Текст книги "Огненный скит.Том 1"

Автор книги: Юрий Любопытнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 43 страниц)

Вспомнив это, он с замиранием сердца огляделся. На дворе валялись обвитые травой жернова, плотину прорвало или весной, или после ливневых дождей и в пролом устремлялась вода, с шумом сбегая вниз.

Антип остановился. Ахметка тоже, опустив мешок на землю.

Когда-то здесь весело крутилось мельничное колесо, журчала вода, в водоёме, ближе к берегу, желтели кубышки, пели птицы, мычали коровы, одним словом, шла жизнь, а теперь сгнившая мельница, заросший двор навевали печаль и тоску. «Неужели так всегда было, – подумал Антип Маркелыч. – Одно поколение уходит и не оставляет после себя ничего, кроме развалин, в которых когда-то бурлила жизнь. И его хутор, судя по всему, придёт в запустение. К этому и идёт, раз он сам хочет бросить его ради сундука».

– О чём задумался, Антип Маркелыч? – спросил Ахметка, видя сосредоточенное лицо хозяина.

– О суете жизни. Работаешь, работаешь, а потом кто-то приходит и всё достается ему. Всё идёт прахом. Ждёшь одного, а получаешь другое. – Он плюнул и направился к избе.

В избе, примыкавшей к мельнице, крыша провалилась, сквозь дыры сочился предутренний свет, углы были затканы в несколько слоев паутиной. Пол прогнил, трещал и прогибался под ногами.

Антип взял топор, спустился в подпол и стал рыть яму под опечком. Потом, устав, передал топор Ахметке. Они положили в яму завёрнутые в промасляную шинель винтовки и револьверы, патроны к ним, засыпали землей и утрамбовали. Когда вылезли из подпола, сдвинули половицы на прежнее место.

– Ну вот, – сказал Антип Маркелыч, отдуваясь. – Одно дело сделали. Здесь не найдут. Пошли на хутор.

На краю поляны он оглянулся на мельницу, вздохнул и пустился догонять Ахметку.

Глава третья
Конец банды

Было раннее утро, когда к дому председателя недавно организованного колхоза «Большевик» Семёну Воронину на разгорячённой лошади прискакал верховой. Он осадил жеребца у калитки палисадника и, не слезая с седла, закричал, что есть мочи:

– Председатель?! Председатель!

На порог в исподнем вышел Воронин, одной рукой потирая небритый подбородок, другой закрывая прореху на подштанниках. Он совсем недавно был избран председателем и ещё не привык к новой должности. В верховом узнал Игната Карева из соседней деревни Дурово.

– Чего орёшь? – строго спросил, как подобает в таких случаях человеку, наделённому большими правами и полномочиями. – Всю деревню всполошишь! Чего приехал?

– Председатель, – уже тише сказал Игнат. – Ивана Колыбелина убили.

– Ивана?! – Рука с прорехи взметнулась к голове. – Милиционера нашего?

– Его.

– Когда же?

– Да вот… недавно.

– Когда недавно?

– Когда, когда? Недавно. Не знаю, когда недавно. Жена его поутру пошла к скотине, а он… в хлеву у овец лежит зарезаный.

– И Дунька ничего не слыхала?

– Говорит, не слыхала.

– Вот те, кочерыжкину мать. – Воронин нахмурился.

– Впросонках помнит она, что Иван вставал. Ну на двор, подумала, по нужде, повернулась на другой бок и опять заснула. Утром глаза открыла – лежит одинёшенька: опять Иван спозаранок поднялся, решила. Неймётся ему работу справлять. Пошла во двор, а он в хлеву… зарезанный.

– Это дело рук банды Бредуна, – резюмировал Семен. – Знамо, они. Больше некому… В район надо сообщить. Послать бы кого надо, а Игнат?

– Наши уже послали Митьку Кандыбина.

