Текст книги "Новый мир. Книга 3: Пробуждение (СИ)"

Автор книги: Владимир Забудский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 38 страниц)

На третий год войны эти пафосные слова казались неуместными. Все знали, о какой именно войне идет речь. А красочных эпитетов все равно недостаточно, чтобы передать весь смысл случившегося. В человеческом языке не существует достаточно сильных и пугающих выражений, чтобы описать события, унесшие жизни почти тридцати пяти миллионов человек. Даже после того, как человечество пережило Армагеддон.

– Сейчас, в январе 2093-го года, никто уже не сомневается в исходе этого кошмарного конфликта. Миллионы граждан Содружества самоотверженно принесли себя в жертву, чтобы остановить марш коммунистической империи, посягнувшей на основы нашего мира. И эта страшная жертва не была напрасной. Противник, казавшийся непобедимым, практически повержен. Его ресурсы истощены, войска обескровлены, в тылах царит смута. После нескольких месяцев тяжелейшей осады, так называемая Новая Москва, город-исток этого ужасающего конфликта, расколовший наш мир на две части, со дня на день падет.

При этих словах я не удержался от ироничной усмешки, и не я один. Я заметил, как Молина громко хмыкнула, Росомаха беззвучно рассмеялся, обнажив неровные желтые зубы, а один из десантников, повернувшись к товарищам, даже не понижая голоса, сказал что-то крепко-матерное. Бригадный генерал из 60-ой дивизии исподлобья посмотрел на этих нарушителей спокойствия, но призывать их к порядку не стал.

– Но еще не так давно все было иначе, – тем временем, продолжила репортерша. – Два с половиной года назад, ранним летом кровавого 2090-го, мир, каким мы его знаем, был, как никогда, близок к краху. Все мы знаем о страшной опасности, нависшей тогда над всем человечеством, и о славном подвиге наших защитников, отвратившем эту беду. Сегодня вместе с нами человек, который непосредственно причастен к тому эпохальному событию…

– Она ведь об операции «Скайшредер, да, сэр? – склонился ко мне Орфен, и его шепот заглушил повесть репортерши. – Я слышал, что…

– Т-с-с! Дай послушать, – отмахнулся я от него.

По неизвестной Орфену причине, о которой я не мог говорить, тема, которой вскользь коснулась журналистка, была мне очень близка. Впрочем, я был уверен, что пропагандистская машина не намерена сегодня возвращаться к той давно покрытой пылью истории. Сегодня Джакоби будет говорить о другом.

Интервью, тем временем, началось.

– Фрэнк, – на правах самого именитого репортера начал Берни Андерсон, посчитав, что столь известный шоумен как он сам не нуждается в представлении. – Так уж сложилось, что вы один из самых известных солдат Содружества. Всем нам очень хочется услышать ваше мнение. Как вы считаете – победа и правда близка?

– Несомненно, сэр, – без малейших колебаний кивнул майор.

Этот ответ вызвал на моем лице кислую усмешку. Но мне понравилось, что он не стал называть журналиста «Берни», хотя тот пытался вести себя так, будто они лучшие друзья. Неплохой все-таки Фрэнк парень, хоть из него и сделали фотомодель.

Вспышки фотокамер заработали с бешеным ритмом, но Джакоби даже не моргнул. Привык.

– Помню, Фрэнк, ты как-то рассказал мне, что написал сыну прощальное письмо, когда отправлялся на операцию «Скайшредер», – припомнил Андерсон, все еще пытаясь закрепиться в амплуа закадычного дружка героя войны. – Собирался сжечь его, когда война окончится, не так ли? Как думаешь, время еще не пришло?

– Пока еще оно хранится у меня в кармане, – серьезно кивнул Фрэнк. – Надеюсь, скоро настанет момент распрощаться с ним. Но еще не настал.

– Стоит ли его сжигать? Сыну наверняка будет приятно когда-нибудь прочесть его, – заметила Керри Райс, взгляд которой картинно потеплел и наполнился умилением, едва речь зашла о ребенке.

– Ему всего четыре. И ему будет гораздо приятнее увидеть наконец папашу дома.

