Текст книги "Burning for your touch (ЛП)"

Автор книги: cuteandtwisted

сообщить о нарушении

Текущая страница: 51 (всего у книги 52 страниц)

– Я люблю тебя, Исак. У меня есть абонемент на поездки в грёбаный Тронхейм, потому что я не хочу, чтобы наши встречи по выходным прекращались. Я сплю в твоей кровати, потому что хочу просыпаться и видеть, как ты спишь на моей груди. Я еду в этом ужасном поезде шесть часов, потому что я, блядь, скучаю по тебе, потому что я хочу тебя видеть. Я прикасаюсь и целую тебя, я трахаю тебя, потому что я в тебя влюблён. Я люблю тебя. Связь так и не вернулась. Эта слепая необходимость быть с тобой, и заставлять тебя смеяться, и обнимать тебя… Всё это потому, что я влюблён в тебя. Это то, что ты чувствуешь, когда любишь, Исак. Мне кажется, что я под кайфом, потому что, когда я с тобой, я невероятно счастлив. Но я не наркоман. Я ничем не болен. Я просто люблю тебя.

Водоворот мыслей в голове Исака крутится всё быстрее и быстрее. Он отстраняется от Эвена, он обхватывает себя руками. Исак отгораживается от него. Он пытается придумать план побега, что-нибудь более рациональное, чем просто выбежать голым на улицу.

– Исак. Посмотри на меня.

– Мне… мне нужно идти.

– Нет, не нужно.

– Я не буду сидеть тут и слушать это… эту херню.

– Хм, мы перешли от «тупой херни» к просто «херне». Мне стоит порадоваться?

– Эвен, я не хочу этого! – резко бросает Исак. – Мне это не нужно.

– Но мне нужно.

Это заставляет Исака замолчать и на секунду отключиться от происходящего.

– Это правда. Я хочу этого. Мне это нужно. Да, я идиот, а любовь – это бред. Но я всё равно хочу этого.

Исак делает глубокий вдох, потом пытается добраться до той части мозга, которая отвечает за механизмы вытеснения.

– Ну что ж, тогда, полагаю, удачи тебе, – говорит он и видит, как Эвен меняется в лице.

– Полагаешь?

– Да, полагаю. Потому что я не знаю, чего ты от меня сейчас ждёшь.

Эвен смотрит на него, и на этот раз на его лице отражается лишь неверие. Он выглядит так, словно был убеждён, что Исак сдастся под напором его чрезмерно откровенного признания. Он выглядит потерянным. Он выглядит так, словно его сердце разбито. Исак клялся себе, что больше никогда не заставит Эвена выглядеть так. И вот они снова в той же ситуации.

Они сидят в тишине. Исак не может сказать, как долго они просто сидят и сверлят друг друга тяжёлыми взглядами, их тела по-прежнему покрыты потом и возбуждены.

– Что ж, тогда, полагаю, всё кончено, – наконец произносит Эвен.

До Исака не сразу доходит смысл его слов.

– Что? – Исак не может сдержать поражённый вздох. – В каком смысле кончено?

– В том самом смысле. Всё кончено.

– Что… о чём ты говоришь?

– Я говорю, что не хочу продолжать делать это с тобой. Я не хочу больше быть твоим дилером, Исак. Ты слишком холоден. Ты отказываешься чувствовать хоть что-то. Ты даёшь мне жалкие крохи. Это слишком больно.

Исак немного выпрямляется. Ему кажется, словно на голову обрушился потолок. Ну, разумеется, Эвен не всерьёз. Он бы никогда не отказался от него.

Эвен наклоняется вперёд и легко целует его в лоб, словно по привычке, прежде чем отодвинуться от него. Исак смотрит, как он встаёт с кровати, бросает бесполезный презерватив в мусорную корзину и надевает трусы. Он смотрит, как Эвен неловко вытирает слёзы запястьями. Он просто смотрит на него до тех пор, пока не понимает, что натворил.

– Мама вот-вот вернётся, – мрачно сообщает Эвен.

– Окей. Тогда мне лучше уйти.

– Окей.

Исак быстро одевается в тупом оцепенении. Всё это кажется слишком серьёзным. Необратимым. Однако, как и с Эскилем, он не может заставить себя извиниться, взять свои слова обратно. Всё внутри него кричит, что он должен сейчас встать на колени и умолять. Но он этого не делает. Он не будет. Ему никогда никто не был нужен, и он не собирается что-то менять сейчас.

