Текст книги "Burning for your touch (ЛП)"
Автор книги: cuteandtwisted
Жанры:
Слеш
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 34 (всего у книги 52 страниц)
Reductio ad absurdum. В словах Исака нет смысла. Он спорит об абсурдных вещах и делает это специально. Он делает то же, что делал Эрик Стюарт со своей женой.
– Я могу пойти со своей болью куда-нибудь в другое место, если хочешь, – улыбается Эвен, испытывая облегчение, что может сконцентрировать на чём-то помимо только что подслушанного разговора, так сильно его ранившего. Эвену интересно, специально ли Исак делает это – отвлекает его от свежей раны, переключая внимание на ту, с которой он живёт уже какое-то время, на ту, которая носит имя Исака.
– Или ты можешь позволить мне помочь тебе избавиться от боли, – шепчет Исак, и его глаза горят решимостью. – Я знаю кое-что ещё более эффективное, чем объятья.
– Правда? И откуда ты знаешь, что это ещё более эффективно?
– Я читал об этом. Я тебе покажу, если позволишь.
– Конечно.
Исак влажно и громко чмокает его в щёку, и у Эвена по телу бегут мурашки.
– Ты читал об этом? – спрашивает он мгновение спустя с наигранным удивлением, пытаясь замаскировать явное потрясение. – О том, что нужно целовать людей в щёку, когда они грустят?
– Да, – врёт Исак, прежде чем поцеловать его в скулу, а потом спуститься ниже к челюсти. – Могу потом показать тебе эту статью.
– Да? – Эвен не замечает, что его голос звучит выше, пока не произносит это слово.
Внезапно он начинает тяжело дышать, его сердце бешено колотится в груди, пока Исак покрывает лёгкими поцелуями его лицо. – Могу я поинтересоваться, где же ты нашёл эту научную статью?
– В очень престижной академической публикации, – отвечает Исак, прижимаясь губами к уголку рта Эвена, дразня его, сводя с ума, заставляя прикрыть глаза и инстинктивно приоткрыть губы. – Она заслуживает доверия. Говорит об очень успешных результатах.
– Да, очень.
Эвен думает, что Исак собирается поцеловать его в губы, и горит от предвкушения, испытывая дикую жажду подобной развязки. Но Исак целует его где угодно, только не там.
Он целует его в уголок рта. Он целует его скулы. Он целует его за ушами. Он целует его в уголках глаз, там, где собираются морщинки, когда он счастлив. Он целует его в лоб. Он целует его волосы. Он целует его между бровями. Он целует его в переносицу. Он целует его подбородок. Он целует его везде.
И когда Исак заканчивает, он прижимается лбом ко лбу Эвена и гладит большими пальцами его щёки. Медленно и осторожно, туда-сюда, успокаивая его, в то время как сам Эвен задыхается, и задыхается, и задыхается.
– Лучше? – спрашивает Исак, и его голос тоже полон нежности.
Эвен пока не может открыть глаза, он слишком боится, что если посмотрит в эти зелёные озёра, то ещё глубже провалится в свои чувства. Он кивает, а Исак прикасается к его лицу, будто это драгоценность.
Эвен не может открыть глаза. Это слишком. Прикосновений и голоса Исака достаточно, чтобы заворожить его. Он не может добавить к этому ещё и взгляд. Возможно, он понимает, что имеет в виду Исак, когда говорит, что их прикосновения ошеломляют его. Только вот у Исака проблемы с тем, чтобы справиться с новым ощущением, в то время как Эвен просто влюблён в него.
Он смущённо ахает, когда Исак прижимается губами к его векам. Исак прикасается к его глазам, сцеловывает непролитые слёзы.
Эвен задерживает дыхание и замирает в его руках, пока Исак не отстраняется, настороженно и нерешительно, словно боится, что пересёк черту.
Когда Эвен открывает глаза, он понимает, что падает. Исак отправил его в свободное падение.
– Голубые, как вода в бассейне, – выдыхает Исак, который, кажется, удовлетворён реакцией Эвена на свои действия. – Твои глаза. Они такие голубые, когда ты грустишь. Я вижу и чувствую в них твою боль.
Эвен обнимает его за талию и целует в губы.
Он целует его настойчиво, неудержимо. Его мозг объят огнём гораздо более сильным, чем тот, что зажгли в нём Элиас и парни. Огнём, сметающим всё на своём пути, заставляющим забыть о всех обидах, о всей боли, о всех попытках её скрыть.
