Текст книги "Не имея звезды (СИ)"

Автор книги: Droi

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 86 страниц)

Всего за мгновение Альбус Дамблдор преобразил это место, полностью изничтожив всю тьму и мрак, скопившийся с здесь с приходом, как сказали бы магловские фантасты – умертвий. А феникс с хлопком разделился на тысячи перьев, падающихъ и кружащихся в вишне. Те дементоры которые еще не успели убраться прочь, попадали под них и визжали от адской боли, которую тьме причинял истинный, неподдельный свет. Вскоре все стихло и смолкло. На поле высыпали люди, спешащие пробиться к Гарри. Убежали и Изабель с Лавандой. Да и все прочие алые устремились к своему другу и герою.

Ланс остался один, совсем один в абсолютно пустом секторе. Его зонтик валялся в поток коричневой, мокрой грязи, истоптанный и разбитый, изорванный и исцветший. Герберт поднялся с места, покачнулся, но не упал – схватился за скамью ярусом выше, а потом пошел прочь. И лишь огонек зажигалки, такой простой, маленький и невзрачный, был единственным спутником на пути от стадиона к Лесу. Только там, под сенью крон, среди вечного смеха ветра в листве и траве, среди шуршаний меховых лап, Проныра мог почувствовать себя часть чего-то большего, чего-то более светлого, нежели пространство под названием – Герберт Ланс из Скэри-сквера. Герберт ненавидел одиночество...

21 октября 1993г Англия, Ховагртс

После того случая с дементорами ставки поползли в гору. Буквально каждый горел желанием поставить денежку на тот или иной конец Поттера. В буквальном смысле этой фразе. Все грифы, как один, ставили на то что Очкарик выдюжит. Остальные с большой охотой забрасывали бронзой, серебром, а порой и золотом позицию – «Помрет».

Ориентировочная прибыль, если Поттер все же выживет, составила бы порядка семидесяти галеонов. Если все же помрет – убытки исчислялись бы почти тысячей золотом. Почему именно так? Слишком долго и нудно объяснять экономику тотализаторы и барыши тех, кто его устраивает. Но одна пятая от семи десятков золотых тоже была неплохим подспорьем для сироты из приюта.

Не говоря уж о фотографиях. О да, на этом предприятии реально было озолотиться. Уже в первый день подпольных продаж, Ланс насчитал собственной выручки почти треть галеона. А Близнецы не думали останавливаться на этом. Они подбили бармена в «Кабанье голове» который за свой прцоент стал приторговывать компроматом. Там подвязался какой-то ушлый тип по кликухе – Нафер (вроде звали его – Наземникус Флетчер), который, в свою чоередь – за свой процент, захотел распространять фотки по Косому и Лютому переулках. В итоге за два дня личная прибыль Ланса достигла отметки почти целый золотой. Поскольку пик продаж по теории рынка приходился на второй месяц, то Геб прикинул что к концу года он будет обладать суммой достаточной, чтобы купить себе поддержанный авто.

А вы разве не знали? Ланс был подвинут на всем, что касалось скорости, автомобилей и чопперов. У того славянского священника в сарае, за церковью, стоял старенький разбитый чоппер – Харлей бородатого года выпуска, но зато с бляхой цеха – стальной конь прямиком из Америки. Русский или Украинский (тут без ста грамм известного напитка и не разберешься) богослов шарил в метале пошибче чемм в священном писании и Геб с Рози, которая разделяла его любовь, порой подолгу пропадали в том сарае работая с Харлеем и разбитым шевроле, которое можно было назвать спортивным только открутив время на лет пятнадцать назад.

И вот теперь, возможно, Ланс накопит деньги на свой агрегат и будет у него спортивная метла и своя машина. Чем не рай для вчерашнего босоты из самого зачуханного и криминального района не только Лондона, но и всего туманного Альбиона.

– Что это у вас под столом? – вдруг рявкнул над ухом Снейп.

– Ноги, сэр, – ответил Геб, чей голос, из-за респиратора, звучал несколько странно.

Взмахом палочки зельевар отодвинул студента в сторону и внимательно все осмотрел. Потом что-то прошипел и гаркнул:

– Следите за зальем, мистер Ланс.

