Текст книги "Burning for your touch (ЛП)"

Автор книги: cuteandtwisted

сообщить о нарушении

Текущая страница: 48 (всего у книги 52 страниц)

– Исак… – повторяет Эвен, на этот раз не скрывая своей слабости, своей уязвимости. – Повернись ко мне.

В комнате темно, и Исак так устал, и он так сильно хочет его, что ещё чуть-чуть, и он закричит. Разве он не может позволить себе хотя бы одну ночь? Разве он не может позволить себе повернуться к нему хотя бы раз?

.

Исак поворачивается к нему. Это больно и страшно, но он поворачивается к нему в темноте и зарывается лицом в шею Эвена, пока не передумал, пока не запаниковал и не сбежал из собственной квартиры. Он прижимается к нему всем телом и издаёт самый постыдный звук, который кто-либо когда-либо издавал.

Эвен. Эвен. Эвен. Эвен, которому нравится его квартира, потому что это дом Исака. Эвен, который сел на поезд в Осло и приехал сюда, чтобы увидеть его. Эвен, который всегда знает, как заставить Исака перестать заморачиваться, как заставить его просто жить, просто существовать, просто дышать, просто быть.

Эвен после секундной заминки обхватывает его руками под тёплым одеялом и прижимает к груди, близко, так близко, слишком близко. Исак уверен, что у него наворачиваются слёзы, но он никогда в этом не признается. Он никогда ни в чём не признается, но сейчас Исак изо всех сил цепляется за Эвена, наконец выпуская на свободу жажду и желание, которые носил в своём сердце с момента их расставания.

Он не думает, что на земле когда-либо существовали люди, которым до такой степени было необходимо оказаться в объятьях друг друга.

Эвен покрывает короткими поцелуями его волосы, его лоб, его виски, его веки, пространство между бровями – всё, до чего может дотянуться. Он гладит Исака по спине и целует его уши, его скулы, его нос, его брови. Исак изо всех сил старается не плакать, не хныкать, не стонать.

– Эвен… – с трудом выдавливает из себя Исак, продолжая прятать лицо, цепляясь за его футболку и впиваясь пальцами в спину.

– Да. Что?

– Эвен, – повторяет Исак, на этот раз отрывая лицо от тепла его шеи, чтобы посмотреть на Эвена.

В комнате темно, но Исак чувствует на себе его напряжённый взгляд, ощущает, что Эвен задерживает дыхание.

Исак больше не хочет сдерживаться.

Он наклоняется и целует Эвена в губы, сдержанно и быстро, и поцелуй действует на них отрезвляюще. Спустя мгновение они отстраняются друг от друга.

У Исака нет времени, чтобы паниковать из-за своего поспешного решения, потому что уже через секунду руки Эвена ложатся ему на лицо, его пальцы расползаются в стороны, чтобы с нежностью обхватить его щёки. Потому что уже через секунду губы Эвена касаются его рта.

Поцелуи в темноте заставляют Исака чувствовать, будто он светится, будто он горит ярко-красным пламенем, как спичка в лесу в безлунную ночь, как костёр, озаряющий беззвёздное небо.

Исаку мало этого. Их поцелуи мокрые, и жёсткие, и нежные, и горячие, и отчаянные, и разрывающие душу, и прекрасные, и необузданные. Они такие настоящие, что Исак не может контролировать звуки, которые издаёт, прикосновения, которые себе позволяет. Он не может держать себя в руках и целиком засовывает язык в рот Эвена, как какой-то озабоченный подросток, который никогда раньше не целовался; он втискивает ногу между ног Эвена и пытается тереться пахом о его бедро. Он не может держать себя в руках и пытается прижаться ещё ближе, ещё теснее. Он не может держать себя в руках и наваливается на Эвена сверху, чтобы поцеловать его глубже, потом перекатывается на спину, когда Эвен сталкивает его, чтобы в свою очередь нависнуть над ним.

– Пожалуйста. Пожалуйста, прикоснись ко мне! – снова и снова умоляет Исак. – Эвен, пожалуйста.

Исак кончает несколько минут спустя.

.

Исак просыпается в объятьях Эвена: его голова лежит на его голой груди, а большая рука Эвена запуталась в его волосах.

