Текст книги "Огненный скит.Том 1"
Автор книги: Юрий Любопытнов
Жанр:
Исторические приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 31 (всего у книги 43 страниц)
Степан второй день плутал по улицам. Городок был небольшой, разбросанный по обеим берегам реки, с узкими улочками, в которые гляделись добротные деревянные дома. Лишь в центре были каменные здания, большей частью построенные в прошлом веке.
Тогда, взобравшись на платформу состава, Степан радовался удаче: дошёл-таки до магистрали и теперь товарняк уносит его всё дальше и дальше от постылого лагеря к новой жизни. Но уже через час-полтора понял, что на ветру и на морозе много не напутешествуешь. Он скоро окоченел, как мёрзлый пень. Руки не слушались, не грели ни валенки, ни новый полушубок.
Когда под утро состав подошёл к какой-то станции, совершенно задубевший от холода Степан оставил его. Бросив ненужный карабин и котомку с котелком в сугроб, налегке, разминая озябшие ноги, пошёл по улице, куда глаза глядят, пощупывая деньги, запрятанные в боковой карман полушубка.
Днём на окраине города он помылся в захудалой баньке при ткацкой фабрике, постригся и побрился в парикмахерской. У него оставалось немного денег, и он решил пообедать в какой-либо столовой. Присмотрев невзрачную забегаловку, направился к ней, но, сунув руку в карман, не обнаружил денег. Видно, поработал какой-нибудь карманник. Плюнув с досады, Степан нахмурился, не зная, как быть дальше.
Побродив по закоулкам, где редко встречались прохожие и решив, что в многолюдной толпе легче затеряться, он свернул к центру и очутился возле рынка. Такого большого он сроду не видел. На огромной площади кишмя кишел народ. В середине рынка были сделаны навесы с прилавками, где шла бойкая торговля молоком, сметаной, творогом, чесноком, луком, мясом, мёдом, картофелем. Но навесов не хватало, и торговцы располагались вдоль забора, около складских помещений.
В стороне, невдалеке от широкого прохода, Степан заметил большую толпу мужиков, которая стонала, выдыхала, колыхалась, заходилась в диком гоготе, как единое живое тело. Он подошёл к зевакам и увидел в центре светловолосого мужичка, не старого, в кубанке, заломленной на затылок, в тёплом пиджаке на вате. Перед ним стоял ящик, накрытый куском фанеры. В руке он держал три карты. Показав их, клал на фанеру рубашкой вверх и предлагал желающим угадать одну из них.
– Кто храбрый и глазастый? – вопрошал он и его хитрые глазки ошаривали толпу. – Угадает, выиграет сто рублей. Ну что – перевелись мужики денежные и азартные? Или баб боитесь? Удача нахрап любит, – кричал он, видя, что никто не подходит. – Доставай заначку! У кого есть талан, тот будет атаман.
– А-а, была не была. – Из толпы отделился мужичонко в рыжей шапке, в меховом полупальто. – Давай, кажи карты! Где наша не пропадала!
«Фокусник» показал ему карты и разложил их на ящике.
Мужик ткнул пальцем на среднюю.
– Вот она. Туз винней.
– Твоя взяла. – «Фокусник» приподнял карту и показал её обступившим ящик зевакам.
Толпа заколыхалась. «Фокусник» вытащил из кармана сто рублей и отдал выигрыш. Счастливый мужичонко взял, потёр между пальцев, спрятал в карман и затерялся в толпе.
– Кто следующий? – опять зазывал «фокусник». – Лови удачу.
– Давай игранём! – К «фокуснику» протиснулся худой чернявый парень с чисто выбритым лицом. – Попытаем судьбу, – усмехнулся он. – Показывай карту!
«Фокусник» разложил на фанере всё те же три карты, три туза. Перевернул.
– Угадывай!
Парень не долго медлил с ответом. Показал рукой.
– Вот с краю. Туз червей.
«Фокусник» перевернул карту, показал парню и толпе.
– Не повезло, – с сожалением произнёс он.
Парень в сердцах снял шапку, достал деньги, спрятанные под подкладкой, отдал «фокуснику».
– Попытай счастья ещё раз, – сказал тот ему.
Парень на секунду задумался, потом махнул рукой.
– Давай!
На этот раз он выиграл и, разгорячившись, стал продолжать игру. Его подбадривали зеваки из толпы:
– Давай, давай, сейчас повезёт!
