Текст книги "Burning for your touch (ЛП)"

Автор книги: cuteandtwisted

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 52 страниц)

– О господи! Что ты делаешь?!

Исак проводит руками по его бёдрам, по коленям, спускается к щиколоткам. Он касается его, ощупывает, запоминая выпуклости суставов и костей. Эвен потрясён, пытается заставить Исака подняться, но тот замирает на полпути и обнимает его за талию.

– Я хочу знать всё. Я хочу почувствовать всё в тебе.

Эвен тянет его наверх, жёстко прижимает к стене, пока Исак не перестаёт с благоговением касаться его тела и не поднимает на него грустные зелёные глаза, которые хотят так много, но не могут получить ничего.

– У тебя глаза такие же голубые, как вода в бассейне.

– Чего ты хочешь? – спрашивает Эвен прямо, чувствуя, как намокшие волосы прилипают к лицу.

– Поцелуй меня.

Эвен целует его.

Он целует его.

Бывают поцелуи, а бывают поцелуи. Так вот они целуются. Это волшебство, о котором говорил Исак. Эвен чувствует, что он тоже готов взорваться. Не потому, что они стоят под тёплым душем и не из-за неистовости поцелуя – потому что он исключительно нежный – но из-за всех переполняющих его чувств и их значения.

Эвен целовался со многими людьми в прошлом. Кого-то он целовал с большей страстью, кого-то с меньшей. Но это другая реальность. В этом нет смысла. Одно сплошное противоречие. И тем не менее. Это не поцелуй. Это поцелуй.

Он чувствует, словно внутри него образуется трещина, пустота на будущее, пустота, которую он почувствует, когда перестанет целовать Исака. Эвен уже скорбит о финале, хотя они едва начали.

– Поцелуй меня, – выдыхает ему в рот Исак, словно может слышать его мысли, хотя его и так уже целуют до сбитого дыхания, до бесчувствия.

Эвен обеими руками обхватывает лицо Исака, наклоняет голову в сторону и вжимает его в стену, словно ему нужно что-то твёрдое, что удержит их обоих от падения. И он целует его так, как Исак этого хочет. Возмутительно, долго, глубоко и яростно. Эвен чувствует, как Исак задыхается и замирает в его руках, когда ныряет языком в тепло его рта. И он не торопится. Он не спеша находит язык Исака, выманивает его из засады, дразнит его, лижет, играет с ним. Исак тает под его прикосновениями у стены, его рот открыт, словно он не знает, что ему нужно делать.

– О господи! – стонет Исак, заставляя Эвена рассмеяться ему в губы и дать секунду, чтобы перевести дух. Потом он наклоняется вперёд и целует Исака снова.

На этот раз Эвен склоняет голову в другую сторону и осыпает губы Исака короткими, невесомыми поцелуями, прежде чем снова скользнуть языком ему в рот. И хотя Исак не пытается снова сползти вниз по стене, будто у него подгибаются колени, Эвен всё равно кладёт руки ему на бёдра, прижимая, чтобы дать точку опоры.

У него перехватывает дыхание, когда Исак накрывает ладонями его лицо, руки мягкие и осторожные, будто он по-прежнему боится его обжечь. Исак целует его глубоко, целует его так, как хочет, ласкает так, словно желает запомнить, каков его рот изнутри. Исак целует его, не сдерживаясь, ничего не рассчитывая, не притворяясь. Выходит неловко и, наверное, неумело, но Исаку плевать, а Эвен никогда ещё не целовал его так тщательно, так основательно, так страстно.

Внезапно Эвен чувствует внутреннее беспокойство. Он знает, что будет жалеть об этом потом. Он знает, что ему будет больно. Для него это не просто пьяные поцелуи под душем. Для него это взрывы в небе.

Эвен отстраняется на мгновение, и потеря контакта с Исаком кажется жестокой. Он чувствует холод, и слабость, и сожаление.

– Что ты делаешь? Не останавливайся… Что ты… – возражает Исак, тянет к нему руки, прижимая к себе теснее.

– Ты мог бы делать это с кем угодно. Ты мог бы стоять под душем в одежде и целовать кого угодно, – признаётся Эвен и чувствует себя ревнивым неудачником.

Исак снова кладёт ладони ему на лицо, сжимает щёки так сильно, что любой на месте Эвена поморщился бы.

