Текст книги "MARVEL: Небесный Кузнец (СИ)"

Автор книги: Expero

сообщить о нарушении

Текущая страница: 48 (всего у книги 65 страниц)

Он был пуст. Но это была не пустота отсутствия, а пустота бесконечных возможностей. Его фундаментальные концепции – Аффинитет, Проводимость и Симбиоз. Я ощутил его… желание. Он не хотел быть просто инструментом. Он жаждал стать частью чего-то большего.

Вдохновленный и ошеломленный этим открытием, я деконструировал феномен. Противоречивые научные результаты… теперь я понял. Уру реагировал на мое намерение! На тончайшие флуктуации энергетических полей в лаборатории! Он был не объектом, а субъектом эксперимента. Из этого следовал фундаментальный закон: Уру – это пассивный метафизический усилитель и проводник.

Финальный вывод обрушился на меня, заставив отшатнуться от стола.

Уру – это духовно насыщенный, пористый металл, чья истинная природа заключается в способности впитывать в свою «душу», хранить в своем «сердце» и многократно усиливать любую вложенную в него концепцию или энергию – будь то магия, Ци или космическая сила. Сам по себе он инертен. Все его легендарные свойства – прочность, легкость, способность возвращаться к владельцу – являются не его собственными, а прямым следствием магических «программ», которые были в него «записаны» в момент ковки. Чтобы работать с Уру, нужно быть не кузнецом, а магом. А в идеале – Техномантом.

С «Наследием Мунэтики», с Кузнецом Сущностей, с моей Техномантией… Страшно представить, во что этот металл превратится в моих руках. Еще бы разобраться с принципом его обработки… Идеи уже роились в голове, но вся эта космическая кузница могла и подождать. Снова.

Сейчас нужно было действовать. Быстро. Максимально эффективно. Нужно было усилиться. Экстремис. Давно пора было решить этот вопрос. Для него нужны экзотические компоненты, и поставки через «ЩИТ» исключены – они тут же засунут свой любопытный нос в мои дела. Значит, Лукас. Но здесь возникает… проблема.

Раньше, когда я был никем, я мог позвонить ему, и существовал ненулевой шанс, что звонок останется незамеченным. Минимальная цифровая гигиена, его защищенный канал… Но сейчас? После всего, что произошло, я почти физически ощущал на себе гипотетические взгляды сотен аналитиков «ЩИТа» и, что хуже, «Гидры». Каждый мой байт информации будет под микроскопом. Прежде чем я смогу сделать хоть что-то, нужно было решить вопрос со связью. Создать систему защиты, что позволит мне звонить любому человеку здесь и сейчас, не боясь прослушки, а прослушка будет…

Я потер затылок, прокручивая в голове варианты. Навороченные системы квантового шифрования, спутниковые ретрансляторы, цифровые «призраки»… Все это требовало времени, которого у меня не было. Совершенство – враг хорошего. Нужно было что-то простое, элегантное и работающее прямо сейчас.

Идея пришла сама собой. Не шифрование. Иллюзия. Не замок, а мираж. Двухуровневая система: аппаратный модуль для защиты самого разговора и программное обеспечение для маскировки метаданных. Вторую часть можно отложить. Главное – чтобы никто не услышал, что я говорю.

Вместо того чтобы шифровать сигнал, который можно перехватить и часами пытать суперкомпьютерами, я создам устройство, которое искажает сам источник звука. Мой голос. Превратить его в аудио-CAPTCHA в реальном времени – понятный для человека на другом конце провода, но представляющий собой невоспроизводимый хаос для любой записывающей аппаратуры.

Я тут же развернул голографический CAD. Пальцы затанцевали в воздухе, сплетая из света корпус и архитектуру кастомного FPGA-чипа. Это будет небольшой модуль, подключаемый прямо к порту телефона, с собственным высококачественным микрофоном.

