Текст книги "Burning for your touch (ЛП)"

Автор книги: cuteandtwisted

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 52 страниц)

Теперь все знают. Все знают, и Исак вот-вот снова получит ужасные новости. «Я люблю тебя». Наверное, кто-то слышал, как Эвен это сказал, и попросил Мутту сообщить Исаку, что Эвен совсем не имеет это в виду, что это тоже один из его «кинков», что Исака снова разыграли. Возможно, это был Арвид.

Мутта: Мы с парнями хотим извиниться перед Эвеном за то, что случилось на пляже. Мы повели себя как мудаки, и нам правда нужна твоя помощь. Если ты захочешь. Пожалуйста.

Облегчение накатывает на Исака. И он всегда считал себя человеком, который в состоянии концентрироваться сразу на нескольких вещах, но теперь он начинает в этом сомневаться. Потому что сейчас ему кажется, что мини-вариант панической атаки посреди кухни никогда не случался.

Он мгновенно отвечает «ОК», после чего чувствует себя невероятно неловко из-за того, как быстро он принял решение, из-за того, что даже не стал обдумывать это, хотя обычно он тщательно обдумывает абсолютно всё.

Друзья Эвена хотят помириться, и Исаку этого достаточно, чтобы сказать да. Он даже не колеблется. Наверное, Мутта думает, что он жалкий.

Мутта: спасибо, чувак. Пришлю тебе место встречи. Не говори Эвену пжл

Исак кладёт руки на стол и утыкается в них головой. Сон начинает овладевать его телом, но мысли продолжают крутиться в голове несмотря на усталость. Ему даже хочется, чтобы Эскиль снова вышел из комнаты и попытался выпытать у него информацию. Тогда, возможно, он избавился бы от пары мыслей. Возможно, он признался бы, о чём на самом деле думает, что действительно грызёт его изнутри. Возможно.

Он сказал, что он «любит» меня.

Никто не «любит» меня.

.

– Как дела? – нервно спрашивает Мутта. И его неловкость заставляет Исака немного расслабиться.

Здесь жарко, слишком жарко. Мутта сидит в майке, и Исак немного завидует. Ему бы очень хотелось снять куртку, в которую он сейчас одет. Но он пока не доверяет себе и своей коже, когда находится рядом с людьми. Обжечь Мутту в кофейне с утра пораньше не входит в список его дел на сегодня.

– Всё по-старому, – пожимает плечами Исак.

Мутта выглядит виноватым, нервно играет собственными пальцами, сидя на высоком табурете. Исаку даже хочется поддержать его, сказать, что, если уж на то пошло, он знает, что слова, произнесённые на пляже, были свидетельством настоящего беспокойства и дружбы. Но Исак не позволяет себе этого. Теперь он в выигрышном положении. Он хочет узнать больше о том, как Мутта планирует заслужить прощение Эвена.

– Когда я видел тебя в последний раз, ты меня назвал грёбаной задницей, – наконец говорит Мутта, нервно хихикнув.

– Не помню, чтобы употреблял именно эти слова, – бесстрастно тянет Исак. – Ты уверен?

– Ну, честно говоря, вполне возможно, что я чувствовал себя грёбаной задницей.

– Самоощущение – очень сильная вещь, – фыркает Исак, не изменяя своему обычному скучающему тону. У него были годы для того, чтобы довести до совершенства этот холодный, равнодушный взгляд, этот беспристрастный голос. Странно знать, что эта способность вернулась к нему. Ему кажется, будто Эвен и Эскиль лишили его некоторых наиболее важных тактик выживания.

– Прости.

– Тебе не передо мной нужно извиняться, – говорит Исак.

– Я знаю.

– Так в чём заключается план? Как мы собираемся заставить Эвена Бэк Насхайма снова принять тебя в ряды своей команды?

– Мы? – удивлённо повторяет Мутта.

– Я здесь не для того, чтобы слушать, как ты жалеешь себя. Ты явно позвал меня сюда, чтобы попросить помочь. Что мне нужно сделать? – Исак моргает, прикрывая веки и наигранно зевая. Да, он настолько невыносимый. – И, кстати, как долго Элиас и Микаэль собираются прятаться за той стеной? Я не буду торчать здесь целый день.

.

