Текст книги "Новый мир. Книга 3: Пробуждение (СИ)"

Автор книги: Владимир Забудский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 38 страниц)

– Сэр! – вновь донесся до меня окрик одного из легионеров. – Что с вами?!

– Да оставьте его! – презрительно бросил Буллет. – Обойдемся и без этого слабака!

В этот момент я ощутил, как ватное тело наконец начинает снова принадлежать мне. И ладони рефлекторно сжались в кулаки так крепко, что суставы затрещали.

– Что со мной? – выйдя наконец из столбняка, яростно прошептал я, повернувшись к сержанту, позывной которого я не помнил, задавшему этот вопрос. – Да что с тобой, если ты не видишь вокруг ничего необычного, ты, сукин сын?! Ты не видишь, что произошло со всеми этими людьми?!!

– С коммунистами? – оглядевшись вокруг, безразлично переспросил он.

Этого вопроса, заданного с вполне искренним недоумением, я не смог спокойно выдержать. Несколько секунд спустя двое других легионеров с большим трудом сумели оттащить меня от сержанта.

– Эй, да ты что творишь?! Успокойся! – кричал мне в ухо один из них.

– Держите его! – приказал лейтенант. – Он не в себе!

– Лейтенант, что нам с ним делать?! – запыхавшись, спросил другой держащий меня боец.

– Отпустите меня! – стряхнув обоих с себя, с бессильным отчаянием гаркнул я. – Совсем озверели?! Не понимаете, что произошло?! Это, бляха, гражданские! Тысячи, тысячи, тысячи гражданских! Они все мертвы! Мертвы из-за «Зекса», мать вашу!!!

– Капитан, держите себя в руках! Нет причин для такой бурной реакции, – молвил Буллет спокойно, подходя ко мне. – Очевидно, произошла ошибка. У разведки были неверные данные. Никто не собирался специально уничтожать нонкомбатантов…

– Ошибка?!!! – обведя взглядом окружающий жуткий пейзаж, переспросил я. – Ты это так называешь?!

– Капитан, это – не наше дело. Нам необходимо выполнить задание, – с нарастающим упрямством и ледяным спокойствием повторил он, тщательно выговаривая каждый слог, будто старался для слабоумного. – Вы в состоянии руководить отрядом или мне стоит принять командование на себя?

Сцепив зубы, я издал отчаянный рёв и яростно помотал головой, силясь сбросить оцепенение и взять себя в руки. Но мои старания были напрасны. Всё моё тело колотила дрожь, какой не было даже первый раз в моей жизни, когда я попал под обстрел. Взгляд невольно переползал с одного тела на другое, дыхание учащалось, сердцебиение резко усиливалось. Ощущение помешательства и нереальности происходящего становилось все сильнее.

– Капитан, вам не помешает лишняя доза стимулятора, – предложил лейтенант. – Она не помешала бы вам еще перед операцией…

– Заткнись, – тяжело выдохнув, тихо прошептал я. – Заткнись, Буллет, или, клянусь, я за себя не отвечаю!

– Капитан, это же чёртовы евразы! Эти ублюдки сами развязали войну! Вам что, стало их жалко?! Вы забыли, кто вы такой?! Кто мы все такие?!!

– Да это вы забыли, кто вы такие, люди! – проорал я в ответ, делая шаг к нему. – Неужели вы не понимаете, что это – слишком?! Неужели вы правда считаете, что это может быть чем-то оправдано?!

– Это не нашего ума дело. И не вашего, капитан. Мы – легионеры. И мы здесь для того, чтобы сделать свою работу. Это – война.

– Это? – я ошалело огляделся по сторонам, и покачал головой. – Нет, Буллет. Это – не война. Это называется геноцид. И это во все времена считалось военным преступлением!

– Знаешь, что?! – совсем вышел из себя Буллет. – Да пошел ты, ясно?! Я устал от твоего нытья! И не я один! Здесь почти все из роты «Браво»! Наш командир – капитан Колд, а не ты, Сандерс! А теперь командиром стал я! И я в состоянии командовать! В отличие от тебя!