Эвен целует его, и Исак целует его в ответ.
Это очень похоже на их первый поцелуй в тот день, когда Исака забрали у него, когда он бежал навстречу Эвену, когда врезался в него своим телом. Это отчаянный поцелуй, ошеломляющий, значительный, слишком значительный для его понимания. Эвен целует Исака, и движения его губ грубы, и неловки, и страстны, и эмоциональны, и ему необходимо какое-то время, чтобы понять, что он отпускает свою боль, растворяя её в этом поцелуе. По крайней мере чувства вырываются на свободу.
Исак позволяет Эвену брать то, что ему необходимо, что он хочет, чтобы убедиться, что он не похоронит это внутри себя. Он позволяет ему сминать свои губы, лишь бы эти чувства продолжали находить выход.
Эвен замедляется, легко касается его губ ещё раз и отстраняется.
Исак выглядит поразительно.
– Думаю, мы теперь квиты, – улыбается Эвен, стараясь отдышаться.
– Ненадолго.
Исак снова притягивает его к себе, обхватив ладонями лицо, и целует так нежно, что у Эвена подгибаются пальцы на ногах.
Они целуются и делают паузу, лишь чтобы посмотреть друг на друга и нервно захихикать, опуская глаза.
Всё это в новинку. Совершенно в новинку.
Исак гладит большим пальцем щёку Эвена и улыбается. Всё это поразительно, и Эвен не знает, что сказать.
– Лучше?
Эвен кивает, чувствуя себя опьянённым и уставшим.
– Когда я вижу, что тебе грустно, меня переполняет желание наказать всех, кто причиняет тебе боль. Понимаешь?
– Исак, пожалуйста, не убивай моих друзей, – слабо улыбается Эвен.
– Я хочу, чтобы они знали, что я их пощадил лишь потому, что ты попросил, – говорит Исак, потом наклоняется и снова целует Эвена в щёку.
В этом нет смысла, но Эвен чувствует себя таким любимым, таким окружённым заботой. У него от этого чувства зудит кожа. Он вдруг вспоминает, что Исак тоже был с ним в машине, что он слышал слова Элиаса, однако он всё равно здесь и дарит Эвену невероятную нежность.
– Кстати, это неправда. То, что сказал Элиас, – выдыхает он, чувствуя руки Исака на своём лице. – Я делаю это не потому, что хочу, чтобы ты меня обжёг. Я этим больше не занимаюсь. Уже давно. Это неправда. Ты никогда не обжигал меня. Ну кроме тех разов, когда я тебе говорил об этом, и того раза, когда я соврал в лаборатории.
– Я знаю, – отвечает Исак, мягко улыбаясь, словно это не имеет значения. – Не переживай из-за этого. Я знаю. Всё нормально. Нам необязательно сейчас говорить об этом.
Их губы снова встречаются, и Эвен уже сбился, кто и сколько раз был инициатором поцелуев. Они квиты? А будут когда-нибудь?
Они целуются на пляже, как будто они влюблены, как будто они реально существуют, как будто они настоящие партнёры, хотя в действительности это лишь побочный эффект эмоционального дня.
Они целуются лениво и нежно. Они целуются, пока Эвен, на мгновение оторвавшийся от Исака, чтобы полюбоваться румянцем, окрасившим его щёки, не замечает в отдалении Элиаса, Мутту и Микаэля.
Эвен пытается оттолкнуть его, чувствуя, как в голове вспыхивают жестокие слова, написанные рукой Исака – «Я НЕ ГОМОСЕКСУАЛ», слова – символ его невероятного стыда, но Исак продолжает цепляться за него, притягивая к себе.
– Исак, там парни…
– Мне плевать. Пусть видят. Пусть видят, что это не болезнь, что это не симптом. Пусть видят, какими красивыми мы можем быть, – говорит Исак, и Эвен любит его так сильно, что, кажется, готов взорваться. – Поцелуй меня.
И тогда Эвен вдруг понимает, что стыд Исака, глубоко укоренившийся стыд Исака, заставляющий его гореть изнутри, а потом и снаружи, стыд, заставляющий его сворачиваться в клубок и плакать по ночам, стыд, заставляющий его ненавидеть своё существование, больше не имеет значения.
Когда Эвену больно, стыд Исака ничего не значит.
