Текст книги "Burning for your touch (ЛП)"

Автор книги: cuteandtwisted

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 52 страниц)

Сейчас играет 10cc – I’m Not In Love*

Я не влюблён,

Не забывай об этом.

Это просто глупый период моей жизни.

И, если я звоню,

Не рассчитывай, что это из-за тебя.

Я не влюблён, нет, нет…

Это потому, что мне нравится смотреть на тебя,

Но всё же это не из-за того,

Что ты что-то значишь для меня.

Так что, если я звоню,

Не суетись,

Не рассказывай друзьям о нас двоих.

Я не влюблён, нет, нет…

В одном из сценариев Эвена, в одной из параллельных вселенных Исака, возможно, Эвен встаёт и оставляет Исака с его ранящими песнями и любовью к манипулированию одного на полу в спальне. Возможно, он закатывает скандал, садится и орёт на Исака. Возможно, он срывается и рассказывает, что для него всё по-настоящему, что это не игра. Возможно.

Но в этом сценарии, в этом вселенной Эвен спокойно лежит и слушает грёбаную песню целиком. И это напоминает ему о времени, когда он так мало ценил себя, что намеренно погружался в боль. Это напоминает ему о той версии себя, которую он отчаянно хочет оставить в прошлом.

Так вот что значит испытывать к кому-то чувства?

Почему обычная песня обжигает сильнее, чем Исак когда-либо обжигал его кожу? Исак делает это специально? Хочет прожечь его насквозь? Вымотать? Сломать его?

– Эрик Стюарт написал эту песню для своей жены. Ты знал? – внезапно говорит Исак, нарушая водоворот его мыслей.

– Понятия не имею, кто такой Эрик Стюарт, – признаётся Эвен.

– Он – основатель 10cc, группы, которая поёт эту песню, – объясняет Исак.

– Чувак написал песню для своей жены, чтобы сказать, что он в неё не влюблён? Что за херню люди принимали в 60-е?

– Вообще-то это 1975, – хихикая, поправляет его Исак. – И если ты послушаешь внимательно, то поймёшь, что песня о прямо противоположном.

– Что? – Эвен поворачивается на бок, чтобы посмотреть на Исака.

– Его жена жаловалась, что за восемь лет их брака он редко говорил, что любит её.

– И в ответ он говорит ей, что не любит?!

– Да не перебивай ты! – стонет Исак, заставляя Эвена рассмеяться. – Так вот. Для него слова «я тебя люблю» ничего не значили и даже обесценивали то, что он чувствовал к ней, – продолжает он. – Поэтому у него появилась идея написать песню под названием «Я не влюблён», в которой он рассказывает о том, что на самом деле любит. На протяжении песни он говорит, что звонит ей, что ему нравится видеть её, что у него на стене висит её фотография и что он не отдаст её, пусть она мало что для него значит.

– В этом нет никакого смысла.

– Наоборот. Она обвиняет его в том, что он её не любит. И вместо того, чтобы сразу опровергнуть её заявление, он соглашается. Он допускает, что она права, а потом ищет примеры, чтобы доказать, что она ошибается. Он говорит: «Да, это правда, я тебя не люблю. Я просто постоянно хочу тебя видеть, и быть с тобой, и говорить с тобой по телефону, и прикасаться к тебе, и чтобы ты была рядом. Но ты права, я тебя не люблю». Это очень логично. Это доказательство методом от противного. Reductio ad impossibilem. Нет, погоди. Reductio ad absurdum.

– И что это за фигня? – Эвен снова ложится на пол.

– Это доведение до абсурда на латыни. Это когда ты опровергаешь утверждение, доказывая его несостоятельность посредством выявления в нём противоречия. Например, «если я не влюблён в тебя, то какого хрена у меня на стене висят твои фотографии, и я отказываюсь вернуть их»?

Эвен громко выдыхает воздух через нос, а Исак снова нажимает на воспроизведение.

Он морочит ему голову. Почему Исак, который заявляет, что любви не существует, делится с ним чем-то подобным.

– Почему ты заставляешь меня слушать эту песню? Он что, тоже изменил своей жене с её сестрой? Он тоже доказывает, что любви не существует? – спрашивает Эвен. Он не может сдержаться.