На моём лице пробежала нервная усмешка. В интонациях лейтенанта, в его нервном сопении было слышно, что Буллет слетел с катушек. Позволил боевому угару взять верх над разумом и дисциплиной. Открыто бросив вызов командиру, что в боевых условиях по уставу Легиона каралось смертью, он перешел красную черту. А значит, он готов был, по-видимому, идти до конца.

Такое случалось в Легионе и прежде. Всякое может случиться, если регулярно накачивать людей экспериментальной наркотой, грубо извращающей их психику. Каждый офицер Легиона знал, что в таких случаях предписывалось действовать быстро, жестко и бескомпромиссно, чтобы подавить бунт в зародыше.

Я мог поступить так и сейчас. Мог, но не хотел.

– Ты правда так этого хочешь? – отозвался я с ухмылкой. – Ну так командуй, болван.

Кажется, такой мой ответ огорошил лейтенанта, уже почувствовавшего прилив адреналина от предвкушения потасовки. Не добавив больше ни слова, я развернулся и медленно побрел прочь.

– Эй! Ты куда?! – послышался позади его слегка растерянный голос.

– С меня хватит, – не оборачиваясь, молвил я. – Я больше в этом не участвую.

– Да пусть идет! Проваливай, трус! – презрительно бросил один из сержантов.

– Ну уж нет! Стоять! Стоять, дезертир! – разгорячился Буллет.

Я не обратил внимание на крик. Остановился, лишь услышав щелчок затвора.

– Совсем рехнулся? – медленно поворачиваясь, поинтересовался я.

– Я освободил тебя от командования, но не освободил от службы! Ты – такое же мясо, как все мы, Сандерс! И ты никуда не пойдешь! Понял меня?! – все больше выходя из себя, кричал он.

По моему лицу продолжала блуждать обманчиво веселая, слегка безумная усмешка. Впрочем, под шлемом этого никто не мог видеть. Воздух был, казалось, наэлектризован от напряжения. Между нами было ярдов десять. Легионеры окружили нас полукругом, не вмешиваясь и ожидая развязки. Я почти физически чувствовал перекрестье прицела на своей груди. Но в тот момент это меня не беспокоило.

– Ну давай, – предложил я, ступая ему навстречу. – Если это все, что ты можешь – давай. Будь ты настоящим лидером, каким пытаешься показаться, ты доказал бы, что сильнее меня. Победил бы меня так, как принято между легионерами. Но ты – трус, Буллет, которому требуется все больше и больше наркоты для храбрости. Ты только и способен, что шагать по трупам гражданских. Так ведь?

Нельзя сказать, что в этот момент я так уж ясно контролировал себя и планировал свои действия. Откровенно говоря, я ходил по лезвию бритвы. И, может быть, отчасти даже специально напрашивался, чтобы меня пристрелили. Но моя импровизированная тактика, продиктованная скорее чутьем, чем логикой, сработала именно так, как надо. Буллет поддался на провокацию. Взревев от ярости, он сорвал с груди винтовку и бросил оружие ближайшему к нему легионеру.

– Ну иди сюда, сукин сын! – закричал он угрожающе.

Я подпустил его максимально близко, оставаясь неподвижным. Лишь когда его кулак был уже буквально в паре дюймов от моего лица, я начал уворачиваться, в тот же миг потянув из ножен кинжал, на рукояти которого уже давно лежала ладонь левой руки у меня за спиной.

Лезвие полоснуло точно по стыку, соединяющему шлем с костюмом, одному из немногих в нем уязвимых мест, повреждая его и нарушая герметику. Тело Буллета, еще секунду назад переполнявшееся флюидами звериной ярости и мощи, рухнуло на пол в конвульсиях, дергаясь в них по мере того, как белесая дымка вползала в образовавшийся проем, обжигая открытую кожу шеи и постепенно проникая сквозь нее в горло.

– Как я и обещал, – прошептал я тихо.

Легионеры продолжали молча стоять, наблюдая за исходом схватки. Без особого сожаления их взгляды переместились на конвульсивно дергающееся тело их лейтенанта. Никто не бросился ему на помощь. Буллет допустил непростительную ошибку для того, кто вознамерился стать их вожаком.

Он показал себя слабым.

– Помогите ему. Нужен герметик, срочно! – приказал я.