Он мгновенно вспыхивает, когда воспоминания тяжёлыми кирпичами обрушиваются на него. Он не помнит, когда Эвен снял футболку, или когда они оказались на одной подушке, или когда приняли эту позу.

– Доброе утро, – широко улыбаясь, говорит Эвен, пропуская пряди волос Исака сквозь длинные пальцы.

В комнате слишком светло. Исак чувствует себя слишком выставленным напоказ, ему слишком жарко по сравнению с тем, каким холодом и ужасом веет с улицы. Всё это слишком. Ему хочется сбежать и спрятаться.

– Эй, – Эвен берёт его за подбородок большим и указательным пальцами. – Посмотри на меня. Эй.

Исак подчиняется. Он смотрит на него и мгновенно расслабляется.

Эвен целует его, и Исак забывает о своих сомнениях и страхах.

– Хочешь я задёрну занавески? – предлагает Эвен, и Исак кивает.

Эвен улыбается.

– Ты пойдёшь в душ первым?

– Что?

– Душ. Ты не хочешь принять душ?

– Я плохо соображаю, – признаётся Исак, тем самым заставляя Эвена захихикать.

– Я тоже. Думаю, у меня всегда были с этим проблемы.

Эвен снова прижимается к нему губами, а потом встаёт, чтобы задёрнуть занавески. Исак лежит с закрытыми глазами и приоткрытым ртом.

– Так лучше? – спрашивает Эвен, когда в комнате снова становится темно и уютно.

– Лучше.

– Хочешь что-нибудь на завтрак?

– У меня пустой холодильник, – пожимает плечами Исак.

– Я могу сходить и купить продукты.

– Там слишком холодно.

– Ты предпочитаешь умереть от голода?

– Я не хочу есть.

Исак садится в кровати и смотрит на свои руки. Это правда. Он не голоден. Он чувствует себя переполненным чем-то, что заставляет его желудок сжиматься от предвкушения.

– Я тоже не голоден, – говорит Эвен.

Он возвышается у окна, одетый лишь в спортивные штаны, и Исак хочет.

У меня совсем другой голод.

– Так что, в душ?

.

Эвен молча присоединяется к нему в душе, словно соблюдая безмолвное соглашение. Он подходит к нему сзади и нежно целует в плечо, моментально успокаивая нервы Исака из-за всей этого «обнажённости».

На это уходит минута, но её достаточно. Исак прижимает Эвена к стене, когда зеркало в ванной начинает запотевать.

Исак целует его глубоко и медленно. Он стоит на цыпочках, пока Эвен терзает его тело и душу, обнажает его до такой степени, как Исак не мог себе даже представить, прикасается к нему с такой неистовостью, не чувствуя ни стыда, ни сомнений, ни неловкости, ни нерешительности. Громкие стоны Исака рикошетят от стен, и акустика в ванной преобразует издаваемые ими звуки во что-то порнографическое. Эвен прикасается к нему, и Исак открывается ему навстречу, дотрагивается до него в ответ, кусает его шею, царапает спину, лижет ключицы, целует живот, опускается на колени, берёт его член в руку, а потом в рот, пробуя на вкус.

Исак настолько охвачен страстью и подчинён животным инстинктам, что, когда Эвен заставляет его встать на ноги и бесстыдно слизывает с его губ остатки спермы, Исак бездумно разворачивается в его руках и упирается ладонями в стену, тяжело дыша и умоляя, умоляя о чём угодно, обо всём, что готов ему дать Эвен.

Но Эвен лишь сцепляет руки у него на животе и осыпает шею нежными, неторопливыми поцелуями, словно хочет его успокоить. На мгновение в груди Исака поселяется разочарование, которое уже через минуту сменяется стыдом. Глубочайшим стыдом.

Боже. Что я делаю. Что я творю.

Эвен возвращает его к реальности секунду спустя, скользя губами по спине Исака.

– Малыш, – шепчет он, прокладывая вниз дорожку из влажных поцелуев. – Мой малыш.

Исак плавится у стены, а Эвен опускается на колени позади него, словно желая разуверить, словно говоря: «Стыду здесь не место. Между нами нет и не может быть стыда».

– Малыш, раздвинь ноги.

