Текст книги "Burning for your touch (ЛП)"

Автор книги: cuteandtwisted

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 52 страниц)

Они снова обнимаются, на этот раз сильнее и беспорядочнее. Грустно и отчаянно, и зимние куртки разделяют их. Но то, как Исак бросается на него, разбивает Эвену сердце. Всё в Исаке разбивает ему сердце. «Это наука», – напоминает себе Эвен. Это эксперимент, и Исак старается расширить границы своей теории. Вот и всё. Только это. Исак не «гомосексуал». Он очень чётко это объяснил. Но этот жар, эта близость, это желание разъедают Эвена изнутри.

– Почему ты вступился за меня перед Эрикссоном? – спрашивает Эвен, потому что эта мысль только что появилась у него в голове, и ему нужно знать, что двигало Исаком. Необходимо знать.

– Он всегда к тебе придирается, – отвечает Исак, его глаза закрыты, а руки по-прежнему обвивают шею Эвена. – Мне это не нравится.

– Ты за мной присматриваешь? – Эвен чувствует, как внутри разливает тепло, невероятное тепло.

– Но ты ведь тоже приглядываешь за мной.

– Так мы что, типа друзья? – спрашивает Эвен, по какой-то странной причине испытывая головокружение и продолжая обнимать Исака за талию.

– Ну, я бы не…

– Исак? Исак, это ты?!

Женский голос внезапно прерывает их странный сеанс обниманий, заставляя обоих отшатнуться друг от друга. Эвен встревожен и смущён, а Исак, кажется, на грани истерики. Он выглядит так, словно наступил конец света.

– Ис… – Эвен пытается протянуть к нему руку, но женщина опережает его, решительно встав между ними.

– Бога ради, Исак, что это такое?! Кто это? Что происходит? Почему этот молодой человек трогал тебя?! – кричит она, заставляя сердце Эвена сжиматься.

– Мам…

О нет.

– Что ты делал с моим сыном?! – она поворачивается, чтобы обрушить свой гнев на Эвена, чувствующего себя загнанным в угол и пристыжённым. – Ты кто? Почему ты так прикасался к моему сыну? Как ты вообще можешь до него дотрагиваться?

– Мам, пожалуйста! – умоляет Исак, и Эвен никогда не слышал и не видел его таким.

– Держись подальше от моего сына, ты слышишь?! – предупреждает она, грозя Эвену указательным пальцем. – Не смей больше никогда приближаться к моему сыну. Я достаточно ясно выразилась? Исак – не гомосексуал. Я не потерплю такого святотатства!

Вот, значит, откуда у него такая терминология. «Гомосексуал».

– Мам, давай просто пойдём домой. Пожалуйста, – снова пытается Исак, и Эвен замечает, что он не может к ней прикоснуться, как ему приходится умолять её, подходя ближе, как она морщится от этого.

– Разумеется, дьявол сделал это с тобой, мой дорогой сын! Проклял тебя и лишил возможности прикосновений от всех, кроме каких-то выродков, – говорит она, сцепив руки, словно на неё только что снизошло озарение. – Исак, сын мой. Разве ты не видишь, что это испытание? Дьявол искушает тебя, позволяет другой душе, такой же презренной, как твоя, касаться тебя. Но это ловушка. И ты должен быть сильным. Хорошо, дорогой? Если ты будешь добродетельным, проклятие падёт. Я в этом уверена. Хорошо?

Эвен наблюдает за разворачивающейся сценой с потолка. Ну или по крайней мере ему так кажется. Он каким-то образом покинул своё тело и наблюдает за всем с высоты. Ощущения кажутся нереальными. Когда тебя называет выродком женщина возраста твоей матери, когда тебе говорят держаться подальше, когда тебя ассоциируют с дьяволом… Эвен чувствует себя грязным, ему стыдно. Эвен хочет исчезнуть.

Но что возвращает его вниз, что удерживает его от того, чтобы улететь и покинуть своё тело навсегда – лицо Исака. Оно каменное, лишённое каких бы то ни было эмоций, которые должны бы отражаться на лице человека, когда его унижает собственная мать. Его лицо застывшее и пустое для кого-то, кого называют отродьем, проклятым ребёнком, святотатством.

Исак, вероятно, тоже отстраняется от этого. Возможно. Так причина в этом? Ты поэтому не «гомосексуал»?