– Хочешь верь, хочешь нет, но я не знаю, что случилось с его женой, – говорит Исак. – Мне просто нравится слушать с тобой музыку.

Это заставляет Эвена замолчать и с шумом втянуть в себя воздух. Исаку нравится слушать с ним музыку. Музыка порой является отражением чего-то очень личного. Делиться с кем-то музыкой – это как делиться кусочком своей души.

Эвен не отвечает, но он не может не представлять, как счастлив был бы Исак, оказавшись на концерте.

– Возвращаясь к твоему вопросу… Не думаю, что их брак продлился долго, – продолжает Исак.

– Почему? Потому что у них закончились химические вещества?

– Потому что моногамия противоестественна. И если брак сохраняется, то обычно это происходит из-за внешних факторов, таких как социальные нормы, финансовая ситуация, религия, отторжение общества, дети и так далее. А на него ничто не давило и ничто не удерживало, – говорит Исак.

Эвен вздыхает. Он бы вступился за институт брака, но у него нет примеров из обычной жизни, которые он мог бы привести, так как союз его родителей распался, а что происходит с другими неясно.

– Ты знал, что людям присуща склонность иметь нескольких сексуальных партнёров? – продолжает Исак. Сегодня один из тех дней, когда он в настроении разглагольствовать. – Моногамия была придумана человечеством примерно в то время, когда люди начали заниматься сельским хозяйством, из-за концепции собственности. Так же как мужчины перестали делиться землёй, они перестали делиться и женщинами. Это херня какая-то, тебе не кажется?

– Женщинами, – повторяет за ним Эвен.

– Да, женщинами. Появились законы о собственности, а также моногамия. Брак возник позже, когда влиятельным партиям нужно было оправдать союз по договору. Например, когда Клеопатре понадобился соправитель, или все эти брачные союзы в «Игре престолов». Браки стали средством для прекращения войн и получения новых земель. И это срабатывало благодаря внешним факторам. Но потом люди решили, что брак – это чувства, это выбор, это любовь. И тогда всё пошло к чёрту. Потому что любовь – это мимолётное чувство, всего лишь соединение химических веществ, срабатывающих в определённый момент, а потом так же быстро исчезающих. Ты не можешь заключить длительный договор, руководствуясь таким эфемерным чувством как «романтическая любовь». Это очень ненадёжная основа. Потому что чувства меняются, и это не преступление. C течением времени твоё тело по-разному реагирует на одни и те же раздражители. Это наука. Это естественно. Странности, которые тебе нравятся в человеке сегодня, начнут тебя бесить завтра. Такова человеческая природа. Это химические вещества. Вот почему в наше время так много разводов. Редко можно услышать о том, что распался брак по договорённости, потому что они не были инициированы и построены на «чувствах». Они, возможно, появятся позже, если повезёт. Но эти браки – это союзы двух семей, можно сказать, договор. Поэтому они сохраняются. А остальные распадаются. И даже если они не заканчиваются разводом, обе стороны несчастны и раздражены, что ведёт к изменам и прочей головной боли. Это противоестественно. Как и моногамия.

– Ох ты бля, – вздыхает Эвен.

– Что?

– Это такая депрессивная херня.

Исак усмехается, а Эвен закрывает глаза, прижимает запястье к векам.

– Я просто реалист. Моногамия противоестественна.

– Ну, как и я, – отвечает Эвен.

Когда он отнимает руку от лица, то обнаруживает, что Исак неотрывно смотрит на него.

– Что ты имеешь в виду?

– Мне нравятся женщины и мужчины. Я бы не сказал, что это естественно.

Исак откидывается на спину и снова нажимает на воспроизведение.

– Мужчинам нравились мужчины с незапамятных времён, Эвен, – шепчет он, пока Эрик Стюарт поёт о том, что не влюблён. – В тебе нет ничего противоестественного.

Эвен обдумывает эти слова. Во мне нет ничего противоестественного. Эвен это знает. Вообще-то он пошутил. Но ответ Исака обезоруживает его.

Почему ты не можешь проявить подобную доброту и мудрость к самому себе?

– Я вчера ходил плавать с Юнасом, – говорит ему Исак, после того как они послушали песню пять раз подряд.