И ох. Они никогда не делали такого. Исак только читал об этом. Что ж, вау. Он больше никогда не сможет нормально принимать душ. Эвену даже особо не приходится использовать руки. Исак просто взрывается, изливаясь на стену, и матерится, матерится, матерится. А Эвен смеётся, смеётся, смеётся. Он вытирает рот тыльной стороной руки и смеётся, и Исак поражённо смотрит на него, потому что, как кто-то, кто только что делал это, может выглядеть таким невинным и красивым. Как человек может быть одновременно таким греховным и таким невероятно возвышенным?

Исак тоже опускается на колени, и они целуются, пока вода не начинает обжигать их кожу.

.

Исак неторопливо одевается, а когда заканчивает и выходит из комнаты, то обнаруживает, что Эвен ждёт его, сидя в куртке на ужасном диване, который теперь так сильно любит.

– Мы идём за завтраком, – объявляет он.

Они молча идут по холодной улице и расходятся в разные стороны, оказавшись в магазине. Исак говорит, что уже давно собирался купить чистящие средства, а Эвен просто улыбается и, подмигнув ему, заворачивает за угол.

Они начинают хохотать, когда сталкиваются в отделе, где продают презервативы.

– Как думаешь, сколько нам нужно упаковок? – дразнит его Эвен, задевая плечом – молчаливое прикосновение, подбадривающее прикосновение.

Исак краснеет, понимая наконец, почему Эвен не стал потакать его желаниям утром в душе.

– Я не знаю, – он пожимает плечами и тянется к упаковке с тремя презервативами.

– Три штуки?! При теперешнем состоянии экономики? – фыркает Эвен. – Ни за что. Это просто деньги на ветер.

Он шлёпает Исака по руке и берёт упаковку с двенадцатью презервативами.

– Двенадцать?!

Эвен берёт ещё две такие же упаковки и кидает их в тележку.

– Это мой тебе подарок. Спрячешь их под раковиной или ещё где-нибудь.

– Под раковиной?!

Они покупают хлеб, сметану, апельсиновый сок, кофе, масло, яйца, сыр, презервативы, смазку и тарелки. Женщина за кассой целых пять секунд рассматривает их, качая головой. Исаку хотелось бы знать, станет ли она теперь иначе к ним относиться, будет ли считать его грешником, испорченным гомосексуалом. Ему хотелось бы понять, заденет ли его, если это произойдёт.

– Хорошего дня, – широко улыбается она, глядя на него.

.

День и правда хороший. Эвен берёт его за руку, когда Исак отказывается отдавать ему один из пакетов, потому что «Ты мой гость!». Потом он прижимает Исака к стене рядом с несчастным соседским растением и целует его глубоко и медленно, пока у Исака не начинают подгибаться ноги, и он роняет оба пакета.

– Попался! – Эвен показывает ему язык и ухмыляется.

– Иди на хуй.

– Ну если ты настаиваешь.

.

Всё так просто. Кажется, будто они вернулись в те несколько блаженных недель, которые провели вместе до его отъезда в Тронхейм. Они не могут насытиться друг другом. Исак возбуждён до головокружения, его трясёт от жажды. Он хочет всего. Он хочет этого везде.

Ему даже не приходится убеждать или умолять Эвена овладеть им в этот раз, потому что они оба ослеплены страстью. Стоит им зайти в квартиру, и они набрасываются друг на друга, Исак всё ещё растянут и открыт после проявленного Эвеном мастерства в душе утром.

Они валятся на кровать, срывая друг с друга одежду, целуясь, царапаясь, кусаясь, тяжело дыша и смеясь, когда Эвен промахивается мимо его рта и вместо этого облизывает подбородок. Исак не может вспомнить, когда смеялся в последний раз.

Комната плывёт перед глазами, как и его мысли. Кровь с рёвом бежит по венам, а гормоны счастья весело танцую и поют в голове. Он голый и счастливый, а его волосы растрёпаны, и Исак снова смеётся, когда Эвен кричит: «Господи боже мой! Я такой лох!», прежде чем броситься на кухню, чтобы вытащить презервативы и смазку из пакета, путаясь в болтающихся на щиколотках джинсах.

– Ну и вид! – дразнит его Исак, когда Эвен возвращается и устраивается у него между ног.

– Хочешь поговорить о видах? – дразнит его Эвен в ответ, гладя ладонями по обнажённым бёдрам, напоминая ему о том, что происходит, о том, в какой позе он лежит – ноги раскинуты в стороны, все самые интимные части тела уязвимы и выставлены напоказ.

