Текст книги "Новый мир. Книга 3: Пробуждение (СИ)"

Автор книги: Владимир Забудский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 38 страниц)

– Триша. Очень приятно.

Прием душа с помощью здешнего санитара, который старался вести себя вполне тактично, нельзя было назвать приятным занятием, но к подобным вещам я уже привык в больнице и перестал воспринимать как унижения. Спустя полчаса я уже был в лекционной аудитории на сорок мест, заполненной примерно на две трети. И был я здесь в числе немногих, кто вообще слушал лектора. Большая часть присутствующих находились в состоянии такого глубокого умиротворения, граничащего с летаргическим сном, из которого их вряд ли бы вывел даже сильный удар битой.

Лектор подходил под аудиторию – низкорослый, самодовольный, пузатый человек, чье сомнительное красноречие не нуждалось ни в аплодисментах, ни в вопросах, ни даже во внимании со стороны слушателей. Ведь он был всецело поглощен собой и своей глупой жестикуляцией. Его убаюкивающий голос гипнотизировал и клонил в сон. Тема лекции звучала так же занудно: «Правильное дыхание, правильное питание и гигиена мыслей – ключ к душевному равновесию и полноценной, здоровой, счастливой жизни».

– … вот так, – закончил долгую демонстрацию правильного дыхания толстяк. – Глубокий вдох – и плавный, полный выдох. Можете прикрыть глаза, чтобы ничто не отвлекало вас от контроля дыхания. Это поможет вам очистить мысли от лишней суеты. А очистившись, ваша душа обретет такой необходимый ей баланс. Злость отступит, не будет раздражения, и беспочвенные страхи перестанут проявлять себя…

Некоторое время я старался не ослаблять внимания, даже записывал что-то. Но сонливость одолевала. Я, должно быть, задремал бы, если бы не начавшаяся головная боль, которая обычно беспокоила меня по пару часов раза два-три в день. Прошло десять, затем двадцать, а затем тридцать минут, но головная боль все усиливалось. Я исступленно тер себе виски, старался думать о чем-то другом, а голос лектора оставался все таким же монотонным и начинал раздражать. Очередной раз отряхнувшись, я вдруг встрепенулся и решил, что с меня хватит.

– Сэр, прошу прощения, – я поднял вверх руку.

Удивление на лице лектора было так велико, будто за долгие месяцы его работы здесь никто и никогда не перебивал его вопросами. Впрочем, может быть, ему просто никогда не задавал вопросов человек с таким количеством шрамов на лице.

– Д-да?

– Мне вот что интересно, – заговорил я. – В этой аудитории собрались три десятка людей, которые прошли через войну. В отличие от вас, судя по вашему виду. Без обид. Я не знаю кто из них где служил и что видел. Но ручаюсь, что у каждого из них есть своя история и своя трагедия. И есть свои причины, почему он не может, как вы это говорите, э-э-э, «обрести равновесие». Вам не интересно было бы послушать каждого из них? Узнать, что их на самом деле беспокоит, что им на самом деле нужно?

– О, прошу прощения, но у нас это не принято, – с неискренней елейной улыбочкой ответил он. – Расспросы могут побеспокоить или даже расстроить наших посетителей. Поймите, некоторые из них, по своему характеру – несколько замкнутые и стеснительные люди…

– При чем здесь характер? – насмешливо прыснул я, оглядывая аудиторию. – Я бы тоже был таким «замкнутым», если бы закинулся тринозодолом, как предлагал ваш любезный доктор. Если хотите знать мое мнение, то это, уважаемый, довольно-таки трусливая и говенная методика реабилитации – превратить людей в овощи и монотонно пичкать их наставлениями, которые они даже не слушают, наплевав на то, что происходит у них в голове и в душе на самом деле. Если, конечно, задача всей этой программы состоит не в том, чтобы проесть грант или продемонстрировать публике какие наши работодатели добрые и социально ответственные. Если это так, то вы тут неплохо справляетесь.

– Мистер… э-э-э… Сандерс? – сбитый с толку лектор сверился с коммуникатором, где у него был список участников.

– Меня на самом деле зовут Димитрис Войцеховский, – поправил его я. – Я служил в «Железном Легионе», там нам давали псевдонимы. Но война давно закончена, так что больше не вижу смысла ни от кого скрываться.