Но Эвен сейчас не может обращать внимание на такие мелочи, потому что Исак смотрит на него так, словно действительно верит в то, что говорит. Потому что прикосновения Исака – кружащие голову, как и всегда – совсем не кажутся просчитанными.

– Нет. Нет, я не смог бы. Ты знаешь, что я не смог бы, – шепчет Исак.

– Я тебе не верю. Я никогда не знаю, когда…

Исак снова целует его, целует его медленно, целует его нежно, трётся о его нос, обнимает его за шею. Это так сладко, так щедро, так бережно и так исцеляюще. Эвен верит ему.

Они целуются, пока пальцы Исака не оказываются под футболкой Эвена, пока на их коже не появляются пятна, пока у них не начинают болеть глаза. Они целуются, долго и неторопливо, пока спина Исака не выгибается, а руки не запутываются в волосах Эвена, пока у них не начинают болеть головы, потому что алкоголь испаряется. Они целуются до тех пор, пока Эвен не перестаёт чувствовать свои губы, пока Исак не начинает покрывать невесомыми поцелуями его лицо, его щёки, его нос, его веки, его челюсть. Он такой милый.

– Ты такой офигенно милый. Ты меня убиваешь.

– Ты, блядь, убиваешь меня постоянно.

Эвен, не отрываясь, смотрит на него, он хочет рассказать Исаку всё, что чувствует к нему, признаться, что для него это не просто случайные поцелуи. Но Исак вдруг резко отталкивает его.

– Исак? Ты что… Ты в порядке?

– Ох блядь!

.

Исака вырвало, и Эскиль заставляет Эвена убираться в ванной. И это бесчеловечное наказание для человека, который до сих пор парит в небе от поцелуев и несколько возбуждён, после того как провёл последние полчаса, целуясь и касаясь горячего парня под душем.

– Это стыдно. Ты не будешь спать в комнате Исабель вот с этим, – сообщает ему Эскиль, намекая Эвену на вполне очевидную проблему между ног.

– Да боже мой! Это пройдёт. И я не буду его трогать. Я не могу к нему прикасаться! Да и я бы не стал, даже если бы мог. Никогда!

– Расслабься, Остин Батлер. Я не это имел в виду, – смеётся Эскиль. – Думаю, тебе лучше остаться. Он всё ещё пьян. Он может сотворить какую-нибудь глупость, например, проснуться и отправиться тебя искать, или ещё что-то в этом роде.

– Он бы этого не сделал.

– Ты прав. Не сделал бы. И тем не менее. Думаю, он будет счастлив увидеть тебя утром.

– Да?

– Ага. Он как-то вскользь упоминал омлет.

– Правда? – сердце Эвена переполняется чувствами. Он помнит тот первый раз, когда готовил для Исака яйца.

– Правда.

Они снимают с Исака мокрую одежду, и Эскиль просит Эвена отвернуться, когда доходит очередь до футболки, и Эвен вопросительно поднимает бровь.

– Всё нормально. Я помогу.

– Он меня убьёт, если я позволю тебе увидеть, – говорит Эскиль.

– Позволишь мне увидеть что? – хмурится Эвен.

– Можешь сам его спросить, когда он проснётся и протрезвеет, ок? Давай просто переоденем его в тёплую одежду.

.

Исак спит в свитере с Винни-Пухом и спортивных штанах Линн. Он сейчас похож на ангела, кудряшки обрамляют его расслабленное во сне лицо, на котором больше нет печати забот.

Эвен и Эскиль смотрят, как Исак во сне подтягивает колени к груди, устраиваясь в позу эмбриона, так любимую детьми.

– Он такой сильный, этот малыш, – вздыхает Эскиль. Практически все его гости уже ушли из квартиры.

– Так и есть, – соглашается Эвен. – Я рад, что у него есть человек, который присматривает за ним.

Эскиль улыбается.

– Однако большую часть времени мне кажется, что это он присматривает за мной.

– Хм?

– У меня было неудачное свидание с одним иностранцем с Grindr несколько недель назад. И Исак чуть его не убил, – поясняет Эскиль, вспоминая о произошедшем. – Никогда бы не подумал, что этот очаровательный грустный малыш-гей может превратиться в клубок огня и ярости. Он остановился, лишь когда я попросил его об этом.

Малыш-гей.