И, хоть я только что на их глазах собирался нарушить приказ и покинуть поле боя, что в Легионе, как и нарушение приказа, каралось смертью, они мне подчинились. Сразу двое подскочили к Буллету, чтобы заделать пробоину специальным быстро застывающим герметиком, пока газ его не прикончил. Несмотря на их усилия, я не был уверен, что он выживет. Впрочем, мне было все равно. Как и я, как и любой из нас, он заслуживал смерти в этом ядовитом облаке во сто крат больше любого из тех, кто лежал сейчас бездыханным вокруг.

– Кто-то еще хочет стать главным? – обводя тяжелым взглядом легионеров, спросил я. – Что, наркота так в голову ударила, что страх совсем потеряли, а, волки позорные?!

Легионеры молчали. Язык силы и угроз был им хорошо знаком.

– Что прикажете, сэр? – ступая ко мне, смирно спросил сержант Рейл, один из самых опытных в отряде, тем самым объявив окончание бунта и признав мое старшинство.

Я придавил его тяжелым взглядом, которому научился у генерала Чхона. Такой взгляд чувствовался даже через стекло шлема. И, как по волшебству, отнимал желание спорить.

– Значит так! Никакой самодеятельности! Огонь открывать – только по моему приказу! Никаких дополнительных инъекций стимуляторов без команды! Наша задача – захватить пункт управления ПВО, а не мочить безоружных гражданских, ясно?! Тот, кто запустил сюда чертов газ, еще за это ответит! А сейчас нам нужно поскорее закончить эту войну, чтобы ничего подобного больше не повторилось! Всем ясно?!

– Да, сэр! – ответил мне нестройный хор голосов.

– Ты! – я указал на одного из бойцов, который возился с хрипящим от удушья Буллета. – Доставь этого дегенерата к ближайшим медикам. Бегом-марш!

Повернувшись к остальным, я открыл рот, чтобы отдать команду двигаться вперед. В этот момент на моих глазах в голову одному из легионеров угодила гиперзвуковая пуля, опередив пронесшийся следом оглушительный звук выстрела. Убитый на месте, подстреленный легионер рухнул как куль. В следующий миг треск канонады заполонил опустевшую после газовой атаки улицу. Вспышки выстрелов начали загораться на крышах и в окнах зданий.

– Засада! – прокричал кто-то из бойцов.

§ 31

Столкновение с противником подхлестнуло мои воинские инстинкты и заставило сосредоточиться на боевой обстановке. Позже я понял, что это, возможно, спасло меня от помешательства, позволив вырваться из липких лап оцепенения, окутавшего меня в этом жутком могильнике.

– Рассыпаться! Найти укрытие! – прокричал я.

Двое легионеров, застигнутые врагом врасплох, остались лежать замертво на улице. Еще один – потащил назад по улице полуживого лейтенанта Буллета. Оставшиеся десятеро, отстреливаясь, наспех скрылись в распахнутых настежь широких двойных дверях какого-то учреждения.

Легионер, вооруженный портативной многозарядной ракетницей, пятясь задом в сторону двери, сделал залп. Здание на той стороне улицы, где засело большинство стрелков, сотряслось сразу от четырех взрывов. Краем глаза я увидел, как часть конструкции осыпается, а вместе с ней валятся, как груши с обтрушенного дерева, тела стрелков. В тот же миг невдалеке от двери взорвалась ракета, выпущенная в ответ.

– Не задерживаемся! Проходим через это здание! Живо! – приказал я.

Проход через темное, захламленное помещение с узкими коридорами, распахнутыми дверьми и множеством мягких продолговатых предметов, устилающих пол, которые, как все мы понимали, были человеческими телами, не дался нам легко. Из другого входа в то же здание одновременно ворвался отряд ополчения и, судя по характерному гудению, залетела пара «Зенек». С конца коридора мы могли слышать крики на китайском.

– Евразы в здании! – предупредил кто-то из бойцов.

– Прорываемся! Огонь по усмотрению! – отдал единственный возможный приказ я.