Парень, красный от охватившего азарта, доставал новые купюры из шапки.
– Ах ты, опять сорвалось.
– Деньги ещё есть?
– Нету. Всё продул. Жена на корыто дала да валенки хотел купить…
– И просадил?
– Просадил, – выдохнул парень и сумрачный пошел прочь от «фокусника».
А зеваки толпились, напирали друг на друга, бранились и смеялись.
Степан заметил прыткого юнца в непомерно большой лохматой шапке, нахлобученной низко на лоб, казавшейся шире худых плеч. «Мухомор», – сразу окрестил его Степан. Юнец толкался в толпе, стреляя острыми глазами. На ногах были подшитые, с заплатками на голенищах валенки. На плечах мешковато сидел потёртый тёплый серый пиджак. Рукава были коротки, и он грел красные, как у гуся руки, в боковых карманах.
Степан несколько минут, стоя чуть поодаль от шумливой толпы, наблюдал за происходящим. Иногда играющих скрывала людская масса и тогда он искал новое место для обозрения. Увлечённый происходящим, он не заметил, как к нему подошёл Мухомор.
– Чего пялишься? – спросил он, не выпуская рук из карманов, подозрительно оглядывая белёсые штаны Степана, грязный полушубок, замызганную шапку с надорванным мехом.
– А нельзя интересоваться? – в свою очередь осведомился Степан, меряя взглядом юнца и определяя – не из органов ли он.
Вряд ли Мухомор был из органов. Лицо белое, без кровинки, нос, посиневший от холода, обветренные губы. Под носом скапливались сопли, и он их вытирал рукавом.
– А вот и нельзя, – ответил Мухомор на вопрос Степана. – За погляд деньги берут.
– Не много ли хочешь? – с вызовом ответил Степан и свысока посмотрел на парня. Тот не был похож на легавого и его нечего было опасаться. – Кто ты такой?
– Я из деревни Дудово, а ты, дурак, откудова? – с издёвкой проговорил Мухомор.
Степан внимательно оглядел щуплого мальца. Он слыхал такие приколы живя на хуторе, от деревенских. Были большие мастаки позубоскалить, подковырнуть с юмором, а порой с язвительным сарказмом да таким, что даже видавшие виды шутники уходили, вытирая слёзы от обиды.
– Я из села Балдать, могу и в морду дать, – ответил Степан.
Но произнеся эти обидные слова, пожалел, что сказал их. Мухомор свистнул, и из кучи, окружающей «фокусника», отделились трое парней и двинулись мальцу.
Степан быстро сообразил, что лучшим для него будет дать дёру. Он подступил ближе к воротам, пятясь задом, и огляделся, соображая, куда ему выгоднее бежать. Сзади к нему вразвалку шли ещё двое, отделившись от табачных ларьков. Все пути отступления были перекрыты. Оставалось одно – прорвать фронт. То, что у подходящих было отнюдь не миролюбивое настроение, было видно по их лицам, насупленным и сосредоточенным. На тех, кто приближался спереди, были длинные пальто с разрезами, несмотря на ветренную погоду нараспашку, и кепки, надвинутые на брови. Двое или трое дымили длинными папиросами, перекладывая мундштук из одного края губ в другой.
Степану вспомнилась песня, слышанная где-то на пути в лагерь:
Хулиганы все носят фуражки,
На фуражках у них ремешки.
Польта носят они нараспашку,
И наганы имеют они.
Впереди, прямо по фронту, шёл долговязый парень, одетый с намёком на щегольство: драповое пальто с поднятым воротником, вокруг шеи белое пикейное кашне, один конец которого небрежно переброшен через плечо. В хромовые сапоги со смятыми в гармошку голенищами заправлены широкие хорошо отутюженные брюки. Одну руку он держал в кармане пальто, другой небрежно бросал в рот жареные семечки, шумно сплевывая кожуру.
Оглядев приближающуюся шайку, Степан бросился на их строй по кратчайшему пути между двумя тщедушными на вид пацанятами, которые ни одеждой, ни видом не походили на гордых своих товарищей. Но ошибся. Те оказались проворнее его. Один подставил подножку, а второй, сходу, когда Степан падал, навалился на него, заламывая руки за спину со сноровкой, которой бы позавидовал опытный сыскарь. Подбежали остальные, сгрудились вокруг лежащего Степана.