– Я верну твою одежду, – говорит Исак.

– Не парься.

– Ладно. Ну… тогда прощай.

– Пока, Исак.

.

Уже слишком поздно, чтобы пытаться успеть на поезд в Тронхейм. Он не может пойти в коллективет, потому что Эскиль его ненавидит. Он не может пойти в дом своих родителей, потому что он подал заявление об эмансипации. Он не может пойти к Юнасу, потому что тот не сможет удержаться от вопросов, а Исаку не хочется ничего объяснять. Он не может отправиться ни к одному из друзей Эвена, потому что все они были свидетелями его нервного срыва накануне.

Исаку некуда идти.

Он бредёт по холодным улицам, пока не оказывается в баре. Он выпивает два коктейля и вспоминает, что ничего не ел уже несколько дней. Он пытается посмотреть на часы на стене, но понимает, что ничего не видит, потому что перед глазами всё плывёт. Алкоголь слишком быстро ударил в голову. Ему сначала нужно было поесть.

Он вынимает телефон и неотрывно смотрит на лицо Эвена. Он выглядит таким счастливым на фотографии. Он был таким счастливым, а теперь Исак сломал его.

Исак всех ломает, всех расстраивает, всех делает несчастными. Эскиля, Леа, свою мать, своего отца, Юнаса, Ральфа, Бенни, Эвена. Исак всех разочаровывает. Он срывается и причиняет боль другим, чтобы держать их на расстоянии, чтобы оставаться собранным и рационально мыслящим. Но правда в том, что он трус. Он прячется за обидными словами и бессмысленными тирадами, потому что ему слишком страшно позволить себе чувствовать то, что, возможно, причинит ему боль. Ему слишком страшно подпустить кого-то к себе, слишком страшно дать кому-то возможность и силу причинить ему боль, обжечь его.

Но ради чего всё это? Ведь сейчас ему ещё больнее.

Ему никогда ещё не было так больно.

Блядь.

Из колонок доносится какая-то дурацкая песня, глупая попса, которую так любит Эвен. Исак ощущает физическую боль в сердце.

Блядь.

Исак ломается, когда помещение дерьмового бара наполняют звуки 5 fine frokner.

Как поэтично. Наверняка Эвен сказал бы что-то подобное.

Исак плачет. Он тихо всхлипывает, отвернувшись от всех и прижимаясь лицом к стене.

Он плачет, и плачет, и плачет, и плачет. И ему по-прежнему больно, но слёзы немного облегчают груз, давящий ему на плечи, немного успокаивают огонь в груди.

Слёзы продолжают катиться по щекам, когда Исак ловит такси и называет водителю адрес Эвена.

Он стучится в дверь и надеется, что Эвен дома, надеется, что Юлие снова нет, потому что если Эвен собирается его бросить, то ему не нужны свидетели.

Эвен открывает дверь. Его волосы растрёпаны, а глаза покраснели и опухли, как будто он плакал.

– Исак, что ты…

– Пожалуйста, не поступай так со мной, – умоляет Исак. Он изо всех сил старался остановить слёзы, пока поднимался по лестнице. Он изо всех сил старался вернуть себе холодный, собранный голос Исака Вальтерсена, который всегда так ему помогал. Но слёзы по-прежнему текут по щекам, а голос дрожит. – Эвен, пожалуйста. Не делай этого.

Эвен потрясённо смотрит на него, стоя в дверном проёме. Исаку нужно какое-то мгновение, чтобы вспомнить, что Эвен никогда не видел его таким.

– Я просто… – Исак снова замолкает, потому что ком в горле становится всё больше, и ему не хочется рыдать на глазах у Эвена, но, возможно, всё равно придётся.

Эвен протягивает к нему руки, мягко сжимает его локти, заводя в квартиру, и закрывает входную дверь.

– Не бросай меня, – плачет Исак, икая, как маленький ребёнок. – Я стану лучше. Я буду стараться. Я обращусь за помощью. Клянусь. Пожалуйста. Ты обещал, что будешь меня ждать. Пожалуйста, подожди меня.

– О господи, Исак, – Эвен обхватывает руками его лицо, и Исак моментально испытывает облегчение.

– Мне очень больно, – признаётся он, вероятно, впервые в жизни глядя правде в глаза. Он хватает Эвена за руку и прижимает её к груди, накрывая своё колотящееся сердце. – Эвен, мне очень больно.

