355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Юрий Любопытнов » Огненный скит.Том 1 » Текст книги (страница 14)
Огненный скит.Том 1
  • Текст добавлен: 6 октября 2016, 02:01

Текст книги "Огненный скит.Том 1"


Автор книги: Юрий Любопытнов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 43 страниц)

Глава седьмая

«Почём мука, дядя?!»

Перед Масленицей Маркел сказал Изоту:

– В город на базар надо съездить, мучицы продать…

– Воля твоя, – ответил Изот. – Сказывай, когда надобно.

– Возьмём две подводы и махнём, – продолжал мельник. – Продадим, купим обновы. И тебя не забуду. – Он оглядел Изота: – Вон как обносился, одёжа на ладан дышит…

– Когда базарный день? – спросил Изот.

– Да сейчас все базарные, но по субботам и воскресеньям народу, знамо, больше. А на маслену неделю, стало быть, ярмонка дюже богатая бывает… Вот и поедем.

Через три дня собрались в город.

Верхние Ужи были небольшим уездным городишком. Имелась прядильно-ткацкая фабрика купца Порывайлова, кожевенный завод братьев Караваевых, красильня, мастерская по изготовлению конской упряжи, тарантасная мастерская. За исключением тех, кто работал на производстве, остальная часть трудоспособного населения занималась извозом, разными ремёслами да батрачили у богатой помещицы Маяковой, которая вела обширное молочное хозяйство.

В Ужах была единственная мощёная улица, которая вела к главному храму – Никольской церкви, возвышавшейся в центре города, за чугунной оградой под сенью столетних лип. Было множество малых лавок и трактиров, которые не пустовали, а наоборот, вносили живую струю в рутинную жизнь обывателей своими развлечениями и событиями, сопровождавшими эти развлечения на потеху публики. В этот, самый близкий к мельнице городок, и собирался ехать Маркел со своим работником.

Встали они рано, ещё не пели петухи, дремала подо льдом река с заводью, неразличимые в ночи деревья стояли густой стеной. Ночной мороз был крепок и обжигал щёки.

В сани, с вечера гружённые мешками с мукой, бросили торбы с овсом, несколько охапок сена для лошадей да и для своей нужды, чтобы было мягче сидеть. Сани не телега, ход плавный, не так трясёт на ухабах и неровностях, но в сене и мягче и уютнее коротать долгую дорогу. Маркел завернулся в тёплый тулуп, а работнику дал просторный белый полушубок со своего плеча.

– Ну с Богом! – сказал мельник, садясь в сани и укутывая ноги полами тулупа.

На крыльцо выбежала простоволосая Прасковья.

– Отец! – закричала она. – Еду-то забыл. Как же без еды?

– Ах ты, едри твою мать, – выругался Маркел. – Как же это я про снедь забыл! Вот бы поехали. В дороге животы бы подвело. Давай быстрее сюда, – торопил он раздетую Прасковью, принимая из её рук свёрток. – Иди в избу! Не стой… Холодно.

Прасковья ушла. Маркел удобнее устроился в санях.

– Не отставай, – обернулся он к Изоту и тронул лошадь.

Дернул вожжи и Изот. Саврасая кобылица нехотя поплелась к воротам.

Масленица в этом году была ранняя – только к концу шёл февраль. О весне ещё ничего не напоминало: ни проталины, ни дзиньканье капели. Воздух был стылый и сухой, а по ночам иногда ударяли жестокие морозы и позёмка белым вихрем мчалась по полям, наметая плотные сугробы. Снегу было много, его уплотнило оттепелями, сковало морозами, и хотя наезженного пути не было, лошади резво бежали по бездорожью. Ехать по целине надо было версты две-три, потом вёрст пять по дороге, соединяющей деревни, понакатистей, а потом и совсем хорошо – по большаку, широкому, наезженному, ведущему в Верхние Ужи.

Изот сначала вглядывался в спину хозяина, смутно различимую в ночной темноте – скорее угадываемое пятно, а потом, видя, что лошадь резво бежит по санному следу, отвалился к мешкам, накрытым рогожей, удобно устроился и стал смотреть на звёзды, яркие и глазастые, сплошь застлавшие небо.

