Текст книги "Ответ знает только ветер"

Автор книги: Йоханнес Марио Зиммель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 48 страниц)

20

Ресторан «Золотой век» расположен на улице Монахов.

Эта улица представляет собой узкий, круто спускающийся под гору переулок. А сам ресторан – старинное здание с множеством закутков и низкими потолками в больших залах, со сводчатыми коридорами и обходными галереями для крестных ходов – когда-то здесь был монастырь. Сзади ресторана раскинулся большой сад. Летом, когда и вечерами слишком жарко, столики накрывались прямо в саду, сказала Анжела. Она пошла впереди меня по залам, где на выбеленных известью стенах были развешаны старинные сковороды, оловянные тарелки и рыцарские шлемы. Навстречу нам, сияя улыбкой и радушно раскинув в стороны руки, двинулся веселый великан. Он поздоровался с Анжелой. Она представила нас друг другу.

– Роберт, это Николай. Николай, это мой будущий супруг.

– Я уже наслышан о том, что вы собираетесь замуж, мадам Дельпьер, – ответил хозяин ресторанчика. На нем была белая рубашка с открытым воротом и закатанными рукавами и красный фартук. Все в нем было крупное – руки, голова, лицо, глаза, рот.

– От кого вы это слышали? – заинтересовалась Анжела.

– Уже не помню. У нас ведь здесь все, как в деревне, правда? Мсье Лукас, примите мои поздравления.

– Спасибо, мсье Николай.

– Не мсье. Просто Николай. Друзья называют меня только так. Мадам Дельпьер любит вас. Она зовет меня Николаем, потому что мы друзья. Значит, мы с вами тоже друзья, мсье.

Он проводил нас к покрытому красной скатертью столику в углу, на котором стояла ваза с розами. В подсвечнике горели три свечи, как и на всех столиках в ресторане. Здесь было прохладно и очень уютно.

– Видите, Николай, – сказала Анжела, показывая хозяину заведения обручальное кольцо на пальце.

– Ах! – выдохнул Николай.

Анжела погладила меня по щеке. Нога перестала болеть.

– Что вы будете пить? – спросил Николай. – Вино? Шампанское? Я принесу все сам. Никаких возражений, мсье.

– Шампанское, – ответила ему за нас обоих Анжела.

– А есть будете, мадам Дельпьер, как всегда, «весь наш огород»?

– Конечно, как всегда, – ответила Анжела. – Знаешь, Николай – великолепнейший кулинар. Видишь вон там печь?

«Вон там» в самом деле выдавалась из угла огромная полукруглая печь, в которой пылал огонь.

– Николай запекает в ней мясо. Фантастически вкусно! А еще он печет в ней необыкновенно вкусный яблочный пирог. Ты должен попробовать то и другое.

– Что ж, я готов. И даже очень рад.

– Как вам запечь мясо, мсье? Не до полной готовности? – спросил Николай.

– Да-да, не до полной.

– А шампанское я принесу сейчас, – сообщил веселый великан, хлопнув меня по плечу. – Мсье, вам досталась лучшая женщина в мире!

– Знаю, – скромно согласился я.

Он удалился.

– Что это значит: «весь наш огород»? – спросил я.

– Сейчас увидишь, – сказала Анжела. – Роберт, у меня есть для тебя новость: я тебя люблю.

Я увидел, что Николай зашел за каменную стойку бара и поставил на проигрыватель стопку пластинок. Тут же сладко запела скрипка в сопровождении большого оркестра.

– Тесть Николая – очень известный во Франции скрипач. Его фамилия Грапелли. Прекрасно звучит, правда?

Я кивнул.

– Ведь Николай – румын. Ты наверняка отметил про себя сильный акцент, от которого он до сих пор не избавился. Притом, что живет во Франции, думается, с 1955 года.

Мои глаза мало-помалу привыкли к свету свечей. И я увидел, что другие посетители ресторана в самом деле были одеты совсем просто, но на нас никто не обращал внимания. В эту минуту в зал вошли мужчина и женщина и прямиком направились к нашему столику. Я сразу узнал мужчину: это был доктор Жубер из больницы Бруссаи. Почему бы доктору Жуберу в свободный вечер и не поужинать в «Золотом веке»?

21

Он тоже сразу меня узнал.

На миг он как бы окаменел. Я видел, что Анжела это заметила. Так что выбора у меня не было. Я поднялся. Доктор вместе со своей спутницей, на вид очень доброй женщиной, подошел к нашему столику.