Они все смотрят на него со смесью вины и гордости. Должно быть, им кажется нелепым просить парня, который знает их лучшего друга всего ничего, помочь возродить их дружбу, длящуюся целую вечность.

Исак продолжает сидеть со скучающим видом, в то время как Элиас изо всех сил стискивает зубы. Исак даже испытывает искушение уверить его, что он не пытается украсть у них Эвена, что он не пришёл бы сюда, если бы планировал занять их место.

– В общем, мы подумали… – начинает Микаэль.

– О, серьёзно? Поздравляю, – перебивает его Исак, не в силах сдержаться.

– Ты ведёшь себя как мудак, – говорит Мутта.

– Справедливо, – Исак закатывает глаза. – Продолжай.

– Как я уже сказал, – вздыхает Микаэль, – мы думали о том, чтобы сделать что-то для Эвена.

– Грандиозно, парни, – снова перебивает Исак. – Мы здесь уже двадцать минут, а вы так и не сказали ничего конкретного.

– Исак… – вздыхает Мутта.

– Так. Ладно. Извиняюсь. Продолжай.

– Ты с Эвеном тоже так себя ведёшь? – раздражённо бормочет Микаэль.

– Вы собираетесь рассказать мне о вашем плане сегодня или как? Эскиль готовит суп на обед. Я не могу это пропустить…

– Да блин, – Элиас закатывает глаза, а Исак пытается скрыть улыбку. – Микаэль пытается сказать, что мы долго думали об этом, и мы хотим сделать что-то невероятно исключительное для воплощения исключительности, коим и является мистер Эвен Бэк Насхайм.

– Дайте угадаю. Вы хотите, чтобы я помог вам придумать, что же именно вы должны для него сделать, – задумчиво произносит Исак.

– Нет. – Мутта широко улыбается. – Нам просто нужно, чтобы ты его привёл.

– Привёл его? – презрительно усмехается Исак, понимая, что последует за этим. – Ваша восхитительная идея – устроить ему вечеринку? Серьёзно? Вы сейчас серьёзно?

– Не просто вечеринку, – вмешивается Микаэль.

– Хм?

– Самую шикарную вечеринку, – говорит Мутта.

– Во всём Осло! – добавляет Микаэль.

Исак хмурится, потом ставит локоть на стол и подпирает рукой подбородок.

– Простите, парни. Но если вы думаете, что дерьмо типа «Проекта X»** заставит Эвена перестать злиться, тогда мы могли бы просто…

– Боже, чувак, ты и правда невыносимый. Что стало с прикольным пацаном, который ездил с нами в коттедж? – театрально вздыхает Элиас.

– Прикольный пацан из коттеджа очень хочет узнать, о чём идёт речь, чтобы наконец пойти домой и поесть суп, так что…

– Прайд! – практически кричит Элиас, будто все его силы уходят на то, чтобы произнести это слово.

– Что? – недоумённо моргает Исак.

– Мы идём на парад в честь Прайда. Мы все. И нам нужно, чтобы ты привёл Эвена.

.

Это ужасная идея. Просто колоссальная ошибка.

– Тебе необязательно это делать, если тебе неловко, – прошептал ему Микаэль, когда они остались одни.

Заявление, от которого у Исака вспыхнули щёки, а грудь наполнилась стыдом и возмущением. Почему ему должно быть неловко? На что это намекает Микаэль? Разумеется, Исак в состоянии привести Эвена в центр города. Он в состоянии «привести его». Чёрт, он уже много раз «приводил» его раньше, без конца манипулируя, разыгрывая и обманывая по своему усмотрению. Почему Микаэль полагает, что Исаку может быть неловко осуществить такую обычную миссию? И почему он так на него смотрит? Будто ему неудобно даже просить Исака об этом.

Исак сказал да. Он не знает, почему сказал да. Но он посчитал, что его отказ подтвердит предполагаемый дискомфорт, который он должен испытывать, по мнению парней. Но Исаку не неловко, потому что в этом нет ничего, чтобы испытывать подобное чувство.

Так что он сказал да. Вот так просто. «Конечно. Не вопрос. Я всё равно туда иду ради Эскиля».

Он соврал и сказал да. И теперь он об этом жалеет. Он жалеет и не может перестать об этом думать. Уже практически время ужинать, а он так и не может перестать думать об этом.

Что если Эвену будет неловко?

Блядь.