Давно вот так он не езживал в дальнюю дорогу. Невольно на память пришёл скит, повседневные хлопоты, разговоры, беседы, и грусть подкатила к сердцу. Опять перед глазами возникли догорающие строения, Филипп Косой с дружком в хранительнице, пылающая сторожка, удары Одноглазого в дверь, умирающий старец Кирилл… Он через полушубок надавил на грудь, почувствовал, как науз, «рыбий зуб» – подарок старца – больно вдавился в тело. Последняя заповедь Кирилла… Спасённый ребёнок… Ему уже семнадцать лет. Сердце греет мысль, что не дал сироте погибнуть, спас, нашёл для него приют. В добрые руки привёл мальца Господь…

Выехали из перелеска на широкое, открытое пространство – здесь Язовка делала большой полукруг и оттесняла лес от своих берегов. Сильнее стал ощущаться ветер, шевеливший жидкие макушки полузасыпанных кустов.

Приблизительно через час, когда ехали по широкой дороге и под санями ощущался твёрдый накат, Маркел остановил лошадь.

– Задрог я, – сказал он Изоту. – Не хочешь ли пройти пешком для сугреву.

– Можно и пройтись, – ответил Изот. – Ноги затекли…

Они пустили лошадей шагом, а сами пошли за ними.

– Хочешь пирогов? – спросил мельник работника. – С капустой да с яйцами. Пожуй!

– Я не проголодался, – отказался от еды Изот. – Да и не привык в такое раннее время есть.

– Я так предложил, думал, может, поешь. Я тож не хочу. До утра ещё далеко. – Он зевнул, широко раскрыв рот, и потёр щёки варежками. – Сейчас бы ещё спали, а нужда гонит спозаранок…

Изот ничего не ответил, и они несколько минут шли молча, прислушиваясь к скрипу полозьев по снегу.

– А чего мальчонку не взял с собой, Маркел Никонорыч? – спросил Изот мельника. – Втроём сподручней было бы… Как раз приучать к делу.

– Сами справимся. Пусть отсыпается. Ещё привыкнет к нашей доле, хребет-то наломает…

– Парень у тебя смышлён, но горяч бывает понапрасну.

– Горяч, это верно. Слова поперёк не терпит. Жизнь остудит.

– И в кого он такой у вас? Вы с Прасковьей люди добрые, незлобивые…

– Ну вот и согрелся, – вдруг сказал Маркел, переводя разговор в новое русло. – Можно опять садиться и ехать.

Изот понял, что не зря переменил тему мельник – не хочет говорить о сыне. И не потому, что это ему неприятно, а потому что он не их настоящий сын, и чтобы ненароком не проговориться, не сболтнуть что лишнее, закончил этот разговор под благовидным предлогом.

В Верхние Ужи приехали ещё потемну, но уже чувствовалось, что скоро будет светать. Подогнали лошадей к базарной площади. Здесь вовсю кишел народ, в основном, те, кто привёз свой товар. Покупателей было мало, видно, из-за раннего часа. Город только просыпался. Из окон сочился свет, дворники у господских и купеческих домов орудовали мётлами, подметая дворы от свежевыпавшего хрустящего снега, похожего на просяные зёрнышки, усеявшие тонкой россыпью землю.

Пока Изот устанавливал сани, задавал лошадям овса, а Маркел развязывал рогожу, прикрывавшую мешки, доставал безмен и совок – совсем рассвело. Из зыбкой туманной неяви сначала выплыли очертания ближайшей окрестности: ветлы над прудом, сам пруд, очищенный от снега, с тропкой, ведущей к проруби, за ним деревянный лабаз, невысокая деревянная церковь с луковицей-куполом, крытым осиновым лемехом.

С наступлением дня народу прибавилось. Стало веселее от крика, от гама, от лошадиного ржания. Изот огляделся: площадь до краёв была запружена лошадьми с товаром и мастеровыми, ремесленниками или перекупщиками, разложившими свои изделия на утоптанном снегу, бросив на него цветастый половичок или скатёрку. Продавали всё: и конскую сбрую и дёготь, и полотна, и обувь, шали и полушалки, ленты и бусы, бочки и кадки, туеса, короба, корзины, лукошки, горшки и кринки, солёные огурцы, квашенную капусту, грибы, мочёную бруснику, клюкву, орехи, мёд, детские игрушки, самовары… И конечно, муку. Через четыре дня масленица честная, её первый день – встреча. У кого не было в запасе мучицы, шли на базар, разжиться свежим помолом, чтобы не остаться без блинов.