Мы столкнулись с противником буквально лоб-в-лоб. Завязалась ожесточенная, но короткая перестрелка. Как я понял позже, осматривая тела убитых, нам противостоял отряд комсомольской дружины «Гималайские медведи», численностью не превосходящий нас. Там служила молодежь допризывного возраста. Наспех проинструктировав, их экипировали в нелепые красно-белые комбинезоны, примитивные резиновые противогазы и старые костюмы химзащиты. Вряд ли евразийцы отчаялись настолько, что пустили их на первый край. Скорее всего, они просто бродили по улицам в поисках выживших после газовой атаки и, встретив нас, по своей инициативе решили дать отпор.

Значительно превосходя противника в опыте, сноровке и оснащении, да еще и располагая смертоносным ручным многоствольным пулеметом в руках сержанта Нейла, легионеры смогли рассеять «комсомольцев» – убили пятерых и сбили оба дрона, заставив уцелевших, унося с собой раненых, спешно покинуть здание. Ответным огнем всерьез зацепило лишь одного бойца, которого, впрочем, спасти не удалось – «Зекс», быстро проникнув в органы дыхания через пробоину в шлеме, довершил начатое.

Лишь когда горячка перестрелки осталась позади, я осознал, в каком именно здании мы находимся. И на меня вновь начало накатывать оцепенение. Если бы я мог хоть отдаленно представить себе, через что мне предстоит пройти – я, должно быть, накачался бы «Валькирией» перед вылетом до крайней передозировки. Человек, даже прошедший целую войну, никогда не сможет стать прежним после того, как пройдется по опустевшим коридорам переполненной школы, накрытой облаком отравляющих газов. Если, конечно, в нем еще осталось хоть что-то от человека.

– Капитан! – обратился ко мне сержант Нейл, когда мы добрались до противоположного выхода из здания. – Выход – под обстрелом! Евразы засели на другой стороне улицы! У них там снайпер – должно быть, еще одна чокнутая девка из этого их женского полка!

Глубоким вздохом я заставил себя взять себя в руки.

– Есть еще заряды для ракетницы?

– Никак нет, сэр. Израсходовали последние.

Воспользовавшись тактической картой, я бегло оценил картину боя. Получалось так, что ополченцы не перекрывали путь к нашей цели, а лишь обстреливали нас с фланга.

– Нам необязательно ввязываться с ними в бой. Нейл, займи хорошую позицию и дай им прикурить из «Минигана». Вы двое – оставайтесь с сержантом и ведите прицельный огонь из винтовок. Все остальные, под прикрытием их огня – бегите вон туда, за угол здания. Потом займем позицию там и прикроем Нейла и остальных, пока они перебегут к нам.

– Хорошо бы вначале нейтрализовать «гарпию», – заметил кто-то.

– Она не успеет убить нас всех, – неумолимо покачал головой я.

– Мы оставим этих козлов у себя в тылу, – цокнул языком Нейл.

– Плевать. С ними разберутся другие. Отставить разговоры! По команде – марш!

Перебежка из школы за угол здания, стоящего на углу соседней улицы, стоила нам еще одного убитого легионера. Тело так и осталось лежать на простреливаемом участке улицы, конвульсивно дергаясь от «Зекса». Я заметил, что снайперша, метко сбившая его с ног, не стала добивать его. Хотела, наверное, посмотреть, как он мучается. Или надеялась, что кто-то бросится раненому на помощь, став для нее новой целью. Едва ли я мог винить ее в бесчеловечности после того, что только что видел и сотворил сам.

– Вперед! – бесстрастно велел я, следя за агонией бойца. – Ему уже не помочь.

Вскоре я перестал считать количество пройденных нами помещений, переполненных мертвецами. Разум применил защитный механизм, закрывшись от всего, что видели вокруг глаза, пеленой отрицания. Я убедил себя в том, что это не по-настоящему, или что это не имеет никакого отношения ко мне. Иначе я бы просто сошел с ума.

– Все чисто, сэр, – доложил Нейл, подходя ко мне после очередной перестрелки. – У нас еще один раненый. Успели заделать костюм герметиком. Сопротивление упорное. Но мы приближаемся к цели.

– Сэр! – возбужденно окликнул нас один из бойцов. – Впереди дружественный отряд!

– Кто это?