Затем я начал «учить» чип лгать. В реальном времени его алгоритм будет делать с моим голосом три вещи. Первое: постоянно и хаотично сдвигать определенные частоты на доли процента, делая тембр неуловимо «плавающим» для машины. Второе: добавлять в сигнал слои суб-гармонических и ультразвуковых артефактов – звуковой мусор, который человеческое ухо отфильтрует, но который сведет с ума любой цифровой анализатор. И третье, вишенка на торте: создавать микроскопическое, постоянно меняющееся эхо, которое сделает невозможным точное определение источника звука.

Человек на другом конце провода услышит мой голос, возможно, с едва заметными искажениями, как при плохой связи. Но любая система прослушки запишет лишь белый шум. Попытка «очистить» такую запись приведет лишь к ее полному разрушению.

Корпус был распечатан на 3D-принтере, чип рожден в недрах фотолитографической установки. Я быстро написал и залил в него прошивку, реализующую алгоритм акустической хаотичной иллюзии. С аппаратной частью было покончено. Продвинутую программную… я сделаю позже. Время. Уже почти два часа дня.

Стоило мне отложить готовое устройство, как система тут же зафиксировала мое творение:

[Создано устройство «Акустический Скремблер». Сложность: Низкая. Получено +150 ОР!]

[Аппаратный модуль, применяющий к голосу пользователя алгоритм хаотической иллюзии в реальном времени. Делает речь невоспроизводимой для цифровых систем записи, сохраняя при этом разборчивость для человеческого уха.]

Я вернулся в холл, подключил скремблер к телефону и, не теряя ни минуты, набрал номер.

– Алло, Лукас, – сказал я в микрофон модуля. – Это будет самый большой заказ в твоей жизни.

На том конце провода воцарилась тишина, а затем раздался абсолютно бесстрастный, профессиональный голос, который ничто в этом мире не могло удивить.

– Я слушаю.

Следующие пару минут я диктовал, а точнее описывал что именно мне нужно. Всего два компонента, один из которых наиболее важный и очень дорогой. Штамм археи Metallosphaera sedula, извлеченный из гидротермальных источников у вулкана на дне Марианской впадины – идеальная база для генов термоустойчивости. И очищенный экстракт Призрачной орхидеи – идеальный биологический стабилизатор, предотвращающий раковые мутации.

– Тридцать семь миллионов, – подвел итог Лукас. Голос его не дрогнул. Я прекрасно понимал, что 99 % этой цены – за крошечный образец жизни с океанского дна. – Доставка – неделя. Если нужно сегодня…

Он замолчал. Эта пауза была не для расчетов. Он оценивал, насколько реально достать что-то подобное быстро и без отправки продвинутой экспедиции, скорее всего еще и из мета-наемников.

– Сорок два миллиона, – наконец, прозвучала обновленная цена.

– Сегодня, – скрепя сердце, согласился я. Цифра ужалила, но это был лишь пшик по сравнению с миллиардами, в которые будет оцениваться стабильный Экстремис.

– Хорошо. Отправляй координаты. Вечером будет у тебя, – Лукас завершил звонок так же буднично, как если бы мы договаривались о доставке пиццы.

Ладно. До вечера есть несколько часов. Поры бы уже позвонить Фрэнку. И нужно, наконец, основательно подумать над архитектурой и материалами наноботов для Экстремиса.

Глава 74

– Слушаю.

Голос на том конце провода был сухим, безэмоциональным, похожим на скрежет гравия по бетону. И этот звук парадоксальным образом улучшил мое и без того приподнятое настроение. Фрэнк Касл. Взял трубку. А значит, не все потеряно.

– Привет, Фрэнк. Это Джон, – на всякий случай представился я. Для него это должен был быть абсолютно неизвестный контакт.

– Часовщик.

Не «помню», не «узнал». Просто констатация факта. Словно он занес меня в свою ментальную картотеку и закрыл ячейку. Что ж, Часовщик так Часовщик.

– Я как раз хотел с тобой встретиться, – добавил он, и от него эта фраза прозвучала как выстрел.