Маркел по праву хозяина начал продажу. Когда мимо проходили обыватели, он, притоптывая, зазывал:

– Кому муки, муки кому!..

Делал это он неумело, выходило у него кургузо, прохожие оглядывали приземистую фигуру и проходили мимо, обращая внимания на голоса других зазывал.

Продажа не шла, да и муки на базар много навезли отовсюду: и пшеничной, и ржаной, и гречневой и прочей…

Маркел приуныл и повесил нос:

– Место плохое выбрали, – говорил он, грея руки за пазухой. – Надо было в центр встать. Эвон, Изот, посмотри: у того размахая берут, а у нас хоть бы фунт взяли…

– Это не от места зависит, – проговорил Изот, глядя на сильно приунывшего хозяина. – Дай-ка мне, Маркел Никонорыч, совок, может, у меня что получится.

Маркел был хорошим мельником, но никудышным продавцом, и с удовольствием отдал совок и безмен в руки Изоту. А тот заломил шапку набок, развернул грудь и громко начал зазывать прохожих:

– А ну подходи, народ честной! Мы купцы небогатые, но честные, на всю округу известные. Мука у нас чистая, душистая, мелем – поём, продаём – пляшем, говорим всем нашим: блинов напечёшь – не нахвалишься, маслицем польёшь, съешь – пальчики оближешь… Эй, бабоньки, пошто проходите мимо!? Какая маслена без блинов, а блины без муки?.. Доставай кошели, выкладывай деньги!.. Тряси мошной, скоро праздник большой…

Женщины, обращая внимание на дородную высокую фигуру Изота, на его зычный голос, останавливались, приценивались:

– Почём мука, дядя?

– Дешевле у султана турецкого не бывает. Мука отборная, первосортная, кто купит, тот маслену сыт будет. Бери, красавица, копейка фунт, двугривенный пуд…

– Ну правда, почём?

– Сначала посмотри, потом скажу…

Женщины окружили Маркеловы сани.

– Ладно, кажи, посмотрим, правду ли баешь, какая она у тебя распрекрасная мука. Наверно, отрубей наложил, а продаёшь за первостатейную, – шутили покупательницы.

– Отродясь в муку мякины не подмешивал… Чего мне врать, сама посмотри… Потри в пальцах, на язык положь. Ну как?

– А не соврал. Отменная мука. Так сколько стоит?

– Две копейки фунт.

– Дороговато.

– Ну что-ты, молодка. Цена по муке.

– Снизь-ка цену, дядя!

– Да я б вам даром отдал, таким молодым да красивым, но вот беда – мука не моя. Я только спину гну: пашу, сею, молочу, вею, мелю в хмелю да на базар привожу, народу кажу, кто купит, того Бог в рай пустит.

– Что ты краснобай издалека видать, – заливались женщины задорным смехом, но доставали кошели.

Скоро вокруг Изота образовалась очередь. Ключник только зазывал, а Маркел отпускал муку да клал деньги в карман.

– Давай, народ городской, богатый, – кричал Изот, – налетай, покупай, пока сани примёрзли, подтает – укатят и прощай мука.

– Ай да продавец, – восхищались бабы, нюхая муку, растирая её между пальцев, пробуя на вкус. – У такого не захочешь, а купишь.

– Такую муку из пшенички да не купить, – раззадоривал покупателей Изот. – Она дождичком поена, солнышком ласкана, потом полита, цепами бита, ветром веяна, жерновами мелена, нашим горбом взгружена. Да как ей не быть после этого хорошей да цену приличную не иметь!..

К полудню погода испортилась. Ветер поменялся на южный и принёс с собой мокрый снег да такой обильный и крупный, водянистый, что сразу облепил всё вокруг – и деревья, и дома, и базарную площадь. Народ поредел.

– На сегодня хватит, – распорядился Маркел, оглядывая пустеющую площадь. – И время уже не торговое и, вишь, разнепогодилось. Завязывай, Изот, мешки! И то хорошо, что половину продали. Спасибо тебе, что привлёк народ.

– Экий труд языком чесать.

– Не скажи. Где ты этому навострился?

– Мы ко всему привычные, – отозвался Изот. – Зимой частенько наезживали и сюда и в Великий Сузем – продавали и мёд, и мясо, и дичь разную, утварь хозяйственную… Жизнь всему научила. Не сумеешь подать товар лицом – не продашь.