Эвен не помнит, как добирается до дома, но помнит, как Исак беззвучно прошептал ему уйти, просил его, умолял его. И Эвен ушёл. Он развернулся, извинился перед матерью Исака и побежал прочь. И когда он заворачивает за угол у своего дома, он плачет.

Плачет из-за себя и из-за Исака. Эвен плачет.

Гераклит

23:28

Привет, надеюсь, у тебя всё в порядке

и не переживай из-за меня

всё нормально

дай знать, если захочешь поговорить

========== Глава 6 – Философия страдания – часть 3 ==========

Исак не приходит в школу на следующий день, не приходит и спустя ещё один. В среду вечером Эвен звонит ему и удивляется, когда трубку снимает Леа.

– Он не очень хорошо себя чувствует, – объясняет она. – У мамы случился рецидив, так что сейчас у нас дома немного паршиво.

– Рецидив?

– У моей мамы некоторые психические проблемы, так что…

– Ох.

– Неважно. Если ты думаешь о том, чтобы прийти, то не надо этого делать.

.

Эвен идёт к Исаку, потому что таков уж Эвен. И когда Леа открывает дверь, она быстро демонстрирует несколько очаровательных танцевальных движений, прежде чем поднять руку для «дай пять».

– С тобой так легко, – заявляет она.

– В смысле?

– Я говорю «не приходи», и ты моментально приходишь. Реверсивная психология в действии.

– Я не понимаю…

– Исак внизу. Он уже несколько дней оттуда не выходит. Типа ему так стыдно, что хочется исчезнуть, – продолжает Леа. – Его слова, не мои. По крайней мере, если верить его секретному Reddit.

– Ты по-прежнему его сталкеришь.

– Конечно, – она пожимает плечами. – Я не могла прямо попросить тебя прийти, потому что он бы меня убил. А теперь, пожалуйста, иди и развесели его. Он думает, что ты никогда больше не захочешь его видеть.

.

Когда Эвен спускается по лестнице, Исак уже одет и совсем не удивлён его приходу. Лишь выглядит смущённым и полным раскаяния.

– Э-э-э, сюрприз? – неловко пытается начать разговор Эвен.

– У нас мало времени. Пойдём, – говорит Исак, запихивая вещи в маленький рюкзак, который, кажется, готов лопнуть по швам.

– Что?

– Нам надо идти.

– Идти куда?

– В бар, – заявляет Исак, подходя к большому окну рядом с кроватью.

– Что?

– Я пойду первым и проверю, нет ли кого поблизости, – говорит ему Исак, прежде чем выбраться из собственного окна. Он оглядывается по сторонам, потом жестом призывает Эвена следовать его примеру. – Давай же! – шепчет он.

– Какого хрена? – шепчет Эвен в ответ.

– Просто сделай это. Все объяснения потом.

Исак заставляет его пробежать несколько кварталов, и Эвен с трудом может осмыслить, что только что произошло, поэтому просто бежит. Они бегут до тех пор, пока не становится трудно дышать, пока не становится больно двигаться.

.

– Я тебе писал, – говорит Эвен. Они сидят рядом в кебабной, и Исак ест так, словно голодал несколько дней.

– Мама забрала мой телефон, – отвечает он.

– Что? Тебе же не двенадцать лет.

– Иногда она думает, что двенадцать, – говорит Исак. – Она… э-э-э… у неё бывают психотические эпизоды. Она не в себе уже какое-то время.

– Ох, – выдыхает Эвен, чувствуя, как сердце сжимается в груди. Исак не сказал ничего плохого о психических заболеваниях, но Эвен всё равно чувствует, как участился пульс.

– Ясно.

– Бессмысленно с ней спорить или пытаться что-то объяснить, когда она в таком состоянии, – пожимает плечами Исак. – Она забрала мой телефон и заперла меня внизу. И если бы она увидела, как я ухожу, то разозлилась бы и вызвала бы полицию. Она так уже однажды делала.

– А она не заметит, что ты сбежал?

– Леа думает, что ты остался ночевать, так что будет стоять на стрёме и придумывать для меня отмазки, – отвечает Исак.

– Ты знал, что Леа заставит меня прийти?

– Думаю, я планировал нечто подобное. Написал несколько фейковых постов в соцсетях, потому что знаю, что она меня сталкерит. Я был уверен, что она что-нибудь придумает.