– Вижу индикаторы рот «Альфа» и «Чарли» нашего батальона! Мы нашли их, сэр!

Моя грудь исторгла тихий, незаметный для посторонних вздох. Лоб, прикрытый шлемом, прорезали морщины. В это было сложно поверить. Но мы, вопреки всему, были, похоже, у цели.

§ 32

Долгожданная встреча произошла в начале улицы, носившей, если верить карте, имя советского маршала Жукова. Улица, как и другие, носила на себе отпечаток беспощадной химической атаки. Эту встречу ни у кого бы не повернулся язык назвать «радостной». Лишь один момент немного скрашивал ситуацию – навстречу мне вышел не капитан Тауни.

– Сэр! – мне отдал честь лейтенант Хард, командир 3-го взвода моей роты. – Это просто отлично, что вы подошли! Мы уже готовились к атаке. Думали никого не ждать!

– Где капитан Тауни? – первым делом спросил я.

– Погиб в бою, сэр. Герметика его костюма была нарушена, и он задохнулся от газа.

«Какая жалость», – подумал я саркастически, в то время как по душе растеклось ощущение злобного удовлетворения, а в шрамах на спине от ударов кнута начало приятно покалывать. Я надеялся, что Тауни был в тот момент не настолько накачан «Валькирией», чтобы совсем не чувствовать боли и страха, и что он успел хоть на миг задуматься над неминуемым окончанием своей никчемной жизни перед тем, как его трусливая черная душонка отправилась в ад. Если этот мерзавец встретил более легкую смерть, чем тысячи ни в чем не повинных людей вокруг – в этом мире нет ни капли справедливости.

– Так кто здесь главный?

– Я. Вернее, теперь – вы, сэр.

– Меня это нихера не радует! Запустить сюда газ – это было чертово безумие!

– Так точно, сэр! – поддержал меня Хард, сразу выдавая в себе своим здравомыслием бойца роты «Чарли», прошедшего мою школу и не злоупотребившего перед сражением стимуляторами. – Потравили столько гражданских, что на это просто смотреть невозможно! А для дела пользы – ноль! Один только вред! Уже столько моих бойцов полегло из-за мелких пробоин в костюмах – не счесть!

– Докладывай ситуацию, – тяжело вздохнув, приказал я.

– Мы достигли цели.

Указав рукой дальше по улице, он продолжил:

– Вон та высокая арка с правой стороны улицы, видите? Она ведет в узенький переулок. В конце переулка – спуск на нижний уровень. Спуск защищен гермодверью. Перед дверью они соорудили баррикады из подручных материалов. Там, за ними, если верить данным разведки – наша цель. Коммунисты, похоже, специально разместили узел управления ПВО в жилых секциях. Думали, что это удержит нас от бомбардировок.

«Как же они ошиблись», – про себя прошептал я. Как раз в этот момент в арку проник один из «Глазков». Из глубины переулка прогремела длинная пулеметная очередь, мгновенно сбившая дрон.

– Это с баррикад, – кивнул Хард. – Они хорошо защищены, как и предполагалось. Судя по тому, что мы успели увидеть с «Глазков», это «скорпионы» – 25-ая бригада спецназа имени маршала Линь Бао. Очень хорошие бойцы. Численностью не меньше взвода.

Я задумчиво кивнул. Нам противостоял серьезный противник.

– Сколько у тебя людей?

– Когда спускались под землю, в отряде было шестьдесят семь бойцов. Сейчас – девятнадцать. Есть еще три «Автобота». Должны были прислать как минимум восемь, и пару-тройку «Баксов». Но они не прибыли. Если честно, я не удивлен. Мы пробивались сюда с боем через каждый перекресток, сэр.

– Знаю. У меня было двадцать шесть, осталось семеро.

– Теперь нас, значит, снова двадцать шесть. С ума сойти! Это все, что осталось от всего нашего батальона? А что майор Томсон, капитан Колд? Неужели они тоже погибли?

– Колд ранен. Его заместитель был так одержим жаждой истребления всего живого, что его пыл пришлось остудить. А Томсон, со свойственной ему мудростью, остался наверху, – объяснил я, не скрывая раздражения. – Я встречал по пути других комбатов. Берн, Рекс – они сражаются вместе со своими людьми. Но наш доблестный командир решил не растрачивать понапрасну свой талант. Ему еще предстоит воспитывать на Грей-Айленде новые поколения легионеров для грядущих войн.