Вспышки камер заблестели, запечатлев трогательное выражение отцовской любви на лице сурового бойца спецназа. Тем временем интервью набирало обороты.

– Эдвард Грей, The Press. Майор, вы не могли бы назвать основные факторы, благодаря которым, по вашему мнению, нашей армии удалось приблизиться к этой великой победе?

Вопрос задал военный журналист, которого мне часто приходилось тут видеть, рыжебородый интеллигентный мужчина в очках хорошо за сорок.

– Я не стратег, а солдат, сэр, – с подкупающей простотой ответил Фрэнк. – Но если вы хотите знать мое мнение, то есть всего один фактор, который сделал нашу победу неминуемой. И его уже назвала мисс Райс. Безграничное мужество и самопожертвование миллионов людей. Я говорю о наших солдатах. О тех, кто помогает нам, тяжело работая в тылу. И о тех, кто ждет нас дома. Без них этого никогда бы не случилось.

Сказав это, Джакоби посмотрел в сторону десантников из 101-ой и уважительно им кивнул. Мрачные лица солдат, которые до этого обменивались ироничными замечаниями, словно по волшебству, просветлели, и один из них, до того казавшийся самым злым, ответил на кивок майора поднятым вверх бокалом. Казалось, все это время они только и ждали, пока кто-нибудь отдаст им должное за их вклад, и, получив знак уважения от заслуженного героя войны, мигом растаяли и утратили всю свою желчь.

Эта сцена выглядела трогательно, так что вспышки заблестели с новой силой. Я не был так к ним привычен к камерам, как Джакоби, и невольно зажмурился. В отличие от Орфена, не думаю, что я хотел бы сейчас оказаться на месте майора. Сомневаюсь, что с такой же легкостью сумел бы отыскать столь же красивые слова, придающие всему этому смысл. Если бы у меня спросили, почему Содружество, скорее всего, победит в этой войне, и если бы я верил, что в такой войне вообще может быть победитель, мой ответ, пожалуй, был бы прозаичен.

Содружество одолевает по двум причинам. Во-первых, Союз ввязался в войну, катастрофически недооценив противника. Они считали, что Протектора больше нет. Чаяли, что противник растерян и полностью деморализован. Они ошиблись. Во-вторых, Содружество грамотно использовало технологическое превосходство, чтобы завоевать господство в космосе, а затем и в воздухе. После этого соотношение сил на земле, которое поначалу так пугало, уже не имело большого значения. Евразийцы все еще могли обороняться в своих крепостях или изнурять нас уличными боями в оккупированных городах, но они утратили главное – стратегическую мобильность. Стоило их войскам выйти на марш – их сразу же испепеляли с неба и из космоса. Их потери – в пять раз выше наших. Эта война продлилась так долго лишь из-за их упрямства. По этой же причине мы сидим сейчас в этих горах.

Впрочем, моего мнения никто не спрашивал.

– Спасибо вам, майор, – тем временем, вернул себе слово вездесущий Берни Андерсон, решив, что пора направить интервью в нужное русло. – Разрешите мне задать еще пару вопросов?

– У меня есть всего несколько минут, мистер Андерсон. Война не ждет. И я буду рад, если ваши вопросы будут не об операции «Скайшредер». Все равно у молодежи это слово теперь ассоциируется с видеоигрой, – с каменным лицом, будто и не выдал только что дежурную шутку, ответил Джакоби.

Кое-кто из публики благодушно рассмеялся, представив, каково было майору, когда в 92-ом Dream Tech выпустила виртуальный симулятор событий, которые он сам едва пережил, ставший хитом сезона среди геймеров.

Майор нравился народу. Я заметил, как две девицы из «Красного Креста», навострив уши и порозовев от возбуждения, обмениваются восхищенными взглядами. Любая из них, кажется, с удовольствием родила бы Фрэнку ребенка. Похожее выражение было написано даже на холеном и ранее надменном лице Керри Райс.