– Ты манипулируешь собственной сестрой?! – возмущается Эвен, пока Исак ест картошку фри.

– Ну, полагаю, именно так строятся отношения в моей семье.

– Вы могли бы придумать что-то вместе.

– Я не хочу, чтобы у неё были проблемы, если меня поймают, – говорит Исак, и это, кажется, успокаивает Эвена. Исак манипулирует ею, но это ради её же гипотетического блага.

– Что ты написал в тех постах? – спрашивает Эвен.

– Напои меня, и, возможно, я тебе расскажу.

.

В результате они оказываются в баре, и Эвен узнаёт логотип и название – Blue Ruin – стоит им только войти внутрь. Это панк-бар, с громкой беспокойной музыкой, льющейся из колонок, и Исак передвигается по нему, словно он дома, протягивает затянутые толстыми перчатками руки для «дай пять» большинству официанток и обслуживающему персоналу, в то время как Эвен прячется у него за спиной, пытаясь понять, где они и что происходит.

– Где мы? – спрашивает он.

– В «Blue Ruin».

– Да, я умею читать…

Остроумный ответ Эвена прерывают двое взрослых мужчин, подошедших поздороваться с Исаком, который ослепительно им улыбается и предлагает удариться кулаками в знак приветствия. Они не касаются его, но и не суетятся по этому поводу, и Эвен быстро понимает, что это люди, близкие Исаку.

– Исак, рад, что ты смог выбраться, приятель.

– Мой друг Эвен помог, – с улыбкой сообщает Исак. Друг. Звучит приятно.

– Что ж, Эвен. Сегодня ты пьёшь за счёт заведения!

Эвен улыбается и бросает взгляд на Исака.

– Выбери хорошее место, – подмигивает тот.

.

Исак – барабанщик. Эвен уже знал об этом. Чего он не знал, так это того, что Исак играет в настоящей группе. Ничего грандиозного, обычная любительская группа, в основном исполняющая кавер-версии и состоящая из двух сорокалетних управленцев, татуировщицы, играющей на клавишных, двадцатипятилетнего студента-медика в роли вокалиста, и Исака на ударных.

В течение двух первых песен Эвен не верит своим глазам. Исак сидит сзади за барабанной установкой, в своём обычном снепбеке, и на этот раз его руки обнажены. Эвен не разбирается в роке, или панке, или металле, ничего не смыслит в этой агрессивной музыке, раздающейся в данный момент, но он в восторге.

Он в восторге от неё, потому что Исак выглядит счастливым. Потому что его глаза закрыты, кудряшки в полном беспорядке, а на губах застыла широкая улыбка. Потому что Исак не застрял в подвале, чувствуя себя ненужным, маленьким и незначительным. Потому что существуют вещи, что заставляют Исака так улыбаться и так сильно любить жизнь. Потому что Исак – реальный человек с мечтами и желаниями и потому что он делится ими с Эвеном.

.

– Как, блядь? – смеётся Эвен, всё ещё не веря своим глазам, когда Исак заканчивает свою барабанную партию. Он отдаёт ему бутылку воды и полотенце.

– Тебе придётся конкретизировать, если ты ожидаешь услышать ответ, – ухмыляется Исак. – «Как» предполагает, что ты хочешь знать, как что-то работает, но, боюсь, следующее слово не несёт особой смысловой нагрузки.

– Боже, заткнись! У меня и так уже мочевой пузырь переполнен. Если ты опять вернёшься к снисходительному тону, у меня может появиться настоящий гомосексуальный стояк, – улыбается Эвен.

– Господи, прекрати! – Исак заливается румянцем.

Эвен помогает ему сушить волосы и останавливается, когда замечает, что Исак замер на месте. – Прости, – говорит он, приподнимая полотенце, чтобы посмотреть на него.

– Всё нормально, – отвечает Исак, осматриваясь по сторонам. – Они здесь нормальные.

– Как тебя вообще сюда пустили? Ты же ещё ребёнок.

– Мне семнадцать, Эвен! И я здесь выступаю. Для выступающих другие правила.

– Как ты познакомился с этими людьми?

– Хм, в интернете?

.

Эвен заказывает ему выпивку в баре, и Исак недоумённо моргает, глядя на него.

