Текст книги "Огненный скит.Том 1"

Автор книги: Юрий Любопытнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 43 страниц)

Глава десятая
В скит

Маркел не расспрашивал Изота, где тот пропадал целый день. Нужно будет, сам скажет. Да и времени для расспросов не было. Выручку от продажи муки он получил преотличнейшую, никогда ему так не везло, и в этом заслуга была Изота, так что пытать его, куда он отлучался, было верхом бесстыдства, притом в то время, когда сам лежал у родственников с больной головой да ещё ругался, что долго нет посланного за водкой мальчика. К тому же и настроение у него с утра было приподнятое. Вчера, обрадованный донельзя и донельзя счастливый, что всё так хорошо обернулось с продажей, он, прошлявшись полдня по лавкам, купил обновы и себе, и жене, и сыну, не забыл и про Изота. Приобрёл ремённую упряжь для лошадей, несколько необходимых для дома вещей, в том числе новый топор и две косы, соли, сахару, и был радостен и навеселе. У родственника просидел целый вечер за чаем и водкой, выспался хорошо, до одури, и когда солнце стояло уже высоко, попрощавшись с хозяевами, одаренными подарками, с Изотом тронулся в путь, надеясь налегке к сумеркам добраться до дому.

День был ясный и не морозный. Слежавшийся снег в лесу и на полях, по-зимнему белый и искристый, слепил глаза. Голубое небо открывало такие дали, что казалось, дорога была беспредельной. Кора на берёзах, подступавших к дороге, была тоже ослепительно белой.

Изот ехал за Маркелом, окунувшись в свои нерадостные думы. Происшедшие в эти дни события задели его сердце, разворошили былое. Он, встретив Одноглазого, как бы снова побывал в том мире, который покинул более семнадцати лет назад, и прошлое вернулось к нему горькими воспоминаниями, – он узнал, что главный виновник погибели скитников и ныне здравствует.

За прошедшие годы, отбыв свой незаслуженный срок и побывав во многих местах, особливо тех, которые были густо заселены староверами, искал общину, которой мог бы передать богатство их скита, нетленным грузом покоившимся глубоко под землей, но не нашёл такой. Общины разлагались под воздействием стремительно меняющейся жизни, в основу которой была положена не вера, а чистоган, дух стяжательства и накопления, сеящий вражду, ненависть и кровь. Что делать с погребённым в земле богатством? Кому его передать? Или оставить на веки вечные среди темноты и сырости, как свидетельство ушедшей поры и людей, обитавших в те времена, живших скудно, но не растративших богатства ради сиюминутного удовольствия. А может, поручик за эти прошедшие лета уже обыскал скит, выкопал сокровища, а Изот теплеет сердцем, думая, что сундук на месте и дожидается своего часа, когда будет передан в нужные руки для процветания староверских общин.

Лошадка резво бежала по накатанной дороге, голубело бескрайнее небо, а Изот зябко поёживался в тёплом полушубке и казался себе путником, застигнутым бураном в незнакомом месте и незнающим, в какую сторону пойти, чтобы выйти на проезжую дорогу.

По приезде на мельницу, занявшись обычным для работника делом, он мало помалу забыл о барине и об Одноглазом, а может, и не забыл, а сам изгнал грустные думы, полагая, что надо жить, как живётся. Однако нет нет, но тоска по скиту проникала в сердце, и тогда он становился замкнутым и неразговорчивым.

С того времени, когда Изот вернулся из скита с золотым потиром и передал его, как вполне обыкновенную вещь, в подарок хозяевам, Антип потерял покой. Если золотая чаша не дорога нищему работнику, не имеющему ни кола, ни двора, сколько же тогда золота в сгоревшем скиту? И не зря сожгли скит – знали про богатства, утаённые в нём. Все сгорели, а Изот укрыл сокровища и теперь бережёт их, как царь Кощей.