Это похоже на укол острым предметом, тонкой иголкой. Неприятное ощущение, но Эвен сначала практически этого не чувствует. Так бывает, когда ударяешься, но сначала не чувствуешь боли, потому что мозг реагирует с опозданием, а, может, время замедляется. Эвен не знает, какое научное обоснование стоит за этим явлением.

Эвен не реагирует, и секунды тянутся медленнее, чем обычно.

Исак ходил плавать с Юнасом, с Юнасом – парнем, которого он любил, с Юнасом – его бывшим лучшим другом. Вчера.

Исак продолжает использовать сравнение и контраст. Моногамия противоестественна.

Эвен не знает, что сказать. Он не ревнует. Он просто чувствует себя как старые игрушки из «Истории игрушек», больше не особенные, не блестящие, не привлекательные и не интересные, больше не исключение из правил.

Эвен молчит. Он лежит на полу рядом с Исаком, пока Эрик Стюарт повторяет, что он не влюблён, он не влюблён, он не влюблён.

– Ты ничего не скажешь? – спрашивает Исак, но не кажется при этом раздражённым, скорее нетерпеливым.

– Что ты хочешь, чтобы я сказал?

– Что ты думаешь?

– Я не знаю, что я думаю, – говорит Эвен, и это звучит напыщенно, но это правда. Он действительно не знает.

Потом, когда песня начинает выводить из себя, потому что они послушали ее так много раз, Исак нарушает молчание, снова удивляя его.

– Эвен, ты когда-нибудь плачешь?

– Что?

– Ты плачешь? – повторяет Исак, продолжая смотреть в потолок над ними. Эвен косится на него, и Исак выглядит таким довольным, таким уютным. В другой вселенной они сейчас обнимаются на полу.

– Что это за вопрос такой?

– Плакать полезно для здоровья. Помогает выпустить наружу чувства и эмоции, снять напряжение, – говорит Исак. И Эвен знает. Эвен знает об этом всё.

– К чему ты клонишь?

– Тело запоминает и хранит в себе наши ощущения. Поэтому, если тебе грустно или ты напряжён, велика вероятность, что тело сохранит это напряжение. Поэтому у нас иногда затекает шея или спина болит, когда мы испытываем стресс. Из-за этого также могут возникать головные боли, и зуд, и боли в суставах. Тело помнит, что чувствует мозг, – объясняет Исак спокойным и отстранённым тоном, но его голос звучит успокаивающе, как в тех медитационных приложениях, которые Эвен иногда использует, чтобы заснуть. – Слёзы могут помочь снять часть этого напряжения.

– Нет никакого напряжения.

– Большую часть времени я не могу тебя прочитать, но я тебя знаю, Эвен. Я провёл с тобой достаточно времени, чтобы с уверенностью говорить об этом.

Если ты не можешь прочитать меня, то что же тогда мне говорить о тебе?

– И что же ты обо мне знаешь, Исак?

– Что чем больше ты чувствуешь, тем меньше ты говоришь и меньше это показываешь. Всё держишь в себе.

Эвен продолжает молча лежать на спине рядом с Исаком. На мгновение он выпадает из происходящего. Он больше не здесь. Он пытается оценить реальность. Я правда здесь? Возможно, он лишь в моей голове.

Он быстро возвращается обратно, но чувствует себя потрясённым.

– Если негативные эмоции не проявляются внешне в форме криков, или ударов по стене, или слёз, или слов на листе бумаги, велика вероятность, что они проявляются внутри.

Эвен закрывает глаза и глубоко дышит. Он чувствует опустошение.

Исак ждёт. Он больше ничего не говорит, словно знает, как сильно сейчас задевает Эвена.

– Эв, – тихо шепчет Исак ему на ухо, и Эвену нужно несколько секунд, чтобы осознать, что Исак повернулся на бок и внимательно смотрит на него.

Ласковое обращение наполняет его сердце чем-то нежным, но это не облегчает боль.

– То, что твоя мама сказала мне сегодня… Чтобы я не позволял друзьям шутить о том, что причиняет мне боль… Это относится и к тебе. Тебе нужно поговорить с парнями.

Эвен задумывается, не подстроил ли Исак всё, чтобы заставить Юлие сказать ему это, чтобы Эвен мог услышать. Он пытается понять, почему Исак вообще заговорил о парнях.

– Ладно? – снова мягко спрашивает Исак. – Эв?

Опять это обращение. Такое милое.

Он прорубает себе вечное окно в стенах Эвена. Окно без ставней, без стёкол, без жалюзи. Окно, которое Эвен не сможет закрыть, когда Исак оставит его в холодном одиночестве.

– Почему бы тебе не применить всё это к самому себе? Почему ты не проявляешь подобную мудрость и внезапную доброту к себе? – выпаливает Эвен.

Но Исак не обижен. Он не кажется задетым. Эвен начинает переживать, когда Исак встаёт с пола. Но он не выглядит расстроенным.

– Я не хотел вести себя как мудак, – говорит ему Эвен у двери.

– Всё нормально. То, что ты срываешься на мне, значит, что твои чувства вырываются на свободу. Мне этого достаточно.

Исак уходит, словно он выполнил миссию – заставил Эвена повести себя гадко по отношению к нему, и Эвен размышляет о жизни лёжа на полу. Он не хочет вставать с этого ковра. Пусть это странно и неправильно, но ковёр пахнет им.

Эвен вспоминает все приятные вещи, которые ему когда-либо говорил Исак.

Эв.

Комментарий к Глава 13 – Философия стыда – часть 2 * – https://www.youtube.com/watch?v=OtBHfxU2wmc

========== Глава 13 – Философия стыда – часть 3 ==========

.

В последующие дни не происходит ничего особенного. Эвен ловит на себе любопытные взгляды после прихода Исака в школу, но не обращает на них внимания. Элиас подкарауливает его в четверг, чтобы узнать, не возражает ли он, если они пригласят Исака поехать в субботу на пляж, и Эвен пытается понять, с чего вдруг, почему Элиас внезапно уделяет такое внимание ему и его мнению по данному вопросу.

Элиас всегда был его другом, ещё с тех пор, как они были детьми. Но он никогда не относился к Эвену настолько бережно. Кажется, будто он видит в нём что-то, о чём Эвен не догадывается. Будто, как бы Эвен ни старался скрыть трещины и замаскировать собственную сломленность, они всё равно каким-то образом оказываются видны. Он был достаточно откровенен с Микаэлем и Муттой, поэтому ожидает, что они будут относиться к нему иначе. Но Элиас? Нет.

Может, они разговаривали о нём?

От этой мысли у него по коже бегут мурашки.

– Нет, не возражаю. Всё нормально. Почему ты спрашиваешь? – говорит Эвен.

– Просто так. Хотел убедиться, что у вас всё норм.

.

На Исаке одна из футболок Эвена – с JAWS – и парни, разумеется, замечают, обмениваясь недоумёнными взглядами и пытаясь оценить ситуацию. Сам Эвен слишком сбит с толку противоречивыми сигналами, исходящими от Исака, чтобы задумываться об этом.

Они снова едут в разных машинах, и Эвен смеётся над дурацкими шутками Адама.

Всё нормально. Всё хорошо. В этот раз с ними нет никаких особ женского пола. По крайней мере сегодня Исак не будет целоваться с какой-нибудь девушкой.

.

Вода тёплая. Эвен большую часть утра проводит с Микаэлем. Они пытаются утопить друг друга, плавают наперегонки на глубине, и просто лениво лежат на воде.

В отдалении Исак громко хохочет, когда они с Адамом пытаются выявить победителя, окатывая друг друга брызгами, и когда прыгает с плеч Мутты в воду. Если бы Эвен не ревновал немного, эта картина согрела бы его сердце.

После нескольких минут наблюдения за ними так и происходит.

Исак выглядит таким счастливым. Это заразно.

– Кажется, ему весело, – задумчиво улыбаясь, говорит Микаэль.

– Да, похоже на то, – пожимает плечами Эвен.

Повисает неловкая тишина, и Эвен чувствует, что Микаэль напряжённо думает о чём-то. Он так хорошо выглядит! Все эти мускулы, и загар, и длинные волосы. Просто красавчик.

Эвен чувствует себя не в своей тарелке, ждёт неприятностей, раздражающего вопроса. Он просто знает, что будет дальше. Обеспокоенность, чрезмерная опека, излишняя деликатность.

– Эвен, с тобой всё в порядке? – спрашивает Микаэль.

Вот оно. У Эвена закипает кровь.

– Почему все задают мне этот грёбаный вопрос?! Конечно, я в порядке! Я на пляже с друзьями! Солнце светит. Всё нормально! – взрывается Эвен.

Он выходит из себя, в то время как Микаэль не сводит с него больших округлившихся глаз. Эвен пытается понять, заглушил ли стук его сердца все остальные звуки или просто весёлый шум водной битвы прекратился.

Выясняется, что это второй вариант, и когда он оборачивается, то видит, что остальные парни с беспокойством смотрят на него, словно готовятся к худшему, словно ожидают, что из него выльется ещё больший поток обидных слов.

.

Эвен извиняется перед Микаэлем, что наорал на него, и возвращается на берег. Он берёт книгу, которую оставил на полотенце, и отправляется на прогулку.

– Эвен! – кричит ему вслед Элиас, но он лишь улыбается и говорит, что пойдёт почитать.

Исак был прав. Все чувства остаются внутри.

Он останавливается в наиболее оживлённой части пляжа и ложится читать книгу о претенциозных кинотеориях. Он сомневается, что парни будут искать его среди пляжных зонтов и орущих детей.

Эвен возвращается спустя час. Небо затянуло облаками, и температура заметно упала.

Он направляется обратно, чтобы взять свитер, и обнаруживает Исака, читающего книгу на заднем сидении машины, в которой ехал Эвен.

– Привет, – обращается к нему Исак, быстро выпрямляясь и откладывая книгу. Кажется, будто он ждал Эвена.

– Что ты здесь делаешь? – спрашивает Эвен.

– Ждал тебя.

– Откуда ты знал, что я подойду к машине?

– Похолодало, так что я подумал, что ты придёшь за свитером.

Точно. Исак знает его как свои пять пальцев.

– Что ж, ты меня раскусил.

– Тебе лучше? – спрашивает Исак, усаживаясь по-турецки.

– Всё нормально.

– Микаэль тебе что-то сказал?

– Нет, – Эвен хмурится, роясь в своей сумке на переднем сидении. – Почему ты решил, что он мне что-то сказал?

– Я ничего не решил. Просто знаю, что он переживает за тебя.

– Что ты имеешь в виду?

– Ничего. Неважно.

Эвен вытаскивает свитер и быстро надевает его. У него есть ещё один, но Исак уже закутался в свитер Мутты.

– Ты поэтому меня ждал? Проверить, как я после срыва? Снова напомнить о своей теории? – говорит Эвен, изо всех сил стараясь, чтобы это прозвучало легко, как дружеское поддразнивание.

– Нет. Я хотел спросить, почему ты меня избегаешь, – говорит Исак.

Это заставляет Эвена резко вскинуть голову.

– Что?

– Я сделал что-то не так? Ты такой с поездки в коттедж, – продолжает Исак. – Я хотел тебя спросить об этом, когда мы были у тебя дома, но потом убедил себя, что всё придумал, потому что ты вёл себя как обычно. Но теперь ты снова не отвечаешь на мои сообщения и не смотришь на меня, когда мы с кем-то. Я что-то сделал не так?

Эвен внимательно смотрит на него, на беспорядочные кудряшки, по-прежнему влажные после купания. Кажется, ему удобно в большом свитере Мутты. И Эвен хочет сказать ему, что он ничего не сделал. Это я. Это я не смог не привязаться к тебе, хотя ты изначально держал меня на расстоянии. Это всё я. Я слишком погрузился в свои чувства и никак не могу начать рассуждать здраво. Ты совершенно прав. Я никогда не показываю свои эмоции, и они разъедают меня изнутри. Это я. Дело во мне.

– Эвен, ты должен сказать, если я тебя расстраиваю, – молит его Исак, и в его голосе снова появляются мягкие нотки. – Я не хочу показаться высокомерным, но если из-за меня у тебя случаются перепады настроения, то просто скажи мне. Я не хочу быть причиной твоего психического напряжения. Пожалуйста.

Эвен никогда его не поймёт. Неужели Исак настолько не замечает его чувств? Как он может так переживать из-за перепадов его настроения и совсем не обращать внимания на то, что он на самом деле чувствует?