– Что это? – спрашивает он, сложив руки на стойке и уткнувшись в них подбородком.

– Ты сказал купить тебе выпить, – говорит Эвен.

– Я сказал тебе, что я не пью.

– Ты сказал, что это потому, что ты не хочешь кого-то случайно обжечь.

– Насколько я знаю, я по-прежнему всех обжигаю, – замечает Исак.

– Да, но сейчас с тобой я. Я не позволю этому произойти.

– Как?

– Я тебя остановлю, если тебе захочется прикасаться к другим, – Эвен широко улыбается. – И я не позволю незнакомым дотрагиваться до тебя. Ну, как тебе?

– Будешь вести себя, как долбаный собственник, пока я напиваюсь?

– Ага.

Они отправляются в туалет, чтобы Исак мог выпить три напитка, которые Эвен заказал для него. Исак не хочет злить Хельгу, владелицу бара, так как знает, что у неё повсюду глаза.

Исак залпом осушает первый бокал, стоя у раковины, пока Эвен, хохоча, снимает его на телефон. Исак отталкивает его практически на всех видео. Но когда дело доходит до третьего бокала пива, он забирает у Эвена мобильный, чтобы сделать селфи.

– Селфи? – фыркает Эвен.

– Да! – радуется Исак, и Эвен решает, что он очарователен, когда выпьет. – Используй фильтры. Снапчатовские фильтры!

– Что? Кто ты?! – хохочет Эвен, пока Исак сердито дуется на него.

Исак выигрывает в их непонятном споре, потому что в результате они бок о бок сидят на подоконнике в туалете и делают селфи, используя собачий фильтр в снапчате. Это совсем не смешно, но Исак чуть не падает с подоконника, хватаясь за живот от хохота. Красивый звук, говорит себе Эвен. Смех Исака.

– Давай ещё одну фотку, – требует Исак, и они так близко, что буквально сидят на коленях друг у друга, между ними никаких барьеров кроме футболок. Они сегодня оба в футболках. Так близко.

– Должен признаться, что никогда бы не подумал, что буду делать с тобой селфи с собачьим фильтром, – фыркает Эвен. – Никогда бы не подумал, что ты такой.

– Поставь фильтр со странными ртами, – говорит Исак. – Нет, не с цветочными коронами. Это слишком по-девчачьи.

– Нет, это не так, – усмехается Эвен.

– Да, именно так. Посмотри на этот макияж, на тушь и всё такое. Я хочу фильтр с большим ртом.

– Боже, кто ты? – смеётся Эвен, пока Исак корчит рожу в камеру и складывает руки на груди. Они делают около пятидесяти фотографий, и Эвен сохраняет их все.

– Ты спросил, кто я, да? – бормочет Исак, когда они пробираются к танцполу в баре. – Думаю, я тот, кому никогда не приходилось делать такие дурацкие фотографии с кем-то.

Ох.

– Это глупо, но я хочу всё попробовать, пока могу, – с улыбкой говорит Исак, пятясь назад.

Пока он может.

– Я не хочу снова жалеть о чём-то, – продолжает он, а потом оборачивается и начинает подпрыгивать в такт музыке.

Снова? О чём он жалеет?

.

Эвен не очень представляет, как танцевать под панк, поэтому просто трясёт головой в такт музыке. Исак перечисляет ему названия выступающих групп, потом останавливается, чтобы рассказать историю System of a Down, чью песню играл, когда Эвен впервые пришёл к нему домой.

Исак пьян и счастлив, и он прыгает и танцует, и вечер только начинается, и этот вечер принадлежит ему. Эвен наблюдает за ним, пока не чувствует, как сердце распухает в груди от накатившей нежности, как оно тяжелеет от переполняющих его чувств. Этот мальчишка, с его злостью, и его знаниями, и его талантом, и его большим сердцем. Этот мальчишка, лишённый всего, чего так отчаянно желает.

Какая-то девушка в кожаной куртке и на высоких каблуках подходит на танцполе к Исаку, заставляя Эвена покинуть своё место и встретить его на полпути. Он обнимает Исака за плечи и притягивает к своему боку, чувствуя, как тот тает в его руках, как обычно вспыхивая румянцем.

Но эта идея не срабатывает, потому что другая девушка присоединяется к первой, и теперь они оказываются вчетвером. Некоторые люди – геи, Сюзанна.