– Что ж, тогда я начну и вовсе не с вопроса, а с благодарности, – вдоволь насмеявшись шутке Фрэнка, с режущим слух натянутым благоговением и сердечностью проворковал Берни. – Позвольте от имени всех наших коллег и телезрителей поблагодарить вас за то, что вы для нас сделали, майор. Если бы не парни вроде вас, эта война могла бы закончиться совсем не так, как суждено. Я даже не знаю, много ли людей на всей планете, исключая разве что самого сэра Уоллеса, могут похвастаться таким грандиозным вкладом в сохранение нашего мира и цивилизации.

– Полноте, сэр! – отмахнулся от явно утрированных дифирамбов смутившийся майор. – Я категорически не принимаю похвал в свой адрес. Я лишь винтик в механизме. Как и вы. Как все мы. Один в поле не воин. Так было тогда. Так осталось и сейчас. Победа состоит из самоотверженности миллионов наших мужчин и женщин, на фронте и в тылу, каждый из которых заслуживает гордости и благодарности.

Я заметил, как взгляд Фрэнка слегка затуманился, будто он отвлекся на какую-то информацию, невидимую зрителем, которую он получил через нанокоммуникатор.

– Агнесса Рахадхаби, Indosiar. Майор, мы не будем отнимать много вашего времени. На фронте вы явно нужнее, чем тут, – взяла слово молодая журналистка со смесью арабских и индийских черт в модном голубом хиджабе. – Это интервью услышат и увидят миллионы людей. Вы бы хотели сказать что-то им всем? Военнослужащим-миротворцам и тем, кто ждет их дома?

– Да, спасибо за эту возможность, мэм. Я действительно хотел бы сказать кое-что.

Все вокруг навострили уши.

– Эта война, принесшая нам так много горя, еще не закончена, – собравшись, Джакоби начал изрекать то, ради чего режиссеры этого военного шоу, я уверен, и приказали ему «случайно» явиться на «Высоту 4012» этим вечером. – Мне больно говорить это. Но сердце подсказывает, что еще многим моим братьям и сестрам по оружию, которые, казалось бы, уже так близки к возвращению домой, придется принести суровую дань кровью, прежде чем озверевший враг прекратит свою бессмысленную агонию. Многие из бойцов сейчас слышат меня. И я хочу сказать им две вещи.

Сделав паузу, во время которой положил руку на плечо одному из своих людей, сидящих рядом, и посмотрев на десантников, внимающих его речи, Фрэнк продолжил:

– Я буду рядом с вами, парни. Я буду там, на передовой, где будете вы. И я отдам жизнь за нашу победу, если понадобится. А знаете, что согревает меня? Это вторая мысль, которую я хочу донести. Меня согревает сознание того, что я сражаюсь за правое дело. Понимание того, что моя грудь прикрывает наших жен, детей, пожилых родителей. Что я веду себя так, как подобает мужчине. И меня согревает вера в то, что на нас смотрит Господь Бог, благословляя наш тяжелый, но необходимый труд. И что каждого из нас, если такова судьба, он примет к себе с распростертыми объятиями…

– Вот черт, – непочтительно выразился я шепотом, не дослушав.

– Что такое, сэр? – встревожился Орфен, узнав эти интонации.

– Там наверху, похоже, решились на штурм, – горестно вздохнул я.

– С чего вы взяли, сэр? – шепнул легионер.

– А к чему еще эта речь? Похоже, пропагандисты решили морально подготовить кое-кого ко встрече с Создателем.

– Вы уверены?

– Хотел бы я ошибаться.

На заднем фоне Джакоби наконец закончил. Некоторое время в зале царила оглушительная тишина. Затем кто-то из десантников начал первым медленно хлопать в ладоши. Несколько секунд спустя одиночные хлопки уже превратились в бурю оваций.

Аплодировали все, кто находился в баре. Некоторые люди поднимались на ноги. Даже Росомаха, прослушавший интервью от начала до конца, с несвойственным ему почтительным видом смыкал свои мозолистые ладони. Две девицы из «Красного креста» хлопали, попутно вытирая слезы. Бармен Рави крикнул, что майор до конца времен будет угощаться на «Высоте 4012» бесплатно. Молина аплодировала от всей души, и кричала «Слава!» Я тоже захлопал, чуть более вяло, нежели остальные. Ко мне присоединился Орфен.