Эвен не заостряет на этом внимания, но уверен, что Исак никогда не делился чем-то подобным с Эскилем.

– И он успокоился на этом? – спрашивает Эвен.

– Нет, – хихикает Эскиль. – Несколько дней назад я узнал, что того мужчину уволили с работы из-за того, что он сказал мне, и что его жена узнала о его секс-забавах во время путешествий. И мне ещё повезло, потому что я практически сразу заподозрил неладное и попросил его уйти, так как у меня уже был опыт общения с людьми, страдающими глубокой внутренней гомофобией. Но всё равно, то, что Исак оказался дома, очень сильно меня утешило и поддержало эмоционально. Мне было приятно увидеть, что он готов спалить член этого ублюдка.

– Он бы это сделал, – смеётся Эвен.

– Всё это время он разрушал репутацию этого парня и хотел удостовериться, что он будет наказан. Исак может быть чертовски пугающим.

– Да, может.

– И тем не менее. Я бы теперь, наверное, умер за него.

«Я тоже», – думает Эвен.

– Они разбили ему сердце в той лаборатории. Они совершенно сломали его. Мы должны ему помочь, Эвен. Нам нужно его любить. Его никогда не любили. К нему всегда относились как к проклятью. Словно с ним что-то, блядь, не так. Словно его никто никогда не захочет. Нам нужно помочь ему излечиться, Эвен. Нам нужно быть с ним рядом, пока ему не станет лучше. Нам придётся. На днях после двух напитков он сказал мне, что он неполноценный, потому что не может прикасаться к людям. Он сказал мне, что не может верить в любовь, потому что если поверит, то будет испытывать боль всю жизнь, потому что «когда ты любишь сам или когда по-настоящему любят тебя – это то же самое как сказать: «Ко мне прикоснулись». Разве это не самая печальная вещь, которую только можно придумать? Нам нужно любить его, Эвен. Ты меня понимаешь? Мы обязаны. Потому что если не мы, то кто? Мы должны…

Голос Эскиля срывается от нахлынувших чувств, и Эвен чувствует, что в глазах стоят слёзы, что к горлу подкатил ком. Он так счастлив, что Исак нашёл его. Он не может поверить, что такие люди как Эскиль ещё существуют в этом мире. Эвен, наверное, тоже был бы готов убить ради него.

Он счастлив, что Эскиль так глубоко переживает за Исака, счастлив до слёз.

– Да. Я понимаю. Да.

.

Эскиль оставляет их вдвоём. И Эвен знает, что должен бы спать на полу. Но он не хочет. Он хочет спать рядом с Исаком. Он хочет смотреть на него. Он хочет чувствовать его, пусть и издали. Кровать достаточно большая для них обоих, и Исак особо не двигается во сне.

Эвен просто будет осторожен.

Он ложится на кровать и смотрит на Исака. Они так долго целовались, однако Эвен уже сейчас не может дождаться, когда они сделают это снова. Если Исак захочет, если он захочет этого, когда они оба будут трезвы. Эвен хочет попробовать сделать это, когда они оба трезвые.

Он хочет этого так сильно.

«Он меня убьёт, если я позволю тебе увидеть».

У Эвена болезненно сжимается сердце от воспоминания. Позволить мне увидеть что? Что он скрывает? Почему Исак всё время прячет от него свою грудь. Эвен никогда раньше не видел его грудь.

Отвратительная его часть хочет посмотреть, просто задрать свитер и посмотреть, но он сам никогда бы не смог себя простить.

Эвен наблюдает за Исаком, не может оторвать взгляд от замысловатых фигур, которые лунный свет рисует на его лице. Он смотрит на него, пока Исак не начинает морщиться во сне, пока его мышцы не сжимаются, будто от боли. Он смотрит на него, пока Исак не перестаёт выглядеть умиротворённым и счастливым. Он смотрит на него, пока беспокойство не переполняет его, потому что Исак сворачивается в клубок и начинает метаться, и стонать от боли, словно в невыносимой агонии.

Должно быть, ему снятся Карлсен и Гейр. Должно быть, ему снятся лаборатория и эксперименты.

И Эвен ничего не может делать, лишь с ужасом и осознанием собственной беспомощности смотреть на Исака, пока тот не начинает перекатываться с боку на бок. Эвен не может разбудить его, не может обнять его, не может вырвать из сна. Эвен может только ждать и надеяться, что кошмар скоро закончится, чувствуя себя несчастным и бесполезным.