Исак разворачивается в объятьях Эвена и смеётся, уткнувшись в ворот его футболки, и у Эвена появляется идея. Он обвивает рукой его шею и, наклонившись, быстро целует Исака в лоб, пока более высокая из двух девушек говорит о совершенно неизвестной Эвену группе.

Вот дерьмо.

Исак полностью размякает в его руках, у него практически подкашиваются ноги. После поцелуя в лоб он вцепляется в Эвена, прижимается тесно и беззастенчиво, и Эвен чувствует слабость в коленях.

Этот мальчишка.

Исака никогда не целовали раньше. Эвен знает это. Эвен совершенно уверен.

Эвену приходится извиняться за них обоих, потому что, кажется, Исак пытается слиться с ним воедино прямо здесь, будто хочет спрятаться в его теле, найти в нём место для себя. Исак пьян и не контролирует себя, и Эвен хочет знать, как бы он отреагировал на поцелуй в губы. Он просто хочет знать. Эксперимент. Это мог бы быть эксперимент. Эта мысль навязчивая, сводящая с ума. И Эвену не терпится узнать.

Исак бы никогда меня не простил.

Исак танцует, тянет Эвена за руку и танцует. Вокруг них собираются люди, и Эвен вспоминает о своей миссии, о единственной причине, по которой он здесь.

Исак болтает у барной стойки с пожилой женщиной, так что Эвен устраивается позади него, обнимая руками за талию и утыкаясь подбородком ему в плечо. И, возможно, один выпитый бокал пива немного затуманил его рассудок, потому что Исак никогда не просил его вести себя, как его парень. Он никогда не просил Эвена тереться носом о его шею, и рассказывать анекдоты, и смешить его. Он никогда не просил Эвена крепко его обнимать. Он никогда не просил Эвена стоять так близко и играть с его пальцами. Исак никогда не просил об этом.

– Я как сумасшедший, – говорит Исак, хватая лицо Эвена обеими руками. – Ты сводишь меня с ума.

– Я ненавижу слово «сумасшедший». Не выношу его, – отвечает Эвен, накрывая руки Исака своими.

– Когда у меня больше не будет этого, – произнося это слово, Исак показывает на пространство между ними, – думаю, я совсем слечу с катушек. Я не выдержу.

– Этого?

– Знаешь, какое самое ужасное чувство в этой жизни, Эвен? Знаешь? – спрашивает Исак, раздвигая пальцы по его лицу, не отрывая от него глаз, и его прикосновение такое тёплое, такое нежное.

– Какое?

– Самое ужасное чувство в мире – когда ты теряешь что-то, что должно было быть у тебя всегда. Что-то, что ты всегда воспринимал, как должное.

– О чём ты говоришь? – спрашивает Эвен, хмуря брови, потому что Исак сейчас так обхватывает ладонями его лицо, словно умрёт, если не сможет больше к нему прикасаться, словно он в шаге от того, чтобы разрыдаться, чтобы сломаться.

– Знаешь, Ницше говорил, что потеря кажется такой огромной не из-за страдания как такового, а из-за бессмысленного страдания, которому мы подвергаем себя, – говорит Исак, и его большие зелёные глаза полны слёз. – Боль сама по себе преодолима, она может дать стимул двигаться дальше, достичь величия. Однако бессмысленное страдание бесконечно, так как не имеет смысла. Не имеет цели. Это бесконечный замкнутый круг вопросов. «Почему я такой? Почему это случилось со мной? Почему я не могу быть счастлив? Кто захочет меня? Кто я, если ко мне нельзя прикоснуться? Я вообще человек, если ко мне нельзя прикасаться? Я человек, если меня не видят и не слышат? Почему я? Почему я всегда недостаточно хорош? Есть ли смысл в моём существовании? Кто прикоснётся ко мне так, как я этого хочу? Кто захочет обжечь себя, чтобы я мог почувствовать себя живым? Кто поцелует меня? Может кто-нибудь поцеловать меня, пожалуйста?! Может кто-нибудь, блядь, прикоснуться ко мне?!»