– Хорошо, что послали. Ладно, езжай! – Воронин вздохнул: – Ты сказал, а меня будто по голове обухом. – Он пятернёй почесал спутанные волосы.

Игнат повернул лошадь и поскакал в обратный путь.

– Чего Игнат приезжал? – спросила Семеёна жена из сеней.

– Колыбелина убили.

Жена ойкнула:

– Ваньку Колыбелина убили! Кто же это?

– Кто, кто! Знамо, Бредун. Больше некому. Твой бывший ухажёр.

– Ладно вспоминать-то, – обиделась жена. – Он мне никогда не нравился… – И ушла на кухню.

«Опять эта банда Бредуна, – думал Семён. – Сколько крови эти бандиты пролили?! То лавку огрябят, то овин подожгут, то убьют активиста. И главное, неуловимые. Знают их все, но не трогают – боятся. Пьянки себе в чайных устраивают после грабежей и поджогов и опять пропадают до следующего разбоя. Руководит всем этим Бредун, а попросту Федька Бредунов из Дурова… Где-то они хоронятся. Из района специально милиционеров присылали, целый отряд – всё прочёсывали, до болот дошли, а бандитов и следа нет. Неужто в болотах прячутся, среди топей и трясин, как староверы когда-то? Но не с лошадьми же! Нашли, правда, в лесу землянку, но в ней давно никто не жил, не обитал. Одни позеленевшие стрелянные гильзы револьверные да полусгнивший сапог и остались от лесного жителя».

В селе была Спасская церковь, почему и село называлось Спас-на-Броду, жил священник с матушкой в большом с крышей под железом доме, с амбарами, клетями, погребами. Одно время полагали, что он приют даёт бандитам, но потом оказалось, что это ложные домыслы.

Был ещё в округе странный человек, которому не доверяли, Антип Маркелыч Загодин. Жил на своем хуторе обособленно. Советскую власть ненавидел, хотя внешних признаков этой ненависти не проявлял. Но не пойманный не вор. Однажды кто-то видел Бредуна на его вороном жеребце Ширке. Подумали, что хуторянин оказал услугу Бредуну – подарил ему коня. Проверили, оказалось, что в городе имеется его жалоба на главаря бандитов, что де Бредун угнал его жеребца, и Антип Маркелыч просит оказать содействие в возвращении племенного животного домой.

– Сучонок паршивый, – честил он при всяком случае в присутствии сельчан Бредуна. – Попадётся – ноги выдеру, оглобли вставлю.

На него это было похоже. В молодости был яр, что медведь разозлённый. Под горячую руку лучше было не попадаться. Хозяйство имел справное. В конюшне было 12 лошадей, держал овец, коров, пахал и засевал не одну десятину земли. Рядом с хозяйским домом располагалось несколько сараев, амбаров, конюшня, была молотилка с конным приводом, кузница с двумя горнами, конная шерсточесальная машина, конные сенокосилка и сеялка, жатка-самоскидка. Когда начали организовывать колхоз, он отдал большую часть инвентаря и скотины вновь испечённому хозяйству. Знавшие его только рты поразевали – кулак без принуждения имущество в колхоз отдал. Ну и дела! Не таков был Антип Маркелыч, чтобы без пользы для себя такие фортеля выкидывать. Есть что-то у него на уме… Однако кто-то поддержку бандитам оказывает, почему до сих пор и гуляет Бредун. Правда, поредела банда. Трое остались.

Это вспомнил председатель, собираясь в правление. Оно располагалось в левом торце бывшего господского дома помещика Олантьева. В остальной части размещалась сельская начальная школа.

На правлении разразился жесточайший диспут. Дымя цигарками, мужики разошлись в мнениях. Одни говорили, что банду надо изловить всем миром, другие, наоборот, полагались на районные власти.

– Что мы с пугачом на них пойдём или с дубьём?

– Да их всего-то, говорят, трое осталось. Не справимся что ли?..

– У Бредуна наганы, винтовки, пулемёт есть. Что мы сделаем с голыми руками?