– Вот так совпадение! – хмыкнул я, пытаясь скрыть небольшое удивление. – Я тоже. В идеале – в ближайшее время.

Пауза на том конце провода была тяжелой, наполненной просчетом вариантов.

– Через час.

– Хорошо, – согласился я. – Только одно «но». За мной присматривает одна из правительственных контор. Ради моей же безопасности. Просто предупреждаю.

Еще одна пауза. Я почти слышал, как в его голове прокручиваются карты Манхэттена.

– Тогда Форт-Трайон-парк.

Я на секунду замер, мысленно просканировав карту города, а потом усмехнулся. Гениально. Он не выбрал популярный Центральный парк, где слишком много открытого пространства и гражданских. Он выбрал крепость.

Парк, расположенный на одной из самых высоких естественных точек Манхэттена, позволял контролировать подходы с воды и с запада. Принцип «занять высоту» – основа тактики. Естественные скалистые выступы, густые заросли. А в центре – музей Клойстерс, средневековый монастырь с толстыми каменными стенами. Идеальные огневые позиции и укрытия, которые не прострелить из легкого оружия. Будучи параноиком, он выбрал поле боя, на котором у него было бы абсолютное преимущество.

– Отличное место, – искренне признал я. – Буду через час.

Звонок оборвался так же резко, как и начался. Гудки. Я тут же вызвал такси и, закинув в себя пару протеиновых батончиков из комнаты отдыха, сел в уже ожидавшую машину.

Путь до парка займет минут сорок. Это время нужно было потратить рационально. Например, окончательно определиться с наноботами для Экстремиса.

Вариантов, на самом деле, было не так уж и много. Духовные наноботы отпадали сразу – слишком тонкие материи, да и чтобы они работали хорошо, я сам должен был представлять из себя нечто большее на метафизическом уровне. Оставались металлы. Адамантий? Единственный из великой тройки, с которым я мог работать прямо сейчас. С Вибраниумом требовались дни, а то и недели экспериментов. Уру ждал звездного горна и магии, которой у меня пока не было. Да, я мог бы воссоздать энергию звезды в вакуумной камере и ковать его магнитными полями, но это было бы слишком грубо для создания нанороботов.

Адамантий же был стабилен, нерушим, инертен. Идеальный материал. За исключением одного жирного минуса, который перечеркивал все. Одна отсутствующая строка в отчете «ЩИТа», но выявленная моими собственными исследованиями и метазнаниями. Токсичность. Медленное, неотвратимое отравление на клеточном уровне. Нет. К черту Адамантий.

И в этот момент, в пробке на мосту Джорджа Вашингтона, меня осенило.

Почему я так зациклился на металлах? Это же очевидная, фундаментальная уязвимость. Ахиллесова пята для любого, кто столкнется с условным Магнето. Нужно мыслить шире. Я инженер или кто? Пора вдохновиться технологиями будущего и обратиться к вершине углеродных соединений.

Карбин. Точнее, стабилизированный карбин. Теоретически – самая прочная форма материи. Легкий, биологически инертный, абсолютно невосприимчивый к магнетизму. Идеально. План начал вырисовываться в голове с кристальной ясностью.

Теоретически существующая одномерная аллотропная модификация углерода, которую мое, перегруженное информационными пакетами, сознание тут же признало практически осуществимой. Святой Грааль материаловедения. Самый прочный материал во Вселенной, оставляющий далеко позади и графен, и алмазы. Невероятно легкий. И будучи чистым углеродом – абсолютно биосовместимый.

Эта мысль поглотила меня целиком. Я уже не мог от нее отмахнуться, развивая концепцию с лихорадочной скоростью, пока такси несло меня по улицам Манхэттена.

Наноботов можно запрограммировать на расщепление избыточных липидов и углеводов прямо в организме, поставляя чистый углерод напрямую в рой для саморемонта и репликации. Это будет самодостаточная внутренняя экосистема. Более того, карбин – идеальный проводник тепла, способный выдерживать температуры до десяти тысяч градусов по Цельсию. Возможности для создания внутреннего оружия просто ошеломляли.