– Послушайте, мистер Вийтковский…

– Вой-це-хов-ский. Это польская фамилия. Происходит от имени «Войцех». Впрочем, забудьте. Если вы не хотите беспокоить других, то давайте я расскажу, что меня гложет. А вы дадите мне пару полезных советов, как обрести душевное равновесие. Больше там мандаринов есть, выдыхать через нос, или еще что. Может, они и еще кому пригодятся. Лады?

На лице лектора было написано неопределенное выражение. Но я посчитал, что его вполне можно засчитать за согласие и продолжил говорить:

– Я пролежал в коме больше года после того, как в Новой Москве меня превратили в кусок фарша. Перед этим я три с половиной года прослужил в Легионе, прошел всю войну, большую часть времени не совсем помня кто я вообще такой и откуда, из-за наркоты. И вот я очнулся в мире, который очень-очень отличается от того, к которому я привык. Моя рожа похожа на сшитую из лоскутков. Половина суставов отказывается работать. Я не могу ходить. Сильные боли, бессонница, сорванная психика, ну и все прочее. У меня нет семьи. Друзей тоже не осталось. И вот смотрю я за окно и вижу, что там, чтоб меня, все счастливы, как в раю. Война как будто двадцать лет закончилась, а не год назад. О ней уже никто не помнит, или представляют ее себе хрен знает как. Сейчас точно не 2113-ый? Нет? Так вот, подхожу к вопросу. Мой мозг, конечно, порядком изъеден химикатами, которыми меня пичкали, и продолжают пытаться пичкать до сих пор. Но IQ все-таки не опустился еще до уровня шимпанзе. И парочки дыхательных упражнений, при всем моем к ним уважении, может не хватить, чтобы я перестал задаваться несколькими вопросами. Имело ли смысл все то, что я сделал на этой чертовой войне? Что мне делать дальше? Где мое место в этом гребанном мире? Кто я вообще такой? Вот эти чертовы вопросы! И если вы правда такой умный, как пытаетесь показать, то помогите мне и другим в этой аудитории на них ответить и обрести чертово равновесие, о котором вы тут толкуете. А если нет, то я лучше не стану тратить свое время!

Позднее я решил, что погорячился с этим выпадом из-за головной боли, которая часто провоцировала раздражение. Но все же растерянное лицо толстяка, который так и не сошелся с толковым ответом, оставило на душе злорадно-приятный осадок, и о сделанном я не жалел.

§ 55

Лекция закончилась около полудня. За ней, если верить программе, следовал совместный обед, на котором, как жизнерадостно заверяли авторы программы, меня ждет «веселое и душевное общение с товарищами». Вспомнив лица тех, с кем мне предстоит обедать, я иронично ухмыльнулся и порадовался, что после обеда смогу отсюда свалить.

За длинными столами, где проходил обед, не было слышно ни веселых шуток, ни трепа, который обычно можно услышать в мужской компании. Бесцветные глаза, в которых сквозила опустошенность, неподвижно глядели в одну точку. Ложки вяло скребли по тарелкам, елозя в ней содержимое, но лишь единицы ртов открывались, чтобы отправить хоть что-то в желудок. Тринозодол занимал за этим столом самое почетное место, хотя и не был виден.

Когда я подъехал на своем кресле к столу, за которым сидели одиннадцать мужчин, и громко пожелал всем приятного аппетита, мне не ответил ни один – лишь несколько пар глаз вяло окинули мой силуэт, не произнося ни слова.

– Хм, что тут у нас? – вслух спросил себя я, ставя свой поднос на стол. – Вареная рыба, пшеничная каша, сельдерей. М-м-м, это по мне. Вот йодистые водоросли в печенках сидят. Скажите честно, парни, вам не осточертела эта хрень? Сколько не пихай в себя йода, все равно детишкам придется потратиться на свинцовые гробы для папенек… Хотя о чем это я? Какие еще детишки?

На эту эскападу никто не ответил – лишь несколько унылых пар глаз поползли в мою сторону, словно глаза полудохлых рыб, плавающих в аквариуме супермаркета, при виде покупателя. Пожав плечами, я набросился на еду, картинно причмокивая и восторгаясь ее вкусовыми качествами.