Герберт, будь его воля, это самое зелье вылил бы в унитаз, где и есть его, по мнению Ланса, место. Но делать было нечего, поэтому пришлось распиливать очередную мерзость и медленно всыпать её в котел, одновременно с этим прибавляя пламя. Сегодня была самостоятельная работа и все стояли по одиночке. На столе, помимо мерзостей, находился одна фиала, которую нужно было заполниться «самогонкой». Собственно именно на этой фиале потом будет красоваться ваша отметка. Проныра, как и всегда, был нацелен исключительно на «П». Но процесс «химичения» давался ему даже сложнее Трансфигурации, так что потуги парня были достойны всяческих восхищений столь твердой волей.

Ну и как вы понимаете. Стоило только фотографиям появиться в стенах замка, как об этом узнал и владелец запечатленного на них образа. Он просто не мог не узнать, потому что Близнецы и Ланс поздной ночью подкинули ему эти снимки под дверь. С тех самых пор Снейп ходел мрачнее тучи и стал зверствовать на полную катушку. По струнке ходил весь замок, за милю огибая подземелья, в которых царствовал мистер Летучий Мышь. Ланс же только хмыкал и царственно прошагивал мимо Ублюдка.

Ведь мы прекрасно знаем – Герберт Ланс не забывает долгов, ни чужих, ни, что важнее – своих. А Северус-подарите-ему-шампунь-Снейп, не мало задолжал своему студенту. Вот Геб и отплатил. Теперь на очереди была МакГи, которая стояла на счетчике за тот финт с пушистым.

– Сдаем работы! – гаркнул Снейп, садясь за стол.

Геб наполнил фиалу и показательно отлеветировал её при помощи чар, манерно обогнув выстроившуюся очередь. Каждый обернулся к уже собравшемуся на выход парню и посмотрел на него с явной злостью. Ведь Герберту не пришлось отстаивать в очередях и прочее. Но, как говорится, включайте иногда голову и не забывайте, что вы долбанные маги, а полочкой можно не только в известных местах ковыряться.

Проныра, не теряя времени, направил свои стопы к этажу с кабинетами преподавателей. Сегодня, в этот день, были запланированы очередные «занятия» с профессором Флитвиком. Пока Ланс двигался по древним каменным ступеням, которые были надежно спрятаны по всем уголкам замка, то думал о том, что возможно сегодня испортит свои отношения с на какую-то часть гоблином, но иначе было нельзя.

Герберт не терпел слабости в людях, не терпел нытиков, сопляков, неудачников и тех, кто готов рыдать в жилетку ближнему и случайному. Ланс был уверен, что все, что вам нужно сказать эдакого, чувственного и острого, вы можете сказать зеркалу, а потом выкинуть куда подальше, потому что ни вам ни миру, слабость была не нужна. Слабость она как приговор – покажешь её(слабину) и все, теюя сожрут, скомкают и отберут все, что можно отобрать, а потом еще и обяжут всю жизнь отдавать. Таков был закон Скэри-сквера и приюта «св. Фредерика» и таков же был закон того общества, которое люди почему-то называют «гуманное и цивилизованное».

Герберт не терпел слабости, и все эти дни не мог терпеть самого себя. Ведь он дал слабину, не смог справиться с проблемой, позволил кому-то, что-то решать за себя. Да, возможно с дементорами не совладали и еще полтысячи учеников, но на них Лансу было плевать. Какая ему разница, что могут и не могут другие, если не смог он сам. Как после этого не терпеть таких как Поттер-нытик, Малфой-слабозадый, Грейнджер-Дэнжер, Рон-...гондон, если он и сам оказался таким же. Всего лишь плаксивый ребенок, который ищет защиты у кого-то сильного.