– Боже, иди ко мне.

Эвен обнимает его, и Исак обвивается вокруг него всем телом.

Исак засыпает, стоит им лишь оказаться в постели.

========== Глава 17 – Философия любви – часть 4 ==========

ЭВЕН

На следующий день Исак спит допоздна. Эвен не будит его, потому что по себе знает, насколько важен полноценный сон после изматывающего нервного срыва.

Он проверяет, чтобы шторы были задёрнуты, а температура в комнате оставалась комфортной. Он садится на краешек кровати и какое-то время наблюдает за спящим Исаком. Он любит смотреть, как Исак спит, так было всегда. Он выглядит таким нежным, когда разум не заставляет его быть жёстким и резким. Он выглядит, как тот парень, который заботился о нём, когда Эвен снова оказался на дне.

Эвен наклоняется и прижимается губами ко лбу Исака, задерживается в этом положении, когда чувствует, как Исак во сне начинает тереться о его лицо. Это мило. Эвену хотелось бы, чтобы Исак чаще разрешал себя быть милым.

Эвен даёт ему поспать ещё немного.

.

– Так, нам нужно определиться с какими-то базовыми правилами поведения в этом доме, – говорит Юлие, когда он заходит на кухню.

– Мам, – Эвен закатывает глаза.

– Я безумно люблю Исака, но не могли бы мы ограничить количество нервных срывов, случающихся у моего порога посреди ночи?

– У него сейчас трудное время.

Услышав это, Юлие присаживается на один из стульев.

– Как он? – спрашивает она.

– Я не знаю, – вздыхает Эвен. – Но нехорошо. Я говорил с Эскилем и его сестрой Леа, и, кажется, этот срыв был кульминацией после череды неприятностей.

Юлие задумчиво кивает.

– У него есть кто-то, с кем он мог бы поговорить?

– Он не тот человек, который готов говорить. По крайней мере тогда, когда это важно.

– Может, ты сможешь его убедить? – с улыбкой произносит она. – Тебе необязательно быть этим человеком. Ты ведь знаешь?

– Не знаю.

– Ты можешь хотеть поддержать кого-то, но при этом тебе необязательно в буквальном смысле взваливать на себя всю его боль. Это трудная работа, понимаешь? Вот почему есть люди, которых специально обучают, а потом платят большие деньги, чтобы они делали это профессионально. Человеческий разум очень сложен. Иногда для того, чтобы распутать все узлы и связать их воедино, нужна помощь профессионала. Делать массаж человеку, который тебе небезразличен, очень мило, но бессмысленно, а иногда даже вредно, когда у него все мышцы напряжены.

Эвену хочется закатить глаза от этой чрезмерной метафоры.

– Я знаю. Просто… Просто он был рядом, когда я вёл себя как безголовый говнюк.

– Эй!

– Прости, он был рядом, когда я вёл себя как засранец.

Юлие кидает в него орехом. Эвен смеётся.

– Я серьёзно. Он никогда не отказывался от меня. Он терпел, когда я раздражался и капризничал, и он всегда меня слушал. Я считаю, что обязан сделать для него хотя бы половину того, что он делал для меня.

Юлие протягивает руку и сжимает предплечье Эвена.

– Милый, я не говорю, чтобы ты не был рядом с ним. Я просто говорю, что ты не обязан «исправлять его» и брать на себя его боль. Будь с ним рядом, поддерживай его, пока он будет работать над собой. Ладно?

Эвен кивает.

.

Исак всё ещё спит, когда Юлие уходит по своим делам. Эвен думает над её словами. Он думает о взлётах и падениях вчерашнего дня, о том, с какой нежности всё начиналось и какими слезами и криками закончилось.

У Эвена по-прежнему болит сердце из-за реакции Исака на его признание в любви. Он открыл ему своё сердце, а в ответ не получил ничего кроме пренебрежения. Ему по-прежнему больно, но он знает, что лишь три процента из того, что Исак говорит и делает, на самом деле правда. Он пытается не принимать это близко к сердцу. Он пытается верить.

.

Проснувшись, Исак заходит на кухню и направляется к нему. Он выглядит мило в одежде Эвена. Эвен хочет сказать ему об этом, но сдерживается.

– Кофе? – предлагает он с некоторой нервозностью.