Антип всё больше и больше приходил к мысли, что ему надо предложить Изоту сходить в скит, а самому набиться в попутчики. Может, Изот его и возьмёт. Тогда он своими глазами всё увидит, а может, и узнает. И Антип стал расспрашивать ключника про скит, показывая этим, что ему хотелось бы там побывать.

Возможно, Изот и не поддался бы на уговоры Антипа, но неопределённость – выкопал барин сундук или не нашёл его – постоянно жгла сердце, и он решил сходить посмотреть, что сталось с сундуком. Стал искать подходящий момент, чтобы испросить позволения хозяина на отлучку, хотя понимал, что в разгар лета, когда забот полон рот, тот с неохотой отпустит его, а может, и не отпустит, но Маркел сам почему-то как-то спросил ключника:

– Что невесёлый, Изот? Аль опять потянуло на пепелище?

– Что-то тоска взяла, – ответил Изот.

– Ну ежели невмоготу, сходил бы.

– А отпустишь?

– Сенокос начнём не раньше Петрова дня, отпущу тебя дён на пять. Что с тобой поделаешь.

– Вот спасибо, хозяин! А я кресты хотел на могилки поставить.

– Дело доброе, – ответил Маркел. – Сродственников завсегда надо почитать. А дойдёшь? Ведь лето – хлябь на болотах да мох-трясун…

– Как не дойти. Дойду! Чай, не всё заросло-то…

– Зимой тож подморозило, а ты в яму угодил.

– Теперь осторожным буду.

Маркел оказался таким сговорчивым потому, что Антип, бывая с ним рядом, чтобы не услышали Изот и мать, горячим шёпотом всегда твердил отцу, что надо бы сходить с Изотом в скит. Если тот принёс золотую чашу, то там должно быть имеется ещё невиданное число таких вещей. Антип бы обо всём разузнал.

Маркел сначала отмахивался от сына, а потом подумал, что Антип прав: наверняка в скиту у Изота ещё что-нибудь припрятано. Ему судя по всему, богатство не нужно, а Маркелу пригодилось бы.

– И я пойду. Возьмёшь? – Невесть откуда появившийся Антип остановился перед Изотом и пытливо заглянул ему в глаза.

Изот ответил не сразу. Он оглядел Антипа, его долговязую фигуру, рыжие до красноты волосы, новую рубаху с пояском, недавно купленную, перевёл взгляд на кряжистого, с выпирающим брюхом, Маркела.

– Отчего не взять, – ответил он. – Только не знаю, как на это тятька с мамкой посмотрят.

– Да по мне пусть идёт, – сказал Маркел, снимая картуз и вытирая влажный лоб. – Не знаю, Прасковья может не отпустить.

– Отпустит, – убеждённо проговорил Антип. – Чего я всё на мельнице да на мельнице. Света белого не вижу.

– Ну уж болота для тебя белый свет, – произнёс, усмехнувшись, Маркел.

– Дорога дальная, через топи да трясины, не лёгкая, – предупредил Изот Антипа. – И опасная к тому ж…

Он опять окинул взглядом Антипа. Парень сильный, руки, что цепы, длинные, жилистые. Норовистый. Разве такого он выкармливал в подземелье, хилого и слабого? Теперь и не признаешь в нём того лесного найдёныша. Глаза… Кого же они ему напоминают?.. Да не только глаза! С каким человеком это сходство? Взгляд, поворот головы, взмах руки – это было настолько мимолётным, что через миг сходство пропадало, и он опять терялся в догадках, кого же напомнил ему Антип. Что-то знакомое было в движениях, в брошенном взгляде…

Антип сплюнул на землю и ответил Изоту на его слова:

– Ты идёшь – можешь, а я что – хуже?

– Ишь, как заговорил, – одобрительно отозвался Маркел о сыне.

Иногда ему нравилось упрямство приёмыша, когда оно на пользу шло, было обращено на дело или выявляло положительные черты характера. Не тюфяком вырастет, в обиду себя не даст.

Мельник спросил Изота, каким путем он хочет идти в скит.