– Добрый вечер, доктор Жубер, – сказал я.

– Добрый вечер, мсье Лукас.

Я познакомил их с Анжелой.

Спутница доктора Жубера была его супругой. И я заявил ей и Анжеле:

– Вчера доктор Жубер очень мне помог.

– Где? – тут же спросила Анжела. Ее глаза были расширены от испуга.

– В больнице Бруссаи, – ответил за доктора я и рассказал, что в машине Гастона Тильмана я почувствовал резкую слабость и в результате потерял сознание. Тильман с перепугу тут же отвез меня в больницу. А там мной занялся доктор Жубер.

– Почему ты мне ничего об этом не сказал? – встревожилась Анжела.

– Просто там и рассказывать нечего. Незначительный эпизод, только и всего. Правда, господин доктор?

– Ну уж нет, – возразил тот с улыбкой.

– Что же с тобой было, Роберт!

– Сосудистый коллапс. Совсем небольшой и неопасный. Вчера я слишком много ходил пешком по солнцепеку и вообще переутомился. Получил один укол, полежал два часа, и все опять пришло в норму.

– Это правда? – спросила Анжела, обращаясь к Жуберу.

– Правда, мадам. Как вы себя теперь чувствуете, мсье Лукас?

Скрипка пела грустно и задушевно.

– Я чувствую себя превосходно, – не моргнув глазом ответил я.

– Рад это слышать, – в тон мне ответил Жубер.

– И я делаю все, что вы мне рекомендовали. Остерегаюсь подолгу находиться на солнце.

– Вот и отлично, – сказал Жубер. – Если что случится, если вы себя плохо почувствуете, – вы теперь знаете, где меня найти. – Он поклонился Анжеле, его супруга кивнула, и они направились к столику в дальнем от нас углу.

Анжела пристально взглянула на меня:

– Ты был в больнице?

– Не надо паниковать! Помимо всего прочего я был очень взволнован нашей ссорой… Как и ты. Но это был всего лишь небольшой сосудистый коллапс, ты же это слышала – причем из уст самого доктора.

– Только это? Это точно?

– Уверяю тебя, Анжела, совершенно точно.

А скрипка пела…

– Нет! У тебя было что-то с ногой! И с сердцем! – воскликнула вдруг Анжела.

– Нет, – стоял я на своем, – нога и сердце здесь ни при чем.

– Я тебе не верю! – она была вне себя. – Просто ты не хочешь меня пугать. А помнишь, как тебе было плохо, когда мы ездили на остров Святого Оноре? И помнишь, что ты мне поклялся пойти на прием к специалисту?

Я быстро пробормотал:

– Можешь успокоиться, я свою клятву сдержал.

– Когда?

– Вчера. В той же больнице. У доктора Жубера. Он случайно оказался специалистом по нарушениям кровотока.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Что он меня обследовал самым тщательным образом.

– И что же?

– А ничего. У меня небольшое нарушение кровотока. Таблетки, которые я привез из Германии, как раз то, что нужно, он сказал. Я должен их принимать и бросить курить, тогда боль в ноге пройдет. Вот тебе мнение специалиста. Ты удовлетворена?

– Нет, – покачала она головой. – Почему ты мне ни словом не обмолвился об этом обследовании?

– А я и собирался тебе о нем рассказать. Сейчас, за едой. Хотел сделать тебе сюрприз. Хотел…

Она вскочила, не дослушав, и побежала через весь зал к столику Жубера. Я видел, как доктор встал, как он говорил с Анжелой. Она с жаром умоляла его. О, Боже милостивый, подумал я. Казалось, их разговор никогда не кончится. Я почувствовал, что не выдержу. И уже хотел было встать и пойти к ним, как увидел, что Анжела простилась с Жубером и возвращается к нашему столику. Я попытался по выражению ее лица догадаться, что ей удалось узнать, но лицо ее ничего не выражало. Она глядела в пол перед собой.

Я поднялся, когда она подошла ко мне. Потом мы оба сели. Глаза Анжелы, не мигая, смотрели на пламя свечей.

– Ну что? – спросил я.

Она ничего не ответила.

– Анжела! Что же он тебе в конце концов сказал?

Голос ее звучал едва слышно:

– Он сказал мне то же самое, что ты. Мол, это совершенно не опасно. Всего лишь нарушение кровоснабжения. А с сердцем вообще все в порядке.