Исак так зациклился на собственной неловкости, что забыл подумать о том, что на самом деле важно: о чувствах Эвена. Как он будет себя чувствовать, когда его обманом заставят принять участие в самом большом и многолюдном событии года, чтобы облегчить вину друзей, так сильно ранивших его.

Что если Эвен не хочет идти на Прайд? Что если Эвен предпочёл бы откровенно поговорить со своими друзьями, вместо того чтобы быть вынужденным кричать и демонстрировать свою сексуальность ради людского развлечения? Что если Эвен возненавидит Исака за манипулирование? Исак намеренно не играл с ним уже долгое время. Эвен всё равно сказал бы те слова? Сказал бы…

В тот момент, когда Исак терзает себя, сидя за столом, Эвен появляется в дверях. Он просто входит в спальню, словно это его собственная комната – что, в общем-то, частично является правдой: его рисунки неуклюже прилеплены на стену, его мятые джинсы валяются на полу, его носки – в корзине для грязного белья, его зубная щётка и средства для волос – в ванной, его книги и ноутбук – на столе, его запах – на простынях.

Исак никогда не обращал внимания на то, как много теперь в его комнате Эвена. И он бы свалил всю вину за это на него, если бы не сидел сейчас в одной из футболок Эвена. В футболке с «Челюстями».

Кажется, они оба подумали об этом, потому что Эвен мягко улыбается, увидев его, заставляя сердце Исака забиться быстрее.

– Эй, привет.

В последнее время Исак в полной мере осознаёт это. Своё сердце. Как быстро оно стучит. Как сильно оно бьётся, когда Эвен рядом. «Ты делаешь это сейчас со мной. Это для тебя». Исак знает, что сердце Эвена не бьётся для него, как и его собственное не бьётся для Эвена. Но трудно найти другую причину, объясняющую сбитое дыхание, спутанные мысли, горящее сердце, стоит им просто встретиться взглядами.

Это просто нервы. Это из-за того, что он сказал. Из-за тех слов.

– И тебе привет, – небрежно отвечает Исак.

– Скучал по мне? – спрашивает Эвен с дразнящей улыбкой, прежде чем бросить рюкзак на пол и, словно ребёнок, плюхнуться на кровать Исака.

– Если ты ищешь вербального подтверждения, то дверь в комнату Эскиля налево по коридору.

– Мне хватит физического подтверждения.

Исак резко поднимает голову и наконец оборачивается, чтобы посмотреть ему в глаза, и Эвен широко улыбается.

– Как я уже сказал, дверь в комнату Эскиля налево по коридору, – отвечает Исак, стараясь не показать, как сильно взволнован этим, потом снова отворачивается к книге, которую держит в руках.

– Мы могли бы пообниматься? Для науки? Я тебя не видел почти двадцать четыре часа. Я знаю, что твой запас допамина исчерпался.

– С моим запасом допамина всё нормально, – говорит Исак тем же скучающим тоном.

– А с моим нет, – отвечает Эвен, поворачиваясь на бок и подпирая щёку рукой.

Исак снова оборачивается к нему, на этот раз с беспокойством. Эвен встретился с кем-то из парней? У него был плохой день?

– Всё в порядке? – осторожно спрашивает Исак. – Что случилось? – добавляет он, не получив ответа.

Тогда Эвен, лежащий на своей половине кровати Исака, разводит руки, молча прося об объятиях. Он выглядит усталым, но довольным. Он выглядит мягким. Невозможно описать это иначе. Его, прямо сейчас. В этих тёмных джинсах, белой футболке, с растрёпанными волосами, которые он не стриг уже какое-то время.

– Иди сюда? – спрашивает Эвен, словно предлагает Исаку выбор, словно у Исака есть возможность сказать нет.

Исак встаёт и робко подходит к собственной кровати, ощущая тяжесть в колене, когда встаёт им на матрас. Его лицо горит, и он старается не встречаться с напряжённым взглядом Эвена.

В какой-то момент ему кажется, что Эвен потянется к нему и схватит за талию, требуя скорее обнять его, потянет вниз и обхватит руками. Но он этого не делает. Эвен отодвигается чуть дальше, оставляя Исаку больше места в его собственной кровати, пока они не оказываются лицом к лицу, не касаясь друг друга.

– Что случилось? – с тревогой спрашивает Исак.

– Ничего, – практически шепчет Эвен, и улыбка по-прежнему играет на его губах, но теперь она едва различима.

– Что ты сегодня делал?

– Я… Хм. Я ждал.

Исак не может сдержать вздох, рвущийся из груди. Эвен провёл день в ожидании. «Я буду тебя ждать».

Эвен ждёт его. И Исак не понимает, как сказать ему, что он не знает, как уйти с платформы, как зайти в поезд, чтобы добраться до него. Он не знает.

– А ты? – мягко спрашивает Эвен шёпотом. – Что ты сегодня делал?

Я строил тайные планы. Я встречался с твоими друзьями у тебя за спиной. И я пытался не думать о тебе.

– Я дочитал книгу, – врёт Исак.

Эвен придвигается ближе, и Исак потрясён призрачным воспоминанием о губах Эвена на его собственных. Он помнит, как долго они целовались вчера. Всего лишь вчера. Какими долгими и отчаянными были их поцелуи. Как Эвен прижимал его к двери, как держал его лицо в руках, будто Исак – самое ценное, что есть в этом мире. Исак краснеет.

– Я скучал по тебе, – говорит Эвен, накрывая ладонью щёку Исака.

Исак практически мурлычет, впитывая прикосновение, опускает дрожащие веки. За окном пока не темно, потому что сейчас лето, но уже поздно. Если бы сейчас был февраль, Исак не волновался бы так, разрушая свои стены.

Исак не знает, как сказать вслух «я тоже скучал по твоим прикосновениям», поэтому он просто придвигается ближе к груди Эвена, пока они не оказываются в кольце рук друг друга. Они оба вздыхают, словно что-то только что щёлкнуло, что-то открылось внутри них.

Исак больше не чувствует тревоги, и беспокойства, и напряжения. Он ощущает лишь тепло.

Эвен был прав. Его запас допамина определённо исчерпался.

Они обнимаются. Ради науки. По крайней мере в этом положении Эвен не может видеть, что глаза Исака закрыты.

– Что ты делаешь первого июля? – в какой-то момент Исак набирается смелости, чтобы задать этот вопрос. Их лица раскраснелись, а волосы в беспорядке.

– Это суббота, да? – бормочет Эвен, упираясь подбородком в макушку Исака.

– Да.

– Хм. Даже не знаю. А что? Хочешь чем-то заняться?

– Хочу пойти гулять по Грёнланну***.

– По Грёнланну? – удивлённо повторяет Эвен. – В следующую субботу? Разве там не…

– Парад в честь Прайда. Да, я знаю, – выпаливает Исак.

Эвен молчит. Он думает.

– Это… Это ради Эскиля, – продолжает Исак. – Я наговорил гадостей про Прайд, и я хочу извиниться, придя туда и поддержав его. Он будет на одном из этих грузовиков или платформ со своей компанией. Они будут танцевать и всё такое.

Эвен по-прежнему продолжает хранить молчание. Исак начинает паниковать.

– Ты можешь отказаться, – шепчет он.

– И позволить тебе пойти одному?

– Эскиль говорит, что я не обжигаю гомосексуалов. Так что это не будет проблемой, учитывая суть мероприятия, – коротко улыбнувшись, говорит Исак. Это шутка. Эвен улыбается в ответ. – И я могу притащить с собой Линн, – продолжает он.

– Да она наверняка будет танцевать вместе с Эскилем. Он, наверное, учит её хореографии в свободное время, и ей приходится это терпеть.

Исак смеётся, и это так приятно – смеяться, прижимаясь к чьей-то груди.

– Так ты пойдёшь со мной?

– Я пойду с тобой.

– Что если нас кто-нибудь увидит? – спрашивает Исак, потом понимает, что в определённой степени это вопрос самому себе.

– Ну, значит, нас кто-нибудь увидит.

Проваливаясь в глубокий сон, Исак чувствует, как Эвен прикасается губами к его лбу.

.

Исак просыпается от звука карандаша, движущегося по бумаге. Этот звук лихорадочный и быстрый, не такой, как если бы карандашом соединяли линии. Это звук того, как кто-то закрашивает пустое пространство рисунка.

Он открывает один глаз.

Эвен нависает над ним, сидя в кровати. Он подтянул колено к груди и положил на него альбом.

Эвен рисует.

– Что ты… – бормочет Исак, ещё не проснувшись до конца.

– Не двигайся, – перебивает Эвен, сосредоточенно нахмурив брови. – Мне нужна ещё одна минута.

– Какого чёрта?

– Я тебя рисую. Если ты начнёшь двигаться, я могу всё испортить.

Исак недоумённо моргает, но подчиняется. Он остаётся в том же положении – на боку, прижавшись щекой к подушке, сложив руки под подбородком – целую минуту. Он считает до шестидесяти, сфокусировав взгляд на случайном предмете на прикроватной тумбочке. Это пенал Эвена. Исак смотрит на него до тех пор, пока не запоминает все рисунки на его поверхности.

– Минута прошла, – бормочет Исак, стараясь разыграть недовольство, но на самом деле изо всех сил пытаясь не показать своего смущения.

– Вообще-то прошла минута и тридцать шесть секунд, – с улыбкой отвечает Эвен. – И да, я закончил уже какое-то время назад, мне просто хотелось посмотреть на тебя такого ещё немного.

Исак пихает его подушкой, на которой лежал, и хмурится, пока Эвен смеётся. Кто смеётся так рано утром?

– Блядь, сейчас шесть утра! И кто дал тебе право рисовать меня, пока я сплю? Ты осознаёшь, насколько это странно?

– У меня был выбор: либо рисовать, либо дрочить, – пожимает плечами Эвен. – Я взвесил все за и против и решил, что твоя реакция на то, что я тебя рисую, будет менее драматичной.

– Что с тобой не так! – Исак снова пихает его, но не может не улыбаться, заглушая собственный смех.

– Ну прости, что сон рядом с тобой заставляет меня чувствовать определённые вещи, Ис. Некоторые из нас очень даже гомосексуалы, понимаешь ли.

– Всё, хватит. Я больше тебе не позволю оставаться ночевать, – фыркает Исак, вылезая из кровати.

– Если тебя это утешит, я почти не спал, – пожимает плечами Эвен. – И, кстати, не расстраивайся, но мне пришлось принять холодный душ, потому что я был возбуждён, и я позаимствовал твои трусы.

– Что?! – Исак оборачивается к Эвену и буравит его взглядом, сгорая от стыда.

– Я их постираю и верну, обещаю.

– Блядь, ты что, не шутишь?!

– Ис, ты в последнее время много материшься. Я беспокоюсь за твой словарный запас, – дуется Эвен, по-прежнему держа альбом для рисования в руках.

– Я сейчас… – начинает Исак, одновременно рассерженный и смущённый, двигаясь к Эвену, чтобы оседлать его.

Эвен быстро отбрасывает альбом в сторону и хватает его за талию, его взгляд пронзительный, но собранный. Время замирает, и с губ Исака срывается вздох, когда он оказывается на коленях Эвена, того самого Эвена, чьё возбуждение по-прежнему актуально.

– Я забыл сказать, что холодный душ не помог, – говорит Эвен, и от звука его низкого голоса, кровь Исака мгновенно приливает к члену.

– Эвен…

Эвен притягивает его ближе, пока они не прижимаются друг к другу животами, потом поднимает брови, когда понимает, как быстро Исак завёлся. У него самоконтроль на уровне подростка в период созревания. Так и есть.

Он продолжает чувствовать смущение, он не в состоянии двигаться, потому что боится, что его импульсы возьмут верх над разумом, и он сделает что-то невероятно безрассудное, например, подастся бёдрами вперёд.

Эвен наклоняется к нему со знающей улыбкой и тем же пронзительным взглядом, и Исак задерживает дыхание. Сейчас, блядь, шесть утра. Как можно быть настолько поражённым кем-то в шесть утра?

– Что-то мне подсказывает, что тебе тоже нужен холодный душ, – шепчет Эвен.

– Я…

Их лица так близко друг к другу, что они могли бы целоваться. Они могут. Они должны. Всегда так приятно, когда они это делают. Это совершенно выигрышная ситуация. Не нужно ничего усложнять.

Он вот-вот поцелует Эвена. Он вот-вот попросит Эвена поцеловать его. Он хочет этого, так почему бы и нет? Почему он не должен? Его мозг практически ощущает прилив допамина, который получит от соприкосновения их губ. Он хочет этого так сильно, что у него ломит кости.

– Мне нужно идти, – шепчет Эвен мгновение спустя, отнимая руки от талии Исака, и потеря этой опоры дезориентирует его. – У меня сегодня дела.

– Э-э-э… Да. Окей.

Исак практически спотыкается по пути в ванную, ноги подгибаются, а дыхание затруднено. Он не может даже наорать на Эвена, опасаясь, что его голос прозвучит выше, чем обычно.

Когда он возвращается в комнату, Эвена уже нет, но на подушке Исака лежит записка.

«Хорошего дня :)

PS: когда я в твоих трусах, мне кажется, что наши члены касаются друг друга целый день. Романтично».

Эв

Не смей НИКОГДА БОЛЬШЕ прикасаться к моему нижнему белью

И можешь сжечь то, что взял

Я уже переоделся

Не мог ходить в мокром :)

<3

Прочитав ответ Эвена, Исак стонет от раздражения, но также от неудовлетворения. Он пытается не думать об этом. Он пытается, но даже обычный образ, нарисованный фантазией, практически заставляет его закричать, уткнувшись в подушку.

Эвен стал гораздо более открыто заявлять о своих мыслях, желаниях и чувствах после случившегося у дверей Коллективета. Он больше не сдерживается. Он больше не фильтрует и не ограничивает себя. Он не задумывается. Он просто говорит о том, что чувствует в данный момент.

Но его подколки ограничиваются словами. Он не выходит за рамки. Он всё время отстраняется, когда ситуация накаляется, прямо перед тем как Исак чувствует, что уже готов сдаться. Эвен подводит его к краю и уходит, оставляя в подвешенном состоянии.

Я буду тебя ждать.

Эвен ждёт. И Исак не осознавал, что ожидание стало синонимом этого новоприобретённого воздержания. Эвен дразнит его до бесконечности, но не доводит до пика. Он больше не прикасается к нему так, как того жаждет Исак. Он больше не целует его.

Исак заставляет Эвена ждать.

И Эвен заставляет его ждать в ответ.

Комментарий к Глава 15 – Философия гордости – часть 1 * Карл-Юхан – центральная улица Осло, соединяющая Центральный вокзал с Королевским дворцом

**«Проект Х» – https://www.kinopoisk.ru/film/proekt-x-dorvalis-2012-507440/

*** Грёнланн – квартал в центре Осло

========== Глава 15 – Философия гордости – часть 2 ==========

.

– В общем, мы встретимся у меня, потому что коллективет ближе к движухе, потом пойдём к Спектруму. Мы можем поехать на трамвае, но я уверен, что движение частично перекроют, и мне не хочется застрять в замкнутом пространстве с людьми-единорогами. И нет, можешь даже не предлагать, мы не пойдём через Грёнланн. Я лучше выколю себе глаза, чем пойду через Грёнланн. И да, я знаю, что сам предложил сначала, но это было до того, как Эскиль мне рассказал, что там обычно происходит. К тому же его компания марширует, или, лучше сказать, танцует в первой группе участников, так что мы можем поймать его, когда они обогнут ту странную церковь. Нам ведь не нужно идти за ним всё время, понимаешь? Ему просто нужно, чтобы я там был, чтобы он мог подтвердить свой статус феи-крёстной и написать в инстаграмовском кепшене «Я заставил моего приёмного сына Исака Вальтерсена пойти на Прайд». Я даже не сомневаюсь, что он так сделает. Он постоянно меня фотографирует. Вообще-то я думаю, что пора начинать беспокоиться. И, кстати, что вообще за странная концепция у Прайда. Тебе не кажется, что те, кто настаивают на подобном выражении гордости, на самом деле наиболее подвержены стыду? Как и те, кто постоянно хвастаются тем, что имеют, потому что у них внутри пустота? Как и те, кто очень активны в соцсетях, потому что на самом деле крайне одиноки? Настаивать на том, чтобы демонстрировать предполагаемое величие… Это концепция, которую я никогда… – Исак прерывает своё бессвязное бормотание, внезапно понимая, что его речь звучит слишком быстро и непоследовательно, и что его голос – единственный звук, наполняющий сладкий воздух середины лета в кафе.

Эвен сидит напротив него, вытянув руки на столе и положив на них голову, спутанные пряди золотистых волос закрывают его лицо. Он не двигается, и Исак понимает, что Эвен задремал во время его лихорадочной болтовни. Он готов облегчённо вздохнуть, ужасно смущаясь из-за того, что так нервничает.

Исак смотрит на него какое-то время. В последнее время Эвен постоянно был рядом: слишком много говорил, слишком много улыбался, слишком много смеялся, слишком много брал. Исак мог лишь отводить взгляд и держать всё в себе. У него уже какое-то время не было возможности просто смотреть, потому что каждый раз, когда он смотрит, он вспоминает нелепые слова Эвена, произнесённые на прошлой неделе. Так что сейчас он смотрит.

Исак даже не знает, как назвать чувство, которое охватывает его, когда он видит Эвена с закрытыми глазами и изогнутыми в полуулыбке губами. Исак не думает, что когда-либо улыбался во сне. Почему для Эвена это так просто? Как у Эвена получается выглядеть таким умиротворённым во сне? Таким спокойным, таким… красивым.

Время замирает достаточно для того, чтобы пылинки застыли в узком луче солнца, проникающем сквозь окна. И на мгновение Исак сомневается в источнике света: солнце сегодня жаркое и неуступчивое, но по какой-то причине спящий Эвен сияет ярче.

Нет!

Исак обрывает себя на полуслове и отмахивается от нелепых мыслей. Он выпрямляет спину, легко пинает ногой стул Эвена и снова начинает говорить.

– Ты что, спишь? Эвен, серьёзно? – фыркает Исак, и его голос практически дрожит. Он просто жалок. Исак сглатывает и продолжает. – Ты выбрал момент обсуждения маршрута, чтобы наконец заснуть? Ты не давал мне спать столько дней, и именно теперь захотел вздремнуть?

Исак очень нервничает. Он достаточно знает себя, чтобы признать, что он нервничает. Но он говорит себе, что это из-за того, что он делает, а не потому, что Эвен сидит напротив. И это правда. Не каждый день Исак планирует маршрут для перемещения по Осло во время Прайда. Одна мысль об этом наполняет его непреодолимым желанием сбежать и закрыться в своей комнате как минимум на месяц. Но он не может. Не в этом году.

В этом году ему нужно думать об Эскиле, ему нужно привести Эвена на Прайд. В этом году речь не о нём. Необходимость выполнить миссию помогает ему сконцентрироваться. Он идёт, потому что Эскиль прибег к эмоциональному шантажу и потому что Мутта попросил его привести Эвена, чтобы устроить сюрприз. У него есть задание. С ним всё будет в порядке. Он в порядке.

Исак собирается снова пнуть стул ногой, когда Эвен начинает говорить.

– Я не сплю, – бормочет он, и его голос звучит хрипло, но мягко. А ещё в нём улыбка. Его голос улыбается. Исак отказывается обращать на это внимание.

– Хм, не хочу показаться занудой, но вообще-то закрытые глаза и отключка сознания называются сном, Эвен.

– Вот тут ты ошибаешься. Моё сознание точно не в отключке, – смеётся Эвен, наконец поднимая взгляд на Исака, чтобы ослепить его. Глаза Эвена превратились в узкие щёлочки, и всё это очень нервирует. Исак не может думать.

– О, и что же, твои глаза закрылись сами по себе, пока я делился с тобой очень важной информацией?

– Я закрыл глаза, потому что хотел слышать тебя, по-настоящему слышать тебя, – говорит Эвен, неловко упираясь подбородком в сложенные на столе руки. Его глаза искрятся чем-то близким к счастью или эйфории, как будто тот факт, что он сидит в кофейне с Исаком и слушает, как он жалуется на всё подряд, наполняет его радостью.

– Ты хочешь сказать, что моя речь слишком замысловатая, или ты имеешь в виду, что тебе нужен слуховой аппарат? – снова фыркает Исак, потому что единственная возможность для него скрыть свою нервозность – это быть невыносимым.

– Я хочу сказать, что больше всего люблю слушать, как ты говоришь, и когда я закрываю глаза, я чувствую, как твои слова проникают в меня ещё глубже.

Исак благодарен, что не решил в этот момент сделать глоток кофе, потому что скорее всего напиток оказался бы теперь в волосах Эвена. Он давится воздухом, в то время как Эвен хохочет.