Оглянувшись, я заметил, что совсем не аплодирует лишь один человек, притаившийся в задних рядах журналистской братии. Это была сухощавая, раскосая журналистка с длинным носом и узкими проницательными глазами, сощуренными, будто у прицелившегося снайпера. Было заметно, что прочие корреспонденты держались от нее подальше. Ее взгляд надолго замер на мне и почему-то она не спешила отводить его, как делали прочие. Я тут же посмотрел в другую сторону.

Казалось, что на этом интересные события вечера исчерпаны. Берни и его коллеги, кажется, приготовились расходиться, предвкушая, какие замечательные сюжеты каждый из них сможет сегодня смонтировать. Джакоби еще несколько раз улыбнулся в объективы, пожал множество рук и обменялся любезностями с нескольким подошедшим к нему людьми, включая десантников, Молину и генерала из 60-ой дивизии, и даже любезно дал автограф покрасневшей до пят сестричке из «Красного Креста».

– Хорошо, что у нас есть вы, ребята. Силы специальных операций! – воскликнул Андерсон, когда раздача автографов, аплодисменты и благодарности наконец стихли. – Да благословит вас Бог!..

– Ну что, кажется, шоу окончено, – заметил я, тоже собираясь вставать.

Каково же было мое удивление, когда воцарившаяся вокруг идиллия вдруг была непочтительно нарушена.

§ 4

– А что, настоящих вопросов сегодня задавать не разрешено?

Провокационный вброс произвела та самая особа, что только что сверлила меня взглядом. Голос у нее оказался под стать внешности – настырный и пытливый, будто специально сгенерирован для острых и неудобных вопросов.

Керри Райс бросила на нее надменный взгляд и устало закатила глаза.

– С кем имеем честь?.. – на правах здешнего старожила спросил Андерсон.

– Фи Гунвей, Independent, – коротко ответила пронырливая азиатка, ничуть не смутившись.

– И о чем же вы, позвольте спросить?.. – красноречивыми движениями бровей намекая, что замухрышке из какой-то там дрянной газетенки стоило бы заткнуться, пока она не огорчила ничем важного гостя, притворно мягко спросил Берни.

– О чем же, как не о той самой операции, которую вы здесь уже столько раз упомянули?! – противным ультразвуком прозвенела Фи Гунвей. – В этой истории осталось столько тайн и недомолвок! Может, вы наконец прольете на них свет?!

В ее голосе было так много требовательности и язвительности и так мало почтения к ветерану, что некоторые из ее коллег, включая Берни, с трудом смогли сдержать гнев. На нее тут же поползли удивленные и возмущенные взгляды. Сложно было представить себе нечто более неуместное, чем ее критичный тон, после произнесенной только что блестящей и душещипательной речи, цитаты из которой так и просились на первые полосы. Я заметил, как две девицы их «Красного Креста» с разгневанными личиками шушукаются, а группа лощеных штабистов сжимают кулаки с таким видом, будто готовы вскочить из-за стола и броситься защищать честь их боевого побратима.

– Бог с вами, коллега! Майора уже замучили вопросами об этом, – добродушно, но с нажимом отозвался Берни Андерсон, взглядом дав ей понять, чтобы никому не известная выскочка, которую вообще неведомо как пустили на «Высоту 4012», знала свое место. – По-моему, все было давным-давно и вполне доходчиво…

– Я не у вас спрашиваю! – грубо перебила та самопровозглашенного корифея военной журналистики, ничуть не смутившись. – Майор Джакоби! Вы утверждаете, что во время операции «Скайшредер» ваша штурмовая группа действовала самостоятельно, без какой-либо поддержки?

– Не знаю, верно ли я понял ваш вопрос. Все детали произошедшего известны уже так хорошо, что по ним даже сделали видеоигру, – вежливо ответил Фрэнк, озадаченно улыбнувшись, мол, что за дурацкий вопрос.

Орфен перевел на меня вопросительный взгляд, недоумевая, что вообще происходит. Я оставался внешне невозмутим, хотя это не совсем отвечало тому, что творилось у меня в душе.