Благополучие Эвена становится приоритетом.
Эвен не может дышать и не только потому, что Исак целует его, в то время как его лучшие друзья смотрят на них.
«Пусть видят, какими красивыми мы можем быть».
Эвен целует его. Эвен позволяет им увидеть.
Эвен наконец позволяет им увидеть.
Он отпускает себя.
========== Глава 13 – Философия стыда – часть 4 ==========
.
Они едут обратно на машине Элиаса. Он оставил им ключи, положив их на два полотенца, зелёное и голубое, вместе с запиской: «Мне так жаль, Эвен. Я тебя люблю. Ты мой брат, ясно? Прости, что я причинил тебе боль. Надеюсь, ты когда-нибудь меня простишь».
Это приятно, но рана всё ещё слишком свежая. Исак берёт записку и прячет её в рюкзак.
– Я её потом тебе отдам. Когда ты придёшь в себя, – говорит он.
– Окей.
– Ты уверен, что сможешь вести? – спрашивает Исак.
– Ну у нас как бы нет другого выбора, – улыбаясь, отвечает Эвен.
– Ну прости, что учиться вождению не входило в список моих приоритетов, – Исак закатывает глаза. – Просто что-то никто не умирал от желания меня научить. Отец обычно заставлял меня ездить на заднем сидении грёбаной машины.
– Я могу тебя научить, если хочешь, – выпаливает Эвен, не подумав. Их разговор кажется таким по-домашнему семейным, что это пугает.
Исак краснеет.
– Ну то есть я могу тебе помочь учиться и всё такое. Ну, ты понимаешь. Можем брать машину моей мамы.
– Меня пугает транспорт. Это необязательно, – говорит Исак.
– Как скажешь.
.
Они едут в машине, открыв окна, и слушают «Ramble On», «Good Times Bad Times», «In The Evening», а потом и другие песни Led Zeppelin. Потом очередь доходит до Pink Floyd, Guns N’ Roses, The Velvet Underground, Jimi Hendrix и других композиций, которые заставляют их качать головами в такт и смеяться. Всё так легко. Эвен не может вспомнить, когда в последний раз чувствовал себя таким свободным.
И хотя теперь у него появилась ещё одна рана, требующая ухода, ему кажется, будто он вырвался из тьмы. Будто он снова дышит. Будто что-то тщательно скрываемое теперь перестало быть секретом. Будто он наконец может перестать притворяться перед друзьями. Будто и они теперь могут перестать притворяться перед ним.
Им придётся поговорить об этом. Но сейчас… Сейчас достаточно и этого.
А когда Эвен вернётся домой, он посмотрит расписание рок-концертов.
.
Он спит. Он спит всё воскресенье, совсем не находя в себе сил, чтобы функционировать, как обычный человек. Он спит, пока и его мозг, и его тело не решают, что он достаточно окреп, чтобы снова подняться.
Гераклит
18:09
Привет!
Как провёл воскресенье?
Хорошо
Да?
Что ты делал?
Спал
Хорошо!
Хорошо?
Спать это хорошо :) Ты восстанавливаешься. Это отлично
Исак, я же не в аварию попал
Эмоциональные и психологические проблемы
могут проявляться и физически
Из-за них можно чувствовать себя, будто попал в аварию
В тебе столько пафоса
Хейтер
: p
Во время ужина Эвен улыбается, глядя на экран телефона. Юлие спрашивает, почему он заставил её соврать Элиасу, что его нет дома, и Эвен обещает рассказать ей позже.
Он покупает билеты, как только снова оказывается в своей комнате. Он случайно использует для этого учётную запись матери на Ticketmaster, и её настолько захлёстывают эмоции, что ему приходится закрыться в спальне.
– Вы теперь встречаетесь? Вы теперь бойфренды? Как мило!
– Мама! Мы просто друзья. Это просто знак благодарности с моей стороны за поддержку и всё такое.
– Ты приглашаешь его на первый концерт в его жизни. Это чудесно! Я так горжусь тобой, малыш. Король романтики!
– Боже! Я не вынесу сейчас этих разговоров, – стонет он. – К тому же, возможно, мне придётся их вернуть. Я не знаю, какие у него планы на этот день, или, может, ему будет неловко, и я не хочу его заставлять или пытаться сыграть на чувстве вины.
– Можешь взять мою машину, малыш. Я не возражаю.