Степан закрыл лицо руками, думая, что сейчас начнут пинать ногами. Но те бить не стали. Долговязый в кашне тихо свистнул и кивнул головой в сторону Степана. Того, взяв за воротник полушубка, встряхнули так сильно, что он чуть не вывалился из одежды, потом подцепили под мышки и волоком оттащили в ближайшую подворотню.
– Кто такой? – спросил долговязый, выплевывая Степану на лицо шелуху от семечек.
– Никто.
– На легавых работаешь?
– Если знаешь, чего спрашиваешь?
– Потому и спрашиваю.
– Сам ты легавый.
– Да он гусей гонит, – пробормотал стоявший рядом с долговязым парень.
– Ты…, – Степан хотел произнести дерзкое слово, но вовремя опомнился, посчитав, что не в его положении грубить.
– Пощупай! – обратился долговязый к Мухомору.
Тот нагнулся и вывернул наизнанку карманы степанова полушубка.
– Ничего нету.
– А в штанах?
– Тоже. Тряпка сопливая.
– Чего шаришь здесь? – спросил долговязый, в упор рассматривая Степана.
– А чего – смотреть нельзя?
– Это смотря, как смотреть, – рассмеялся долговязый, доставая из кармана очередную горсть семечек.
– Чего с ним делать? – спросил Мухомор.
– Оставь этого фрайера, – махнул рукой долговязый. – Дуй отсюда, пока не схлопотал, – обратился он к Степану, сверкнув белыми зубами. – А ты, – повернулся он к Мухомору, – не паникуй зря. Какого-то прыща принял за легавого.
– Семь раз проверь, один отрежь, – отпарировал тот, пожав плечами.
Компания удалилась. Остался Мухомор. С растерянным видом он рылся в карманах своего «зипуна» и не находил того, что искал.
– Бог наказал, – сказал Степан, поднимаясь и поправляя полушубок, ещё не зная, что потерял его обидчик.
– А ты не базлай! – ответил Мухомор. – Скажи спасибо, что без фингалов отделался. Шляются тут разные… —
И он стал внимательно осматривать затоптанный снег вокруг себя.
– Чего потерял? – миролюбиво спросил Степан, радуясь в душе, что всё обошлось благополучно.
Вообще-то эти урки могли ему накостылять так, что он и костей бы не собрал. Видал он таких сорвиголов на пересыльных пунктах, на этапе, в телятниках, идущих на восток. Редкий день не обходился без поножовщины. Ссоры вспыхивали по пустякам, за неверно сказанное слово, жест, кому-то не понравившийся. Он вспомнил и свою историю с карзубым.
– Не твоё дело, – отрезал Мухомор, давая понять, что с такими фрайерами он не связывается.
– Как знаешь, – ответил Степан.
Настроение у него было миролюбивое: хорошо, что не напоролся на милицию, а этих ему нечего бояться – из одного корыта едят.
Мухомор, сопя, нагнувшись, шагал взад-вперед на небольшом пятачке, всматриваясь под ноги.
Степан стал стряхивать приставший к штанине грязный снег и заметил блеснувший под ногой металлический предмет. Он стоял на кастете.
– Накулачник что ли потерял? – спросил он Мухомора, прикрывая находку ногой.
– Откуда знаешь? – встрепенулся Мухомор.
– У тебя карман худой.
– Карман-то дырявый, а откуда знаешь, что там лежало?
– На, возьми своё. – Степан поднял и протянул Мухомору кастет.
– Во, ё, нашёлся! – обрадованно воскликнул Мухомор, принимая кастет из рук Степана.
Они услышали сильный шум на базаре, словно с рёвом накатилась морская волна. Оба повернули головы. Толпа вокруг «фокусника» заколыхалась и стала растекаться по сторонам. Мухомор глубже надвинул шапку на лоб.
– Видно, легавые объявились. – Он подобрался, как зверь перед прыжком. – Тикать надо!
– Шу-у-уба! – пронеслось над толпой, и после этого крика все бросились врассыпную.
Степан озирался по сторонам, ища место, куда бы нырнуть. На рынке раздались милицейские свистки.
– Дуй за мной! – проговорил Мухомор и побежал из подворотни влево, между нагромождениями киосков и лавчонок, приютившихся под боком у рынка.