– Толково ты…

Маркел не лукавил. Он был рад, что такой подходящий работник у него оказался: всякое дело любил и всякое дело у него получалось и спорилось, но радовался больше тому, что если так и дальше пойдёт, завтра они всю муку продадут и можно будет ехать домой.

– Теперь куда? – спросил Изот, накрывая оставшиеся мешки рогожей и увязывая их.

– В трактир, – ответил Маркел. – А потом к свояку. У него и переночуем.

Они сели в изрядно полегчавшие сани, и Маркел направил своего Мальца к питейному заведению, надеясь сытно пообедать под штофчик водки. Он каждый год ездил в Верхние Ужи на базар и на ярмарки и всегда останавливался в одном облюбованном им трактире – не на центральной улице, а чуть в стороне, в тихом околотке. Маркелу там нравилось: заведение было средней руки, кормили сытно и за умеренную плату, завсегдатаями был простецкий народ, в основном мастеровые да крестьяне, занимавшиеся извозом, в общем люд незначительный по своему достатку.

Пока они ехали, снег, как внезапно начался, так же внезапно кончился, и сразу посветлело.

Подъехав к небольшому двухэтажному зданию с вывеской над дверями «Трактиръ», Маркел с Изотом привязали лошадей к коновязи, задали им овса и стали подниматься в ступеньки широкого крыльца с коваными перилами. На просторной площадке перед неплотно закрытой двустворчатой дверью стоял высокий старик в изношенном и заплатанном зипуне, с суковатой палкой в левой руке и затасканной холщёвой сумой через плечо. Правая рука была протянута вперед для подаяния. Седая борода впрозелень была всклокочена.

Маркел вскользь бросил взгляд на нищего, замедлил шаги, полез в карман.

Изота поразил не столько сам старик, сколько его протянутая скрюченная рука – жёсткие лилово-красные рубцы, перевив пальцы, согнули их в птичью лапу.

– Подайте погорельцу, – прогнусавил нищий и его рука задрожала вместе с телом.

Изот было тоже опустил руку в карман, где у него лежало несколько медяков, но Маркел потянул его за рукав.

– Пойдём. Будет с него. Я ему подал.

Изот машинально шагнул за ним к порогу и взглянул на лицо нищего – на него смотрело мутное пятно бельма. Невидящий глаз слезился, и старик вытирал его рукавом зипуна.

Забытое воспоминание коснулось сердца Изота, но Маркел втащил спутника в трактир, не дав ему сосредоточиться на возникшем образе.

Их встретил хозяин. Маркела он знал. После взаимных приветствий, хозяин провёл их на второй этаж в залу. Зала была натоплена – две изразцовые печи так и пышели жаром. Было несколько посетителей, сидевших за чисто высобленными столами. Облюбовав место, Изот с Маркелом тоже сели. Тотчас же рядом возникла полусогнутая фигура полового с перекинутым через согнутую руку полотенцем.

– Чего-с, господа, изволят-с?

Он согнулся ещё ниже, показывая высшую степень подобострастности и внимания, пожирая глазами посетителей и ожидая их ответных слов. Изот увидел прямой пробор прилизанных и намасляных волос.

– Вот что, малый! – внушительно проговорил Маркел, откидываясь на высокую спинку стула. – Принеси-ка нам щей с мясом, побеспокойся об яишнице и графине водки анисовой и чае с баранками. Это пока, а там видно будет.

– Как угодно-с, – поклонился половой и мелкими шагами удалился на кухню.

Маркел провел рукой по столу, проверяя, не липкий ли, и положил локоть на столешницу.

Половой принёс ложки, вилки, рюмки и графин с водкой.

– Не много ли будет на одного, Маркел Никонорыч? – осведомился Изот, взглянув на запотевшее стекло графина.

– А ты не составишь мне кумпанию? Да что я тебя спрашиваю… С устатка да при хорошей еде – ништо, – ответил Маркел, наливая водку в рюмку.

Он знал, что Изот не пьёт спиртного, знал и никогда не приневоливал работника в случаях, когда выпивал сам. Выпивал он, правда, не часто, только по праздникам да после удачной продажи или тяжелой работы, но всегда изрядно.

Половой принёс хлеб, дымящиеся щи.

– За удачу, – проговорил Маркел, приподнимая рюмку.

Он выпил, крякнул, поднёс к носу кусочек свежеиспечённого хлеба, понюхал и взял ложку.