Эвен смотрит на него.

Исак снова успокаивается. Он перестаёт метаться. Он больше не двигается. И Эвен чувствует волну облегчения. Но это длится недолго. Потому что Исак начинает плакать.

Плакать.

Исак плачет во сне, словно у него кровоточит сердце. И Эвен чувствует, что новая рана с именем Исака появилась только что на его собственном сердце.

Он не может этого вынести. Не может этого терпеть.

Эскиль не врал.

Блядь.

Эвен перекатывается ближе и надеется, молится, взывает к небесам, чтобы они позволили ему это. Он перекатывается ближе, пока не оказывается рядом с Исаком, пока не чувствует тепло, исходящее от его тела.

И Эвен знает, что это что-то типа русской рулетки. Он знает, что может всё разрушить. Он знает, что Исак ни за что не простит его, когда проснётся. Он всё это знает. Знает. Но не может бездействовать. Просто не может.

Эвен закрывает глаза, тянется к Исаку и обнимает его в темноте.

Ох.

Ничего.

Ничего не происходит.

Эвен не обжигается. Эвен не вскрикивает от боли, и Исак не просыпается.

Ничего не происходит.

О господи.

Эвен крепче обнимает его и чуть не падает с кровати, когда Исак изо всех сил цепляется за него, словно он – единственное спасение от мрачного кошмара. Исак льнёт к его груди и не отпускает. И Эвен слишком занят тем, чтобы не закричать от переполняющих его чувств, чтобы не позволить ему прижаться к себе.

Я могу к тебе прикасаться! Мы не мокрые! Я могу просто так к тебе прикасаться!

Но счастье Эвена не длится долго, потому что Исак продолжает беззвучно плакать у него на груди. Как те люди, что не могут плакать и выпускать свои эмоции днём, поэтому тело и подсознание делают это за них, когда они крепко спят.

Всё в Исаке разбивает Эвену сердце.

Эвен обнимает его, пока в комнату не заходит Эскиль и не обнаруживает Исака, прижимающегося к его груди.

Блядь.

Блядь. Блядь. Блядь. Блядь.

– Это… Это не то, что ты думаешь! – Эвен пытается оттолкнуть Исака, возможно, разбудить его. Исак бы сразу придумал какое-нибудь объяснение. – Я кое-что принял, чтобы не чувствовать боли? Наверное? – в панике выдумывает он, потому что Исак никак не хочет его отпускать, тесно прижимаясь щекой к его ключице.

Эскиль вздыхает.

Эвен ждёт полного драмы взрыва.

– Расслабься, – говорит Эскиль. – Он этого не знает. Но я тоже могу к нему прикасаться.

========== Глава 12 – Философия секретов – часть 1 ==========

– Что значит ты тоже можешь к нему прикасаться? – шепчет Эвен Эскилю в тёмном коридоре. Он хмурится. Его сердце часто колотится в груди, гораздо чаще, чем ему бы хотелось.

У него практически не было времени осознать тот факт, что он снова может прикасаться к Исаку. Но этих коротких мгновений хватило, чтобы в голове крепко засела пустая идея, что он опять стал особенным, мысль, что он как-нибудь сможет восстановить то, что было между ними раньше.

Тщеславная мысль, и всё же. Желание быть особенным, быть единственным, кто способен на что-то, пусть даже это что-то – прикосновение к другому существу, разве не это означает быть человеком?

– С каких пор?! – настаивает Эвен, потому что Эскиль так и не ответил.

– Я не знаю, – шепчет тот, и в отличие от Эвена совсем не кажется взволнованным. – Ты разбудишь Исака и Линн. Ты знаешь, как им сложно засыпать?

– Эскиль, ты должен сказать мне! – шепчет Эвен, едва не срываясь на крик и хватая Эскиля за предплечье, прежде чем виновато разжать пальцы.

Он понимает, что никогда раньше не дотрагивался до Эскиля. После Исака прикосновения стали иметь гораздо больший вес. Стали более… значимыми. Более важными. Каждое прикосновение имеет значение.

Столько всего теперь приобрело больший вес.

– Нет, я не должен ничего тебе говорить, Остин, – отвечает Эскиль, и, кажется, недавнее прикосновение Эвена никак его не задело. Он делает шаг назад и сильнее запахивает халат. – Что я должен сделать – так это вернуться ко сну. Мы с тобой поговорим завтра.