Благодарю тебя, Боже, подумал я, а вслух спросил:

– Почему же ты делаешь такое лицо?

Она схватила мою руку, прижала ее к своей щеке и прошептала, запинаясь на каждом слове:

– Мне… надо какое-то время… чтобы прийти в себя. Ведь я так перепугалась, так ужасно перепугалась, Роберт…

– Чего?

– Того, что ты солгал мне, чтобы меня не тревожить, и что на самом деле все очень плохо, так плохо, что они… что они…

– Что они – что сделают?

– Что они тебе… возможно… должны будут ампутировать стопу или… или даже всю ногу. – Голос ее почти совсем пропал. – Но теперь я верю, что это не опасно. Теперь я успокоилась. Ты не солгал мне. И все у нас хорошо!

– Да, – подтвердил я. – У нас все хорошо.

22

Смазливая молоденькая официантка принесла большую корзину сырых овощей. Там были и сельдерей, и огурцы, и помидоры, и маленькие головки лука с длинными стеблями, и разные виды салата, и артишоки, и какие-то еще растения, названия которых я не знал. Кроме того она принесла крутые яйца, очень много разных пряностей и приправ, а также брынзу.

– Ты все это ешь?

– Обожаю! Теперь ты понимаешь, что значит выражение «весь наш огород»? Здесь, у Николая, вся еда стоит одинаково, независимо от того, что и сколько ты закажешь. – Смазливая официантка принесла бутылку шампанского и наполнила наши бокалы. А Николай уже стоял у открытой печи, и раскаленные угли отбрасывали на него пляшущие отблески. Он держал в руках длинную рукоятку сковороды с куском мяса и, ловко и быстро орудуя ею, поджаривал для меня мясо. Потом сам подал его на стол. Мясо было просто великолепное, о чем я ему тут же сообщил. Мы занялись едой: я – мясом, Анжела – овощами, а Николай принес вторую бутылку шампанского, присел за наш столик, выпил с нами и рассказал, что в последнее время он все время выигрывает в казино. Я узнал, что Николай – страстный любитель рулетки. Закончив работу в ресторане, он переодевался и уезжал, чтобы предаваться своей страсти. Он очень проникновенно объяснял мне свою систему игры, и я вежливо слушал, хотя был убежден, что никакой системы в рулетке нет. Но Николай свято верил в то, что говорил. А разве все мы не верим во что-то, независимо от того, существует ли это что-то на самом деле или нет, возможно ли это или нет? Да разве мы могли бы жить без этой веры?

Потом Николай вернулся к печи и испек яблочный пирог для нас обоих, и этот пирог в самом деле был самым изысканным блюдом из всех, какие я едал в своей жизни. Николай опять сидел за нашим столиком, пил шампанское и радовался, что мне так нравятся его кушанья, а я думал: как счастлив я был бы или – если повезет – еще буду, если смогу навсегда остаться в этой стране, где люди такое значение придают любви, вкусной еде и дружбе. Мы расправились и с третьей бутылкой, после которой мы с Анжелой почувствовали, что слегка перебрали.

– У вас обоих такой счастливый вид, – сказал Николай. – А мадам даже стала гораздо моложе и красивее с того дня, когда я ее в последний раз видел. Это все любовь, тут нет сомнений.

– Да, Николай, – сказала Анжела, крепко сжимая мою руку, – это все любовь.

23

Она вела машину чуть-чуть быстрее, чем надо. Уверенно, но слишком быстро. Мы мчались по какой-то широкой улице. Слева тянулись высокие дощатые заборы: стройка.

– Знаешь, городские власти хотят все железнодорожные пути опустить под землю, – заметила Анжела. – И построить новый вокзал. Старый – просто позорище для города. Развалина, оставшаяся от прошлого века. Теперь там огромный котлован, так что до рельсов приходится добираться по подземным переходам. Ну, лет через десять-двадцать все будет готово. Але!

– Что значит «але!»?

– А ты ничего и не заметил?

– Нет.

– Значит, ты тоже слегка окосел.

– Видимо, так и есть. Так что значит «але!»?

– Ничего особенного. Просто я проехала перекресток на красный свет, – сказала Анжела. Мы приехали в район Ла Калифорни. – У тебя есть с собой деньги?

– Да.

– Сколько?

– Наверное, полторы тысячи франков.