Покончив с рыбой, я положил ложку и прокряхтел.

– Анекдот! – объявил я, вспомнив злую шутку, услышанную в больнице от Джо Слэша. – Встречаются двое бывших сослуживцев в поисках работы. Один говорит другому: «Я слышал, что дорожные службы набирают на работу ветеранов Новой Москвы». «А почему именно ветеранов?» «В целях экономии». «Не понял. А в чем экономия-то?» «Ну как же? А где еще можно встретить дешевую рабочую силу и светящийся дорожный знак в одном лице?»

Как я и ожидал, никто не засмеялся, кроме меня самого.

– Светящийся, поняли? От радиации светятся!

Молчание продолжилось.

– Не знаю, а мне понравился, – смирившись, пожал плечами я, и принялся за сельдерей.

От сельдерея начало тошнить, но я пересилил себя и съел все до последней крошки.

– Эх, попросить, что ли, еще одну порцию? – рассудил я вслух, с деланно довольным выражением лица откидываясь на спинку кресла.

Затем по-дружески хлопнул по плечу соседа.

– Эй, дружище, не хочешь сгонять нам за добавкой? У тебя вроде ноги на месте.

На мне остановился мутноватый рыбий взгляд.

– Ладно, понял, сам съезжу, – покорно кивнул я.

– Эй, забей на этого торчка! – вдруг раздался за моей спиной громогласный веселый бас. – Подвинься-ка, овощ!

Перед моим изумленным взглядом увесистый силуэт громадного чернокожего мужчины, примерно моего возраста, бесцеремонно согнав со стула безвольного бедолагу с рыбьими глазами, плюхнулся на его место сам. Как и на мне, одежда висела на этом крупногабаритном мужике волоком. Сразу было видно, что в свое время он отличался гораздо более крупным сложением. Не я один оказался высушен «Валькирией» и прочей дрянью. Впрочем, выглядел он, бесспорно, все же поздоровее меня.

– А ты весельчак, я погляжу, – усмехнулся здоровяк. – Нечасто тут таких встретишь.

– Почему это? Мы с ребятами тут неплохо тусуемся, – возразил я, по-дружески потрепав по плечу флегматичного соседа слева, который в ответ вяло отшатнулся.

– Да брось. Это же планктон. Сидят на «трине». Смотри, – презрительно усмехнулся мужик, картинным жестом несколько раз ощутимо ткнув кулаком плечо сидящего рядом мужчину. – Эй, ты, балбес! Я сегодня с утра сестре твоей вдул, ничего страшного? В анал её отодрал! Эй! Ты же не против, а?

Тот покосился на обидчика злобным затравленным взглядом, но ничего не сделал.

– Видишь? – продолжал смеяться шутник. – Жалкое зрелище. Злится, а укусить не может. Как змея, у которой вырвали жало. А ведь когда-то был бойцом. Вот что делает «трин». Так что меня на это дерьмо никто ни за какие коврижки не подсадит.

– Меня тоже, – согласился я. – Но ты кончай, что ли, глумиться над беспомощными бедолагами. Для этого много удали не надо.

– А я, думаешь, для этого тут? – возразил тот. – Я их спасти пришел. Снова сделать людьми. Вот что я тут делаю, брат.

– Спасти? – с сомнением спросил я, обводя взглядом инертный «планктон». – И как же, интересно? Если твой план в том, чтобы раззадорить их своими «дружескими подколками», то я тебя разочарую – нихера он не работает.

Тот ответил мне многозначительной усмешкой, мол, обожди, не все сразу.

– Пойдем, покумекаем, – позвал он меня, поманив рукой.

§ 56

Здоровяк провел меня в одну из комнат отдыха, где посетители реабилитационного центра могли собраться небольшими группками и пообщаться. Здесь было с полдюжины людей. Развалившись на мягких диванах и пуфиках, трое мужчин чуть младше меня курили и болтали. Еще двое – проводили полушутливый боксерский спарринг. Один – лежа на диване, читал что-то на коммуникаторе.