– Но…

– Никаких но. Я возвращаюсь в постель, а ты иди и снова обними своего бойфренда. А завтра я обязательно отзову тебя в сторону, после того как ты приготовишься свой знаменитый омлет, о котором Исак недавно фантазировал целый час, и тогда мы поговорим. Договорились?

– Исак не мой бойфренд, – еле слышно бормочет Эвен.

– Что ты сказал?

– Ничего. Поговорим завтра. И тебе придётся объяснить, почему ты называешь меня Остином.

.

Эвен делает, как ему сказали, и возвращается в комнату Исака. Он примерно на двадцать секунд позволяет себе погрузиться в тревожные мысли, а потом видит свернувшегося клубком Исака на его половине кровати, словно ожидающего возвращения Эвена, и чувствует, как напряжение отпускает его.

Как он смеет расстраиваться от мысли, что другие люди тоже потенциально могут прикасаться к Исаку? Как он смеет? Это всё, чего хочет Исак. И Исак заслуживает шанс чувствовать прикосновение любого, кого пожелает. У Эвена нет никакого права горевать о потере дурацкого «эксклюзивного статуса». Совершенно никакого.

Поэтому он ложится на кровать и смотрит на него. На Исака и его длинные ресницы, и острые черты лица в лунном свете. На Исака и его вьющиеся волосы, и его милый нос, и губы в форме изогнутого лука. На Исака и его стены, которые рушатся, когда его мозг не просчитывает хитрые схемы, когда он спит, когда он просто дышит.

Сейчас кажется, что Исаку снится что-то приятное. Его лицо расслабленно, на нём нет и намёка на стиснутые зубы и резкие линии. Он больше не плачет. Но он по-прежнему лежит на боку, раскинув руки, словно ждёт, чтобы его обняли, словно его тело чувствует, где находится Эвен и открывается ему навстречу со всей естественностью. Словно магнит. Словно противоположно направленные силы, испытывающие одинаковое притяжение.

Между ними больше нет связи, но Эвена по-прежнему тянет к нему. Кто-то назвал бы это обычным влечением.

Эвен тянется к нему правой рукой, накрывает щёку ладонью и вздыхает, когда Исак трётся о неё, желая прикосновения даже в глубоком сне. Эвен касается его ямочки, осторожно проводит пальцами по коже, стараясь не разбудить, пытается быть нежным и мягким, потому что Исаку это нравится.

У Исака тёплая кожа. Волосы по-прежнему влажные, и Эвен чувствует, как погружается рукой в этот жар. Ему бы хотелось касаться Исака везде. Но он не должен приближаться слишком близко. Сон уже смыкает его веки, обволакивает его мысли. Он не хочет, чтобы Исак проснулся утром и обнаружил, что прижимается к Эвену или что Эвен обнимает его. Исак может запаниковать и снова его обжечь.

Эвен не придвигается к нему, отнимает руку и зевает в пятый раз.

Он смотрит на Исака, он засыпает.

Он спит.

И когда он на мгновение просыпается посреди ночи, то чувствует Исака повсюду: грудь прижимается к груди, ноги переплетены, руки сомкнуты, Исак уткнулся лицом ему в шею, а губы Эвена совсем близко к его виску. Они словно единое целое.

И Эвен хочет оттолкнуть его, вырваться из его объятий. Но сон снова манит его в свои сети. Ему так приятно, что Исак обнимает его, что он сам обнимает его в ответ. Ну как он может оттолкнуть его в таких обстоятельствах?

Эвен спит.

.

Эвен просыпается, полный тревоги и дурных предчувствий. Иногда по утрам он забывает, где находится. Но не в этот раз. Сейчас он точно знает, где он, ещё до того, как открыть глаза и потянуться.

Он всё ещё ощущает на себе тяжесть Исака, чувствует его запах на коже.

Однако, когда Эвен наконец осмеливается открыть глаза и осмотреться, он понимает, что Исака нет. Исак не в его объятьях. Исак даже не в кровати.

– Доброе утро, принцесса, – вкрадчивый голос Исака заставляет Эвена резко сесть. Сейчас он звучит гораздо ниже, чем всегда, и совсем не похож на его обычный голос.

– Что?