Степан последовал за ним. Однако не успели они пробежать и нескольких шагов, как путь им преградила группа из пяти-шести человек, несущихся во весь опор.
– Легавые сзади, – прокричал кто-то из них. – Вали отсюда!
Мухомор со Степаном присоединились к этой группе и уже выскочили на параллельную рынку улицу, как увидели впереди себя нескольких милиционеров. Бежавшие бросились кто куда. Степан проскочил через цепь милиционеров, Мухомора зацепили за полу его ватника и Степан подумал, что тому каюк – задержат. Но Мухомор выскользнул и помчался по тротуару, догоняя Степана. За ним следовало трое милиционеров.
Мухомор догнал Степана. Он тяжело дышал, шапка ежесекундно сползала на лоб и приходилось поправлять её.
– Сворачивай вон в тот переулок, – на ходу, задыхаясь, проговорил он. – Там сквер…
Степан свернул и через десяток шагов увидел каменную ограду, местами обветшавшую и потрескавшуюся. С ходу подпрыгнув, он уцепился за верх, подтянулся и оседлал стену. К ограде подлетел и Мухомор. Его настигал милицейский. Он был в два раза выше Мухомора и шаги были в два раза шире.
У ограды он настиг беглеца и схватил за воротник, потянув на себя. Мухомору приходил конец. Он и сам это почувствовал. Степан увидел его растерянные жалкие глаза. Он мог бы спрыгнуть с ограды и убежать. Перед глазами на миг мелькнул лагерь, сторожевые псы, колючая проволока, подъём в любую погоду, тычки в спину, грязные шутки и он уж было занёс ногу, готовясь спуститься с обратной стороны стены, но что-то остановило его, наверное, забитый вид Мухомора. Под рукой оказался кирпич, выкрошенный из ограды. Степан схватил его и опустил на голову милицейского. Тот отпустил Мухомора и кулем свалился возле ограды.
– Давай руку! – проговорил Степан, свешиваясь к Мухомору. – Давай быстрее, потом будешь разглядывать его…
Мухомор протянул руку и скоро сидел на ограде рядом со Степаном.
– Здесь несколько выходов, – пробормотал он, вытирая мокрое от напряжения и быстрого бега лицо. – Идём вон под ту арку. Там нас не возьмут…
Они спрыгнули в снег и вступили под арку, прошли её, свернули и очутились на другой улице. Здесь пошли не спеша, рядом друг с другом.
– Здешний? – спросил Мухомор, уважительно поглядывая на высокого Степана.
– Не-е.
– А как сюда попал?
– Долго рассказывать.
– А всё же?
– Проездом.
Мухомор оглядел его, надул губы.
– Не хочешь говорить, не говори. – Но любопытство брало верх и он снова спросил: – Откуда едёшь?
Степан криво усмехнулся.
– Оттуда. – Он неопределенно махнул рукой.
– Как знаешь. – Мухомор, казалось, не обиделся на такой ответ Степана. – Значит, есть, что скрывать. – Он внимательно оглядел спутника. – А здорово ты его шмякнул по кумполу, – вспомнил эпизод с милиционером.
Мухомор юркнул в пролом забора. Степан за ним. Попетляв между сарайчиками, сбитыми из коротких тесин, видимо, от разбитых ящиков, почерневших и трухлявых, они вышли на пустырь, занесённый снегом, из-под которого торчали верхушки прошлогодней сухой крапивы и осота.
– Теперь сматывайся, откуда пришёл, – сказал Мухомор, останавливаясь. – Нам не по пути.
– Как к вокзалу выйти? – спросил Степан, потерявший всякую ориентировку.
– А ты чего – путешествуешь?
– Приходится, – ответил Степан, дуя на голые руки.
– На паровозе? – ухмыльнулся Мухомор и с любопытством взглянул на своего спасителя.
– Когда как придётся.
Степан замёрз. Несмотря на тёплый полушубок и быструю ходьбу, он не согрелся и лицо приобретало синюшний цвет. Он не ел со вчерашнего дня и его подташнивало. Иной раз волна тошноты так подкатывала, что он сразу слабел, ноги становились ватными, в глазах кружилось. И на этот раз его так сильно замутило, озноб прошёл по телу, и он опустился в снег.