Исак, кажется, краснеет всем телом, в невероятном смущении пытается сдвинуть ноги.

– Не надо, – останавливает его Эвен, нежно гладя по коленям, рисуя невидимые круги на коже, прежде чем наклониться и поцеловать внутреннюю поверхность бедра, щекоча мягкими волосами, упавшими на лоб. Это так приятно. У Исака перехватывает дыхание. – Не надо. Ты такой красивый.

Исак снова раздвигает ноги, открывая Эвену всего себя.

– Нет, это ты красивый, – шепчет Исак, касаясь ладонями его лица, безмолвно прося о поцелуе.

Он открывается Эвену так, как никогда не позволял себе раньше, когда они были в Осло.

Он позволяет Эвену «заняться с ним любовью». Он позволяет Эвену брать, и брать, и брать. И реальность настолько лучше его чёртовых снов. Настолько лучше. Исак не хочет останавливаться. Он не хочет выходить из квартиры. Он не хочет, чтобы Эвен уезжал.

Он ненасытен и распалён весь день. Он очень быстро начинает испытывать благодарность за упаковки с двенадцатью презервативами.

Он хочет попробовать Эвена на вкус, хочет быть с ним в спальне, на полу в гостиной, на ужасном диване, на кухонном столе, прогнувшись над унитазом, у раковины, у стены, у стола, у шкафа для обуви, на своих книгах. Он хочет его везде. Он хочет чувствовать его везде. Он хочет, чтобы все вещи в его квартире несли в себе частичку Эвена, чтобы не скучать по нему так сильно, когда он уедет, чтобы ему было достаточно открыть книгу или опереться о холодильник, чтобы найти его, обрести его, почувствовать его внутри себя.

– А ты ненасытный, – смеётся Эвен, когда они лежат на диване, и Исак снова начинает целовать его шею.

Возможно, так и есть. Возможно, теперь ему уже немного больно. Возможно, потом у него будет сильно болеть всё тело. Возможно, завтра ему будет непросто ходить. Возможно, он ведёт себя безрассудно, потому что боится, что ему будет не хватать этой близости потом. Возможно, Эвен прав. Возможно, ему нужно остановиться.

– Прости, – смущённо вздыхает Исак, чувствуя себя жалким и потерянным.

– Нет, – тихо шепчет Эвен, прежде чем нежно поцеловать в губы. – Не извиняйся.

– Я веду себя нелепо.

– Это не так. И близко нет, – настаивает Эвен, прижимаясь губами к его волосам. – Хочешь знать, какой ты?

– Какой? – спрашивает Исак, чувствуя неуверенность.

– Горячий. Ты охуенно горячий.

Эвен перемещается на ужасном диване и усаживается на Исака верхом. Он садится к нему на колени, совершенно выбивая из колеи, накрывает ладонями его лицо и глубоко целует.

– Ты горячий, и я в восторге от этого. Я это обожаю. Ты не нелепый.

Милый, преданный Эвен, который всегда находит способ успокоить его, поддержать даже в самых острых ситуациях. Боже, Исак бы бросился ради него в лесной пожар. Правда.

– Я просто тоже хочу повеселиться, можно? – объясняет Эвен, внезапно краснея и опуская потяжелевшие веки.

– Повеселиться?

Эвен продолжает расстёгивать его джинсы, сидя у него на коленях, и Исак начинает догадываться, к чему он ведёт.

Я не могу. Не думаю, что смогу…

Исак совершенно ошеломлён, но лицо Эвена такое нежное, такое решительное, такое открытое и ясное. Он стаскивает с них обоих штаны и целует Исака до тех пор, пока тот не успокаивается.

– Нам не обязательно это делать, если ты не хочешь, – тихо говорит Эвен. – Я знаю, что в тот раз… В тот раз, когда я…

В тот раз, когда у тебя была мания. Тогда ты пытался это сделать. Когда я был так напуган. Так боялся за тебя. За тебя, только за тебя.

Исак притягивает его ближе и медленно целует.

– Я хочу, – говорит он. – Мне плевать на прошлый раз. Меня волнует только сейчас.

– Да?

– Да.

.