Сразу бросалось в глаза, что все шестеро отличаются от «планктона», который я видел в столовой: их моторные навыки работали вполне нормально, взгляды были осмысленными, в голосах не проступало тупости и заторможенности. Об их армейском прошлом напоминали короткие стрижки и шрамы, ни один из которых, впрочем, был не чета моим. В остальном они вполне походили на обычных людей.

– Добро пожаловать из мира зомби в мир людей, – прикрыв за мной дверь, приветственно объявил мой провожатый.

– А, новичка привел, Пит? Молоток! – одобрительно отозвался один из участвовавших в спарринге мужчин, прежде чем второй вполсилы заехал ему в ухо.

– Присаживайся, брат, – плюхнувшись на ближайший пуфик, пригласил меня мужчина по имени Пит, но тут же поправился, кивнув на мое кресло. – А, впрочем, ты, я вижу, и так уютно умостился.

– Чувство юмора у тебя обалденное, – буркнул я мрачно. – Рассказывай, давай, в чем состоит твоя спасительская деятельность. Проповеди читаешь, что ли?

Мужик в ответ громко заржал.

– Забавно! Знаешь, это очень забавно, потому что мой родной брат, Илай, мы с ним вместе служили, так вот он действительно проповеди читает. Пастором стал, прикинь? Слегка слетел с катушек после войны, вот и ударился в религию. Каждый сходит с ума по-своему.

Я согласно кивнул.

– Меня зовут Большой Пит, – наконец произнес он, протянув мне правую руку.

– Димитрис, – ответил я, пожав его руку.

Тут только я заметил, что на месте левой руки Большого Пита, начиная от локтя, находится современный роботизированный протез.

– Как-как? Ди-ми-что? Из Турции, что ли?

– Имя греческое, но я не оттуда.

– Откуда же?

– Непростой вопрос. В последнее время перед войной жил в Сиднее.

– Прикольно! Братишка мой, тот самый, Илай, как раз в Сиднее сейчас. В Малой Африке, ну, в этом, значит, в гетто. Но там прикольно. Бизнес делать можно. Собираюсь и сам туда перебраться, как стокгольмская виза закончится.

– Бизнес, говоришь?

Оглянувшись по сторонам, как бы желая убедиться, что никто не подслушивает, мужик придвинулся ко мне ближе и заговорил наконец о деле:

– Ты парень вроде не промах, смекалистый. Так я тебе скажу прямо. Сам вижу, что жалко тебе смотреть на пацанов, которые под «трином», этой дрянью, превращаются в планктон. Ты же понимаешь, что это делается специально?

Я с большим сомнением осмотрел комнату. Не приходилось сомневаться, что владельцы реабилитационного комплекса приглядывают за его посетителями, в том числе и прослушивают разговоры, что в наше время было плевым делом даже для дилетантов. Так что обсуждать здесь темы, не предназначенные для посторонних ушей, не казалось хорошей идеей.

– Забей на них! – проследив за моим взглядом, махнул рукой Пит. – Мы больше не их собственность, чтобы на них оглядываться. Оттарабанили свой контракт, получили бабло, и до свидания! Когда я остался без руки, меня выкинули на помойку, оставив только страховку, по которой я могу ходить на эти дурацкие сборища или закидываться «трином» по дешевке. Моего мнения никто даже не спросил. Так что я им ничего не должен!

– Мой контракт еще действует.

– И что с того? Посмотри на себя. Тебя точно так же отправят восвояси. Мы им больше не нужны. Даже полностью здоровые не нужны в таком количестве. А те, кто хоть немного поистрепались – и подавно. Но от одной мысли о том, что мы будем делать на гражданке, индюкам из корпораций и из правительства становится не по себе. Вот они и пичкают нас этой дрянью. Безвольные овощи точно никому не навредят. Таков план. Но я трахал этот их план!

– Так ты, значит, в полной завязке? – со все возрастающим уважением глядя на Большого Пита, переспросил я.

Но он в ответ на это предположение лишь саркастически усмехнулся, напомнив мне, что Санта-Клауса не существует, а реальный мир – место суровое.

– Ага, конечно. Что я, совсем дурак, что ли? Это – дело пропащее. Не выйдет.

– У меня вроде получается. Не скажу, что это легко, но пока держусь.