– Уже десять утра, – Исак делает паузу, чтобы откашляться, словно подслушал мысли Эвена. – Ты собираешься спать весь день?

Он сидит за столом полностью одетый. Кажется, он читает книгу, поднеся кружку с кофе ко рту. И выглядит так, словно его совершенно не волнует присутствие Эвена в его кровати.

– Эй? – снова говорит Исак, чуть склонив голову в сторону. Кажется, его забавляет, что Эвену нужно так много времени, чтобы ответить на обычную подколку.

– Блядь, дай мне минутку, – стонет Эвен, и его голос тоже звучит ниже, чем всегда. Он садится повыше и вытягивает руки над головой.

– Да, чувствуй себя как дома, – говорит Исак с явным сарказмом в голосе. – Может быть, ты хочешь заняться йогой в гостиной? Эскиль каждое утро проводит там занятия, на которые никто не ходит.

– Погоди. Ты правда только что назвал меня принцессой? – Эвен прекращает потягиваться и, прищурившись, смотрит на Исака.

– Возможно. А что?

– Кто ты? – хихикает Эвен.

– Неважно. Это называется юмор.

– Ты назвал меня принцессой, – повторяет Эвен. – Мне нужно это задокументировать.

– Ну… Делай, как хочешь, – Исак снова обращает всё внимание на книгу, его обычная холодная манера поведения, когда он контролирует каждый мускул в теле, намекает на то, что он не хочет никаких пререканий с утра пораньше. – Эскиль говорит, что каждый, кто проводит ночь в этой квартире, – принцесса. Так что тебя сегодня так часто будут называть.

Эвен пытается улыбнуться, но вместо этого им овладевает тревога, поселившаяся где-то в животе. Внезапно он вспоминает причину, по которой мысли разрывают его мозг.

• Он снова может прикасаться к Исаку.

• Другие люди тоже могут к нему прикасаться.

• Исак, возможно, проснулся в объятьях Эвена и тоже узнал об этом.

• Они вчера провели полчаса, целуясь в душе, и теперь оба охрипли.

Эвен не может выбрать, на чём сконцентрироваться.

– Я бы сказал, что надеюсь, что не обжёг тебя прошлой ночью, но никто не просил тебя спать в моей кровати, – говорит Исак, тем самым заполняя пространство в голове Эвена. Ох.

Вероятно, это означает, что Исак не проснулся, прижимаясь к Эвену, и что он понятия не имеет, что они снова могут прикасаться друг к другу, по крайней мере когда Исак спит.

– Хм. Прости. Я слегка перепил вчера и не мог ехать домой на велосипеде.

– Ты мог бы спать с Эскилем или даже Линн.

– Ммм, да. Но… Я напился, так что не подумал, – врёт Эвен.

– Как Эскиль мог разрешить тебе спать в моей комнате? – Исак встаёт и подозрительно прищуривается, и Эвена охватывает ещё более пугающее чувство.

Он не помнит.

– Ты не помнишь? – выпаливает Эвен. Он не уверен, что конкретно имеет в виду. Но надеется, что Исак покраснеет, или что он увидит на его лице тень понимания. У Эвена до сих пор болят губы после вчерашнего, после всех поцелуев, когда они посасывали, кусали и облизывали губы друг друга. Исак не мог забыть.

Как это возможно!

– Помню что? – Исак смотрит на него с непроницаемым выражением на лице.

.

Эвен всё ещё раздражён, когда Эскиль отводит его в сторону после завтрака. Он не спалил омлет, но был близок к этому.

– Что у тебя с лицом?

– Ничего, – вздыхает Эвен, пытаясь улыбнуться. – Не волнуйся.

– Исак что, наехал на тебя за то, что ты его обнимал?

– Нет. Он, э-э-э, не знает? То есть я думаю, что он забыл обо всём, что случилось ночью.

– Что? – фыркает Эскиль. – Что?!

– Тсс! – шепчет Эвен, оборачиваясь, чтобы убедиться, что Исака нет рядом. – Он нас услышит.

– Прости? Он забыл?! – Эскиль презрительно усмехается. – Ну я этого не допущу. Я ни за что не позволю ему забыть, что он заблевал всю нашу ванную. Этот парень живёт с нами уже несколько месяцев, и он ни разу не удосужился убраться! И я знаю, что ты вчера старался изо всех сил, Эвен. Но я где-то читал, что нужно приложить много усилий, чтобы избавиться от рвоты и всего такого, так что мне придётся сидеть на липком унитазе ближайшие несколько недель. Так что нет, я не позволю ему забыть.