Проблема разума, переполненного серотонином, допамином и окситоцином, в том, что он фокусируется на настоящем, на том, что происходит сейчас. Его волнует лишь то, что произойдёт в следующую секунду. Неприятности, проблемы или опасности, которые могут возникнуть завтра, не имеют никакого значения для накаченного гормонами счастья мозга. Только сейчас, только плоть, только кожа, только рваный ритм. Только выброс адреналина, обещание вечности, только физическое проявление страсти. Только эти вещи имеют значение.

И, как и героиновый наркоман, срывающийся на один безумный уикенд после шести месяцев воздержания, Исак думает лишь о следующей дозе, о следующей порции, о следующем оргазме, о следующем взрыве химических элементов в мозгу. А не о том, что последует за этим.

Они занимаются любовью все выходные.

.

Время практически вышло. У них остался максимум час. Исак может определить это по тому, как солнце освещает полку, на которой стоят самые ценные вещи в его комнате – собрание сочинений философов-досократиков.

Он чувствует, как Эвен шевелится у него за спиной – тяжесть его тела наполняет Исака одновременно теплом и ужасом – как будто он услышал мысли Исака и обиделся на них. Его руки сжимаются на животе Исака, обнимая крепче. Исак ощущает его дыхание ещё ближе.

Эвен прижимается к нему всем телом. Они лежат на новой кровати Исака, и время уже перевалило за полдень. Эвену уже практически пора уходить.

Ладно. Может, это не самые ценные вещи в моей комнате на данный момент.

Эта глупая мысль заставляет Исака сильнее свернуться калачиком. Трепет, охвативший его изнутри, превращает мысли в непонятную кашу, в комок противоречивых чувств и постыдных звуков, которые он отказывается выпускать, и они взрываются внутри, щекоча, словно крылья бабочек.

Ему стыдно. Ему неловко лежать в собственной кровати, повернувшись к Эвену спиной, потому что он не может заставить себя посмотреть на него после всего, что они делали, после всего, чем занимались последние два дня, спрятавшись в этой квартире, как наркоманы, любимым наркотиком которых оказались они сами.

Мой любимый наркотик.

Исак снова закрывает глаза. Время практически на исходе. Эвену скоро нужно уходить, чтобы успеть на поезд до Осло, и Исак не может заставить себя проснуться и посмотреть на него. Не может заставить себя посмотреть Эвену в глаза после всего и проводить его на вокзал. Он не хочет. Поэтому он лежит и надеется, что Эвен устанет ждать, что он проснётся, и просто соберёт свои вещи и уйдёт. Исак притворяется спящим.

– Я уже по тебе скучаю, – говорит Эвен, уткнувшись лицом в его лопатки.

Исаку становится трудно дышать. И это стыдно, что ему так больно, что у него так сильно бьётся сердце, что всё внутри скручивает спазмом. Это стыдно, что он не может вынести даже мысли о том, как будет лежать на этой же кровати после того, как Эвен уедет. Это стыдно, что ему бы хотелось наполнить запахом Эвена бутылку и потом разбрызгивать его на постельное бельё, чтобы продлить это чувство, это ненормальное чувство безопасности, простоты, тепла и принадлежности.

Притворяйся спящим. Просто притворяйся.

Кажется, Эвен не верит в игру Исака, но в то же время он вроде бы не обижается на устроенное им представление. Словно он научился расшифровывать его противоречивые поступки и нашёл программу, позволяющую переводить его язык и находить истинное значение его действий. Как будто с течением времени Эвен осознал, что, когда Исак отворачивается от него и притворяется спящим, это из-за того, что он чувствует себя слишком слабым и уязвимым, чтобы вести себя как-то иначе.

Исак продолжает лежать с закрытыми глазами и концентрируется на том, чтобы дышать глубоко и ровно.

Тогда губы Эвена нежно касаются кожи на его шее, прямо за ухом у челюсти, там, где Исак сильнее всего это чувствует. Эвен не сосёт, не кусает, не лижет и не пытается сделать что-то, что напоминало бы о ерунде, которую они позволяли себе последние пару дней. Он просто медленно целует его шею своими полными губами, своими полными бархатистыми губами, простое воспоминание о которых заставляет голову Исака кружиться. Он изо всех сил старается сдержать рвущийся наружу стон.