.
– Ты странно себя ведёшь. Почему ты так странно себя ведёшь? – прищуривается Исак, глядя на Эвена, когда они бесцельно болтаются по городу после бассейна. Уже вечереет, но солнце всё ещё не село. Эвен не помнит, видел ли когда-нибудь Исака в футболке на улице в городе.
– Я не веду себя странно. О чём ты вообще? – фыркает Эвен.
– Ты очень странный. Будто что-то от меня скрываешь.
– Это не так!
– О господи! Ты планируешь что-то на мой день рождения, да?! Или ты в курсе того, что кто-то другой это делает? Ты по-прежнему не разговариваешь с парнями, так кто это? Сана? Эскиль?! Блядь, это Эскиль, да? Он странно себя вёл, когда я вовремя заплатил за аренду в этом месяце, сказал, что это ко мне вернётся, – стонет Исак.
– Хм…
– Что он планирует?! Скажи мне.
– Я не знаю.
– Не ври мне, Бэк Насхайм, – говорит Исак, укоризненно тыча указательным пальцем ему в лицо.
– Вру тебе? О чём ты вообще болтаешь, я не вру.
– Да ты вообще врать не умеешь. Даже не знаю, что я в тебе нашёл.
Эвен останавливается посреди улицы, как и Исак.
Он что, правда только что…
Глаза Исака округляются, и Эвен мгновенно понимает, что он не собирался этого говорить.
Но сказал.
– Э-э-э, то есть… Как в партнёре по науке. Ну ты понимаешь. Ну типа… Я мастер блефа, и тебе нужно на меня равняться, но очевидно, что ты не справляешься и вообще. Вот.
– Ты несёшь какую-то ерунду, – улыбается Эвен.
– Нет!
Эвену кажется, будто он проживает песню Имоджен Хип «Say Goodnight and Go», которую постоянно крутила Соня.
Почему ты такой очаровательный?
Невозможно не обращать на тебя внимание.
– Ну, конечно, – ухмыляется Эвен и возобновляет движение.
Он провожает Исака до коллективета и с улыбкой машет на прощание. Но он не может уйти. Эвену нужно спросить его. Ему нужно сделать это сейчас.
– Чего ты улыбаешься? – с улыбкой спрашивает Исак. – Иди домой.
– То есть мне теперь нельзя улыбаться?
– Больше никогда не позволю тебе провожать меня домой.
– Почему? Не хочешь, чтобы люди видели, как ты улыбаешься у двери? – дразнит его Эвен. – Нельзя разрушать имидж холодного, как лёд, парня, каким тебя считают соседи, на случай ссоры?
– Когда это я улыбался? Покажи мне, где я улыбаюсь. Это ты улыбаешься!
– Я не улыбаюсь, – отвечает Эвен, не в силах больше сдерживать смех. – Улыбаюсь? Я? Да никогда.
– Серьёзно, тебе надо уйти, прежде чем Эскиль снова ко мне привяжется, – умоляет Исак, продолжая робко улыбаться.
– Что? Каким образом моё нахождение у твоей двери заставит Эскиля к тебе привязаться?
– Неважно. Просто уходи, пока он тебя не увидел. Мне не надо, чтобы он снова весь вечер приставал ко мне со своими глупостями, типа «о, а где же сегодня твой партнёр по науке?» Я пытаюсь дочитать книгу.
Эвен смеётся, пока Исак жалуется.
– Ладно, хорошо, хорошо. Я пойду.
– Окей, пока. Доброй ночи.
Эвен делает шаг, потом поворачивается обратно.
– Исак?
Он ждёт недовольного и раздражённого стона от Исака. Но в ответ получает лишь мягкое «да?»
– Хм. Не хочешь пойти со мной на концерт?
– Что?
– Я купил нам билеты на норвежский рок-фестиваль на следующей неделе, – быстро тараторит Эвен отрепетированную фразу, нервно почёсывая шею. – Так что если ты захочешь пойти…
Улыбка слетает с лица Исака, и он внезапно съёживается в дверном проёме.
– Но ничего страшного, если ты занят или не хочешь идти из-за возможных ожогов. Правда я слышал, что обещали дождь. И мы можем стоять сзади, на расстоянии от всех, если хочешь. Ну или я могу пойти с кем-то ещё, – бормочет Эвен.