– Напрямки теперь трудно пройти после дождей, – ответил ключник. – Дорогу-то я знаю, но всё равно проплутаешь лишних два-три дня. Если дашь лодку, поплыву по Язовке до Глухого озера, пройду до устья Сутоломи, а дальше протоками и озерками выйду на болота.

Прасковья Антипа ни в какую не отпускала.

– Ишь, чего задумал, – горячилась она. – В скит он пойдёт! Чего ты там не видел? И скита-то давно нет, а он пойдёт! Не пущу!

Но к вечеру сдалась на уговоры сына и молчаливое согласие мужа и стала готовить путникам припасы на дорогу.

Летом Антип спал во дворе на сеновале. Сено оставалось с зимы, после Петрова дня прибавляли нового, свежего, пахучего и мягкого, и одно блаженство было спать на нём вплоть до наступления заморозков. Перед завтрашним путешествием Антип долго не мог заснуть. На сене было колко, никак не могли угомониться под стропилами ласточки в гнезде. Антип ворочался, предвкушая поездку, сулящую немало интересного. Мысли о скитском золоте бередили душу. Не зря, видно, Изот, проскитавшись почти двадцать лет, вернулся в эти края. Неспроста это. Антип пойдёт с ним. Он будет следить за Изотом и узнает, что ищет их работник за болотами.

Придя к такому заключению, проворочавшись на сене чуть ли не до рассвета, Антип заснул.

Утром сквозь сон он услышал разговор отца с матерью, вышедших из сеней на площадку перед спуском во двор.

– Пусть спит, – говорила шёпотом мать. – Изот по своим делам идёт, а Антипу зачем? Дорога опасная по болотам, пусть лучше остаётся дома.

– Мне-то что, – отозвался Маркел. – Не будить – так не будить. Только что я Изоту скажу…

– А я и не сплю, – враз открыл глаза Антип, вспомнив, зачем он собрался с Изотом в скит.

Он быстро вскочил на ноги и побежал на плотину умываться.

Когда Антип, перекинув котомку, наполненную провиантом и необходимыми в дороге вещами, с ружьём за спиной вышел на улицу, солнце поднималось над лесом. Ночью выпала обильная роса, пригнув траву к земле. Вода, собравшаяся в листьях копытеня, искристо поблескивала в утренних лучах.

Изот вчера полдня провозился с лёгкой плоскодонной лодкой, подмазывая смолой рассохшиеся швы, и теперь она была готова к дальнему путешествию.

– Утопитесь на такой утлой посудине, – запричитала Прасковья, вышедшая из дома проводить отъезжающих.

– Ну что ты, мать, каркаешь перед отъездом, – недовольно сказал Маркел и неодобрительно взглянул на жену. – Накликаешь беду пустыми словами.

– И то правда, – согласилась Прасковья с доводами мужа и замолчала.

– Лодка надёжная. Осадка малая, – сказал Изот, сталкивая её на воду. – На мелководье только такая и нужна.

Прасковья обняла сына, концом платка вытерла повлажневшие глаза.

– Ну что ты нюнишься, мать, – сказал Маркел. – Слезу пускаешь, будто Антип некрутом у тебя на двадцать пять лет уходит. Через неделю вернётся – покос начнём.

– И зачем идт, зачем? – сокрушалась Прасковья, уже не плача, но вздыхая.

Наблюдая за происходящим, Изот отметил, как горячо привязана мать к своему приёмному сыну. Однако всегда у юбки Антипа держать – проку от этого большого не будет. Мужику надо мир посмотреть, себя показать, испытать лишения, невзгоды в молодом возрасте, тогда легче их будет преодолевать в старости. А таких невзгод по жизни нахлебаешься несчётное число раз.

– Не передумал? – спросил он Антипа и взглянул на Прасковью. – Видишь, как матушка убивается. Может, не резон тебе идти. В другой раз сходишь. Не за куском хлеба идёшь.

Но эти слова только подлили масла в огонь и укрепили желание Антипа идти в скит.

– Я пойду в скит, – ответил Антип и подумал: «Что ты меня отговариваешь? Знаю, зачем идёшь, свидетели тебе не нужны, но я пойду, посмотрим, как ты будешь выкручиваться», а вслух добавил: – Раз собрался, надо идти.

– Воля твоя, – согласился Изот и не стал, к удивлению Антипа, больше уговаривать его.

– Счастливого пути, – помахал мельник путешественникам.

– Прощайте, – вскинул руку Изот, садясь в лодку. – Скоро увидимся, не на сто лет расстаемся.

– Изот, ты уж последи за Антипом, чтоб не случилось что, – проговорила Прасковья, прижав руку к сердцу.

– Ничего с ним не случиться, – ответил Изот. – Не сомевайся.

Мельник с женой глядели им вслед до тех пор, пока лодка не скрылась за изгибом реки.

Антип сидел на носу, а Изот, вооружённый длинным шестом, отталкиваясь от дна, направлял лодку в нужном направлении. Река сама несла путников по течению.

Текла она в низких берегах, прорезая заливные луга. Вдали чёрной стеной обозначался лес. Равнинная местность, свободная от деревьев, скоро сменилась другой. Луга суживались, перемежаясь островками болотин, кустарником, потом исчезали вовсе, а на смену им пришел молодой подлесок, затем кондовые дебри. Язовка здесь была глубока, шест Изота не доставал дна. Иногда река неожиданно мелела, и ее заводи заполняла осока. Над ней, шелестя жёсткими крыльями, то зависая, то стремительно уносясь в сторону, летали разноцветные стрекозы и ручейники.

Антип молчал, уйдя в созерцание плывущих за бортом берегов. Молчал и Изот, подталкивая изредка лодку, вдыхая полной грудью речной воздух с запахом тины, трухлявых деревьев, осоки – особый воздух, свойственной только лесной реке. Язовка то суживалась до двух-трех саженей, и становилась глубокой, то разливалась и трудно было догадаться, смотря вдаль, где кончается река и начинается небо.

Вошли в русло с высокими берегами. Повеяло прохладой и особой непроветриваемой сыростью. Деревья нависали над стремниной, а кустарники и вовсе купали ветви в воде. Солнца не было видать, настолько был высок и густ прибрежный лес.

– Быстро доберёмся до озера, – нарушил молчание Изот, направляя лодку на середину реки. – Течение сильное.

– А далеко до Сутоломи?

– Верст пятнадцать будет. Язовка в озеро впадает и Сутоломь тоже. Так что нам вёрст десять осталось до озера, а там версты четыре до Сутоломи.

– Я здесь никогда не бывал, – сказал Антип, пригибаясь, чтобы ветка не хлестнула по лицу.

– Незачем было, вот и не бывал, – ответил Изот.

– А отчего ты по реке пошёл, а не через лес, напрямик, как зимой?

– Сейчас напрямки не пройдёшь, только ноги набьёшь да и загинуть можно. С той стороны подхода к скиту нету – смертельная топь. А здесь с обходом гиблых мест, чуть дальше, но зато наверняка.

– А почему в такой глухомани скит поставили?

– Эва, спрашиваешь! Когда это было? Почитай, лет триста назад. Гонения на веру старую были, вот и приходилось укрываться в лесах, за болотами, за дебрями, чтоб, значит, выжить и веру отцов сохранить.

Удовлетворившись ответами, Антип не стал больше расспрашивать Изота, удобнее усевшись на носу лодки, лениво наблюдая, как за бортом проносятся берега Язовки.

К полудню достигли озера. Лодка ворвалась в него стремительно, выброшенная течением реки, и заколыхалась на прозрачной воде, будто отдыхая. Антип привстал с банки и поводя широко открытыми от изумления глазами, оглядывал окрестности. Изот тоже, отложив шест, созерцал удивительный характер озера.

Озеро под названием Глухое было вёрст семи в длину и пяти или шести в ширину, почти круглое. С восточной стороны берег был скалистый, с валунами и пещерами. На нём не росло ни единой травинки, казалось, что огромный взрыв выбросил из-под земли породу и нагромоздил один утёс на другой. Чистая вода плескалась в эти скалы. Чуть дальше, севернее, берег резко понижался, переходя в заболоченную равнину, по которой текла Сутоломь. Противоположный берег порос лесом, оставив около кромки воды удивительный кусок природы – сосновую рощу. Сосны были небольшими, корявыми, с раскидистыми плоскими вершинами, будто и не сосны, а диковинные тропические деревья. Вода озера серебристо светилась под солнцем. Ветра не было.

Антип поежился, будто его пробрал холод.

– Красиво кругом, но оторопь берёт, – сказал он, оглядывая озеро. – Не правда ли?

– Правда твоя, – ответил Изот. – Холодом от этих камней повеяло. А какая вода студённая. Потрогай!

Антип опустил руку за борт.

– Холоднющая!

– Рыбы в озере мало, – сказал Изот. – Можно сказать, совсем нет. И птица селиться рядом боится… Кто здесь бывал, говаривали, что по ночам чудища здесь мерещатся…

Он задумался, беря весло и направляя лодку в нужную сторону. Держась правого берега озера, проплыли версты три или четыре. Здесь оно было мелким, торфянистым и заболоченным, шест глубоко уходил в илистое дно. Вскоре добрались до места, где в озеро впадала Сутоломь, небольшая речушка, берущая начало в болотах и протекающая почти на всем протяжении по низкой топкой местности.

После небольшого отдыха на берегу, отправились дальше вверх по течению Сутоломи. Плыть стало тяжелее, приходилось всё время работать шестом. Антип вырубил себе длинную слегу и стал помогать Изоту.

Скоро река обмелела, берега неожиданно исчезли, как бы растаяли, вместо них, слева и справа, спереди, виднелись небольшие островки твёрдой земли, покрытые травой, невысоким кустарником, с там и сям видневшимися корявыми осинами и берёзами, перемежающимися мелкими ёлками с редкими бледно-зелёными ветками. Но и они исчезли, уступив место пружинящей почве, сплошь заросшей брусникой и клюквой. Иногда посередине этих сонных полянок открывались свободные от растительности окна с чёрной водой, казавшиеся бездонными. Вода была тёплая. На мелководье в изобилии рос рогоз. Его бархатистые щёточки начали чернеть и тёмными точками виднелись вдали на фоне голубого неба. Это пустынное на первый взгляд пространство тянулось вдаль насколько хватало глаз.

– Далеко ещё? – спросил Антип, уставший работать шестом да и порядком надоело однообразное пространство, простиравшееся со всех сторон, куда ни посмотришь. Конец шеста увязал в илистом дне и надо было прилагать большие усилия, чтобы вытащить его.

– К вечеру, даст Бог, доберёмся до суши, – ответил Изот. – Там переночуем, а утром часа через два пути будем на месте.

Стало больше попадаться журавлиных домиков – куч травы на кочках. То и дело вспархивали птицы, обеспокоенные непрошенными пришельцами, и большие и мелкие, некоторых Антип видел впервые.

– Тоскливое место, – пробормотал он. – Тишина, как перед грозой.

– Это тебе так кажется с непривычки. Жизнь здесь идёт полным ходом, размеренная и не суетная. Смотри, сколько мотыльков, стрекоз! Вон в заводи утки плещутся…

– Может, подстрелить какую? – спросил Антип. – Зря что ли ружьё взял…

– Ещё будет время, постреляешь, – ответил Изот.

Антип не стал настаивать на своем предложении и принялся ретивей помогать Изоту шестом.

Сердце Изота наполнялось радостью при приближении к родному месту. Хоть на пепелище он придёт, но своё, которое рождает всегда много дум, где каждое деревце знакомо, каждая сажень земли, где даже воздух кажется не таким, как в других местах.