– Хорошо, – кратко отреагировала Анжела. И тут до меня вдруг дошло, куда она ехала – к нашей маленькой русской церкви на бульваре Александра Третьего. Она опять поставила машину под прекрасными старыми деревьями, потом мы подошли к запертой двери в церковь, на которой висел ящик с надписью «Для наших нуждающихся», и я собрал по карманам все деньги, что были у меня с собой. Набралось 1650 франков, я дал их Анжеле, и она положила банкноты в ящик.

Мы вернулись к машине и поехали домой. На переезде через пути шлагбаум был, как всегда, опущен. Он поднялся только после того, как Анжела посигналила. Вахтер спал в своей сторожке. Анжела помахала ему рукой, он ответил тем же.

Дома Анжела сняла с себя все драгоценности, кроме обручального кольца и цепочки с двойной монеткой, а также платье и накинула махровый халатик. А я снял смокинг, галстук-бабочку и расстегнул воротничок. Было чуть позже полуночи. Анжела достала из холодильника бутылку шампанского, и мы опять распахнули двери на террасу. Свежий ночной воздух хлынул в комнату. Анжела поставила шестисвечник на стол возле витринной стены, сквозь стекла которой можно было смотреть на город. Она зажгла все шесть свечей, выключила электрический свет, принесла из спальни маленький транзисторный приемничек и пошарив по эфиру, нашла немецкую станцию, передававшую нежную, сентиментальную джазовую музыку. Мы сидели на тахте, тесно прижавшись друг к другу, потихоньку прихлебывая шампанское и глядя вниз на город и море. Далеко-далеко, у самого горизонта, огоньки сблизились и вновь разбежались в стороны. Это в море встретились два судна.

– Странно, – помолчав, сказал я.

– Что «странно»?

– Я только что подумал, как в сущности странно, что я так мало о тебе знаю.

Она искоса взглянула на меня.

– Ты ревнуешь? Но меня это только радует!

– Нет, я не ревную, только…

– Понимаю, – перебила она меня. – Однажды я уже хотела все тебе рассказать. Но тогда ты не захотел слушать. А теперь я расскажу, да?

– О, пожалуйста.

– Хорошо. Ты должен все знать.

– Но ты вовсе не должна ничего рассказывать, если не хочешь.

– Но я хочу! И всегда хотела!

– Ну, тогда…

Она рассказала мне о романах, какие были в ее жизни, добросовестно вспоминая, не забыла ли кого, набралось восемь или девять мужчин, – в самом деле, не слишком много для женщины в ее возрасте и с ее внешностью. Рассказывала она тихим голосом, прижавшись к моему плечу, и дважды ненадолго засыпала. А проснувшись, продолжала рассказывать. Из ее рассказа вытекало, что все ее мужчины были милыми и порядочными, за исключением двух: один украл у нее деньги и исчез, а второй, обещавший на ней жениться, уже был женат.

Этого второго я ненавидел лютой ненавистью – ведь из-за него Анжела едва не наложила на себя руки.

– Знаешь, Роберт, тебе, наверное, это тоже знакомо: считаешь кого-то очень милым человеком, прекрасно с ним ладишь и думаешь, что это и есть любовь, а потом замечаешь, что ты это сам себе внушил. У мужчин все это так же, как у женщин?

– Точно так же.

– Внушаешь себе, что это любовь, хотя заранее знаешь, что это всего лишь секс, всего лишь постель, правда?

– Да.

– Если объединяет только постель, все гораздо проще. Когда это проходит, легко остаться добрыми друзьями, – сказала Анжела. – Ну, слушай дальше. Остался еще Гарри. Однажды, когда я ехала в поезде из Остенде в Париж… – Она все рассказывала и рассказывала. Я слушал, но не чувствовал ни намека на ревность, – я был абсолютно уверен, что никого из этих мужчин она не любила так, как меня, – точно так же я был уверен, что никогда ни одну женщину не любил так, как Анжелу. Мне легче, подумалось мне, ведь я вообще ни одной женщины не любил.

Из транзистора лилась медленная музыка, часы летели незаметно, небо на востоке посветлело, и солнце выползло из моря. Мы уже давно не разговаривали. Просто молча сидели рядом и смотрели вниз на город и море. Я наклонился и сказал ей на ухо:

– А теперь иди ко мне, Анжела. – И поцеловал ее веки.