Но Исак просто подходит и крепко обнимает его, так крепко.

– Серотонин? – дразнит его Эвен.

– Нет, ты. Только ты.

.

Исак рассказывает ему о том, что Марианна в больнице. Он рассказывает ему о том, что Эскиль злится на него, о сцене, которую он устроил в баре Ральфа и Бенни. Исак рассказывает, как больно ему было все четыре дня, когда симптомы вернулись. Он рассказывает, как Леа обманула его своим фейковым Твиттером и как она всегда знала, что это Исак присылает ей деньги.

Эвен коротко смеётся, услышав последнюю часть.

– Поверить не могу, что ты подсказал ей это сделать, – говорит Исак, впервые за день позволяя себе улыбнуться.

Его глаза покраснели и опухли после вчерашнего срыва. Но он выглядит мило. Он выглядит так, словно все пролитые слёзы наконец помогли ему избавиться от тяжёлого груза, давящего на грудь.

– Ну что тут скажешь? Я мастер отслеживания твоего сталкерства онлайн.

– Разве это не делает и тебя сталкером?

Эвен пожимает плечами. – А если и так, то что?

– Я даже уже не говорю о том, что ты водил мою младшую сестрёнку на свидания!

– Вальтерсен, которого я хотел, был недоступен. Я справлялся как мог.

Лицо Исака смягчается. Сердце Эвена начинает биться быстрее. Он снова это делает. Снова открывает свои чувства, хотя должен был бы беречь своё сердце.

– Иди сюда, – тихо шепчет Исак.

Эвен неохотно подчиняется и придвигается к нему ближе на диване.

Исак обхватывает его лицо обеими руками, нежно гладит по скулам, заставляя Эвена закрыть глаза.

– Эвен.

– Что?

– Спасибо.

Эвен открывает глаза и видит, что в глазах Исака стоят слёзы. Он снова чувствует потрясение, так как не привык, что Исак демонстрирует столько эмоций, что он может быть таким ранимым и открытым.

– Обращайся в любое время.

Исак целует его. И Эвен целует его в ответ, нежно и неторопливо лаская губами губы. Будто им некуда торопиться, будто весь мир сейчас принадлежит им, и они могут пить горячий шоколад и обниматься на диване, путаясь в пижамах друг друга. Он готов делать это в любое время.

Я люблю тебя. Эвен снова хочет произнести эти слова, потому что это единственное, в чем он уверен. Абсолютно уверен.

– Я люблю тебя, – говорит Эвен, потому что заслужил это. Он произносит эти слова и видит, как лицо Исака расслабляется, вместо того чтобы стать жёстким и непроницаемым, видит, как Исак пытается принять это признание, а не отмахиваться от него изо всех сил. – Люблю тебя.

Исак притягивает Эвена ближе и ещё раз целует, прежде чем зарыться лицом в его плечо.

Он ничего не говорит, но по крайней мере не отвергает его и не пускается в философские размышления. По крайней мере он крепче обнимает Эвена.

И сейчас этого должно быть достаточно. Разве нет?

.

На следующий день Исак уезжает в Тронхейм. Они обнимаются и целуются на вокзале, как и другие пары, стоящие на платформе. Или, возможно, чуть дольше.

– Я тебе позвоню, – шепчет Исак и целует его в щёку.

– Я первый позвоню.

– Ты что, правда собираешься со мной соревноваться?

– А что если и так?

Они целуются снова, на этот раз глубже, поспешнее, отчаяннее, полностью растворяясь друг в друге, как если бы были влюблены. Они влюблены.

– Скоро увидимся, малыш.

Исак краснеет, и Эвен тихо смеётся.

– Это слово реально тебя заводит, да?

– Продолжай в том же духе, Бэк Насхайм, и ты увидишь…

– Хм, не могу дождаться, когда увижу, ага.

– Заткнись и поцелуй меня.

Эвен целует его трижды.

Исак садится в поезд последним.

.

Эвен улыбается весь день, пока Мутта, Элиас, Юсеф и Адам внезапно не вваливаются к нему домой.

– Окей, бро! – говорит Адам. – С чего начнём?

– Как насчёт того, чтобы начать с «заткнись нахуй», – шипит Эвен.

– Чувак! Слушай! – вмешивается Элиас. – Ты что, собирался это от нас скрывать?!