– Исак…

– И я застрял в этом бессмысленном страдании, потому что ничто во мне не имеет смысла. Потому что в моей боли нет цели. Потому что я думал, что у боли есть лицо – лицо с добрыми зелёными глазами, широкими пушистыми бровями и непослушными кудрявыми волосами, и с золотым сердцем в придачу. Но у моей боли нет лица. Как бы мне хотелось, чтобы у нее было лицо! Кто-то, в кого бы я мог мысленно кидать дротики. Как бы я хотел справляться с этим дерьмом, чувствуя чьи-то руки на себе. Как бы я хотел, Эвен. Как бы хотел! Но я живу в постоянной боли без лица, и я не знаю, как с этим справляться. Я ничего не знаю кроме этого!

Исак, тяжело дыша, сжимает его лицо. Этого.

.

Исака дважды рвёт по пути к дому Эвена, и он уже пытается придумать, что скажет матери завтра. Он надеется, что Исак не слишком страдает от похмелья и сможет вернуться к себе домой до полудня. Он надеется, что у Леа не будет проблем. Он надеется, что Исака не вырвет на его кровать.

Когда они заходят в квартиру, Эвен зажимает рукой рот Исака, чтобы тот не разбудил его мать, и спотыкается, чуть не падая, когда Исак целует его ладонь. По-настоящему целует. Он делает это ещё два раза, и сердце Эвена переполнено осознанием того, какой нежностью пропитано каждое действие Исака, когда он ничего не замышляет.

Эвен помогает Исаку раздеться, одалживает ему огромную футболку, приносит новую зубную щётку из другой ванной, помогает почистить зубы и помыть ноги, потом укладывает в кровать и позволяет свернуться клубком рядом с собой, хотя на Исаке лишь футболка и трусы.

Этот мальчишка. Исак словно пытается убить его.

– Эвен, – бормочет Исак в темноте комнаты.

– Что?

– Я хочу кое-что сделать, но не хочу, чтобы ты обиделся, – говорит он, заплетаясь на каждом слове, продолжая играть с волосами Эвена и крепко его обнимать, так крепко.

– Я не обижусь, если только ты не разбудишь мою маму.

– Обещаешь?

– Обещаю.

Исак немного приподнимается, опираясь на локти. В полумраке комнаты Эвен лежит на спине, а Исак нависает над ним, нежно гладит рукой по лбу.

– Что? – нервно хихикает Эвен.

– Я хочу сказать спасибо, – говорит Исак, и это так очаровательно, что Эвен извивается под ним.

– За что?

– За то, что ты это ты, – шепчет Исак, и Эвен теперь различает черты его лица несмотря на темноту, потому что глаза привыкли к ней. Исак продолжает гладить его по лбу, так неторопливо и так щедро для человека, который жаждал прикосновений всю свою жизнь.

– Во мне нет ничего особенного.

– Конечно, есть, – улыбается Исак. – Поверь мне.

Эвен находит смелость в словах, которые всегда хотел услышать. Ты особенный. Ты имеешь значение. В словах, произнесённых кем-то, кто знает его настоящего, кто видит его насквозь. Эвен находит смелость в них и обхватывает ладонью лицо Исака, проводит большим пальцем по нежной коже под левым глазом и чувствует, как он тает от его ласки. В комнате темно, но он всё равно улыбается. Исак слишком очарователен для его хрупкого сердца.

Потом это происходит.

Исак наклоняется, и Эвен задерживает дыхание и закрывает глаза.

Но он не целует его в губы.

Исак целует его в щёку. Выходит мило и нежно, как и он сам. Мило, и противоречиво, и неловко, и обжигающе, и нежно, как и он сам.

– Упс, я промахнулся, – выпаливает Исак, устроившись у него на груди и заставляя Эвена расхохотаться.

– Тсс! – Исак прижимает палец к его губам. – Юлие спит!

– Ты не настолько близок с моей матерью, чтобы называть её по имени! – фыркает Эвен.

– Да нет же. Она у меня записана в телефоне как «Юлие ♥», – бормочет Исак.

– Ты переписываешься с моей мамой?!

– Да, она такая милая.

– Исак!

– Сам проверь, – говорит он, вытаскивая свой телефон из-под подушки. – Вот.

Эвен не собирается смотреть, но не может не заметить примерно восемь сообщений на локскрине от кого-то по имени Юнас. Юнас.

«Ты не Юнас». Эвен помнит слова Леа и её отца. Кто он?

– У тебя тут сообщения, – говорит Эвен. – Хочешь их прочитать?