Хард понимающе кивнул. Он тоже не любил Томсона.

– Надо заканчивать это безумие, – наконец изрек я.

– Согласен, сэр. Но это будет не просто. У евразийцев было время, чтобы подготовиться. С наскока их не взять. Сил для этого маловато. Может, лучше подождем, пока они вывесят белый флаг? Они ведь понимают, что их там зажали, и что рано или поздно им конец.

Вопрос и так был наполовину ироничен, но для верности я покачал головой.

– Это не ополчение, лейтенант. И даже не общевойсковая часть. Это – спецназ. Они не сдадутся. Если не поступит приказ о капитуляции.

Авторы плана вторжения надеялись именно на такой исход. С проникновением в город первых подразделений Содружества должно было стать ясно, что Новая Москва скоро падет. Конечно, сопротивление могло вестись еще много дней: подземный город был продуманно разделен на уровни и отсеки, которые могли быть изолированы друг от друга и превращены в дополнительные оплоты обороны. Но все-таки судьба города была предрешена. Понимая это, Сальников, как комендант, мог принять решение о капитуляции, чтобы прекратить кровавую резню.

Проблема была в том, что Сальников был чертовски твердожопым ублюдком. Даже в этот самый миг какие-то из подвешенных под потолком динамиков, которые легионеры не сумели заглушить своими выстрелами, продолжали транслировать запись его речи, призывающей к сражению до последней капли крови.

– Как видите, пока еще им поступают обратные приказы, сэр. Безумие с «Зексом» их, похоже, только еще сильнее разозлило. Они могли бы сдаться, чтобы уменьшить жертвы среди мирного населения. Но теперь…

– Знаю, лейтенант. Знаю, черт возьми! Кто бы не натворил это – он не только преступник и маньяк, он еще и конченый идиот! И я, кажется, знаю, кто это.

– Контейнеры с газом принесли с собой психопаты из эскадрона «Сатана» – «охотники за головами», или как их там. Все знают, что у этих ребят не все дома. Помните ту историю в Южной Африке, после которой этого их Гаррисона прозвали «Могилищиком»?

– Не думаю, что это инициатива Гаррисона, – закусил губу я. – Теперь он подчиняется тому, кто не терпит, чтобы что-либо делалось без его приказа. И ты прекрасно знаешь, на что этот человек способен. Уж я-то точно знаю.

Лейтенант ничего не ответил. Мы с ним оба понимали, что Чхон вполне мог отдать этот приказ. Но говорить об этом сейчас не было смысла. Давать оценку действиям Чхона предстояло другим людям. И в любом случае это будет потом, когда сражение отгремит. Сейчас же мы зашли слишком далеко. И дороги назад в любом случае не было.

– Надо идти на баррикаду, – молвил я с тяжким вздохом. – Приказ есть приказ. Так что готовь отряд.

– Как скажете, сэр.

Когда вокруг сгрудились два с половиной десятка легионеров, я заговорил:

– Ну вот и все, мужики. Вы – это все, что осталось от нашего батальона. Вы дошли дальше всех. Остался последний рывок. Но он будет непрост. Нас ждет тяжелый бой. И вести его надо грамотно, осторожно, без лишней спешки.

Легионеры внимали. Первым делом я повернулся к снайперу.

– Игл! Возьми с собой Крэйна в качестве помощника. Заходи в здание на углу переулка. Заберись как можно выше. Найди окно, из которого будет хорошо простреливаться переулок. Как только мы пойдем в атаку – начинайте вести огонь.

– Понял вас, сэр, – кивнул капрал-снайпер из роты «Чарли». – Рядовой Крэйн, за мной!

– Нейл, Найф, – я поманил к себе пулеметчиков. – Занимайте позиции в начале переулка. Сосредоточьте мощный огонь по баррикаде. Не давайте им высунуться! У вас достаточно патронов?

– Полтора тысячи, – доложил сержант Нейл, похлопав по рукояти свой пулемет.