Эвен снова целует его в шею, на этот раз сильнее сжимая руку, лежащую у него на талии, теснее прижимая его к своей груди, и жёсткость и отчаяние этих объятий так контрастирует с нежностью поцелуев – он едва касается губами его кожи, медленно, и непреклонно, и мягко, и томно. Всё это сводит Исака с ума. Неторопливость, нежность, мягкость заставляют пальцы сжиматься, спину изгибаться, а губы приоткрываться. Всё его тело горит. Он знает. У него наверняка покраснели уши.

– Я знаю, что ты не спишь, – шепчет Эвен, прежде чем поцеловать ямку за ухом, снова и снова лаская кожу губами.

«Да что ты говоришь», – хочет ответить Исак. Он быстро и тяжело дышит, извиваясь в руках Эвена. Конечно, он не спит. Но его упрямство не позволяет сдаться. Он так часто сдавался в последние несколько дней. Если Эвену нужно визуальное и вербальное подтверждение своей безграничной власти над Исаком, пусть обратится к своим воспоминаниям. Разумеется, он должен помнить, как бесстыдно Исак вёл себя прошлой ночью. Разумеется, он должен помнить, что Исак сказал ему перед отъездом в Тронхейм, в ту ночь, когда они стояли и смотрели на луну, и оба сошли с ума.

– Ты дрожишь, – говорит Эвен, и Исак молча стонет. Это правда. Он дрожит.

После двух дней, когда они полностью растворялись друг в друге, то, как Эвен целует его шею, по-прежнему заставляет Исака дрожать.

Какое слово использовал тогда Эвена? Ненасытный. Исак действительно ненасытный, как будто его тело решило наверстать упущенное время и позволить себе наслаждаться каждым прикосновением, которое может получить. Его тело живёт собственной жизнью и начинает реагировать на поцелуи Эвена не только дрожью.

Эвен замечает.

– Хочешь я…

– Нет! – наконец произносит Исак.

Нет, он не хочет, чтобы Эвен прикасался к нему там. Не сейчас. Это бред, но Исак не хочет запятнать этот момент. Всё сейчас слишком чисто, практически невинно. Он хочет, чтобы так и оставалось.

– Ладно, – говорит Эвен, никак не реагируя на тот факт, что Исак сдался и перестал притворяться спящим.

Он даже не смеётся над Исаком из-за того, что тот дрожит, как какой-то чрезмерно чувствительный тринадцатилетний подросток. Эвен просто продолжает целовать и обнимать его.

Эвен обнимает его, пока Исак не перестаёт дрожать.

.

– Мне нужно идти, – говорит Эвен. Он сидит на краю кровати и, кажется, надевает носки.

– Окей.

– У меня поезд через час.

– Что ж, тогда иди, – отвечает Исак, по-прежнему повернувшись к нему спиной.

Он ведёт себя жестоко, учитывая то счастье, которой Эвен дарил ему на протяжении этого полного блаженства уикенда. Он ведёт себя жестоко, но ничего не может с собой поделать. Он не доверяет себе, не уверен, что снова не произнесёт эти глупые, бессмысленные слова.

– Ты не пойдёшь? – спрашивает Эвен, и в его голосе звучит обида, но совсем чуть-чуть, словно он смирился, как Исак ведёт себя с ним, получив желаемое.

– Не вижу повода идти, если только ты не знаешь, как добраться до вокзала.

– Окей, – бормочет Эвен после долгой паузы. – Как хочешь.

Но в его словах нет пассивной агрессии. Лишь смирение, будто у него нет ментальной и эмоциональной способности заставить Исака подчиниться.

– Круто.

– Ага. Я тогда буду собираться.

Исак ненавидит ощущение пустоты, которое охватывает его, когда Эвен встаёт с кровати. Ненавидит всей душой. Его тошнит от одной мысли, как одиноко ему будет, когда Эвен уедет. Его тошнит.

– Эвен, подожди, – слышит он собственный голос и наконец меняет позу, садится в своей дурацкой кровати.

– Да? – Эвен мгновенно поворачивается к нему, и в его глазах горит что-то, что, возможно, назвали бы надеждой. У Исака перехватывает дыхание, и в затуманенной голове крутится лишь одна мысль.

Определённо он. Самое ценное, что есть в моей комнате, – это он.

– Хм… Не забудь повернуть ручку так, чтобы дверь сама захлопнулась, когда будешь уходить.

Искры в глазах Эвена гаснут.