– Да и мы найдём пару берданок. Из соседних деревень мужиков подключим…

– В городе есть для этого органы, пусть они и ловят, а мы… Наше дело на поле работать.

– Что ж так сидеть и ждать, кому следующему голову отвернут? – спросил Воронин.

Мужики молчали, вдоволь наговорившись, уткнув головы в стол.

Не добившись никакого решения, Семён распустил правление.

– Колхоз, а сообча ничего не хотим делать, – подчеркнул он, вовсю сердитый, аж закраснели скулы. А немного отошедши, кинув выходившим в двери: – Держите ухо востро. Чтоб никакой промашки! А то подожгут скотный двор или школу. Поняли?

– Что тут не понять, – надевая картузы, вразнобой ответили мужики.

Оставшись один, Семён встал из-за стола, подошёл к окну, смотрел на удалявшихся членов правления. Колхоз дело для него новое, а тут Бредун со своей бандой. Ума не приложишь, что надо делать.

На следующий день Воронин заложил лёгкую бывшую барскую бричку и поехал в Верхние Ужи к районному начальству. В райкоме его успокоили, сказав, что меры принимаются и скоро банда Бредуна будет изловлена и предана суду.

«Легко сказать – привлечена к суду, – подумал Воронин. – Ровно год как беспрестанно гоняетесь за ней, а пожары и убийства не прекращаются», – но вслух ничего не сказал, по мужицкой привычке полагая, что начальству виднее.

Через неделю после очередного бандитского налёта на сельскую лавку в одной из деревень, из города приехал нарочный и передал Семёну пакет. В письме конфиденциально за подписью председателя райисполкома сообщалось, чтобы Воронин с двумя надёжными людьми под благовидным предлогом отправился в город для получения дальнейших разъяснений на месте.

Приказ есть приказ, власть нельзя ослушаться, и Семён, взяв с собой двух мужиков активистов, которым он доверял, отправился в Верхние Ужи.

В райисполкоме, располагавшемся в старом здании города, после революции реквизированном у купца Мефодичева, в большой зале, где проходили заседания, собралось человек двадцать, все с окрестных деревень. Выступал представитель ГПУ, который сообщил, что собрали их для помощи в деле поимки банды Бредуна. Он сказал, что по сообщению их осведомителя, бандиты сегодня к вечеру должны собраться на очередную пьянку в одной из трёх сельских чайных. Так как в наличии бойцов органов правопорядка не хватает для захвата бандитов, собравшихся отрядят в помощь милиционерам.

– А оружие дадут? – выкрикнул кто-то из залы.

Скрипя ремнями портупеи, выступавший вышел из-за стола, пригладил коротко подстриженные чёрные волосы.

– Дадут, товарищи.

– Это уж ясное дело, – сказал всё тот же голос из залы. – А то с кулаками на Бредуна не выйдешь.

– После операции выданное оружие вы должны будете сдать, – добавил представитель ГПУ.

Разбились на группы. Пять человек вместе с Семёном и двумя милиционерами отправились в село Острожское за 20 верст к северо-западу от Верхних Ужей в одно из мест предполагаемого сборища. Ещё два отряда уехали в другие сёла.

До Острожского добрались к полудню под видом мужиков, едущих с базара и решивших после хорошей продажи овощей со своего подворья повеселиться в чайной.

Чайная была в центре села в приземистом рубленном доме со светёлкой, с наличниками, изукрашенными затейливой резьбой, огороженная спереди низким палисадником. В обязанности приданных в помощь милиции мужиков входило прикрытие дорог, по которым, возможно, будут отступать бандиты. Был приказ, если бандиты будут оказывать сопротивление, стрелять без предупреждения. Каждому было выдано по револьверу. Семён вместе со своим напарником занял место неподалеку от крыльца чайной, сбоку. Там, между строением и оградой соседнего дома, был проход, ведущий на задворки к хозяйственным постройкам.