– От моей мамы или Леа? – бормочет Исак, удобно устраиваясь на животе на кровати Эвена и явно начиная засыпать.

– Они от Юнаса.

– Можешь разблокировать и прочитать их мне? Пожалуйста? У меня голова кружится.

– Ты уверен? – спрашивает Эвен.

– Да.

Юнас

23:03

Исак, что, блядь, ты опять замышляешь? Ты пытаешься сделать так, чтобы тебя исключили из всех школ Осло?

Я только что был на вечеринке, и Пенетратор Крис рассказывал Вильяму, что ты ввязался в какую-то историю с автобусом Арвида в Бакке.

Ты ездил в горы с этими парнями???? И Сана сказала, что какой-то мудак украл твои лекарства?

Это имеет отношение к парням якудза?

Я же говорил тебе не ввязываться, это слишком опасно.

А ещё, кто такой Эвен? Сана сказала Эве, что ты «экспериментируешь» с парнем по имени Эвен.

Всё как в прошлый раз? И как, получается?

Я зайду завтра утром, когда твоей мамы не будет дома, ок?

Эвен заканчивает читать сообщения вслух и чувствует, как им овладевает тревога. Что задумал Исак? Почему он связался с пенетраторами и якудза, и автобусом Арвида, когда они активно воюют друг с другом по всему городу? Что этот Юнас имеет в виду под «экспериментируешь»? Что он имеет в виду под «как в прошлый раз»? Есть ещё кто-то? Исак уже проходил через такое раньше? С кем-то другим?

«Самое ужасное чувство в мире – когда ты теряешь что-то, что должно было быть у тебя всегда. Что-то, что ты всегда воспринимал, как должное».

У Исака было такое с кем-то, а потом он этого лишился.

Эвен не особенный. Он снова номер два или даже три. Эвен снова не в приоритете для кого-то. Эвен – это просто пара рук, забирающих чужую боль, но не свою. Он пустой, незаметный второстепенный персонаж, до которого никому нет дела. Он – друг, отвечающий на телефонные звонки в пять утра, но сам не имеющий ни одной живой души, к кому можно было бы обратиться, когда ему нужно кричать в пустоту. Эвен – вечный повод для шуток. Парень с вечной пустой улыбкой на лице. Парень с вечной безликой болью. Парень, которому приходится просчитывать каждое действие и убеждаться, что у него хватит сил улыбаться в течение дня. Парень, который врёт всем и вся, чтобы притвориться нормальным. Парень, который отпускает пошлые шутки, общаясь с человеком, так и не вышедшим из шкафа, хотя он даже не в состоянии полюбить себя, хотя он стыдится себя. Парень с бессмысленными страданиями. Парень с безответной любовью.

Эвен не особенный.

Снова.

– Кто такой Юнас? – спрашивает он, когда Исак практически не реагирует на сообщения, и чувствует, как каждое слово задевает за живое.

– Мой друг детства, – сонно бормочет Исак. – Но мы теперь практически не общаемся.

– Почему?

– Я обжёг его. Из-за меня он долго лежал в больнице.

Ох.

– Но, похоже, он больше не переживает из-за этого, – продолжает Эвен несмотря на боль в собственном сердце.

– Да, но я переживаю, – говорит Исак, теснее прижимаясь к Эвену, пока не устраивается у него на груди, положив руку поверх сердца, на место ожога, появившегося в горах. – Мне приходится держаться от него на расстоянии.

Эвен знает причину, но всё равно спрашивает.

– Почему?

– Потому что я люблю его.

Безответный. Прилагательное. Не получающий ответа или отклика. Односторонний.

========== Глава 7 – Философия ревности – часть 1 ==========

От переводчика: Глава будет разделена на 3 части.

Эвен не спит. В груди тесно, в ней слишком мало места, чтобы вместить царящий хаос.

Исак крепко спит в его объятьях, прижавшись щекой к его сердцу, касаясь приоткрытыми губами ключицы, он дышит глубоко и ровно, потерявшись в лабиринтах сна.

Эвен с трудом может дышать, не говоря уже о том, чтобы думать, противоречивые чувства рвут его на части.

Сердце против разума. Разум против сердца. Разум советует ему отодвинуться и уложить Исака на подушку, сердце побуждает обнять Исака покрепче, перекатить его на спину и, возможно, целовать в губы, пока он не проснётся и не ответит на поцелуй.