Нет, Герберт до крови из прокушенных губ ненавидел себя за это эпиход. За то что поддался такому пустяку как страх, за то что позволил себе окунуться в столь несущественное, как отчаянье. За то что предал все, что считал самым важным в жизни – умение всегда держать хвост пистолетом. Получается, Герберт Ланс показал себя не только слабаком, но еще и предателем. А ниже было падать попросту некуда, ниже было уже не опуститься. И с этим нужно было что-то делать. Пусть Гебу придется вновь пройти долиной смертной тени, но ни одна падла во всем этом богом забытом мире, не сможет сказать что Герберт-задери-его-гиппогриф-Ланс, волшебник из Скэри-сквера,н е более чем слабак, предатель и подлец. Нет, такого не будет никогда.

Проныра достал из кармана ключ от личного кабинета Флитвика и провернул его в замочной скважине. Весело, как и всегда, клацнул язычок и со скрипом отварилась дверь. Профессора не была в просторном, светлом помещении, он ждал слизеринца там – внизу.

Пройдя мимо гитары Ланс на миг замер, но потом решительно подошел к рыцарскому доспеху и повернул гарду меча. Рыцарь, будто живой, как обычно поклонился входящему, и отошел в сторону, открывая за собой чернеющий проход и крутую винтовую лестницу.

Ланс сделал шаг вперед, оставляя за собой свою Малышку. Нет, он не мог позволить касаться этих струн пальцами того ничтожества, в которое превратился всего за пару дней. Какую музыка он сможет играть? Только ту, от которой все боги музыки отвернуться от него и уже больше никогда не вернуться вновь. Нет, у него не было прав касаться гитары.

Проныра спустился по лестнице и оказался в коридоре, заполненном самыми разными дверьми, которые буквально светились от количества защитных и запирающих чар на них. Но путь слизеринца лежал дальше, к самой последним и самым огромным створкам.

С каждым шагом Проныра проникся атмосферой этой части замка. Атмосферой решимости, отваги, непринятия никаких законов и пределов. Всего того, что было важным и священным для юноши, и всего того, что тот предал из-за собственной слабости. Но всего того, что Герберт намеревался вернуть себе. А потом забыть об этом эпизоде, как он забывал обо всей грязи, лжи, обмане, зле, чернухи, отчаянья и прочем, чего было в изобилии сироты из Скэри-сквера.

«Никогда не помнить зла!» – девиз из одной из любимых книг Ланса, давно стал и его девизом. Уж он-то точно знал, что жизнь настолько коротка и прекрасна, что было бы верхом идиотии помнить о ней – о тьме. И уж тем более не стоило взращивать её в себе, пестуя и сетуя, что таким образом возвышаешься над другими. Нет, это был путь кого-то другого, но не Герберта Ланса.

Распахнулись двери зала и Ланс вошел под свод, где уже кружились волшебные святлячки, призванные двукратным Чемпионом Европы по Дуэлям. Флитвик стоял на помосте, крутя палочку в пальцах. Он ожидал слизеринца, а в глазах его плескалась гордость. И как острое, отравленное жало, эта гордость вонзилась в сердце Ланса. Нет, он был недостоин той похвалы, той радости, которую излучали глаза мастера чар после лета.

Ведь тогда, после первого «занятия» этого года, Флитвик сказал, что Ланс наконец-то взлетел. Что он впервые за полтора года начал не защищаться, надеясь устоять под натиском превосходящего противника, а нападать – желая победить этого самого противника. Желание победы, вот что было главным в полете.

– Начнем, Герберт, – кончик палочки Филиуса засветился, но чары так и не сорвались в путь.

– Профессор, – каким-то чужим, хриплым и надломленным голосом произнес враз поникший и уменьшившийся в размерах Ланс.

Его яркие глаза вдруг поблекли и даже сама красота обернулась каким-то внутренним уродством. Это не укрылось от цепкого взора маленького почти-человека, с огромным светлым сердцем.

– Что с вами, Герберт? Вы заболели?

Ланс помотал головой, а потом сказал:

– Простите профессор, но мне придется нарушить наш уговор...

– Продолжайте.

– Я ... я ... я... хочу попросить вас обучить меня одному заклинания. Заклинанию, которое поможет справиться с дементорами!

Флитвик, минуту назад напрягшийся после этой фразы, вдруг расслабился и подошел к Лансу. Он хлопнул слизеринца по спине и уселся на край помоста. С детской непосредственность и беззаботностью, на какую-то часть гоблин стал покачивать ногами в воздухе.