Создать нанобота-матку с нейроинтерфейсом, имплантировать ее в спинной мозг с помощью Железной Крови, связав напрямую с моей нервной системой…

– Приехали, сэр. Форт-Трайон-парк.

Голос таксиста вырвал меня из глубин инженерного экстаза. Быстро же летит время, когда ты проектируешь вершину углеродной жизни.

Поднявшись по каменным ступеням на холм, я увидел его. Одинокая фигура в темной одежде на скамейке у входа в музей. Фрэнк. Чем ближе я подходил, тем сильнее росло беспокойство. Это был не тот человек, с которым я проходил краткий курс молодого бойца. Не тот, кого исцелило зелье пепла и зари. Передо мной сидела выжженная земля. Осунувшееся лицо, огромные мешки под глазами, взгляд, устремленный в никуда. Он был похож не на элитного солдата, а на человека, который уже умер, но по какой-то злой иронии забыл упасть.

– Выглядишь хреново, Фрэнк, – сказал я без обиняков, садясь рядом.

Последние недели он, без сомнения, не думал ни о чем, кроме мести. И, судя по его состоянию, уже столкнулся с тем, что не убить простой пулей. Это объясняло все: и его готовность встретиться, и его безразличие к риску попасть под колпак «ЩИТа». Фрэнк Касл зашел в тупик.

– Знаю, – устало кивнул он, даже не повернув головы. – Нужна твоя помощь.

– Ожидаемо, – хмыкнул я. – Она многим нужна.

– Мне нужно оружие, которое убивает то, что не умирает. Броня, которая держит удар метачеловека. Стимуляторы, которые позволят мне не спать неделю. Сколько?

Прямой подход. Уважаемо.

– Проблема в том, что я больше не продаю такие вещи, – я сделал паузу, поймав его напряженный взгляд. – За деньги.

Он молчал, ожидая.

– Я предлагаю тебе не снаряжение. Я предлагаю тебе арсенал. Ресурсы. И цель после того, как твоя личная война закончится. У меня есть компания. Пока небольшая, но с огромными перспективами. И мне нужен начальник службы безопасности. Тот, кто соберет команду из доверенных ветеранов – даже калек, хотя скорее… Тем более калек. Я их вылечу. Мне нужен тот, кто построит с нуля систему, способную защитить то, что мне дорого. Тот, кому я смогу доверять.

Фрэнк погрузился в себя. На долгие две минуты он превратился в статую. Я видел, как в пустоте его глаз взвешиваются варианты. С одной стороны – его крестовый поход, одинокий и почти безнадежный. С другой – бесконечный ресурс для этого похода и… будущее.

Наконец, он медленно кивнул. Я мысленно выдохнул.

– Хорошо. Но как ты это видишь? Сейчас у меня есть дело.

– Твоя месть, – кивнул я. – С тем, что я тебе предоставлю, она не займет много времени. И я помогу с информацией. У меня уже есть наводка на одно место, где ошивается потенциальный мета-наемник Кингпина, – вспомнил я про Гидромена.

– Сначала моя война. Потом твоя, – произнес он, и это было его последнее слово.

– Я на это и рассчитывал, – пожал я плечами. – Что касается сроков… я сейчас разгребаю свои дела. Я напишу, но предварительно – жду тебя в лаборатории на следующей неделе.

– Постараюсь не умереть, – он встал. Уголки его губ дернулись в некоем подобии улыбки.

Он ушел, не оборачиваясь. А я остался сидеть на скамейке, осознавая масштаб произошедшего. Фрэнк Касл. Каратель. Теперь он в моей команде! Это не просто найм. Это приобретение силы, которую не измерить деньгами.

На волне эйфории я вернулся в лабораторию. До вечерней поставки от Лукаса оставалось еще много времени. И я знал, чем его занять.