Изот хлебал щи и думал о нищем. Он не выходил у него из головы: что-то в его облике было знакомо ему. Бельмо на глазу! Да мало ли он встречал в своей жизни таких убогих. Рука! Скрюченная кисть, словно побывавшая в огне. На что же обратил внимание Изот, а сейчас старательно вспоминал – не только скрюченные в щепоть пальцы… На правой руке не было мизинца. Одноглазый! – мелькнуло в голове. Бельмо и искалеченная рука. Но он тут же отогнал эту нелепую мысль. Одноглазый сгорел с подельниками в сторожке… А может, они и не сгорели? Может, выбрались? Почему этого не могло произойти? Он же спасся. И этих Бог помиловал. Одноглазый! Это был он.

От этого открытия Изот чуть не поперхнулся. Сердце гулко застучало в груди.

– Я сию минуту, – сказал он Маркелу и опрометью бросился по лестнице вниз, не обращая внимания на остолбеневшего полового, уступившему ему дорогу в дверях.

Когда он выбежал наружу, на крыльце старика не было. Изот обежал двор, выглянул на улицу, но нищего нигде не увидел.

«Ушёл, – подумал он. – Вспомнил меня и ушёл».

Раздосадованный, что нищий исчез и он теперь не узнает, ошибался ли, подозревая в нём Одноглазого, Изот вернулся в трактир.

– Куда это ты умчался? – спросил его Маркел, когда Изот сел за стол. Мельник выпил очередную рюмку, щёки его порозовели, а глаза маслянисто поблёскивали. – Щи простыли.

– Да тут… показалось, – не нашёлся, что ответить Изот.

Маркел взглянул на него и не стал расспрашивать. Какое ему дело до Изотовых забот! С работой справляется – не нахвалишься, а что у него на душе? Чужая душа – потёмки!

Глава восьмая
Встреча с Одноглазым

Переночевали они у Маркелова свояка Герасима, жившего на окраине города и содержавшего небольшую сапожную мастерскую, а утром чуть свет опять приехали на базар.

Торговля в этот день шла бойчее – до масленицы оставалось три дня и горожане спешили обзавестись всем необходимым для праздника. Солнце ещё не успело высоко подняться над горизонтом, а они продали почти всю муку. Маркел довольно потирал руки и подмигивал от радости Изоту. День разгулялся, светило солнце, было тепло и почти весь город высыпал на рынок.

Изот, взвесив очередной покупательнице кулёк муки, спросил Маркела:

– Не изволишь ли мне отлучиться, Маркел Никонорыч? Торговля идёт ходко, продать осталось с пуд, за час справишься один, а мне бы приятеля проведать старого… В кои-то веки опять в город попадёшь…

– Это того, кого вчера искал?

– Его самого.

Маркелу неохота было отпускать работника – хотелось побыстрее справиться с продажей, а вдвоём сподручнее да и веселее торчать на площади. Маркел был мужик не разбитной и тушевался при большом стечении народа, а рядом с Изотом чувствовал себя вольготно, расправлял плечи, давая всем понять, что человек он независимый и тароватый, которому сам чёрт не брат. Он посмотрел на остатки муки в мешке, почесал затылок. Плутоватые глаза уставились на Изота:

– А тебя так уж припёрло, стало быть? – спросил он. – Может, повременишь?

– Повременил бы, да нельзя. Я говорю – когда ещё выберешься в город.

– А ты мне не говорил про приятеля.

Изот засмущался. Маркелу показалось, что румянец проступил на лице.

– Да я не думал встретить его здесь…

– Это когда ж ты его встретил? – пробормотал Маркел и махнул рукой: – Иди. Но не задерживайся. Я буду в трактире. Переночуем, а завтра поутру домой…

– Не сумневайся, особо не задержусь. Быстро всё спроворю.

Запахнув потуже кафтан, он пошёл с базара и скоро затерялся в толпе.

Сначала он направился к трактиру, где они обедали вчера, надеясь там встретить нищего, хотя в душе сомневался: если это Одноглазый и он узнал Изота, вряд ли он будет стоять на прежнем месте. Так оно и оказалось: крыльцо было пустым. Изот задумался: «Где теперь искать старика?»