– Всего семьсот осталось, – более сдержанно отозвался рядовой Найф.

– Дайте нам хотя бы минуту шквального огня. Потом хватайте свободные винтовки и присоединяйтесь к атаке. У нас каждый ствол на счету.

– Так точно, сэр!

– Фудзи, – я кивнул в сторону единственного оставшегося ракетчика, капрала из роты «Альфа». – Сколько ракет осталось?

– Всего три, сэр.

– Сделай залп по баррикадам вначале наступления. Потом за винтовку – и в бой.

– Будет сделано, сэр.

– Остальные – двигайтесь позади «Автоботов». Меняйте укрытия быстрыми перебежками, не прекращая вести огонь. Не спешите прыгать на баррикады с помощью ранцев. Если окажетесь там слишком рано – евразы вас там быстро прикончат.

Мне ответил хор голосов:

– Понял!

– Ясно!

– Так точно!

Удовлетворенно кивнув, я обратился к единственному оставшемуся огнеметчику:

– Хаш, ты двигайся вместе со всеми. Особо не высовывайся. Как только удастся приблизиться к баррикадам на ярдов двадцать – хватайся за огнемет, и жарь их, чтобы не могли высунуться, сколько хватит топлива.

– Приказ понял, сэр.

Оглядев всех еще раз, я в заключение молвил:

– Это – последний рубеж, легионеры. Отобьем у евразов этот их центр управления ПВО – и на этом война для нас будет окончена.

Ответом мне было молчание. Передо мной были последние двадцать шесть человек, оставшиеся в строю из более чем трехсот, участвовавших в этой высадке, при штатной численности батальона в пятьсот человек. Одни лишь эти цифры сами по себе уже красноречиво говорили о величине шансов кого-либо из них уцелеть в бою.

Но, как известно, легионеры никогда не жаловались.

– Ни пуха, ни пера, – молвил я.

– К черту!!! – ответило сразу несколько голосов.

§ 33

Штурм баррикад, как и ожидалось, обернулся по-настоящему тяжелой, жесткой схваткой. Их обороняли не перепуганные дружинники, а армейский спецназ, при поддержке двух турелей. Едва наши силы зашли в узкий переулок, как нам врубили прямо в глаза яркие прожектора и открыли плотный огонь.

Легионеры продвигались вперед короткими перебежками, прячась за любыми подручными укрытиями, и вели интенсивный огонь в ответ. Это был классический пехотный бой на ближней дистанции, когда ты можешь даже разглядеть силуэты врагов и услышать их крики – такое стало редкостью на современной высокотехнологичной войне.

– Держаться любой ценой! – кричал по-русски евразийский офицер, командующий на баррикадах. – Не подпускайте этих скотов близко!

От огня бойцов Легиона отключилась одна из вражеских турелей, а за ней и вторая. Один за другим погасли прожектора. Но защитники баррикад не сдавались. Им удалось подбить двух «Автоботов». Один из евразийских спецназовцев выпустил ракету по окну, в котором сидел наш снайпер, и со взрывом огонь того замолк. Оба наши пулемётчика израсходовали свой боезапас, и наш огонь всерьез ослаб.

Пули летели так плотно, что я не в состоянии был высунуться из укрытия в узкой нише в одной из стен переулка. В похожем положении оказались и другие легионеры. Бой перешел в состояние позиционной перестрелки. Продвижение атакующих вынужденно приостановилось.

– Держите их под плотным огнем! Не дайте им высунуться! – продолжал умело руководить боем офицер с евразийской стороны. – Их там не так уж много, братцы!

– Товарищ капитан, оборона прорвана по всем фронтам! – запыхавшимся голосом отрапортовал храброму командиру баррикады голос другого бойца, звучащий куда менее решительно. – Несметные полчища врагов продолжают высаживаться у наших стен и проникать внутрь! Похоже, это конец!

– А-ну заткнись, ефрейтор! Становись в строй! – злобно гаркнул офицер в ответ.