Час спустя она заснула на моем плече. Я смотрел сбоку на ее лицо, как уже много раз, и вновь не мог отделаться от мысли, что лицо ее во сне очень похоже на лицо Мадонны – такое же спокойное, умиротворенное и просветленное. Я не мог оторваться от этого лица, а солнце тем временем уже прорвалось в комнату сквозь жалюзи, и снизу донесся перестук вагонных колес.

24

Курд Юргенс, размашисто жестикулируя, изобразил перед слушающими какой-то эпизод. Элизабет Тэйлор и Ричард Бартон, как и все, сидевшие за столом Юргенса, весело расхохотались. Через несколько столиков от них греческий король в эмиграции и его супруга беседовали с мадам Бегум и какой-то молодой дамой. В конце террасы советник американского президента Генри Киссинджер что-то настойчиво доказывал нескольким мужчинам, которые слушали его молча. Все они сидели на террасах, высеченных в скале под рестораном «Эден Рок». Террас было несколько, и в этот предвечерний час, когда солнце уже клонилось к горизонту, все они были полны народу. В бухте на якоре стояло множество яхт. Мы сидели на самой верхней террасе – чета Тенедос, Атанасий и Мелина, и я. Как и все остальные, мы тоже пили аперитив. Я просил Атанасия уделить мне время для беседы, и тот предложил выехать на его «роллс-ройлсе» из города сюда, на Антибский мыс, и поужинать в «Эден Рок». Точнее, это предложил не он сам, а его куколка-жена с детским личиком:

– Давайте, поедем куда-нибудь. А то у нас тут слишком опасно. Вы знаете, в чем причина, мсье Лукас.

Все это было сказано по телефону, причем Мелина и Атанасий перебивали друг друга. Звонил я из квартиры Анжелы.

– Да, знаю, – сказал я. – Слуги. Вы боитесь своего камердинера Витторио, этого маоиста.

– Осторожно! Он может подслушать наш разговор. Я же вам говорила, мы уже не решаемся никого принимать у себя дома, – сказала Мелина своим птичьим голоском. – Это ужасно, это чудовищно, но вы ведь наверное хотите поговорить с нами по делу, а Витторио обязательно станет подслушивать. Нет-нет, это невозможно. Наш шофер заедет за вами – куда?

– В отель «Мажестик», – ответил я.

Я все еще был в смокинге, надо было переодеться.

– Хорошо. Потом решим, куда ехать. Но не раньше второй половины дня. Может быть, в четыре?

– Хорошо, в четыре, – сразу согласился я.

– И оденьтесь попроще, мсье Лукас, – снова вмешалась в разговор Мелина. – Мы тоже оденемся как можно скромнее. Мы всегда так делаем. Так здесь безопаснее.

– Да, мадам.

– Они до смерти боятся собственных слуг, эти бедняги-миллиардеры, – заметила Анжела, когда я положил трубку. Она слышала весь разговор по другому аппарату.

Мы долго валялись в постели, – в конце концов, я уснул только под утро, – и позавтракали только в полдень. Во второй половине дня Анжеле нужно было работать. Мы условились, что вечером я к ней приеду, как бы поздно ни освободился. Ей хотелось провести этот вечер со мной и дома. Мне тоже этого хотелось. Мы попрощались, словно расставались навсегда. Мы поцеловались, потом Анжела проводила меня до лифта и стояла с печальным лицом, пока дверь кабины не захлопнулась.

Я поехал на такси в «Мажестик». Ни одна живая душа не обратила внимания на то, что я в это время дня явился в смокинге. Здесь вообще никто не обращал внимания на то, что делают другие, в чем я имел возможность еще раз убедиться, когда попросил старшего портье отправить один из моих чемоданов по адресу Анжелы, как только я его уложу. Я сказал ему, что теперь буду иногда подолгу жить там, но мой номер в отеле, разумеется, останется за мной, и если на мое имя придут телеграммы или письма, либо мне позвонят, я прошу постараться найти меня по этому адресу. Это можно сделать? Признаюсь, я очень конфузился, задавая этот вопрос.

– Само собой, мсье. – Старший портье улыбнулся во весь рот. – Вам нравится в Каннах, верно?

– Да, очень.

– Рад это слышать, – сказал он.

Так что я поднялся в свой номер, принял душ, надел легкую рубашку с брюками и босоножки без задников, потом уложил костюмы и белье в один из чемоданов и позвонил, чтобы пришли его забрать. Рассыльный уже был в курсе дела и заверил меня, что все будет исполнено в лучшем виде. Я дал ему на чай, и когда он ушел, у меня было такое ощущение, будто благодаря этому смешному частичному переселению я стал еще чуть ближе к Анжеле.

Шофер Тенедосов приехал за мной минута в минуту. Я сидел один в «нашем» уголке на террасе, потягивая джин-тоник, думая об Анжеле и ожидая, что моя нога вот-вот даст знать о себе. Однако она так и не заболела. На шофере была ливрея песочного цвета. Он повез меня к вилле Тенедос. Супруги уже ожидали нас в парке. Атанасий, этот квадратноголовый и широкоплечий мужик, начисто лишенный всякого намека на шею и потому напоминавший мне Густава Бранденбурга, был, как и я, в легкой рубашке и брюках, а на его жене было дешевенькое пестрое летнее платьице. Вот, значит, как выглядят один из самых крупных судовладельцев мира и его супруга.

Я вышел из машины и поцеловал Мелине руку, а она по-девчачьи хихикнула и сказала, что очень рада – мы едем в «Эден Рок».

– Там мы хоть можем спокойно покушать, что захотим, – сказала она. Сказала по-английски. – Наш шофер тоже итальянец и не понимает ни слова по-английски.

Вот как мы оказались на верхней террасе этого ресторана. Причем Мелина, замирая от почтения и восторга, как мне показалось, то и дело обращала мое внимание на знаменитых или сказочно богатых людей, которые в этот день почему-то собрались здесь в большом количестве.

– Там, в глубине террасы, за столиком под нами, сидит Хуан Карлос, претендент на испанский трон. Все, кто там сидит, сплошь графы, бароны и князья, а дамы – принцессы и графини.

– Вон оно что, – глубокомысленно заметил я.

– А там, где все мужчины курят сигары, – это американцы. Стальные короли. Я знаком с двумя из этой компании. – Тенедос помахал им рукой. Двое ответили ему тем же. – Вот видите, – гордо заметил Тенедос.

– У вас неправильное представление о нас, мсье Лукас.

– С чего вы взяли?

– Вы считаете нас выскочками, верно?

– Прошу вас…

– Конечно, считаете, – сказала Мелина, похлопав ресницами.

– А я и впрямь мальчишкой начинал в Афинах чистильщиком сапог, – перебил ее Атанасий. – Вы этого небось не знали?

– В самом деле, не знал, – ответил я. В темно-синей воде бухты солнце высветило золотые дорожки. – Нет, этого я не знал.

– Но Витторио это знает. И тем не менее, видит во мне смертельного врага. У всех нас равные шансы пробиться в жизни. Я не виноват в том, что он не использовал свои. Такая, значит, судьба. Вы вполне могли бы сидеть здесь с ним, а не со мной, и он был бы судовладельцем, а я – его камердинером.

– Сегодня я буду есть только икру, – заявила Мелина. – Пока не лопну. А пить – только «Родерер». Наконец-то ничего не страшась.

– Мы выпьем еще один аперитив, – сказал ее муж. – У мсье Лукаса есть к нам вопросы. Их лучше бы обсудить до еды. Итак, мсье?

Я рассказал супругам, как до них Торвеллу, все, что мне сообщил Зееберг. Оба слушали очень внимательно. Когда я кончил, Атанасий сказал:

– Мы с Мелиной считаем, что Хельмана убили.

– Мистер Торвелл того же мнения.

– Вот видите. Но убит не кем-то из нашего круга, из той группы, которой принадлежит компания «Куд». Ни у кого из нас просто не было для этого мало-мальски серьезной причины – этого вы не можете не признать, мсье Лукас!

– Я такой причины не вижу. Но какой-то резон, может быть, и был.

– Да нет у нас никакого резона! Вы уже достаточно долго здесь находитесь и вместе с полицией должны были бы что-то уже найти! Убийца существует, это несомненно. В этом городе для убийц раздолье, я уже говорил вам об этом еще в тот вечер, когда мы познакомились у Трабо. Вы помните?

– Помню, помню, – ответил я.

Я видел, как Курд Юргенс и Бартон с супругой поднялись из-за столика и направились к выходу.

– Убийца несомненно существует – разве об этом не говорит все, что последовало за смертью Хельмана? У меня на этот счет есть одна идея фикс, – сказал Тенедос.