Сердце против разума. Разум против сердца.

Эвен не спит. Совсем. И когда он пытается отодвинуться, совсем чуть-чуть, Исак обвивает пальцами его запястье, захватывает в ловушку своего прикосновения – метафора, отлично описывающая, как Эвен чувствует себя с ним: загнанным в угол, заворожённым вопреки своему желанию, совершенно околдованным.

Эвен начинает сомневаться, действительно ли Исак напился, действительно ли он спит, знает ли, какую власть имеет над ним, правда ли всё это, не пытается ли он разрушить его.

Он решает, что Исак не зашёл бы так далеко, не стал бы заставлять себя блевать, лишь бы спать сейчас в объятьях Эвена. Сердцем к сердцу. Большим пальцем к пульсу Эвена, прямо поверх его шрамов. Ему интересно, заметил ли их Исак, есть ли ему вообще до этого дело.

Исак шевелится во сне и снова проводит пальцем по запястью Эвена, прижимается поцелуем к его ключице, словно ему снится, как он льнёт губами к его коже, к его костям. И это заставляет Эвена дрожать. Не от холода в теле, ибо кожа его пылает, но от холода в сердце, ибо он чувствует, как оно разбивается.

Ты едва ли мне нравишься. Но почему тогда так больно знать, что твоё сердце отдано кому-то другому?

Эвен перекатывает Исака на спину – осторожно, всегда осторожно несмотря на разочарование и боль – и обнимает его, пока не чувствует, как Исак обхватывает его руками, сильными и цепкими, разделяющими его отчаяние, его необходимость дарить и принимать объятья. Тело Исака крепкое и сильное. Эвен обычно забывает об этом.

Исак начинает издавать звуки, свидетельствующие о его нетерпении. Если он симулирует, то у него просто нет сердца, нет души. Но в данный момент Эвену плевать. Он может получить то, чего хочет, пусть и лишь однажды. Он обнимает Исака, вдыхает его запах и старается запомнить, каково это – обнимать его вот так, тесно, так невероятно тесно. Эвен зажмуривается, пока желание расплакаться не отпускает его, он обнимает Исака, пока не забывает о своём одиночестве.

Я никогда не чувствовал себя настолько одиноким, как сейчас, когда обнимаю тебя.

Эвен засыпает.

.

Эвен просыпается от нежных и нерешительных прикосновений: большой палец прослеживает форму его бровей, ладонь мягко прижимается к щеке, кончик пальца скользит по линии подбородка. Эвен просыпается от ласковых и осторожных касаний, наполняющих теплом его сердце, всё его тело. Эвен просыпается оттого, что Исак касается его так, словно он сломается, разлетится на куски, если не относиться к нему бережно.

Эвен просыпается оттого, что Исак смотрит на него, будто эти прикосновения что-то для него значат.

– Привет, – шепчет Исак, складывая руки под подбородком, и выглядит таким маленьким, каким Эвен ещё никогда его не видел.

Он краснеет, и Эвену хочется прикоснуться к нему, перекатить на спину и заставить хныкать, выдыхать «пожалуйста» снова, и снова, и снова.

Соберись, тряпка.

– Привет, – хрипло говорит Эвен, как и всегда по утрам, потом запускает руку в волосы и зевает.

Он чувствует себя странно отдохнувшим, хотя и не помнит, когда же заснул прошлой ночью. Он чувствует непонятное оцепенение, пустоту, словно пытается оценить, что ощущает на самом деле.

– Ты хорошо спал? – спрашивает Исак, и в его голосе слышится забота, нежность. Он по-прежнему смотрит на Эвена так, словно он для него что-то значит.

Эвен кивает, потом перекатывается на спину и снова зевает. Он чувствует себя странно. Он не может сказать, грустно ли ему, счастлив ли он. И когда Исак придвигается ближе, касаясь его снова, Эвен ахает и забывает, как дышать.

– Мы можем ещё немного поспать? – тихо спрашивает Исак, прижимаясь щекой к груди Эвена, и это «мы» выбивает его из колеи.

Он отвечает не сразу, и сначала Исак не замечает этого, потому что снова обвивает Эвена руками и зарывается лицом ему в шею, практически душит его. И тогда Эвен наконец понимает, что чувствует – беспомощность, глубокую печаль.

«Я люблю его. Юнаса».