– Ты купил билеты на рок-фестиваль? – повторяет Исак потрясённо.
– Э-э-э, да.
– Но тебе ведь даже не нравится рок.
– Теперь нравится.
Эвен слышит, как чирикают птицы и как собственное сердце бьётся в груди. Это была ужасная идея. Но всё равно стоило попытаться. Неважно.
– Он в мой день рождения, – говорит Исак.
– Да.
– Он в Квинесдале. Это шесть часов на машине.
Ну, разумеется, Исак уже всё знает об этом фестивале.
– Я знаю, – нервно отвечает Эвен, в то время как потерявший дар речи Исак хлопает ресницами. – Ничего страшного, если ты не можешь или не хочешь. Я понимаю, что это прямо в твой день рождения, и я не предупредил тебя заранее, ну не знаю. Но в общем…
– Я пойду, – говорит Исак.
– Что?
– Я пойду с тобой. – Исак улыбается, и всё его лицо озаряется радостью.
– Правда?
– Да, правда.
.
Поездка оказывается невероятно приятной. Эвен думал, что шесть часов пути вымотают его. Но Исак – потрясающий попутчик, лучший, какого только можно пожелать. Он подготовил огромные плейлисты и объявил сегодняшний день днём Guns N’ Roses.
Исак подпевает песням, открыв окна в машине, и ветер треплет его спутанные волосы и футболку с черепом. Он отбивает ритм руками, хлопая по бёдрам, каждый раз заставляя Эвена немного терять голову. Он пытается подражать музыкантам, старается вытянуть высокие ноты и смеётся над собой, когда это не получается. Он высовывает голову в окно и кричит. Он рассказывает самые невероятные истории о рок-звёздах из другого поколения. Он говорит о философии и науке. И не останавливается, не замолкает ни на мгновение.
Он даже сообщает Эвену, что может легко себе представить его в обтягивающих кожаных штанах и с длинными волосами, как те парни из 60-х, и Эвен смеётся, и смеётся, и смеётся. И его сердце переполняется, и переполняется, и переполняется чувствами.
Время летит незаметно, когда он с Исаком.
Исак и Эвен. Эвен и Исак. Они ничто, но в то же время они всё.
– Я никогда раньше не путешествовал без родителей, – признаётся Исак, когда они подъезжают к месту для кемпинга. – Я очень счастлив.
– Правда?
– Да. Это уже мой самый любимый день рождения за всю жизнь.
Сердце Эвена радостно замирает.
.
Они паркуются в лесу и устанавливают палатку. Они могли бы спать в машине, но ночью, вероятно, будет холодно. К тому же они не смогут спать вместе в крошечной машине, учитывая, что до сих пор притворяются, что им нужна вода, чтобы прикасаться друг к другу. Да и они всё равно взяли с собой спальники.
– И что, мы будем писать и всё такое прямо здесь, на природе? – обеспокоенно спрашивает Исак.
– Ну да. Ты что, никогда раньше не ходил в поход?
– Ты серьёзно? Конечно, я никогда раньше не ходил в поход!
– Боже, расслабься! – смеётся Эвен. – К тому же я уверен, что в месте проведения фестиваля есть туалеты для нежных принцесс.
– Нежных принцесс? Ты что, хочешь, чтобы я отправил тебя в больницу в этот прекрасный день?
– А что такое? Тебе не нравится это милое прозвище? Нежная принцесса? Я думал, ты оценишь.
– Забери свои слова обратно! Слышишь?! – хмурится Исак и бросается за Эвеном, но в его голосе слышатся лишь смех и радость.
И это нелепо – бегать друг за другом по лесу, когда они пришли к молчаливому соглашению не признавать тот факт, что снова могут касаться друг друга. Всё это нелепо.
Они не прикасаются друг к другу. Они близки к этому и всё же не переступают черту.
– Нам, наверное, нужно идти туда, – говорит Исак.
– Да.
.
Эвен не знает никого из исполнителей. Рок-музыка никогда не была ему по душе. Он никогда её не понимал и даже не думал о том, чтобы слушать. Он не считает себя музыкальным снобом и слушает практически всё от рэпа 90-х до попсы, входящей в Топ-40.
Но рок, казалось, всегда принадлежал более старшему поколению, и не отражал то, что он искал в музыке, что питало его душу.
Он ошибался.
И то, что он видит, как Исак наслаждается происходящим, питает его душу настолько, что Эвен не может это описать.