– А именно?

– Убийца уроженец этих мест или теперь поселился здесь. Но незадолго до гибели Хельмана находился где-то еще.

– Где?

– На Корсике! Об этом еще никто из вас не подумал, верно? Корсика! Адскую машину спрятали на борту только на Корсике, убийца выполнил свою задачу, которая была ему поставлена там.

– Кем?

– Хельман отправился в Аяччо, чтобы встретиться там с коллегами, – так, во всяком случае, все повторяют, не правда ли? Сказали ли вам в полиции, кто были эти коллеги?

– Нет.

– И чем они занимаются, вы тоже не знаете?

– Это знаю. Они промышленники.

Тенедос разразился саркастическим смехом.

– Значит, это вам все же сказали. А больше ничего?

– Больше ничего.

– Тогда я вам все-таки предложу, мсье Лукас, поточнее расспросить об этих господах мсье Тильмана из французского министерства иностранных дел, который теперь находится здесь, – да-да, мы все в курсе, и не глядите на меня так удивленно, мы все абсолютно точно знаем. Их зовут Клермон и Абель.

– Клермон и Абель, – повторил я.

– Да. Спросите Тильмана, кто они такие.

– А если он мне этого не скажет?

– Настаивайте, не отставайте! Если он не захочет сказать, вы сможете сделать свои выводы. А если скажет, вы наверняка будете потрясены.

– В каком смысле?

– Больше я ничего вам не скажу, – покачал головой Тенедос. – Нет, больше ничего. Спросите Тильмана. Вы будете удивлены, друг мой, очень удивлены.

– Хочу икры. И буду есть ее, пока не лопну, – вмешалась в мужской разговор Мелина.

– Да, мое сокровище, ты получишь свою икру, – сказал ее муж. – Может, немного прогуляемся перед ужином?

И мы пошли втроем по узкой дорожке, посыпанной красным песком, которая вела от ресторана к причалу для шлюпок с яхт, обрамленной розами, гвоздиками и пышными кустами с золотистыми цветами, названия которых я не знал. За ними росли лимонные и апельсиновые деревья, пинии, пальмы, сосны и эвкалипты. Одни яхты отчаливали, другие приставали к берегу. Небо уже изменило свой цвет, море тоже. Мы подошли к большой клетке, стоявшей возле дорожки, в которой сидел попугай, про которого все здесь знали, что он говорящий.

– Bonjour, Marcel! – сказал попугай. Марселем он называл сам себя.

– Разве он не очарователен? – воскликнула куколка Мелина.

– How do you do?[19]19
  Как дела (англ.).


[Закрыть] – спросил Марсель.

– All right, thank you,[20]20
  Спасибо, хорошо (англ.).


[Закрыть] – серьезно ответил Тенедос. Этот человек всегда был серьезен. Смеялся он только деланым смехом. Я подумал, что ему незачем было рассказывать мне о своем прошлом, о мальчишке-чистильщике сапог. Но он об этом рассказал, и я стал смотреть на него с некоторой долей приязни. Может, для этого он и рассказал.

– You are happy,[21]21
  Ты счастливая (англ.).


[Закрыть] – сказал Марсель Мелине, которая пришла в такой восторг, что захлопала в ладоши, как ребенок.

– Thank you, Marcel, thank you![22]22
  Спасибо, Марсель, спасибо! (англ.).


[Закрыть] – воскликнула она.

– You are wise man, – сказал Марсель молчавшему Тенедосу.

– And you are fool,[23]23
  Ты мудрец (англ.).


[Закрыть] – сказал Марсель, обращаясь ко мне.

– А ты – глупец…

– Thank you, Marcel, – сказал я, глядя на море, на пеструю гавань Хуан-ле-Пен. Потом перевел взгляд на большую бухту, которую обрамлял город Канны. Сам город я видел лишь очень смутно, потому что он был довольно далеко, но солнце ярко освещало белые здания, и тысячи окон пылали золотым светом, и я видел Порт-Канто и Старую Гавань и роскошные отели вдоль бульвара Круазет, теперь ставшие мне столь знакомыми, а также «резиденции» на склонах холмов над городом. Потом я посмотрел вправо. Там находился район Ла Калифорни. А в нем «Резиденция Клеопатра». И в ней – Анжела…

– You are lucky fool, – сказал мне Марсель.

Ты – счастливый глупец.

Это уже немного лучше…