– Ладно.

.

Эвен не уходит сразу. Исак слышит, как он ходит по его жалкой квартире. Он слышит, как Эвен принимает душ, пытается представить, что было бы, если бы он оказался там с ним.

Он слышит непонятный шум, который, вероятно, означает, что Эвен убирает вещи в рюкзак. Он слышит, как на кухне течёт вода, шум унитаза, как лёгкие шаги становятся тяжёлыми, что означает, что Эвен натянул свои ботинки. Исак просто лежит в кровати и прислушивается, чувствуя, как сердце тяжело колотится в груди, надеясь, что не будет сильно жалеть об этом.

– Ладно, я пошёл, – слышит он голос Эвена в отдалении, вероятно, от входной двери.

Исак не отвечает.

Мгновение спустя он слышит щелчок и звук закрывшейся двери.

Повисшая тишина сокрушает его.

.

Он едва не падает, пытаясь выбраться из кровати, ноги по-прежнему ватные после всех поцелуев и прочих действий, случившихся накануне. На мгновение ему кажется, что он обнаружит Эвена в коридоре, что тот лишь притворился, что закрыл за собой дверь, чтобы наконец выманить Исака из его комнаты. Но Эвена там нет.

Остался лишь его запах.

Исак заходит на кухню и понимает, что Эвен помыл посуду.

Кто так делает? Исак так жестоко игнорирует его, а Эвен идёт и моет посуду. «Что, блядь, с тобой не так?» Внезапно, Исак чувствует ярость по отношению к нему.

Но лишь на мгновение. Потому что как он может на него злиться? Он замечает записку, лежащую поверх сложенной одежды на кухонном столе.

Ему нужна секунда, чтобы понять, что это не его одежда. Это четыре футболки Эвена. Те, что Исак постоянно утаскивал у него раньше. Эвен оставил их на кухне.

«Я позаимствовал несколько твоих, пока ты разыгрывал из себя спящую красавицу. Подумал, ты захочешь получить парочку моих (если вдруг заскучаешь по химических веществам).

Я C43H64N12O12S2 тебя :)».

Исак смотрит на химическую формулу, и сердце начинает лихорадочно биться о рёбра. Он не знает, на чём сконцентрироваться: на том, что Эвен неправильно написал формулу окситоцина, или на том, что эта криптограмма – своего рода заявление. Окситоцин – гормон «любви».

Ком подкатывает к горлу. Эвен был так добр к нему все выходные, а Исак не может пережить тот факт, что, возможно, снова сказал что-то непристойное во время секса.

.

Исак выбегает из квартиры в ботинках, но без носков. Он скатывается вниз по лестнице и бежит в направлении железнодорожного вокзала в шортах и одной из футболок Эвена.

У него нет никакого плана. Он просто бежит. От отключает свой мозг и бежит.

.

– Что ты тут делаешь? – спрашивает Эвен, но не выглядит слишком удивлённым. Он улыбается, продолжая нести свой огромный рюкзак на одном плече.

Исак никогда не поймёт, почему он не надевает обе лямки.

«Просто так круче».

«Тебе что, двенадцать?»

«Двенадцатилетние не сделали бы то, что я сделал с тобой час назад»

«Бля, что с тобой не так?»

Смех, наигранное возмущение, счастье, дом.

Исака тошнит. Он сгибается пополам, упираясь руками в колени. Он запыхался и весь горит.

– Ты что, оставил свою зарядку в моём рюкзаке? – спрашивает Эвен, весело и самодовольно. – Ты поэтому бежал всю дорогу после того, как провёл всё утро в коме?

– Иди нахуй, – бормочет Исак, по-прежнему тяжело дыша, но его слова звучат игриво.

– Уже там был. Дважды, если я правильно помню.

Исак стонет, внезапно чувствуя головокружение и робость. Он поднимает голову и видит лучезарно улыбающегося Эвена. Он отводит взгляд, внезапно сомневаясь, зачем проделал весь этот путь.

– Тебе нужно что-то забрать рядом с вокзалом? Ты говорил, что тебе нужно купить какую-то книгу. Я видел там книжный магазин неподалёку.

Эвен. Милый, добрый, прекрасный Эвен, который находит для него оправдания, предлагает ему лазейки, чтобы Исаку было не так больно и стыдно.