Счастье Исака зарождается внутри и вырывается наружу. Наверное, всё в нём подчиняется данному принципу. Исак горит внутри, тем самым полыхая и снаружи. Всё, что он чувствует, чувствуют и окружающие его люди. Счастье, холодность, доброту, жестокость, тепло. Исак распространяет всё, что чувствует.
Все чувства вырываются из него. И Эвен одновременно завидует ему и хочет подарить весь мир.
Поэтому он делает всё, чтобы этот день стал для Исака идеальным. Он стоит позади него, вытянув руки в стороны, не прикасаясь к нему. Он покупает ему пиво, потому что Исак попросил об этом. Он прыгает, когда Исак прыгает. Он смеётся, когда Исак смеётся. Он кричит и аплодирует, когда это делает Исак. Он делает вид, что знает слова песен, играющих на сцене, и кричит их Исаку в лицо.
– Я загадал желание! – признаётся Исак, прыгая и танцуя, тряся влажными от пота кудряшками. Возможно, Эвен уже мог бы прикоснуться к нему.
– Что?
– Я загадал желание! Я читал, что люди загадывают желание на день рождения.
– Серьёзно? И что ты загадал?
– Я не могу тебе сказать.
Эвен улыбается и делает всё, чтобы Исак мог чувствовать себя, как любой другой посетитель фестиваля, мог чувствовать себя нормальным. Таким же нормальным, как и все, пусть даже само понятие причиняет Эвену боль, обжигает его. Он хочет, чтобы Исаку сегодня не пришлось ни о чём волноваться. Сегодня его день. Сегодня – для него.
И Исак прыгает, и кричит, и поёт, и танцует, и улюлюкает, и смеётся, и Эвен не может понять, что он чувствует.
Он знает, что это химические реакции. Он знает, что чувства мимолётны и эфемерны. Он всё это знает. Но Эвен думает, что Исак никогда не оставит то место, что занял когда-то в его сердце.
.
Эвен не сразу осознаёт, что пошёл дождь, потому что он и так мокрый от пота. Ему нужно какое-то мгновение. Краткий миг.
Исак оборачивается к нему и широко улыбается. – О господи! Дождь!
Эвен надеялся на это. Его приложение с прогнозом погоды уверяло, что так и будет, но всё же.
– Похоже на то.
– Пойдём! – Исак хватает его за руку и тянет в толпу.
Они наконец могут подойти ближе к сцене. Исак наконец может задевать плечами других людей, прыгать вместе с другими фанами. Эвену больше не нужно прикрывать его собой.
И тем не менее Эвен всё равно остаётся рядом, нависая сзади, закрывая широкими плечами. Ему нравится их разница в росте. Эвен понимает, что она нравится ему даже больше, чем он полагал.
– Это было моё желание, – говорит ему Исак.
– Дождь?
– Да, дождь.
И пусть это глупо, но Эвена успокаивает понимание, что Исак мог бы тереться сейчас о кого угодно на фестивале, но он всё равно решает опираться спиной на грудь Эвена, что он решает оставаться рядом и прижиматься именно к нему. Что несмотря на то, что дождь даёт ему возможность прикасаться к любому, он всё равно жаждет только Эвена.
Эта мысль опьяняет, и Эвен даже не пытается сопротивляться.
Он обнимает Исака за живот и прижимает его теснее, ближе. И Исак не сопротивляется. Он расслабляется в его объятьях и накрывает ладонями руки Эвена.
Люди вокруг прыгают, в то время как Исак и Эвен чуть покачиваются, обнимая друг друга. В этом есть определённая поэзия – что они решили замедлиться, оказавшись наконец рядом со сценой. Эвен не может не наклониться и не прижаться губами к шее Исака, прямо за ухом, потом к его плечу, прежде чем снова обратить внимание на выступающую группу.
Он замечает, как у Исака перехватывает дыхание и как напрягается его тело.
И Эвен ничего не может с собой поделать, он повторяет это снова и снова, пока Исак не начинается выгибать спину и прижиматься к нему более явно, более настойчиво, пока сам Эвен не теряется в этих движениях.
Группа играет. Люди хлопают. Дождь идёт. А Исак извивается в его объятьях, тяжело дышит, умоляет.
Эвен с силой разворачивает Исака к себе и целует его, не успевая зафиксировать, каким потерянным и растрёпанным он выглядит. Он целует его, и Исак открывается ему навстречу, выдыхая стон ему в рот и сжимая волосы в кулаке.
Идеально. Всё идеально. Земля сошла со своей оси. И это никогда не казалось более правильным.
– Это было моё второе желание, – говорит ему Исак, когда они отстраняются друг от друга и тяжело дышат, соприкасаясь лбами.
– Ты загадал несколько?
– Три. Я слышал, что люди загадывают три.
– Какое же третье?
.
Они бегут обратно к машине. Под ногами хлюпает грязь, но Эвену плевать, потому что Исак тянет его за руку и смеётся, и они бегут, бегут.
Они вваливаются в свою палатку, оба насквозь промокшие, и Эвен не может не думать о том, чей спальный мешок они сейчас испортят навсегда.
Исак тянет его за шею и целует, пока Эвен не забывает собственного имени.
– Блядь! – бормочет Эвен и позволяет рукам скользнуть по бокам Исака, забраться под футболку, сжимать и мять тело под ней. Кожа. Прикосновения к коже Исака всегда сбивают с толку.
Он чувствует, как Исак немного отшатывается, но знает, что это просто инстинкт, что он не привык, когда кто-то дотрагивается до верхней части его тела.
– Прости, – бормочет Эвен, но Исак снова целует его, возвращая себе контроль над ситуацией.
Он сжимает пальцами волосы на загривке Эвена и так сильно кусает его нижнюю губу, что тот морщится. Потом Исак хватается за подол его футболки и начинает тянуть её наверх.
– Сними её! – настаивает он, продолжая самостоятельно стягивать её с Эвена, у которого кружится голова. Это происходит на самом деле? Исак что, правда сейчас раздевает его?
– Исак…
– Ты не взял с собой другую одежду! – объясняет он Эвену, и это самая нелепая отмазка в истории, чтобы заставить кого-то раздеться.
– Ну да, точно.
– Вот-вот, и я не могу допустить, чтобы ты завтра вернулся в Осло в грязной одежде, – говорит Исак, делая глубокий вдох и начиная бороться с пуговицей и молнией на джинсах Эвена.
Эвен забывает, как дышать.
– Да, мы не можем этого допустить.
Эвен позволяет Исаку раздеть себя. Он позволяет ему прикасаться и целовать себя. Он позволяет ему делать всё, что тому хочется, в их гигантской палатке – просто водить руками по своей груди, останавливаясь на ключицах, и на его сердце, и на его рёбрах. Эвен изо всех сил старается удержаться на ногах.
На Эвене лишь нижнее бельё, в то время как Исак стоит в насквозь промокшей одежде. Это слишком. Эвен издаёт жалкий, позорный звук, когда во время поцелуя Исак сжимает рукой резинку трусов, другой рукой гладя его по шее. И Эвен готов взорваться, когда Исак скользит рукой внутрь и обвивает пальцами его член.
Они оба стонут от этого контакта.
Смогут ли они справиться с этим? Смогут ли они вернуться к тому, что было раньше? Что это вообще? Эксперимент? Просто кайф и адреналин от концерта? Ещё один способ сказать «спасибо» за то, что он вообще купил билеты? Ещё одна попытка Исака развеселить Эвена после стычки с парнями? Или это эмоциональный всплеск, потому что сегодня у Исака день рождения, и он далеко от дома, и может быть, кем захочет? Что они делают?
– Перестань думать, Эвен. Перестань, – говорит ему Исак между поцелуями, и Эвен старается. Старается изо всех сил.
Он делает всё, что может, до тех пор, пока в этом больше нет необходимости, пока Исак не начинает дразнить его, уверенно двигая рукой по члену, методично вращая кистью и так тяжело дыша, будто наслаждается процессом не меньше, чем Эвен.
Эвен, который больше не может отвечать на поцелуи, слишком поглощённый ощущением рук Исака на себе. Он не может отвечать на поцелуи, но губы Исака по-прежнему касаются его кожи, он лижет его шею, разрушает Эвена. Он не уверен, но кажется, Исак отнимает руку на секунду, чтобы облизать ладонь, и снова возвращается к нему. И это последняя капля. Разрушительная точка невозврата.
Эвен кончает в ладонь Исака, как тринадцатилетний мальчишка. И он бы смутился, если бы не чувствовал, как Исак прижимается к нему возбуждённым членом, как его тело молит о прикосновении и разрядке.