– Ну что мы здесь торчим, – возмущался Семён, тридцатипятилетний мужик с круглым добродушным лицом. – Открыто торчим. Что они – олухи! Пять праздных мужиков вокруг этого заведения. Враз смекнут. Здесь столько народу и в праздники, наверно, не собирается.

– А что делать? – спросил его напарник односельчанин Федька Белоусов.

– Чо, чо! Сам не знаю. Прятаться надо лучше. Может, сюда приедут.

Он оказался прав. Ближе к вечеру в конце дрёмной, будто вымершей деревне, раздался конский топот. Семён выглянул из-за забора:

– Трое верховых. Прячься!

Они раздвинули несколько осиновых жердей и протиснулись по другую сторону забора в заросли высокой крапивы и лопуха.

Не доезжая чайной всадники остановили коней. Один из них галопом проскакал до конца села, потом вернулся и что-то сказал товарищам. После этого все трое подъехали к чайной. Один из них был Бредун. Его Семён узнал сразу: фуражка на бровях, из-под неё сверкали вёрткие глаза, беловатый шрам сползал от краешка губы вниз к подбородку – отметина, полученная им в молодости кнутом.

Бредуна Воронин знал хорошо. Ещё бы не знать! Он был ровесник Семена или чуть постарше – на год, полтора. В детстве с грехом пополам после окончания двух классов приходской школы, Семёна не по лености или тупоумию, а по причине безысходной бедности, отец с матерью отдали в услужение Антипу Маркелычу Загодину, набиравшему хозяйственную силу на своем хуторе за харч бесплатный, крышу над головой, обувь и одежду, которую хозяин давал два раза в году. Сначала Сёмка был мальчиком в лавке хуторянина, а потом, когда подрос определил его хозяин за мелкие огрехи в подпаски. Да какие огрехи! Невоздержан был Сёмка на язык. Два раза сдерзил Загодину и был низведён до подпаска, с напоминанием, что если и впредь будет ослушиваться и перечить хозяину – отправит к отцу с матерью. А это было хуже смертного бою. Сёмка знал, что до невозможости были рады родители, что пристроен сын – от лишнего рта избавились.

Два или три года был он в подпасках. Стукнуло ему уже семнадцать. Начал женихаться. Приглядел себе девку ровесницу Настю, дочку крепкого крестьянина Акима Петровича Веселова. В те годы на деревне без посиделок не обходилось. Зачастил на эти вечеринки и Бредун, живший в соседней деревеньке Дурово. А зачем зачастил? Настя ему приглянулась. Семён кто? Голь перекатная. А у Бредуновых была валяльная мастерская, держали работников, жили справно. Хоть Воронин и ростом вышел и видом, но за душой ни гроша, а родителям невесты в первую очередь не удаль да вид нужен, а достаток чтоб был, чтобы не мыкались потом по белу свету с сумой. Не пожелают же они лиха дочери жить в нищете. А с лица не воду пить. Поэтому чувствовал Семён, что родители Насти тихонько нашёптывают дочке, чтоб она не особенно с Ворониным невестилась, и другие женихи есть, чтоб вела себя так, как подобает дочери зажиточного крестьянина.

Престолы в деревнях справлялись шумно и весело, гуляли по нескольку дней, забросив на это время хозяйские заботы. Тогда справляли свой главный праздник – Спаса Нерукотворного. На праздники приходили, как всегда парни из соседних деревень, кто к родственникам, погостить, попить, поесть, повеселиться, кто к друзьям и знакомым, кто невесту поискать, кто озорство или удаль показать. Без мордобоя ни одно такое празднество не проходило. По пустяку сцеплялись парни из разных деревень. Такие драки разнимали всем селом.