– Право же, милочка, это уже столько раз обсуждалось! – возмутилась Керри Райс. – Вам следовало лучше подготовиться…

– А у меня совершенно другие данные! – перебил ее колкий, язвительный голос Гунвей. – Я знаю, что была еще и другая группа, наземная, заброшенная в окрестности задолго до дня операции! Не так ли?!

– Чушь и досужие сплетни! – непочтительно перебил говорившую Берни, в голосе которого сквозила насмешка. – Уже не первый раз слышу эти спекуляции!

– Майор, вы не собираетесь отвечать на мой вопрос?! – упорно игнорируя Андерсона, будто пустое место, Гунвей продолжала испепелять глазами Джакоби, который совершенно обомлел от неожиданного напора. – Вам не дали этот счет никаких указаний, когда готовили к этому заранее срежиссированному интервью?!

– Барышня, если вы хоть что-то смыслите в военном деле, то не можете верить во все эти глупые мистификации! – рассерженно напустился на нее Эдвард Грей.

– Эй, да как она вообще говорит с майором?! – яростно засопев и вперив в Гунвей гневный взгляд, возмутилась Керри Райс. – Кто вообще впустил сюда эту сумасшедшую?!

– Это кто ещё здесь сумасшедшие?! У меня есть неоспоримые доказательства, что наземная команда существовала, и это были даже не Силы специальных операций, а…! – не унималась репортерша, но её крики заглушил возмущенный гомон.

– Нет, ничего такого не было, – наконец нашелся опешивший было Джакоби и улыбнулся под ободряющим взглядом Андерсона. – Нам еще как хотелось бы иметь каких-то тайных союзников, мэм, поверьте. Но мы могли рассчитывать лишь на свои силы и на помощь Всевышнего. А сейчас прошу прощения. Служба не позволяет мне задерживаться здесь долго.

Гомон еще долго не стихал. Несколько репортеров на повышенных тонах ругались с Гунвей. Берни Андерсон, утратив в отсутствии камер свое мнимое добродушие, требовал у Рави, чтобы тот выяснил, кто разрешил пустить сюда «эту малахольную», и позаботился, чтобы она больше никогда тут не появлялась. Я вздохнул и кивком головы дал Орфену знак, что теперь-то нам точно пора пробираться к выходу. На «Высоте 4012» становилось слишком шумно.

Нам уже практически удалось протиснуться к двери, когда произошло то, чего мне этим вечером хотелось меньше всего на свете.

– Так значит, думаете, скоро будет штурм?!

Противный голос донесся прямо у меня за спиной. Мы с Орфеном резко замерли и обернулись одновременно. Я нахмурился. Осознал, что она каким-то образом подслушала наш разговор, а может быть, и записала – современные технологии позволяли это сделать с большого расстояния. Я допустил серьезную оплошность.

– Думаю, вы не ошибаетесь, мистер Белый Волк. Вы, я погляжу, не так уж глупы. Уж куда умнее этого балабола, – продолжила, глядя прямо на нас, скандалистка из Independent.

Сохранить каменное лицо стоило мне определенных усилий.

– Меня зовут Фи. Фи Гунвей, – легко выдержав наши неприветливые взгляды, дерзко представилась остроносая девушка, сверкая узкими глазками, обрамленными темными тенями, без стеснения протянув тонкую руку

– Я слышал, – буркнул я, хмуро глядя на синий лак на ногтях протянутой руки.

Орфен машинально пожал девичью ладонь с длинными цепкими пальцами, но выглядел растерянным. Я несильно ткнул его локтем, чтобы не расслаблялся, и начал продвигаться далее к выходу.

– Вы не уделите мне несколько минут?! – назойливая репортерша перегородила нам дорогу.

– Дел невпроворот, – проворчал я, отворачиваясь от объектива.

– «Железный Легион», не так ли? – выпалила она. – Вас легко узнать по седине. Боевая химия не щадит организм. Это ведь кто-то из ваших был на горе Логан во время операции «Скайшредер», да? Разведчики-одиночки. Высадились посреди снежной пустыни, в самой суровой местности на Земле, преодолели сотни миль, разведали местность, а потом участвовали в штурме. Этот болтун, если только он вообще там был, ничего бы не смог сделать без вас. Похвально, джентльмены-наемники. Если, конечно, не считать того, что никакого ужасного проекта «Скай», придуманного сумасшедшими китайскими учеными, якобы ради которого затевалась та операция, вообще не существовало. Одна из выдумок, которыми оправдывали развязывание этой бессмысленной войны.