– Боже мой! – он пытается откашляться, чувствуя, как тёплый смех Эвена заполняет его изнутри.

– Какие у тебя грязные мысли, Вальтерсен.

– Грязные мысли?! Я просто в шоке от твоего выбора слов, потому что в них нет никакого смысла. Мои слова глубже проникают в тебя? Ты вообще какие книги читаешь? Я просто не могу с тобой больше!

– Я просто говорю тебе, что чувствую, – отвечает Эвен без намёка на юмор или поддразнивание в голосе. Он улыбается, но, кажется, это знак искренности, не шалости. – Я люблю слушать, как ты говоришь. Я мог бы слушать тебя целый день. Просто я так чувствую.

Серьёзность в голосе Эвена заставляет Исака почувствовать себя уязвимым. Он знает, что эти слова бессмысленны, что они звучат по-детски. Такое ощущение, что Эвен просто озвучивает мысли, появляющиеся у него в голове, не фильтруя и не смягчая их, как обычно делают взрослые, столкнувшиеся с последствиями слишком быстрых и безрассудных высказываний. Эвен ведёт себя безрассудно, и Исак не знает, как теперь вести себя с ним.

Он краснеет и отводит глаза, пытаясь зацепиться за что-то разумное, придумать остроумный ответ, чтобы закончить этот дурацкий разговор.

– В общем, я понял, – бормочет Исак, закатывая глаза и касаясь руками блокнота, где он тщательно распланировал их маршрут. – Не стоит тебя будить, когда ты дремлешь, если я не готов слушать твою ерунду. Я понял. Такого больше не повторится.

Он бросает быстрый взгляд на Эвена, чтобы проверить, не обиделся ли он, но Эвен по-прежнему улыбается, по-прежнему обхватывает руками стол и улыбается.

– Так на чём я остановился? До того, как я пробудил тебя от глубокого сна? – продолжает Исак.

– Ты говорил о том, что не понимаешь концепцию Прайда. И что только те, кто стыдится, настаивают на том, чтобы демонстрировать, что они гордятся, – мгновенно отвечает Эвен и улыбается так широко, что кажется, сейчас взорвётся.

– Хм, окей. Что ж, похоже, ты действительно слушал, – нервно отмечает Исак.

– Ты проникаешь в меня. Я же тебе говорил. Все эти философские разговоры глубоко меня затрагивают.

– Заткнись! – Исак закатывает глаза, а Эвен тихо смеётся. Он решает сконцентрироваться на том, что знает лучше всего, на единственном, что всегда успокаивает – на фактах. – Кстати, я тут даже не о философии говорил, скорее высказывал своё личное мнение. Хотя, наверное, это тоже можно считать философией. Но если тебе правда интересно, что думала об этом старая гвардия, то широко известно мнение Аристотеля о гордости. Вообще-то в отличие от большинства монотеистических религиозных текстов он считает, что гордость – это добродетель. У этого понятия довольно странное определение, но в основном считается, что гордость – это то, что чувствует человек, когда считает, что демонстрирует превосходство, если при этом действительно имеет это превосходство. Потому что, знаешь ли, думать, что ты великий, и действительно быть великим – это разные вещи. Так что да, Аристотель говорит, что если ты великий, то это нормально думать, что ты великий и демонстрировать это. Но я с ним не согласен. Я думаю, что ты просто можешь быть великим и…

Исак замолкает. Он несёт вздор, он путается, он запинается. Он нервничает и не может этого вынести. Он смотрит на Эвена и замечает его взгляд, Эвен просто напряжённо смотрит на него. Исак жалеет, что Эвен больше не спит.

– Но я не хочу утомлять тебя этими разговорами, – Исак пожимает плечами и снова утыкается взглядом в свой блокнот. – Думаю, если ты захочешь узнать больше, то можешь просто пойти в библиотеку или проконсультироваться со своим любимым источником – Wikipedia – как и подобает такому предсказуемому и посредственному человеку, как ты.

Эвен не реагирует на его неоправданно злые подколки, так что Исак продолжает говорить. Он благодарен своей способности нести чушь без остановки, своему умению представлять всё так, будто это неторопливый поток сознания. Он благодарен этой способности, потому что всё, что он говорит сейчас, не имеет смысла. Вероятно, он путает имена философов и отсылки к их работам, и единственный человек с отключившимся сознанием здесь – это он сам.