Пора было приступать к созданию материнского нанобота из стабилизированного карбина.

Цель была одновременно микроскопической и титанической: создать одного-единственного, совершенного наноробота-репликатора. Он должен был стать душой, мозгом и чревом для всего будущего роя. Фабрика, нейроинтерфейс и центральный узел в одном лице. И я собирался достичь этого, сведя к минимуму грубую электронику.

Мои пальцы погрузились в световое поле голографической станции, и в воздухе начала обретать форму элегантная модель веретена – пять миллиметров в длину, один в толщину. Я мысленно разбил ее на функциональные компоненты: монолитный, непробиваемый саркофаг из стабилизированного карбина; молекулярный ассемблер – сердце фабрики, куда будет поступать углерод прямо из моего кровотока; и, наконец, логический центр и нейроинтерфейс – живой, синтетический био-нейронный процессор.

Решение использовать био-процессор было не просто инженерным – это была философия. Во-первых, это идеальный интерфейс: соединение биологии с биологией. Моя нервная система напрямую, без костылей-преобразователей, соединялась бы с синтетической. Это гарантировало бы мгновенную, двустороннюю связь, скорость которой ограничена лишь скоростью мысли. Во-вторых – врожденная, абсолютная защита. Этот процессор не работает на двоичном коде. У него нет операционной системы, которую можно взломать, нет портов для подключения. Для условного технопата попытка прочитать его была бы равносильна попытке прочитать мысли самой материи – он увидел бы лишь хаотичные биоэлектрические сигналы, а не данные.

Я спроектировал трехмерную модель нейронной сети, оптимизированной для одной-единственной задачи – управления роем. Базовые алгоритмы репликации и контроля были заложены в саму ее физическую структуру. Теперь – к рождению.

В биохимической лаборатории развернулся тихий танец 3D-биопринтера, который слой за слоем создавал пористый, биосовместимый каркас – скелет будущей матки. Эту колыбель я поместил в биореактор, наполненный питательным раствором и специально выведенными стволовыми клетками. Под действием разработанных мной катализаторов клетки начали дифференцироваться в синтетические нейроны, постепенно оплетая каркас и образуя живой, функционирующий процессор.

Пока в одной лаборатории зарождалась жизнь, в соседней разворачивалась иная, огненная драма – синтез стабилизированного карбина. В глубоком вакууме установки, собранной на базе системы молекулярно-пучковой эпитаксии, я бомбардировал атомы изотопно-чистого углерода-14 сфокусированным лазером, заставляя их выстраиваться в идеальные одномерные цепи. Одновременно второй лазер испарял специальный полимер, который мономолекулярным слоем, словно изоляция, обвивал каждую нано-нить карбина, не давая ей разрушиться. На выходе я получил то, чего жаждал – гибкую, прочную, как сама реальность, нить толщиной в один атом. Идеальный строительный материал.

Далее, под неусыпным оком атомно-силового микроскопа, модифицированного в нано-ассемблер, начался финальный акт творения. Роботизированный манипулятор, оперируя отдельными атомами, слой за слоем сплел из карбиновой нити монолитный корпус матки, оставив на одном конце выводы для золотых нейронных зондов.

Это был момент соединения души и тела. Я аккуратно извлек выращенный био-нейронный процессор из биореактора и поместил его внутрь карбинового корпуса. Последний слой был нанесен, герметично запечатывая жизнь внутри несокрушимой оболочки.

На все про все ушло пять часов. Пять часов проектирования, модификации оборудования и чистого, концентрированного творения.

[Создано уникальное устройство «Центральный Био-Узел Системы Наноботов» (Необычный). Технология, ранее не существовавшая в этом мире, разблокирована! Получено +1000 ОР!]

[Единый репликатор, командный центр и нейроинтерфейс для роя наноботов. Обладает органическим процессором, неуязвимым для цифрового взлома, и корпусом из стабилизированного карбина. Предназначен для прямой имплантации и интеграции с нервной системой носителя.]