– Не обманывай себя, парень. Ненадолго можно слезть. Но потом станет совсем херово. В конце концов припечет так, что сдашься и пустишься во все тяжкие. А если воля железная, то коньки отбросишь. Я и такие случаи видал.

– И в чем же тогда твой план? – неодобрительно насупился я.

– Я тебе вот о чем толкую. Этот их «трин» – дрянь. Но есть кое-что получше. На рынке есть вещи, которые даже круче тех, что мы принимали на войне. Много, конечно, дешевой «чернухи» ходит. Но качественный продукт тоже есть, если знать, где достать. И тех, кому он позарез нужен – море. Смекаешь, о чем я?

Я нахмурился и продолжал слушать.

– Даже миротворцев на войне много чем пичкали. А уж нашего брата-наемника – так и вовсе накачивали под завязку. Тебе ли не знать? Никто не думал о том, что делать с нами дальше. Да и мы сами, согласись, не особо задумывались о будущем. Что в итоге? Я этот цирк наблюдал в прошлом году, сразу после того, как с евразами заключили мир. Все мои сослуживцы, как один, писали заявления на продление своих контрактов. Идиоты надеялись, что будет продолжаться ежедневный кайф по расписанию. Но они просто рехнулись. Я, может, и не профессор, но быстро смекнул, что времена изменились. Война кончилась. Огромная армия наемников, стоящая уйму денег, никому не была нужна. Всех спишут в отставку – кого раньше, кого позже. Так в итоге и случилось.

– Ага, – согласился с ним один из мужиков, которые ранее спарринговались, как раз остановившийся, чтобы перевести дух. – Ублюдки чертовы!

– А ты что хотел, Макс? Это капитализм, детка, – ответил ему Пит тоном знатока этой жизни, и затем вернулся к прерванному монологу: – Такие вот дела, парень. Несколько сот тысяч, а может и пару миллионов парней, точно не считал, разом оказались на обочине этой жизни. Чем, спрашивается, им заниматься на гражданке? Строить дивный новый мир, как тот кретин из телерекламы? Нет уж. Эти ребята чувствуют себя хуже рыбешки, выброшенной на берег. И единственное, что может заменить им глоточек воды через жабры – это доза-другая химии, на которую они крепко подсели. И много кто готов преподнести жаждущим желанное. Закон торговли: есть спрос – будет и предложение.

Я пока никак не выражал своего отношения к сказанному, так что Большой Пит глаголил дальше:

– Власти, конечно, рады бы нас всех превратить в безмолвный «планктон», чтобы мы не мутили воду и не нарушали покой добропорядочных граждан. Но мы сделаны из другого теста. Во-первых, мы все по натуре бойцы, у которых хватило яиц, чтобы пойти на войну. Во-вторых, мы люди со своей волей, помнящие о своих интересах – потому и оказались в частном секторе, а не среди миротворцев. Растительная жизнь – не для нас. Так что всем, кого я тут встречаю, в чьих глазах я еще вижу хоть каплю адекватности, я предлагаю реальную помощь. Вот и тебе предлагаю. А если ты мужик вообще мировой, так ты, глядишь, и другим парням помочь захочешь… Эй, ты чего ухмыляешься? Без обид, но выглядит стремно.

Чем дольше он говорил, тем шире становилась моя ухмылка. Картина прояснилась.

– Ах, «помощь», значит? – сатирически переспросил я. – Знаешь, я уже второй раз за день вижу такого вот благородного драг-дилера. Первым был дрыщ из клиники «Опора».

После этих слов Пит выглядел искренне возмущенным.

– Чувак, ты чего, вообще ничего не кумекаешь?! Я тебе не эту дрянь предлагаю! Я тебе предлагаю вещь, с которой ты человеком будешь оставаться. Посмотри вокруг! Эти ребята что, по-твоему, похожи на овощей?

– Ты говоришь ерунду, – недовольно покачал головой я. – Мы все должны раз и навсегда завязать с наркотиками! Дело здесь не в том, какой препарат применять. Зависимость от веществ в любом случае лишает тебя свободы и отнимает у тебя шанс на нормальную жизнь. Неужели вы согласны смириться с жалким существованием торчков, весь смысл жизни которых сводится к ожиданию очередной дозы? И неужели вы не понимаете, что химия медленно убивает вас, даже если вы поначалу и не чувствуете этого?