– Серьёзно, Эвен. Мутта месяцами ныл о том, как скучает по Исаку, а ты всё это время между делом трахал его и ничего нам не сказал?! Бляяя, ну ты эгоист! – восклицает Адам.

– Во-первых, я не ныл насчёт Исака! – возмущается Мутта.

– А я не «трахал его между делом»! – говорит Эвен.

– Бро, не обижайся, но то, что произошло здесь пару дней назад, явно говорит об обратном, – замечает Элиас.

– Богом клянусь, я тебе убью.

– Эй, эй. Давайте не будем друг друга убивать. Давайте будем вести себя цивилизованно, – наконец произносит Юсеф, до этого хранивший молчание.

– Расскажи нам всё.

– Ни хера я вас не расскажу.

– Бро, ты так наезжал на Соню из-за того, что она выгнала нас из квартиры, когда пришёл парень, который ей нравится. А потом сделал то же самое с нами, когда появился Исак! – говорит Адам.

Исак хватает подушку с дивана и запускает её прямо в лицо Адама. – Да, кстати, иди нахуй.

– Прости, что?!

– Из-за твоей идиотской шутки Исак решил, что между мной и Соней что-то есть. Клянусь, мне стоило бы тебе ноги переломать.

– Боже, почему ты в последнее время такой агрессивный, – фыркает Элиас.

– Я где-то читал, что любовь пробуждает в людях самое плохое, – говорит Мутта.

Следующая подушка отправляется в его сторону.

– Чувак, мы поняли. Ты влюблён. Это очень мило, – говорит Адам. – А как секс?

– Лучше, чем тот, которого у тебя нет, – отбривает его Эвен, заставляя остальных парней засмеяться.

– Бля, чего ты так на меня кидаешься? Почему не наезжаешь на Юсефа и Мутту?

– Потому что они по крайней мере сексом занимаются, – говорит Эвен.

– Прости, что? – Адам вытаращивает глаза.

– Ну да, мы пару раз занимались сексом с Юсефом после того, как стали соседями по квартире. Было круто, – говорит Мутта.

– Чтоооо? – поражённо тянет Элиас.

– А что? Ты не спишь со своими соседями по квартире? – с серьёзным лицом спрашивает Юсеф.

– У меня нет соседей. Я по-прежнему живу дома. И вообще, что происходит?!

– Так что, тебе приходится трахать самого себя? – подыгрывает Эвен своим друзьям, продолжающим ломать дурацкую комедию.

– Какого хрена?! – восклицают сбитые с толку Адам и Элиас, в то время как Эвен больше не может сдерживаться и начинает хохотать вместе с Юсефом и Муттой.

И пусть это глупо, и тупо, и грубо, но Эвен улыбается. Он больше не чувствует неловкости, обсуждая своё влечение к парням с друзьями. Он не чувствует себя ужасно каждый раз, когда кто-то из них шутит про геев, потому что знает, что они ничего такого не имеют в виду, что приколы об отсутствии личной жизни у Адама выходят за рамки сексуальной ориентации. К тому же они делают это, только когда Эвену комфортно, когда он готов поучаствовать в их шутках.

В основном всё хорошо.

.

Исак звонит ему вечером того же дня. Эвен не может в это до конца поверить.

– Ты проиграл.

– Хм. Вообще-то, с моей точки зрения, это победа, – говорит Эвен.

– Ладно, я вешаю трубку. Звонил, только чтобы тебе это сказать.

– Не смей!

Они целый час разговаривают о всяких глупостях. Эвен рассказывает Исаку о том, как тяжело дался этот день Адаму, а Исак рассказывает ему о неприятной женщине, которая сидела рядом с ним в поезде и постоянно болтала по телефону.

– Боже, Исак. И что ты сделал? – Эвен опасается продолжения.

– В смысле, что я сделал? Кто сказал, что я что-то сделал?

– Малыш, я тебя знаю. – Эвен не может удержаться от использования ласкового прозвища. Он знает, что Исак сейчас краснеет.

– Ну ладно, ладно! Возможно, я случайно разлил воду на её сиденье, когда она ушла в туалет.

– Исак! – смеётся Эвен.

– Что? Это была случайность.

– Ну да, случайность, конечно. Моя задница…

– Что с ней? Почему мы вдруг говорим о несуществующих вещах?

– Прости, что? – фыркает Эвен. – Как ты смеешь? Моя задница существует. Благодарю.