На этот раз зашёл и Бредун с компанией. Слава о нём шла дурная: задирист, говнист, заводила во всех потасовках. На престол пришёл с полными карманами конфет, орехов. Девок угощает, возле Насти вьюном вьётся, в глаза заглядывает, в ушко нашёптывает. Девкам нравятся ухаживания. Конфеты покусывают, орехи пощёлкивают, жеманятся, а глазками постреливают, зубки в улыбочке показывают, платочками от лица жар отгоняют. Все кадрили Бредун с Настей, прилип к девке, ни на шаг не отходит. Семён отозвал его в сторону и предупредил, чтоб отлип от Насти по случаю Семёнова с нею ухажёрства. Бредун, конечно, не внял словам, началась драка. Бока многим наломали, особенно дуровским с Бредуном во главе. Парни деревенские Воронина в обиду не дали.

Не такой Бредун, чтобы забывать побои, притом нанесённые в публичном месте. Гнал как-то стадо Семён с полден на скотный двор. Из-за лесочка выбежало сразу трое или четверо во главе с Бредуном. Не успел опомниться Воронин, как повалили на землю, стали бить ногами. А Бредун всё поговаривает:

– Это тебе, сучий рот, за Настю, это за меня, а это, чтоб в другой раз не лез.

Хорошо, что Семён до кнута дотянулся. Подобрал его, а тот длинный, пастушеский, чуть ли не в десять аршин, и давай нападавших охаживать. Отстегал так, что рубашки от крови к спинам прилипли. А Бредуну и лицо попортил. До сих пор у него отметина от кнута – шрам от краешка губы до шеи.

Что было бы дальше, неизвестно, но развела их в разные стороны германская война. Сначала Бредуна взяли в армию, потом Семёна. После революции Бредун где-то отсутствовал лет с десяток, потом появился в деревне, но долго не нахозяйничал – сколотил банду и начал грабить и жечь. Не встречался с ним Воронин, но всегда опасался, что может бандит выкинуть какую-либо штуку, тем более, что Настя стала женой Семёна.

Бредун спешился. Бросив поводья товарищу, задержался у входа. По настороженной фигуре, по глазам, пытливо обежавшим пространство вокруг чайной, Семён понял, что он что-то заподозрил или проверяет – нет ли здесь какого-либо подвоха. Он знал, что его ищут, но не таился, как поступил бы другой на его месте, а наоборот, дерзко выходил на искавших и всегда оставлял их в дураках. Тревожная жизнь приучает человека к осторожности. Вот и Бредун, как зверь, втягивал носом воздух, озирался, стараясь понять, где таится опасность.

Сам в чайную поостерёгся идти, а послал одного из своих бандитов. У банды был свой почерк. После очередного поджога или грабежа они два-три дня отсиживались в укромном месте, которого до сих пор никто из милиции не сыскал, хотя немало прилагалось для этого усилий, а потом появлялись в какой-либо деревне. Чайных было предостаточно и в какой именно они будут, трудно было предположить, их ждали в одной, а они как бы в насмешку, появлялись в другой. На сей раз от какого-то осведомителя, может быть, даже близкого к шайке Бредуна, кому надоело помогать бандитам, узнали о трёх возможных местах их появления. И вот в одно они приехали.

Посланник Бредуна вышел из чайной. Что-то сказал предводителю. Что именно, слышно не было. Но Бредун не спешил заходить – его что-то пугало. Семён так и прилип к лицу Бредуна, думая, войдёт он или не войдёт. Главарь внимательно осмотрел телеги, расположенные возле чайной, лошадей, пощипывающих траву у изгороди, занавески за пыльными стёклами. И вдруг крикнул: «Атас!» и быстро вскочил на лошадь. Его товарищи замешкались. В дверях появились милиционеры. В руках одного был наган. Бредун выхватил в мгновение ока револьвер из кобуры и не целясь выстрелил в милиционера. Тот выронил оружие и схватился за руку. Бредун повернул лошадь и во весь карьер помчался вдоль деревни. Одного бандита убили сразу же, только он успел вскочить в седло. Другой, забежав за угол, стал отстреливаться, но на него навалились двое, подбежавших сзади, и скрутили руки.