Он пошёл по улице, выходившей на базар с другой стороны города. Издали увидел двух попрошаек, просящих подаяние. Один из них, высокий и худой, был в суконной обтрёпанной одежонке, другой, пониже, – в лоснившемся полушубке, видимо, с чужого плеча, широком и мешковатом, сшитым деревенским портным грубо, но прочно.

Изот подошёл к ним. Те выжидательно уставились на него. Высокий кряжистый Изот с чёрной впроседь бородой производил впечатление человека сильного и уверенного в себе. Нищий, что был пониже ростом, втянул голову в жёлтый с подпалинами воротник полушубка, как бы ожидая подвоха от подошедшего человека. Его маленькие голубые глазки глядели вопросительно и с затаённой опаской, выражая готовность человека удрать в любую секунду.

– Здравствуйте, добрые люди! – произнёс Изот.

– Здравствуй и ты, мил человек! – ответил высокий худой нищий.

– Не знаете ли, люди добрые, убогого с изуродованной рукою, с бельмом в глазу?

Нищие опустили протянутые руки. Высокий и худой, в обтрёпанном кафтане, с куцей бородёнкой, с цепким взглядом ещё не старых глаз, оценивающе осмотрел Изота, соображая, что ответить.

– Не знаем, – сказал он. Быстрота, с которой он ответил на вопрос, была подозрительна.

– Так и не знаете? – переспросил Изот, уставив взгляд на худого нищего.

Тот пожал плечами и отвернулся. Изот не отходил, думая, как ему расположить их к себе. Их подозрительность была простительна.

Внимательно окинув Изота испытующим взглядом, худой нищий спросил, видимо, проникшись некоторым доверием к ключнику:

– А пошто он тебе?

– Да надобен. Старый приятель он мне. Давно не виделись.

– А не врёшь? – Нищий оглядел просто, но чисто одетого Изота, который был не ровня попрошайкам.

– Чего мне врать.

– Не знаю. – Худой подумал, всё ещё посверливая Изота взглядом. – Есть тут похожий. Но тот ли…

Изот протянул говорившему медный алтын. У того при виде денег заблестели глаза. Он взял монету, подбросил на ладони.

– Если с бельмом, то он сегодня у Никольской церкви. Вон видишь колокольню… Иди туда. Утром он там собирал.

– Спасибо, добрый человек.

Изот, не взглянув на нищих, быстро зашагал в указанном направлении. Они долго смотрели ему вслед, тихо переговариваясь.

На паперти церкви попрошаек было много, но Изот сразу заметил высокую сгорбленную фигуру. Незаметно, в толпе прихожан, подошел к нищему сзади и сказал вполголоса:

– Здорово, Глаз!

Нищий не вздрогнул, не обернулся. Он продолжал канючить жалобным голосом:

– Подайте убогому на пропитание, – и тянул к богомольцам изуродованную руку.

Изот уж подумал, что обознался, но, присмотревшись из-за спины, увидел, что мизинца на правой руке убогого не было, и уже громче и увереннее сказал:

– Глаз, здорово!

– Отойди, человече, от несчастного или подай сироте. – Нищий поднял на Изота слезящийся зрячий глаз. – Не знаю тебя…

Видно, он говорил правду. Ни один мускул лица, ни взгляд не выдавали того, что он узнал Изота.

– Неужто забыл? Не узнаёшь?

– Откуда мне тебя знать. – Одноглазый окинул Изота взглядом и отвернулся к прохожим: – Подайте бедному христа ради.

– Аль не помнишь скитника Изота? – Ключник тронул разбойника за рукав. – Не помнишь сожжённый скит, лесную избушку, Колесо с Кучером?

Нищий резко обернулся. Сомнений не оставалось, то был Одноглазый, изрядно поседевший, постаревший, обтрепавшийся и без своей огромной дубины. Единственный глаз впился в Изота. Разбойник, видно, узнал скитника, но не выразил ни волнения, ни страха.

– Где дубину обронил, Глаз? – усмехнулся Изот, ещё не веря, что перед ним воскресший из мёртвых атаман разбойников.

– Чего тебе надобно? – спросил Одноглазый. Изоту показалось, что он распрямился, расправил плечи и глаз его глядел остро и хитро.

– Да не многого. Поговорить хочу.

Как ни странно, Изот не чувствовал злобы на Одноглазого. Может быть, оттого, что тот не участвовал в поджоге скита, может быть, что прошло много времени с того мрачного события и боль притупилась и остались только смутные воспоминания о нечто далёком и туманном, будто происходившем во сне. Он смотрел на разбойника, как на тень из прошлого, которая существует, пока существуешь ты сам.