– «Медленно убивает», говоришь? – вдруг вступил в наш разговор один из молчавших до этого мужиков. – Знаешь что? Я был в Киншасе в июле 90-ого. В тот самый день, когда евразы применили там воздушный нейтронный заряд, я с ребятами из особой охранной группы «Бразилиа Трупс» сторожил президентский дворец этого подонка Мэйуэзера. Правда вот, гад с семьей к тому времени уже эвакуировался. Но нас об этом предупредить «забыли».

– Я знаю, что там произошло, – кивнул я.

– Тогда ты, черт возьми, должен понять, о чем я толкую. В моем желудке каждое утро какие-то черти разжигают огонь. Это рак, парень. Думаешь, врачи справятся с этим дерьмом? Если даже и да, появится еще одно. И еще. У меня нет денег на чертову НСТ. Так что так будет продолжаться, пока я не сдохну в каком-то онкодиспансере, лысый и худой как покойник. Такой финал мне не по вкусу. Лучше уж я проведу остаток жизни за рулем тачки, пьяный вдрызг, с какой-нибудь шлюхой в обнимку.

– Не будь кретином, – неодобрительно покачал головой я. – Мы все способны вернуться к нормальной жизни. И ты тоже. Даже если ты болен, от тебя все равно зависит, сколько ты проживешь и, главное, как. Кем ты мечтал стать до войны, приятель?

– Да какая разница?! – перехватил инициативу Пит. – Пора забыть о временах, когда мы были сопливыми подростками, которые верили в светлое и счастливое будущее. Если ты забыл сегодня утром посмотреть в зеркало, то я напомню тебе, кто ты – исполосованный шрамами косой урод в коляске, который, готов поспорить, каждую ночь мычит и обливается слюнями, представляя себе, как вонзает шприц в вену.

– Мы еще можем стать теми, кем когда-то были. Или хотели стать, – возразил я.

– Не знаю кем ты был до войны. Что до меня, я никогда не купался в бабле, не подтирал задницу шелком и не ел из серебряного блюдца. Я вырос в дыре, жил в дыре, еле вылез из той дыры. И теперь в ту же дыру возвращаться не собираюсь. У меня появилась куча бабла, ради которой я и подписал контракт. И я его намерен преумножить.

– Ага. Как же, «куча», – иронично прыснул один из мужиков.

– Да, знаю, и здесь нас надули, прикрываясь якобы нашим же благом, – сердито кивнул в ответ Пит, и тут же разъяснил мне: – Корпорации растянули выплаты вознаграждений по контрактам на много лет. Или предложили заменить живые бабки на дурацкие жилищные, образовательные и социальные программы, придуманные государством, которое, видите ли, лучше нас знает, как нам тратить наши бабки. Корпорациям всегда было плевать на правительство, а тут вдруг они оказались законопослушными и подчинились этому указу. Который «совершенно случайно» оказался для них очень выгодным.

– Кидок, – заметил злобно один из мужиков.

– Ясно, Кобб, что кидок. Типичный. Плевать. Выкрутимся.

§ 57

С каждой минутой разговора я делался все мрачнее и задумчивее. Я вполне разделял злость, которую эти люди испытывали к частным военным компаниям, которые воспользовались ими, как вещями, и даже не расплатились с ними сполна. Но мне сложно было принять циничный подход к будущему, который изложил мне Пит.

Смириться с тем, что я хронический наркоман, и подсесть на нелегальные средства, которые позволят мне сохранить рассудок хотя бы отчасти? Да еще и торговать ими с себе подобными? Это – та самая судьба, ради которой я угробил свое здоровье и потерял все, что имел?!

– Где служил? – по-свойски спросил Большой Пит.

– «Железный Легион».

– О, это серьезно, – уважительно причмокнул он, и кивнул на парня, читающего что-то. – Донни вон тоже оттуда. Донни! Донни, эй!

– Чего тебе, Пит? – отвлекшись от чтения, слегка сонным голосом спокойно переспросил худой парень с короткой стрижкой, выглядящий не старше двадцати пяти.