«Уйдёт!» – подумал Семён, глядя на удалявшегося Бредуна. Как всегда уйдёт! Ему вспомнилось лицо Бредуна, когда тот бил Воронина на пастбище: жестокое, с ощеренным в безудержной ярости ртом, с глазами, в которых таилось кровавое сладострастие: он получал наслаждение от того, что противник повержен и теперь извивается всем телом, увертываясь от побоев. Семён выбежал из-за ограды и вскочил на одну из бандитских лошадей. Каблуками пришпорил животное и помчался вслед за главарём бандитов.

Бредуна он увидел на другом конце села. Жеребец у того был хороший и во всю прыть нёсся по пыльной дороге. Семён свернул с улицы и через прогон, срезая участок пути, понёсся наперерез бандиту. Не замечая за собой погони, Бредун думал, что его не преследуют. Каково же было его удивление, когда до леса оставалось метров двести-триста, сбоку от себя увидел выехавшего из ложбины всадника. Он был совсем близко от него, мчась наперерез, стремясь отрезать от леса. Бредун навел револьвер и выстрелил. Пуля просвистела у виска Воронина.

Бандит на полном скаку уходил в лес. Семен отставал от него метров на тридцать. Пригнувшись, он скакал во весь опор и расстояние между ними медленно сокращалось. Бредун из-под руки выстрелил ещё два раза, но опять промахнулся. Глинистая дорога в колеях и ухабах кончилась. Замелькали кусты. За небольшой луговиной зеленел густой лес. Семён, боясь, что Бредун уйдёт, тоже выстрелил и от огорчения сплюнул – стрелок он был никудышный.

Лес обступил их с двух сторон. Бредун свернул с дороги и осадил жеребца под деревьями. Когда Семён поехал за ним, тот с близкого расстояния выстрелил в Воронина дважды. Конь поднимался на бугор и две пули попали ему в грудь. Падая вместе с конём, Семен успел выстрелить в хорошо видимого Бредуна. Его жеребец шарахнулся в сторону, и бандит вылетел из седла.

Поднявшись на ноги, Семён подбежал к Бредуну. Тот отскочил за дерево и ещё раз выстрелил. Фуражка слетела с головы Воронина. Он тоже хотел выстрелить, но наган дал осечку.

– Стой, Федька! – крикнул бандиту Семён. – Сдавайся!

– Тебе? Никогда, – ответил Бредун.

Он ломился через кусты, уходя от преследователя. Семён бросился за ним, загораживая лицо руками от хлестких веток. И вдруг перед ним неожиданно вырос Бредун без фуражки и без револьвера.

– Ну что, Сёмка, – прохрипел он. – Посчитаемся!

– Посчитаемся, – ответил Воронин.

Он увидел злые глаза, перекошенное от ярости лицо, рубец шрама, сбегавший к шее. Руки были подняты вверх, показывая, что бандит без оружия. Семён тоже бросил наган в сторону. Бредун одним прыжком достиг Воронина и вцепился в горло. «Ах, мать…» – пробормотал Семён, чувствуя, как костлявые пальцы сжимают горло. Он присел и, бросив руки вверх, освободил шею от зажима Бредуна, пригнулся и что есть силы ударил Бредуна головой. Тот покачнулся, но удержался на ногах. Они стояли друг против друга, не произнося ни слова, как раньше в молодости, готовые снова броситься в драку, улучив подходящий момент.

– Твоя песенка спета, Бредун, – проговорил Семён, глядя в глаза бандита.

– Это ещё посмотрим, – произнёс бандит, слизывая с губ кровь.

Сбоку затрещали кусты – это приближались милиционеры. Бредун бросился в сторону, пытаясь убежать, но Семен в прыжке настиг его, повалил на землю и завернул руки за спину.

Когда связанного бандита посадили на телегу, он только плевался окровавленным ртом, с ненавистью глядя на своих противников.