– Ты чего? Ты чего это… вытворяешь? – Мухомор нагнулся и потряс Степана за плечо.
Тот открыл глаза. Сначала они были пустыми, ничего не выражающими, потом прояснились.
– Я полежу, – проговорил Степан. – Проваливай!
– Ишь, заговорил! У тебя что – падучая?
– Сам ты… – Степан подобрал в щепоть снегу и кинул в рот. В животе сильно забурлило.
– Э-э, – смекнул Мухомор. – Мы-с не жрамши-с. Сколько же ден?
– Не считал.
– А я подумал сначала, что ты на легавых работаешь.
Степан молчал.
Мухомор порылся в кармане и протянул ему зачерствелый пряник:
– На, пожуй!
От пряника пахло табаком, его облепляли махорочные крошки, но Степан не обратил на это никакого внимания и с такой жадностью накинулся на него, что Мухомор совсем затеплел.
– Я знаю, что это такое, не жрать сутками, – доверительно проговорил он. – Ты хоть откуда? Если не хочешь, не говори.
– Оттуда. – Степан указал на восток.
– Ты кто – зек?
– Какое тебе дело. Какой вьедливый попался.
– Отмантулил срок? – не обращая внимания на слова Степана продолжал Мухомор.
– До конца срока, как до Москвы по шпалам…
– Ну ты даёшь! Сбежал? – Мухомор, казалось, зауважал Степана ещё больше. – А не врёшь?
– Не веришь – не спрашивай.
Мухомор, прищурившись, взглянул на Степана.
– Если бы ты легавого не укокошил одной левой, не поверил бы ни за что. Но как ты его долбанул!..
Степану был неприятен разговор о милиционере, если не убитым им, то во всяком случае, покалеченным, и он резко сказал:
– Если бы не долбанул, сидел бы ты сейчас в кутузке.
– В этом ты прав. Как тебя зовут?
– Степаном.
– А меня Захаром. – Мухомор сдвинул шапку на затылок. – Хватит лежать. Подымайся! Пойдёшь со мной.
– Это куда ещё?
– Не бойся, не к легавым. Место у меня тут недалеко одно есть. Так как? Пойдёшь? – Он протянул ему руку.
Глава пятнадцатая «Сбонди, малый!»Шли закоулками, окраиной города. Снегу было много, и у ворот и калиток возвышались большие сугробы. Узкие улицы, блестевшие от полозьев саней, кое-где были присыпаны сеннной трухой. Воробьи, поскакивая на негнущихся ногах, искали корм, собираясь стайками. Улицы были пустынными. Только у большого пятистенного дома с затейливыми наличниками Степан увидел лошадь, запряжённую в сани, лениво дёргающую сено из копны, стоявшей за проломом забора.
Чем дальше они шли, тем реже становились дома и тем неказистей они были на вид, меньше и приземистей. Узкая улица перешла в дорогу, а скоро и дорога исчезла и только небольшая, извивающаяся, как змея, тропинка вилась среди городской окраины. Впереди особняком стояло двухэтажное здание из красного кирпича с полуснесённой ветром крышей.
– Сюда! – махнул рукой Мухомор и повёл Степана по переметённому пустырю к красному зданию.
Мела позёмка. Узкие арочные окна без рам уныло глядели на пустырь.
Подойдя к каменной развалюхе, Мухомор вошёл внутрь в широкий проём, видимо, раньше были ворота, и нырнул вниз. По полусгнившему настилу прошли несколько шагов и очутились в низком квадратном помещении, потолок которого поддерживали колонны с отбитой штукатуркой. Пол был завален хламом и мусором, смёрзшимся и покрытым снегом, который задувало в разбитые окна. Ветер шевелил обрывки бумаги.
Протиснувшись в узкий проход в стене, Мухомор сказал Степану:
– Прыгай за мной!
Степан боком, цепляясь за кирпичи, протиснулся в отверстие, ободрав полушубок, и спрыгнул на что-то мягкое. Как оказалось, это была трухлявая солома. Отсюда начинался тёмный туннель или коридор. Запахло плесенью и сыростью.
Прошли коридор – Степан удивился, как свободно Мухомор ориентировался в сплошном мраке, – и вышли в большое помещение. Что это не коридор, Степан понял потому, что стало легче дышать и шаги отдавались отчётливее и звучнее.