– Поведёшь в полицию? – с лёгкой усмешкой спросил Одноглазый. – Веди, я в твоих руках. Только нет у тебя никаких уз на меня.

– Господь тебя наказал, – проговорил Изот, оглядывая убогую фигуру старика, изуродованную огнём руку. – А нету на свете суда выше божьего…

– Тогда чего ж тебе от меня надобно?

– Я ж тебе ответил: узнать кое-что. Веди в трактир!

Разбойник удивлённо вперил зрячий глаз в Изота.

– Я правду говорю. Веди. Я плачу. Где здесь самый захудалый? В приличный с тобой не пустят. – Он бросил взгляд на тряпьё, в которое был одет разбойник. – Ну пошли, – он легонько подтолкнул Одноглазого. – Не бойся!

Тот шагнул со ступенек, пробормотав:

– Я ножа не боялся, а пристава и подавно. – Он думал, что Изот обманывает его.

Шли молча. Одноглазый чуть впереди, Изот, поотстав, сбоку. Снег подтаивал и чернел у домов с высокими тесовыми заборами. Вокруг стволов деревьев, росших вдоль улицы, от солнечного тепла образовались лунки. На припёке с карнизов тинькала капель и большие сосульки по углам ждали своего часа, чтобы подтаять и упасть с хрустким звоном, разбиваясь вдребезги.

– Не думал я тебя встретить. Думал вы погорели, – сказал Изот, сбоку взглянув на спутника.

Тот ничего не ответил. Он шёл согнувшись, отбросив суму за спину, ежеминутно вытирая засаленным рукавом слезящийся глаз.

– Как же тебе удалось выбраться? Я крепко двери припёр.

– Один я уцелел, – проговорил Одноглазый. – Кучер с Колесом сгорели. Разворошил я крышу и выбрался… Зачем ты поджёг избушку? Я бы отпустил тебя…

– Ты бы отпустил! – Изот усмехнулся. – Ваше слово ненадёжное. Я услышал, как Колесо сказал Кучеру: «Вот выведет нас на дорогу, там я его и порешу».

Изот пересказал разговор товарищей Одноглазого, услышанный им в чулане.

Одноглазый ничего не ответил. Шёл насупившись, продолжая стряхивать набегавшую слезу рукавом, о чём-то размышляя, а потом сказал:

– Я бы поступил так, как ты. Своя рубашка ближе к телу. У нас как – сегодня я тебя, завтра ты меня.

Всю оставшуюся дорогу они не проронили ни слова.

Одноглазый привёл Изота в третьесортный трактир, расположенный на краю оврага в бедной части города. Это был приют для нищих и бродяг. Рядом, наползая одна на другую, лепились низкие лачужки с покосившимися крылечками, заложенными от ветра пучками прошлогодней соломы, с покривившимися вереями ворот и прогнившими перекладинами. Вездесущие воробьи копались в остатках сенной трухи и конского навоза, оставленных после проехавших саней с поклажей.

В полутёмном помещении трактира дым стоял коромыслом, настолько сильно было накурено. Сизоватый туман лениво поднимался к потолку, обволакивая углы, и густым смрадом вис над посетителями. Пахло квашеной капустой, солёными огурцами – теми продуктами, которыми изобиловало крестьянское подворье и которые повсеместно употреблялись в пищу людом бедным и малоимущим. В этом чаду выделялся никогда невыветриваемый неистребимый сивушный запах. В углу на лавках, за скоблённым длинным столом восседала гурьба нищих, пожиравших обед, заказанный на собранные подаяния. Сидели в обтрёпанных одеждах, с шапками на голове и грязными руками, опрокидывали в рот стаканы с водкой, закусывая огурцами, хлебом и капустой. Они громко разговаривали, перебивая друг друга. Невдалеке от них несколько подгулявших мужиков, по виду крестьян, занимавшихся извозом, пропавших овчиной и дёгтем, в расстегнутых кафтанах с красными, потными одутловатыми лицами, оживлённо спорили, и их хриплые от постоянного орания на свежем воздухе голоса вырывались из общего гама подобно шуму морского прибоя, накатывающегося на прибрежные скалы.