Слегка высунувшись из ниши в стене, где я нашел свое временное убежище, я увидел через прибор ночного видения, придающий мрачному полумраку искусственное сияние неестественного фиолетового оттенка, раскинувшийся передо мной широкий переулок. Белокаменный некогда пол почернел от сажи, пепла и осыпавшейся штукатурки. Невидимые вне инфракрасного спектра лучи лазерных прицелов мелькали в тягучем спертом воздухе, клубящемся ядовитыми облаками отравляющих газов, перемешанных с едким дымом.

В переулке неподвижно лежало несколько тел легионеров, которые пали, пытаясь первыми пробиться к баррикадам. Из-под трупов ручейками лилась кров. Защитные костюмы и шлемы зияли дырами от пуль, сквозь которые в тела проникли отравляющие газы, способные убить намного быстрее, нежели сами пули. Где-то за баррикадами вдали засели бойцы Союза – все еще готовые сражаться.

В этот момент, когда ситуация уже казалась критической, во всех динамиках величественного города, стонущего в агонии осады, зазвучал хорошо знакомый голос.

– Прекратить огонь! – велел я легионерам, едва услыхав обращение.

Вначале мне было сложно в это поверить. Но я не ослышался. Это был голос коменданта Сальникова. Уставший, надорванный и сломленный.

– … призываю мужественных солдат и ополченцев, которые до последнего отстаивали оборонительные рубежи, прекратить сопротивление, – тихо, будто ненавидя сам себя, вещал он. – Во имя наших жен и детей, отцов и матерей, всех тех, кто за нашими спинами, я призываю вас к самому сложному поступку из тех, что вам довелось совершать, герои – сложить оружие. Настоящий командир должен иметь мужество признать свои ошибки. Эта битва, вопреки моим обещаниям, вопреки моей вере, проиграна. Мы еще в состоянии продолжать сопротивление, благодаря нашей ярости и презрению к смерти. Но остановить противника, давящего нас своим варварским оружием, бросившего в первые ряды генетически модифицированных убийц и киборгов, мы уже не в силах. Мы бы не дрогнули! Но мы не можем допустить, чтобы продолжили умирать мирные жители города. Руководство капиталистов сообщило, что гарантирует неприкосновенность всем нонкомбатантам, а также всем военнопленным, которые в дальнейшем будут обменяны на пленных противника. Верховное руководство партии в лице самого генерального секретаря ЦК партии только что настоятельно рекомендовало мне принять эти условия. Это невероятно тяжелое решение. Но я, несмотря на мои чувства, мою ярость и готовность сражаться, принял его как единственное возможное. Мой последний приказ, как верховного главнокомандующего армией – это приказ о прекращении огня. И о капитуляции Новой Москвы.

Я поднял вверх раскрытую ладонь, отдавая своим бойцам молчаливый приказ воздержаться от огня.

– Внимание! – громко прокричал я по-русски, обращаясь к людям по ту сторону. – Говорит командир подразделения специальных войск Содружества! Вы слышали приказ о капитуляции?! Я подтверждаю слова о гарантиях для военнопленных! Мы предлагаем вам выйти из укрытия с поднятыми руками и сдаться в плен! Мы не будем в вас стрелять!

Мой выкрик повис в тяжкой тишине отравленного ядами воздуха. Со стороны баррикад молчали. Однако они и не отвечали на мой призыв огнем – а это значит, шанс все-таки есть. Я был уверен, что если не генерал Чхон, то во всяком случае кто-то из высшего руководства Содружества, давно отдал распоряжение прекратить огонь по солдатам Союза, и мы получили бы его сейчас, имей мы связь. Так или иначе, но это общепринятый обычай войны, и я был намерен его соблюсти.

– Солдаты Союза, бой окончен! – закричал я, и, кажется, даже сквозь защитные мембраны дыхательной системы в моем голосе прорезалось что-то человеческое. – Давайте мы прекратим эту бессмысленную резню и вернемся домой!

Прошло некоторое время, прежде чем с противоположной стороны донесся голос того самого офицера, что командовал обороной, преисполненный искренней ярости и практически физической боли:

– Мы – дома! Вы ничего не оставили от нашего дома! Мирные люди умирают от ваших боевых газов, твари! Вы никакого не пожалели! Так какого хера мне верить, что ты не выстрелишь мне в лоб, едва я покажусь в поле зрения, а, сука?!