Орфен открыл было рот, чтобы выразить свое несогласие, но я одернул его и проворчал:

– Конечно же, это все выдумки. И вообще войну развязали инопланетяне. Возьмите себе пару глинтвейнов вон с теми девицами, придумаются сюжеты и покруче. А нам пора заниматься делом.

– Да уж, ЧВК – это как раз то место, где занимаются делом, не правда ли? – проклятая репортерша настырно шагала за нами до самой двери, и глядела теперь только на Орфена, почуяв в нем слабое звено. – Такие себе рукавички, которые одевают, когда надо делать грязную работу! Скажите, у вас есть ордена, медали? У вас хоть пенсия ветеранская будет, а?! Молодой человек, да, вы! Вы сможете с гордостью рассказать своей девушке, когда вернетесь, за что вы воевали?! Или так и будете всю жизнь молчать, стыдливо опустив глаза?!

– У меня нет девушки, – успел произнести Орфен растерянно.

– Правда? – удивилась и еще больше оживилась Гунвей. – В это невозможно поверить! Вам что, это запрещают, да? Сколько вам лет, молодой человек? Двадцать пять? Двадцать три? Расскажите о себе! Что вы успели совершить на войне?! Расскажите, люди имеют право знать, и вы заслуживаете того, чтобы не быть забытым! Или, может, нет ничего, о чем вы могли бы рассказать без стыда?!

Орфен все больше терялся. Слова этой сучки явно задевали его за живое. Скрыться от нее едва-едва удалось за шлюзовой дверью, торопливо натянув на головы капюшоны и закрыв лица масками. Туда, где громко завывал ветер, а кожу щипал двадцатиградусный мороз, Гунвей не рискнула за нами последовать, и я захлопнул дверь у нее перед носом.

По свежему снегу мы торопливо отошли от бункера шагов на сто, прежде чем Орфен, сделавшийся расстроенным и виноватым, заговорил:

– Простите, сэр. Просто я…

– Забудь об этом, Орфен, – буркнул себе под нос я.

– Мне, наверное, следовало…

– Да заткнись уже, рядовой! – рявкнул я, не сдержавшись. – И прибавь ходу!

– Да, сэр! Слушаюсь, сэр!

Некоторое время мы молчали и слушали лишь хруст снега у нас под сапогами. Вдали среди гор продолжали доноситься отголоски взрывов – на открытой местности они казались куда громче.

– Черт! Из-за этой ситуации нам теперь могут запретить бывать тут, – проворчал я.

– С чего она вообще пристала к нам, сэр? Вы не знаете?

– Понятия не имею! – соврал я. – Просто психопатка какая-то.

– То, что она говорила о «Легионе» и о горе Логан…

– Не вздумай даже произносить такое, рядовой! – гаркнул я гневно.

– Слушаюсь, сэр!

– Если ты услышал какую-то несусветную чушь, Орфен, это еще не значит, что ее нужно на каждом шагу повторять! Я не допущу, чтобы бойцы из моей роты разносили подобные сплетни!

– Так точно, сэр!

Тут я наконец выдохнул, осознав, что разбушевался без особых причин и срываю на подчиненном злость, причина которой с ним никак не связана. И надо же было мне наткнуться на эту чертову репортершу! Надо же, что все так неудачно совпало.

– Мы – тени, Орфен, – повторил я еще шагов через сто, обращаясь скорее к себе, чем к притихшему после моей взбучки солдату. – Очень плохо, если на нас обращают внимание.

– Я знаю это, сэр, – кивнул понурившийся молодой легионер.

– Мы с тобой делаем настоящую работу, пока эти клоуны снимают свои телешоу, – продолжил я, раздраженно кивнув через плечо, где остался бар. – Мы знаем это – и этого достаточно. Понимаю, ты хотел бы, чтобы у тебя брали интервью, как у того парня, и встречали овациями. Но этому не бывать. В мире все устроено сложнее. Те, кто делают настоящую работу, не светятся.