– Смотри под ноги, – наставительно сказал Мухомор, хотя не зги не было видно, сколько Степан не напрягал зрение, пытаясь что-то разглядеть.
Наощупь он последовал за спутником и, пройдя несколько шагов, ткнулся ему в спину. Мухомор толкнул незаметную дверь, и они очутились в просторном со сводчатым потолком подвале.
Здесь было тепло и светло. Свет исходил из небольшого оконца под потолком и открытой дверцы буржуйки, в которой ярко горел огонь. Возле буржуйки были настланы доски. На них были брошены рваные соломенные матрасы, на которых сидели трое пацанов, игравших в карты, четвёртый с кочергой возился у печки. Все они походили на Мухомора – оборванные, грязные, лет по 15–16.
Ребята с картами были разгорячены игрой. Потные лица блестели и были красными, то ли от азарта, то ли от жарко горевшей буржуйки.
– Ну кто так ходит, лапоть! Ты чего – не замечаешь, какие у него карты остались? Сейчас влестишь.
– Кто знал, что у него король.
– Думать надо. Все ж короли вышли, кроме червонного, значит, он у него, лопух!
Они перестали играть, бросив карты, и уставились не столько на Мухомора, сколько на Степана.
– Кого привёл, карась? – спросил Мухомора пацан, отчитывавший своего приятеля за плохую игру.
На вид он был постарше остальных. Звали его, как позже узнал Степан, Хамса.
Рядом в отгороженном досками помещении, у них был наблюдательный пункт: в стену была встроена вентиляционная труба, выходившая наружу. Из неё просматривался подход к тому месту, откуда начали свой путь в подвал Степан со своим спутником.
– Много будешь знать, скоро состаришься, – назидательно ответил Мухомор на вопрос Хамсы, а потом добавил, чтобы сгладить своё высокомерие: – Корешка своего. Понял? Пожрать есть чего?
– Печёная картошка.
– Давай сюда! По тому, как бросились исполнять просьбу Мухомора, Степан понял, что он у них здесь главный.
Ему подали, откинув матрас, несколько печёных картофелин с чёрными обугленными боками.
– На, бери! – протянул Степану три большие картофелины Мухомор. – Лопай, пока с голоду не помер.
Он отодвинул сломанную дверцу большой тумбочки, похожую на те, что стоят в общежитиях, и достал начатый каравай хлеба. Отломил краюху, протянул Степану:
– Жуй! Сытнее с хлебом будет.
Степан с жадностью, которой не ожидал от себя, чуть-чуть содрав кожуру, умял картофелину вместе с хлебом. Глаза его блестели, как у лихорадочно больного человека.
На буржуйке стоял чугунный чайник. Он вскипел и из отбитого носика шла тонкая струя пара. Мухомор налил в видавшую виды закопчённую кружку кипятка и поставил перед Степаном.
– А чаю нет? – спросил он у пацанов, молча созерцавших эту картину.
– Ещё не сбондили, – за всех ответил тщедушный паренёк с пронырливыми глазами и сопливым носом.
– Вот сегодня и сбондишь, – сказал ему Мухомор, тщательно пережёвывая хлеб.
Пока Степан управлялся с едой, запивая кипятком, Мухомор отвёл ребят в сторону и о чём-то им рассказывал. До Степана долетали отдельные фразы. Судя по услышанным словам, речь шла о нём.
– Мильтон меня ка-ак рва-а-анёт за ногу, я чуть не слетел, а он взял кирпич да как хва-атит того по голове… Мильтон меня и выпустил. Ну а мы дай Бог дёру…
Пока он рассказывал, подростки с интересом поглядывали на Степана.
– Пошамал? – спросил Мухомор своего спасителя, возвратившись к печке.
– Как видишь, – ответил Степан, вытирая рот рукой.
– Огольцы, чего опять расселись! А ну освободи человеку место. Пусть отдохнёт. – Мухомор обернулся к Степану. – Вот ложись поближе к печке, теплее будет.
Степан не стал отказываться. Прилёг на матрас, брошенный на доски.
– Давно выбираешься? – спросил его Мухомор, присаживаясь в ногах.
– Месяца четыре.
– Ничего себе!
Мухомор ещё что-то спрашивал, Степан слышал его, но ответить не мог: сладкая дрёма овладела им, обволокла тело, оно стало лёгким, воздушным. Он сначала улавливал обрывки разговора, потом они слились в неразличимый шум, а затем и он пропал – Степан заснул крепким сном, каким давно не спал.