– Боже, Эскиль! – Эвен морщится от картинок, внезапно наводнивших его мозг, но не может сдержать смешок. Эскиль – тот ещё персонаж!

– Погоди, – хмурится он. – Он что, хм, он забыл и то, как вы…

– Как мы что? – с вызовом спрашивает Эвен несмотря на то, что у него вспыхивают щёки, а зрачки расширяются.

– «Тусовались» в душе? – многозначительно улыбается Эскиль, и Эвен не знает, как описать ту неловкость, что испытывает сейчас.

– Я… Я не знаю. Я думаю, что он забыл обо всём, – признаёт он. – Но это неважно. Мы не с этим тут пытаемся разобраться. Как случилось, что ты можешь к нему прикасаться? Расскажи мне.

.

– Думаю, что к нему могут прикасаться только геи, – объясняет Эскиль. – Ну то есть Линн говорила, что тоже дотрагивалась до него. И она заявляет, что натуралка, но серьёзно, разве в наши дни остались натуралы? Я прав?

– Хм. Ну, мне нравится твоя теория. Очень крутая. Но я сомневаюсь. Моя мама могла к нему прикасаться. Правда это было давно.

– И? К чему ты? – спрашивает Эскиль с совершенно искренним недоумением.

– Ну, она родила меня?

– У лесбиянок тоже бывают дети, Эвен, – театрально вздыхает Эскиль. – Я думал, ты более образован в этом вопросе. Я разочарован.

– Почему? – хихикает Эвен. – Я имел в виду, что знал бы, если бы моя мама была лесбиянкой.

– Ей необязательно быть лесбиянкой. Она могла бы быть бисексуалкой. Ты ведь пан, да?

– Эскиль, моя мама не бисексуалка. Ей не нравятся женщины. Точно тебе говорю, – продолжает настаивать Эвен несмотря на смех, рвущийся наружу. Ему ещё ни разу не приходилось быть участником подобного разговора.

– Откуда тебе знать? Тебе не кажется, что ты слишком зашоренный и безапелляционный? Взрослым женщинам позволено любить других женщин. Я так разочарован, Эвен. Ты даже не представляешь.

– Эскиль, боже…

– Твоя мама что, делится с тобой деталями своей сексуальной жизни? Откуда ты знаешь…

– Хм, почему мы обсуждаем сексуальную жизнь Юлие с утра пораньше? – Исак удивляет обоих, заставляя вздрогнуть от внезапного вмешательства в их разговор.

Эвен беспокоится, что Исак подслушал их, и в то же время сбит с толку словами Эскиля. На самом деле он понятия не имеет, кто нравится его матери, и нравится ли ей кто-то вообще. Он теперь практически ничего о ней не знает.

Эскиль хитро улыбается.

– Да я тут немного поиздевался над твоим маленьким дружком, – хихикая, признаётся он.

– Пожалуйста, Эскиль, оставь Эвена в покое. Думаю, ты уже достаточно сделал.

– Я достаточно сделал? Я? И это говорит мальчик, который заблевал вчера всю нашу ванную.

– Что? Не было такого! – в ужасе хмурится Исак.

Он действительно обо всём забыл.

Эвен не знает, смеяться ему или плакать.

.

– Хм, ты можешь остаться, если хочешь, – говорит Исак, когда Эвен заявляет, что пойдёт домой. – Ну типа. Я не знаю.

Эвен мог бы восхититься внезапной скудностью лексикона Исака, тем фактом, что он теперь использует такие фразы как «ну типа». Он мог бы обратить внимание на его манеру поведения, на то, как он смотрит себе под ноги, вместо того чтобы буравить Эвена холодным взглядом. Он мог бы позволить себе поверить, что Исак ведёт себя застенчиво и нервно. Но ему нужно идти домой. Ему нужно уйти и подумать. Эти взлёты и падения напоминают непрекращающуюся езду на американских горках, и Эвен не может подавить постоянную тошноту.

Ему просто хочется, чтобы игра в угадайку прекратилась хотя бы на несколько минут. Исак правда забыл? Или он притворяется, что забыл? Это вообще имеет значение? Кто мы друг для друга? Ты попросил поцеловать тебя. Я никогда никого не целовал так, как тебя. Я хочу сделать это снова, и это безумно пугает.