День клонился к вечеру. Изот направлял лодку, ориентируясь по солнцу. Облик болот стал меняться. Опять появились островки суши, выступающие из воды, поросшие не то деревьями, не то кустарниками, настолько они были корявы и приземисты, дно стало не таким вязким и зыбким. Изот выбирал протоки одному ему известным чутьём.

– Скоро будем на тверди, – проговорил он. – Переночуем на сухой земле.

– Изот, – спросил Антип, – а зачем ты идёшь в скит, который давно сгорел? На его месте, наверное, уже ничего нет, кроме деревьев?

– А зачем ты увязался за мной?

– Из интересу.

– И у меня свой интерес есть.

– Ты ж зимой ходил.

– Тогда тоска меня взяла, сил не было терпеть. Быть рядом и не сходить… А потом лето – не зима. Тогда всё снегом было заметено, а теперь благодать…

– Значит, опять у тебя тоска?

Изот взглянул на парня, немного помолчал, а потом ответил:

– Могилки посмотрю, кресты водружу. Близким поклонюсь…

«Ясно, зачем идёшь», – подумал про себя Антип и больше не стал расспрашивать спутника, уяснив для себя, что его мысли о золоте в ските были не напрасны.

Через час впереди затемнела высокая гряда. Это была суша, притом большой участок, сплошь покрытый смешанным лесом.

– Ну вот, мы почти дома, – произнёс Изот и налёг на шест.

Его примеру последовал Антип, которому хотелось быстрее пристать к суше. Лодка почти помчалась к зелёному берегу.

Изот нашёл хорошее место для причаливания. Небольшая отмель полукругом врезалась в водяную кромку, слева и справа её окаймляли большие вековые деревья, кое-где подмытые водой, но упорно цепляющимися корнями за землю.

Они втащили лодку на берег, чтобы её не смыло, паче чаяния, водой, забрали свои пожитки, провиант, Антип ружьё, Изот топор, и вошли в заросли тёмного прохладного леса. Впереди, как проводник, шёл Изот, петляя от дерева к дереву, от куста к кусту, выбирая удобный путь. Встречалось много упавших деревьев: одни повалились от старости, другие от ветра. Их корни, ещё не оголившиеся, но начавшие засыхать, были похожи на гигантских змей, сплетённых в замысловатый узел.

Солнце клонилось к закату. Его лучи просвечивали листву, играя бледными неживыми бликами на стволах деревьев. Вокруг путников вились мошкара и комары. Наконец лес расступился, и путники ступили на топкую низину. Под ногами хлюпала вода, землю сплошным ковром покрывал мох.

– Здесь мы мох дёргали, – пояснил Изот спутнику. – Избушка здесь у нас была – в ней непогоду пережидали.

– Что-то не видно ее.

– Сгорела она.

– И избушка сгорела?

Изот не ответил, стараясь не будить воспоминания и молча продолжал путь.

Вышли на поляну. Здесь когда-то стояла сторожка. Поляна почти не изменилась, только заросла высокой и густой травой, да молодой подлесок, подкравшись к центру, сузил её. На месте, где была избушка, росла сочная крапива, желтели цветки чистотела, а в центре, как ладонями прикрывали этот пятачок широкие листья лопуха.

Изот посмотрел на бурьян и торопливо сказал Антипу:

– Поторопимся, скоро темнеть начнёт.

Место для ночлега нашли невдалеке. Устроились под елью со смолистыми натёками на стволе. Антип принёс валежника, нарубил сушняка в изобилии торчавшего там и сям, и развёл огонь.

Он настолько устал, работая шестом, что ужинал нехотя, хотелось скорее лечь на траву и поспать. Он разостлал на земле старый кафтан, под голову положил котомку, рядом ружьё и блаженно растянулся.

Изот подкинул дров в костёр и тоже стал готовиться к ночлегу.