– Присаживайтесь, Герберт.

Проныра вздрогнул, но сел рядом, совсем близко. Со стороны, если не знать, можно было подумать что отец беседует с сыном, или дед со внуком. Но это было не так. Совсем не так. А может и так, но Герберт не знал кто такой – «отец», только что такое это слово.

– Я не смогу обучить вас этому, – тяжело вздохнул Флитвик, и наткнувшись на почти мертвые глаза слизеринца тут же добавил. – Но вовсе не потому, что не хочу! Я бы отдал многое, чтобы дать вам такое знание. Но видите ли, я и сам им не владею.

– Но...

– Даже не старайтесь Герберт, это слишком великие секреты магии, которые я спешу вам открыть. Герберт, у вас ведь не получилось овладеть ни окклюменцией? И именно поэтому вы носили сперва бандану из изолирующей ткани, а потом и эту шляпу, с подшивкой из того же материала?

– Да, – скорбно признал юноша.

– И это не удивительно, – тепло улыбнулся профессор. – Я вполне могу вас понять. Видите эти серьги? Это вовсе не моя прихоть и не дань гоблинским традициям. Это амулеты, защищающие мои мысли. Я тоже не могу овладеть наукой защиты разума.

– Это...это... как-то...

– Шокирующе?

– Именно.

Флитвик рассмеялся.

– Но профессор, как связана окклюменция и моя просьба?

– Сейчас, сейчас, я все объясню...кха...кха, – Флитвик зашелся в очередном приступе кашля, но поднял руку, показывая, что с ним все в порядке. Когда приступ закончился, старик произнес. – Ох уж это простуда... Видите ли Герберт. Заклинание патронуса, а именно оно поможет при столкновении с дементором, относиться к Высшей Магии. А девяносто девять процентов Высшей Магии есть суть симбиоз одной отрасли волшебства с другой, самой древней и самой глубокой – Ментальной Магии.

– Я что-то читал о ней... – протянул задумавшийся Герберт.

– Конечно читали. Ведь она была основой всей нынешней магической науки! Она и есть первооснова волшебства. Первооснова, которой природа обделила и меня и, что печальнее – вас. Видите ли, мы напрочь лишены способностей к ней – к Ментальной магии.

– Я все еще не понимаю.

– Не удивительно, – хмыкнул Флитвик. – Представьте, что вам нужно оживить каменные статуи. Где вы возьмете для них разум, чтобы они могли различать союзников и врагов? Где возьмете для них навыки держать оружие? Где возьмете для них все остальное? Только в разуме – в своем разуме Герберт. И часть этого разума вы на время, магией, поместите в оживленную скульптуру, наделив её некоторыми собственными, а так же собственными-утрированными, качествами. Тоже самое и со всей Высшей Магией, она всегда имеет частичку вашего «Я». А патронус, вдобавок, является его воплощением. Патронус не только Высшая светлая магия, но и апогей, сама суть Ментальной. Но мы с вами знаем, что пока не попробуешь, не узнаешь. Так что вот что Герберт. Представьте себе самое яркое, самое счастливое свое воспоминание, потом сделайте такие вот взмахи и произнесите: ExpectoPatronum!

И Герберт закрыл глаза. Не стоило трудов достать это самое счастливое воспоминание. Не стоило трудов достать их два, пять, двадцать, почти сотню. Герберт, не оставляющий в душе зла и тьмы, всегда жил на свету и в свете. Образы его друзей сменялись картинами Египта, а потом и детства, и Леса, и метлы, и Хогвартса, и еще тысячами других. Ланс наполнил всего себя ощущением бесконечной радости, веселья, счастья и жизни.

Он и Флитвик не знали, но привидения, бывшие поблизости, сейчас взвыли от боли и ужаса, и упорхнули куда подальше. Что зачадили портреты изображавшие некогда живых людей, а сами люди бросились наутек. Не знали они, что факелы в коридоре за дверьми, вдруг вспыхнули подобно звездам. Не знали, что весь огонь в замке и рядом с ним, заплясал, будто приветствуя кого-то, кого ждал так долго, кого-то, кого уже не надеялся увидеть в этом мире, кого-то родного, близкого.