– Нет, я лучше проведу день дома. У меня похмелье, голова болит и всё такое.

– Окей. Понятно.

Исак провожает его вниз, и на улице очень тепло для конца апреля. – Не хочешь сходить в бассейн на этой неделе? – спрашивает он Эвена, и его голос звучит низко и хрипло.

Эвен надеется, что не заболеет из-за того, что так много времени провёл, целуясь под душем. Такое вообще бывает? Кто-нибудь может заболеть после подобного?

– Не знаю. Я тебе напишу, – честно отвечает Эвен.

– Окей.

.

Когда Эвен приходит домой, то видит, как Адриан развлекает Юлие на кухне. Его переполняет чувство вины, что он совершенно забыл о нём в последние двенадцать часов, что даже не подумал проверить свой телефон после их стычки с Исаком.

– Я самая чмошная задница на планете, и мне нужно, чтобы ты меня простил, – приветствует его Адриан с искренним раскаянием в глазах, когда они оказываются в комнате Эвена.

Адриан берёт его за руки, и Эвен инстинктивно вздрагивает, словно его тело чувствует неловкость, позволяя Адриану прикасаться к себе.

– Ох.

– Чёрт. Прости, – выпаливает Эвен. – Рефлекс.

Это слово кажется тяжёлым и неправильным. Оно подразумевает, что у него выработался подобный «рефлекс» за то время, что он провёл с Исаком. Вряд ли можно было придумать что-то более неправильное. Потому что, когда они вместе, Эвену только и хочется, что прикасаться к нему.

– Всё нормально, – вздыхает Адриан. – Я отправил тебе несколько сообщений, извиняясь, что вёл себя как мудак, но ты не ответил. И вот я здесь.

– Ты вёл себя мерзко по отношению к Исаку, не ко мне.

– Эх, я знаю! – снова вздыхает Адриан. – Я попробую с ним поговорить. Я попросил Эскиля мне помочь, но он сказал, что Исак, вероятно, не помнит.

Упоминание об этом ранит.

– Да, вероятно, не помнит.

– Но мне всё равно жаль. Я напился, и он постоянно над тобой издевается, и он был таким высокомерным. Это действовало мне на нервы.

– Исак надо мной не издевается, – хмурится Эвен.

– Я знаю. Я имел в виду, что он заставляет тебя страдать из-за всех этих чувств.

– Что? Я не страдаю, какого хрена? – нервно хихикает Эвен. – Я просто беспокоюсь за него. Вот и всё.

– Ну да, точно.

Адриан проводит у него весь день. Он смотрит фильм в гостиной с Юлие, пока Эвен спит в своей комнате. Ему нужно спать. Ему нужно именно это. Когда он спит, он не думает.

Поэтому Эвен спит.

.

Исак присылает Эвену сообщение, что он стоит у двери его квартиры в 00:23.

– Чёрт! – стонет Эвен, когда понимает, что на часах 00:31 и Исак уже, наверное, ушёл.

Эвен выбегает из комнаты, бросаясь к двери, и случайно будит Адриана, который спит под лёгким пледом на диване перед телевизором.

– Исак.

– Привет, – шепчет тот, вероятно, думая, что Юлие спит. На нём одна из старых футболок Эвена, одна из четырёх, которые он украл, прежде чем отправиться в лабораторию. Эвен понятия не имел, что они до сих пор у него.

Напоминание об этом заставляет его мечтать о времени, когда всё было проще, нежнее, мягче. Исак кажется смущённым, словно ему стыдно, что он снова стоит у его двери.

Эвену интересно, помнит ли он все разы, когда такое уже случалось с ними, когда они уже шептались у его дома. Он думает, помнит ли Исак тот вечер, когда Эвен затащил его в квартиру, не говоря ни слова, чтобы обнять, прижимая к стене.

– Что случилось? – обеспокоенно спрашивает Эвен, потому что, с чего бы Исаку приходить к нему так поздно, если они виделись утром.

– Ничего. Просто. Я просто хотел…

Исак замолкает. И Эвену нужно мгновение, чтобы понять, что это из-за того, что позади него стоит Адриан в одних трусах.

– Что происходит? Эвен, возвращайся в кровать, – бормочет Адриан хриплым от сна голосом.