– Твой сослуживец пожаловал.

– Здорово. Ой. А ты… э-э-э… правда был в Легионе? – всматриваясь в меня, переспросил Донни, откладывая коммуникатор. – Ты извини за недоверие, дяденька. Но, я помню, у нас там вроде все были помладше.

– Седина и шрамы добавляют мне лет. 6-ой батальон. Рота «Чарли».

– Надо же, правда?! Я знаю парня из этой роты! – обрадовался Донни.

– Ты хочешь сказать – видел его уже после войны? – заинтересовался я.

Насколько я мог судить, из моей роты уцелели очень немногие.

– Да. Он – один из немногих выживших. Его зовут Терри. Позывной в легионе – «Руд».

Я сразу вспомнил парня с изуродованным «Зексом» лицом, с которым пересекся при спуске в недра Новой Москвы. Скорее всего, его успели эвакуировать до того, как на ТЯЭС произошел взрыв.

– Как он? Ожог остался сильный?

– О, ты его даже помнишь? Нет, вроде нормально, пересадили ему на харю кусок кожи с задницы, смотрится почти прилично. Сейчас в Новой Киншасе. Клюнул на эту удочку из рекламы с бесплатными квартирами для ветеранов, которые помогут отстраивать город. Я ему говорил, что это о миротворцах речь, но Бобби, дурачок, все надеется, что ему что-то обломится. А тебя-то самого как звать? Передам привет при случае.

– Моим позывным был «Сандерс».

Глаза бывшего легионера недоверчиво округлились.

– Так звали командира его роты. Он о нем рассказывал, – пробормотал Донни с растущим недоверием. – Говорит, хороший был мужик. Но из Новой Москвы – не вернулся.

– Я больше года провалялся в коме. Все думали – не выберусь.

– Ничего себе! – присвистнул Донни. – Извините, что не отдаю честь, капитан.

– Теперь ты уже и не обязан.

– «Капитан», ты сказал? – с удивлением посмотрел на него Пит, а затем перевел столь же недоуменный взгляд на меня. – Правда, что ли? Не фигово так! И долго ты в этом Легионе?..

– С мая 89-го, если считать учебку.

– Обалдеть! Так ты всю войну прошел! – уважительно воскликнул один из мужиков. – То-то по тебе и видно, что тебя потрепало!

– Больше ни о чем не расспрашивайте. Как я уже сказал, мой контракт еще действует.

– Лады, дружище, – согласно кивнул Пит. – Ты подумай о том, о чем я тебе сказал, ОК?

Я неопределенно кивнул.

– Где ты его вообще откопал, Большой Пит? – спросил один из его корешей.

– Сам в шоке, – отозвался тот.

Я не удержался от того, чтобы прыснуть.

– Эй, кэп, чего это ты ржешь?

– Давно, видать, тебе дали это прозвище, – объяснил я, глядя на его обвисшие одежки. – С таким же успехом меня можно прозвать «Быстрым».

– Ты о чем? – распрямив плечи, недоуменно переспросил Пит.

– Не обижайся, но явидал бабулек, у которых плечи пошире твоих, Большой Пит.

Донни и кто-то еще из мужиков залились хохотом.

– Эй, полегче на поворотах! Я, может, и сбросил чуток мышечной массы, пока валялся полгода в госпитале. Но я все еще силён как бык! Мужики не дадут соврать, я тут у нас первый по армрестлингу.

– Ха! А я, между прочим, слышал, что легионеры – это самые выносливые бойцы, – вдруг вспомнил один из мужиков. – Вон на Донни нашего посмотри – худой, казалось бы, но, мать его, двужильный. А капитан так наверное вообще зверь! Он бы тебя наверняка вздул!

– Эй, да ладно вам, мужики, – добродушно махнул рукой Пит. – Для кэпа его бойцовские деньки уже явно в прошлом. Так что давайте не будем гадать, кто бы кого вздул.

– Эй! У меня с ногами проблемы, а не с руками! – запротестовал я.

– Парень, да ты весишь фунтов сто на вид. Ветром унести может.

– Готов побиться об заклад, что сожру разом пять порций гребаных йодистых водорослей, если не положу тебя на правой руке.