– ExpectoPatronus! – произнес юноша.

Но ничего не произошло. Лишь мигнул кончик палочки и все.

– Что и требовалось доказать, – вздохнул Флитвик. – У любого, даже самого неудачливого мага, из палочки бы вырвалось легкое серебристое облачко – проекция его «Я». Но м ы с вами не способны даже на это.

– Профессор, – вновь произнес Герберт, постукивающий себя по подбородку. – Получается, что используя Высшую магию, челвоек отделяет частичку разума...

– Лишь на время, потом она возвращается. Древние мудрецы даже использовали это для того чтобы расширить границы своего восприятия. Впрочем, я знаю одного мага который и сейчас балуется этим. Он еще директором в одной известной вам школе работает.

– Хм...

– Но... кажется вы думаете о чем-то другом.

– Авада Кедавра сэр. Я понял, как она работает.

Флитвик улыбнулся и кивнул головой, предлагая продолжить:

– Ведь она отделяет душу от тела, но как можно отделить Инь от Янь? Душу от тела? Только если обмануть мироздание. Тут, получается, работает принцип симбиоза. Маг отделяет частичку, крохотную частичку своей души, и присоединяет её к душе заклинаемого. Но эта частичка уже мертвая и должна отправиться дальше, а сила тяги столь велика, что забирает и частичку, и целую душу. Это заклинание, столь мощное и опасное, по сути – простой обман.

– Браво, Герберт. Многим нужны часы лекций и сотни предложений сложных объяснений, чтобы понять это.

– Но это знание не поможет мне с моим вопросом, – понурился Проныра.

– Но возможно поможет другое, – подмигнул профессор. – Герберт, магия никогда ничего не дает, не взяв что-то взамен. Но этот закон работает и в обратном смысле. Я уже давно наблюдаю за вашим колдовством, Герберт и, кается, знаю в чем ваш талант, в чем ваша плата, за отсутствие способностей к Ментальной магии.

Флитвик взмахнул рукой и около помоста из воздуха возникла ваза. Красивая, фарфоровая ваза.

– Поднимите её в воздух.

– Win…

– Нет-нет. Без слов. Поднимите её в воздух невербально Герберт.

– Но....

– Пока не попробуете – не узнаете.

Ланс со скептицизмом взглянул на профессора, а потом мысленно произнес нужную формулу, взмахнув палочкой. Мгновение и ваза парит в воздухе. Рот Геба чуть приоткрылся, а глаза распахнулись подобно окнам по утру. Это было так легко, так просто, совсем не так, как пишут в учебниках.

– Вы никогда не овладеете Высшей Магией и Ментальной магией, но ваш талант – неверабльные чары. Возможно, что-то еще. Магия всегда справедлива и берет и дарит – равноценно.

Филиус вновь взмахнул палочкой и ваза исчезла. А юноша на глазах преображался, вновь он стал красив, вновь глаза засияли подобно драгоценным камням под лучами солнца. Проныра увеличился в росте, расправил плечи и спину.

– Профессор, я... мне...

– Нужно бежать – приниматься за работу. Вперед, Герберт, летите в своем собственном потоке и никогда больше не смотрите вниз. Земля – она не для нас.

Юноша кивнул, соскочил с помоста и побежал к дверям. Но он остановился, повернулся, и произнес «ритуальную фразу»:

– Спасибо, профессор.

И услышал «ритуальный ответ»:

– Не за что, Герберт. Абсолютно не за что.

Проныра буквально вылетел за двери, а те с шумом захлопнулись за спиной парня. Ланс побежал к лестнице и не увидел, как Флитвик, сидя на помосте, вновь зашелся в приступе кашля.

30 октября 1993г Англия Хогвартс

Герберт поставил точку и сладко потянулся. Все было готово. Эти девять дней он буквально дневал и ночевал в своей берлоге. А взяв у Помфри больничный, даже пропустил несколько занятий. Но все же —в се было готово. Да, его первое заклинание. Самое первое. То, которое он не выучил не занятиях, не нашел в учебнике, а составил сам от начала и до конца. Двенадцать уровнений, сорок одна операция, девять невербальных конструктов, две Младшие и три Старшие руны (именно на зубрение рун ушло несколько сот часов и пара литров крови из носа и ушей), и два вербальных конструкта и заклинание готово.