– Да, – Исак принимает его помощь. – Да, мне нужно купить ту книгу.

– Круто. Тогда ты можешь пойти со мной.

– Ага.

Они идут, Исак в своей одежде для сна, смущённый и раскрасневшийся, и Эвен, улыбающийся ярче солнца.

– Тебе не нужно было мыть посуду, – вдруг вспоминает Исак.

– Ну ты же мыл мою посуду, когда мне было херово. Ты убирался в моей комнате и стирал.

– Это не одно и то же.

– Да нет же, – возражает Эвен. – К тому же я использовал почти всю посуду, когда пытался приготовить нам поесть вчера. Так что ничего особенного. Это просто посуда.

Исак чувствует себя сердитым ребёнком, которого только что отчитали. Он не знает, что сказать. Поэтому просто молчит.

Они, Исак и Эвен, идут по улицам Тронхейма. Исак знает, что, начиная с этого момента, город будет разделён для него на две части: на улицы, по которым он ходил с Эвеном, и те, по которым не ходил.

Он смотрит на Эвена и видит, что тот довольно улыбается. Исак надеется, что Эвен всегда такой. Когда они сворачивают налево, Исак понимает, что-либо Эвен планирует пропустить свой поезд, либо поезд уходит позже, чем он сказал.

– У меня ещё час до поезда. Я соврал, – признаётся Эвен, словно прочитав мысли Исака.

– Зачем?

– Подумал, что ты, возможно, побежишь за мной, – с улыбкой отвечает он. Исак краснеет и хмурится.

– Я не бежал за тобой.

– Ну да, ты просто всегда бегаешь по улице в нижнем белье. Я знаю, – смеётся Эвен, и у Исака не хватает сил возмущаться и спорить.

Он действительно выбежал из квартиры в нижнем белье. Это правда.

– Да плевать, – фыркает он.

Они бесцельно слоняются по улицам, пока Эвен не берёт его за руку и не сжимает ладонь в своей, заставляя Исака ахнуть.

Никто не знает, кто мы. Всё нормально.

– У меня плечо немного болит из-за рюкзака. – Эвен откашливается и смотрит перед собой, словно обращается к кому-то ещё. – Если ты будешь держать меня за руку, это… хм… может восстановить баланс.

Исак бы саркастично рассмеялся, если бы не плавился сейчас от ощущения тёплой руки Эвена на своей коже.

– Баланс, – эхом откликается Исак.

– Ага, ну знаешь. Как гравитация. Ну то есть если я буду ощущать вес на обоих плечах, мне будет лучше. Будет меньше болеть, – бормочет Эвен.

Это мило.

– Гравитация, – снова повторяет Исак.

– Ну да, понимаешь. – Эвен краснеет. Вот это вид! Исак не может не улыбаться.

Ну или ты мог бы просто надеть вторую лямку.

Исак ничего не говорит. И когда они переходят следующую улицу, он переплетает их пальцы, отводя глаза, когда чувствует, как Эвен вздрагивает.

– Для гравитации, – говорит Исак. – Ну, ты понимаешь.

– Для гравитации, – повторяет Эвен.

– Ага, ради твоего плеча.

Исак улыбается, потому что они оба ведут себя как идиоты.

– Бля, мы такие дебилы, – вслух жалуется Эвен, немного выходя из образа. Он тоже улыбается.

– Говори за себя.

Исак не уверен, кто кого целует первым. Возможно, они делают это одновременно, повинуясь невидимому сигналу.

И, должно быть, это то ещё зрелище! Исак и Эвен, целующиеся посреди улицы. Эвен, скидывающий свой рюкзак на землю, чтобы обхватить руками спину Исака. Исак в шортах, улыбающийся в поцелуй и зарывающийся пальцами в волосы Эвена, в этот холодный октябрьский день.

Для гравитации.

Эв (22:22)

Эй

Знаешь что

что

я скучаю по тебе я скучаю по тебе я скучаю по тебе я скучаю по тебе

я скучаю по тебе я скучаю по тебе я скучаю по тебе я скучаю по тебе

придурок

<3

Исак не может перестать улыбаться. Не может перестать парить.

Ломка начинается позже, когда его мозг приспосабливается к внезапному недостатку допамина, к внезапному недостатку окситоцина.

Он проводит ночь в одной из футболок Эвена. Тоскуя по нему.