– Я знаю это, сэр. Я горжусь тем, что мы делаем, – покорно кивнул парень.

– Не позволяй словам этой чертовой репортерши подорвать твой боевой дух.

– Ни за что, сэр! Мой дух ничто не сможет подорвать, сэр! Я – мясо! И я рожден, чтобы убивать! – скороговоркой проговорил Орфен.

Эти слова вызвали во мне еще более мрачные воспоминания. Терпеть не могу слышать их, будь это хоть сто раз наш девиз. Но я, конечно, не подал виду. Орфен был всего лишь легионером. Завтра он может погибнуть, как и все остальные. Мне не следует уделять ему так много внимания.

– Вот именно, – удовлетворенно кивнул я, давая понять, что тема исчерпана.

Но освободить свое собственное сознание от «ненужных» мыслей и воспоминаний оказалось сложнее, чем заставить замолчать Орфена. Память о прошедших событиях больше не стиралась в моем сознании бесследно, ведь на протяжении всей войны я придерживался минимальных возможных дозировок стимуляторов. И теперь маховик воспоминаний, запущенный словами этой треклятой журналистки, раскручивался дальше помимо моей воли. Он уносил меня назад на два с половиной года, к первым дням войны.

§ 5

Хорошо помню свои чувства, когда я вернулся с того злополучного задания в Европе в мае 2090-го. «Валькирия», о которой так долго и отчаянно молил мой истерзанный организм, медленно струилась по моим венам. Она принесла мне облегчение, прекратив мучительную наркотическую ломку. Но даже «Валькирия» не способна была заглушить всех моих чувств. Эти чувства сводились к полной утрате ориентиров, разочарованию в себе, горькому раскаянию за содеянное и ненависти к тем, кто превратил меня в монстра.

Я был уверен, что генерал Чхон не простит мне убийства Локи. Но я и не собирался вымаливать у него прощение. При мысли об отплате, которая меня неминуемо ждет, я не чувствовал страха. В душе я даже желал прекратить свое существование, в ничтожности, бессмысленности и ущербности которого я смог убедиться, ненадолго освободив свое сознание из оков «Валькирии». Смерть была единственным способом вырваться из замкнутого круга рабства, в которое я попал. А значит, это был далеко не худший исход.

Конвертоплан, забравший меня с диких пустошей у руин Генераторного, на которых начали разражаться первые сражения Четвертой мировой войны, доставил меня на временную оперативную базу, разбитую на старом аэродроме недалеко от Ганновера. Там царила суета, олицетворяющая начало большой войны: непрестанно садились и взлетали летательные аппараты, прямо под открытым небом разгружали контейнеры со снаряжением и боевой техникой, возбужденно бегали люди и сновали дроны технического обслуживания.

Покойный ныне лейтенант Стил, командовавший тогда моим взводом, встретил меня на взлетно-посадочной полосе со своим обычным каменным лицом и без лишних разбирательств доправил в полевой штаб генерала, разбитый в одном из старых ангаров.

– Капрал Сандерс прибыл, сэр, – закрыв за собой дверь, мрачно молвил я.

Передо мной раскинулось темное помещение, наполненное переливчатым свечением воздушных дисплеев. Дисплеев было такое количество, что я не смог бы одновременно уследить и за третью. На каждом из них мельтешила бегущая картинка.

Множество динамиков воспроизводили звуки захлебывающихся панических радиопереговоров, прорывающихся сквозь эхо выстрелов и взрывов. Были слышны отчаянные призывы о помощи, лихорадочные доклады о быстро меняющихся обстоятельствах, проклятья в адрес командования и даже просто стенания, полные боли и отчаяния.

Силуэт широченной спины генерала высился посреди всего этого хаоса.

– Ну и чертовщина происходит в мире! – глядя на экраны, злобно гаркнул генерал.

Мой взгляд невольно задержался на одном из экранов. Съемка велась, судя по всему, дроном, который кружил над чем-то отдаленно напоминающим базу ВМС Сембамванг. Вот только на ее месте бушевали исполинские пожары, испуская густые столбы черного дыма и время от времени изрыгая в небо вспышки взрывов боеприпасов.