Проснулся он от громких голосов. Протерев глаза, посмотрел по сторонам. Буржуйка ярко пылала, вокруг неё расположились пацаны во главе с Мухомором.
– Проснулся? – спросил Мухомор, видя поднимающегося Степана. – Долго ты проспал.
– А как долго?
– Так уж утро…
– Утро? – Степан потянулся. – Неужели так долго спал?
– Иди сюда! Гулять будем.
– Гулять!
– Не переспрашивай. Видишь банки хвостики на столе?
На листе фанеры перед печкой было разложено целое богатство: круг сыра, колбаса, хлеб, печенье, несколько плиток шоколада, консервные банки и две бутылки водки с сургучовыми головками. В доску, на которой резали хлеб и другие продукты, был воткнут большой нож.
– Откуда это? – спросил Степан, обводя глазами оборванных подростков.
– Потом узнаешь, – важно ответил Мухомор. – А когда зовут – иди! Я же не спрашиваю, откуда ты такой взялся.
Степан был бы олухом, если бы отказался от приглашения: он почти год не ел колбасы, забыл запах сыра, а про водку и говорить не стоит, хотя большого удовольствия от неё не испытывал. При виде этих яств у него слюньки потекли.
Мухомор нарезал сыра, колбасы, хлеба, открыл банки с рыбой. Ребята подставили кружки и он им плеснул водки. Налил себе и Степану.
– За нашу ночь! – торжественно провозгласил он и поднял свою кружку.
– Ура-а! – заорали пацаны, выпили, как заправские пропойцы, и набросились на закуску.
Скоро стол опустел и все улеглись на доски отсыпаться.
Вечером Степан увидел парня в белом кашне. Одет он был попроще, но дорогим одеколоном веяло от него за версту. Его звали Шкет, хотя на худосочного он не походил, высокий и крепкий. Он о чём-то потолковал с Мухомором, поглядывая на Степана. Потом ушёл, брезгливо сторонясь облупленных и пыльных косяков двери, боясь запачкать своё драповое пальто.
Через день Степан узнал, откуда у пацанов продукты, хотя догадывался, каким путем они приобретаются. Он оказался в компании воров.
Обычно вся братия днём отсыпалась, а ночью выходила на дело. При очередном прибытии Мухомор сказал Степану:
– Хватит отлёживаться, а то быстро пузо отожрёшь. Сегодня пойдёшь с нами.
Степан обиделся за такие слова в свой адрес, но подавил обиду, потому что Мухомор сказал правду – он ничего не делал, кроме поддержания огня в печке – и спросил:
– А куда?
– Держать верблюда. На шухере постоишь. С собой тебя брать нельзя – слишком велик вымахал…
Ночью все до одного вышли из убежища. Степан с наслажднением полной грудью вдохнул морозного воздуха – три или четыре дня, проведённые в подвале, ему наскучили, хотелось чем-либо занять себя.
С полчаса они пропетляли по закоулкам, пока Мухомор не остановился на углу широкой улицы. Догадки Степана в отношении рода деятельности ребят полностью оправдались.
– Встанешь здесь, – сказал Мухомор Степану. – Если кого увидишь, подашь сигнал.
– Чего мне – свистнуть?
– Свистеть не надо. Просто крикнешь: «Егор!». Мы будем знать, что кто-то идёт. И не маячь посередине улицы, встань к стене – отсюда три стороны просматриваются.
Мухомор расставил троих на стреме, а сам с двумя другими скрылся в переулке. Кража прошла спокойно. Была ещё глухая ночь, когда они вернулись в подвал. Из мешков высыпали награбленное. Наверное, брали квартиру, потому что Степан увидел женскую шубку, котиковое манто, столовые приборы, какие-то фарфоровые безделушки, несколько отрезов сукна.
– Завтра отдадим Козырю, – сказал Мухомор, ложась на доски и блаженно улыбаясь. – Пусть сбагривает.
Так прошли остатки зимы. Наступил март. Ночами сильно подмораживало, а днём припекало солнце, капала звонкая капель, воздух был густым и был насквозь пропитан дремотной немотой. По всему чувствовалось, что весна не за горами.
