивки». Каждый вопрос, каждая идея теперь рассматривалась как инженерная проблема, требующая решения. Но так нельзя. У меня нет столько времени, чтобы распыляться. Нужны приоритеты. Личное усиление – в основе всего. Разумеется.

Тем временем Фьюри, наблюдавший за моим задумчивым молчанием, подал голос:

– IT-отрасль разделена между сильными игроками. Но знаешь… почему-то я в тебе не сомневаюсь.

– А вот я сомневаюсь в тебе, Ник, – решил я прощупать почву. – Точнее, в той песочнице, которую ты для меня приготовил. В лаборатории.

Это было прямолинейно и грубо, но этот вопрос сидел на подкорке, назойливо сверля в мыслях и съедая драгоценную оперативную память.

Фьюри даже не моргнул.

– Я, по-твоему, идиот? – его голос был ровным, почти скучающим. – Можешь разобрать каждое оборудование по винтику. Просканировать каждый сантиметр стен. Ничего не найдешь. Тем более, у тебя в команде есть живой радар в лице паучихи. Да и кому, как не тебе, понимать простой факт: невозможно реверс-инжинирить сложный производственный процесс по небольшим отрывкам информации. А даже самые навороченные системы слежения имеют слепые пятна и дают именно что отрывочные данные.

– Успокоил. Частично, – признал я, мысленно отмечая, что Гвен не будет в лаборатории 24/7, а любое следящее оборудование имеет функцию включения и выключения. – Но проблема с персоналом никуда не делась. Ты же понимаешь, что непонятных людей в моей компании не будет?

– Кроме внешнего периметра охраны, который будут обеспечивать мои агенты, рискуя своими жизнями ради безопасности твоих сотрудников, – с моей стороны больше никого не будет. Ты волен делать со своей компанией что хочешь. Главное – плодотворное сотрудничество со ЩИТом. А мы, со своей стороны, будем не вставлять тебе палки в колеса, а, напротив, убирать их с твоего пути.

– Это ты так тонко намекаешь на тех, кто неизбежно начнет на нас давить? Министерство Обороны? АНБ? М.Е.Ч.? Конкурирующие корпорации? Скажи честно, Ник, ЩИТ точно вывезет такой уровень протекции?

– В договоре есть пункт, что сотрудничество с иными правительственными сторонами – только после согласования с нами, – на губах Фьюри появилась хищная улыбка. – Понятно, что порой придется делиться. Но вот условия этого «делиться» и цену ты можешь выставлять любую. Сдирай с них три шкуры. Я разрешаю.

– Хорошо, я тебя понял. И рад, что ты меня тоже, – кивнул я. Теперь правила игры были ясны. – Сейчас, если позволишь, я бы хотел наконец посетить свою лабораторию.

Я чувствовал себя на удивление хорошо. Система и Железная Кровь проделали колоссальную работу.

– С тобой поедет Колсон, – кивнув, согласился Фьюри.

– Воу. С чего такая честь? – я удивленно вскинул брови. Колсон – это не рядовой агент. – И что, кстати, с Наташей? Давно ее не видел. Как она там после смерти Елены?

– Колсон – один из лучших. Он обеспечит твою безопасность, – ответил Фьюри, полностью проигнорировав вторую часть вопроса. – А с Наташей все стабильно.

После этих слов он, не прощаясь, развернулся и вышел из палаты, оставляя меня наедине со своими мыслями и, я был уверен, уже спешащими сюда врачами для моей официальной выписки. Если это понятие вообще применимо в моем конкретном случае.