– Ну да, конечно.

– Как это мы перешли от того, каким мерзким ты был с женщиной в поезде, к тому, как неуважительно ты относишься к святости моего зада?

– Святость твоего зада, серьёзно? Ты действительно хочешь поговорить об этом?

– Ну вообще да, я пару раз отнёсся с неуважением к святости твоего зада… Так что ты прав, – смеётся Эвен, наконец врубаясь в шутку.

– Иди нахуй.

Эвен продолжает хохотать. – Честно говоря, я ожидал от тебя чего-то более злобного, чем просто разлитая вода.

– Да как ты смеешь! Я теперь милый. Я мог бы разлить кофе, но не хотел, чтобы людям пришлось потом вытирать сиденье. Я даже проверил, есть ли свободные места, куда она могла бы пересесть, перед тем как совершил своё деяние.

– О, как это мило с твоей стороны! – дразнит его Эвен.

– Заткнись.

– Ты такой милый, Исси! Такой хороший мальчик.

Он слышит, как Исак тихо ахает по ту сторону.

– Ты в порядке, Ис?

– Мне нужно идти.

– Надеюсь, это меня ты будешь представлять, когда будешь делать то, что собираешься, – улыбается Эвен.

– Отъебись.

– Это не слишком-то мило, малыш.

Исак вешает трубку и мгновенно присылает смс.

Малыш <333333333333333333

Я охуенно милый

Очевидно

<3

: O

Дни неумолимо становятся короче, но по крайней мере всё хорошо. Эвен рассказывает другим о своём желании стать учителем, и, кажется, все его поддерживают. Юлие даже проливает несколько слезинок.

– Ну мам, – Эвен закатывает глаза.

– Мой малыш, – воркует она, гладя его по щекам. – Я так счастлива. Ты хоть представляешь, какой счастливой делает меня эта новость? Ты такой чудесный.

– Пожалуйста, перестань.

– Ты не представляешь, как много маленьких девочек будут сражаться друг с другом на детских площадках, выясняя, кто из них выйдет за тебя замуж!

– Боже, мама.

.

У Эвена хорошо получается ладить с детьми. Он пока не уверен, где хочет работать – в детском саду или начальной школе, но знает, что у него хорошо получается общаться с ними. Иногда даже лучше, чем у Юсефа, что становится для Эвена шоком, потому что он и представить себе такого не мог.

Иногда у него щемит сердце, когда его спрашивают, чем он занимается в университете. Тот момент, когда на лицах людей вспыхивает жалость, прежде чем они произносят вежливое и формальное «О, замечательно!», мимолётен, но Эвен всё равно замечает, всё равно чувствует.

Иногда ему интересно, не придумывает ли он всё, не может ли это быть короткой паузой, необходимой людям, чтобы обработать полученную информацию и выбрать подходящий ответ, но он знает, что это не так. Его ровесники изучают инженерное дело, бизнес и литературу, а он будет присматривать за кучкой малышей.

Иногда это заставляет его испытывать недовольство собой, но Эвен никогда этого не показывает. Он продолжает широко улыбаться, зная, что по крайней мере этот вариант ему подходит, поэтому он продолжает жить дальше.

.

Он рассказывает об этом своему психотерапевту – о собственной уязвимости, появившейся вследствие выбора профессии, и выслушивает её бесполезные подбадривания. Он кивает, улыбается и идёт домой с тяжёлым сердцем.

Он отправляет Исаку дурацкий мем и уходит в свою комнату, чтобы подремать.

Вскоре Исак звонит ему.

– Я скоро привыкну к твоим звонкам. Предупреждаю.

– Приму к сведению. Просто звоню сказать, что это был очень слабый мем. У тебя, может, расстройство желудка?

– Нет, я в порядке.

– Непохоже, что ты в порядке.

– Но это так, – упорствует Эвен.

– Ладно.

Эвен обдумывает свои следующие слова, потом задаёт вопрос.

– Ты думаешь, это тупо, что я решил стать учителем? Скажи честно.

– Что? Нет. Конечно, нет.

– Исак, сейчас не время внезапно быть со мной милым. Я справлюсь.

– Я и не пытаюсь быть милым. Я серьёзно.

– Все так странно на меня смотрят, когда я рассказываю им об этом. У них у всех такое выражение лица типа «ах, загубленный потенциал», – тихо признаётся Эвен.

– Да пошли они.