Мухоморовская когорта скучала. Хорошего дела не было, а по мелочам им не хотелось работать. Все считали, что если заваливаться, то по-крупному. Главарь где-то целыми днями пропадал, а когда приходил, был скучным и вялым.
Но однажды он пришёл в приподнятом настроении: глаза смеялись, уголки губ тянулись кверху, физиономия источала крайнюю степень удовлетворения. Ни слова не говоря, из-за пазухи вытащил узкую пилу, применяемую при резьбе наличников, и коловорот.
Пацаны обступили его, ожидая, что он скажет.
– Сегодня идём, – громко сказал Мухомор.
Пацаны весело зашумели, предвкушая очередное опасное приключение.
– Магазинчик тут есть один на отшибе, – рассказывал Мухомор Степану, греясь у буржуйки. – Стоит над оврагом. Я его ещё летом присмотрел…
Степан не выказал ни капли удовлетворения, даже интереса не проявил.
– Ты что такой… злой? – спросил Мухомор, окинув Степана испытующим взглядом, словно хотел прочитать его мысли.
– Да сколько я с вами валандаться буду. Мне надо документы искать да отваливать.
– А здесь что – плохо? Дюбнул, пожрал, поспал, чем не лафа.
– Мне ехать надо.
– Куда? Где тебя ждут? В тёплых краях?
Степан пожал плечами. Его и в самом деле нигде не ждали. Мухомор покачал головой, но ничего не сказал.
Когда наступила ночь, выбрались из подвала. Было темно. Сквозь редкие облака проглядывали звёзды. Вдали нехотя тявкали собаки… По крепкому насту, как только вышли на окраину города, Мухомор повёл свою команду к магазину. Миновали занесённые огороды, где из сугробов торчали оттаявшие концы изгородок, пересекли мелкий овраг.
Магазин, действительно стоял на отшибе, в километре от города, на окраине небольшого посёлка, скорее, деревни. Его задняя часть выходила к оврагу. Был он бревенчатый, с крепкими стенами и крышей. «Как они в него залезут? – раздумывал Степан. – Замок своротят или окно разобьют? А где сторож?»
Но Мухомор не стал делать ни того, ни другого. У него был свой план, не даром он захватил с собой пилу и коловорот. Пацаны стали разбирать под крыльцом подбор, чтобы проникнуть в подполье. Степану всё это время, когда он ходил с ними на дело, поручалась не слишком важная работа – он или стоял на стреме, или, как взрослый и наиболее сильный из всей разбойничьей артели, таскал ворованное. Ему нагружали мешки наперевес и он, как тягловая лошадь, тащил их в подвал. На этот раз ему поручили также относить ворованное от магазина в сторону на условленное место.
Продолбив землю под стеной, пацаны вытащили чурбаки, на которые опирался нижний венец, и двое самых тщедушных, сняв верхнюю одежду, протиснулись в подполье, посвечивая себе маленьким фонариком. Хамса коловоротом просверлил в половицах отверстия, а его напарник, просунув в них пилу, выпилил два куска доски и они пролезли внутрь. Через несколько минут стали подавать ворованное. Степан таскал туго набитые мешки в указанное Мухомором место недалеко от дороги. Улучив момент, спросил его:
– А что в магазине и сторожа не было?
– Почему? Был.
– А теперь?
– Теперь нет. Этим делом не мы занимаемся.
Из темноты возникла фигура человека в тёплой стёганке с поднятым цигейковым воротником, в меховой шапке с опущенными ушами. Лица не было видно. Степан замер от неожиданности, подумав, что их накрыли. У него похолодело внутри. Но Мухомор поспешил успокоить его, увидев, как сжался Степан, словно боялся получить сильный удар.
– Не бойся, – сказал он. – Это свои.
Возникший из мрака человек позвал Мухомора, тот подошёл к нему, и они с минуту о чём-то тихо поговорили.
– Что за мужик? – спросил Степан, когда Мухомор вернулся к нему, а незнакомец исчез за кустами.
– Сказал, свои. Ты таскай, знай, мешки.
Назад пацаны во главе с Мухомором шли кружным путём, стараясь запутать следы, хотя вряд ли они оставались на крепком, как доска, насте. Из этой операции Степан вынес наблюдение: пацаны работают не самостоятельно, а вместе со взрослыми ворами под их руководством.
Как-то Мухомор, отведя Степана в сторону, сказал:
