Текст книги "Burning for your touch (ЛП)"

Автор книги: cuteandtwisted

сообщить о нарушении

Текущая страница: 50 (всего у книги 52 страниц)

– Исак, малыш…

Исак вылетает из кухни и хлопает дверью, закрываясь в своей комнате, как обычный подросток, которым ему никогда не довелось быть.

Эв (21:09)

Как там Эскиль? Пока нормально?

Как вообще дела?

Ты уже какое-то время мне не пишешь :)

Эскиль на удивление хорошо ладит с Ральфом и Бенни. Их первое знакомство друг с другом вызывает у Исака дикую головную боль. Но он благодарен, что ни один из них не комментирует тот факт, что Исак – завсегдатай бара для гомосексуалов.

Эскиль даже не вздрогнул, когда они пошли внутрь. Он продолжал разыгрывать недовольство, сжимая кулаки и хмуря брови, шипя: «Ну и где эти гадёныши, которые пытаются украсть тебя у меня?!»

Исак улыбается в течение нескольких минут, потом выпадает из разговора, сжимая в одной руке джин-тоник, а в другой – телефон, на экране которого нет новых уведомлений. Внезапно тяжесть в груди становится настолько ощутимой, что её невозможно игнорировать.

Он вдруг начинает злиться, что Эскиль не упоминает тот факт, что Исак – завсегдатай бара для гомосексуалов. Он злится, что тот относится к нему как к ранимому бездомного псу из приюта, который начнёт кусаться, если подойти к нему слишком близко. Он злится, что они никогда не подвергают сомнению его научные термины и объяснения, которые от использует, объясняя свои отношения с Эвеном. Он злится, что они настолько терпеливы с ним, что относятся к нему с таким пониманием. Он злится, что они считают его нервным, сломленным ребёнком, думают, что он развалится на части, если они скажут что-то не то, как будто он жертва, перед которой они держат лицо и которую оплакивают за его спиной.

Громкие визги Эскиля, Ральфа и Бенни становятся слишком резкими, слишком невыносимыми, слишком вызывающими тревогу. Исак не может не замыкаться в себе, сжимая в руке телефон и чувствуя, как в голове крутится водоворот мыслей. Он не хочет обсуждать последний сингл грёбаной Ланы Дель Рей, или задницу Кайли Дженнер, или волосы Гарри Стайлза. Он не хочет говорить голосом, звучащим на десять октав выше, чем обычный, и искать мужчину, которому можно было бы отсосать в туалете. Он не хочет здесь находиться.

– Исак, ты что-то мрачный. Ты в порядке, милый? – спрашивает Эскиль.

– Не… Блядь, не называй меня так! – резко бросает Исак, отодвигая стул и поднимаясь на ноги.

– Исак.

– Боже мой, почему тебе обязательно всё время так себя вести?! – шипит он. Атакуй оппонента. Используй обидные слова, чтобы выбить у него почву из-под ног. Одно из его любимых средств. Он уже сейчас чувствует себя ужасно.

– Так вести себя? Как именно, Исак? – в голосе Эскиля звучит явный вызов, его тяжёлый взгляд буквально пригвождает Исака к месту. Эскиль уже слишком хорошо его знает.

– Мы уже поняли. Ты гомик! Блядь! – Исак прикусывает язык, стоит словам сорваться с губ.

Он знает, что ему нужно извиниться прямо сейчас. Он это знает. Но не делает.

Вместо этого он бросается к двери, охваченный злостью, чувствуя, как кровь пульсирует под кожей. Он обезумел от ярости, его разрывают чувства, и он жалеет, что в обычной жизни нет опции, позволяющей удалять слова так же, как в смс. Ему бы хотелось, чтобы можно было сорваться, а потом мгновенно взять свои слова обратно, чтобы другой человек так и не узнал, как сильно ему нужно было взорваться и выпустить это из себя.

.

Он идёт, и идёт, и идёт, печатая сотни сообщений в открытом окне телефона. Просто бездумное «ИДИ НАХУЙ ИДИ НАХУЙ ИДИ НАХУЙ», не обращённое к кому-то конкретному.

Его мозг готов вскипеть. И, словно желая причинить себе ещё большую боль, Исак открывает твиттер Леа, чтобы почитать сообщения о её идеальной подростковой жизни, о её мирных вечерах, которые ей не приходится проводить «в шкафу».

Однако то, что он видит, заставляет его застыть на месте.

LEA @LeasNamjoon05 · 37мин

Исак. Мама в больнице. Позвони мне.

Я знаю, что ты меня сталкеришь. Чудик.

.

Исак отрывает глаза от телефона и моргает, глядя на беззвёздное небо над головой. Он чувствует себя не в своей тарелке, словно потерял связь с реальностью. Внезапно он начинает подвергать сомнению всё, что считал правдой.

– Какого хрена, – бормочет он.

Как долго Леа знает, что он читает её твиттер и следит за её жизнью. Были ли хоть какие-то из её твиттов правдой? Делала ли она это специально, ему назло? Сообщала о своей жизни, чтобы показать, что больше не нуждается в нём?

Ситуация в корне изменилась, и теперь он не знает, как реагировать. Его мать действительно в больнице, или всё это часть хитрого плана семьи Вальтерсенов? Почему у них так много общих генов?

У него ощущение, что лёгкие сжимаются в груди. Он подходит к ближайшему фонарю и прислоняется к нему, чтобы успокоиться, чтобы вернуть себе способность рассуждать логически.

Просто думай. Используй свой грёбаный мозг.

Но он не может. Его мысли заняты истерикой, которую он закатил Эскилю. Образы матери, лежащей на больничной койке, делают его беспомощным. Что ещё с ним не так?

Ему хочется выпить пять шотов подряд и отрубиться, чтобы не пришлось ни о чём думать какое-то время. Но он не может. У него нет сил даже на это.

У него болит грудь. Должно быть, его ожог вернулся. Он знает, что вернулся.

Исак садится на землю и смотрит на свой телефон, пока на том не включается экран блокировки, пока на экране не появляется лицо Эвена, улыбка Эвена.

Исак чувствует себя объятым лесным пожаром, и лицо Эвена кажется ему ведром ледяной воды.

Он звонит ему. Он не думает. Он просто звонит ему.

.

– О, вау, звонок от самой вселенной. Чем обязан этому удовольствию?

– Эвен, – выдыхает Исак в трубку, чувствуя, как от голоса Эвена облегчение мгновенно растекается по телу.

– Исак? – из тона Эвена мгновенно исчезает игривость. Исак уверен, что он сейчас хмурится. – Всё в порядке?

Нет. Всё дерьмово.

– Конечно, – выдавливает из себя он после секундной паузы. Последнее, что он хочет – чтобы Эвен думал, что он звонит ему в тяжёлый момент. – С чего ты решил, что нет?

– Хм. Ну ладно. Просто у тебя немного странный голос. Вот и всё.

– Просто устал.

– Ты на улице? Эскиль с тобой?

– Хм. Нет. Он остался в баре с Ральфом и Бенни.

– О чёрт. Кстати, как всё прошло? Эскиль в порядке?

– Всё нормально. Мне кажется, они теперь лучшие друзья.

– Ну конечно! Эскиль и Ральф – практически близнецы, – смеётся Эвен, и Исак чувствует, что языки пламени уже не так сильно обжигают его грудь.

– Да уж, сходство безусловно.

– Ты поэтому позвонил? – прямо спрашивает его Эвен.

– В смысле?

– Ты позвонил рассказать об Эскиле и Ральфе или по другой причине? – продолжает Эвен. Исак по голосу чувствует, что тот сейчас впивается зубами в нижнюю губу. – Тебя сложно назвать человеком, который часто звонит.

– А разве есть те, кто сейчас часто звонят?

– Ты понимаешь, о чём я.

– Я звоню, потому что я забыл дома наушники, и сейчас я иду по улице, и мне скучно. Вот и всё, – врёт Исак.

– То есть ты позвонил, чтобы я развлёк тебя по дороге домой? Как претенциозно с твоей стороны.

– Я рад видеть, что ты пытаешься расширить свой лексикон, но не уверен, что это слово здесь уместно.

– Иди на хуй.

– Ага, мечтай, – смеётся Исак.

– Я и мечтаю, – мгновенно отвечает Эвен. – Всегда.

Исак краснеет в темноте, прижимает руку к груди и закрывает глаза. Ещё минуту назад ему было так больно, но глупым шуткам Эвена удалось заставить его улыбнуться даже в момент наступления конца света.

– Так что, чем я могу тебе помочь? – спрашивает Эвен. – Как мне следует тебя развлечь?

– Делай что хочешь.

Эвен рассказывает о своём дне. Юсеф пригласил его в детский сад, где работает, и посадил в уголке, чтобы он следил за происходящим и «делал заметки». Но всё закончилось тем, что его присутствие нарушило учебный процесс, потому что маленькие девочки бросились к нему, чтобы потрогать его волосы, и попросить его почитать им, и помочь с рисунками.

– Я сейчас всерьёз задумываюсь о целесообразности этого карьерного пути, Исак. Эти дети не давали мне вздохнуть спокойно. В какой-то момент трое вскарабкались мне на спину и повалили на пол. У меня теперь синяки на рёбрах, потому что я упал на один из наборов Лего. Можешь себе представить? Я получил травму в детском саду, проведя там всего один день. Это охуенно стыдно. Мне пришлось сказать, что я упал с лестницы, чтобы мама от меня отстала. Но она лишь рассмеялась мне в лицо, потому что грёбаный Юсеф уже рассказал ей обо всём в смске.

Теперь Исак хохочет в полный голос, согнувшись пополам и держась за живот.

– Ты смеёшься? Ты, блядь, сейчас надо мной смеёшься? – фыркает Эвен, заставляя Исака рассмеяться ещё сильнее.

– Прости, но я совсем не удивлён, что кучке малышей удалось наставить тебе синяков.

– Ну что ж, прости, что я такой неотразимый.

– Эвен, должен тебя предупредить, что я сейчас собираюсь позвонить в полицию.

Приходит очередь Эвена смеяться. Смеётся и Исак. Не может остановиться. Он представляет несчастных детишек, ослеплённых красотой Эвена и отчаянно пытающихся привлечь его внимание. Он думает обо всех малышах, которые будут сходить с ума по высокому учителю со светлыми волосами, сверкающими голубыми глазами и дурацкой улыбкой.

– Боже, как бы мне хотелось, чтобы ты сейчас был здесь, – вздыхает Эвен, заставая Исака врасплох.

– Почему? Чтобы я мог поиздеваться над тобой лично?

– Чтобы я мог видеть, как ты смеёшься. Я люблю смотреть, как ты смеёшься.

Это моя реплика.

Он не отвечает. Он лишь крепче сжимает телефон и позволяет словам наполнить его мозг допамином.

– Я сказал, чтобы ты меня развлёк, а не вызывал у меня рвоту, – равнодушно говорит он наконец.

– О, а я и не знал, что могу этого добиться всего лишь словами. Мне нужно добавить это в список моих суперспособностей.

До Исака наконец доходит сексуальный подтекст, который Эвен вкладывает в свои слова, и он стонет в телефон. – Эвен!

– Что? Это ты начал, – смеётся тот.

– Ладно, мне надо идти.

– Ты дома?

– Да, – врёт Исак.

– Ну ладно. Что ж, это было весело.

– Было весело слышать, как дети тебя победили. Ага.

– Я готов повторить, если это заставляет тебя смеяться.

– Эвен… – жалобно тянет Исак.

– Точно. Ты не хочешь сегодня позывов к рвоте. Я понял.

– Бля.

– Ладно, если хочешь, позвони мне в следующий раз, когда будешь идти домой. Я могу составить тебе компанию и поделиться ещё какими-нибудь позорными историями.

– Я подумаю об этом.

– Круто.

– Ага, круто.

Исак заканчивает звонок, но ещё какое-то время сидит на земле, глубоко дыша и проигрывая в голове события сегодняшнего вечера.

Когда он доходит до дома, то отправляет сообщение.

Эв (23:29)

Спасибо

Обращайся в любое время <3

Когда Исак заходит в квартиру, Эскиль уже там. Он тихо сидит за обеденным столом из IKEA, и на его лице нет злости. Исак знает, что ему нужно извиниться за свою недавнюю вспышку. Но он не уверен, с чего начать.

– Прости, – говорит он, отодвигая стул и усаживаясь напротив Эскиля. – Я не хотел так срываться.

– Я знаю, что не хотел.

– Этого больше не повторится.

– Не думаю, что это правда, Исак.

Исак поднимает голову, поражённый откровенностью и суровостью в голосе Эскиля.

– Я уже как-то сидел напротив тебя на кухне, после того как ты был груб со мной, и ты говорил то же самое, и вот мы снова в той же ситуации, – говорит Эскиль, нервно теребя рукава халата.

– Я не… Я не…

– Ты не можешь вот так срываться и возвращаться к своим гомофобским штучкам каждый раз, когда расстроен, Исак. Это нездорово. Ни для тебя, ни для меня. Мне неприятно всё это говорить, но я чувствую, что должен это сделать. Я обязан сказать это, потому что ты должен знать, что так нельзя.

Исак чувствует, как краска заливает лицо. В груди снова что-то сжимается, ему становится трудно дышать.

– Я не хотел тебя обидеть, Эскиль. Я просто был не в себе. Это не значит, что я гомофоб.

– Но ты действительно гомофоб! Исак, это правда. Возможно, не в той степени, как раньше, но ты по-прежнему такой. Ты по-прежнему думаешь о нас как об особом типе людей, которые только и делают, что развлекаются и сосут члены. Ты по-прежнему думаешь, что ты так отличаешься от нас. Ты по-прежнему думаешь о нас как о «других».

– Это неправда! – огрызается Исак. – Это неправда. Если бы это было правдой, я бы не позвал тебя в свою квартиру. Я бы не встречался каждый день с Ральфом и Бенни. Я бы не…

– Милый, ты по-прежнему называешь нас «гомосексуалами».

Исак замолкает и смотрит на свои руки. Воротник сильно давит ему на горло. Квартира внезапно начинает казаться слишком маленькой и душной.

– Я не понимаю, какое отношение к этому разговору имеет терминология, – пытается оправдаться он.

– Исак, тебе нужна помощь.

Слова ощущаются как пощёчина, как ожог.

– Эскиль, я понятия не имею, о чём ты говоришь, – шипит Исак.

– Нет ничего плохого в том, чтобы попросить о помощи. Ничего. Никто не ждёт, что ты сам справишься с годами издевательств и травм. Никто. Мы будем рядом с тобой…

Исак быстро встаёт со стула. У него звенит в ушах, по коже бегут мурашки. Он отказывается выслушивать это.

– Но я не могу просто сидеть здесь и быть твоим мальчиком для битья, – продолжает Эскиль, отказываясь отступать. – Я не буду этого делать. И знаешь почему, Исак? Потому что я тебя люблю. Правда люблю. Временами ты просто невыносим, но я тебя люблю, и твоя судьба мне небезразлична. Я хочу, чтобы ты был счастлив.

Исак закрывает уши руками, так же, как он делал, когда был ребёнком, стараясь заглушить крики матери.

Он хочет защититься, оправдать себя, но слова, крутящиеся на языке, приведут лишь к тому, что он потеряет Эскиля навсегда. Поэтому он просто уходит из дома.

Он просто сбегает.

.

Он оказывается в лаборатории и спит там пару часов.

Когда он утром возвращается в квартиру, Эскиля уже нет. Это сильно расстраивает Исака. Он не думал, что Эскиль просто возьмёт и уедет. Но он сделал это. Он просто исчез.

Исак садится на кровать и старается на думать об этом, старается не скучать по обществу Эскиля в квартире, которая всё никак не может стать для Исака настоящим домом.

.

Исак просыпается с пульсирующей болью во всём теле. Всё болит. Его ноги, его руки, его кожа, его внутренние органы. Всё болит слишком сильно.

Он вернулся к тому, где находился несколько лет назад – к изнуряющей боли, к бессмысленной, ничем не мотивированной боли.

Он отпрашивается с работы. Он не выходит из дома несколько дней. Он не ест, он не двигается, с трудом добирается до ванной.

Он не проверяет свой телефон, отказывается видеть улыбающееся лицо Эвена, отказывается читать его милые сообщения, отказывается потакать своей слабости.

Исак наказывает себя по причинам, неизвестным ему самому. Он просто лежит в кровати.

В бреду.

.

На четвёртый день он глотает нездоровое количество обезболивающих таблеток, отправляется на вокзал и покупает билет в один конец до Осло. Он тихо стонет всю дорогу, сидя на своём месте.

– Где она? – шепчет он в трубку шесть часов спустя, потому что у него больше нет сил ни на что другое.

– Исак? Это ты?! – спрашивает шокированная Леа.

– В какой она больнице?

.

Марианна лежит на кровати в комнате, пропахшей дезинфицирующими средствами и утратами. Исаку интересно, умирал ли кто-нибудь раньше в этой палате. Ему говорят, что она спит. Её накачали успокоительными, и теперь они спит, её щёки порозовели, а кожа блестит. Его мать – пациентка в этой больнице, но Исак чувствует себя более хрупким и измотанным, чем она. Он чувствует себя слабым, таким слабым и таким рассерженным.

– Что, чёрт возьми, случилось? – бросается он к Леа в коридоре.

– Она сорвалась в прошлые выходные. Мы с папой привезли её в больницу после серьёзного эпизода.

– Какого хрена? Разве вы не отмечали в прошлые выходные твой день рождения?

Леа кивает, потом опускает голову. Её глаза полны слёз. И тогда до него доходит. Все её твитты, все обновления, всё счастье, которым она делилась онлайн. Всё это было неправдой. Ведь сейчас она сжимает в руке свой старый, поцарапанный телефон.

У Леа был ужасный день рождения, как и его предыдущие. Она просто врала.

– К чему весь этот маскарад?

– Я просто не хотела, чтобы ты чувствовал себя виноватым, – признаётся она, и её голос срывается. – Я знаю, что ты чувствуешь себя виноватым, что оставил меня.

Исаку приходится проглотить ком в горле.

– Леа…

– Но я в порядке, клянусь, – перебивает она его, вытирая глаза рукавом. – Всё не так плохо. Ну или по крайней мере не было плохо до последнего времени. Просто так бывает. Ну знаешь… Но тебе не нужно за меня беспокоиться.

Исак чувствует себя ужасно.

– Прости, – говорит он. Он самый ужасный старший брат в мире.

– Не надо, – качает головой Леа, молча обнимая его. – Я не виню тебя за то, что ты сбежал из этой токсичной среды. Правда.

– Но…

– Нет. Не волнуйся. К тому же Эвен часто меня навещает и водит на свидания. Он помогает мне заставить всех этих тупых девок в школе ревновать. Он мне очень нравится.

Исак потрясённо смотрит на неё.

– Эвен? Мой Эвен?

Он немного краснеет от этих слов.

– Да, твой Эвен, – улыбается она. – Аккаунт в твиттере – это тоже его идея. Он сказал, что ты сталкеришь всех нас в свободное время.

Исак молча переваривает новую информацию.

– Боже, я его ненавижу.

– Ну да, конечно. Кстати, ты пахнешь, как смерть.

.

Марианна просыпается чуть позже. Леа уже ушла домой, и они только вдвоём.

Исак откладывает журнал, который читал, и ждёт, узнает ли она его.

Она моргает несколько раз, словно пытаясь понять, не спит ли до сих пор.

– Исак, – говорит она, и что-то внутри него щёлкает и разваливается на части.

Он сидит, выпрямив спину, и пытается понять, что вообще делает здесь, зачем навещает её в больнице, если так сильно ненавидит.

– Исак, это правда ты? – вскрикивает она, и её губы дрожат. – Сынок. Исак!

Исак встаёт, рассерженный и уставший, такой уставший. Боль в его груди становится сильнее. Ему не нужно заглядывать под футболку, чтобы убедиться, что его грудь горит, что его кожа покрыта воспалёнными, отвратительными пятнами, такими охуенно отвратительными и пугающими.

Он не может дышать.

– Я ненавижу тебя! – резко бросает он, не глядя на мать, и бросается к двери. Перед глазами всё плывёт, ноги ватные, а сердце в груди пропускает удар за ударом.

Он просто идёт, пока не оказывается на улице, пока не чувствует холодный ветер на своём лице, пока не слышит шуршание гравия под ногами.

Он идёт. Просто идёт и идёт.

.

– Исак! Что…

Исак бросается к Эвену, стоит тому открыть дверь. Он даже не даёт себе времени, чтобы посмотреть на него или сказать что-то. Он просто с силой прижимает его к стене за дверью и немедленно начинает целовать. Поцелуй выходит неловким и поспешным, в нём нет ни намёка на нежность и ласку. Это просто бездумная жажда.

Эвен мягко отталкивает его, так мягко, что Исаку хочется кричать.

– Исак, какого хрена?

– Я в Осло. Сюрприз! Мы можем сейчас потрахаться?

Исак видит, как Эвен морщится, в то время как из гостиной доносится коллективный вздох удивления.

Мутта, Юсеф, Элиас, Микаэль и Адам сидят на полу перед поставленной на паузу игры в FIFA.

Но Исак настолько не контролирует себя, что ему плевать.

.

– Что происходит? – осторожно спрашивает Эвен, закрывая дверь в свою комнату после того, как Мутта пообещал всех выгнать.

– Ничего. Просто хотел сделать тебе сюрприз, – пожимает плечами Исак.

– Исак, не обижайся, но ты выглядишь так, будто попал в автокатастрофу.

– Это не так.

В коридоре раздаётся смех Элиаса и Адама, и Эвен снова открывает дверь.

– Парни, я серьёзно. Вам сейчас нужно свалить, окей? – кричит он.

– Я должен рассказать об этом Соне! – шипит Адам, заставляя Элиаса расхохотаться, и Эвен кидает в него свой ботинок.

Соня. Разумеется.

– Валите нахер из моей квартиры, сейчас же!

Минуту спустя наступает тишина. Исак сидит в изножье кровати в той же одежде, которую носил последние четыре дня. Ему хотелось бы знать, согласится ли Эвен овладеть им прямо так, или ему всё же придётся сначала принять душ.

– Так, поговори со мной, – мягко говорит Эвен, опускаясь на колени перед Исаком. – Что случилось?

– Ничего, – продолжает упорствовать Исак с непроницаемым лицом. – Ничего не случилось. Я просто хочу заняться с тобой сексом. Неужели это так трудно понять?

– Просто ты ужасно выглядишь. И говоришь слова, которые обычно никогда не произносишь.

– Это не так! – фыркает Исак.

Эвен накрывает его щёки ладонями, и Исак забывает почувствовать облегчение от факта, что, несмотря на огонь в своей груди, он по-прежнему не обжигает Эвена. Он вздыхает и плавится под его ладонями.

– Малыш. Ты в порядке?

Дурацкое обращение успокаивает его. И вместо того, чтобы спорить или снова наброситься на Эвена, умоляя потушить огонь, он просто притягивает его к себе. Он обнимает Эвена, а Эвен обнимает его в ответ, обнимает его крепко, тесно прижимая к себе, несмотря на то, что он весь пропитался потом и отвратительно пахнет.

Исак закрывает глаза и даже не вскрикивает, когда Эвен обвивает рукой его талию и укладывает на кровать. У него нет сил, чтобы кричать, или протестовать, или сопротивляться той нежности, которую Эвен предлагает ему.

Эвен ложится на спину и устраивает Исака сверху, обвивая его спину сильными, уверенными руками. Исак растворяется в этих объятьях и прячет лицо в изгибе его шеи, пока огонь в груди не начинает медленно, но верно угасать, пока острая боль не становится едва ощутимой под его пальцами.

Эвен целует его в висок, и Исак тихо стонет.

– Не надо.

– Что не надо? – спрашивает Эвен.

– Не целуй меня. От меня ужасно пахнет, – говорит он, сгорая от стыда. – Прости.

– Мне плевать.

Исак засыпает в объятьях Эвена.

.

Просыпаться страшно. Исаку невероятно стыдно за представление, устроенное накануне. Он даже думать не хочет о том, что ждёт его в Тронхейме. О чём он только думал, пропустив четыре дня своей жизни и вскочив в первый же поезд, чтобы сообщить своей матери, что ненавидит её?

Должно быть, он выглядит таким же взволнованным, каким чувствует себя, потому что Эвен обхватывает руками его лицо и целует закрытые веки, стоит ему только войти в комнату.

– Эвен, блядь, мне так жаль…

– Это сейчас неважно, – отвечает Эвен. У него влажные волосы, должно быть, он только что из душа.

– Но…

– Сначала душ. Потом разговоры. Окей? Давай будем делать всё постепенно, шаг за шагом.

Исак принимает душ один, избегая смотреть на себя в зеркало, потом быстро заворачивается в огромные полотенца и возвращается в комнату Эвена.

Эвен ждёт его, сидя на кровати, со стопкой чистой одежды в руках.

Исак сильнее сжимает края полотенца.

– Там нет ничего, чего бы я не видел раньше, – шутит Эвен. Но Исак не смеётся.

– Ты не мог бы выйти, пока я одеваюсь?

– Почему?

– Потому.

– Исак, что происходит? – мягко спрашивает Эвен, вместо того чтобы спорить.

Исак думает, что не стал бы его винить, если бы Эвен разозлился. В конце концов он и правда ввалился без приглашения и требовал заняться с ним сексом накануне.

– Ничего.

– Исак, – настаивает Эвен, обвивая пальцами его запястье. То, как он произносит его имя, заставляет колени Исака снова задрожать.

– Пожалуйста, не прикасайся ко мне, – морщится Исак.

Эвен меняется в лице.

– Покажи мне, – говорит он после минутной заминки.

– Что?

– Покажи мне. Просто покажи мне.

Исак расстроенно вздыхает. Эвен сложил кусочки головоломки. Он знает.

– Тебе больно?

Исак кивает.

Пальцы Эвена снова сжимают его запястье, нежно скользят по пульсу, притягивая ближе, пока Исак не оказывается между его ног.

– Что случилось?

Исак пожимает плечами. – Я не знаю, – признаётся он слабым голосом.

– Когда он снова появился?

Исак снова пожимает плечами.

– Можно? – спрашивает Эвен. Исак кивает.

Эвен снимает с него полотенце, и Исак чувствует себя выставленным напоказ, слабым и ранимым. Эвен не морщится и не хмурится, на его лице не отражается и намёка на отвращение. Он лишь внимательно изучает грудь Исака, совершенно не обращая внимания на другие части его обнажённого тела.

Потом одним быстрым движением Эвен подминает его под себя, снова вжимая в матрас.

– Что ты собираешься делать? – спрашивает Исак.

– Заставить ожог исчезнуть.

– Как?

– Допамин. Серотонин. Окситоцин. Если хочешь.

Исак не отвечает. Он просто тянется к поясу спортивных штанов Эвена и начинает стягивать их с него.

– Хм. Я думал о простых поцелуях, – говорит Эвен.

– Мне нужно больше.

– Я мог бы ласкать тебя ртом.

– Мне нужно больше, чем это, – уверенно говорит Исак несмотря на туман в голове. Его лицо холодно и непроницаемо.

– Ты уверен? Я не хочу сделать тебе ещё больнее.

– Я просто не хочу думать. Ты можешь помочь мне не думать?

– У нас полчаса до возвращения моей мамы.

– Так действуй!

.

Секс не заставляет красные пятна на его груди исчезнуть. Но он успокаивает его, заставляет мысли в голове утихнуть. Он помогает Исаку отпустить себя и утонуть в простом наслаждении, где существуют лишь страсть, плоть, кожа и пот.

Он извивается на кровати, лёжа на животе, в то время как Эвен оставляет влажные, горячие поцелуи на его шее. Исак заглушает свои крики подушкой, подушкой Эвена, и бездумно подаётся назад, полностью растворяясь в моменте, пока единственное, что он слышит – удары плоти о плоть, тяжёлое дыхание и стоны.

«Сильнее», – хочет сказать он.

Эвен ненавидит эту позу, но Исак начинает любить её всё больше. По крайней мере так он не видит смесь боли и нежности в глазах Эвена. По крайней мере так он не позволяет себе на что-то надеяться.

– Сильнее, – стонет он, тяжело дыша, и изо всех сил вцепляется в простыню у своей головы.

Но Эвен не слушает его, он не начинает толкаться в него сильнее и глубже. Вместо этого он вообще перестаёт двигаться, и Исак мгновенно чувствует пустоту.

– Нет.

– Эвен?

– Нет, я не хочу делать тебе больно.

– Но ты не делаешь мне больно! – Исак поворачивается в его руках. – Не делаешь. Эвен, клянусь.

Глаза Эвена блестят от слёз, и Исак не понимает этого. Он хочет спросить, что стало причиной этой бессмысленной реакции, но Эвен нежно обхватывает руками его лицо и целует его так глубоко и так мягко, что Исак чувствует слёзы и в своих глазах.

– Что ты делаешь?

– Боже, Исак, я не могу.

– Чего ты не можешь?

– Я не могу причинить тебе боль, потому что ты дерьмово себя чувствуешь и хочешь забыться. Я не буду этого делать. Ты должен признать, что тебе больно, когда тебе больно. А не просить кого-то сделать тебе ещё больнее.

Исак чувствует злость, собственную уязвимость и стыд, сильнейший стыд.

– Почему ты всё так усложняешь? – резко спрашивает он, и его голос звучит холодно и собранно, выражение лица нечитаемо. Он снова внутренне отстраняется от происходящего, возводит вокруг себя стены.

Эвен смотрит на него какое-то мгновение, словно пытаясь разгадать.

– Ты сказал, что любишь меня. – Слова Эвена вышибают весь воздух из его лёгких. – Перед отъездом ты сказал, что любишь меня.

– Я… Что? Что ты такое говоришь?