– Евразийцы застали их со спущенными штанами, пока идиоты там жрали свои макароны по-флотски, – как-то поняв, что я смотрю на этот экран, прокомментировал Чхон. – Я всегда говорил, что от миротворцев никакого толку. Двадцать миллиардов фунтов сейчас лежат на дне бухты из-за тупости дебила, которому поручили командовать этой базой.

Я ничего не ответил – лишь ждал, пока очередь дойдет до меня.

– Вольно! – наконец гаркнул Чхон, резко, со скрипом каблуков поворачиваясь ко мне. – Ты пока еще никакой нахрен не «капрал» и не «Сандерс». Ты отовсюду уволен и списан задним числом к чертям. Так что можешь обойтись без формальностей!

– Как скажете, генерал, – пожал плечами я. – Ваше задание выполнено. Группа «Призрак» совершила четыре рейда. Местное население теперь настроено против нашего врага. Вы довольно мною, сэр?

– А тебе какое дело?! Ты что, любишь, когда тебя хвалят?! – осклабился Чхон.

– Просто надеялся еще раз услышать от вас, как все это было важно, сэр, – признался я. – Потому что никакой «Валькирии» не хватит для того, чтобы я забыл лица всех ни в чем не повинных людей, которых мы по вашему приказу угробили.

Мне было нечего терять. Слова сами слетали с языка. Чхон, впрочем, не подал виду, что возмущен моей дерзостью. Его взгляд прошелся по мне, словно сканер. Он кивнул, будто что-то приметив.

– Почему ты один? – подходя ко мне и вперившись своим взглядом-катком прямо мне в глаза, грозно спросил генерал. – Какого черта произошло с Девяносто пятым?! И этим вторым, как его там?

– Оба погибли в Пожарево, сэр. Это хутор на берегу Дуная, где проходил наш четвертый рейд. Данные разведки оказались дерьмом собачьим. Евразийцы были там за неделю до нас. Договорились с местными о сотрудничестве. Поэтому местные не поверили, что мы – это они. А вскоре евразийцы и сами явились по наши души.

– Кто это так разукрасил тебе рожу?! – посмотрев на шрам на моей щеке, поинтересовался генерал.

– Девяносто пятый, – к собственному удивлению, признался я, не отводя взгляда. – Он, как дешевый актеришка, носился с китайским церемониальным офицерским мечом. Называл себя «командиром Чхоном». Считал, что это чертовски крутое прикрытие. В Пожарево он совсем слетел с катушек и продолжал бессмысленную резню, даже когда стало очевидно, что наше прикрытие нарушено. Когда я попробовал образумить его, он попытался меня убить. Но силенок не хватило. Даже яд, которым он смазывал лезвие меча, меня не взял. Я прикончил гада голыми руками. Это было приятно.

Наши глаза продолжали неотрывно глядеть друг на друга. Выражение лица Чхона оставалось каменным. Мясистые ноздри медленно выпускали из себя воздух. Накачанная грудная клетка, вздымаясь от дыхания, почти соприкасалась с моей. Моя жизнь застыла на волоске. Но в тот момент мне было все равно.

– Так он что, таки приходился вам родственником, генерал? – спросил я, так как терять было уже нечего. – Сложно поверить в это, учитывая, как плохо он дрался.

Я ожидал удара в любую секунду. Но удара не последовало.

– Не думаю, что в нем была моя кровь, – ответил генерал.

Его исполосованное шрамами лицо вдруг исказила жутковатая широкая улыбка. Он с размаху водрузил тяжеленную руку мне на плечо и начал трясти его, посмеиваясь и продолжая смотреть мне в глаза.

– Моя кровь может быть лишь в самых сильных и самых живучих. В тех, кто всегда побеждает. В тех, кто вот так просто является сюда, смотрит мне в глаза и говорит то, что ты только что сказал. Вот что такое моя кровь!

В глазах Чхона были написаны гордость и удовлетворение, как в глазах отца, чей сын только что окончил университет с красным дипломом. Лишь в этот момент я понял, что никакого удара под дых не последует.