Всего на работу ушло гигантское количества часов, учитывая, что идея возникла уже так давно. Но все же – Ланс справился. Он взял весь свой ум, отвагу и веру, и выплавил из них нечто новое, то, чего еще не видел мир. Это было потрясающее чувство знать, что ты смог что-то сотворить. Сотворить буквально из ничего.

Ланс сидел среди кучи исписанного пергамента, среди подаренных трудов, машинки, и десятков пустых банок из-под чернил. А в его дневнике красовалась запись всего на две странице, там были приведены движения и формула, как вербальная, так и не вербальная.

И все же, кое-что пока не позволяло Гебу броситься в лес – опробовать свое творение. Этим чем-то было желтое от старости письмо. Письмо, копию которого Ланс случайно призвал в своей Берлоге. Видимо оригинал лежал где-то в необъятной библиотеке или в недрах замка. Что заинтересовало паренька в этом послании – только надпись «В Пророк, для Англии».

Ланс никогда не открыл чужую почту, но ведь он англичанин, а значит это письмо и для него. Проныра сладко потянулся, зевнул, и взял в руки конверт. Теперь, когда с делами было покончено, он мог позволить себе немного отвлечься.

С хрустом распалась сургучная печать, и на колени Лансу спустился тонкий бумажный лист послания.

«Я знаю, что это письмо никогда не будет опубликовано, оно даже никогда не дойдет до берегов страны, которой я причинил так много зла. Возможно, это и правильно. Зло не должно соседствовать с добром, а я был злом. Пусть недолго, всего пару лет, но как же много ужасных вещей я успел свершить за эти скорбные дни. Сколько сирот я оставил за собой, сколько вдов, сколько отцов, детей переживших... нет, это слишком много чтобы выдержать человеку, что ж, будем благодарить магию, что я не человек.

Это письмо никогда не опубликуют, поэтому я могу с гордостью сказать – я не человек. И поэтому все проклятья, которые ночью вы сыплете мне на голову, можно справедливо начинать с «Поганая нелюдь», хотя я знаю, что вы и так это говорите, не можете не говорить, то что я делал было бесчеловечно, было ужасно...

Впрочем, если вам интересно кто я – спросите у своего правительство или у доблестных Авроров. Они знают, всегда знали.

Вы спросите зачем я пишу? Не знаю. Мое сердце сейчас спит в другой комнате, а на столе лишь бутылка виски, даже льда не нашлось для стакана... Вот и пишу. Не могу не написать. Глупо и низко просить прощения, и тем более надеяться, что простите, но все же я прошу, от всего сердце, от всей души, с искренностью неизвестной мне доселе, я прошу прощения за то, что сделал.

Я бы хотел, дьявол, как бы я хотел сказать, что все это было не по моей воли, но это не так. Все это было частью меня, вся ненависть, вся ярость по отношению к магам, это все не от того, кого вы зовете Вол-де-Мортом это не он породил это в моей душе, это там было всегда, а я лишь дал выход. И все же – я прошу прощения. За кровь, за слезы, за то, что пламя вас не согревало, а сжигало в прах, дотла. И за прах я тоже прошу прощения.

О, мое сердце проснулось, у него схватки. Здесь я вынужден прерваться и написать последний раз – простите меня.

Что ж, надеюсь это хоть чуть-чуть омоет мои руки. Ведь кровавыми руками нельзя держать детей. Уж я-то знаю.

Фауст Либефлем»

Герберт еще несколько раз перечитал письмо, а потом сложил его в несколько раз и убрал в край стола. Жаль его нельзя было вынести из комнаты, но Проныра решил, что найдет оригинал. А когда найдет – спрячет, чтобы задуматься над текстом позже. Возможно – через пару лет, когда придет время тайн. Потому что этот год – год свободный от загадок и мистерий.

Проныра собрал вещи, провёл пальцами по полям шляпы и двинулся к подземельям. Там он оставит все лишнее и продолжит свой путь – к краю территории, там, где он, сразившись с дементорами, вернет себе себя.

====== Глава 26 ======

(п.а. как и было написано в шапке – в фике будет музыка. Советую включать её при упоминании в тексте. )

30 октября 1993г Англия, Волшебно-Запретный лес

Геб зажег сигарету, втянулся и поставил волшебнофон на землю. Драка с дементорами без музыки, это все равно что День Благодарения без индейки – как-то не кошерно. Ланс поправил шляпу и стал приседать вытянув руки вперед. После этого он сделал несколько наклонов в боках, после чего принялся вытягивать руки, хрустя всеми позвонками.

А вокруг качались темные, будто подгнившие деревья. В этом уголке леса, самом темном, в котором жили самые ужасные твари, Проныра бывал лишь раз. По легендам Хогвартса еще ни один маг, попавший в эту часть леса, не выбирался живым. Но Проныра нутром чуял, чтов се что ему надо – не сходить с тропинки и он не сходил.

Геб видел столь ужасных тварей, что сердце было готово замереть и выпрыгнуть из груди. Видел такие ужасы, которые только можно найти на дне колдовства, колдовства темного, мрачного. Но все же, пока Ланс стоял на тропинки, эти монстры и невообразимые твари не трогали его. За два с половиной года Ланс исследовал весь лес, бывал даже в лагере кентаров, но сюда больше не возвращался. Не возвращался до этих пор, пока не услышал, что именно здесь кучкуются дементоры. Хотя где им еще кучковаться.

Пока Ланс разминался, параллельно дымя сигаретой, воздух вокруг становился все гуще, все зловонней. Роса на черной, пожухлой, гнилой траве стала вымерзать, покрывая все вокруг тонкой корочкой инея. Сердце сжали опасные, стальные тиски. В висках звучал набатный колокол.

Наконец Геб выпрямился и посмотрел на небо. Здесь его не было видно, вместо этого – лишь черные кроны, словно купол сжимающейся бездны. Среди зловонья и тлена послышалось легкое, почти лоснящееся шуршание могильных саванов. Уха касались приторно нежные нотки мертвенной агонии и воя призраков. Вдалеке послышался вой, вой твари столь ужасной и смертоносной, что одно лишь присутствие её рядом отправит вас за грань. Но и эта тварь испугалась тех, кто шел за своей добычей.

Дементоры летели как мотыльки на огонек в ночи. Для них юный волшебник был словно пятно жизни в земле, где властвует лишь не щадящий никого хохот Смерти.

– Что же мне поставить? – задумчиво протянул Ланс, держа в руках две кассеты.

Одна – AC/DC «High way to hell» 79гогода, другая – AC/DC «TnT»84го. Наконец Ланс решительно закинут в аппарат вторую кассету. Он нажал кнопку проигрыша и по темнолесью пронеслись первые нотки бессмертного хита.

Вокруг кружились дементоры, и Проныра чувствовал, как медленно тает во тьме. Но он удерживался на плаву в этом бассейне из чернейшей нефти, такой затягивающей, такой манящей. По лесу летели вокальные надрывы Брайна Джонсона, и казалось, что даже деревья трещали в такт этому треку.

– Ну, кто хочет комиссарского тела? – хмыкнул Ланс, отправляя сигарету в далекий полет к ближайшему плащу.

Изо рта Проныры вырвалось холодное облачко, мигом осыпавшаяся мелкой снежной пылью.

– Не стесняемся, господа, подходим по одному, плащ вам в дупло.

Дементоры будто ждали этого приглашения и тут же соврались в стремительном полете. Стоя на края пропасти собственного сознания, проныра вскинул свою красную, будто пылающую палочку. Та замелькала, закружилась, вырисовав невозможные, запутанные фигуры и символы. А мысленно, сохраняя молчания, проныра проговаривал строки своего заклинания. И с каждым новым слогом, с каждым новым словом, палочка разгоралась подобно походному костру в ночной тиши.

Наконец прозвучало последняя формула, а палочка была готова изобразить Старшую руну, скрепляющую вербальную и невербальную формы.