– Ты серьезно?! – чернокожий гигант оскалился в недоверчивой ухмылке. – Эх, если б я не уважал седину и инвалидность, я бы тебя и на левой положил, коротышка.

Большой Пит красноречиво помахал протезом, оставшимся на месте левой руки, и мужики в комнате нестройно захохотали.

– «Инвалидность», ты сказал? Ну давай, иди сюда, верзила, – позвал я его, вызывающе разводя руки, призывно покачав головой. – Притащите кто-нибудь стол! Сейчас посмотрим, кто кого.

Не прошло и минуты, как мужики, заинтересовавшись таким поворотом событий, притащили нам какую-то тумбу, на которой можно было более или менее удобно разместить локти. Большой Пит, грузно поднявшись с пуфика в предвкушении легкой победы, занял место напротив меня.

Готовящееся действо взволновало даже тех участников посиделки, кто ранее оставался безучастным. Я оглянуться не успел, как вокруг собрались шестеро зрителей, разгоряченных примитивным, но захватывающим, истинно мужским зрелищем – двое сорвиголов, решивших померяться силами на спор.

В мгновение ока нашлись секунданты, которые пододвинули наши локти в нужное положение. Как и всегда в таких случаях, кто-то первым выкрикнул заветное: «Ставлю пятак на Пита!», и сразу несколько глоток загалдели, радостно заявляя о своем участии в тотализаторе. Донни, вызвавшийся быть моим секундантом, поставил небольшую сумму на меня, но я подозревал, что это лишь дань вежливость и солидарность сослуживцев. Как ни крути, Пит выглядел крупнее меня раза в полтора.

– Эй, что там у вас происходит? – услышал я за спинами мужиков обеспокоенный вопрос кого-то из сотрудников комплекса, как бы невзначай заглянувших в нашу комнату отдыха, видимо, в ответ на оживленный гам. – Там что, драка?!

Я встретился глазами с насмешливым взглядом Большого Пита. Хватка у громилы оказалась крепкая, и я, честно говоря не сомневался, что он победит. Но давно забытое чувство соревновательности и бурлящей жизни, которое я испытывал, стоило того, чтобы съесть на спор сколько угодно водорослей.

– Начали! – взревел один из секундантов, хлопнув рукой по тумбе.

Я ощутил напряжение, с которым сплелись наши ладони. С удивлением почувствовал, как мышцы, прежде твердые, как сталь, быстро слабнут под напором руки противника. Тяжело дыша, я сделал над собой титаническое усилие, чтобы хоть немного побороться, не позволяя прижать руку к столу. Мужчины вокруг возбужденно галдели, колотя руками по тумбе и поддерживая нас бодрящими ругательствами.

– Ну давай же, сдавайся, ублюдок, – кряхтя от напряжения, шептал раззадоренный схваткой соперник, усиливая нажим. – Все равно я тебя сделаю!

– Эй, остановитесь! Это что вам, атлетический зал?! – возмущенно кричал где-то позади санитар, пытаясь протолкнуться месту схватки.

В этот момент тумба под нашими локтями, не предназначенная для таких нагрузок, надломалась. Я увидел изумленное лицо Большого Пита, приближающееся ко мне, за миг до того, как наши черепа стукнулись друг о друга, а их владельцы, держась за ударенные места, оказались на полу, среди поломанных деревяшек.

– Да что же это такое?! – завопил санитар возмущенно. – Что за дебош?!

– Ну и чугунная у тебя башка, Пит, – пожаловался я, моргая одним из своих глаз, но все же не в силах удержаться от смеха. – Черт! Похоже, у меня опять сотрясение.

– Ну, тебе-то не привыкать, судя по мордашке, – тоже смеясь, ответил мой соперник. – Эй, помогите-ка усадить короля обратно на его трон!

Я ощутил, как несколько пар рук схватились за меня, усаживая назад на инвалидное кресло. Держась за шишку на голове, Большой Пит похлопал меня по плечу, и пообещал:

– Не думай, что отделаешься от водорослей, парень. В следующий раз я тебя взгрею.

– Только это, вы уж будьте так добры, в атлетическом зале! – качая головой при виде разломанной тумбы, сказал один из сбежавшихся на место инцидента сотрудников.