Текст книги "Ответ знает только ветер"

Автор книги: Йоханнес Марио Зиммель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 47 (всего у книги 48 страниц)

3

В понедельник, 22-го июля, на шестнадцатый день лечения состояние мое настолько улучшилось, что главный врач разрешил краткие посещения. Когда я говорю «главный врач», я имею в виду профессора Анри Брие, заведующего хирургическим отделением, который меня и оперировал. Больница Бруссаи – это я знал еще со времени моего первого пребывания здесь – очень большое и современное лечебное учреждение с множеством отделений.

Анжела была подле меня, когда меня пришли навестить Руссель, Лакросс и Тильман. Она немного отдохнула, поспала несколько ночей, но все еще была очень бледна, и темные круги под глазами еще не исчезли. Она молча сидела на своей кровати и слушала нашу беседу. Им разрешили говорить со мной всего пять минут. Конечно, они первым делом спросили, догадываюсь ли я, кто и по каким мотивам совершил на меня это покушение. О его обстоятельствах им уже рассказала Анжела.

– Понятия не имею, – ответил им я. И подумал: «Я все-таки победил. И остался живым.» А теперь хочу пожить спокойно, в богатстве и безопасности. – Даже не знаю, что и думать, – сказал я. А Лакросс спросил, полупросительно, полусердито вглядываясь мне в глаза:

– Вы ничего от нас не скрываете?

– Что мне скрывать?

– Должна же быть какая-то причина, чтобы попытаться вас убрать. Вы должны представлять какую-то опасность для этих… для этих людей. Вы до чего-то докопались? Вы дали знать этим людям, что вы до чего-то докопались?

Он был чертовски близок к истине.

– С чего вы взяли, – небрежно обронил я. – Ничего я не узнал. Ничегошеньки. Может, вы помните, что однажды кто-то перекусил тормозную трубку в машине мадам Дельпьер и мы с ней чуть не утонули по милости этих умельцев. То была первая попытка. Но и тогда я не понимал, чего они добиваются.

– Мы, конечно, связались с вашей фирмой, – сказал Руссель.

В этом уже таилась угроза.

– Разумеется, – сказал я.

– И нам сообщили, что вас отстранили от участия в данном расследовании, более того, что вас вообще освободили от дальнейшей работы.

Я кратко изобразил смех – смеяться мне было больно. А потом подумал, что если Руссель и Лакросс будут и дальше доискиваться, то все дело непременно выплывет наружу, и что пожалуй лучше будет мне самому открыться – да и перед Анжелой нельзя было больше лгать.

– Я должен сообщить вам куда более важные вещи, господа. Моя фирма держалась излишне скрытно.

– Почему?

– Я не только отстранен от расследования этого дела, я вообще больше не работаю в компании «Глобаль».

– Роберт! – Анжела вскочила и подошла к моей кровати.

– Успокойся, дорогая моя. Я как раз собирался тебе все рассказать. Нет причин волноваться.

– Что это значит – я больше не работаю в компании «Глобаль»? – спросил Тильман. – Вас что – уволили?

– Да, – сказал я спокойно, посмотрел пристально в его серьезные глаза и подумал, что этот человек видел насквозь и меня и всю мою игру. – Вернее, не уволили. Нашли другой способ: досрочное предоставление пенсии – ввиду моей многолетней добросовестной службы и больших заслуг перед фирмой.

– Но что это значит – досрочное предоставление пенсии, Роберт! Это все из-за ноги? Прошу тебя, скажи же! – Анжела протиснулась ко мне и склонилась надо мной. Ее глаза стали еще больше от ужаса.

– Совсем не из-за ноги, нога тут ни при чем. Это был лишь повод, лицемерное милосердие.

– Что с вашей ногой? – спросил Руссель.

– Да ничего. Так, легкое нарушение кровообращения. Там у нас в Дюссельдорфе доверенный врач фирмы – большой придира и дока в своем деле. И все его диагнозы «Глобаль» воспринимает всерьез. Но в действительности я уволен вовсе не из-за ноги, которую кстати и здесь уже однажды обследовали – спросите доктора Жубера, – а из-за моих отношений с мадам Дельпьер. Благородные люди, с которыми мы тут имеем дело, и во главе всех, полагаю, Бриллиантовая Хильда, приставили моей фирме нож к горлу, довели до ее сведения нашу связь и заявили, что заклеймят «Глобаль» во всем мире как несерьезную фирму, если меня не уволят – и если не заплатят страховку. Мне жаль, господа, что я не сказал вам правду при нашей последней встрече. Не сказал всю правду. Поскольку «Глобаль», конечно же, продолжает расследовать это дело, хотя страховка и выплачена. Им нужно было только убрать меня с дороги. А я хотел как можно дольше участвовать в этой игре, поэтому и лгал.

– Роберт, ты потерял работу из-за наших отношений? Из-за меня? И ни слова не сказал мне об этом? Наоборот, ты рассказал мне, что твой шеф должен прислать к ресторану «Эден Рок» человека, который передаст тебе большую сумму денег для оплаты информантов! – вне себя выпалила Анжела. Ну вот все и выплыло.

4

Можно было ожидать, что когда-нибудь все выплывет, причем уже скоро. После выкрика Анжелы в белой комнате воцарилась долгая тишина, – спокойно можно было бы досчитать до семи. Первым заговорил Тильман – как всегда, тихо и деликатно.

– Это верно, мсье Лукас?

Я кивнул.

– Вы сказали ей правду?

Я отрицательно мотнул головой.

– Роберт! – в отчаянии завопила Анжела.

Я-то надеялся, что она никогда ничего не узнает.

– Прости меня, – сказал я.

– А почему вы солгали мадам Дельпьер?

– Потому что не хотел обеспокоить ее правдой.

– Так в чем же правда, мсье Лукас? – напрямую спросил Лакросс.

В полуприкрытую дверь просунулась голова медсестры.

– Господа, вам пора уходить, пять минут прошли.

– Сейчас, сестричка. Еще две минутки, – просительно обернулся к ней Руссель.

– Хорошо, максимум две минуты. После этого зову доктора, – сказала медсестра и исчезла.

– В чем же правда, мсье Лукас! – уже требовательно прозвучал голос Лакросса.

– А правда в том, что еще четвертого июля, после празднования Дня независимости, меня позвали к телефону в игральном зале. Ты ничего не заметила, Анжела, потому что была занята игрой.

– Кто вам звонил? – спросил Руссель.

– Какой-то мужчина. Мне незнакомый.

– Разумеется, – вставил Руссель.

– Спокойно, – осадил его Тильман. – Продолжайте, мсье Лукас.

– Этот мужчина сказал мне, что есть люди, которые готовы хорошо заплатить, очень хорошо заплатить, если я перестану заниматься делом Хельмана.

– Значит, этот человек, видимо, не знал о вашем увольнении и выходе на пенсию?

– Видимо, не знал. О таких вещах в «Глобаль» не принято трезвонить.

– Сколько они готовы заплатить?

– Один миллион. Новых франков.

– Это может значить только одно: вы нашли некий материал, представляющие для кого-то жизненную угрозу!

– Может быть.

– Что? – вскипел Лакросс.

– Я просто не знаю. Но в моем положении надо брать, коли дают, разве я не прав? Кроме того, очень интересно было посмотреть на того, кто принесет деньги. Я надеялся сделать какое-то открытие.

– Роберт, Роберт, даже мне ты не сказал правды, – выдавила Анжела.

– Да, даже тебе не сказал. Тот человек потребовал, чтобы я молчал. Это было условием. И чтобы пришел без полицейских. Но я мог назначить место и время встречи. А поскольку перед самым звонком наш друг Трабо пригласил нас покататься на яхте шестого июля, то я и назначил местом встречи «Эден Рок». Тот согласился. Я был на месте вовремя. Он немного опоздал. И выстрелил в меня с опозданием.

– Вы, разумеется, не видели стрелявшего, – заметил Руссель.

– Разумеется.

– И денег, разумеется, не получили.

– Разумеется, не получил.

Вновь воцарилось молчание.

– Я вам не верю, – наконец сказал Лакросс.

– Я тоже, – поддержал его Руссель. Оба сказали это весьма по-дружески.

– А я вам верю, – заявил Тильман и как-то странно взглянул на меня.

– Я тоже верю тебе, – сказала Анжела. – Хотя так страшно то, что ты рассказываешь… Из-за меня уволили… И потом – ты мне не доверял…

– Да ведь я только перепугал бы тебя насмерть! А я в самом деле верил, что встречу человека, который передаст мне деньги. И попросил Клода Трабо сфотографировать меня и этого парня. – Ну вот, подумал я, по крайней мере хоть что-то может быть подтверждено. – И конечно я сейчас же связался бы с вами, если бы у меня в руках оказался хотя бы намек на новый след, хотя бы малейшее подозрение. – Опять сплошная ложь.

– Вот-вот, вы в самом деле тотчас связались бы с нами? – в лоб спросил меня Руссель.

– Само собой разумеется! Вы что – думаете, я с этими людьми – одна шайка-лейка?

– Спокойно, спокойно, вам необходим покой, мсье Лукас, – вмешался Тильман. – Никто ничего такого не думает. Я убежден, что вы любые новые данные тотчас сообщили бы нам.

– Благодарю, – только и сказал я.

– С данной минуты мсье Лукас находится под защитой полиции, – сказал Тильман, обращаясь к Русселю и Лакроссу. – Дверь его палаты будет охраняться круглосуточно. Каждому посетителю придется предъявить удостоверение личности и дать себя обыскать на предмет наличия оружия. Вполне возможно, что эти люди вообразили, будто мсье Лукас обладает какими-то разоблачительными материалами, очень опасными для них, которых у него на самом деле нет или же о наличии которых он не подозревает.

Лакросс и Руссель промолчали.

– Все поняли, что я сказал? – спросил Тильман.

– Как не понять, – пробормотал Руссель. – Под защитой полиции. С данной минуты. И на сколько дней?

– На очень долго, – отрезал Тильман.

Дверь распахнулась, и в палату вошли та медсестра, что уже заглядывала раньше, и палатный врач. Врач сердито сказал:

– Господа, я вынужден просить вас немедленно покинуть помещение. Мсье Лукас еще очень слаб.

Все тотчас ушли. И каждый пожал мне руку. Тильман подбадривающе улыбнулся. Двое других ушли с каменными лицами. Когда мы с Анжелой остались одни, она сказала, запинаясь на каждом слове:

– Роберт, ты солгал мне… Хорошо, я все понимаю… Не хотел меня встревожить… Но в какой тревоге я пребываю теперь? Боже, как ужасно сознавать, что те думают, будто тебе что-то такое известно, и поэтому хотели тебя убить, но у них не получилось! Ведь они по-прежнему будут так думать и никогда не перестанут! И ты все время будешь подвергаться смертельной опасности!

– Но ведь это было очевидно еще в ту ночь после «Тету», когда мы с машиной свалились в море.

– Да, это так… Но от этого не становится легче… Они будут пытаться все вновь и вновь…

– Не думаю, – сказал я. – Если с ними ничего не случится, они сообразят, что ошиблись и что я в самом деле ничего не знаю. Потому что теперь-то я бы уже все сказал, Анжела! Ты не веришь, что теперь я бы все сказал?

Она молча глядела на меня.

– Анжела! Я спрашиваю: ты не веришь, что теперь я бы все сказал?

– Думаю, теперь бы сказал, – прошептала она едва слышно. – Я могу лишь молить Бога, чтобы ты ничего не знал и чтобы они сообразили, что это так.

– Они сообразят, можешь быть спокойна, – сказал я.

Это было все, чем я мог ее утешить, все остальное я должен был держать от нее в секрете.

– Тебя уволили, потому что мы любим друг друга?

– Да.

– Какой ужас!

– Какое счастье!

– Счастье – почему счастье?

– Я получу большую пенсию, Анжела. А кроме того – разве ты все еще не поняла?

– Чего?

– Что я теперь всегда могу быть с тобой!

Она посмотрела на меня долгим взглядом, потом склонилась над моей левой рукой, лежавшей на одеяле, и покрыла ее множеством нежных поцелуев.

– Со мной… всегда со мной… Отныне мы всегда будем вместе… Навеки!

5

Час спустя полицейский встал на пост перед дверью в мою палату. С той минуты меня охраняли круглосуточно. Полицейские сменяли друг друга каждые шесть часов. Анжелу это очень успокоило, и в последовавшие дни она частенько оставляла меня на длительное время, чтобы разделаться с делами, которые невозможно было больше откладывать. В среду, 26-го июля, она отправилась наконец в парикмахерскую, где не была уже несколько недель. Она сказала, что привести в порядок голову просто необходимо, а то у нее уже такой неряшливый вид. Она не хочет больше ни дня показываться мне в таком виде, а то я ее еще разлюблю. К этому времени мы с ней знали уже в лицо всех полицейских, которые охраняли меня, а иногда и заглядывали в палату. Все они были как на подбор милые и приятные парни, и Анжела наказала тому, кто в тот день заступил на пост во вторую половину дня, охранять и защищать меня особенно бдительно.

Анжела ушла вскоре после четырех часов. В половине пятого в палату заглянул дежурный полицейский и сказал:

– К вам посетители, мсье Лукас. Мадам Хельман и мсье Либелэ. Разрешение врача получено. Я обыскал мсье, медсестра – мадам. – Наконец-то, подумал я. – Мадам Хельман хотелось бы сначала поговорить с вами наедине.

– Пожалуйста, – сказал я.

Тут в дверях появилась Бриллиантовая Хильда – без драгоценностей, небрежно подкрашенная, в дорогом летнем платье из белого шелка. В ее розовых глазках светился нескрываемый страх. Я указал на стул, она подтащила его к кровати и села вплотную ко мне.

– Тут нас могут услышать? Я имею в виду микрофоны и так далее…

– Не знаю, фрау Хельман, – сказал я. – Однако не думаю.

– А если все же?

– Вам придется рискнуть.

– Я буду говорить шепотом.

– Вот этого я бы делать не стал, – сказал я. – Полицейский знает ваше имя. И если микрофоны все-таки имеются…

– В том-то все и дело! – грубо вырвалось у нее.

– Не то, – сказал я.

– Что «не то»?

– Не тот тон. Я этот тон терпеть не могу, фрау Хельман.

– Простите, пожалуйста, господин Лукас.

– Нет тут никаких микрофонов, – сказал я и подумал: «Надеюсь». – Итак, выкладывайте, что вы собирались мне сказать?

Непривычное это было зрелище: Бриллиантовая Хильда – и вдруг одетая и не в кровати.

– Я уже сто раз пыталась поговорить с вами, но…

– Знаю. Что именно вы хотите мне сказать?

– Что это были не мы. Никто из нас не давал такого задания исполнителю. – Она говорила, торопясь и захлебываясь словами. – Что мы все были в совершенном отчаянии, когда узнали о покушении. Верьте мне, господин Лукас! Вы обязательно поверите мне! Я пришла к вам от имени… всех остальных. Я взялась за это, хотя знаю, как унизительна и, главное, как опасна моя миссия. Но вы должны мне поверить: мы не несем ответственности за это покушение на убийство! Мы надеемся, что вы скоро выздоровеете и будете жить долго-долго… Не смейтесь!

– Не могу удержаться, – еле выдавил я. От распиравшего меня смеха у меня даже слезы полились из глаз. – Мне уже ясно, что вы пришли пожелать мне скорейшего выздоровления и долгих лет жизни. Ибо что станется с вами, если со мной опять что-нибудь случится и я умру?

– Вот именно, вот именно! – Ее парик опять слегка съехал набок. Я подумал, что такая богатая женщина могла бы раскошелиться на более подходящий парик. – Мы все так озабочены… Мы в такой тревоге….

– С чего бы это?

– Но ведь мы знаем, что это произошло не по нашей инициативе… Значит, по чьей-то еще…

– По чьей же?

– Вот именно – по чьей? Мы этого не знаем. Что вы думаете по этому поводу?

Я сказал в шутку:

– А может, вам удалось подкупить моего нотариуса Либелэ, и он выдал вам весь материал. Тогда вы могли бы его попросить за особое вознаграждение организовать и это убийство.

– Вы с ума сошли! Нотариуса нельзя подкупить! А если бы даже было можно! То мы оказались бы просто еще в чьих-то руках! Вас бы не было на свете, зато Либелэ… – Она прикусила язык. – Вы шутите, теперь я вижу, а я, глупая гусыня, клюю на ваши шуточки. Нет, господин Лукас, наша версия звучит так: некто, задавшийся целью нас уничтожить, знает, что мы – в ваших руках и что случится, если вы погибнете насильственной смертью. Этот человек и нанял киллера.

– И кто бы это мог быть, по-вашему?

– Клермон и Абель.

– Чепуха! – было моей первой реакцией. Но потом я подумал: а может, и не чепуха? Хильда и ее друзья наверняка не заказывали убить меня. Но кто-то же это сделал. Почему бы не Клермон и Абель, владельцы французского промышленного гиганта, медленно, но верно вытеснявшегося с рынка компанией «Куд»? Мне вспомнилось, как быстро пришел мне на помощь Гастон Тильман после моего признания. Если он… Нет. Нет-нет, Тильман – человек порядочный, подумал я. Но подумал также: «А что это, в сущности, такое – порядочный человек? Вот я – порядочный человек? Видит Бог, уже нет. Итак?»

Итак!

– Вы молчите, – сказала Бриллиантовая Хильда. – Вы задумались. Господин Лукас, мы все находимся в ужасном положении. Что будет, если еще раз попытаются убрать вас и если эта попытка окажется успешной?

– Тогда произойдет то, о чем я вас предупреждал, – грубо ответил я. – И хватит уже копаться в подозрениях и предположениях. Что судьбой предназначено, то и будет. Что еще? Мне ведь покуда нельзя подолгу беседовать с посетителями.

– Вы… Вы нас не выдали? – Это было сказано шепотом.

– Нет.

– Ни во сне, ни в бреду, ни в полуобморочном состоянии?

– Этого я не знаю. Но думается, нет. А то вы бы не сидели здесь, фрау Хельман.

– И никому не передавали информацию – безразлично какую, безразлично кому?

– Не передавал.

– Спасибо. Спасибо вам.

– А, перестаньте.

– Либелэ…

– Что с ним?

– Мне бы хотелось, чтобы он ненадолго зашел в палату. – Она вышла, поговорила с полицейским за дверью, потом вернулась к моей кровати вместе с Шарлем Либелэ. Нотариус, как всегда, был корректен и немногословен. Он вежливо поздоровался со мной и выразил свою радость по поводу того, что я избежал верной гибели. Он сказал:

– Мадам Хельман приехала ко мне сразу после покушения. Я сказал ей, что данные мне указания сводятся к тому, чтобы передать дальше весь материал, который находится у меня на хранении, только после того, как я получу однозначное подтверждение того, что вы, мсье Лукас, действительно умерли насильственной смертью или же от последствий совершенного на вас нападения. То же самое, сказал я, относится и к мадам Дельпьер.

– Все правильно, мэтр, – кивнул я.

Он коротко поклонился.

– Но вы не умерли, – сказал Либелэ. – Долгое время похоже было на то, но вы все же не умерли.

– Хотя был близок к тому, – сказал я.

– Поскольку вы не умерли, я никуда материал не передал. Кстати, во время своего визита ко мне мадам Хельман передала мне для вас триста тысяч новых франков, которые я положил в тот же сейф в банке.

– Мы хотели побыстрее дать вам понять – то есть, не вам, а мэтру Либелэ – что мы не виноваты в том, что с вами произошло, – сказала Бриллиантовая Хильда умоляющим голосом.

– Большое спасибо за деньги, – сказал я. – Отныне с наступлением очередного срока обусловленную сумму прошу вручать мсье Либелэ. Не знаю, сколько мне еще придется здесь лежать. Расписок в получении, разумеется, не будет. Но мсье Либелэ немедленно даст мне знать, если вы не внесете очередную сумму до последнего дня текущего месяца.

– Я плачу точно в срок! Точно в срок! – взвизгнула Хильда.

– С этим все в порядке, мсье Лукас, – спокойно подтвердил нотариус.

– И вот еще что, – сказал я. – Хорошо, что вы оба здесь, так что мне не придется передавать вам это через мсье Либелэ, фрау Хельман. Я тут кое-что придумал.

– Что? – испуганно спросила Бриллиантовая Хильда.

И я сообщил им, что именно я придумал.

6

– Говорят, у тебя тут был визит, – сказала Анжела, входя. Было семь часов вечера. По пути она еще сделала кое-какие покупки. И теперь стояла возле моей кровати, только что причесанная и такая красивая, такая красивая, но все еще очень встревоженная.

– Да, здесь были фрау Хельман и нотариус Либелэ.

– Кто этот Либелэ?

– Это человек, которого мне рекомендовал мой адвокат Фонтана. Абсолютно надежен. Фрау Хельман обратилась к нему, после того как в меня стреляли, чтобы заверить его, что за этим выстрелом стоят не ее друзья и не она сама.

– И ты ей веришь?

– Да, – твердо ответил я.

– Почему?

– Ведь я все-таки разузнал кое-что о ней и ее друзьях, так? И что я знаю людей, которые хотели мне продать правду за большие деньги, тоже верно. Бриллиантовая Хильда тоже это знает. Все это я изложил письменно еще до покушения и оставил нотариусу Либелэ на хранение. Мы вместе с ним положили это в сейф одного из банков. Я доверил этот материал нотариусу, а не полиции. Ему поручено опубликовать его, если со мной что-нибудь случится. Так я надеялся обезопасить наши жизни, понимаешь?

– И как ошибся!

– Это была злосчастная случайность, недоразумение, нервный срыв. Больше не повторится, поверь, Анжела.

– Почему ты так уверен?

– Потому что кое-что придумал за эти дни и сегодня сообщил об этом Бриллиантовой Хильде и нотариусу.

– Что же ты придумал?

– Я напишу историю своей жизни. Нашу с тобой историю, если угодно. Историю того, что со мной приключилось, и того, что стало мне известно. Опишу все, как есть, без утайки. Это я и сказал сегодня Бриллиантовой Хильде. Врачи говорят, что мне еще несколько месяцев придется провести в больнице. Ну вот, за это время я и напишу эту историю – я прилично владею стенографией, в том числе и по-французски. Каждый вечер секретарша Либелэ будет забирать и перепечатывать то, что я написал за день. Машинописная рукопись будет тоже положена в тот же сейф. У Либелэ имеется второй ключ. Я буду работать очень сосредоточенно и быстро. Теперь Бриллиантовая Хильда знает, что эта история будет опубликована со всеми подробностями, если со мной или с тобой что-то случится. Я подумал о нас обоих. Здешние врачи знают, что то, что я здесь напишу, попадет к Либелэ. Следовательно, у меня есть свидетели. Мы хотим жить в мире и покое, как свободные люди, не боящиеся за свой завтрашний день. Бриллиантовая Хильда наверняка распространит известие о моем писательстве. Нет-нет, когда я зафиксирую на бумаге свою историю, мы оба будем в безопасности.

Анжела присела на край моей кровати, наклонилась ко мне и осторожно поцеловала меня. Волосы ее так чудесно пахли!