– Я понимаю, если ты больше не хочешь продолжать эксперименты, раз они влияют на твоё психическое здоровье, – продолжает бормотать Исак. – Правда понимаю. Я не обижусь на тебя. Я понимаю, что такое химический дисбаланс, и я знаю, что важно заботиться о себе.

Химический дисбаланс. Как претенциозно. Эвен хочет, чтобы он замолчал, хочет попросить Исака перестать говорить о его биполярном расстройстве, словно он что-то в этом понимает, словно книги, которые он читает, могут объяснить, что чувствует Эвен. Но он не уверен, как ответить на слова Исака, не потеряв частичку себя. Он уже готов попросить просто забыть об этом, когда слышит, как парни подходят к другой машине.

По какой-то странной причине они с Исаком прячутся на заднем сидении, инстинктивно ныряя вниз, словно они делали что-то недозволенное.

Эвен качает головой, понимая абсурдность ситуации, потому что парни в любом случае их обнаружат. Но когда он уже собирается выйти из укрытия, он слышит шёпот Мутты.

– Нам просто нужно подождать его в машине. Ему не нравится, когда за ним бегают. Из-за этого он чувствует, что мы за него переживаем, – говорит он.

– Ну надо же, новость дня от Мутты! – громким шёпотом шипит Элиас. – Не знаю, как ты пропустил все наши обсуждения, но мы ДЕЙСТВИТЕЛЬНО переживаем. В этом-то и суть!

– Эвен – не ребёнок. Он сам со всем справится. Мы не можем заставлять его чувствовать, будто за ним присматривают. Его это наверняка раздражает, – отвечает Мутта.

– Я на стороне Элиаса, – Эвен узнаёт голос Микаэля. – То есть да, мы не должны заставлять его чувствовать себя так, словно мы за ним следим, но нам всё равно нужно за ним присматривать. Я тоже волнуюсь. Он только что сорвался из-за того, что я спросил, в порядке ли он.

– И всё же поставь себя на его место, – говорит Мутта. – Что бы ты чувствовал, если бы твои друзья вдруг стали относиться к тебе иначе и следить за тобой, будто ты маленький ребёнок?

– Я не знаю, но, если бы у меня была грёбаная биполярка, я бы был благодарен, что мои бро за мной присматривают! – восклицает Элиас.

– Иди на хуй, Элиас! – шипит Мутта. – То, что у человека биполярное расстройство, не значит, что ему нужна нянька!

– Я это знаю, – вздыхает Элиас. – Я не хочу выглядеть мудаком. Но я волнуюсь за него, ясно? У меня ощущение, что он снова начал себя странно вести. Мне кажется, что ему становится хуже, и это наш долг следить за происходящим.

– Ты просто говнюк. С ним всё нормально! – возражает Мутта.

– Да? А как ты тогда объяснишь то, что у него с Исаком? Что вообще между ними? С каких пор ему нравятся парни? Разве в прошлый раз было не то же самое? Когда он преследовал Микаэля, прежде чем слететь с катушек?

– Элиас, это не… – пытается вмешаться Микаэль, но Мутта его опережает.

– С каких это пор испытывать влечение к парням стало симптомом мании? Что за херню ты несёшь? Тебе не приходило в голову, что, возможно, ему нравится Исак?

– Ты слепой?! – переходит на крик Элиас. – Мы что, будем игнорировать тот факт, что Исак обжигает людей и что Эвен тащится от ожогов и боли?! Мы что, просто забудем, что он поджёг свой дом в прошлом году? Мы что, просто забудем об этом дерьме, потому что хотим быть политически корректными и пощадить его чувства?!

Эвен наблюдает за всем из машины, но он не здесь, он не в своём теле. Он лишь зритель. На мгновение ему кажется, что Исак хватает его за руку, но он не уверен. Это невозможно. Исак никогда не дотронется до него специально.

Эвен наблюдает за всем на расстоянии. На расстоянии от парней и от самого себя. Он видит, как Мутта хватает Элиаса за ворот рубашки, которую он только что надел. Он не бьёт его. Эвен знает, Мутта этого не сделает.

– Да пошёл ты! Ты не имеешь права! Ты не можешь принимать то, через что он проходит, на свой счёт!

– Нет! Это ты иди на хуй, Мутта! – орёт ему Элиас прямо в лицо. – Иди ты вместе со своей самоуверенностью! Ты думаешь, ты такой благородный, но тебя не было там, когда Юлие позвонила мне вся в слезах, чтобы я помог отвезти Эвена в клинику, так как она была уверена, что он убьёт себя, продолжая наносить себе увечья! Никого из вас там не было! И очень просто делать из меня злодея. Но я просто волнуюсь, ясно?! Мне жаль, что всё не может быть так, как раньше! Я бы хотел, чтобы он был нормальным. Правда хотел бы! Но он ненормальный! И нам нужно присматривать за ним!

Микаэль хватается за голову.

Эвен хочет сделать то же самое. Мир кружится перед глазами. Горло перехватывает. Грудь словно сжимают тисками. Это слишком больно. Когда самые близкие друзья говорят о том, насколько он ненормален, какая он обуза. Когда они вот так спорят о его истории, будто что-то в ней понимают, будто стороны, которые они выбирают в этой ситуации, вообще имеют значение и могут быть «правильными».

От этого разговора у него по коже бегут мурашки, а сердце кровоточит. Эвен вспоминает слова Эскиля о том, что только сам человек имеет право рассказывать свою историю. Он наконец-то в полной мере понимает это.

У них нет права говорить о нём как о каком-то выдуманном персонаже, словно он никто, словно это ничто, словно его история принадлежит им, хотя она только его. У них нет права заставлять его испытывать ещё больший стыд, чем тот, что и так живёт внутри. У них нет права!

Эвен собирается открыть дверцу и обрушить на них свой гнев, но Исак опережает его.

Он вылезает из машины и взрывается.

– Идите все на хуй, – шипит Исак. – Устроили тут разборку, решив, что вы, блядь, можете говорить за него. Идите на хуй. Если вот это значит быть «нормальным», то я такого не хочу. Оставьте это, блядь, себе!

Эвен не видит их реакции. Его взгляд затуманен. Дыхание сбилось. Кожа горит.

Должно быть, он плачет. Он не уверен.

Он уходит прочь.

Его сердце разбито на мелкие кусочки. Слёзы не прекращаются. Наконец-то. Слёзы.

Эвен уходит, и никто не идёт за ним. Они все оставляют его в покое.

.

Исак находит его час спустя на пляже, где Эвен сидит, сложив руки на согнутых коленях. Бессмысленные и неудержимые слёзы прекратились. Теперь он чувствует себя опустошённым.

– Тебе лучше? – тихо спрашивает Исак, расстилая рядом с ним полотенце.

– Я в порядке.

– Нет ничего страшного в том, чтобы быть не в порядке, Эвен.

– Вау, спасибо большое! Мне стало намного лучше благодаря этому дерьму! Вау!

Он срывается на Исака, хотя тот не сделал ему ничего плохого. Он с трудом узнаёт себя.

Исак, наверное, счастлив такой реакции. По крайней мере чувства вырываются на свободу.

– Я просто хочу помочь. Скажи мне, чем я могу помочь.

– Может, просто оставить меня в покое? Как насчёт этого? – сердито фыркает Эвен, и это не он. Он никогда не был таким. Он никогда не был злым и мерзким по отношению к Исаку.

Исак встаёт, и Эвен практически сразу начинает скучать по его обществу. Он хочет окликнуть его, закричать: «Прости! Пожалуйста, останься со мной. Не бросай меня. Мне кажется, ты единственный, кто относится ко мне как к человеку, а не как к вещи, которую нужно починить. Мне жаль. Прости меня! Вернись».

Но Исак ушёл. Он идёт по пляжу, быстро, очень быстро, а Эвен смотрит ему вслед. Исак не останавливается, пока не доходит до воды.

А потом Исак ныряет в холодное море. Он не колеблется. Не раздумывает ни секунды. Просто бросается в воду.

Что он делает?

Исак всплывает на поверхность, мокрый с головы до ног. Он остаётся в воде ещё несколько секунд, а потом как угорелый бежит к Эвену.

Эвен не понимает.

Он не понимает до тех пор, пока всё вдруг не становится ясно, пока Исак не возвращается к нему, усаживаясь на полотенце, которое аккуратно расстелил раньше, словно знал, что оно ему понадобится для этого.

С Исака течёт вода, он дрожит, когда протягивает руки к Эвену.

Исак обнимает его. Эвен задыхается.

Он ждёт, что Исак будет холодным, но не чувствует ничего кроме тепла.

– Объятья помогают при стрессе, – шепчет Исак ему в волосы, сжимает его сильно, так сильно, что кости хрустят. – Объятья помогают, потому что благодаря им вырабатывается окситоцин, а это полезно. Поверь мне, это помогает. Я много об этом читал.

Исак обнимает его, пока Эвен не сдаётся и не приваливается к нему, наслаждаясь близостью их тел, окситоцином и прочими полезными химическими веществами. Он закрывает глаза и дышит.

– Они так не думают, – снова шепчет Исак, скользя мокрыми руками вверх и вниз по его свитеру, согревая его, хотя по идее должен был делать обратное. – Я знаю, что только что назвал их мудаками, но они так не думают. Они просто не знают, как себя вести. Это слишком для их понимания. Они ведут себя как дебилы, но они тебя любят. Они так сильно переживают за тебя. Они просто не знают, как сейчас быть твоими друзьями.

Исак продолжает повторять эти слова, как мантру, словно хочет, чтобы они отпечатались в мозгу Эвена, словно пытается им манипулировать.

– Я же говорил тебе, что я обуза. Я тебе говорил, – бормочет Эвен, не открывая глаз. – Я тебе говорил.

– Нет. Эв, это неправда, – настаивает Исак. Эв. Он ведёт себя так мягко, так нежно, эта доброта прорывается сквозь обычные заслоны.

Эвен чувствует, как глаза наполняются слезами, когда Исак проводит пальцами по его волосам, потом по шее, гладя кожу.

– Не плачь. Пожалуйста, не плачь.

Неужели Исак может видеть и сквозь веки?

Эвен хочет сказать что-то типа: «Ты же говорил, что это полезно для здоровья?», но он слишком эмоционально опустошён. Он не может быть уверенным, что у него не задрожит голос.

– Ну вот, я сглазил, – добавляет Исак, и это очаровательно. Он милый. Он такой милый, когда ведёт себя так.

Эвен обнимает его в ответ, обхватывает обеими руками и прижимает к себе, пряча лицо у него на груди и придвигаясь ближе. Они сидят так какое-то время, просто укачивая друг друга, и Эвен впитывает в себя всё утешение, какое может получить, пока Исак не решит, что уже достаточно, пока не начнёт высыхать.

Исак обнимает его, пока огонь в душе Эвена не успокаивается, пока боль не начинает покидать его тело, пока голова не проясняется, а лёгкие снова не наполняются кислородом.

Эвен неохотно отпускает его, когда Исак предпринимает попытку отстраниться. Он не тратит времени и быстро поднимается на ноги.

– Не двигайся. Я сейчас вернусь! – говорит он.

Он снова бежит к воде и ныряет в неё ещё быстрее, чем в первый раз. Он чуть не спотыкается, и Эвен не может сдержать секундную улыбку.

Исак возвращается и снова бросается на Эвена, теперь обнимая его сбоку.

– Чем больше окситоцина, тем лучше.

Исак продолжает удивлять его своей заботой и нежностью. И Эвен знает, что это происходит не в первый раз, помнит, что чувствовал, когда Исак целовал его в щёки в день, когда он признался матери в своей ориентации, но от этого подобное отношение не кажется менее поразительным.

– Почему ты это делаешь? – Эвен наконец задаёт вопрос, который вертится на языке.

– Потому что мне не нравится, когда ты расстроен, – говорит Исак, чуть отстраняясь, чтобы накрыть мокрыми ладонями его лицо.

Слова произнесены с такой чёткостью, как если бы были написаны на упаковке с хлопьями, бездумно и ровно. Эвен бы проигнорировал их, если бы не нежное прикосновение Исака к его лицу.

– Если ты продолжишь в том же духе, я могу начать думать, что я тебе небезразличен.

– Очевидно, что дело не в тебе. Это для меня, – как и предполагалось, возражает Исак. Эвен готовится к сложным научным объяснениям, очарованный явным румянцем, разливающимся по лицу Исака. – Когда я вижу, что тебе больно, мой мозг вырабатывает вредные химические вещества, те, что ассоциируются с неприятным опытом. Мне вредно видеть твою боль, поэтому я пытаюсь её облегчить.