Отлично. Уникальное изобретение и плюс 1000 очков. Система щедро и честно оценила мой труд. Теперь – финальный штрих.

Я достал таблетку НЗТ. Мир взорвался кристальной ясностью, после чего я открыл интерфейс системы, вкладку технологий. Мой баланс – 1430 ОР.

[Вы действительно желаете разблокировать информационный пакет (Необычный) – Наследие Мунэтики будущим кузнецам за 1000 ОР?]

Я чуть усмехнулся и мысленно нажал «Да».

После мысленного согласия ми… не погас. Это радовало. А вот адская мигрень, взорвавшаяся за глазными яблоками, – не очень. Впрочем, к этой боли, боли ментального роста, я уже привык. Следующие полчаса прошли в агонии, пока мое сознание, словно суперкомпьютер, ассимилировало и индексировало новый пласт знаний. Когда шторм утих, я аккуратно поместил миниатюрное веретено матки на ладонь и отрешился от внешнего мира.

Пришло время дать ему душу.

Изначально я хотел вплести простую и примитивную концепцию: «Защита». Но теперь, постигнув саму суть этого искусства, я понял, насколько это было бы мелко. Я выбрал нечто иное. Фундаментальное. «Суверенитет». Не как политический термин, а как неоспоримый закон бытия.

На концептуальном уровне это означало, что рой наноботов станет не инструментом, а продолжением моей воли. Неотъемлемой частью моей души. Чтобы напитать эту концепцию силой, я должен был сам стать ее воплощением. Я закрыл глаза и начал осмыслять.

Суверенитет физики: Гравитация не просит материю подчиняться. Она – закон. Ее власть в ее домене абсолютна.

Суверенитет биологии: Мой мозг не предлагает сердцу биться. Он обладает неоспоримой властью над каждой клеткой моего тела.

Суверенитет творца: Я мысленно визуализировал каждую деталь матки, каждый нейрон, который я спроектировал, каждую карбиновую нить. Я не просто ее создатель. Я – ее единственная причина существования.

Моя воля – это не приказ. Это аксиома. Я проецировал в ее суть не команду, а неопровержимую истину: «Ты – это Я. Твоя воля – это Моя воля. Любой другой сигнал – это вирус. Любая другая команда – это ошибка, подлежащая немедленному уничтожению».

Когда концентрация достигла пика, я прикоснулся кончиком пальца к карбиновому корпусу. Это был не просто жест. В этот момент я нанес на нее свою метафизическую подпись, свое клеймо мастера. Вся сфокусированная ментальная и духовная энергия, удерживаемая мной, высвободилась в едином, беззвучном импульсе. Используя мою подпись как канал, она хлынула в сосуд, который я так тщательно подготовил.

Концепция стала душой этого творения.

На часах было почти девять вечера. У меня на ладони лежало мое первое полноценное техно-магическое устройство. Артефакт. С абсолютным нейроинтерфейсом. С концептуальной защитой, вплетенной в саму его суть. Живая система, способная к самообучению и самовоспроизводству, питаясь веществами из моего кровотока. В пассивном режиме она была практически неотличима от скопления нервной ткани, потому что теперь она была частью меня.

Как бы ни хотелось немедленно имплантировать ее в спинной мозг, нужно было дождаться Экстремиса. И пока Лукас не звонил, я позволил себе поразмыслить над тем, что я только что сделал. Это была не магия в классическом понимании. Я не черпал силу из других измерений, не произносил заклинаний.

Это было… чистое намерение.

Я на одно краткое мгновение стал локализованным законом физики для одного конкретного объекта. Я заявил Вселенной: «Предназначение этого творения – быть единым целым со мной». И Вселенная, пусть и в крошечном, микроскопическом масштабе, согласилась. Скульптинг реальности у нас дома…

В этот момент резкая, пронзительная трель лабораторного телефона вырвала меня из метафизических глубин. Он был соединен с моим смартфоном снаружи. Скорее всего Лукас, а значит компоненты прибыли.