Эвен целует его и тянет вниз, пока Исак не падает на спину на свой спальник, поднимая на него испуганные, но полные страсти глаза.
– Это надо снять! – говорит Эвен, опускаясь перед ним на колени и начиная стягивать джинсы Исака.
Исак позволяет ему. Он выглядит смущённым, но не сопротивляется. Он раздвигает ноги, чтобы Эвен мог расположиться между ними, и позволяет ему снять с себя джинсы и отбросить их в сторону через плечо.
– Можно? – спрашивает Эвен, потому что это Исак, и он не хочет сломать его. – Я хочу увидеть тебя.
Я хочу увидеть ТЕБЯ.
Дороги назад нет. Эвен понимает, что это точка невозврата. Это так. Он не думает, что Исак когда-либо позволял кому-то увидеть себя в трусах, не говоря уже о полной наготе.
– Да. Можно. Да, – тяжело выдыхает он, и Эвен не тратит больше времени, подцепляя пальцами нижнее бельё Исака на тазовых косточках.
Он не тратит времени зря, а просто стягивает его серые трусы вниз по бёдрам, по гладкой коже ног, зачарованно глядя на каждый сантиметр, ранее скрытый тканью.
Лицо Исака пылает, и стыд застилает глаза, грудь поднимается и опускается невероятно быстро.
Стыд. Стыд. Стыд. Всё дело в стыде. Они с Исаком такие разные, но в то же время так похожи. Их определяет стыд. Их обоих. Стыд Исака обжигает его и людей вокруг, а стыд Эвена делает его безжизненным в глазах тех, кто его любит.
– Ты такой красивый, – говорит Эвен и чувствует, как Исак горит от сдерживаемых чувств и страсти. Он ощущает абсолютно всё.
Хватит с него вопросов. Он может задать их позже. Все вопросы потом.
Сначала минет. Эмоциональный срыв потом.
Эвен решительно наклоняется и берёт член Исака в рот. Он никогда не делал этого раньше. Он никогда не пробовал на вкус другого парня. Он никогда не испытывал ничего подобного и может использовать в качестве примера только просмотренную порнушку. И всё же он не думает, что Исак будет судить его слишком строго. У него скорее всего ещё меньше опыта, чем у Эвена.
Сначала минет. Все комплексы потом.
Эвен плотнее обхватывает губами головку и начинает сосать. Выходит слишком неловко. Мокро. Отчаянно. Вероятно, в какой-то момент он задевает нежную кожу зубами, но, если судить по тому, как Исак не может контролировать себя и подаётся ему навстречу, он получает удовольствие от происходящего. Ему не больно. Он не обжигает Эвена.
Эвен помогает себе руками, и лижет, и сосёт, и целует, и всё это какой-то бред, но он не чувствует ничего кроме гордости. Исак хватает его за волосы через минуту или две и потерянно стонет: «Эв!», желая предупредить.
И Эвен знает, что Исак на грани. Он это чувствует. Он пытается не выпускать изо рта его член, почувствовать его вкус ещё немного. Он хочет взять его глубже, но Исак руками отталкивает его, испуская низкий, практически порнографический стон, который опаляет мозг Эвена.
– О господи! Ох ты бля…
Эвен скользит по телу Исака, чтобы поцеловать его, чтобы обнять, пока он кончает. Он целует и обнимает Исака, пока его грудь не перестаёт тяжело подниматься, пока его дыхание наконец не выравнивается.
Вау.
ВАУ.
Кажется, лексикон Эвена значительно обеднел. Он дышит, уткнувшись носом в шею Исака, лёжа на нём в одних трусах, в то время как на Исаке лишь футболка. И он слишком устал, чтобы бояться реакции Исака теперь, когда «химические вещества» начинают испаряться из его тела.
Он всё равно готовится к худшему.
– Мы только что занимались сексом? – с искренним интересом спрашивает Исак, и Эвен не может сдержать смех, лёжа у него на груди.
– О боже.
– Я серьёзно! Блядь. Феллацио и ручная стимуляция могут считаться сексом?
Феллацио и ручная стимуляция. Да кто вообще употребляет такие слова?
– Нет. Очевидно, что это просто дружеские, платонические действия, как садоводство и вязание. Без сомнения, – фыркает Эвен, заставляя Исака усмехнуться.