Исак пытается понять важность ответа Эвена.

– В ту ночь, когда мы впервые занимались любовью. Ты сказал, что любишь меня. Мне это не приснилось. Это правда.

Исак знает, что это так. Он помнит, как произносил эти слова. Он помнит, что не собирался их говорить. Он помнит шокированное лицо Эвена. Он помнит, какую сильную боль испытал.

– Это была игра, Эвен. Мы играли в игру, помнишь? Мы говорили друг другу то, что каждый из нас хотел услышать. И какое отношение это имеет к тому, что происходит сейчас?

– Ты сейчас серьёзно? – фыркает Эвен. – Прямое, Исак. Самое прямое отношение.

– Ну, возможно, так не должно быть! Мы накачиваем друг друга химическими элементами, потом я возвращаюсь к работе, а ты возвращаешься к Соне. Таков наш договор.

– Что? О чём ты, блядь, говоришь? К Соне? К Соне?! – вскрикивает Эвен.

Исака охватывает ярость. Никто не заслуживает, чтобы на него так орали прямо перед оргазмом.

– Да, к Соне! Я не слепой, Эвен. Я знаю, что вы с ней – это навсегда. Я это знаю. Я знаю, что она единственная, кто может до тебя достучаться, когда ты не в порядке, а значит – она единственная для тебя. И знаешь что? Мне плевать. Мне всё равно. Я знаю, что причина, по которой ты приезжаешь в Тронхейм, и спишь со мной, и настаиваешь на том, чтобы оставаться в моей кровати, и прикасаться ко мне, и быть со мной милым, в том, что ты хочешь того же, что и я: добавить чего-то хорошего в наши дерьмовые жизни. Почувствовать себя немного под кайфом и на несколько коротких мгновений потеряться в истинном наслаждении, забыть о том, как всё херово. И я тебя не виню за это, потому что, блядь, я и сам не могу дождаться наших встреч на выходных. Так что нет, Эвен. Тебе не нужно переживать, что ты сделаешь мне больно и разобьёшь мне сердце, потому что однажды я наговорил тебе тупой херни под луной. Я в порядке. Я всегда в порядке. Мне плевать. Просто трахни меня, чтобы я мог вернуться домой.

Исак тяжело дышит, когда заканчивает свою гневную речь.

Эвен просто смотрит на него с нечитаемым выражением лица, сверлит его напряжённым и твёрдым взглядом. Исаку хотелось бы знать, что сейчас происходит в его голове.

Они оба тяжело и часто дышат. Юлие должна вернуться домой с минуты на минуту. Исаку нужно прийти в себя до её прихода, нужно успокоить своё сердце и выровнять дыхание. Но как это сделать, если Эвен смотрит на него вот так: одновременно жёстко и нежно. Исак знает этот взгляд. Он уже видел его на лице Эвена раньше. Исак готовится к худшему.

– Блядь, ты такой тупой, Исак.

Исак моргает, с силой втягивая в себя воздух. Эвен не выглядит рассерженным. Он кажется печальным.

– Для такого умного человека, ты просто невероятный идиот, – повторяет Эвен, на этот раз придвигаясь ближе к Исаку, который сидит, опираясь на изголовье кровати. – Я не с Соней. Мы с Соней – не навсегда. По крайней мере, не в этом смысле. Она мой друг. И 99% наших разговоров о тебе. О тебе, и твоих грёбаных волосах, и твоих румяных щеках, и твоих чёртовых глазах, и твоих дурацких словах.

– Эвен, я не…

– Нет, послушай меня. Ладно? – настаивает Эвен, накрывая ладонями его щёки. Его глаза широко раскрыты, а большие пальцы нежно гладят горящую кожу. Его голос дрожит. – Я не наркоман, Исак. Я не завишу от тебя так, как человек зависит от героина, или мета, или что ты там ещё наговорил Ральфу и Бенни. Ты и я… У нас нет редкого заболевания, заставляющего нас жаждать общества друг друга. Просто мы… Просто я влюблён. Я влюблён в тебя.

Нет.

– Нет! – Исак чувствует, как у него сжимается горло. Он не хочет этого слышать. Он закрывает уши руками, отшатываясь от Эвена, как ребёнок, который не хочет слышать плохие новости.

Эвен мягко берёт его за запястья, тянет руки вниз, заставляет слушать, заставляет смотреть, как каждое произнесённое слово ранит его.