– Исак, – Эвен закатывает глаза.

– Я серьёзно. Пошли они нахуй. А чем они занимаются? Сидят в офисе с девяти до пяти на скучной работе, высасывающей из них все соки, и зарабатывают слишком много денег, которые потом вливают обратно в экономику, покупая всякую херню, которая им не нужна, потому что слишком подавлены своей скучной, дерьмовой ежедневной рутиной и образовавшейся в груди пустотой?

Эвен качает головой и коротко улыбается.

– А ты жестокий.

– Нет. Я просто честный, – говорит Исак. – Люди часто смотрят свысока на тех, кто осмеливается выбрать путь, который они даже не рассматривали в силу своей ограниченности. Но правда в том, что они скорее всего тебе завидуют. Вообще-то я уверен, что так и есть. Потому что, пока они будут в поте лица трудиться на ненавистной работе, зарабатывая деньги, которые не могут оценить в полной мере, так как одержимы идеей получать ещё больше, ты будешь лепить новое поколение маленьких личностей, которые, возможно, денормализуют эти глупые устоявшиеся практики. Перед тобой каждый день будет чистый холст, на котором ты сможешь рисовать. Ты сможешь оставить свой след в душах этих малышей, которые в дальнейшем смогут повлиять на наш жалкий мир. Вот что ты будешь делать. Так что пошли они нахуй, Эвен. Пошли они нахуй за то, что заставляют тебя сомневаться в правильности твоего решения, что хотят помешать делать то, что ты любишь.

У Эвена сжимается сердце. Он закрывает глаза. Он жалеет, что на записал этот разговор. Он думает, что ему пора начать их записывать.

– Если смотреть на это трезво, ты же понимаешь, что я целыми днями буду лишь помогать им с раскрасками и наступать на лего. Так ведь?

– Не стоит недооценивать пользу для здоровья, которую может принести симпатичный и неуклюжий учитель, наступающий на лего. Каждый раз, когда ты будешь спотыкаться, твоя неуклюжесть будет заставлять ребёнка рассмеяться. А смех – это очень полезно для сердца. Ты хоть представляешь, сколько инфарктов ты сможешь предотвратить? Это очень впечатляет, Эвен.

Эвен закатывает глаза. – Мы можем вернуться к той части, где ты говоришь, что я симпатичный?

– Что это была за часть? Я сказал, что ты неуклюжий, – смущённо поправляется Исак.

– Ты покраснел? Готов поспорить, что ты покраснел.

– Заткнись.

– Ты очень милый, когда захочешь, – со смехом говорит Эвен. – Очень романтичный.

– Я вешаю трубку!

.

Исак находит хорошего психотерапевта ближе к началу декабря. Дни стали короткими и холодными, но они теперь постоянно разговаривают по телефону. Иногда даже по видеосвязи.

Эвен приезжает к нему в Тронхейм, чтобы пойти на странный концерт, который устраивают в университете в честь праздников. Исак там должен играть на ударных. Он даже не сказал об этом Эвену. Ему пришлось узнавать обо всём у Гейра.

Исак возмущается, что у него было всего несколько дней, чтобы выучить «эти ужасные рождественские песни», и что все в группе просто отвратительны кроме Ирины, девушки Гейра, которая является там солисткой.

– Зачем ты тогда согласился играть? – со смехом спрашивает Эвен.

– Ты вообще видел Ирину? Она умоляла, глядя на меня этими своими огромными глазами. Я не смог отказаться, – пожимает плечами Исак.

– Это не может быть единственной причиной.

– Ну… Возможно, я немного соскучился по ударным.

Эвен смеётся и легко пихает его в плечо.

– Ты испортишь их жалкий праздничный концерт, да? Ты забацаешь какое-нибудь соло для ударных от Led Zeppelin и всё испортишь.

– Как ты смеешь ставить под сомнение мою профессиональную этику?

Эвен смеётся, потом наклоняется и быстро целует Исака в губы. Исак улыбается, обвивает руками его шею и углубляет поцелуй.

Идеально. Всё просто идеально.

Эвен настаивает на том, чтобы стоять в первом ряду, к ужасу людей позади него, откровенно высказывающих сильное недовольство «высокими придурками, которые настаивают на том, чтобы быть впереди». «Это всего лишь дерьмовый концерт. Что с ним не так?»

Эвену неловко, но он не сдаётся. Он втягивает голову в плечи и сгибает колени, чтобы стать ниже, но всё равно остаётся. Он хочет видеть, как Исак играет. Он хочет улыбаться и смущать его. Он хочет видеть, как он улыбается. Он хочет быть самым большим фанатом Исака, таким же, как Исак является для него.

К концу их ужасного выступления у Эвена болят колени и бёдра. Исак двадцать минут злится на парней, отвечавших за звук, заявляя, что «они специально устроили диверсию, потому что они завистливые куски дерьма».

Эвен находит очаровательной новую сторону Исака, который открыто матерится, вместо того чтобы искать сложные философские цитаты, объясняющие его чувства.

– Ты милый, – настаивает Эвен, улыбаясь так широко, что у него начинают болеть щёки.

– Ты можешь хоть на секунду стать объективным? – закатывает глаза Исак.

– Это невозможно.

– Ладно. Поверить не могу, что ты стоял там и пытался стать ниже.

– Я пытался быть милым.

– Ты мог бы встать сзади, – говорит Исак.

– Я хотел быть у сцены. Хотел видеть тебя.

Исак краснеет. Эвен замечает намёк на улыбку.

– Ты хуже, чем Гейр с Ириной. Клянусь, – качает головой Исак.

– А это плохо?

– Хуже не придумаешь.

.

Исак кажется более спокойным, более счастливым, более мягким. У него по-прежнему бывают моменты, когда словно тёмная туча повисает у него над головой, но по большей части он более открытый.

Они идут на ужин с Ральфом и Бенни и тесно прижимаются друг к другу коленями под столом. Они обсуждают планы на Рождество и Новый год и смеются над одним из молодых постоянных посетителей бара, который, кажется, странно одержим Исаком.

– Не знаю, сколько раз мне пришлось сказать этому парнишке, что Исак несвободен. Но он всё не сдаётся, – смеётся Ральф, в то время как Исак закатывает глаза, не отрицая это утверждение.

Эвен думает, в нём ли дело. Несвободен ли Исак из-за него. На самом деле они не обсуждают, кем являются друг для друга. Эвен в основном концентрируется на нежности.

Потом, словно по сигналу, или же прочитав его мысли, Исак находит руку Эвена под столом и сжимает её. «Это ты. Я несвободен, потому что есть ты».

Эвен краснеет.

.

– Приезжай к нам на Рождество, – выпаливает Эвен, когда они под снегом бредут к Исаку домой.

– Что?

– Я знаю, что ты считаешь это дурацким праздником. Но мы с мамой будем очень рады тебя видеть. Она слишком много готовит. Ты ведь её знаешь. Так что с едой проблем не будет. Я даже обещаю, что дам тебе спокойно заниматься твоей научной работой, когда захочешь. Если захочешь. Ну то есть… Понимаешь… – Эвен запинается и замолкает, теряя мысль.

Он сейчас переходит все границы. Он это понимает.

– Окей, – просто говорит Исак.

– Да?

– Да, ладно.

.

Они особо не разговаривают о том, как Исак справляется с терапией. Эвен не настаивает. Он знает, как тяжело открываться чужому человеку и как трудно после этого прийти в себя. Поэтому он не настаивает. Он позволяет Исаку делиться тем, чем он готов делиться, и не спрашивает об остальном. Бывают дни, когда они не разговаривают по телефону, и Эвен понимает необходимость побыть наедине с собой после эмоционально непростого дня.

Поэтому он не настаивает.

.

У Исака немного отросли волосы, они больше вьются на концах, как пружинки. Эвен замечает это, когда встречает его на вокзале. Это мило. Он милый. Они целых десять минут целуются у «Бургер Кинга», расположенного на первом этаже дома Эвена, пока его телефон не начинает разрываться от звонков Юлие, желающей знать, где они и скоро ли будут.

– Я хотел, чтобы ты хоть немного был только моим.

– Жадина.

.

Коллега Юлие Ларс, который совершенно очевидно от неё без ума, приходит на рождественский ужин и приносит с собой щенка, очаровательного бостон-терьера с красным бантом на ошейнике. Эвен не может сдержаться и делает сотни фотографий этого четвероногого чуда со всех возможных ракурсов. В какой-то момент он даже опускается на колени, чтобы найти идеальное освещение. Исак смеётся и закатывает глаза от его глупого поведения, но не подходит близко. Он не осмеливается.