Усадив Одноглазого за свободный стол, Изот подозвал полового и заказал то, чем располагал трактир: миску солёных огурцов, хлеба, похлёбку и графин водки. Когда всё это принесли, он, обращаясь к Одноглазому, распорядился:

– Ешь, пей! Это тебе.

Одноглазый не стал отказываться. Сняв шапку, он взял ложку.

– За что же такое угощенье?

– Зайца я вспомнил, которого ты мне не пожалел, – отозвался Изот.

Одноглазый ничего не ответил. Он выпил водки, поднеся её ко рту дрожащей скрюченной рукой, заел огурцом и с жадностью набросился на горячую похлёбку.

Глядя на него, Изот спросил:

– Видать не много ты собираешь подаянием?..

– Не много. Живу впроголодь. Правда, бывают дни, что шикуем…

Изот ничего себе не заказывал. Он сидел напротив Одноглазого и смотрел, как он уписывает похлёбку. После выпитого стакана водки лицо разбойника побагровело, на шее закраснели пятна, глаз оживился. Слеза перестала бить его. Он хлебал ни на кого не обращая внимания, лишь изредка вскидывал глаз от глиняной миски, словно боялся, что её отнимут. Изот подумал, что правду сказал разбойник, что живёт впроголодь.

Когда он поел, ключник отодвинул графин в сторону. Одноглазый недоуменно уставился на него.

– Потом допьёшь, – ответил Изот, поймав его взгляд. – Сначала расскажешь мне, кто подбил поджечь скит.

Одноглазый, насытившись и повеселев, разгладил рукой усы и бороду.

– Кто задумал поджечь скит, не знаю, – ответил он. – Не было у нас такого уговору. Видно, Косой с товарищами решили это сделать. Не знаю, врать не буду. Кто нас уговорил добыть казну, скажу. Дело давнее, иных уж нет, а кто остался, тот присмерти.

Он на секунду вонзил свой взгляд в лицо Изота. Ключник подумал, что он у него такой же пронзающий и острый. Разбойник откусил огурец и продолжал:

– Той осенью дела у нас шли из рук вон плохо. Не фартило нам на добычу. Тогда-то и приходит ко мне мой давний знакомец Колесо и говорит, что одному человеку надо сослужить службу, за которую он воздаст полной мерой, не обидит. Сначала этого человека мы не видели, но встретились с его посыльным. Был такой содержатель постоялого двора в Верхних Ужах Пестун, сподручный барина. Он угощал нас в кабаке водкой и уговаривал сделать дело – ограбить староверскую кладовую. Тогда-то мы и увидели Филиппа Косого, который обещался вывести нас к скиту, где была кладовая. Ни о каком поджоге не говорилось ни слова. Просто Филипп должен был открыть ворота скита и провести к кладовой, а там уж наше дело. Мы согласились. Вот тогда-то дня через два в одном тайном месте встретились мы с барином, для которого и согласились работать.

Одноглазый замолчал, взглянув на Изота. Тот понял и налил ему в стакан водки.

Выпив и не став закусывать, разбойник продолжал:

– Барин был в годах. Росту был огромного, грузного обличья. Лицо бритое, с большими седыми бакенбардами, пухлое, с мешками под глазами, оплывшее, нос большой красновато-сизого отлива. Много потел и часто вытирал лицо большим шёлковым платком.

– Василий Иванович! – воскликнул Изот, увидев в портрете, нарисованным Одноглазым, того барина, которого они приютили и лечили в скиту. – Отроков!

Одноглазый будто не услышал слов Изота.

– Назвался нам он Иваном Кузьмичом, но мы-то догадывались, что он говорит неправду.

– И что же дальше?

– Дальше? – Одноглазый выпятил нижнюю губу. – Дальше что? Сторговались. Барин предупредил, что если, как он сказал, «будете блейфовать», то он на нас найдёт управу и каторжные работы в Сибири. Потом дал задаток по три рубля с мелочью на брата, сказал, что хорошо заплатит после дела. Но больше он толковал с вашим Косым. Косой и был главным. В подручные ему я дал Куделю и Рубанка с Чугунком, чтобы они присматривали за ним – не скрылся бы с добром один. Обязанность брать сундук была на Косом, он один знал, где он находится, а мы для помощи. Он нас провёл болотами к избушке и сказал, чтоб мы его ждали два дня, а сам с троими ушёл в скит, сказавши, что сам всё предпримет.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю