Текст книги "MARVEL: Небесный Кузнец (СИ)"

Автор книги: Expero

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 65 страниц)

Глава 28

Бонусная внеплановая глава! Спасибо за 1500 💜💜💜

–

– Невероятно… – пробормотал Питер, с восторгом осматривая заставленное оборудованием пространство. Его взгляд перебегал от вакуумной камеры к термопрессу. – Джон, у тебя тут не гараж, а филиал лаборатории DARPA!

Я усмехнулся. Часть оборудования, не поместившись, дожидалась своей очереди в гостиной, скрытая от посторонних глаз плотно задернутыми жалюзи.

– Это даже не близко к тому, к чему я стремлюсь, Питер, – я покачал головой, протирая ветошью станину промышленной швейной машины. – В идеале нужна полноценная R&D лаборатория. Своя башня, как у Старка. Или хотя бы подземный комплекс, как у Озкорпа. Вот там можно будет развернуться по-настоящему… – Последние слова я произнес тише, почти для себя, думая о безграничных возможностях. – Правда, для этого сперва нужно заработать пару десятков, а то и сотен миллионов.

Естественно я представил себе эту лабораторию во всех деталях: стерильные белые стены, гудящие серверы с продвинутыми ИИ-ассистентами, типа Джарвиса, команды лучших ученых в мире, в защитных стерильных костюмах, тестирующих футуристичные прототипы, полученный мной от Кузницы. Не просто гараж с самодельными станками, а настоящий хаб инноваций, где тот же "Протей" эволюционирует в нечто большее – может, в костюмы с интегрированной нейронной сетью или даже в экзоскелет для сверхчеловеческой физиологии. Но такие мечты требовали не только денег, но и защиты от тех, кто увидит в них угрозу. Я отогнал эти мысли, сосредоточившись на настоящем, но вот Питер решил помечтать.

– Мы заработаем! – неожиданно горячо откликнулся Питер. Он сделал шаг вперед, и в его глазах горел тот самый огонь научного озарения. – Я последние дни много думал… Очень много. Возможно, это все еще отголоски Снадобья, но то, к чему я пришел…

– Не тяни, Паркер, выкладывай.

– Я проанализировал все существующие аналоги «Протея». Ну, все, что есть в открытом доступе, – он сделал оговорку. – И знаешь что?

– Что?

– Они – хлам! Все до единого! – Питер всплеснул руками от избытка эмоций. – Возьмем «Хаммер Индастриз». Их броня – это многослойный кевлар с титановыми нитями. Звучит круто, но на деле это просто тяжеленные, неповоротливые кирпичи с лямками! Шесть с половиной килограммов на квадратный метр! Пентагон брезгует этим закупаться, и я их прекрасно понимаю! Дешево, да, поэтому популярно у наемников, но это не технология, это просто больше слоев!

Он сделал паузу, чтобы перевести дух, и тут же продолжил, перейдя на полушепот, словно делился государственной тайной.

– А вот чем Пентагон не брезгуют, так это «Био-Шёлком» от Озкорпа. Генетически модифицированный паучий шелк, армированный углеродными волокнами. Прочность на разрыв в пять раз выше стали, это правда. И он легче – два с половиной килограмма на метр. Уже лучше, но все еще на килограмм тяжелее нашего «Протея»! И тут главный вопрос: в чем подвох?

– И в чем же? – подыграл я, уже догадываясь, к чему он клонит.

– Он дико дорогой! В десятки раз дороже «Протея» в производстве! К тому же, из-за углеродных волокон он довольно жесткий, быстро изнашивается на сгибах и плавится от высоких температур.

– То есть, если подвести итог, – я отложил ветошь, полностью сосредотачиваясь на его словах, – по сравнению с «Протеем», у него ниже гибкость, нет динамической защиты от ударов, и при этом он стоит как крыло от истребителя. Я правильно понимаю?

– Именно! – щелкнул пальцами Питер. – Поэтому его закупают только для спецназа, маленькими партиями. У Старка был еще проект с нанокевларом и микроактуаторами, но он довольно громоздкий, уязвимый к ЭМИ и провалился. Еще интересная идея у Советов, а именно арамидный композит с вплетёнными стальными микроволокнами и специальным эпоксидным покрытием, но проблемы примерно те же: тяжелый, неудобный, плохо дышит, ну еще и уязвим к коррозии. И к чему мы в итоге приходим? Что армия США, самая технологически развитая армия в мире, что Советы, самая милитаризированная страна, в массе своей до сих пор бегают в обычном кевларе или Dyneema!

Питер вспомнил еще один пример – "Нано-Щит" от "Роксон Корпорейшн". Они пытались интегрировать наночастицы в ткань для самовосстановления, но проект заглох из-за нестабильности: материал деградировал после нескольких ударов, а производство требовало редких элементов, которые стоят целое состояние. В итоге, их броня используется только в экспериментальных подразделениях, и то с кучей оговорок.

А европейцы? У "Аймекс" есть композит на основе графена, который обещает сверхпрочность, но на практике он хрупкий при низких температурах и не защищает от кинетических ударов так, как наш "Протей". Все эти технологии – это компромиссы, а мы же… Мы создали нечто цельное, универсальное и по-настоящему имеющее спрос.

– То есть… – по моим венам пробежал электрический разряд осознания.

Питер широко улыбнулся, подтверждая мою догадку.

– Да, Джон. Это абсолютно новый, пустой рынок! Рынок индивидуальной защиты, на котором мы не просто конкуренты – мы инноваторы, опережающие всех на десятилетия! Одежда и снаряжение – это статья расходов номер один для любой армии. И никто, ни Озкорп, ни Старк, так и не смог создать по-настоящему удобную, легкую, дешевую и эффективную боевую униформу!

Я увидел это ясно: наша корпорация, "Протей Лабс" или что-то в этом роде, с контрактами от Пентагона, ООН, даже от частных охранных фирм. Мы могли бы не только продавать броню, но и развивать гражданские применения – защитную одежду для пожарных, спасателей, даже для экстремального спорта. Это не просто бизнес, а революция в безопасности, где каждый человек мог бы чувствовать себя неуязвимым.

Миллиарды. Не просто деньги – целая империя. Самая простая и, что важно, легальная возможность выйти из тени. Построить лучшие лаборатории, нанять лучшие умы, творить в промышленных масштабах, не будучи никем и ничем ограниченным. Эта мысль была настолько ошеломляющей, что на миг у меня перехватило дыхание. Это была мечта.

Я позволил себе насладиться этой картиной будущего всего несколько секунд, а затем суровая реальность обрушилась на меня, как ледяной душ, ибо такая видимость привлекла бы не только клиентов, но и хищников

– К сожалению, в реальности все немного иначе, – я покачал головой, и мой голос прозвучал холодно и трезво, мгновенно сбив с Питера весь энтузиазм.

– Что ты имеешь в виду?

– Видишь ли, Питер, – я посмотрел ему прямо в глаза. – В этом мире прав не тот, у кого гениальная идея или патент на нее. Здесь прав тот, кто сильнее.

– Это же варварство! – искренне возмутился он. – Мы давно переросли это. Я не спорю, есть корпоративные игры, шпионаж… но при чем тут грубая сила?

«Ох, Питер, как же ты ошибаешься…» – пронеслось у меня в голове, пока я слушал его наивные, но такие понятные возмущения. Мой внутренний мир на секунду наполнился мрачными образами. Условный Амбал, услышав о нашей технологии, не стал бы слать юристов с предложением о покупке. Он бы прислал команду громил, чтобы «убедить» нас работать на него, а в случае отказа – без раздумий похоронил бы нас где-нибудь под фундаментами очередной стройки в Адской Кухне.

А ведь есть еще и шепот о «Гидре», змее, проникшей во все сферы общества, которая просто не может проигнорировать технологию, способную изменить баланс сил. Есть «Хаммер» и «Озкорп», ведущие свои игры грязно, даже очень грязно. Есть мутные организации вроде «Десяти Колец», Клуба Адского Пламени или гребанных шиноби из Руки, которые явно не прочь экипировать себя чем-то что выдержит не только холодное оружие, но и что-то посерьезнее.

Для всех них «Протей» – не просто миллиарды прибыли. Это массовая, легко воспроизводимая технология, способная превратить их пехоту в элитные отряды. Наемники в нашей броне были бы куда страшнее дронов Хаммера. А костюмы Гоблина, Осьминога, Скорпиона или какого-нибудь Стервятника с Шокером? Я подумал также и о "Щ.И.Т. е", этой тени за кулисами, которая наверняка активно мониторит любые прорывы в технологиях. Если они решат, что "Протей" угрожает балансу, нас либо завербуют, либо нейтрализуют тихо, под видом "несчастного случая". А что насчет мутантов или инопланетных угроз? Наша броня могла бы стать ключом в руках "Братства" или даже "Скруллов", если они в этой версии существуют.

Нет, раскрывать карты слишком рано – это как размахивать красной тряпкой перед быком Питеру всего этого знать пока не нужно. Я еще за старые секреты не пояснил, а новые лишь породят лишние вопросы.

– Подумай сам, Питер, – начал я осторожно, подбирая слова. – Именно военная сила позволяет США занимать лидирующее положение в мире. Три крупнейших техно-гиганта – Старк, Хаммер, Озкорп – все они тесно связаны с армейскими контрактами. Именно сила спецподразделений и отдельных личностей не дала некоторым странам развалиться в хаосе. И именно сила позволяет одиночкам вроде Женщины-Паук или Дьявола Адской Кухни заниматься своей деятельностью.

– В смысле? – искренне удивился Питер. – Разве геройствовать запрещено? У нас же вроде свобода…

– Свобода – это иллюзия, когда речь идет о людях, способных в одиночку разнести квартал или выстоять против элитного спецподразделения в полном обмундировании, – я горько усмехнулся. – Такие личности – слишком ценный ресурс. Определенные круги просто не могут не обратить на них внимание. Но из-за их личной силы вербовка происходит максимально мягко, незаметно. Скажем так, им позволяют действовать, пока они не переходят черту. Все в этом мире, и уж тем более в таком городе, как Нью-Йорк, происходит с чьего-то незримого разрешения.

Я замолчал, чувствуя, что объяснил все как-то сумбурно. Но, к счастью, Питер не зря носил титул Гения не только в моих глазах, и общий смысл уловил. Он нахмурился, глубоко погрузившись в мысли.

– То есть, – начал он медленно, словно прощупывая новую, пугающую идею. – Мы… не обладая ни личной силой, ни связями с теми, кто ею обладает… становимся лакомым куском для любого, кто сильнее? А сильнее нас сейчас почти все?

– Не в бровь, а в глаз, – мрачно подтвердил я. – «Протеем» на нашем нынешнем этапе отсвечивать нельзя. Миллиарды, безусловно, манят, но сейчас от таких денег будет больше вреда, чем пользы.

Мы еще немного пообсуждали эту тему и пришли к выводу, что если и патентовать что-то ради денег, то это должно быть что-то менее… военизированное. И уж точно не настолько опережающее время.

– Ладно, с «Протеем» ясно. Сегодня создадим первые образцы и поедем их тестировать, я уже снял закрытый полигон на вечер, – я решительно сменил тему. – Лучше скажи, что там с Фантазмином? Как успехи?

Питер тут же скривился, словно съел лимон.

– Как и в случае со стимулятором мышц, я понятия не имею, как эта хреновина работает, – ворчливо пробормотал он. – Молекулярная структура Фантазмина нарушает пару-тройку фундаментальных законов химии. Она в принципе не должна существовать. Она нестабильна, но в теле почему-то держит форму. Скопировать это невозможно. Но…

– Но? – я подался вперед, затаив дыхание.

– …но можно попытаться зайти с другой стороны. Точнее, с трех. Я набросал несколько гипотез. Без Снадобья я их не реализую, но чисто теоретически… они возможны.

Питер подошел к небольшой доске на стене гаража и начал быстро чертить формулы.

– Первая гипотеза – прямой подход. Синтез нейро-катализатора. Мы не можем воссоздать Фантазмин, но я могу попробовать выделить его активные функциональные группы – те «щупальца» молекулы, которыми она цепляется к нейронам. Теоретически, под Снадобьем, я смогу спроектировать совершенно новый, стабильный алкалоид, который будет имитировать эти группы. Если получится, это будет чистая химия, которую мы сможем варить прямо здесь.

Он сделал паузу и посмотрел на меня.

– Звучит просто, да? Но тут есть ложка дегтя размером с бочку. Даже под Снадобьем это невероятно сложно. Без понимания того «магического» компонента, который стабилизирует оригинал, мой синтетический аналог может оказаться токсичным ядом, слабой пустышкой или вообще не будет работать. Снадобье поможет найти путь, но идти по нему, возможно, придется годы. Это не спринт, Джон. Это марафон. Даже Квантовые компьютеры Старка не осилят что-то подобное…

Еще немного пояснив за эту идею, Питер в итоге перешел к следующей.

И вторая его гипотеза заставила меня мысленно присвистнуть. Идея решить проблему не химией, а физикой, идеально ложилась на мой будущий навык «Технологической Модернизации». Создать устройство, которое внешним полем настраивает мозг на пиковую частоту работы… Это звучало как чистая, элегантная научная фантастика. Никакой алхимии, полный контроль, абсолютная безопасность. Я почти чувствовал, как будущий навык отзывается на эту идею, как руки чешутся приступить к сборке чего-то настолько изящного. Но по мере того, как Питер, увлеченно жестикулируя, начал вдаваться в подробности о необходимости суб-атомной точности фокусировки и сложности расчетов градиентов полей, мой энтузиазм поутих. Я понял, что «Технологическая Модернизация» – это инструмент гениального мастера, но она не сделает меня гениальным теоретиком. Без чертежей, без фундаментальной научной базы, которую мог предоставить только Питер, мой навык вероятнее всего будет бесполезен, но посмотрим по ходу дела.

Что касается третьей гипотезы… она заставила меня сосредоточиться так, будто от этого зависела моя жизнь. Я подался вперед, забыв про все остальное. Симбиотический агент-стабилизатор. Не пытаться скопировать чудо, а просто продлить его жизнь. Создать «телохранителя» для нестабильной молекулы Фантазмина. Продлить эффект с жалких пары часов до десятков часов, а может и дней. Из всех трех вариантов этот путь к долгосрочному усилению выглядел самым реалистичным. Но и здесь были свои подводные камни: создание еще одного невероятно сложного вещества и непредсказуемые побочные эффекты.

Я смотрел на Паркера, и честно говоря, был в шоке. Прошел всего день, а он не просто проанализировал «невозможную» субстанцию, но и разработал три кардинально разных подхода к ее воспроизведению. Он не просто болтал и что-то чертил на доске – он показал мне свой блокнот, исписанный формулами и схемами, из которых я не понял ровным счетом ничего, но сама их сложность вызывала трепет. В этот момент Питер Паркер вырос в моих глазах еще на несколько порядков. Ставка на него была самой верной инвестицией в моей новой жизни. Теперь главное – удержать его рядом. В голове мелькнул неприятный образ Нормана Озборна, хищно улыбающегося и предлагающего этому гениальному юноше контракт, от которого невозможно отказаться. Определенно нужно действовать на опережение.

Хотя, справедливости ради, Питер был не из таких. За наше короткое знакомство я понял главное: деньги для него – лишь инструмент для решения проблем, вроде той, что случилась с его дядей. Настоящий наркотик для него – это сам процесс. Познание, созидание, решение нерешаемых задач. Биохимия, физика, материаловедение – ему было все равно, во что погружать свой гениальный мозг. И лучшая приманка для такого человека – не пачка зеленых бумажек, а бесконечный горизонт новых, захватывающих вызовов и неограниченные ресурсы для их решения. И я мог ему это дать.

– Питер, ты осознаешь, что сделал? – я прервал его технические объяснения, и мой голос прозвучал искренне воодушевленно. – Все это ты придумал без Снадобья. А теперь представь, что будет, когда ты сможешь проанализировать каждую из этих идей под ним. Найти недочеты, увидеть короткие пути, улучшить и воплотить в реальность! Мы говорим о революции!

Питер на секунду задумался, а затем неловко почесал затылок.

– Ну-у… скорее всего, под Снадобьем я просто придумаю четвертую, еще более безумную идею, до которой в обычном состоянии никогда бы не додумался, – он улыбнулся своей обычной чуть кривоватой улыбкой.

– И это тоже не исключено, – согласился я, усмехнувшись. – В любом случае, я тебя понял. После «Протея» вплотную займемся этим. Но такие проекты – это не школьный кружок. Это потребует полного погружения. Что у тебя, кстати, с университетом и работой? Просто это все может затянуться.

– А, с этим просто, – отмахнулся он. – В институте я большинство предметов знаю лучше преподавателей, так что на редкие прогулы закрывают глаза. У доктора Коннорса работаю без четкого графика, ему важны результаты, а не отсиженные часы. Ну а про «Дейли Бьюгл» я вообще молчу, там у меня никаких обязательств.

– Отлично! – я хлопнул в ладоши, и звук эхом разнесся по гаражу, знаменуя начало нового этапа. Мы посмотрели друг на друга – молодой, но уже закаленный цинизмом самопровозглашенный стратег и идеолог и гениальный, полный идеализма ученый. Партнерство было скреплено. – Значит, не будем тянуть резину. Приступаем к работе!

Глава 29

С чего начинается создание материала, опережающего прогресс на десять лет? Не с громких заявлений, а с тихой, сосредоточенной работы в гудящем от оборудования гараже. Мы приступали к подготовительной фазе – сотворению «сердца» Протея, неньютоновской жидкости.

На идеально чистом стальном столе стояли два главных компонента: контейнер с белоснежным, почти невесомым нанопорошком диоксида кремния, который, казалось, мог улететь от одного вздоха, и канистра с полиэтиленгликолем, вязким и прозрачным, как сироп. Все расчеты были у меня в голове, а у Питера – на планшете, который он держал в руках, как дирижер партитуру.

– Начинаем с тестовой партии, – скомандовал он, и в его голосе слышалось нетерпеливое возбуждение. – Концентрация – сорок пять процентов наночастиц по объему. Это золотая середина, которую я вывел. Больше – и получим вязкую кашу. Меньше – и ткань не будет держать удар. Готов?

Кто я такой, чтобы не доверять его гению? Я молча кивнул. Весь практический процесс я осознанно брал на себя. Первую версию «Протея» я должен был создать своими руками, от и до, чтобы впитать каждую крупицу опыта и максимизировать ОР. Последующие партии мы уже поставим на поток.

Я аккуратно отмерил нужное количество ПЭГ в большую емкость из боросиликатного стекла под гомогенизатором. Затем, под неусыпным контролем Питера, началась ювелирная работа. С точностью, достойной «Мастера-часовщика», я начал медленно, грамм за граммом, вводить нанопорошок в жидкость. Миксер тихонько урчал на низких оборотах, создавая ленивый водоворот.

Работа была медитативной и требовала абсолютной концентрации. Спустя пять с половиной минут последняя порция порошка растворилась в вязкой жидкости.

– А теперь, – сказал Питер, подавшись вперед, – начинается настоящая магия науки!

По его инструкции я плавно увеличил скорость гомогенизатора. Низкий гул перерос в пронзительный, почти ультразвуковой вой, вибрирующий сквозь подошвы ботинок. Насадка миксера превратилась в размытое пятно, создавая кавитационные пузырьки. Как позже объяснил мне Питер, они, схлопываясь с микроскопической яростью, разбивали любые комки наночастиц, создавая идеальную суспензию. Он наблюдал за процессом, прижавшись к стенке емкости и подсвечивая ее фонариком, словно заглядывал в самое сердце рождающейся технологии.

– Смотри! – крикнул он мне прямо в ухо, перекрывая шум. – Суспензия становится однородной, опалесцирующей! Видишь этот молочный перелив? Никакого осадка! Идеально!

Через час изнуряющего воя перед нами стояло несколько литров молочно-белой, слегка переливающейся жидкости. На вид – густой кисель. Но на деле – в этой скромной субстанции была заключена вся суть нашей затеи. Пора было переходить к «крещению» ткани.

Я взял в руки рулон арамидной 3D-сетки. На ощупь материал был упругим, легким и пористым – высокотехнологичная мочалка, не иначе. Раскроив его на несколько больших кусков, я аккуратно свернул ткань и поместил в вакуумную камеру. Рядом установил емкость с нашей жидкостью. Дверца с глухим, герметичным щелчком закрылась и я включил насос.

Раздалось мерное гудение, и стрелка манометра медленно поползла вниз.

– Откачиваем весь воздух, до последнего атома, – прокомментировал Питер, не отрывая взгляда от прибора. – Каждая микроскопическая полость в ткани должна стать вакуумной ловушкой. Один-единственный пузырек воздуха – и в этом месте образуется слабое пятно, потенциальная брешь в защите.

Когда в камере был достигнут глубокий вакуум, я нажал другую кнопку. Простой механический манипулятор плавно опрокинул емкость. Жидкость, не встречая сопротивления воздуха, обрушилась на ткань беззвучным, жадным потоком. Вакуум заставил суспензию мгновенно впитаться, заполняя собой каждую пору, каждую ячейку трехмерной структуры. Ткань оставалась в этой ванне еще около часа. Затем я медленно выровнял давление и извлек пропитанный материал. Легкая и воздушная «мочалка» превратилась в нечто тяжелое, лоснящееся, будто ее окунули в жидкий каучук.

Финальный этап для самой ткани – термообработка и ламинация. Мы отправили пропитанный материал в промышленную печь, которая занимала добрую шестую часть гаража. Я выставил точную температуру и запустил процесс полимеризации. Как объяснил Питер, это должно было намертво «связать» наночастицы с арамидными волокнами, делая ткань стабильной.

Пока первая партия «запекалась», мы, работая уже как слаженная команда, подготовили еще несколько порций неньютоновской пропитки. Через несколько часов, после остывания, я извлек из печи готовый материал. Наложив сверху тончайший лист PTFE-мембраны, я отправил этот «сэндвич» в термопресс. Горячие плиты с шипением сжали слои, и полиуретановый клей под давлением намертво сплавил мембрану с основой.

На выходе мы получили готовый материал «Протей». На ощупь он был пластичным, как плотная спортивная ткань, но с необычной внутренней «упругостью». Внешний слой – матовый, слегка шершавый, водонепроницаемый. Я положил обрезок на верстак и легонько надавил пальцем – ткань прогнулась. Затем я резко ткнул в нее кончиком отвертки. Раздался сухой щелчок, будто я ударил по керамике. Моя рука ощутила жесткую отдачу, а на поверхности не осталось ни царапины.

Ткань, опережающая большинство аналогов, только что была создана в бруклинском гараже. И Система не заставила себя ждать.

[Создан уникальный тканевый материал «Протей» (Необычный). Технология, ранее не существовавшая в мире, разблокирована. Получено +500 ОР!]

Протей (Необычный): Высокотехнологичный композитный материал, состоящий из арамидной 3D-матрицы, пропитанной неньютоновской жидкостью на основе наночастиц диоксида кремния. В обычном состоянии гибок и эластичен (1.5 кг/м²). При резком кинетическом воздействии (удар, выстрел, порез) мгновенно переходит в твердофазное состояние, распределяя энергию по всей площади. Гибкая, как шелк, твердая, как сталь. Ткань, что думает и реагирует.

Бонус в 500 ОР был приятен, но именно формулировка «технология, ранее не существовавшая в мире» зацепила меня. В голове мгновенно вспыхнул вопрос, отдающий легкой обидой: «А что не так с Сывороткой Абсолютного Хищника?!». Это ведь тоже была уникальная разработка, рожденная гением Питера и воплощенная моими руками. Почему за нее Система не выдала такой же щедрый бонус?

Я замер, глядя на мерцающее уведомление, и разум лихорадочно начал перебирать варианты. Первая, и самая вероятная гипотеза: сыворотка не так уж и уникальна. Где-нибудь в секретных лабораториях Щ.И.Т. а, «Гидры» или Красной Комнаты уже существуют аналоги. Может, с другой рецептурой, но с идентичным эффектом. Вторая гипотеза: наша сыворотка – это всего лишь доработка уже существующего «Зелья Зверя». А по меркам Системы, улучшение – это не создание с нуля. Логично. И третья, самая маловероятная мысль: возможно, эта функция – награда за уникальные творения – просто разблокировалась после того, как я впервые потратил 500 ОР на гачу. Но тогда Система, вероятно, предупредила бы меня об этом, чтобы дополнительно мотивировать. Верно ведь?

– Джон? Все в порядке? – голос Питера вырвал меня из раздумий.

– А? Да. Просто… нужно убедиться на чем-то посерьезнее, что она работает, – быстро сориентировался я, указывая на ткань.

Я взял в руку молоток. Первый удар, как и в случае с пальцем легкий, – ткань мягко прогнулась. Второй удар, резкий и короткий, со всей силы. По гаражу разнесся оглушительный звонкий щелчок, будто я со всей дури врезал по наковальне. Руку пронзила вибрация, а на ткани не осталось ни единого следа.

– Сработало… – благоговейно выдохнул Питер. Я лишь молча кивнул, ощущая, как внутри разгорается пламя триумфа.

– Едем на полигон, – скомандовал я, взглянув на часы. Было четыре часа дня, к пяти как раз доберемся – именно с этого времени я арендовал площадку. – Нужны полноценные тесты.

– Согласен, – кивнул Питер, поправляя очки. – Нужно составить точный профиль баллистической стойкости.

Мы быстро собрались. Свое оружие я, естественно, оставил дома, решив обойтись арсеналом полигона. Владелец, рекомендованный Фрэнком, гарантировал полную конфиденциальность: никаких камер, лишних людей и внимания. Идеальные условия.

Прибыв на место, мы разместили кусок «Протея» на специальном стенде с баллистическим гелем позади.

– Итак, профессор, – обратился я к Питеру, пока заряжал пистолет, – каков ваш прогноз для пистолетных калибров?

– Крайне высокая степень защиты. Я бы сказал, близкая к абсолютной, – без колебаний ответил Питер, скрестив руки на груди. – Звучит самоуверенно. Давай проверим!

Я поднял пистолет Arsenal под классический патрон 9х19мм. Грохот пяти выстрелов слился в один оглушительный рев в закрытом помещении. Мы подошли к мишени.

– Хм, действительно… – я с удивлением рассматривал результат. Пули, превратившись в бесформенные куски свинца, валялись на полу. Они просто отскочили, не сумев оставить на ткани даже царапины.

– Конечно! – с энтузиазмом подтвердил Питер. – Низкая скорость пистолетной пули позволяет неньютоновской жидкости среагировать идеально. Энергия удара распределяется по большой площади. Для носителя это будет как мощный удар кувалдой через толстую книгу. Больно, синяк гарантирован, возможно, трещина в ребре, но проникающего ранения не будет.

– Хорошо. Даже отлично! – пробормотал я, чувствуя, как растет азарт. – А что насчет винтовочных? – я взял в руки AR-15. Оружие ощущалось в руках куда серьезнее, тяжелее и смертоноснее.

– Осторожнее, Джон. Винтовочные пули – это совсем другая история, – посерьезнел Питер. – Они летят в 2–3 раза быстрее и созданы для пробития. Теоретически, материал должен выдержать, жидкость успеет среагировать. НО! Энергия этих пуль колоссальна…

Я не стал дослушивать. Три коротких, оглушительных выстрела ударили по ушам. В этот раз пули тоже отскочили, но уже не деформировались, сохранив свою форму. Пробития не было! Я победно усмехнулся.

– Не радуйся раньше времени! – резко охладил мой пыл Паркер. Он подошел к стенду и указал на глубокую вмятину в баллистическом геле за тканью. – Видишь это? Заброневая деформация – чудовищная. Ткань прогнулась внутрь на несколько сантиметров с немыслимой силой. Это гарантированно раздробленные ребра, разрыв внутренних органов, тяжелейшая контузия. Да, человек в таком костюме, возможно, выживет. Ключевое слово – возможно. Но он будет мгновенно выведен из строя и будет нуждаться в срочной госпитализации.

Экспериментировать со снайперской винтовкой мы даже не стали. Стало очевидно, что ее мощный патрон просто прошьет нашу защиту насквозь.

После часа различных тестов, Питер подвел итог, и я был с ним полностью согласен:

– Итак, «Протей» – это идеальная защита от пистолетов, дробовиков и осколков. В городских столкновениях он бесценен. Он дает шанс выжить при обстреле из штурмовых винтовок, но цена этого выживания – тяжелейшие травмы. Против мощных снайперских винтовок он, увы, бессилен.

Мы вернулись в дом, когда на дворе уже стоял вечер. Воздух был наполнен запахом остывшего асфальта и ночной прохлады, казалось бы, время отдыха, но для нас работа только начиналась. Усталость после полигона испарилась, сменившись предвкушением. Сначала мы, как на конвейере, прогнали через весь цикл – пропитка, вакуум, термообработка – еще несколько партий ткани. Процесс был монотонным, и пока руки работали на автомате, мой мозг снова принялся анализировать Систему.

За создание самой ткани, кроме первого бонуса за уникальность, ОР больше не начислялись. С одной стороны, это было странно. С другой… вполне логично. Ткань – это материал, сырье. А вот костюм из нее – уже готовое изделие с понятным функционалом. Это заставило меня задуматься. А что насчет, например, дугового реактора Тони Старка? Посчитает ли Система его создание полноценным свершением, или же источник энергии – это лишь компонент, который должен что-то питать? Вроде и простая логика, а вроде и заставляет задаваться неудобными вопросами о правилах этой «игры».

– Слушай, Питер, а где ты так шить научился? – спросил я, когда мы наконец приступили к дизайну и выкройке. Он явно был в своей стихии, с легкостью набрасывая эскизы и продумывая крой.

Питер на секунду оторвался от блокнота, и на его лице появилось немного смущенное выражение.

– А, это… Я вроде упоминал, что моя тетя работает в благотворительном фонде. Они помогают бездомным. Туда часто жертвуют одежду, и много вещей приходит в плохом состоянии – порванные, с дефектами. Вот я почти с детства и помогал тете Мэй. Что-то подшивал, что-то, наоборот, раскраивал на лоскуты. А из полученной ткани уже шил что-то для себя. Денег-то особо не было… – он неловко почесал затылок.

– Без шуток, это достойно уважения, – серьезно ответил я. В этот момент я, кажется, начал понимать, откуда в этом парне такой стержень, и откуда растут его «геройские» ноги и желание творить.

Периодически переговариваясь, мы согласовали дизайн. Никакого обтягивающего спандекса. Только практичность и тактический минимализм: куртка с анатомическим кроем и капюшоном, брюки карго с усиленными коленями, перчатки. Эргономика во главе угла. А затем началась самая сложная часть. Я взял специальные ножницы с карбидным покрытием. Обычная сталь просто скользила бы по арамиду. С громким, сухим хрустом я начал кроить ткань по выкройкам Питера. Навык «Мастер-часовщик» здесь был бесценен: каждое движение выверено до миллиметра, ни одного лишнего разреза.

Заправив арамидную нить в промышленную машину и установив титановую иглу, я нажал на педаль. Первые несколько стежков прошли гладко, но стоило мне чуть увеличить скорость… ТРЕСК! Резкий, как выстрел, звук заставил нас обоих вздрогнуть. Игла разлетелась на куски.

– Я же предупреждал… – выдохнул Питер, указывая на ткань. – Нельзя шить быстро. Игла бьет по материалу, жидкость локально твердеет, и игла встречает сопротивление, будто пытается пробить стальную пластину.