– Добро пожаловать в ад, твари, – опасно-хищно, совсем по-звериному, улыбнулся Ланс и произнес:

– IgnisBestia: Papilios!

Рука завершила руну и в тот же миг из глубин души Проныры к алой палочке рванул поток пламени. Он смешался с магией, бьющей как слабый родник, подхватил её и закружил в безумном свинге. Таком быстром, что уже нельзя было различить где одно, а где другое.

Глаза резануло вспышка яркого, красного пламени, вырвавшегося из кончика пылающего дерева. Огромное, сюрреалистично большое облако из пламени закружило среди леса, опаляя все, что можно было опалить. Сжигая дотла гнилую траву, обращая в прах древние деревья, нагревая воздух до такого градуса, что кожа лопалась бы как надутый шарик, волосы сгорали бы как сухая солома. Но Ланс стоял среди этого хаоса из огня, будто ничего не происходило. Языки пламени касались его шеи и лица, но не оставляли следов, не сжигали а будто лоснились и ласкались, как долго скучавший пес.

Дементоры взвыли и отплыли в сторону, пытаясь скрыться в тьме. Но облако не позволило им этот сделать. Оно вдруг сжалось до точки, сузилось, становясь таким плотным, что его можно было взвесить на весах, и мгновением позже взорвалось. Но не исчезло в яркой вспышке, а разделилось на десятки, сотни, тысячи маленьких шариков. Те стали вытягиваться, изменяться, и вскоре приобрели форму тех существ, с которыми Ланс имел больше всего проблем на трансфигурации.

В темнолесье закружились мириады огненных махаонов, готовых разить по одному лишь жесту Ланса. И тот не заставил ждать свое творенье. Герберт взмахнул палочкой, и вместе с этим взмахом разрозненные огненные-бабочки соединились в один поток и устремились к дементорам.

Темные фигуры в плащах завопили, завизжали и попытались разделиться, но у них не было и шанса. Проныра взмахнул еще раз, словно дирижёр перед оркестром, и от потока отделились длинные шлейф махаонов, которые словно лассо окружили несколько умертвий, попытавшихся скрыться с побегом.

Эти плети из бабочек, сотканных из огня, затягивали беглецов в группу к еще десятку дементоров. Те выли своим низким, режущим слух воем и пытались выбраться из формирующегося шара из пламенных махаонов. Но не могли даже коснуться волшебства. Одно лишь прикосновение рукой, покрытой струпьями к этим порхающим существам, и на мертвецкой лапе появлялись страшные, черные ожоги, а порой плоть вспыхивала, обнажая желтую кость.

Вскоре темница из пламени была сформирована, заточив в себе дюжину плащей. Проныра все вертел и крутил своей палочкой, и бабочки порхали в такт этим движениям. Их крылья касались деревьев, оставляя на них не ожоги, а длинные и глубокие скальпельные порезы. Но когда к коре прижимались их тельца, то за собой они оставляли лишь пылающее пламя и черные, обугленные пятна.

Ланс замер, словно ожидая чего-то, а потом, когда по лесу зазвучали последние строки хита, произнес:

– Финальный аккорд.

С этими словами он вскинул палочку к небу, и махаоны яростно затрепыхали своими крыльями. Когда же со свистом палочка опустилась к земле, первые Пламенные Звери Ланса устремились в атаку.

По поляне пронесся новый вой, не страшный, не пугающий, а жалобный. Дементоры пытались спастись, улететь, но у них не было и шанса. Махаоны рвали их на тряпье, и сжигали подобно вспыхнувшему горючему. Слышался визг, писк и треск пламени, а беснующееся заклинание завершало свою работу. На землю падали догорающие лоскуты древних плащей и дымящиеся куски плоти. Через несколько секунд все было законченно.

Ланс достал еще одну сигарету и слегка дернул палочкой. Один из махаонов подлетел и опустился на сигарету. Та задымилась и Геб с наслаждением втянул ароматный дым. Он прикрыл глаза и отпустил свои чары. Бабочки стали истлевать, и вскоре на поляну вновь опустился мрак, а о недавнем сражении напоминали лишь островки пламени, черные, выжженные круги, и запах гари в воздухе.